Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

20 мая у послов был церемониймейстер Бессер для переговоров о подробностях торжественной приемной аудиенции. Ход этих переговоров отмечен также и в «Статейном списке» посольства. Затруднительным пунктом было требование с бранденбургской стороны, чтобы послы исполнили обряд целования руки у курфюрста, шли к нему «к руке». «И с приезду, – говорит «Статейный список», – великих и полномочных послов по бытие их у курфирста на посольстве генерал-комисарий и мастер церемоний говорили и домогались накрепко, чтоб они, великие и полномочные послы, учинили его курфирстской пресветлости в посольстве своем почитание паче прежнего, а именно: как учнут посольство править и его курфирстское пресветлейшество будет сидеть, и чтоб итить к нему к руке». Послы исполнять это требование наотрез отказались, категорически заявив, что «если курфирстское пресветлейшество покажет… что к умалению монаршеской чести великого государя» или будет поступать «не против прежних обычаев», то они, послы, посольства править не будут и пойдут из палаты вон[804]804
  Пам. дипл. сношений, VIII, 808–809.


[Закрыть]. Спор, однако, был улажен. «Когда они к удовольствию двора согласились, – пишет Бессер, – отправили г.г. послы секретаря посольства Лефорта-младшего к премьер-министру его курфюршеской светлости его превосходительству г. обер-президенту фрейгеру фон Данкельману просить об аудиенции у его курфюршеской светлости. Его превосходительство представил посланного его курфюршеской светлости, и аудиенция была назначена на следующий день, 21/31 мая»[805]805
  Besser. Schriften, 546.


[Закрыть]. В донесении венецианского агента от 21/31 мая сообщается подробность относительно назначения срока аудиенции: «Вчера (20 мая) послам аудиенции не было, так как они просили его высочество отложить ее на сегодня. Когда царю это стало известно, он задал головомойку Лефорту и его товарищам за эту отсрочку; они бросились к его ногам, просили прощения и получили его. Царь объявил о прощении, поставив на их головы бокалы. Генерал-кригскомиссар спросил для Лефорта две бутылки вина St.-Laurent, тот выпил их с царем; так как это ему понравилось, спросил его снова, но его не нашлось». По тому же донесению, царь накануне аудиенции, вечером 20 мая, ужинал вместе с тремя послами у курфюрста, прося его не впускать никого из чужих, пока он не встанет из-за стола. Несмотря, однако, на то, с его согласия вошли Фуке, генералкригскомиссар и другие кавалеры; остальным вход был строго воспрещен. Каждый тост возвещался троекратным пушечным выстрелом»[806]806
  Шмурло. Сборник. № 306.


[Закрыть].

VIII. Аудиенция у курфюрста

Аудиенция произошла 21 мая. «И мая 21 числа, – читаем в «Статейном списке», – великие и полномочные послы у курфирста на дворе на приезде были. Присланы по них приставы их: генерал воинской комисариюс фон-Данкельман да мастер церемоний фон-Бессер, а с ними три кортеты золоченые о шести возниках, да двенадцать корет о дву возниках, дворяном 60 верховых лошадей. И в первой корете сидели великие и полномочные послы все трое, по левую сторону третьего посла сидел генерал-комисарий, да против дверей на скамейке мастер церемоний, а в прочих сидели дворяня; и ехали тем же строем, как ехали и в Королевец (т. е. как въезжали в Кенигсберг). В первых шел курфирстов надворный фуриер пеш, якобы путь указуя. За ним напреди ехали верхами посольские люди мунгалы и калмыки в саадаках и с сабли в добром платье; а перед ними, великими послы, несли московские солдаты, сорок человек, великого государя любительные поминки и посольские дары; напреди и назади тех солдатов шли по одному человеку сержанту. Потом ехали на лошадях начальные люди и выборные сал-даты Преображенского полку, то есть валентеры: за ними ехали дворяня и иные чиновные люди. Перед самою коретою посолскою вез великого государя грамоту в красной тафте из дворян Петр Богданов сын Лефорт верхом; при той же корете ехали верхом московские переводчики два человека; за посольскою коретою ехали посольские пажи верхи ж. При въезде великих и полномочных послов в курфирстов замок на мосту и в воротех по обе стороны стояли драбанты с карабины при начальном человеке и били в барабаны и играли в сипоши; в замке стояли по левой стороне в строю два батальона пехоты, да среди площади поперек три роты курфирстов оберегательного полку конные; да на перилах в дву местех били в литавры и трубили на трубах 24 человека трубачей.

Въехав в курфирстов замок, валентеры, и подьячие, и иные чиновные люди с лошадей ссели, а дворяня из корет вышли, и все шли в курфирстовы полаты перед послы напред, а салдаты с поминками и с дарами шли позади. Как великие и полномочные послы из корет выходили, и их встретил от курфирста у кореты дворовой капитан барон фон-Зонсвелт (von Sonsfeldt) и, изговоря речь и поклонясь, шел перед великими послы; на другой лестнице, в другой встрече, встретил первой маршалок генерал-поручик барон фон-Лоттум (Ober-Marschall und General-Liеutenant Freiherr von Lottum) и шел перед полномочными послы; от той лестницы до курфирстовых полат шли переходами, в которых стояли драбанты ж с карабины, а иные с голыми шпагами и с алебарды. И как великие и полномочные послы вошли в первую полату, и приставы говорили, чтобы они, великие и полномочные послы, мало пообождали, покамест все уберутся; и послы, не ожидая, велели валентером, и дворяном, и переводчиком, и подьячим итить к курфистру в полаты перед собою, а потом шли и сами, не останавливаясь. А как пришли к той полате, где курфирст, и их встретил от курфирста у дверей началной комнатной и началной конюшей барон Колбефон-Вантенберг (Herr Ober-Cammerer und Ober-Stallmeister-Freiherr Colbe von Wartenberg). И шли великие и полномочные послы перед курфирста в полату все трое рядом; перед ними шли приставы их: генерал и воинской комисарий фон-ден-Келлман (von Dankelmann) и мастер церемоний, а великого государя грамота несена перед великими и полномочными послы; а валентеры, и дворяня, и подьячие стали по обе стороны все рядом»[807]807
  Пам. дипл. сношений, VIII, 809–811; Арх. Мин. ин. дел. Дела прусские 1697 г., № 1, л. 24.


[Закрыть]. Среди этих «валентеров» в зеленых мундирах, участвовавших в церемонии, вероятно, находился и Петр.

«Статейный список» приводит далее до утомительности однообразные речи, с которыми обращались к восседавшему на троне курфюрсту каждый из послов, с перечислением каждый раз полных титулов царского и курфюршеского и с заявлениями, первый посол: «велел про свое царского величества здоровье сказать, а тебя поздравить»; второй: «его царское величество на своих великих и преславных государствах российского царствия престолех в добром здравии пребывает»… «прислал к вам, пресветлейшему князю и государю Фридерикусу марграфу Брандебурскому и иных к вашему курфирстскому пресветлейшеству, свою царского величества любительную грамоту» (первый посол, причем поднес грамоту «в тафте червчатой»)… «прислал с нами, великими и полномочными послы, любительные поминки» (третий посол, причем были перечислены и переданы подарки). В заключение второй посол объявил цели посольства: подтверждение древней дружбы и любви, общее всего христианства дело – умаление общего всех христиан неприятеля, салтана турского, и его спомощника хана крымского и иных орд бусурманских и передал благодарность курфюрсту от царя за присылку инженеров и бригадиров во время Азовской войны «ради ущербления луны магометанской», а третий посол просил «доброе намерение принять любительно» и их, послов, отпустить к цесарю римскому[808]808
  Пам. дипл. сношений, VIII, 811–816.


[Закрыть]. После сам курфюрст, как сообщает Лейбниц, говорил царю, что он едва удерживался от смеха, когда во время аудиенции надо было по обычаю спрашивать о здоровье царя и в каком состоянии они его оставили[809]809
  Герье. Сборник писем и мемориалов Лейбница. С. 9.


[Закрыть].

Гораздо живее описывает первый прием послов Бессер. «Аудиенц-зала, а также пять находящихся перед нею комнат, – читаем мы у него, – по которым должны были проходить послы, были украшены богатой мебелью («в полатах обитие было – шпалеры францужские», – замечает «Статейный список»); в аудиенц-зале устроено было тронное возвышение из трех ступеней, покрытое кармазиновым бархатом; над ним сооружен был балдахин с массивными золотыми и серебряными кистями, под которым поставлено было такое же кресло… Первый посол г. генерал Лефорт до сих по все время носил немецкое платье, но в день аудиенции он был одет, как и два других посла, по-московски, и все трое были в нарядных, богато расшитых нижних и верхних платьях с алмазными застежками и с русскими государственными орлами из алмазов на шапках. Несмотря на то что от их квартиры до замка не так далеко, пришлось употребить час, чтобы достигнуть дворца, частию вследствие неописуемого стечения народа, частию вследствие множества участвующих в поезде. Было уже более часу пополудни, когда они туда прибыли. Гауптвахта отдала честь и заиграла. То же сделали пять рот, выстроенные по плацу перед замком, курфюршеские литаврщики и трубачи, а также гвардейские тотчас же заиграли и вместе с барабанами, флейтами и гобоями пехоты производили такой воинственный гул и гром, что это великим послам, в особенности первым двум, очень понравилось. Господин дворцовый комендант фрейгер фон Зонсфельдт встретил их внизу у кареты, г. обер-маршал и генерал-лейтенант фрейгер фон Лоттум встретил выше – перед другою лестницею, г. обер-камергер и обер-шталмейстер фрейгер Кольбе-фон-Вартенберг – перед аудиенц-залой. Его курфюршеская светлость сидел на троне в шляпе, был в ярко-красном платье с такими богатыми алмазными украшениями, что если принять во внимание величину и чистоту драгоценных камней на пуговицах и особенно на шляпе, на орденских знаках и на портупее шпаги, то можно сказать, наверное, что эти украшения надо ценить как самые красивые и драгоценные, какие где-либо можно найти среди государей. Его светлость маркграф Альбрехт стоял с непокрытой головой по правую сторону курфюршеского кресла, а его светлость герцог Голштинский – за его светлостью маркграфом. Его превосходительство г. обер-президент, который должен был говорить от имени его курфюршеской светлости, стоял по левую сторону, а за креслом стали г. обер-камергер, г. обер-маршал и г. дворцовый комендант после того, как они встретили послов и вместе с двумя сопровождающими подвели их к курфюршескому трону. Возле трона справа стояли г. генерал-фельдмаршал Барфус и г. действительный тайный советник и президент консистории фон Фухс с другими высшими чинами двора. По левую сторону стояли высшие советники, советники и знатные прусские чины. Для всей московской свиты едва хватало места в аудиенц-зале; но так как все они желали видеть милостивое лицо его курфюршеской светлости, то сделано было так, что татары и те, кто несли подарки, как это было в подобном случае в Версале, после глубокого поклона проходили перед троном через длину залы и могли затем находиться в прилегающей комнате». Эта ссылка Бессера на версальские порядки – и это не первая уже ссылка в его рассказе; ранее он объяснял, почему состоять при послах, кроме церемониймейстера, назначено было лицо из высших офицеров, генерал-кригскомиссар: так делается во Франции, где для таких поручений назначаются маршалы Франции, – эта ссылка Бессера на версальские порядки показывает, как при бранденбургском дворе Фридриха III старались подражать Версалю и каким авторитетом был тогда для немецких государей двор «короля-солнца». «Остальные же, – продолжает Бессер, – и сорок знатных волонтеров с князем Черкасским и с другими офицерами и гоф-юнкерами остались в аудиенц-зале и разделились на две половины, присоединяясь к находившимся там придворным. Господа великие послы от тесноты едва могли сделать как следует два первых поклона, но в последний раз глубоко поклонились перед троном; его курфюршеская светлость привстал их приветствовать и обнажил голову, но тотчас же опять сел и накрылся. Первый посол стоял между двумя другими, и все трое стояли между г. генерал-кригс-комиссаром фон Данкельманом и церемониймейстером фон Бессером. Курфюршеский переводчик стал у подножия трона по правую сторону, а московский – по левую, московский секретарь посольства позади послов. Затем говорил гг. послам его превосходительство г. обер-президент от имени его курфюршеской светлости и обозначил, как его курфюршеской светлости приятно, что его царское величество отправил к нему такое важное посольство и будет теперь рад узнать о деле посольства.

Послы сделали свой доклад, стоя с непокрытыми головами, на русском языке. Сначала говорил первый посол и сказал, что так как слава, приобретенная кур-бранденбургским оружием в этой войне и особенно против турок дошла также и к ним в Москву, то его величество был побужден этим послать к его курфюршеской светлости это большое посольство, чтобы уверить его курфюршескую светлость в дружбе его царского величества. Он сказал вначале весь царский и курфюршеский титул, причем, как это бывает обычно при всех дворах, его курфюршеская светлость также поднялся и снял шляпу. Его курфюршеская светлость на это ответил собственною высокой персоной, благодарил за благосклонную память его царского величества и спросил о его теперешнем состоянии. Второй посол сказал, что при их отъезде они оставили его царское величество в добром здоровье и что его величество, между прочим, поручил им поблагодарить его курфюршескую светлость за присланных констапелей и огнестрельных мастеров, которые были очень полезны его величеству в азовской осаде. Третий взял царскую аккредитивную грамоту у секретаря посольства и передал ее второму, второй – первому, и первый – его курфюршеской светлости, который принял ее стоя с непокрытой головой и затем передал ее г. обер-президенту. Затем они по обыкновению были приглашены к так называемому комплименту по случаю прибытия (Bewillkommungs-Complimente), причем все трое послов приблизились к трону, и каждый из них особо кланялся глубоко курфюрсту, касаясь рукой и головой земли, и его курфюршеская светлость со своей стороны к каждому из послов несколько подавался телом». «Статейный список» говорит, что послы кланялись курфюрсту «рядовым поклоном». «Затем, – читаем далее у Бессера, – говорил третий (посол) и велел внести подарки.

Внесены были сначала подарки от его царского величества, а затем от послов, перечисляемые переводчиком. Московские солдаты, которые их вносили, вынесли их опять в прежнюю комнату и передали назначенным к тому курфюршеским служителем». Курфюрсту были от великого государя поднесены 10 сороков да 12 пар соболей добрых, да 30 косяков камок китайских, 5 изорбафов золотных и серебряных, 2 меха горностайных, да от себя послы поднесли каждый по 2 сорока соболей, итого 6 сороков; являл подарки переводчик Петр Шафиров. «А те поминочные соболи, и камки, и изарбафы, и мехи, – добавляет «Статейный список», – поднесены без цены, и ярлыки у соболей отняты. И те поминки приняты и пронесены мимо курфирста в другую полату, а на земле не кладены…»[810]810
  Пам. дипл. сношений, VIII, 814; ср.: Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 41. об.


[Закрыть] «Все трое, – так заканчивает свой рассказ о приеме посольства Бессер, – говорили еще раз один за другим; но на все речи, как требовали послы, дан был один ответ, и его превосходительство г. обер-президент сказал его с таким весом и выражением, как того требовало и достоинство того, за кого он говорил, и собственное его достоинство. Он сказал: его курфюршеская светлость, что касается общего блага, готов содействовать его величеству делом и еще более важным, чем присылка констапелей. Он благодарен его величеству, а также и послам за подарки и будет заботиться о добром приеме гг. послов, пока они будут в его землях. Обер-президент спросил их, имеют ли они еще какое-либо предложение, и так как они остальное отложили до будущего совещания, то, сделав обычные реверансы, они вышли, будучи сопровождаемы и отвезены домой таким же образом и теми же лицами, как были привезены и встречены перед аудиенцией. Г. генерал-кригскомиссар фон Данфельман и г. церемониймейстер фон Бессер кушали с ними. Но чтобы сделать день торжественнее, от его курфюршеской светлости с собственного стола были присланы 12 особых блюд в золоченой посуде, а также собственная камерная музыка, чего не бывало ни раньше, ни после, за исключением дня, когда они откланивались»[811]811
  Besser. Schriften, 548–552.


[Закрыть].

«Мая 21-го ж числа, – описывает это угощение «Статейный список», – был великим и полномочным послом курфирстов стол, обедали все вместе на дворе у первого посла; потчивали их, великих и полномочных послов, приставы их: генерал и воинской комисарий фон-дан-Келман и мастер церемоний фонБессер и пили про здравие великого государя… а после про кур-фирстово здоровье; тут же в стол присыланы от курфюрста особливые изрядные ествы на серебряных золоченых блюдах; и была во время стола курфюрстова покоевая музыка»[812]812
  Пам. дипл. сношений, VIII, 819.


[Закрыть].

В упоминавшемся уже выше донесении от 21/31 мая тайный венецианский агент передавал своему правительству доходившие до него слухи и толки о Петре и о посольстве, и в отзвуках этой молвы наряду с небылицами есть черты, характеризующие царя и послов. Может быть, некоторые из приводимых агентом сообщений, хотя и не заверенные более надежными документами, не лишены достоверности; может быть, и в самом деле имели место эпизоды, о которых он рассказывает, хотя бы и происходили не совсем так, как он передает. Так, например, он сообщает о сдержанности, проявленной Петром, попавшим в цивилизованную страну и очутившимся в обстановке более мягких нравов; перед отъездом за границу царь усмирил вспыхнувшее против него возмущение, причем отрубил несколько голов. Он вообще склонен к тирании. Но несмотря на то, одному из своей свиты, который разбил стакан, он будто бы сказал: «Если бы ты сделал это в Москве, я бы тебя угостил кнутом, но так как мы находимся в стране, где с людьми обращаются более мягко, то да простится тебе». О себе Петр будто бы сказал курфюрсту, что еще двумя годами ранее намеревался совершить это путешествие, а генералу Теттау (Littau), вероятно заговорив с ним о религии, сказал, что в вопросе о предопределении следует реформаторскому учению (Dio sia con noi, s’`e conosciuto che circa la predestinatione segua la religione riformata). Агент сообщает также об эпизоде, происшедшем перед праздником Пятидесятницы: Петр отправился на охоту в окрестности Фридрихсбурга; курфюрст заблагорассудил повидать его там. Царь, завидев издали курфюрста, побежал ему навстречу, чтобы выразить свое удовольствие, и упал, но, тотчас же поднявшись, обнял курфюрста.

В Кенигсберге было известно о недовольстве Петра и его послов встречей, оказанной им в Риге; приемом в Курляндии, сообщал тот же венецианский агент, они очень довольны, но о приеме в Лифляндии один из них сказал словами Вергилия: «manet alta mente repostum», т. е. «глубоко запечатлелось и останется в памяти». Бранденбургский двор, может быть, имея также это в виду, старался сделать все возможное, чтобы доставить царю удовольствие и сделать пребывание в Кенигсберге для него приятным; между прочим, устраивался для него фейерверк, предполагалась охота на буйволов. Курфюрст подарил ему дорогую серую лошадь. Узнав, что послы любят музыку, курфюрст при самом их приезде послал им 6 трубачей и литаврщика. С своей стороны, по тому же отзыву, и послы склонны были выказать щедрость, привезли с собой много драгоценных вещей и говорили, что они прибыли их раздавать. О любимце царя Лефорте агент сообщал более подробностей: он стал фаворитом царя с тех пор, как спас его при падении из кареты; он ввел в Московии некоторые новшества в дамском туалете, а именно ввел употребление фонтанжей (Delle fontange) – особого рода головного убора, именно лент, связанных на передней части головы[813]813
  Мода, введенная фавориткой Людовика XIV m-lle de Fontanges (Шмурло. Сборник. С. 671).


[Закрыть], и учинил многие перемены в государственном устройстве. Если его убеждают поменьше пить, он отвечает: «Non solus morior» («Не один умру»[814]814
  Шмурло. Сборник. № 306.


[Закрыть]).

IX. Увеселения при курфюршеском дворе. Прощальная аудиенция

22 мая Петр пишет письмо тому лицу, которое во всепьянейшем соборе носило шутливое название «палестинский архиерей»; письмо не дошло до нас, знаем о нем только из ответа этого архирея[815]815
  П. и Б. Т. I. С. 628.


[Закрыть]. Посольству в этот день сделал визит обер-президент фон Данкельман, «курфюрстов ближний человек», как называет его «Статейный список», и обедал у послов.

23 мая к послам приезжали генерал-крикскомиссар фон Данкельман и церемониймейстер фон Бессер с предложением начать переговоры и с приглашением приехать для этой цели во дворец на конференцию с курфюрстовыми ближними людьми. Послы ответили, что им «для разговору о делех к ближним курфирстовым людем ездить не доведетца», и в этом отказе ссылались на прецеденты: «потому что и напред сего не токмо царского величества великие послы, но и посланники говаривали о делех с самими курфирсты, а не с ближними его людьми». Если же самому курфюрсту лично вести переговоры не угодно, пусть пришлет письменный проект договора, «статьи на письме», и послы дадут на них письменный же ответ[816]816
  Пам. дипл. сношений, VIII, 819–821.


[Закрыть].

«..24 мая Петром были получены письма от Л.К. Нарышкина, Г.И. Головкина и Виниуса. Нарышкин писал о домашних делах и уведомлял о том, что в Москве и на Украине «все милостию Божиею сохранно». Головкин ограничился кратким известием о получении письма Петра из Митавы. Виниус занял внимание тем, что руда железная такая, что лучше и быть невозможно. Руда так богата, что из 100 фунтов ее выходит 30 или 40 фунтов самого доброго железа, да и место ее добывания очень удобно, так как из него можно всякое ружье возить в русские и сибирские города водой. Виниус просил добыть у курфюрста Бранденбургского, или у цесаря, или у курфюрста Саксонского хорошего мастера, который бы умел лить пушки и мозжеры (мортиры), потому что можно ожидать, что железо из вновь открытой руды по его мягкости пригодно для пушек и мортир: «в пушки и мозжеры зело годно». Петр, видимо, очень заинтересовался письмом Виниуса и против только что приведенных его слов сделал отметку: «надобна». Виниус просил также о присылке добрых мастеров ствольного и замочного[817]817
  П. и Б. Т. I. С. 622–623.


[Закрыть].

Посольство начало в этот день письменные переговоры. На доставленный бранденбургским правительством проект союзного договора из 7 статей послы дали письменный же ответ на каждую из статей, вручив проект с ответами генерал-кригскомиссару и церемониймейстеру[818]818
  Пам. дипл. сношений, VIII, 821–830; П. и Б. Т. I. № 164. Бумаги, относящиеся к выработке текста договора: немецкое предложения и черновые русских ответов см. в Делах прусских в Арх. Мин. ин. дел. 1697 г., № 1, л. 36–97, 100–123.


[Закрыть]. В этот же день послы вместе с Петром обедали у обер-президента фон Данкельмана – в его помещении в курфюршеском дворце, а вечером ужинали и смотрели фейерверк у курфюрста. «Утром в 9 часов, – рассказывает церемониймейстер Бессер, – прислали гг. послы своего гофмейстера полковника Пристава к его превосходительству г. обер-президенту справиться, удобно ли ему, если они приедут отдать ему визит. Его превосходительство назначил следующий час, и тогда послы прибыли в 6 каретах, каждый в особой карете, а в остальных трех секретарь посольства Лефорт, полковник Пристав, а также сын, брат и зять второго посла. Все кур-фюршеские секретари и служители канцелярии, а также церемониймейстер и рекстмейстер вместе с г. надворным и посольским советником фон Гувальдом встретили гг. послов внизу у кареты. Его превосходительство вышел им навстречу до лестницы и повел их через различные покои в комнату, убранную красивыми обоями, где на турецком ковре стояли четыре одинаковых, обитых камкой кресла. Они держали совещание, и так как между тем приблизилось время идти к столу, то его превосходительство удержал гг. послов, что они приняли и для себя и для состоящей при них свиты. Его курфюршеская светлость приказал доставить все к столу из своей кухни и погреба. Собрание, к которому присоединился еще его превосходительство г. генерал-кригскомиссар, продолжалось почти до вечера, а затем господа послы вместе с их обер-командором были приглашены к столу его курфюршеской светлости и посмотреть фейерверк, приготовленный в честь его царского величества». Названием обер-командора Бессер обозначает никого иного, разумеется, как Петра.

Беседа послов с обер-президентом фон Данкельманом, судя по «Статейному списку», прошла не так гладко, как изображает ее Бессер. «Статейный список» отмечает, что послы, приехав к обер-президенту 24 мая на обед, отказались разговаривать о делах, настаивая, что разговоры о делах должны происходить не у обер-президента, а у них, послов. «И как великие и полномочные послы, – читаем в «Статейном списке», – к тому курфирстову ближнему человеку приехали, и их встретил у корет, а вшед в полаты, сели за стол; да с ними ж сели думной духовных дел фон Фуксен[819]819
  Consistorial-Prasident von Fuchs. Бессер не упоминает о нем на собрании 24 мая.


[Закрыть] да генерал-комисарий фон-дан-Келман (фон Данкельман), и президент говорил, чтоб они, великие и полномочные послы, о настоящих делех, о которых написано в статьях, с ними изволили говорить и, как мочно, согласитца, постановить. И великие и полномочные послы говорили, что они к нему по его прошению приехали обедать, а не для разговору дел и буде им о тех делах какой с ними, великими и полномочными послы, должно разговор иметь, и они б курфюрстова пресветлейшества ближние люди, приехали к ним, великим и полномочным послом. И курфирстовы ближние люди больше того их, великих и полномочных послов, о делех говорить не принуждали, а говорили о пути, куды им, великим и полномочным послом, ехать способнее. После тех разговоров у президента обедали. А по обеде над вечер прислал курфирст к великим и полномочным послом некоторого из ближних людей, чтоб они, великие и полномочные послы, изволили итить к нему, курфирсту, в покои. И великие и полномочные послы того вечера у курфирста были на том же дворе в его, курфирстовых, полатах и ужинали за одним столом; а с ними были знатные из валентеров». Под «знатными из валентеров» «Статейный список» разумеет, конечно, также Петра[820]820
  Пам. дипл. сношений, VIII, 831–832.


[Закрыть].

Курфюрст знал, очевидно, любовь своего гостя к фейерверкам и постарался удовлетворить его вкус. «Фейерверк был приготовлен, – пишет Бессер, – полковником-лейтенантом и обер-инженером Штейтнером и состоял из трех различных сооружений и частей. Первое сооружение на площади Новой рефоматской церкви состояло из 8 горящих пирамид с именем его царского величества, государственным гербом и vivat’ом над ними. Другое – на дворцовом пруду – было в форме триумфальных ворот или победной арки с московским гербом с всадником, св. Георгием, посредине, с примыкающей с обеих сторон галереей, с горящими пикинерами в панцирях (mit brennenden geharniscnten Piqvenirern), а вокруг плавающие сирены и лебеди. Третье сооружение, также на дворцовом пруду, представляло флот перед Азовом, с которым его царское величество одолел эту крепость. Разного рода огни, а также бесчисленное множество ракет, потешных и боевых снарядов (Lust– und Streit-Kugeln) доставили ушам и взорам присутствующих такое удовольствие, что, по крайней мере, иностранцы нам откровенно признавались, что никогда ничего подобного не видали»[821]821
  Besser. Schriften, 552–553.


[Закрыть]. В своеобразных, но очень живых, хотя и не совсем, может быть, уклюжих выражениях, однако хорошо передающих испытанное впечатление, описывается фейерверк в «Статейном списке»: «Потом смотрели из полат огненных потех, которые устроены таким поведением: для превысочайшие чести великого государя, его царского величества, сделан огнестрельными художествы орел двоеглавой с тремя коронами с надписью таковою: «виват царь и великий князь Петр Алексеевич», и притом многие зело удивительные разными образцы вещи и издавали разноцветные из себя огни. Да на воде на реке Прегеле поставлена на полатах (плотах) многие разные огнестрельные вещи, а в первых сделан всадник на коне побеждающ змия, над ним надпись русскими литеры: «царь Петр Алексеевич да живет»: на другом плоту – корабли и морские разные дива и птицы. И все горели изрядными разных цветов огни, и много число ракет водяных и верховых пускано, которые вверху также действие имели разноцветными огни и многими расходящимися ракеты. И было того действа часа с полтора. В то ж время стреляли по зажжении всякой большой огнестрельной вещи из девяти пушек, которые пушки при тех же огнестрельных вещах стояли. А потом, подчивав валентеров и великих и полномочных послов, отпустили»[822]822
  Пам. дипл. сношений, VIII, 832.


[Закрыть].

25 мая, на следующий день, гостям была предложена новая потеха, также не из очень утонченных – звериная травля. «Для гг. послов и их обер-командора, – пишет Бессер, – была устроена звериная травля: медведи бились с зубром и с лошадьми. По окончании этого состязания знатные зрители прошли в покои его превосходительства г. обер-президента для совещания о некоторых важных обстоятельствах». Гораздо подробнее описание той же потехи в «Статейном списке»; видимо, зрелище захватило внимание автора этого описания, который и передал все его детали. «Майя в 25 день, – читаем в «Статейном списке», – присылал курфирст звать великих и полномочных послов смотреть звериной потехи, которая была на потешном дворе близ курфирстова двора и саду. И великие и полномочные послы и валентеры в тот курфирстов двор ездили в курфирстовых коретах и той потехи смотрели. Двор тот потешной вдоль сажен тридцати, поперег с двадцать в каменной ограде, на стенах перила, на которых стоя смотрели той потехи; в тот двор сделаны трои ворота, да из стен три окна. Из тех окон выпущены во двор три медведя, а на дворе стояли юнец дивий да бык; и те медведи, сразясь, дрались, и юнец гораздо медведей бил и рогами метал, которые, видя свою немочь, бегали от него, как могли. Потом выпущен был конь, дабы с теми ж зверми бился, но никакого действия не показал. Потом приведены были на того ж юнца собак немалое число, которые ни малой ему школы не учинили ж. А как звери дрались, и в то время на перилах били в литавры и трубили на трубах, а на зверей кидали ракеты, чтоб тем их паче раздразнить и к бою подвигнуть»[823]823
  Там же, 832–833; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 10 об.: «Июня в 16 д. курфирстовым псовым охотником трем человеком дано 10 золотых».


[Закрыть].

26 мая был у послов с ответным визитом обер-президент фон Данкельман и обедал у них. «Утром его превосходительство, – пишет Бессер, – через тайного секретаря Витте возвестил гг. послам об ответном визите и отправился туда в трех курфюршеских каретах. В первой сидели секретари, во второй – г. рекстмейстер фон Бедель с надворным и посольским советником и прусским шталмейстером г. фон Гувальдом, в третьей, запряженной 6 лошадьми, сидел его превосходительство, а против него церемониймейстер. Московские офицеры вышли к его превосходительству до кареты, а послы – к дверям дома и пригласили его прежде всего в покой, где на главном месте комнаты (in der Ober-Stelle des Zimmers) был поставлен особый стул для его превосходительства. Они провели обеденное время вместе и, хотя обер-президент, так как стол был от его курфюршеской светлости, хотел сесть ниже и занять хозяйское место, однако гг. послы не переставали просить его превосходительство, пока он не занял места между двумя первыми послами. При прощании они провожали его до кареты и не прежде вернулись, чем карета начала отъезжать»[824]824
  Besser. Schriften, 553–554.


[Закрыть].