Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

XVI. Выход в Ледовитый океан

Обладая уже двумя кораблями на Белом море и ожидая прибытия третьего, Петр мечтает о постройке у Архангельска целого флота. Виниусу было поручено достать из Амстердама от того же Витзена чертежи и размеры голландских кораблей. Виниус, однако, не мог удовлетворить царя. «Со вчерашнею, государь, почтою, – пишет он Петру 9 июля, – из-за моря бурмистр Витцен писал ко мне, что он в книге своей не описал меру о кораблях и о яхтах меры против кила для того де, что той меры описать было невозможно, затем, что всякой корабелной мастер делает по своему рассуждению, как кому покажется, и чтоб для примеру доброго розмеривания изволил бы ваше царское величество указать розмерить тот корабль, на котором Ян Флам пошел к Городу и куплен про вашу, великих государей, потребу. А тот де корабль зело хорош и розмерен зделан, и против того карабля розмеру возможно иные суды делать»[290]290
  Там же. С. 500–501.


[Закрыть]. Петр не соглашается с такими доводами, возражает, указывая на разные типы судов, чем выдает свои познания в кораблестроении. Встреченное на пути препятствие не уменьшает его движения к намеченной цели, и он продолжает настаивать на своем – сыскать размеры судов разных типов. «Min Her, – отвечает он Виниусу от 19 июля. – Писмо твое, іюля въ 9 д. писанное, мнѣ вручено іюля въ 16 день, и в том письме писано, чтобы розмер взять с карабля, которой Флам приведет, и с того бы делать и иные суды. И тому невозможно статца, потому что тот карабль фрегат, а не флейт, и для того кшталтом (видом, Gestalte) зело розны суть межь себя, а голиаты и яхты и гараздо далея видом и розмером. И для того, сколко возможно, потрудись, чтобы тем розным судам всякому особь розмер сыскать. Да в том же писме и другое писмо (Виниус пересылал царю письмо от сестры Петра царевны Натальи Алексеевны) запечатано принел в целости. А Флам по се число еще не бывал. Piter. От Города июля в 19 д.»[291]291
  П. и Б. Т. I. № 28.


[Закрыть] Не без горечи, вероятно, писал Петр эти заключительные слова письма: «А Флам по се число еще не бывал». Но как раз в тот же день, когда было написано это письмо, желанный корабль вместе с двумя английскими судами показался в устье Двины. «Мы были, – пишет Гордон, – на той стороне реки на пирушке и слышали выстрелы». Это был канун Ильина дня.

Петр был в церкви Ильи Пророка на Кегострове. В устье Двины есть песчаные отмели, часто изменяющие свое местоположение и этим затрудняющие судоходство. Корабли должны ждать прилива, чтобы пройти их безопасно[292]292
  Устрялов. История… Т. II. С. 172.


[Закрыть]. Вероятно, этим объясняется некоторое замедление в прибытии корабля в Архангельск: только 21 июля, около 4 часов пополудни, он подошел к острову Соломбале и бросил якорь, где обыкновенно стояли на якоре тяжело нагруженные суда. Это был 44-пушечный фрегат «Santa Proffeetie» («Святое пророчество») с экипажем из 40 матросов под командой Яна Флама. Еще задолго до прибытия «Святого пророчества» в Архангельск амстердамский бургомистр Витзен прислал Лефорту (от 24 мая) подробное его описание, которое последний приложил в письме к своему брату в Женеву от 4 июля. «На борту корабля, – пишет Витзен, – находятся 40 хороших матросов. Он снабжен 44 железными пушками, 6 из них – гаубицы, все из хорошего железа. Экипаж, снасти, якори, мачты, паруса, оружие и т. д. отборные. Уже теперь видно, как развевается флаг его царского величества перед этим городом (Амстердамом). Я велел погрузить на борт три тысячи пудов пороху, далее, несколько хороших ружей, сабли, пистолеты, ядра и цепные ядра и вообще все, что должно быть на военном корабле. Корпус судна сделан из наилучшего дерева, какое только можно было найти; это, далее, лучший ходок, чему мы сделали пробу перед этим городом. Плата матросам немного высока, частию из-за военного времени, частию вследствие недостатка в экипаже, который нелегко найти, если не заплатить дороже обыкновенного. Каюта кормовой части корабля снабжена великолепной походной кроватью, с хорошими матрацами, занавесами из красной шелковой материи и со всеми принадлежностями, а также ковром. Имеется также и ковровая скатерть для стола. Каюта, находящаяся повыше, в которую входят по потайной лестнице, разделена на два отделения, из них в заднем я велел поставить полог из шелковой материи другого цвета для постели его величества. Потолки этих обеих кают расписаны лучшими мастерами, и там изображены с натуры цветы и птицы. Точно так же украшены живописью кормовая и носовая части корабля, а стены обеих кают обиты разрисованной кожей. Я велел штурману в нижнем пространстве кормы сделать запас салфеток, скатертей, посуды и других вещей и необходимых столовых и постельных принадлежностей, а также запастись рейнскими и французскими винами и согласно вашему распоряжению захватить с собой обезьян и маленьких болонских собак»[293]293
  Posselt. Lefort, II, 302–303.


[Закрыть]. Прибытие желанного корабля праздновалось пиром. «Mi Her, – пишет Петр Виниусу 21 июля, по-видимому, с самого пира, – ничто іное нынѣ мнѣ писать, только что давъно желали, нынѣ в 21 д. совершилось: Янъ Фъламъ въ целости приехалъ, на каторомъ каробле 44 пушкъи і 40 матрозофъ.

Пожалуй, поклонись въсемъ нашимъ. Пространънее писать буду въ настояшей почьте; а ныне обвеселяся, неудобно простърано писать, пачеже і нельзя, понеже при таких случаехъ въсегда Бахусъ почитается, которой своіми листъеми засланяетъ очи хотящимъ пространо писати. Schiper Fon schip santus profetities. Отъ Города, іюля въ 21 д.»[294]294
  П. и Б. Т. I. № 29.


[Закрыть] Подпись Петра с ошибками на голландском языке: «Шкипер корабля «Святое пророчество» – показывает, что он принял на себя звание шкипера этого корабля, лейтенантом был назначен боярин князь Б.А. Голицын, а капитаном – уроженец самого сухопутного государства в Европе Франц Лефорт, но фактически управлял кораблем в звании штурмана опытный моряк Ян Флам, совершивший уже 30 плаваний в Архангельск и знакомый со всеми бухтами в Белом море; он и привел корабль в Архангельск. На корабле еще в Амстердаме поднят был русский флаг – красный, синий, белый, представлявший собой вариацию голландского флага (красный, белый, синий), под которым он пришел. Своей радостью Петр не замедлил поделиться и с братом, царем Иваном Алексеевичем, и, хотя поздно вечером, но в тот же день, 21 июля, продиктовал к нему следующее письмо: «Превозлюбленной мой государь, батко и братец, царь Иоанн Алексеевичь! Здравствуй на многие лета со сажителницею своею, а моею государынею невестушкою и с рождением. По премногу возблагодарствовал твою к себе братцкую милость, что пожаловал чрез писмо мое о ведомости своего здоровья и всего нашего дому, о чем, яко о самом себе, вашего здоровья слышати желаю. Да вестно тебе чиню: сего июля 21 числа, что чрез волю мою велено кораблю быть, пришел 1, и, ежели благоволит Бог, возбравши поиду и тем же Богом и возвращением не умедлю. Потом же прошу милости яко у батки и брата: пожалуй, донеси тетке и матери моей, государыне царице Татияне Михайловне, и поклон отдай; такъже невеске и сестрам. Слава Богу, жив. За сим, здравствуй, мой государь батко и братец. Petrus. От Города, июля 21-го дня 3-го часа ночи (в двенадцатом часу ночи по нашему счету)»[295]295
  П. и Б. Т. I. № 30.


[Закрыть].

Слова этого письма «возбравши поиду», вероятно, намекают на предполагаемое морское путешествие на новом корабле. Однако фрегат, пробывший в пути из Голландии до Архангельска 5 недель и 4 дня, требовал некоторой починки, которая и продолжалась около недели, конечно, не без личного участия в ней царя. 24 июля праздновал свои именины лейтенант нового корабля князь Б.А. Голицын. 27-го Гордон заносит в дневник известие о том, что началась погрузка провианта на имеющие отплыть корабли. 28-го Петр был в компании англичан на берегу, а 29-го англичане угощали его на одном из их кораблей. 31-го вечером царь зашел к Гордону и передал ему составленные им и написанные на русском языке изъяснения к сигналам для руководства ими во время путешествия и просил перевести их на английский язык в четырех экземплярах для раздачи капитанам английских кораблей. 1 августа Петр со свитой был у обедни в Успенской церкви и слушал молебствие перед путешествием. После литургии был на обеде у преосвященного Афанасия. В тот же день, приготовляясь к экспедиции, Гордон перебрался на борт яхты «Святой Петр». 3-го, рано утром, к нему явился туда Петр и, заметив, что ветер благоприятен, приказал отбуксировать яхту к другим кораблям, что и было исполнено. Решено было выходить в море в таком порядке: впереди вице-адмирал И.И. Бутурлин на корабле «Апостол Павел», за ним четыре голландских корабля, возвращающиеся домой из Архангельска; в центре – адмирал князь Ф.Ю. Ромодановский на корабле «Святое пророчество», где находился и Петр; за ним четыре возвращающихся английских корабля и, наконец, контр-адмирал Гордон на яхте «Святой Петр». На царский корабль приезжал на своем шняке архиепископ Афанасий благословить царя перед путешествием и поднес ему приношение: хлеб, рыбу и иные припасы «про государский обиход». Однако, приготовившись к отплытию 3 августа, флот этот не мог двинуться вследствие безветрия. Участники экспедиции коротали время в увеселениях. 5 августа вся компания с царем на одном из островов двинского устья забавлялась игрой в кегли. Гордон в шутку обещал капитану Блоа, командиру одного из английских кораблей, назвать остров его именем с тем, чтобы он устроил для всей компании угощение. На другой день, 6 августа, опять ездили на остров играть в кегли. Капитан Блоа дал обещанную попойку. 7-го на том же острове угощали русских отплывавшие на кораблях англичане. Гомерическое пиршество длилось беспрерывно всю ночь на 8-е, целый день 8-го и еще ночь на 9-е число. 9-го на восходе солнца поднялся было благоприятный ветер; все поспешили опять на корабли, но скоро ветер спал, и пришлось опять стоять на месте. От 9-го сохранилось письмо Петра к царю Ивану Алексеевичу, ответное на письмо последнего, с поклонами тетке царевне Татьяне Михайловне, невестке, сестрам и домашним. 10 августа поднялся вновь небольшой ветер. Подняты были якори; корабли двинулись, но, пройдя всего 3 версты, должны были вновь остановиться в одном из рукавов двинского устья – Маймеце. 11-го задул противный ветер. На адмиральском корабле состоялся совет, на котором было положено, если на следующее утро ветер не переменится, вести корабли к устью Двины буксиром, т. е. при помощи лодок с гребцами. «После обеда, – записывает Гордон, – мы отправились на берег и забавлялись в обществе генерала Лефорта и англичан игрою в кегли, причем выпито было так много ликера, что стало очень весело. Наконец, 12-го подул попутный, хотя и слабый, ветер при туманной погоде». В 4 часа утра корабли снялись с якорей, около 10 часов утра прошли мимо Маркова острова, где находился стрелецкий караул для наблюдения за приходящими и отходящими судами, прошли мимо Крестовского острова, названного так по множеству крестов на устроенном там кладбище, затем в час дня миновали остров Мураву и в 2 часа дня, так как вода была мелкая, бросили якори невдалеке от песчаных отмелей Мудьюгского острова, на котором высилась деревянная башня (маяк?) и где во время навигации жили лоцманы и солдаты. Петр посетил яхту Гордона и поручил ему перевести на английский язык и отослать капитанам отставших кораблей какое-то распоряжение[296]296
  Gordons Tagebuch, II, 465–471; П. и Б. Т. I. № 31.


[Закрыть].

Весь день 13 августа пришлось простоять из-за противного ветра. 14-го, в 4 часа утра, направление ветра изменилось, и эскадра могла продолжать путь. Около 6 часов утра она вышла из Двинского устья и лавировала, ожидая отставшие английские корабли. Лоцманы были отпущены, и в 9 часов утра с адмиральского корабля дан был сигнал каждому занять свое место, и через час все суда после установленных салютов двинулись в открытое море в том порядке, который ранее был указан, держа курс на север. «Имея в виду с правой стороны высокий берег, – говорит Гордон, подробно, почти час за часом описывавший этот путь, – эскадра подошла вечером к мысу, который называется Голубым, или Серым, углом. Как только мы его достигли, мы изменили курс и направились на северо-восток. Этот Голубой, или Серый, угол находится в 12 милях от устья Двины. Вечером от захода солнца до полуночи наступил штиль, так что корабли продвинулись только незначительно вперед; с полуночи, однако, явилась возможность продолжать путь при свежем ветре. 15 августа, часов около 9 утра, поднялся туман; стали раздаваться пушечные выстрелы, барабанный бой и звуки труб – сигналы держаться всем вместе. Из-за тумана яхта «Святой Петр» чуть было не налетела на скалу у острова Сосновца возле Терского берега. В 2 часа пополудни, думая, что мы удалены на большое расстояние от берега, мы очутились прямо перед ним. Штурман ошибся местностью и восклицал, что компасы неверны. Мы повернули на восток и едва проплыли несколько минут, как из-за густого тумана увидали берег от нас на расстоянии брошенного камня». Крест, который Гордон и его спутники в тумане приняли за корабль, оказался водруженным на берегу. Контр-адмирал пришел в ужас и совсем растерялся: яхту могло выбросить на берег и, казалось, не было возможности ее повернуть. Отрубили канат и бросили якорь, и яхту удалось остановить не далее одной сажени от скалы. Гордон решительно не знал, что делать далее. Наконец решено было оттащить яхту от берега, буксируя ее при помощи имевшейся при ней лодки. Этот прием удался. Между тем туман стал рассеиваться, яхта благополучно была проведена между островом и берегом и в 3 часа дня была уже в открытом море вне опасности. Полчаса спустя стали заметны некоторые из кораблей эскадры, но в значительном отдалении. Туман окончательно разошелся, дул довольно свежий ветер, Гордон приказал развернуть все паруса, чтобы догнать остальные корабли. «Так, – заключает Гордон свой рассказ об этом происшествии, – избавило нас Божественное Провидение от этой опасности. По милости Божией нас спасло то обстоятельство, что ветер был не очень силен, и то, что мы вовремя бросили якорь»[297]297
  Gordons Tagebuch, II, 471–473.


[Закрыть].

Прочие суда эскадры, убавив паруса, дожидались задержавшегося контр-адмиральского корабля, затем, по его присоединении, двинулись вперед полным ходом. Вскоре после заката солнца флот прошел в виду устья реки Поноя, ночью миновал лежащие к северу от Поноя Три острова, которых Петр достигал в предыдущем году, а на рассвете 16 августа обогнул Орлов нос, направляясь к северу. Яхта «Святой Петр» шла, все время отставая от других кораблей, и держалась близ берега, на котором по низинам и долинам был виден снег. К полудню ветер стих. Был созван совет, на котором решено в случае противного или слишком сильного ветра повернуть обратно, предоставив купеческим кораблям продолжать путь. Сигналом к возвращению в Архангельск должны быть пять пушечных выстрелов из больших орудий с адмиральского корабля, а сверх того поднятие флага на бизань-мачте, если приказ о возвращении будет отдаваться днем. После обеда на яхту Гордона собрались капитаны английских кораблей и распрощались с ним за стаканом ликера. Вечером был ужин на адмиральском корабле. Ночью эскадра прошла при благоприятном свежем ветре мимо Лумбовской бухты и островов того же имени и на рассвете 17 августа достигла утесов мыса Святого носа. К 7 часам утра ветер окреп и начал становиться противным. Раздались условленные пять пушечных выстрелов – сигнал к возвращению, «чему мы очень обрадовались», – искренне замечает Гордон. Начался обмен прощальными салютами с купеческими кораблями, которые отправились дальше, а затем Гордон салютовал адмиралу и вице-адмиралу, прибывшим на его корабль. Возвращались при сильном ветре. Около часу пополудни прошли мимо устья Поноя, вечером завидели остров Сосновец с водруженным крестом, где за день перед тем контр-адмиральский корабль едва не разбился. Мимо острова прошли ночью, держась на более отдаленном расстоянии от берега, чем раньше[298]298
  Gordons Tagebuch, II, 473–475.


[Закрыть].

18 августа на рассвете ветер стих; Гордон потерял из виду шедшие впереди корабли. Яхту кидало из стороны в сторону, но вперед она не двигалась. 19-го, около 7 часов утра, поднялся свежий южный ветер; яхта стала лавировать. К полудню ветер усилился. Контр-адмирал опять совершенно растерялся. «Мы считали себя погибшими», – откровенно пишет он. Контр-адмирал не нашелся предпринять ничего иного, как подойти на расстояние версты к берегу, бросить якорь и, пересев на шлюпку, искать спасения от той стихии, которая, казалось бы, должна была быть ему близкой по званию контр-адмирала, на берегу, где виднелись многочисленные хижины и где он со спутниками занялся собиранием оказавшихся там в большом количестве ягод земляники, малины, красной и черной смородины, брусники и костяники. Дождавшись более благоприятной погоды, храбрый моряк вернулся на корабль, распустил паруса и на рассвете 20 августа догнал другие корабли[299]299
  Ibid., 475–476.


[Закрыть].

20 августа, в 8 часов утра, эскадра прошла мимо деревни Куя, находившейся неподалеку от двинского устья. Ветер стих, и корабли несло приливом. В час пополудни адмиральский и вице-адмиральский корабли достигли «бара», песчаной отмели в устье, и бросили там якорь из-за безветрия. 21 августа вошли в устье Двины, но сначала вице-адмиральский корабль, а затем и Гордонова яхта сели на мель. Потребовалась получасовая работа, чтобы стащить яхту оттуда воротом. После этого злоключения Гордон благополучно достиг Соломбальского рейда, бросил якорь подле адмирала и отправился на адмиральский корабль, а затем «Великий Шкипер» (Петр) прибыл на его яхту и пробыл на ней с час. Вице-адмирал не так скоро справился с затруднением и пришел на рейд только 22-го[300]300
  Ibid., 476–477.


[Закрыть].

Путешествие было окончено. Надо было собираться в Москву. 22 августа Гордон был занят распределением офицеров и солдат своего отряда, а также и багажа по судам, на которых предстояло плыть вверх по Двине до Пенды. 23-го он явился к Петру откланяться, причем передал ему какие-то книги и подарил два присланных из Англии «Ladstцcke» (?), что было царю очень приятно. В тот же день давал пир воевода Ф.М. Апраксин. 24-го Гордон пустился в путь. По-видимому, одновременно с ним отправились князь Ф.Ю. Ромодановский, Т.Н. Стрешнев и Н.М. Зотов. В этот день последние двое приставали в Холмогорах, где служили молебствие. 26 августа проследовал мимо Холмогор и Петр, которого сопровождал до этого города архиепископ Афанасий. Царь, как и на пути в Архангельск, не останавливался в Холмогорах[301]301
  Летопись Двинская. С. 80–81.


[Закрыть]. 29 августа он достиг уже устья Пенды, впадающей в Двину несколько севернее Ваги, откуда писал архангельскому воеводе Ф.М. Апраксину: «Min Her, – сего августа в 29 день на Пенду приехали, слава богу, живы. Как поехал, за суетою забыл, ныне молю исправить некие нужды, а именно: естьли лимонов свежих будет много, половину осолить, а другую натер[е]ть на сахар искрошивши, всыпать в бутыли, а нутрь изрезать и пересыпать сахаром же в ставики; а каково делать, и тому послал я образец. А буде мало будет, все зделать в лимонат. О секе и ренском не запамятовать, а об ином из каравана ни о чем не прошу, разве естьли будут инструменты математецкие или тимерманские. Piter. При сем писавый пре-освещенный Гедеон киевский и галицкий благословение посылаю. Фетка Троекуров, Фетка Плещеев, Ермошка Мешюков челом бьют. Один брат Гашка, Алексашка Меншиковы, Гуморт, Алешка Петелин, Оска Зверев, Вареной Мадамкин. С Пенды»[302]302
  П. и Б. Т. I. № 32.


[Закрыть].

Письмо с распоряжениями о лимонах, секе и ренском ярко рисует, между прочим, одну черту в характере Петра, которая с этих молодых лет будет отличать его всю жизнь: его способность входить до мелочей во все подробности каждого дела, в том числе и своего домашнего хозяйства. Он не только отдает самые подробные распоряжения, но и посылает образец, как надо исполнить предписанное. Письмо подписано «компанией», в сопровождении которой ехал Петр, участниками постоянной, даже и во время пути не прерывавшейся игры в церковный собор, один из членов которого и подписался первым под именем митрополита Киевского и Галицкого Гедеона. Кто носил это звание – неизвестно. Остальные подписавшие письмо участники компании были: стольник князь Ф.И. Троекуров, спальник Ф.Ф. Плещеев, Г.Д. Меншиков, А.Д. Меншиков, будущий светлейший князь, Иоганн Гумерт – родом эстляндец, выехавший на службу из Польши в 1693 г., Осип Зверев и Алексей Петелин – бомбардиры Преображенского полка, карла Ермолай Мишуков. Что за личность, подписавшаяся Вареным Мадамкиным, издателям писем Петра не удалось выяснить. С Пенды шла сухопутная дорога на Вологду вверх по реке Ваге через Важский уезд и Устьянские волости, которой, по-видимому, и пользовались в осеннее время, когда навигация по Верхней Двине и по Сухоне была уже затруднена. Так, по крайней мере, возвращался Гордон с некоторыми из своих спутников, пересев в Пенде с карбасов в экипажи. Можно с вероятностью предположить, что тем же путем двигался и Петр. Остановка в Пенде – пункте, где пересаживались с речных судов в экипажи, и дала ему повод написать вышеприведенное письмо к Апраксину[303]303
  Gordons Tagebuch, II, 477–479.


[Закрыть].

Что же дали Петру эти две поездки на Белое море в 1693 и 1694 гг.? Какие последствия они вызвали? Прежде всего следует помнить, что поездки в Архангельск, кораблестроение там и плавание по Белому морю были не государственными делами, а исключительно «потехами» государя, потехами, служившими непосредственным продолжением переяславского кораблестроения и плавания, но предпринятыми в более широком масштабе и на настоящем море, уже не с игрушечными, а с настоящими кораблями, но все еще с игрушечными адмиралами, капитанами и лейтенантами, которые трепетали, приходили в отчаяние и терялись при сильном ветре и тумане, как Гордон, и сажали корабли на мель. Петр познакомился с морским кораблем, с его устройством, снаряжением и оснасткой, приобрел познания в корабельном деле и мореплавании. Прожив несколько месяцев на море, он привык к морю и полюбил его. С той поры шум морских волн, морской воздух, морская стихия тянут его к себе и с годами сделаются для него необходимой потребностью. У него разовьется органическое стремление к морю.

Мелькнула, впрочем, во время пребывания в Архангельске и одна государственная мысль. Насмотревшись на чужестранные корабли, приходившие в Архангельск с заграничными товарами и увозившие русские товары, Петр подумал о такой же деятельности и русских кораблей и для первой пробы приказал Апраксину нагрузить два корабля, «Святой Павел» и «Святое пророчество», русскими товарами и отправить их в заграничные порты. В первую очередь был назначен к отплытию «Святой Павел»; другой «большой корабль» – «Святое пророчество» – должен был отправиться на следующий год. Дело это вследствие его новизны плохо подвигалось. Еще в конце 1694 г. Ф.М. Апраксин обращался к царю, представляя о затруднениях с матросами и не зная, какими товарами нагружать отправляемый корабль, что вызвало довольно раздраженный ответ Петра: «Min Her, – писал он Апраксину (в конце 1694 г.). – Письмо ваше выразумев, соответствую, что карабль, как при мне наряжен был к отпуску, и сары (галерные работники) хотя сперва и не хотели ехать, однакож после обещалися. А о товаре, какой в него класть, на то мне здесь, в таком будучи расстоянии, делать невозможно; да и там будучи, я говорил: с чем лучше, с тем и отпускай, потому что товар, что класть, и иноземцы, кому то купить, все там, и тебе удобнее то зделать, о чем и я пространнее говорил. А пашпорт прислан будет вскоре; а карабль болшой, в ту ж пору положено, что зимовать, а тот отпустить, и дивлюся, что затем отповеди другой требуете. Piter»[304]304
  П. и Б. Т. I. № 34.


[Закрыть].