Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XXVII. Вторая поездка послов в Гаагу. Переговоры со шведским и польско-саксонским послами

Итак, стоило описать подробно деятельность послов в Гааге за месяц с лишком пребывания их там, так как их действия – это в то же время впечатления и переживания самого Петра. Во время разлуки, когда посольство жило в Гааге, а Петр оставался и работал в Амстердаме, действия послов служили предметом оживленной переписки, остатки которой сохранились в двух уцелевших письмах Ф.А. Головина к Петру. Когда же послы вернулись в Амстердам, их деятельность служила, конечно, темой не менее оживленных разговоров при частых свиданиях их с царем. Впрочем, послы, вернувшись в Амстердам 21 октября, пробыли в нем недолго. 23 октября им были поднесены некиим «голландским секретарем Рюйтером» печатные вирши, вероятно, что-нибудь вроде тех, которые сочинены были по поводу свидания Петра с Вильгельмом. Автору был дан косяк камки. 26 октября третий посол П.Б. Возницын ездил в Амстердам «во врачебной градцкой огород (сад) смотреть остинских дерев и трав»[1161]1161
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 53, 194: «и того огорода надзирателем дано по приказу ево в почесть 3 ефимка, да возницам в приказ ефимок».


[Закрыть], а затем в тот же день посольство вновь выехало в Гаагу на празднование заключения мира между союзными державами и Францией. «Октября в 26 день, – значится в «Статейном списке», – великие и полномочные послы ездили из Амстердама в Гагу смотреть огнестрельных устроений и огней, которые у Статов для триумфу миротворения были учинены и для разговору с свейским и с польским послы о делех». По дороге была остановка для обеда в той же деревне Алфане, где послы ночевали ранее при переезде из Гааги в Амстердам. В Гааге послы останавливались в наемном помещении[1162]1162
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 26 об.: «Октября в 26 д. ездили великие послы из Амстердама в Гагу смотрить триумфальных огней и обедали в деревне Алфене, дано господину за еству и за питье золотой 13 ал. 2 д. (на полях: «вместо того дана крестинка»). Тот триумф был для уч[ин]ения у соединенных (союзников) со французом мира». Там же, л. 26 об. – 27: «Октября в 28 д. дано галанским трубачем четырем человеком четыре золотых, да за яхту, в которой великие послы ехали, золотой пять алтын… Того же числа в Гаге, где великие послы стояли, господину за еству и питье и в почесть за постоялое дано 43 золотых, да за провоз посолской рухляди с яхты до двора и из двора на яхту 8 алтын».


[Закрыть]. Празднование происходило 27 октября. «А октября в 27 день, – продолжает «Список», – в Гаге и в Амстрадаме по всем улицам горели огни и многие метаны ракеты»[1163]1163
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1067.


[Закрыть]. О празднестве в Амстердаме рассказывает автор «Записной книжки». «Было, – говорит он, ошибочно только указывая дату – 28 октября, – торжество великое, весь город был освещен, горели разные огни, несколько сот тысяч ракетов и стрельба была во всю ночь чрезвычайная в знак радости, что мир состоялся у всех европейских государей с французским королем»[1164]1164
  Веневитинов. Русские в Голландии. С. 201.


[Закрыть].

К обеду бургомистром Витзеном были посланы послам фрукты: яблоки и груши[1165]1165
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 26 об.: «Октября в 27 д. дано бурмистра Николая Витцена челяднику, которой великим послом приносил к обеду яблоки и дули, 14 алтын».


[Закрыть].

Но послы отправились в Гаагу не для одних только торжеств, а также и для некоторых дипломатических дел, именно для переговоров с послами шведским и польским: «для разговору с свейским и с польским послы о делех», как отмечается «Статейным списком». На Петра, по-видимому, очень сильное впечатление произвели известия об интригах Людовика XIV на севере, в Швеции, о том, что французский посол в Стокгольме тратит большие суммы на подкуп шведских сановников, стараясь расположить их в пользу принца де Конти. Сведения подобного рода сообщал, между прочим, как мы уже знаем, из Вены цесарский переводчик Стилла, бывший агентом русского правительства. Русским посольством был предпринят ряд мер с целью противодействовать этим интригам Франции. Во-первых, Лефорт вновь обратился к канцлеру Оксенстиерне с письмом, в котором, указывая на дружбу между их государями и на благодарность русского царя за присланные Швецией 300 пушек, о чем последует официальная грамота или особое посольство от царя к королю, доводил до сведения канцлера, что по известиям из многих стран, а также по «авизам печатным видно, что французский посол в Стокгольме старается всеми мерами склонить шведский двор на сторону Деконтия. Он, Лефорт, хотя и мало верит этим известиям, однако все же просит канцлера, если бы с французской стороны подобные происки обнаружились, то их не только не принимать, но всячески отсекать, истреблять и искоренять как вредные для всего христианства». Письмо это помечено 27 октября и в тот же день отправлено в шведское посольство для отсылки в Швецию[1166]1166
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1067–1069.


[Закрыть].

Вторым шагом послов был личный разговор о том же предмете со шведским послом бароном Лилиенротом. К нему был отправлен вернувшийся из Вены 25 октября и теперь сопровождавший посольство в Гаагу майор Преображенского полка Адам Вейде с поручением просить его повидаться с великими послами. Барон явился к послам того же числа, 27 октября, и, встреченный заявлением великих послов, что они имеют с ним разговаривать «о самых надобных делах», изъявил готовность выслушать, что они скажут. Тогда великие послы сообщили о доходящих до них известиях и спросили его, действительно ли французский посол при шведском дворе обнаруживает такое домогательство. Великий государь помогает курфюрсту Саксонскому против Деконтия не по какому-либо пристрастию к курфюрсту и не по ненависти к Деконтию, а единственно руководясь соображениями общей пользы всего христианства и опасаясь, как Деконтий, если бы он занял престол в Польше, не учинил помощи султану Турецкому и хану Крымскому, не расстроил тем Священного союза и не вызвал бы каких-либо смятений и развращений среди соседних государей подобно тому, как и король Французский «по всей Европе соседом своим всякие бедства приключает». Если бы царское величество искал только своей пользы, то мог бы при нынешнем замешательства в Польше без особого труда получить большие выгоды и захватить в свое владение все великое княжество Литовское; но великий государь, как христианский монарх, такого намерения не имеет, а желает, чтобы новокоронованный польский король, утвердившись на своем престоле, вместе с цесарем, с царским величеством и с прочими союзниками всеми силами воевал против «неприятелей креста святого». Поэтому государь желал бы содействия также и со стороны шведского короля. Если же король склонится на Деконтиеву сторону, это будет государю «в великую противность» и вопреки существующему между обоими государствами вечному миру. Барон Лилиенрот в ответ сказал, что христианскому славному и мужественному намерению царя он радуется и обо всем, что говорят послы, донесет королю. Хотя он и не имеет на то повеления своего государя, но, зная его намерения, может обнадежить великих послов, что король не предпримет ничего такого, что было бы противно интересам царя, наоборот, во всем будет сообразоваться с его желаниями. Да и потому еще шведский король не имеет причин поощрять домогательства французов, что король французский при нынешних обстоятельствах шведскому королю «мало доброхотства показал» – это он сообщает великим послам как добрым своим приятелем конфиденциально. Великие послы вновь просили барона постараться в этом деле, донести королю и тем увеличить свою славу, приобретенную уже посредническими услугами при мирных переговорах союзников с Францией, и затем обратились к нему с вопросом, нет ли каких-либо предложений и домогательств в тех же целях от французских послов в Гааге? Барон, поблагодарив великих послов за лестный отзыв о его деятельности, исходящий от «славных и мудрых служителей такого великого монарха», заверил, что от здешних французских послов никаких предложений ему сделано не было; если какие-либо предложения будут, он ответит по достоинству. Как только он получит от короля ответ по поводу разговора с великими послами, он тотчас же известит их о том, послав нарочного в Амстердам, или сам туда к ним приедет. Уверив еще раз великих послов, что король ни в чем не будет идти против намерений царя, но всегда будет поддерживать с ним дружбу и любовь, Лилиенрот простился с послами[1167]1167
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1070–1075.


[Закрыть].

В тот же день, 27 октября, великими послами был принят и польский посол Христофор Бозе. Все еще не приходили требуемые послами «просительные» грамоты из Польши за королевской и сенаторскими руками. Бозе сообщил, что королевская «объявительная» грамота о коронации Августа II по решению сенаторов и Речи Посполитой послана не в Голландию, а в Москву по тем соображениям, что хотя царское величество где в иных странах и обретается, однако ж «под покрытым лицом», и поэтому грамоту надо отослать в столицу, в Москву. Великие послы ответили, что, если король послал объявительную грамоту, в том его воля, только надлежало бы прислать другую грамоту – «просительную» за королевской подписью и сенаторскими руками – к великому посольству в Голландию, и при этом послы повторили мотивы, по которым считали присылку такой просительной грамоты необходимой. Особенно твердо на этом требовании, чтобы грамота была подписана не только королем, но и сенаторами, по свидетельству Бозе, настаивал третий посол П.Б. Возницын, который, как пишет Бозе, пять раз уже вел переговоры с королевским польским двором[1168]1168
  Сб. Р. И. О. Т. ХХ. № 4: донесение Бозе от 30 октября/9 ноября.


[Закрыть]. Затем в доказательство забот царя об успехе Августа II великие послы рассказали Бозе о своей только что происшедшей беседе со шведским послом и о письме Лефорта к Оксенстиерне, причем показали ему текст письма. Бозе высказал по этому поводу большое удовольствие послам и в своем донесении королю отмечал эти шаги московских послов как доказательство ревностной заботы царя и его министров о благе польского короля и о польских делах. Этой заботой он, Бозе, по его выражению, не может достаточно нахвалиться[1169]1169
  Там же.


[Закрыть]. При этом он высказал далее мнение, что шведы не будут содействовать Деконтию, потому что они признали польского посла в Стокгольме, приняли от него объявительную грамоту о коронации Августа II и дали ему ответную грамоту с поздравлением по случаю коронации. Великие послы поинтересовались далее местонахождением короля и известиями о Деконтии, на что Бозе ответил, что король находится в Кракове и что против Деконтия посланы с саксонскими и польскими ратными людьми к Данцигу генералы Флеминг и Брант, которым предписано противодействовать высадке Деконтия на берег и пропуску к нему приверженцев из Литвы. Деконтий находится еще на кораблях, сказывают, что болен, а наверное, не смеет из-за малолюдства сойти с корабля. Ратных людей, которые через бунтовщиков на Деконтиеву сторону «затягаются», еще мало в сборе, и те могут быть скоро усмирены вступлением русских войск в Литву. К нему, послу, сверх того прислан от короля указ нанять на королевскую службу несколько тысяч ратных людей князя Саксонского, бывших на голландской службе, да цесарь обещал королю прислать на помощь пять конных полков да отпустить из Венгерской земли его королевских людей, так что у короля будет к зиме 35 000 немецких войск. Приверженцы Деконтия должны идти к нему на помощь через владения курфюрста Бранденбургского, который их не пропустит. Бозе упомянул при этом перечне сил короля, что он имеет указ пригласить на королевскую службу герцога Вюртембергского, славного пехотного генерала, бывшего на службе у английского короля, а также просить у Голландских Штатов внаем несколько воинских 30– и 40-пушечных кораблей, и об этом у него будет сегодня после полудня конференция со Штатами. Последний пункт: о найме кораблей – дело, так неудачно кончившееся для русского посольства, – живо заинтересовал послов, и они задали ему вопрос: «Чает ли он, посол, что Голандские Статы ему какое вспоможение кораблями учинят?» – и просили, какой ответ от Штатов получит, сообщить им, послам. Бозе говорил, что не надеется на официальную помощь военными кораблями от Голландии или английского короля, потому что в этом французский король увидел бы нарушение только что заключенного мира; но он очень надеется, что ему будет позволено получить помощь неофициально: «чает-де он, посол, наипаче, что позволят ему ту помочь учинить под покрышкою от иных своих подданных, а именно, позволят ему, послу, те корабли нанять у Остинской или у иной которой торговой компании тайным образом. А что они, Статы, ему, послу, о том скажут, и он, посол, им, великим и полномочным послом, о всем объявит». Великие послы задали Бозе еще вопрос об условиях мира между Римской империей и Францией. Бозе дал отрицательную характеристику мирного договора, так как в него была внесена статья, крайне невыгодная для всех протестантских князей, именно, чтобы во всех тех имперских городах, которые Франция возвращала империи, вере быть римской и церквам, которые обращены из лютеранских и кальвинских кирх в католические, оставаться католическими. Из-за этой «зело противной» протестантским князьям статьи из 24 посланников, бывших на Рисвикском съезде от государств, входящих в состав империи, 11 человек не подписали этого мирного договора, в том числе и он, Бозе. Должно быть, в виде особой любезности Бозе передал великим послам экземпляр текста договора между империей и Францией на латинском языке и притом заметил, что Англия и Голландские Штаты крайне недовольны условиями договора, опасаются, что вследствие указанной статьи цесарь в согласии с французским королем может утеснять протестантскую веру, и высказывают, что если бы уже ранее этого договора Англия и Штаты не заключили мира, то, конечно, на такой договор не согласились бы и предпочли бы продолжать войну[1170]1170
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1075–1084; Арх. Мин. ин. дел. Дела польские 1697 г., № 9, л. 35–44 – запись разговора великих послов с Бозе 27 октября; л. 45–46 – перевод с грамоты к нему короля Польского, представленной им послам.


[Закрыть].

На следующий день, 28 октября, Бозе опять был у великих послов, которые вновь повторили ему свой разговор со шведским послом, происходивший накануне. Еще вчера выражавший уверенность, что бранденбургский курфюрст не пропустит через свои владения ратных людей Деконтиевой стороны, собранных в Литве, Бозе теперь уже высказывал опасение, как бы этого не случилось, потому что при дворе курфюрста борются два направления: обер-президент Данкельман стоит за Августа, а «начальнейший комнатный» – обер-камергер граф Кольбе – поддерживает Деконтия. Он, посол, зная дружбу царя с курфюрстом, просит великих послов написать курфюрсту, чтобы он тех ратных людей на помощь к Деконтию через свои владения не пропускал. Великие послы высказали уверенность, что курфюрст этих ратных людей не пропустит и никакой помощи Деконтию не учинит; он обнадежил в этом государя; однако они все же, согласно просьбе Бозе, о том ко двору курфюрста напишут. Разговор перешел затем к предмету, особенно интересовавшему послов: они спросили, какой ответ вчера дали Бозе Штаты на его предложение о помощи кораблями. Посол сообщил, что никакого определенного ответа ему вчера дано не было; депутаты, с которыми он вел переговоры, обещали ему доложить дело общему собранию Штатов и английскому королю и тогда дать ему ответ. Он прибавил далее, что ему обещали поддержку цесарские послы, и, может быть, на голландское правительство это окажет влияние, потому что голландцы очень дорожат торговлей с Польшей и цесарскими владениями: «полская и гданская торговля галанцом зело нужна, и многие лесные товары и хлеб в Галанскую землю оттуды приходит». На этом беседа окончилась, и, пообещав осведомлять великих послов о дальнейшем, Бозе простился с ними[1171]1171
  Пам. дипл. сношений, VIII, 1086–1090; Арх. Мин. ин. дел. Дела польские 1697 г., № 9, л. 49–54.


[Закрыть].

Как видим из этих переговоров со шведским и польским послами, главной причиной вторичной поездки русского посольства в Гаагу было все то же дело о польском престоле, которое надо было поддержать и со стороны Швеции, оказав противодействие французской интриге в Стокгольме. 29 октября послы вернулись из Гааги в Амстердам.

XXVIII. Петр вновь в Гааге. Взгляд его на Рисвикский мир. Поездка в Саардам

Принимал ли Петр участие в этой второй поездке послов в Гаагу? Меерман в своей брошюре говорит о его выезде в Гаагу и о свиданиях там с Вильгельмом III. «По обмене ратификаций, – пишет Меерман, – Рисвикский мир был торжественно обнародован в Гааге, но связанные с ним торжества, состоявшие в благодарственных общественных молебствиях, посте и народных увеселениях, были для остальной части республики назначены на 27 октября/6 ноября. Сам король, по-видимому, не захотел на них присутствовать, по крайней мере, он приехал в Гаагу на следующий день после праздника; но царь вторично отправился из Амстердама на свидание с Вильгельмом в приличном экипаже и по-прежнему в сопровождении Лефорта. В этот раз оба государя встречались неоднократно и проявили друг другу знаки взаимного уважения. Петр сознался королю в своем желании продолжить свой путь до Англии с целью усовершенствования в приобретенных познаниях и особенно чтобы еще лучше изучить теорию кораблестроения, так как занятия ею в Голландии его не удовлетворяли[1172]1172
  Meerman. Discours, 72–73; Веневитинов. Русские в Голландии. С. 112–113.


[Закрыть]. Прямых официальных свидетельств, которые бы подтверждали рассказ Меермана, мы не имеем. Косвенно его запись подтверждает посольская «Расходная книга», где под 29 октября читаем: «Дано амстрадамской яхты капитану Класу Бою, которой вез великих и полномочных послов из Амстрадама в Гагу, а из Гаги в Амстрадам великого государя, да другой яхты шиперу Николаю Клюперту, которой вез великих послов из Гаги в Амстрадам, как ездили учиненных для француского миру потешных огнен смотрить, в почесть Класу 10, Николаю 6 ефимков»[1173]1173
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 194 об. – 195.


[Закрыть]. Из этой записи следует заключать, что Петр был в Гааге и что возвращался оттуда на амстердамской яхте Класа Боя, на которой в Гаагу ехали послы, а послы должны были пересесть на обратном пути в Амстердам в яхту Клюперта. Каких-либо известий, подтверждающих свидетельство Меермана о свиданиях царя с Вильгельмом III в Гааге, найти не удалось.

29 октября Петр был уже опять в Амстердаме, что удостоверяется его письмами от этого числа из Амстердама к Ромодановскому, и Виниусу. Первое – короткая записка с уведомлением о получении письма Ромодановского и к ней собственноручно приписано распоряжение: «Дѣла кнезь Iвана Щербатова изволь възять ic Казанскова приказу въ себѣ. Piter. Изъ Амстрадама, октября в 29 день»[1174]1174
  П. и Б. Т. I. № 197.


[Закрыть]. Речь в письме к Виниусу идет, конечно, прежде всего о «железных мастерах», причем царь выражает недовольство Витзеном за его медлительность: Витзен тянет дело день за днем, не давая категорического ответа. Петр возлагает надежду осуществить наем мастеров через польского посла Бозе, из чего можно заключать до некоторой степени о близости Бозе к царю. В собственноручной приписке сообщаются известия о погоде – в ответ на такие же сообщения Виниуса, а затем царь делится своими впечатлениями по поводу заключения мира союзниками с Францией. «Min Her Vinius, – читаем мы в письме, – писма твои сентебря 17-го и 24-го дня писанные, мне отданы октября в 26 день, ис которых выразумев, благодарствую. А что пишеш о мастерах железных, что в том деле бургумистр Вицын может радение показать и сыскать, о чем я ему непрестано говорю, и он толко манит день за день, а прямой отповеди по ся поры не скажет; и естьли ныне он не промыслит, то надеюсь у короля полского чрез его посла добыть не толко железных, но и медных.

Здѣсь еще тепло, такъ что мошъно въ холодномъ платье ходить. Миръ съ ѳъранцузомъ учиненъ, i третьево дни былъ ѳеiрверкъ въ Гаге i здѣсь. Дураки зело ради, а умныя не ради для того, что ѳъранцузъ обманулъ, i чаютъ, въскоре опять войны, о чемъ просътраннее буду писать въ [п]реть. Piter. Изъ Амстрадама, октября въ 29 день»[1175]1175
  П. и Б. Т. I. № 198. В тот же день были написаны Петром не дошедшие до нас письма к Т.Н. Стрешневу, в ответ на его письмо, полученное 26 октября, и А.М. Головину (там же. С. 643, 664–665).


[Закрыть].

Характеристика договора союзников с Францией у Петра, таким образом, резко отрицательная, несмотря на то что договор для России быв выгоден, развязывая руки союзной Австрии, которая, освободившись теперь от войны с Францией, могла все силы направить на «врага креста святого» – турок. Этот отзыв Петра о мире не был единичным. Рисвикский мир далеко не возбудил у современников того энтузиазма, о котором можно было бы подумать по иллюминациям и фейерверкам, сопровождавшим его празднование. У многих он вызвал разочарование. Мы видели недовольство им в словах Бозе, передававшего, конечно, настроение кругов, в которых он вращался. Им были недовольны протестантские князья. Проживавший в Голландии женевец де Гюдер, друг семьи Лефорт, писал на родину Ами Лефорту, брату первого посла: «Ратификация мира пришла из Франции; о ней должны публиковать здесь еще на этой неделе. Однако я могу вам сказать, что радость весьма не велика в этой стране». Миром недовольны были и во Франции, находя, что такие условия можно было бы подписать разве только в том случае, если бы враг стоял у ворот Парижа[1176]1176
  Posselt. Lefort, II, 426, 441.


[Закрыть]. Называя в интимном письме дураками тех, кто радовался Рисвикскому миру, Петр обнаружил большую политическую проницательность: мир действительно оказывался крайне непрочен.

В тот же день, 29 октября, очевидно уже после отправки почты, Петр получил ряд писем из Москвы: от Ф.Ю. Ромодановского, Виниуса, Л.К. Нарышкина, Т.Н. Стрешнева. Довольно обширное письмо Ромодановского из окружавшей его иноземной обстановки Амстердама переносило Петра в Москву и как бы открывало перед ним на мгновение неприглядную картинку грязных, немощеных московских улиц и вводило его в московские происшествия и дрязги. «Известно тебе буди, – писал Ромодановский, – на Москве многих улиц ездить отстали за великими недомосками и грязми, нерадением князь Михайлы Львова[1177]1177
  Князь М.Н. Львов – начальник Земского приказа, глава московской полиции.


[Закрыть]. Бояре, такожде и иных чинов всякие люди ему, князь Михаилу Никитичу, о мостах со многою докукою говаривали. И он, князь Михайла Никитичь, многожды отмалчивался. И после того был в сумнении великом, и припала болезнь к нему неисцельная, кричал трои сутки, а после почал людей драть, также и зубом есть. Был под началом у Спаса на Новом с месяц и там че[р]нца изъел, и чернец после того толко был жив з две недели и умре; а он, князь Михайла Никитичь, и доднесь сидит роскован. В том, пожалуйте, помолитесь за общего нашего богомольца, дабы Господь Бог не попамятовал ево греха, избавил бы ево от такой тяжкой болезни вашими молитвами. И о сем о всем известно Тихону Никитичу, такожде и иным многим. А как приехал Тихан Ники[ти]чь навещать, чуть Бог пащедил; кабы не знакомец ево, изъел бы и ево»[1178]1178
  П. и Б. Т. I. С. 644.


[Закрыть]. Виниус извещал о возвращении в Москву А.С. Шеина и князя Б.А. Голицына. Л.К. Нарышкин одобрял ссылку стольников, провинившихся в Голландии в произнесении дерзких слов. Т.Н. Стрешнев уведомлял о выезде в Голландию Я.В. Брюса[1179]1179
  Там же. С. 645–647.


[Закрыть].

Схельтема рассказывает о поездке Петра в Гаагу под 30 ок-тября/9 ноября, о пребывании его в Гааге в течение нескольких дней и о неоднократных свиданиях там с Вильгельмом III. Маловероятно, чтобы Петр, вернувшись в Амстердам из Гааги 29 октября, вновь выехал в Гаагу 30-го. Надо полагать, что у Схельтемы перепутана хронология, и указание его на поездку в Гаагу и свидание с английским королем следует относить именно к поездке 26–29 октября[1180]1180
  Scheltema. Peter de Groote, I, 207; Rusland en de Nederlanden, II, 272; Anecdotes Historiques, 164; Русская старина. 1916. Апрель. С. 5.


[Закрыть].

В начале ноября по новому стилю, следовательно, в конце октября по старому, Петр, по свидетельству Ноомена, провел два или три дня в Саардаме во время ярмарки, которая тогда, по словам Схельтемы, затягивалась до ноября, останавливаясь у русских, живших и работавших в Саардаме, в снятой ими в доме Дирка Гейнеса близ улицы Финкепаада квартире в каменном здании. «В ноябре месяце, – пишет Ноомен, – во время Заандамского кермиса (ярмарки) его царское величество приезжал сюда, чтобы навестить своих людей. Он прошел по рядам лавочек, выстроенных по случаю кермиса, и остановился у своих подданных в упомянутой «каменной комнате», где его отлично угощали. Через два или три дня он уехал в Амстердам на своей буер-яхте, которая стояла здесь у Остеркаттегата». При этом Ноомен рассказывает, как Петр во время этого пребывания в Саардаме, посетив одну лесопильную мельницу и осмотрев ее подробно, собственными руками спустил тормоз и остановил мельницу, а затем опять поднял его и пустил мельницу в ход, что, надо думать, требовало огромной силы[1181]1181
  Ноомен. Записки. С. 55–56; Scheltema. Peter de Groote, I, 206; Rusland en de Nederlanden, II, 270; Anecdotes Historiques, 162, с ошибкой: «a la Haye»; Русская старина. 1916. Март. С. 396.


[Закрыть].