Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XI. Петр в Пилау

К вечеру этого же дня, вторника 22 июня, относится эпизод, подававший повод к разного рода толкам и пересудам: столкновение Петра с его любимцем Лефортом. Происшествие было крайне раздуто; говорили, что царь в порыве гнева бросился на Лефорта со шпагой и чуть было не заколол его, если бы только состоявший при царе гофмаршал фон Принцен не защитил собой Лефорта, бросившись между ним и нападавшим на него царем[854]854
  Pelz. Geschichte Peters des Grossen. Leipzig: Neue Ausgabe, 1865. S. 125; Dukmeyer. Korbs Diarium, I, 310.


[Закрыть]. Эпизод был гораздо проще, и дело не пошло далее крупного разговора. Так, по крайней мере, изображает его в своем журнале тайный секретарь и переводчик фон Берген, заслуживающий полного доверия, потому что он был очевидцем происшествия и не имел основания уменьшать его размеры. «Во вторник (2 июля / 22 июля), – пишет Берген, – я опять выехал в Пилау… Г. фон Принц как сначала, так и все время состоит при великом командоре (Петре). Однако вследствие сильной усталости, которая, кажется, переходит в лихорадку, он вечером не был при обычном утешении (compalisance). Прошлую ночь, после того как они вернулись с фишгаузенской большой охоты, великий командор принял от многих полный решпект как царь и открыто признавал, что он… великий государь, чего я на следующий день не заметил, хотя он сам со времени приема передо мной не таился. Я почувствовал, однако, вечером некоторую перемену, так как произошел некий крупный разговор между великим командором и генералом:

за кем дело стало, что приходится здесь медлить; на генерале одном должна лежать ответственность, так как, по его (царя) мнению, все задержки – лишь призраки (An Wem es lдge dasz man daselbst solang verweilet: der General allein hat dцrfen antworten, dasz es Seines wissens nichts als Ombragen weren, die Sie aufhielten). Великий командор, как казалось, подвергал порицанию волокиту генерала, которой за ним раньше не бывало, на что генерал возразил, [указав] на тревожное начало этой поездки, когда не думали, что он (генерал) может прожить более трех дней. Командор еще раз попрекнул его, что он стал беззаботен, потому что заметил, что стал велик. Я пришел к спору как раз, когда командор сказал: он-де сделал его великим, от чего генерал не мог отрицаться, и к тому генерал прибавил: ни один государь, как только великий государь, не мог его так возвысить, однако спрашивал наперед господ послов, знают ли они или слыхали, а затем, памятно ли и великому командору, чтобы он (генерал) предпринял какой шаг к своему возвышению или искал его, на что они все ответили, что нет, и затем после небольшого молчания генерал обратился к великому командору с тонкой улыбкой: ему его милостивейший великий государь оказал много милости и сделал его более великим, чем он когда ожидал, но если бы его величество захотел оказать ему еще одну милость и вернуть его в прежнее состояние, то он восхвалил бы его, что он сделал его не только великим, но и счастливым. Тогда великий командор обнял его, дружественно с ним говорил и приказал наполнить кубки, которые, будучи наполнены до краев (in floribus), весело ходили кругом при звуках литавр, труб и пушек за благополучие сперва наших обоих великих государей, затем всего их государства и всех союзников; при этом я их оставил после полуночи…»[855]855
  Dukmeyer. Korbs Diarium etc., I, 312–314.


[Закрыть]

Что толки и пересуды преувеличивали и извращали истину по крайней мере в одном, в участии фон Принцена в ссоре царя с любимцем, видно уже из того, что фон Принцена, как несомненно удостоверяет Берген, даже и не было при этом происшествии. Молва о столкновении и притом в раздутых формах долетела и до Женевы, и родственники Лефорта, видимо, были встревожены за него, так что он должен был их успокаивать, опровергая дошедшие до них сообщения. В письме, относящемся к более позднему времени, к октябрю 1697 г., из Гааги Лефорт, касаясь происшествия, также удостоверяет, что, кроме крупного разговора, ничего не было. «До сей поры, – писал он брату Ами, – по милости Божией все выходило к нашему удовольствию, особенно же к удовольствию его царского величества, хотя некоторые злословы (maldisants) написали вам очевидную ложь и нечто такое, чего в таком виде никогда не случалось; если даже и были какие-нибудь слова, то это не их дело вмешиваться в подобные обстоятельства и писать о них. Завистники слишком часто лгут. Простите меня, что я вам докучаю с этим делом, но вы можете поверить, что если бы дело действительно так произошло, как вам сообщают, то они лучше бы сделали помолчав, и я только пожелал бы, чтобы эти господа постоянно обманывались, как и в этот раз; они принуждены были бы со стыдом прийти и письменно просить меня об извинении в том, что таких слов, как они их распространили, не бывало. Впрочем, любезный брат, я не буду более о том говорить. Я только желаю, чтобы благой Господь сохранил меня в той милости, которою я пользуюсь и пользовался, и чтобы он не возносил меня выше; я совершенно удовлетворен»[856]856
  Posselt. Lefort, II, 424–425.


[Закрыть].

С заключением договора 22 июня дело Великого посольства при бранденбургском дворе оканчивалось. По первоначальному маршруту посольство, а вместе с ним и царь должны были от бранденбургского курфюрста направиться к цесарю в Вену. Но так как с цесарем трудами посланника Нефимонова союз был возобновлен еще 29 января, то Петр мог дать волю своему стремлению ехать скорее в Голландию учиться искусству кораблестроения. 2 июня посольство отправило в Голландию так называемую «обвестительную» грамоту о своем предстоящем прибытии. Однако события в Польше принудили Петра задержаться в Пилау до конца июня. В Польше в мае и июне происходили королевские выборы, и царь, равно как и курфюрст, считал необходимым следить за ними, находясь поблизости. Великое посольство, за которым стоял и действовал, конечно, сам царь, вело переписку с русским резидентом в Варшаве А.В. Никитиным, посылало ему инструкции, получало его донесения, вообще руководило его действиями. Выборы начались в Варшаве 5 мая и отличались крайне бурным характером. Боролось несколько кандидатов, из которых наиболее серьезными были французский принц из дома Бурбонов де Конти, маркграф Баденский Людвиг и курфюрст Саксонский Фридрих-Август. Для России желательным кандидатом был последний, курфюрст Саксонский, и совершенно неприемлем был француз принц де Конти, родственник Людовика XIV. Если бы ему удалось занять польский престол, он был бы на нем не более как версальским агентом, а так как Франция тогда поддерживала Турцию в ее борьбе с союзом четырех держав, то очевидно, что, появись де Конти на польском престоле, Польша неминуемо должна была выйти из союза. Такие взгляды были выражены в энергично написанной грамоте от царя к панам-раде и ко всей Речи Посполитой, датированной 31 мая и помеченной Москвой, на самом же деле отправленной послами из Пилау 12 июня[857]857
  Пам. дипл. сношений, VIII, 852.


[Закрыть]. В грамоте высказывалось решительное осуждение французской партии в Польше, которая ради своей корысти забывает, какой опасностью будет грозить избрание французского принца союзу против общего неприятеля «креста святого», султана турецкого. Французский король поддерживает дружбу с общим врагом, султаном, и помогает ему, а если и в Польше будет француз, то какой же с ним будет союз и какая война против турок? Царь заканчивает грамоту пожеланием, чтобы поляки избрали на престол кого угодно, только не из противников союза. Грамота была получена в Варшаве 15 июня, за два дня до выборов, и произвела желательный эффект. Голоса разделились. 17 июня часть избирателей провозгласила королем принца де Конти, другая часть – курфюрста Саксонского Фридриха-Августа, который немедленно же двинулся с войсками в Польшу. Только получив известие о перевесе саксонской партии, Петр решил покинуть Пилау[858]858
  Там же, 852–861, 868–876.


[Закрыть].

29 июня праздновались на чужбине царские именины. «Празднество было Петра и Павла, – записано в «Юрнале» – и разговелись; и стреляли из пушек в городе Пилоу и был фейерверк». В «Статейном списке» празднество описано подробнее: «Июня в 29 день, то есть во вторник, был день святых апостол Петра и Павла, в которой и имянина благоверного великого государя царя… великие и полномочные послы праздновали и были у всенощного бдения и слушали святую литургию» в походной церкви, расположенной в доме иноземца француза Дор-шоха[859]859
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 46: «Июня в 30 день… иноземцу французу Доршоху, у которого на дворе поставлена была церков, дано пара соболей в 7 руб.». Там же, л. 12: «Июня в 29 д. в Пилаве для государева ангела святых апостол Петра и Павла священнику Поборскому да дьякону Тимофею дано 13 золотых».


[Закрыть]. «А по литургии пели молебен и обедали у генерала и адмирала у Франца Яковлевича Лефорта; и в тот же день с поздравлением курфистр присылал к великим и полномочным послом ближних своих людей – Пруские земли канцлера Кренца с товарищем. И великие и полномочные послы за то поздравление благодарствовали. Того ж числа в вечеру были огнестрельные потехи, и верховые и водяные ракеты, которые устроены от московских бомбардиров, зело изрядные и удивлению достойные»[860]860
  Пам. дипл. сношений, VIII, 876; ср.: Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 46: «Да пилавскому жителю, у которого в дому в замочку Пилау деланы ракеты и всякие огнестрелные вещи, пара соболей в 10 руб., пара соболей в 6 рублев с полтиною, косяк камки». Там же, л. 10 об.: «Июня в 15 д… в Пилаве ж толмачу Ивану Кропоткину, как он посылан ис Пилавы в Конихзберх, на покупку огнестрельных вещей дано 10 золотых».


[Закрыть]. Под «московскими бомбардирами» «Статейного списка» надо, конечно, разуметь прежде всего самого Петра.

Празднество это не прошло, однако, так гладко, как можно подумать по описанию в официальных известиях. Петр был крайне раздосадован, что курфюрст, к которому он стал питать чувство дружбы и который оказал ему внимание визитом в день рождения, 30 мая, не сделал того же в день именин, а ограничился присылкой придворных с поручением поздравить царя, и это тем более что Петр сам изготовил фейерверк к празднику. Досада вылилась в раздражение против явившихся поздравлять придворных – прусского канцлера графа Крейзена и ландфогта фон Шакена. Придворные передавали извинение курфюрста, что он не может еще раз лично проститься с царем, так как спешно должен выехать в Мемель на свидание с герцогом Курляндским. Царь принял их сухо, обошелся с ними более чем резко и в тот же день обратился к курфюрсту с собственноручным письмом, подобных которому тоже, вероятно, весьма немного в истории международных отношений. «Min Her, – пишет царь курфюрсту. – Понеже твоi посланные твоi сегодня, по поздравълениi оть тебя, не толко чтобъ приятно поступили, но досадя мьнѣ, так чъто я отъ тебя, яко iскреннего друга своего, николи такихъ противъныхъ слоѳъ не слыхалъ, i еше хуждьше, что не сказавъся i не приятъ отвѣта, къ тебѣ ушъли, что [с] имъ объявъляя тебѣ, [лю]безному другу своему (не яко любоѳъ мешая), но яко не сумнителному приятелю пиша, дабы мешъ такими непотребными служители съсора напърасна не вьчелась, о чемъ не сумневаюся никогда. Piter»[861]861
  П. и Б. Т. I. № 172. Курфюрст отвечал письмом от 20 июля, полученным царем в Миндене 29 июля. Арх. Мин. ин. дел. Дела прусские 1697 г., № 2.


[Закрыть].

Об этом эпизоде производилось расследование, и один из уполномоченных курфюрстом поздравителей, канцлер фон Крейзен, представил обер-президенту подробный доклад, рисующий происшедшее. «Согласно письму вашего превосходительства, из Салау к гг. обер-советникам, – пишет фон Крейзен, – я вместе с г. ландфогтом фон Шакеном отправился в Пилау, чтоб приветствовать его царское величество от высокого имени его курфюршеской светлости по случаю дня его тезоименитства. После того как мы оба около 11 часов перед наступающим обедом были допущены к аудиенции в доме лицент-инспектора Штенглера и были введены г. фон Принцем, мы нашли его царское величество с его посольством стоящим у окна, и, так как в комнате было уже много народу, мы должны были близко подойти к нему, и затем последовала соответствующая краткая речь, потому что я был заранее предупрежден г. Принцем постараться о краткости. Как ни был комплимент краток сам по себе, я должен был его еще сократить, так как великий посол г. Лефорт делал мне знаки кончать; и он был закончен словами, подписанными в приложении. Его царское величество во время аудиенции большей частью опирался левой рукой на окно, и тотчас по окончании речи без малейшего ответа вышел в соседнюю комнату, хотя здесь же находились его послы, а также и переводчик. Затем мы были приглашены за стол, за которым сидело 10 человек, и посажены рядом с послами, причем играли его трубачи попеременно с музыкантами крепости. Между тем поданы были два больших серебряных сосуда и заздравные стаканы, из которых серебряный кубок, вмещавший в себе штоф вина, был выпит зараз г. Лефортом. Но его величество демонстративно (zum Vorschein) не провозглашал и не пил ничьего здоровья. Мы скромно делали все, насколько было возможно, и с большим терпением ожидали конца пира, за которым его величество все время говорил со своими послами, насколько можно было заметить, о ведомостях и о выборе короля в Польше и, между прочим, открыто поцеловал г. Лефорта, который, разговаривая с его величеством, держал в зубах трубку, а затем целовал в потную черную голову своего шута (карлика?), которого посадил с собой. Как только его величество встал из-за стола, мы его проводили в соседнюю комнату и затем отправились в нашу квартиру, находившуюся прямо против… дома лицент-инспектора.

После того как мы в течение почти доброй четверти часа старались отдохнуть, пришел к нам г. Принц с заявлением, что его величество желает, чтобы мы опять пришли в собрание, что сейчас же и было сделано, и мы нашли комнату, полную музыкантов и других людей, так что негде было протолкнуться. При этом возникло неожиданное омрачение, когда его величество среди других разговоров с Лефортом сказал на голландском языке, что курфюрст добр, а его советники – дьяволы (der Chьrfurst ist gut, aber die Rдthe Teufel), и посмотрел на меня при этом очень нахмурившись. Я, канцлер, ничего на это не отвечал, но сделал несколько шагов назад, чтобы уйти от его гнева; но его величество, дважды схватив меня за грудь, сказал: иди, иди (gehe, gehe). После чего я с господином ландфогтом ушел в свою квартиру и по истечении получаса уехал. Вот вполне верный ход дела, который может быть не только нами подтвержден под присягой, но и засвидетельствован многими присутствовавшими»[862]862
  Posselt. Lefort, II, приложение IX.


[Закрыть]. Это была, очевидно, одна из тех вспышек гнева, при которых Петр совершенно не владел собой.

XII. Путешествие по Германии

30 июня вечером, написав коротенькую записку Виниусу: «Пожалуй покълонись въсемъ; а мы поехали отсель въ Колъбергъ iли въ Любекъ»[863]863
  П. и Б. Т. I. № 173. В тот же день, вероятно, написано было не дошедшее до нас письмо к А.М. Головину (там же. С. 635).


[Закрыть], Петр на голландском галиоте отплыл из Пилау[864]864
  Походный журнал: «Перебрались на корабль послы и ночевали. И пошли из Пилоу после полудня в 5 часу в путь свой морем; а галиот пошел поутру, на нем Десятник». Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 12: «Июня в 30 д. в Пилаве ж иноземцу Гендрику Марийну, у которого первой великой посол стоял на дворе, за ествы и питье дано 100 золотых да работником его 7 золотых. На отъезде ис Пилавы дано курфирста Брандебурского служителем дворянину Принцу, которой служил валентером, 200 золотых, Бекарю, который надзирал за караблями, 20 золотых, пушкарям пилавским 15 золотых, салдатом, которые у караблей и на дворех стояли, 15 золотых, музыкантом 11 золотых, капитану, которой был на яхте, 10 золотых, да штюрману и сарам той же яхты 16 золотых, да шиперу Петру Христофорову, что был на особом карабле у маеора Ивана Шмита, за простой 30 золотых. Того ж числа лоцманом, которые из пилавского пристанища выпровадили посолской карабль на море, 7 золотых». Арх. Мин. ин. дел. Дела прусские 1697 г., № 1, л. 121–123: «Роспис запасом, которые присланы от курфирста и куплены на карабль».


[Закрыть]. Вслед за ним двинулись и послы в пятом часу пополудни, предварительно отпустив в Нарву отобранных дворян, солдат и служителей. Отплытие послов сопровождалось пушечными салютами[865]865
  Пам. дипл. сношений, VIII, 876–877.


[Закрыть]. Первоначально предполагалось совершить весь переезд в Голландию морем, и датское правительство снарядило уже корабли для конвоирования посольства[866]866
  П. и Б. Т. I. № 177. Грамота к датскому королю Христиану от 16 июля 1697 г. с благодарностью за эту любезность. Был еще план отправить третьего посла с посольской свитой морем до Любека. Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 9: «Июня в 7 д. взято к третьему великому послу на покупку всяких карабельных запасов и на всякое росходы 500 золотых, потому что велено ему итить со всеми государевыми людми до Любка на особом карабле и на те золотые запасы куплены и за простоем к морскому ходу в тех запасах доволства не было». Там же, л. 10: «Июня в 12 д. посылан ис Пилавы в Кенихзберх подьячей Михайло Ларионов; дано ему на покупку запасов к прежней покупке на карабль же 165 золотых, потому что первой покупки запасов за росходом учинилось мало».


[Закрыть], но затем морское путешествие признано было опасным ввиду полученных посольством известий, что в Балтийском море крейсирует эскадра Жана Барта, голландского моряка, корсара, услугами которого пользовалось во время войны французское правительство, и что эта эскадра только что привезла в Данциг принца де Конти:

«великим же и полномочным послом во время бытия их в Пи-лове приходили многие ведомости, что князь Деконтий приехал в Гданеск и живет во Гданску, а проводил-де его до Гданска морского разбойнического корована генерал Ян Барт, и тот де Барт шатается на Варяжском море, и им-де, великим и полномочным послом, морем ититъ небезопасно». Но и путешествие сушей было не менее опасно, так как пришлось бы ехать польскими землями, отделявшими тогда Пруссию от Бранденбурга, и можно было ожидать, что «поляки, люди непостоянные», а в особенности в то время «без короля пребывающие во всякой шатости», учинят на послов нападение[867]867
  Пам. дипл. сношений, VIII, 875.


[Закрыть]. Таким образом, решено было избрать средний путь: добраться морем до ближайшей гавани во владениях курфюрста и затем продолжать дорогу по Германии.

1 июля, как отмечено в «Юрнале», «на море стрельба была пушечная и много кораблей видели». Дни 2 и 3 июля за противными ветрами проведены были также на море. 4 июля галиот Петра подошел к Кольбергу, но пристать не мог. Петр с сопровождавшими его сошли на берег в двух милях от города и отсюда сухим путем достигли города. Так, кажется, надо толковать заметку «Юрнала» под этим числом: «Галиот пришел под город Кольберх, и, не дошед за две мили, поехали сухим путем»[868]868
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр дв., № 47. Т. 12 об.: «Июля в 4 д. лоцманом ж, которые, не доезжая Колберха, приезжали к посолскому караблю, дано золотой».


[Закрыть]. 5 июля приблизился к городу корабль с послами, но до 8-го послы не могли высадиться с корабля из-за бурной погоды. Только 8 июля погода утихла, и послы получили возможность сойти на берег. На корабль явились представители городской знати, «из начальных людей знатные особы», поздравили послов с прибытием и, посадив их в бот, отвезли на берег[869]869
  Пам. дипл. сношений, VIII, 876–878; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв. № 47, л. 12 об. – 13 об.: «Июля в 9 д. у пристани Колберской за перевоз великих послов и при них будучих людей с карабля на берег дано 5 золотых с полузолотым. Июля в 10 д. в Колбергу ж шиперу Яну Фридриху Милке за простой карабля, на котором ехали великие послы ис Пилавы до Колберха и что стояли к Пилаве многое время, дано 40 золотых… Июля в 11 д. в Колберхе ж за розбитой голиот шиперу 75 крестинок, да за шмаки и за боты, на которых великих послов рухледь перевезена с карабля на берег, перевощиком дано 90 крестинок»… «Июля в 10 д. в Колберхе ж променено для мелких дачь на брандебурскую монету на крестинки 230 золотых; взято за те золотые 862 крестинки с полкрестинкою».


[Закрыть]. Послы остановились в гостинице на пристани, куда к ним с визитом приехал губернатор Кольберга. Затем им поданы были кареты и последовал торжественный въезд их в город при пушечной пальбе. День закончен был ужином, предложенным послам от города – «от бурмистров и мещан». Лефорту отведено было помещение у самого бургомистра; второй и третий послы помещены были в ратуше. Петр с 8 июля жил в Кольберге на своем галиоте; так, кажется, надо понимать заметку «Юрнала» под 8 июля: «с корабля послы перебрались в город, валентеры на галиот»[870]870
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 11: «Июля в 11 д. в Колберхе ж шиперу с сарами за галиот, на котором были от Пилавы до Колберха валентеры, дано 10 золотых да 7 крестинок» (1 золотой = 3,75 крестинки).


[Закрыть]. 10 июля угощал послов ужином губернатор; тосты за здоровье великого государя и курфюрста сопровождались пушечной пальбой[871]871
  Пам. дипл. сношений, VIII, 878.


[Закрыть].

Из Кольберга часть посольства: 5 человек дворян, 15 человек волонтеров, состоявшие при тех и других слуги, часть солдат и разных служителей, всего 71 человек, – под начальством Богдана Пристава отпущены были на корабле до Любека, откуда они сухим путем должны были отправиться в Амстердам и там ожидать посольство[872]872
  Там же, 878–882. Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 13 об.: «Июля в 11 д. отпущены морем ис Колберха до Любка Богдан Пристав розных чинов з государевыми людми на том же карабле, на котором великие послы ехали из Пилавы до Колберха, а на покупку на карабль запасов дано им 100 золотых да на наем подвод и всяких проторей 410 золотых, взял те золотые подьячей Никифор Иванов. И по приезде Богданове в Амстердам у подьячего Никифора Иванова те золотые на вышеписанные издержки все в росходе, которым золотым поданы великим послом росходные книги».


[Закрыть]. Сами же послы с остальной свитой и с остальными волонтерами, в числе коих находился и Петр, приобретя в Кольберге экипажи, «коляски и телеги», тронулись в дальнейший путь 11 июля[873]873
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 13: «В Колберхе ж куплено для посолского подъему шесть косяков да два воза болшие, дано 9 золотых да 379 крестинок».


[Закрыть]. У П.Б. Возницына Кольберг мог оставить по себе неприятное воспоминание: у него украдена была здесь шкатулка с разными вещами: письменными принадлежностями, столовым прибором и др. – эпизод, по поводу которого колбергские бургомистры писали впоследствии великим послам, извещая их о ходе следствия по этому делу[874]874
  Там же. Дела прусские 1697 г., № 4, л. 1–5.


[Закрыть]. Подводы под посольство доставляло курфюршеское правительство, собрав их «с уезда». С полмили за город провожали послов губернатор генерал-поручик Девец и комендант Шенберг при пушечных салютах[875]875
  Пам. дипл. сношений, VIII, 883; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 46 об. – 47: «Июля в 11 д. в Колберхе дано губернатору генералу порутчику Девецу соболей пара в 20 руб., две пары по 7 руб. пара, два косяка камок. Коменданту полковнику Яну Криштофу Шенбеку две пары по 7 руб. пара, косяк камки. Шкиперу Яну Нобелю, которой был на галлоте у валентеров, дано пара соболей в 7 руб., косяк камки. Того ж галиота штирману дано портище камки. Двум музыкантом, которые были во время обеда у губернатора, дано по портищу камки; двум порутчиком, которые в Колберхе у первого великого посла стояли на карауле, дано по паре соболей по 7 руб. пара человеку; двум человеком конским учителем дано по паре соболей по 7 руб. пара человеку. Господарю, у которого первой великой посол стоял на дворе, дано 2 пары соболей по 7 руб. пара, два косяка камок». Там же, л. 13: «Июля в 10 д. в Колберхе ж дано трубачам колберским 4 крестинки да служителем ратушного дому 6 крестинок». Там же, л. 14: «Июля в 11 д. на отъезде ж ис Колберха курфирстовым салдатом, которые стояли у великих послов на карауле, дано 200 золотых да 3 крестинки. На отъезде ис Колберха по просительным писмам дано нищим милостыня 3 золотых».


[Закрыть]. По обыкновению, перед отъездом Петр писал в Москву, на этот раз к Виниусу. В письме он вкратце сообщает о прибытии в Кольберг, об изменении маршрута, о поездке прямо в Голландию, а не к цесарю, как предполагалось ранее, потому что союз с цесарем уже возобновлен, заехать в Вену можно будет на обратном пути.

Далее Петр сообщает о причинах замедления в Пилау из-за польских дел и о результатах королевских выборов: избраны два короля, но есть надежда, что саксонский курфюрст возьмет перевес. Переход курфюрста, избранного в короли, в католичество причинил ему затруднения в его собственной стране, но ему помогут именно благодаря этому переходу цесарь и папа; он подошел уже с войском к границам Польши и теперь уже, надо полагать, находится в Кракове, готовясь к коронации. О принце де Конти ничего не слышно. Принца на выборах поддерживал архиепископ-примас, которого за это чуть было не убили (покушение на него было сделано при отъезде его с выборов), но шляхетство о французском кандидате и слышать не хотело. Курфюрст в борьбе против турок будет держать нашу, а не французскую сторону. Письмо заканчивается уведомлением, что в Кенигсберге бомбардир на русскую службу нанят и выслан, подыскиваются также мастера железного дела. Царь шлет поклоны московским друзьям. «Min Her Vinius, – писал Петр, – сего месяца 3 дня приехали мы сюды на Галанскомъ гальоте, слава Богу, счастлива: а послы пришъли передъ устья на брандебурскомъ коробле 6 д. i стаяли по 8 д. за великимъ противънымъ вѣтромъ; а сегодни поедемъ отсель прямо въ Голанскую землю (а къ цесарю затѣмъ не пошъли, что ужъ на три года здѣлана, i теперь делать нечево; а чаемъ оной путь назатъ едучи, восприять i въпреть союзъ продолжить). Въ Пилоу жили за елекъциею Польскою, гъдѣ сколко возможъно дѣлали. Въ Полше нынѣ два короля, толко совершено чаемъ Сакъсонскому быть (хотя i дома на него учинилось за вѣру противъность адънако для восприятия котоличества цесарь i папа ево не по-кинутъ), i уже пришолъ давъно въ 2000 на границу, i чаемъ ныне в Кракове для коронования. А объ де-Контье болше не слышать, да i въ элекцiю болшей стаялшикъ былъ примасъ, которого за то чють не убили; а посполитой наротъ i слышать не хотелъ. Дай богъ, чтобъ такъ совершилось, потому что сей курѳирстъ i нареченъны[й] кароль нашей, а не Ѳъранъцуской стороны. Iзъ Кюнинбергъ приговорилъ я i послалъ бумъбордира; i о железныхъ мастерахъ радѣемъ, сколко мощьно. Пожалуй, всемъ отдай покълонение; а за скоростию ко ѳъсемъ пи[с]ать не успѣлъ, да i для того, что въчерась были у каменъданта. Piter. Iзъ Колберха, въ 11 д. iюля»[876]876
  П. и Б. Т. I. № 375. В письме есть неточности. Петр прибыл в Кольберг не 3, а 4 июля (Походный журнал), послы не 6-го, а 5-го. Курфюрст Саксонский подошел к границам Польши не с 2-тысячным, а с 12-тысячным войском. Бомбардир, принятый на русскую службу с Кёнигсберге, Яган Бус, отправлен был из Пилау в Нарву 30 июня вместе с лишней частью посольской свиты.


[Закрыть]. Письмо это показывает, как внимательно следил Петр за польскими делами и какое большое участие в них принимал. Как в сношениях с бранденбургским курфюрстом по поводу заключения союза, так и в польских делах главное для Петра – это «священный союз» и война против турок. С этой точки зрения расценивает Петр международные отношения России.

В тот же день, 11 июля, Петр с посольством к вечеру доехали до городка Трептова, отстоящего в трех милях (21 верста) от Кольберга и, миновав этот городок, расположились на ночлег близ него, за городом[877]877
  Походный журнал 1697 г. С. 15; ср.: Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 47: «Июля в 12 д. дано писарю курфирстову Элшлегену пара соболей в 7 руб., збирал он великим послом подводы. Июля в 13 д. за Трептом, где великие послы за подводами две ночи начевали, старосте того места дано пара соболей в 7 руб., портище камки». Там же, л. 14: «Июля в 12 д. в городе Треп-те работницам, которые служили при столах, дано 5 крестинок. Колберским возницам, которые великих послов везли в коретах до гостиного дому с полмили, дано 9 золотых да 6 крестинок».


[Закрыть]. 12 июля отправились далее в 11 часов утра, проехали Грейфенберг и в пятом часу пополудни достигли городка Наугартена, где и остановились[878]878
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 14: «Июля в 13 д. в Нейгарте, где великие послы стояли, господину дано 5 золотых да две крестинки да нищим крестинка».


[Закрыть]. Петру было доставлено письмо от Виниуса, помеченное Москвой 18 июня, в котором Виниус просил подыскать трех мастеров к железным заводам, а также выражал пожелание достать мушкетных, сабельных и замочных мастеров[879]879
  П. и Б. Т. I. С. 629–630.


[Закрыть]. 13 июля посольство сделало путь от Наугартена через Массов[880]880
  Так в Походном журнале (с. 15): «В 13 день от Нейгарта поехали в путь; отъехав две мили до городка Макс, здесь послы кушали». В «Расходной книге» (Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47. л. 14 об.): 13 июля, «отъехав от Нейгарта в местечке Дерксе, где великие послы обедали, дано служащим людей 4 крестинки».


[Закрыть] до Старгарда; 14-го проехали Пириц и остановились в Картциге (Kartzig). 15 июля простояли в том же местечке «за ожиданьем подвод»[881]881
  Пам. дипл. сношений, VIII, 884; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 14 об.: «В местечке Карцике подвотчиком, которые посолские коляски везли, дано 4 крестинки. Июля в 16 д. в Карцике ж служащим людем дано 5 золотых, да огороднику золотой».


[Закрыть]. Здесь были написаны грамоты в Польшу с подтверждением полномочий резиденту стольнику Никитину и к датскому королю Христиану с благодарностью за приготовление судов для конвоирования посольства, если бы оно отправилось в Голландию морем, и с убеждением не пропускать принца де Конти в Балтийское море[882]882
  П. и Б. Т. I. № 176, 177.


[Закрыть].

16 июля двинулись дальше, миновали Нейдам, ночевали в местечке Кварчин[883]883
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 14 об.: «Июля в 16 д., отъехав от Карцика пять миль в местечке Кварчине великие послы начевали, дано работником 4 крестинки». В Походном журнале (с. 16) местечко названо Амкрачь.


[Закрыть]. 17-го прибыли в Кюстрин, крепость, лежащую при слиянии Одера с Вартой: «город не малый: 7 мостов подъемных», по замечанию «Юрнала». Здесь была устроена посольству торжественная встреча с пушечной пальбой; от города предложен был обед, и послы должны были расписаться в книге почетных гостей. «А как великие послы, – читаем в «Статейном списке», – приезжали к Кистрину, и их встретили градские мещане, – урядники с кореты, из города стрельба была из пушек, и в Кистрине подчиваны. А во время обеда великим и полномочным послом того места мещане показывали старинные свои вещи, то есть сухари, да рожь, да вино, а сказали, что тем сухарям и ржи сто семьдесят лет, а вину сто тридцать лет; в то ж де время и город Кистрин строен. Да великим же послом казали книгу, кто у них в том городе бывал из знатных, особ и подчиван, и в той книге на память те особы приписались руками своими и просили великих и полномочных послов, чтобы и они в тое ж книгу в честь граду их имена свои приписать изволили, и великие и полномочные послы по тому их прошению имена свои написали латинскими литерами. Да великим же послом подносили из ратушной великой серебреной и золоченой старинной стопы ренское, а говорили, чтоб для старины из ней сколько возможно испить; и великие и полномочные послы по прошению их то учинили, из той стопы ренское пили»[884]884
  Пам. дипл. сношений, VIII, 888–889; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 14 об.: «Июля в 17 ден в городе Кюстрине великие послы обедали; музыкантом и трубачем, которые играли при столе, дано 10 золотых, да возницам, которые великих послов из Кистрина в каретах от города с четверть мили везли, дано 5 золотых да 10 крестинок».


[Закрыть].

Сохранилось известие о досаде, причиненной Петру бывшими в Кюстрине франкфуртскими студентами, которые, чтобы удовлетворить свое любопытство и посмотреть на царя, опрокинув стражу, ворвались в помещение, где он останавливался[885]885
  Baron von Kohne. Berlin, Moskau, St.-Petersburg 1649 bis 1763, I. Berlin, 1882. S. 30.


[Закрыть]. Выехав из Кюстрина в тот же день, 17 июля, послы достигли городка Лебуса, где и ночевали[886]886
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 15: «Июля в 18 день в местечке Лабусе, где великие послы постояли, мещанину Ягану дано 4 золотых да работником его 4 крестинки».


[Закрыть].

18 июля остановка на ночлег была в Фюрстенвальде[887]887
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 15: «Июля в 19 д. в местечке Фирштенвалде, где великие послы стояли ж, дано господыне 2 крестинки. Того ж числа в местечке Ридердорфе, где великие послы начевали, работником дано 10 золотых».


[Закрыть]. 19-го останавливались в Рюдерсдорфе, в трех милях от Берлина послы – в казенном доме (Amt), а Петр – в простом крестьянском[888]888
  Baron von Kohne. Berlin. Moskau etc., I, 30.


[Закрыть]. Здесь посольство встретили полковник фон Гакеборн, советник дипломатического ведомства, по обозначению «Статейного списка» – «думной посольской» фон Квитцан (von Quitzan) и тайный секретарь и переводчик Эрнст Берген, которые условились с посольством относительно въезда в Берлин. С 19 на 20 июля Петр ночевал в имении Розенфельд, принадлежавшем премьер-министру фон Данкельману, впоследствии переименованном во Фридрихсфельд, в расстоянии ³/₄ мили от Берлина; там он помещался в доме садовника[889]889
  Походный журнал 1697 г. С. 16: Пам. дипл. сношений, VIII, 889; Theatrum Europaeum XV, 334; Baron von Kohne. Berlin, Moskau etc., I, 30.


[Закрыть]. Въезд в Берлин происходил на другой день, 20 июля, утром, с обычными церемониями. «А при посольской корете, – описывает въезд «Статейный список», – шли курфирстовы лекаи и московские гайдуки. А как въезжали послы в город, и тогда стреляли из 70 пушек три выстрела в городовых воротах, тако ж и на площади была стойка, и били в барабаны и трубили в малые флейты. Стояли великие и полномочные послы в самом месте в дому полковничьем»[890]890
  В трехэтажном доме умершего фельдмаршала Дерфликтера под названием «Zum schwarzen Adler», угол Росштрассе и Брейтенштрассе, № 4 (см.: Baron von Kohne, I, 31).


[Закрыть]. «У двора встретили великих и полномочных послов ^ВБерлине начальной чашничей (обершенк) фон-Беер, да полковник и комендант берлинской Pare, полковник ж Веллер, правитель над большим снарядом (артиллерией) полковник Сидо, да всего оберегательного полку (гвардии) капитаны, порутчики и прапорщики и иные началные люди и дворяне»[891]891
  Пам. дипл. сношений, VIII, 890.


[Закрыть]. Перед обедом послам были сделаны визиты военными и придворными чинами, а затем предложен был стол от курфюрста: «Подчивал великих и полномочных послов за столом господин начальной чашничей Бефек, а с ними сидел генерал-порутчик Вангенгейм, посолской думной Квичево» (von Quitzan) и др. За обедом были обычные тосты: «и при столе была музыка, и стояли многие честные жены и девицы»[892]892
  Пам. дипл. сношений, VIII, 891; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 15: «Июля в 20 день в городе Берлине музыкантом и трубачам дано 10 золотых. В Берлине ж, где великие послы обедали, подали им курфирстовы служители печатные листы, дано 10 золотых. Возницам, которые великих послов и дворян везли в каретах в Берлин и из Берлина, 10 человеком дано 20 золотых, да лекаем четырем человеком, которые великих послов провожали из Берлина ж, 8 золотых».


[Закрыть]. Сам Петр, опасаясь повторения чего-либо подобного случившемуся в Кюстрине и не желая быть предметом любопытства, проехал через Берлин в карете, закутавшись в красный плащ и откинув голову в угол кареты, заставив предварительно сопровождавшего его провинциал-гауптмана фон Яцкова дать клятву, что обеспечит ему инкогнито. Он въехал в Берлин через Георгиевские ворота (Georgenthor), впоследствии получившие название Королевских (Konigsthor), затем по Георгенштрассе, что ныне Кёнигсштрассе, проследовал мимо королевского замка и собора к Новым воротам через квартал, называемый Dorotheenstadt. Остановка была сделана только в Тиргартене, где предложено было угощение, после которого царь продолжал путь далее[893]893
  Baron von Kohne. Berlin, Moskau etc., I, 31.


[Закрыть].

В инструкции берлинским властям курфюрст предписывал показать царю все достопримечательное в Берлине, но Петр не нашел ничего замечательного для осмотра, запасся только географическими картами Бранденбургской и Голландской земель[894]894
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 15 об.: «В Берлине ж куплены три чертежа Брандебурской да Галанской [земель], дано 2 крестинки». Чертежи эти по приезде в Амстердам подклеивались. Там же, л. 178 об.: 24 августа «заплачено галанцу торговому человеку за подклейку двух чертежей галанской и брандебурской землям и за полотно, которым те чертежи подклеены, ефимок».


[Закрыть]. Спеша продолжать путешествие, он в тот же день, 20 июля, покинул Берлин.

Путь лежал через крепость Шпандау: «Ехали мимо города Шпандоф, из которого для почести великих и полномочных послов с роскату из города стреляли из двадцати семи пушек ядрами. Город тот зело на изрядном и крепком месте стоит, окружен водою, а вал земляной обложен кирпичом»[895]895
  Пам. дипл. сношений, VIII, 891–892: Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 15 об.: 21 июля «подвотчиком, которые великих послов из Берлина до Шпандова и из Спандова проводили на переменных лошадях, дано 3 крестинки».


[Закрыть]. К вечеру посольство остановилось в деревне Вустермарке, и здесь ночевали в помещичьем доме[896]896
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 15 об.: «Июля в 21 д., отъехав от Берлина 4 мили, в деревне Вустермарке курфирстовым служителем, которые подавали питье, дано 5 золотых». Там же, л. 16: «Того ж числа в деревне Вустермарке, где великие послы начевали, господарю и господыне и работником дано 2 золотых да 3 крестинки». Там же, л. 47 об.: «Из деревни Вустер-марка послано с переводчиком Эрнестом фон Бергеном в Берлин чашнику курфирстову пара соболей в 14 руб., да канцеляристу фон Квице, которой великих послов встретил под Берлином, пара соболей в 20 руб., конюшему Фейферу – пара в 8 руб. Да вышепомянутому Эрнесту, что он великих послов под Берлином встретил и из Берлина провожал до деревни Вустермарка, дано пара соболей в 7 руб.».


[Закрыть]. 21 июля проехали город Бранденбург[897]897
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 16: «Июля в 22 д. в Бранде-бурке подвотчиком дано 2 крестинки». Дата неверна, следует: 21 июля. См. Походный журнал (с. 17) и «Статейный список» (Пам. дипл. сношений, VIII, 892).


[Закрыть] и заночевали в городке Цыхейзере, как его называет «Юрнал», или в Цыгиезере, по обозначению Расходной книги (Ziesar?)[898]898
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 16: «Июля в 22 д… подвотчиком же, которые везли от Брандебурка до Цыгиезера, нок дано 12 крестинок. В Цыгиезере ж Кирилу Баканову на деготь к возам валентерским дано 2 крестинки. В Цыгиезере ж обменено на мелкую монету 7 крестинок и отданы для роз-дачи нищим священнику Ивану Поборскому. В Цигиезере ж, где великие послы начевали, работником того дому дано 4 крестинки».


[Закрыть]. 22-го держали путь через городок Мекерн. Остановившись часа на два для перемены лошадей в деревне Ципль[899]899
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв. № 47, л. 16 об.: «В деревне Гогенцыгет, где великие послы постояли, господину того дому дано 6 крестинок».


[Закрыть], смотрели на «великую гору» Блоксберг, «которая видна как облако, расстоянием от сей деревни 120 миль». В «Юрнал» попало, очевидно, и кое-что из рассказанного путешественникам об этой таинственной горе, на вершину которой в Вальпургиеву ночь на 1 мая слетается на шабаш вся нечистая сила: «На той горе, сказывают, есть на самом верху озеро небольшое, возле которого есть столб каменный и ковши железные на цепях; на тое гору, сказывают, ходу два дня». Двинувшись из деревни Ципль, посольство в тот же день, 22 июля, прибыло в Магдебург и въехало в город при пушечных салютах. Петр остановился за городом[900]900
  Походный журнал 1697 г. С. 17–18: «Проехав сквозь город, стали за городом».


[Закрыть]. Посольству отведен был дом в центре города против соборной церкви Св. Маврикия: «Стояли в дому против большой кирхи, которая кирха старое здание, и многие в ней вещи старинные; и в тое кирху великие и полномочные послы ходили и смотрили; и та кирха, знатно, была преж сего греческого закону церковь или римской костел, работы изрядной»[901]901
  Пам. дипл. сношений, VIII, 892: «а что в ней (церкви) видели, тому особая записка».


[Закрыть]. В церкви была музыка, и послам были показаны достопримечательности: камень со следами на нем крови казненного епископа Оттона, лохань, над которой Пилат умыл руки, доска от фонаря, несенного перед Иудой в саду Гефсиманском, лестница, по которой влезали на крест при снятии с него тела Христова: «В той церкви пред алтарем камень круглый мраморный, на котором знать во многих местах, а больше в одном, зело явно, кровь Удона епископа, который в ночь при явлении страшном на том месте казнен от Маврикия, той церкви патрона; в той же церкви лежит лохань, над которою Пилат руки умыл; исподняя доска фонаря, который перед Иудою несен, лестница, по которой ходили снимать Христа»[902]902
  Походный журнал 1697 г. С. 18; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 47 об.: «Июля в 23 день в Магдебурке губернатору дана пара соболей в 20 руб… порутчику Клейдеку, которой стоял у великих послов на дворе, пара соболей в 8 руб. Господарю того двора дано портище камки. Писарю замковому дано пара соболей в 8 руб., жене его портище камки». Там же, л. 16 об.: «Июля 22… под Магдебурком неволником (вероятно, встреченным тюремным заключенным) милостыни дано две крестинки, да подвотчику крестинка. В Магдебурке музыкантом шести человеком дано 18 крестинок и полкрестинки. Июля в 23 д. в Магдебурке ж музыкантом, которые при великих послех играли, дано 3 золотых; караулным салдатом, которые при дверех стояли, 4 золотых; повару, которой за ужином и за обедом ествы готовил, 4 ж золотых, да двум поваренным бабам 2 крестинки». Там же, л. 17: «Того ж числа магдебурским подводчиком трем человеком, которые были при калясках у великих послов, дано 6 золотых да крестинка».


[Закрыть]. Послам были поднесены печатные тетрадки с описанием церкви. Волонтеры (очевидно, в числе них и Петр) поднимались на колокольню[903]903
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 17: «В Магдебурке ж в кирхе святого Маврицыя, где великие послы были, дано музыкантом, которые в кирхе играли, 5 золотых; сторожу, который показывал все вещи в той кирхе, 7 золотых; жене, которая подала великим послом печатные тетрадки, описание той кирхи, 3 золотых, да другой жене, что отворяла двери на колокольне, как были валентеры, две крестинки».


[Закрыть]. Из Магдебурга посольство выехало на следующий день, 23 июля, остановилось и ночевало в Грoнингене, в замке курфюрста: «стояли в курфюрстовом изрядном дому; а наперед сего бывал кляштер (claustrum – монастырь), в котором и костел посреди полат изрядной и богатой с дивными арганы»[904]904
  Пам. дипл. сношений, VIII, 392.


[Закрыть]. «В замке костел, – читаем описание той же замковой церкви в «Юрнале», – в нем стенное письмо изрядное, писанные притчи из Библии, и резьбы из камня белого довольно и арганы на 59 голосов; а тому костелу, как построен, 945 лет». При посещении церкви послами была органная музыка. «Статейный список» отметил и другую достопримечательность замка: «В том же дому видели великую бочку, стоящую в погребу, пяти сажен вдоль, полуторы сажени в ширину и в вышину, в которую бочку, по скаске тамошних жителей, вливается по десяти сот по шестидесяти по шести болших бочек ренского». Грoнингемцами было поднесено послам печатное описание достопримечательностей замка и костела на немецком языке: «и того замка, и кирхе, и что в ней обретается, поданы великим и полномочным послом от служителей, того же города жителей печатная тетрадь на немецком языке»[905]905
  Походный журнал 1697 г. С. 18; Пам. дипл. сношений, VIII, 892–893; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 17: «Июля и 24 день в Гренинге законником доминиканом двум человеком дано 2 золотых, да капуцином двум же человеком 6 крестинок. В Гренинге ж дано поваренным работником, которые при столех великим послом служили, семи человеком, по золотому человеку; драгуном 20 человеком, которые из Магдебурка великих послов провожали и на караулех стояли, 13 золотых; жене, которая подала тетратки описание Гренинской кирхи, 2 золотых, музыкантом, которые при бытии великих послов в кирхе на арганех играли, 6 золотых, да огороднику, которой на стол садовые разные овощи подавал, 2 крестинки».


[Закрыть].

Выехав из Гронинга 24 июля после полудня, посольство проезжало в тот же день через городки Гальберштадт и Вернигероде и остановилось для ночлега в замке Ильзенбург. Внимание Петра привлекли железные заводы, расположенные у горы Блоксберг, к которой путешественники теперь приблизились; возбудили также, надо полагать, его любопытство рассказы о вершине горы, и он предпринял на нее восхождение. «Приехали в замок Ильзабурх, – отмечает «Юрнал», – здесь железные заводы близ горы Блоксберга, и ночевали… и был Десятник на Блюсберхе». То же известие подтверждается и «Статейным списком»: «А не доезжая в миле, проехали городок Гальберштат, да в стороне видима была великая гора, зовомая Блокзберх, и Преображенского полку начальные люди к той горе ездили и на нее всходили»[906]906
  Походный журнал 1697 г. С. 18–19; Пам. дипл. сношений, VIII, 893.


[Закрыть]. 25 июля была остановка для ночлега в городке Остервик (Osterwieck)[907]907
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., №. 47, л. 17 об. – 18: «Июля в 25 д. в городке Остенвике за два новые колеса х коляске под соболиную казну дано 9 крестинок. Июля в 26 день в Остенвике ж, где великие послы начевали, дано работником и работницам поваренным 16 крестинок».


[Закрыть]. 26-го посольство покинуло территорию Бранденбургского курфюршества и, вступив во владения епископа Гильдесгеймского, остановилось для ночлега в его городке Бокенем. Епископ послал туда к послам «племянника да кухмистра своего просить великих и полномочных послов, чтоб изволили дом его навестить и обедать; и великие и полномочные послы тем присланным сказали, что они за его приятство благодарствуют и обедать будут»[908]908
  Пам. дипл. сношений, VIII, 893; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 18: «Июля в 27 день бискупа Гилдесемского в городке Боконеле, где великие послы начевали, дано господыне и поваренным работником 11 крестинок, да подвотчиком остенвинским 2 крестинки». Походный журнал (с. 19) указывает иное место ночлега с 26 на 27 июля: «В 26 день поехали в путь; проехали городок Ремик; проехав милю, выехали в землю епископа Манстерского (Мюнстерского); проехали город Линбург, город Солгет; приехали в город Салгет… ночевали». Возможно, что Петр ночевал отдельно от посольства.


[Закрыть]. 27 июля, миновав замок Мариенбург и проехав столичный город епископа Гильдесгейм с его средневековыми зданиями, посольство было принято им на его «загородном дворе». «И бискуп Юдокус Этмундус де Бра-бек… великих и полномочных послов встретил и принял честно, и за столом пили про здоровье великого государя, его царского величества, и его, бискупово, и в тое пору на дворе били в литавры и трубили на трубах, и имел бискуп с великими и полномочными послы за столом разговоры любительные и говорил, что он бытие их приемлет за великую себе радость»[909]909
  Пам. дипл. сношений, VIII, 893–894.


[Закрыть].