Текст книги "Петр I. Материалы для биографии. Том 1. 1672–1697."

27 мая послы получили приглашение на увеселительную поездку в загородную резиденцию курфюрста Фридрихсгоф. «По прошению ж, – читаем в «Статейном списке», – ездили великие и полномочные послы к курфирсту из Королевца (Кенигсберга) мили с полторы в отъезжей дом его, именуемый Фридрихзгоф, гулять. И курфирст в том дому великих и полномочных послов подчивал, и разговаривали с курфирстом о предбудущем пути, на которые б места ехать пристойней и безопаснее. Тут же был один с прочими из валентеров начальной»[825]825
  Пам. дипл. сношений, VIII, 833.


[Закрыть]. Из «валентеров начальной» – это, конечно, Петр. В «Юрнале» находим отметку, показывающую, что 27 мая Петр «на дву яхтах в Пилоу ездил», и возможно предположить, что царь проехал туда из Фридрихсгофа. Подробности об этой поездке в Пилау сообщает тайный веницианский агент в донесении от 1/11 июня из Кенигсберга: «Царь со своими послами находится еще здесь и выказывает большое удовольствие по поводу благоволения курфюрста. В пятницу он отправлялся в Пилау, где посетил арсенал. Так как он обнаружил желание видеть какие-либо потешные огни, то тотчас же в окрестности Пилау было отправлено несколько мортир, бомбы и другие потешные вещи, которыми удовлетворено было его любопытство, и вечером он вернулся в Кенигсберг»[826]826
  Шмурло. Сборник. № 321. Выехал Петр в Пилау в четверг 27 мая и вернулся в пятницу 28-го.


[Закрыть]. Из Пилау он вернулся, как свидетельствует «Юрнал», показание которого заслуживает предпочтения, на следующий день, 28 мая, не вечером, а перед обедом[827]827
  Походный журнал 1697 г., май: «В 27 день. На дву яхтах в Пилоу ездил. В 28 день. Перед обедом приехали назад».


[Закрыть].

29 мая генерал-кригскомиссар сделал каждому из послов особые визиты и звал их к себе обедать[828]828
  Besser. Schriften, 554; Пам. дипл. сношений, VIII, 834. Обед, упоминаемый «Статейным списком»» в тот же день, 29 мая, Бессер описывает под 1 июня.


[Закрыть].

30 мая, в воскресенье, в день рождения царя, курфюрст оказал ему особую любезность, прислал ему в подарок несколько вещей из янтаря, среди которых великолепное распятие и часы. Поздравляя государя и поднося подарки от имени курфюрста, церемониймейстер Бессер сказал, что просит принять их как произведения той местности, где царь находится, а золота и драгоценных камней у него и так довольно. Поздравление сопровождалось пушечными залпами. Вечером курфюрст явился к Петру и ужинал у него в интимной компании с обер-президентом и полковым маршалом (il mareschallo di campo) и, как кажется, с Ф.А. Головиным. «Был у нас курфюрст с послом», – гласит «Юрнал» под 30 мая. Что под «послом» можно предполагать здесь второго посла, показывает приводимое ниже известие из дневника состоявшего при послах Бергена. Венецианский тайный агент сообщает, что царь за этим ужином выпросил у курфюрста помилование одному осужденному за убийство на смертную казнь[829]829
  Шмурло. Сборник. № 321.


[Закрыть].

Посольство, кроме Ф.А. Головина, ужинало в этот вечер, 30 мая, в помещении первого великого посла, причем тайный секретарь и переводчик Берген был свидетелем разговора, который он записал в своем журнале, веденном им за то время, которое он состоял при посольстве[830]830
  «Diarium Moskowitischer Affairen de Anno 1697 wie di Moskowitischer Gross Gesandtschaft und der Czaar selbst, von den preussischen Grдntzen aubiss Berlin verzeichnet durch E[rnst] G[otlieb] v. B[ergen]». Этот «Diarium» хранится в берлинском Тайном государственном архиве в деле, озаглавленном: «Acta betr. den Durchrug der Grossen Moskowitischen Gesandtschaft, 1697 Jahuar – September». Отрывки из «Diarium» приводятся в книге: Dukmeyer. Korbs Diarium itineris in Moskoviam und Quellen, die es ergдnzen», I, 312.


[Закрыть]. После девяти часов вечера, пишет Берген, «царское посольство вместе с г. фон Данкель-маном (кригскомиссаром) проследовало в помещение царских послов, где после ряда тостов за здоровье обоих великих государей генерал (Лефорт), в отсутствие г. Головина, подробно повел речь, как его великий монарх так высоко его вознес, что выше подняться он уже не мог бы, но как в нем можно видеть пример несовершенства всех временных вещей, так как при всем его кажущемся счастии у него ничего нет, кроме заботы на шее. Они, оба его товарищи или послы (sie beyde seine Towarischen oder Mitgesandten), гораздо счастливее его, могут предаваться отдыху, когда и как хотят, и он, кавалер (т. е. Возницын), так же как и другой (т. е. отсутствующий Головин), мог бы ускользнуть, если бы сумел, поелику (massen) они не принимают участия в его заботах, как он в их заботах, и они могут спать всю ночь напролет, тогда как вверенное ему сокровище (т. е. царь Петр) и забота о нем держит его без сна и лишает всякого спокойствия. Канцлер (Возницын) стал было настаивать на такой заботе одинаково со стороны другого господина посла и со своей стороны, но генерал приводил многие основания, что их забота не идет далее их трех (так!) глаз и их ответственность не простирается выше, чем за точное исполнение (adjustirung) и возможное осуществление посольских дел; его же ответственность простирается гораздо выше, а именно: как бы то великое, что ему доверено, которому принадлежит и голова его, и кровь, и вся жизнь (leib und leben) (хотя бы у него было их сотня), как бы его благополучно доставить куда нужно».

31 мая обер-президент фон Данкельман вновь обедал у послов; на обеде послы заговорили об отпуске, о прощальной аудиенции и о выдаче им отпускной грамоты. Обер-президент отвечал, что доложит о том курфюршескому пресветлейшеству и послов уведомит. «Послы, подчивав его, отпустили от себя честно и проводили до кореты»[831]831
  Пам. дипл. сношений, VIII, 836.


[Закрыть].

1 июня послы были с ответным визитом у генерал-кригскомиссара, который получил от курфюрста приказание особенно внимательно отнестись к его сотоварищу – русскому воинскому комиссару Ф.А. Головину. Для приема послов в квартире генералкригскомиссара были красиво убраны три покоя и у входа поставлены караулы. Послы прибыли около 4 часов пополудни. У генерал-кригскомиссара были также его старший брат обер-президент фон Данкельман и консисториал-президент фон Фукс. «Визит, – пишет Бессер, – обратился в совещание, после которого г. генерал-кригскомиссар предложил им роскошный и прекрасно сервированный стол. Не без удовольствия слушали разнообразную музыку и, между прочим, барабаны и флейты; однако последние только при тостах и после того, как общество развеселилось от вина»[832]832
  Besser. Schriften, 554–555.


[Закрыть]. Неизвестно, был ли Петр на этом обеде; с консисториалпрезидентом фон Фуксом он уже имел случай познакомиться ранее, на обеде у обер-президента фон Данкельмана 24 мая. Может быть, это знакомство не осталось без влияния на выработку понятий Петра о церковном управлении в протестантском духе, которые он будет проводить впоследствии.

Прощальная аудиенция послам у курфюрста состоялась 2 июня утром. «Она была во всем подобна первой, – пишет Бессер, – только на этот раз в аудиенц-зале было больше простора, так что гг. послы при входе и выходе могли смотреть прямо на его курфюршескую светлость и, следовательно, сделать три своих реверанса. Их четыре очень умных и редких карлика, которые на первой аудиенции были одеты по-московски, в парчу, на этот раз носили немецкое кармазиновое шелковое платье, украшенное золотом и серебром, и с богатым шитьем камзолы. У них были белокурые парики, на шляпах белые перья, и они, как и на первой аудиенции, шли перед послами. Первый посол сказал[833]833
  По «Статейному списку» речь на прощальной аудиенции говорил второй посол Ф.А. Головин (Пам. дипл. сношений, VIII, 839–841).


[Закрыть], что послы появились перед троном его курфюршеской светлости, чтобы всеподданнейше откланяться. Его королевская светлость взял курфюршескую грамоту у обер-президента и передал ее в тафте, которой она была обернута, первому послу стоя и с непокрытой головой и пригласил его представить ее его царскому величеству и уверить его в своей постоянной дружбе. Остальные оба посла благодарили за оказанную им во всем курфюршескую честь и милость, и, что особенно было учтиво, они благодарили еще за доброту, оказанную им министрами его курфюршеской светлости. Они обещали обо всем этом донести его царскому величеству, их великому государю, и со своей стороны охотно, в чем будет можно, оказать услуги. Его превосходительство отвечал на это со своим обычным выразительным красноречием, пригласил гг. послов к обычным прощальным комплиментам и возвестил им, что его курфюршеская светлость жалует их своим столом и почтит их перед отъездом ответными подарками. Гг. послы глубоко поклонились, пожелали его курфюршеской светлости долгой жизни и счастливого царствования и были с прежними церемониями отвезены домой. Опять была к их услугам камерная музыка, и г. генерал-кригскомиссар фон Данкельман и церемониймейстер фон Бессер составляли их общество, как по большей части было все время и в особенности при торжественных угощениях»[834]834
  Besser. Schriften, 555–556.


[Закрыть].

Сохранилась в переводе торжественная ода, сочиненная придворным капельмейстером Георгием Раддеусом, печатный экземпляр которой был поднесен автором послам после отпускной их аудиенции у курфюрста. Вот что читали в этом переводе послы, может быть, и Петр.

«Егда

Его великого Царского Величества Московского Высокопочтенное посольство при Его Курфирстской Пресветлости Бранденбурской нашем милостивейшем государе Июня в 12/2 день лета 1697 в Кролевце в Прусии на отпуске было

Тогда

Снизу поставленными строками при малой столовой музыке свою должность оказати хотел

Георгиус Раддеус

Курфирстской бранденбурской в Прусах капелной мастер (на полях: «У певчих мастер»)

Вы оного великого государя царя первые

Советники и послы от меня, яко незнаемого,

Сие дерзновение в милости принимайте

Егда Вам для поздравления

Сию малую песнь при ногах поставляю

Кроме того иного чего давати не могу.

Ваше путешествие да будет благословенно

Понеже в честь божию спомогайте

И в том постоянны пребывайте

Как себя храбрых князей дружбою крепко обязуете

И зело полезно чаете

Дабы государство турков разорено было.

Турок и татары достойно дабы искоренены были

От христианского сидения, и земли

Турок и татары, которые силою

Ищут честь божию разоряти

И христианов повреждати,

Дабы вперед они забвенны были.

Идите во имени божии, найдите приятеля

Во всех странах,

И где вы изволите пристатца,

Туда вас счастие благополучно да ведет.

И дабы ветр веел без дождя ради вас,

Найдите, что вы в намерении имеете.

Вашему великому государю царю Бог дабы спомогал

И его ногам поползнутися не дал.

Бог неприятелей в стыд дабы привел

Дай господи, дабы он оружием своим

Туркам многих трудов приключил,

Господь да подкрепит руку его

В Королевце печатано при Рейснерских наследниках».

Вероятно, этот текст был положен на музыку, исполняемую при угощении посольства. Если перевод оды был сообщен Петру, то заключавшиеся в ней пожелания, чтобы государство турок было разорено, чтобы турки и татары, ищущие разорять и повреждать христианство, были искоренены, чтобы Бог помог оружию московского государя привести неприятеля в стыд и чтобы послы во всех странах, которые они посетят, нашли себе крепких союзников, – все эти пожелания должны были быть ему, конечно, приятны[835]835
  Арх. Мин. ин. дел. Дела прусские 1697 г., № 1, л. 117–118, 119–120; Кн. австр. дв., № 47, л. 8: «Июня во 2 день курфирста брандебургского музыкантом дано 24 золотых».


[Закрыть]. Музыка курфюрста в Кенигсберге, очевидно, очень понравилась Лефорту, судя по тому, что он договорился с одним из музыкантов, Яном Тремпом, который обязался обучить и привезти в Москву 6 человек «сиповщиков» (флейтистов), за что ему было дано 400 золотых[836]836
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 8 об.


[Закрыть].

Под 5 июня занесена в расходную книгу соболиной казны выдача соболей и материй, отправленных с Петром Лефортом сановникам курфюрста, а также лицам, состоявшим при послах. Подарки были посланы: обер-президенту Эбергарту фон Данкельману два сорока соболей по 130 рублей сорок, 3 пары соболей в разную цену и два косяка камок; его брату генерал-комиссару фон Данкельману, состоявшему при послах в приставах, сорок соболей в 120 рублей, пара соболей и косяк камки.

Получили затем подарки соболями и камками в меньшем количестве церемониймейстер Бессер, Рейер Чаплиц, маршалок Везель, бывшие при послах «покоевые дворяне» фон Брезель, фон Теттау, Котраэлер, дворянин, состоявший «при валентерах», т. е. при Петре – Принцен, и губернатор кенигсбергского замка. Церемониймейстеру Бессеру подарок, состоявший из семи пар дешевых соболей и 3 косяков камок, оказался слишком мал, и, вероятно, не без напоминания ему через два дня еще даны были две пары. Посланы были также советнику фон Фуксу сорок соболей в 130 рублей и пара в 30 рублей[837]837
  Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 43–45. Придворным служителям курфюрста были выдачи золотыми (Там же, л. 8): «В Кенихзберхе ж дано курфирстовым людем, которые великим послом служили: музыкантом коморным девяти человеком 40 золотых, трубачам 20 человеком 80 золотых, лекаем 9 человеком, в том числе осми человеком по 6 золотых человеку, а одному человеку 3 золотых, сиповщиком осми человеком да учителю их, который с ними при столах играл, 50 золотых, поваренным и питейным, и серебреником и конюшенного чину людем 120 золотых; лекаем, которые служили у валентеров, четырем человеком по 10 золотых человеку». Там же, л. 9: «Июня в 6 д…курфирстовым служителем дано погребным 25 золотых, чашнику двадцать ж пять золотых, двум пажам, которые первому великому послу служили, 40 золотых, четырем человеком лекаем, которые служили у него ж, 16 золотых. Принял те золотые Петр Лефорт». Там же: «Июня в 7 д…отъехав из Кёнихзберха, курфирстовым людем, которые служили при великих послех, к прежним дачам дано первому камеру Шрейлеру 25 золотых, другому Офиеру 25 ж золотых, третьему Котролиеру 20 золотых, да поваренным, которые служили у валентеров, чашнику 12 золотых, двум возницам 10 золотых, трем человеком, которые у серебра, по 10 золотых человеку, да поварам 40 золотых, конюхом 24 золотых, да надзирателю караблей Бекарю 20 золотых, да овощнику 10 золотых».


[Закрыть].

X. Договор с курфюрстом

6 июня посольству были «объявлены» суда, на которых послы должны были отплыть из Кенигсберга: курфюрстова яхта, два корабля да галиот; суда эти стали на реке Прегель «против двоpa, на котором стояли Преображенского полку начальные люди и салдаты», следовательно, против окон Петра. Послы начали перебираться на корабли[838]838
  Пам. дипл. сношений, VIII, 842; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 8 об.: «Июня 5…перед выездом из Кенихзберха взято на яхту ко второму великому послу на всякие росходы 2000 золотых». Там же, июня в 6-й д.: «Дано капитану Григорью Григорьеву [Островскому], который служил у первого великого посла, на покупку запасов на корабль 22 золотых 10 алтын».


[Закрыть]. Хотя посольство получило уже от курфюрста торжественную прощальную аудиенцию, однако переговоры с бранденбургскими дипломатами далеко еще не были закончены, продолжались и свидания с самим курфюрстом. Среди всех этих придворных торжеств, церемоний, пиров и увеселений, столь же тяжелых, как массивные колеса грузных экипажей XVII в., послы в беседах с приближенными курфюрста постоянно касались политических вопросов, интересовавших оба правительства. Между московскими государями и домом Гогенцоллернов существовали давние и прочные дружественные отношения, восходившие началом к договору, заключенному в 1517 г. великим князем Василием III с маркграфом Бранденбургским и великим магистром немецкого ордена Альбрехтом. Этот договор возобновлен был при царе Алексее Михайловиче 29 августа 1656 г. во время войны Московского государства с Польшей и Швецией. Общий интерес – соседство с Польшей и Швецией – и опасность, грозившая со стороны этих соседей, связывали Бранденбург с Москвой. Договор, заключенный 29 августа 1656 г., имел в виду устранение такой опасности: по этому договору курфюрст Бранденбургский обязывался за себя и за своих наследников не оказывать ни шведскому, ни польскому королям никакой помощи против московского государя и вообще никаких враждебных действий против Москвы не начинать[839]839
  Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, V, 1—13.


[Закрыть]. Теперь, в 1697 г., дело шло о подтверждении этой старинной сто-восьмидесятилетней дружбы и об укреплении ее на вечные времена. Тревога Фридриха III за его прусские владения, все время открытые для ударов как со стороны Польши, так и в особенности со стороны первоклассной тогда военной державы Швеции, побуждала его так же ревностно искать союза с Московским государством, как искал его отец, великий курфюрст.

В семи статьях, переданных московским послам 24 мая, бранденбургское правительство изложило проект союзного договора; оно выступало в них со следующими предложениями:

1. Подтвердить на вечные времена союз между обоими государствами.

2. Союз имеет оборонительный характер: при нападении на одну из договаривающихся сторон другая обязана оказать ей помощь людьми, деньгами, снаряжением и пр.

3. Московское государство гарантирует Бранденбургу владение Прусским герцогством.

4. Оба государства обязываются не давать приюта бунтовщикам, возмутителям и неприятелям и обещают их выдавать.

5. Бранденбургское правительство берет на себя обязанность оказывать содействие и помощь тем людям, которых московский царь будет посылать для науки во владения курфюрста или которые будут проезжать через его владения.

6. Бранденбург желал получить для купцов, торгующих янтарем, свободный пропуск в Персию, Китай и другие восточные страны.

Наконец, седьмая статья касалась вопроса, которому придавал такое большое значение Фридрих III, мечтавший о королевской короне, именно вопрос об этикете приема бранденбургских послов при московском дворе; Фридрих добивался, чтобы его послов принимали, как королевских[840]840
  Пам. дипл. сношений, VIII, 821–830; П. и Б. Т. I. № 164; Арх. Мин. ин. дел. Дела прусские 1697 г., л. 36–97, 100–103.


[Закрыть].

В ответах на эти статьи, данных тогда же (24 мая), послы соглашались на статьи 1, 4, 5 и 6, из которых статья 1 имела общий вводный характер, 4-я находила полное сочувствие, 5-я предупредительно шла навстречу желаниям самого Петра и в этом расчете была, очевидно, и предложена, а 6-я была уже подготовлена предыдущим договором 1689 г., дозволявшим подданным бранденбургского курфюрста приезжать для торговли в Архангельск, Псков и Смоленск[841]841
  Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, V, 28–39.


[Закрыть]. Главным пунктом в проекте договора была статья 2 с примыкающей к ней статьей 3. Целью статьи 2 было превращение старинных дружественных отношений в формальный оборонительный союз, направленный против общих соседей: Польши и Швеции. Правда, она формулировалась в общих выражениях, без обозначения, против каких именно держав заключается оборонительный союз: договаривающиеся стороны обязывались помогать одна другой, от кого бы ни последовало нападение; тем не менее смысл статьи был ясен, и особое условие о гарантировании Бранденбургу владения Прусским герцогством определенно указывало на этот смысл. Подразумеваться могли только Польша и Швеция.

Петр, принимавший большое участие в направлении переговоров, очень опасался разрыва с могущественным северным соседом, когда на юге шла война с Турцией, и поэтому послы ни за что не соглашались на заключение оборонительного союза в такой общей форме и предлагали изложить статью с ограничениями: именно, если бы нападение на ту или другую из договаривающихся сторон помешало «союзу святого креста» против турок, обещая по окончании войны с турками более тесный и определенный оборонительный союз против общих неприятелей. Не дали сразу согласия послы и на столь интересовавшую курфюрста статью 7 проекта об уравнении его послов с королевскими послами при приемах. Этикет дипломатических сношений бранденбургского двора с московскими государями изменялся с политическими успехами Гогенцоллернов, но изменялся туго. Маркграфа Альбрехта, гроссмейстера Тевтонского ордена, великий князь Василий Иванович – кстати сказать, титуловавшийся в сношениях с ним уже «царем» еще до официального принятия царского титула, которое последовало только в 1547 г., – «жаловал», учиняя с ним «единачество», относился, следовательно, к нему, как к государю много низшего ранга. Для великого курфюрста такие формы были уже стеснительны, и в 1687 г. особым договором между Москвой и Бранденбургом был установлен новый, более равный этикет, по которому, однако, курфюрст все же был «повинен» при приеме московских послов спрашивать о здоровье московских государей и слушать их именование и титла «стоя, сняв шляпу, непокровенною главою», причем московские послы не подходят к руке курфюрста, т. е. не целуют у него руки, а только «витаются» с ним[842]842
  Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, V, 14–28.


[Закрыть]. Теперь, в 1697 г., посольство на новое требование курфюрста о почестях его послам как королевским отвечало уклончиво, говоря, что оно не имеет полномочий отменять прежние уставы, и ограничилось обнадеживанием курфюрста, что по возвращении в Москву доложит о желании его государю, и государь укажет бранденбургским послам воздавать такие же почести, какие им воздают при цесарском и иных дворах.

Вот эти два пункта и были предметом оживленных обсуждений между московскими великими послами и бранденбургскими дипломатами, когда московские послы 7 и 8 июня со стоявших на Прегеле курфюршеских кораблей, на которых они уже поселились, выходили на берег и на своем дворе с курфюрстовыми ближними людьми «имели о делех разговор». Со стороны курфюрста переговоры вели премьер-министр обер-президент Эбергардт фон Данкельман, консисториал-президент фон Фукс и Даниил фон Данкельман. Премьер-министр поддерживал редакцию статьи 2, предложенную в проекте, и уговаривал послов не настаивать на ограничении союза только временем войны против Турции, говоря, что союз между Бранденбургом и Московским государством надо заключать не временный, а вечный. Послы стояли на своей прежней точке зрения, заявляя, что у царя и у курфюрста общие соседи и возможные враги – короли польский и шведский, и если бы кто из них, желая помешать войне против басурман, напал на Московское государство или на владения курфюрста, тогда «на такого един другому должно помогати и всякое вспоможение чинити», т. е. наступает casus foederis, как бы мы сказали теперь. Но изложить статью в редакции, предлагаемой обер-президентом, значило бы действовать вопреки мирным договорам, имеющимся у московского государя с королями шведским и польским, договорам, утвержденным присягой государей. По окончании же турецкой войны можно будет редакцию статьи 2 изменить. Бранденбургские дипломаты указывали на то, что в их редакции ни польский, ни шведский короли прямо не названы; надо смотреть на дело «бодрым оком»: как царю, так и курфюрсту поляки и шведы «неправдивые друзья, всегда под своими соседи смотрят всякого приключающегося ко убытку случая». Послы, соглашаясь, что и царю известно, что поляки и шведы в состоянии мира нетверды, все же отказались заключить такой союз, которым бы нарушались «заприсяженные» договоры вечного мира, и переговоры по этой статье были отложены до иного времени.

Переговоры о статье 7, о том, чтобы курфюршеских послов принимать в Москве как королевских, отличались большим оживлением, проглядывающим даже сквозь сухую канцелярскую запись «Статейного списка». Послы повторили сказанное уже ими в письменном ответе, что они не имеют полномочий, но обнадеживают, что государь повелит и т. д. «И президент с товарищи, – читаем далее в «Статейном списке», – говорил и домогался того накрепко, чтоб написать в тех статьях имянно о приеме их, послов, в Московское государство, против иных королевских послов. И великие и полномочные послы, выводя им о том пространно, в том их предложении отказали, а обещали им написать так против прежнего своего объявления. И говоря о тех делех ближние курфюрстовы люди от послов поехали»[843]843
  Пам. дипл. сношений, VIII, 842–846.


[Закрыть].

8 июня послам доставлены были ответные подарки от курфюрста. Сам Петр, по свидетельству церемониймейстера Бессера, получил очень редкие вещи от курфюрста дней за 8 перед тем. Первому послу, Лефорту, были подарены «в маленком ковчежце курфистрова персона, писана на золоте, кругом осажена каменьями алмазы, да лахань с рукомойником, судно серебреное, в котором при столе держат воду для покачиванья сосудов, да две крушки серебряные болшие»; Ф.А. Головин получил «персону курфюрстову» с алмазами поменьше первой, лохань с рукомойником, кружку серебряную большую – весом та серебряная посуда в 28 фунтов; П.Б. Возницыну был дан также осыпанный алмазами портрет курфюрста, поменьше второго, лохань с рукомойником, две серебряные кружки. Лицам свиты были подарены частью серебряные сосуды, частью золотые и серебряные медали. Из волонтеров получили подарки серебряной посудой трое: князь А.М. Черкасский, Ф.Ф. Плещеев и Александр Меншиков – эта любезность курфюрста показывает, что эти волонтеры были наиболее приближенными к царю[844]844
  Пам. дипл. сношений, VIII, 846–848.


[Закрыть].

8 же июня послы, оставив в Кенигсберге для обучения бомбардирскому делу солдат Преображенского полка Степана Буженинова, Данила Новицкого, Василья Корчмина, Ивана Овцына, Ивана Алексеева, двинулись в путь, спускаясь на кораблях рекой Прегель. С посольством плыл и Петр[845]845
  Там же, 850; Арх. Мин. ин. дел. Кн. австр. дв., № 47, л. 9 об.: «Июня в 8 д. на покупку всяких запасов на яхту Григорию Григорьеву и подьячему Федору Буслаеву дано 37 золотых с полузолотым». Там же, л. 10. «Июня в 15 д. в Пилаве ж Александру Кикину за запасы, которые он покупал на яхту своими деньгами, дано 17 золотых». Часть волонтеров ехала из Кенигсберга до Пилау сухим путем. Там же: «Курфирстовым ж возницам, которые валентеров везли ис Королевца до Пилавы, дано 10 золотых. Взял те золотые Петр Лефорт».


[Закрыть]. Флотилия остановилась у Фридрихсгофа; царь и послы ужинали у курфюрста: «Пришли великие послы под курфистров дом Фридрихзгоф и тут стали, и были у курфистра в том дому и ужинали. А как за столом пили про здоровье великого государя, его царского величества, и в тое пору была стрельба из пушек». «Послы вместе с обер-командаром, – пишет церемониймейстер Бессер, – ужинали в тот же вечер с его курфюршескою светлостью, который также находился во Фридрихсгофе».

На следующий день, 9 июня, после обеда состоялось новое свидание царя с курфюрстом на яхте послов, и здесь продолжались переговоры о союзе с явным, живым и оригинальным участием самого Петра: «болши о том говорил один из валантеров началной», как обозначает это участие Петра в переговорах «Статейный список». На посольскую яхту 9 июня явился сначала обер-президент фон Данкельман, «а потом приезжал и был на яхте курфистр сам с братом своим и с князем Голштинским и с иными ближними своими людьми»[846]846
  Пам. дипл. сношений, VIII, 850–851.


[Закрыть]. Было условлено, и эта оригинальная мысль принадлежит, конечно, Петру, статью о союзе в письменный акт договора не включать, чтобы не вызвать неудовольствия со стороны Швеции, которой договор мог сделаться известным, а ограничиться словесным взаимным обещанием государей, приводя тот аргумент, что все равно единственной гарантией, хотя бы и письменного договора, служит совесть заключивших его государей, потому что, кроме Бога, нет на свете судии, который мог бы судить государей в случае нарушения договоров. Та же гарантия может сообщить крепость и словесному обещанию. Петр и курфюрст дали взаимное обещание помогать друг другу против всех неприятелей, а особенно против Швеции, подали друг другу при этом руки, поцеловались и утвердили соглашение клятвой.

Сохранилась в делах Посольского приказа записка об этом словесном соглашении, род протокола, составленная уже впоследствии, не ранее 1701 г., потому что Фридрих III называется в этой записке «нынешним королем Прусским». В этом документе после краткого изложения хода переговоров читаем: «И по многих разговорах согласились на том, чтоб… о сей статье, чтоб друг другу против всех неприятелей вспомогать, а особливо против шведа, обещать самим обоим государям друг другу изустно. И как великий государь с послами изволил пойтить из Королевца водой в Пилаву на курфистровой яхте и, отшед до курфистрова двора, именуемого Фридрихсгофа, остановился, и тогда приходил сам курфистр к великому государю на яхту с братом своим маркграфом Албрехтом, с ним же верховный президент фон-Данкельман, а при великом государе были тогда великие послы да переводчик. И по разговорех меж собою изволили учинить друг другу обещание, говоря, «что, хотя и письменный бы им договор меж собою постановить, то однако ж тот договор совестми ж их государскими имеет быть крепок, понеже де на свете несть судии, который бы в несодержании обещания того, хотя и письменного, их судити мог, кроме Бога. И того ради обещают они, великий государь, его царское величество и курфистрская пресветлость, друг другу пред лицем Божием, что ту статью, о которой министры их на письме в договоре не положили, дабы не сочинить оным подозрения, а имянно, чтоб во удобной и потребной случай друг другу против всех неприятелей, а особливо против шведа, вспомогать всеми своими силами во всякой возможности содержать истинно и пребывать до скончания в непременной при том союзе дружбе». И, дав на том друг другу руки, целовались и клятвою утвердили»[847]847
  Мартенс (Собрание трактатов и конвенций, V, 45), а также издатель П. и Б. (т. I. № 170) относят этот тайный словесный союзный договор к 10 июня 1697 г., опираясь на «Статейный список» (Пам. дипл. сношений, VIII, 850–851). В «Статейном списке» изложение событий сбивчиво. Послы выезжают из Кёнигсберга 8 июня, но во Фридрихсгофе останавливаются и ужинают у курфюрста 9-го, а курфюрст является к ним на яхту «на завтрае», т. е. 10-го. Но это явная ошибка. Отплыв 8 июня, послы в тот же вечер были у Фридрихсгофа, отстоящего всего в полутора милях от Кенигсберга. Плавание в течение суток на такое короткое расстояние да еще вниз по реке было бы чрезмерно продолжительным. В самом «Статейном списке» несколько ниже (с. 851) допущенная списком ошибка исправляется; там говорится, что послы «того же числа» (т. е. 9 июня), уже после свидания с курфюрстом и заключения устного договора, простившись с курфюрстом, «не дошед Пилавы, стали на якоре и ночевали», а 10 июня пришли в Пилау. Следовательно, договор у Фридрихсгофа был заключен 9-го. О том, что послы выехали из Кенигсберга 8 июня и в тот же вечер ужинали во Фридрихсгофе и уехали от Фридрихсгофа 9-го, говорит в своей записке Бессер, не упоминающий о визите курфюрста на яхту (Besser. Op. cit., 556–557). С показаниями Бессера вполне совпадают показания «Юрнала», где читаем: «Июня в 8 день… был день красен с небольшим ветром. И после обеда пошли послы из города из Кениксберха в путь и ужинали послы у курфюрста, а ночевали на яхте. В 9 день. Послы кушали на яхте, и после обеда был курфирст у послов и был с полчаса; послы пошли в путь и, не дошед до Пилоу за милю, кинули якорь». Итак, Петр покинул Кенигсберг 8 июня после обеда, в тот же вечер ужинал у курфюрста во Фридрихсгофе; 9 июня после полудня курфюрст был на яхте и заключен был договор. Ночь с 9-го на 10-е проведена была на реке, не доезжая Пилау. 10 июня Петр прибыл в Пилау. Ср.: Арх. Мин. ин. дел. Дела прусские 1697 г., № 1, л. 104–107, дата неопределенная: «1697 июнь».


[Закрыть]. До сих пор стремительная воля Петра ломала освященные временем внешние формы и установившиеся отношения внутри государства; теперь она проявила себя той же ломкой форм и в международных сношениях. Раз он был убежден в целесообразности и пользе соглашения с куфюрстом, старинные внешние формы его не остановили, и он сейчас же изобрел новые, более подходящие к случаю.

Курфюрст пробыл на яхте у Петра и послов с полчаса. Петр подарил ему драгоценный камень – рубин очень большой цены.

Отъезд послов, свидетельствует Бессер, был обставлен такой же пышностью, с какой его курфюршеская светлость принимал их при прибытии и во все время пребывания. «И потчивав великие послы, – читаем в «Статейном списке» – его курфюстрово пресветлейшество и ближних его людей проводили с яхты честно. А как великие и полномочные послы пошли в путь свой и тогда от двора курфистрова, поздравляя их счастливой путь, стреляли из пушек многожды; так же и великие послы с яхты из пушек стрелять велели ж»[848]848
  Походный журнал 1697 г.; Besser. Op. cit., 557; Пам. дипл. сношений, VIII, 851.


[Закрыть]. Ночь с 9 на 10 июня проведена была Петром и посольством на яхте, ставшей на якоре не доходя Пилау. 10 июня в полдень царь прибыл в Пилау, встреченный также пушечными выстрелами с замка.

В тот же день, 10 июня, был произведен разбор посольской свиты, очевидно, оказавшейся излишне многочисленной для немецких стран, и часть ее: несколько дворян, солдат и разных служителей, всего 49 человек, – была отпущена с майором И. Шмитом морем до Нарвы, а затем в Москву[849]849
  Пам. дипл. сношений, VIII, 851–852.


[Закрыть]. 12 июня к послам приезжал обер-президент фон Данкельман для дальнейших переговоров о заключении трактата, и послы передали ему «образцовые статьи», т. е. проект текста трактата[850]850
  Там же, 859.


[Закрыть]. 18 июня Петром было получено письмо из Москвы от Виниуса от 28 мая с поклонами и с пожеланием дальнейшего счастливого пути[851]851
  П. и Б. Т. I. С. 626–627.


[Закрыть]. В тот же день курфюрст присылал с приглашением на охоту, «смотреть звериной потехи» на 21 июня. Охота на лосей состоялась в лесу при охотничьем домике Фишгаузене; Петр, впоследствии не любивший этого вида развлечений, принимал в ней активное участие, стрелял лосей вместе с курфюрстом. «Июня в 21 день, – повествует «Статейный список», – приезжал к великим и полномочным послом курфирстра Брандебургского комнатной дворянин Принц и объявил великим послом четыре кореты да несколько лошадей верхи и просил именем курфирстова пресветлейшества, чтоб изволили ехать от Пилавы полторы мили до замочка курфирстова, имянуемого Фишгаузен, смотреть потехи. И великие и полномочные послы в коретах к тому замку ездили. А проехав замок Фишгаузен, с четверть мили в лесу, огорожено было полотняными прислонами в вышину сажени в полторы, в ширину сажен на полтораста, а в длину (так!) сажен на пятдесят к лесу. А посреди того, где курфирст и великие послы стояли, поставлен намет (шатер); и от того места ловчей с товарством своим, которых было человек с пятдесят, поклонясь курфистру, пошел к лесу, кричали и, вшед в лес, выгнали многое число лосей, которых гоняли мимо тот намет; а из под того намету Преображенского полку один началной (Петр) да курфирстр стреляли по них из пищалей и убили лосей с семдесят; да на тех же лосей, которые ранены, поскали меделянских больших собак. И по совершении той потехи охотники, пришед к намету, воздая курфирстову пресветлейшеству услугу свою, играли на своих рогах и трупках (так!) трижды переставая и курфистру челом ударили; а как они к курфирсту к намету шли, и курфирст из намета вышел и их встретил. Потом курфистр великих и полномочных послов звал к себе обедать в замок Фишгаузен. И великие и полномочные послы у курфистра были и ели с ним за одним столом. При курфистре были и за столом сидели: брат его, курфистров, да князь голштинской ферт-маршалок, да барон Эбергарт фон-Данкельман и иные ближние люди и пили про здоровье великого государя, его царского величества, и курфирстова пресветлейшества и прочих государей. И как про здоровье пили, и в то время все охотники трубили в роги медные и в костяные и на иных инструментах играли, а на дворе в то же время трубили на трубах и били в литавры. После обеда курфирст и великие послы были в саду и забавлялись, и подчивая курфирст отпустил послов честно»[852]852
  Пам. дипл. сношений, VIII, 859–861.


[Закрыть]. Это свидание Петра с курфюрстом было последним.

22 июня, во вторник, был, наконец, заключен трактат между Московским государством и Бранденбургом. В окончательной его редакции, если сравнивать ее с проектом 24 мая, не находим статьи 2 проекта об оборонительном союзе, составившей предмет словесного договора, а также тесно с ней связанной статьи 3 о гарантировании Бранденбургу владения Пруссией. Остальные статьи в окончательной редакции те же, что и в проекте, только расположены в ином порядке, именно: статья 1 подтверждает старинную дружбу; статья 2 устанавливает между обоими государствами свободные торговые сношения. Московские торговые люди могут ездить во владения курфюрста до Мемеля, Кролевца, Берлина и иных городов, а подданные курфюрста могут ездить до Архангельска, Пскова, Великого Новгорода, Смоленска, Киева и Москвы; могут проезжать также через Московское государство в Астрахань, Персию и Китай с платежом уставной пошлины. Статья 3 предусматривает выдачу бунтовщиков, возмутителей и неприятелей. В статье 4 обеспечивается русским подданным, посылаемым за границу для науки, благосклонный прием со стороны курфюрста. В статье 5 великие послы обнадеживают курфюрста в том, что государь велит воздавать послам курфюрста такие же почести, с какими принимают их при цесарском дворе. Курфюрсту не удалось в конце концов добиться окончательного решения этого столь интересовавшего его вопроса. Последняя статья – 6-я – новая, сравнительно с проектом общего характера, заключает в себе обещание хранить договор крепко и нерушимо[853]853
  П. и Б. Т. I. № 171. Устрялов (История… Т. III. С. 42), а за ним Posselt (Lefort, II, 400) и Мартенс (Собрание трактатов… V, 39) ошибочно датируют этот трактат 12 июня ст. ст. и 22 июня нового. Между тем из «Статейного списка» вполне ясно видно, что он заключен 22 июня ст. ст. Под этим днем он и помещен в «Статейном списке», ведущем записи по старому стилю. Трактат помечен: «Лета от создания мира 7205 месяца июня 22 дня»; у Мартенса (с. 50) ошибочно напечатано: «Лета от создания мира 1697». При счете годов с Сотворения мира допустимо ли было для послов обозначение чисел месяцев по новому стилю? И в Германии тогда еще новый стиль не окончательно упрочился, и даты обозначались иногда обоими стилями.


[Закрыть].