Текст книги "Человек над ситуацией"

W_суб=(x→y)→z

Итак, перед нами формула субъективного ожидаемого благополучия. Она включает в себя некоторые значения уровня намерений (x), сведения о доступности задачи (y) и готовности к риску (z).

Все фигурирующие в приведенной модели переменные могут быть осмыслены в терминах транзактного анализа[150]150
  До меня попытку синтеза этих идей предпринял В. Ю. Крылов (Крылов, 2000), о чем мне довелось узнать уже после того, как первый очерк моей модели был построен и опубликован (Петровский В. А., 2001б) – увы, через несколько лет после ухода из жизни этого замечательного исследователя. Предложенную мною модель с моделью Крылова роднит интенция синтеза, все остальное в моделях различно. Исключение составляет лишь пункт, согласно которому Дитя может противостоять Родителю. В модели Крылова это противостояние постулируется; в «рефлексивной модели транзактного выбора» такое противостояние дедуцируется как одна из возможностей (что соответствует берновскому «бунтующему Дитя», а в современном транзактном анализе – «негативному Дитя»).


[Закрыть]. Мы придаем принципиальное значение этой возможности, так как она задает новые, социально-психологические ориентиры исследования генезиса мотивации достижения, а также возможные пути динамизации сложившихся подходов к выбору человеком задач различной степени трудности.

Напомним читателю, что, согласно Э. Берну, структура личности рассматривается как состоящая из трех органов: экстеропсихики, неопсихики и археопсихики. «Феноменологически и операционально» эти органы личности «проявляются как три типа эго-состояний, которые, соответственно, называются Родитель, Взрослый, Дитя».

Каждое из эго-состояний обладает тем качеством, которое может быть обозначено как «субъектность» (Петровский В. А., 1996а, б, в); они – нечто большее, чем просто специфические паттерны мыслей, представлений, чувств, действий. «Деление на три элемента, – пишет Берн, – следует понимать вполне буквально. Это как если бы в каждом пациенте присутствовали три разных человека» (Берн, 2001, с. 272).

Переходя к уже известной нам символической форме записи этого выражения и вводя нижние индексы[151]151
  В дальнейшем, для простоты изложения, мы будем опускать нижние индексы при символах.


[Закрыть], имеем:

W_суб=(x_В→y_Р)→z _Д,

W_суб – субъективное ожидаемое благополучие личности (внутренняя состоятельность);

z_Д – готовность принять риск с позиции Дитя;

y_Р – убеждения, мнение о возможном исходе выбора с позиции Родителя;

x_В – намерения; усилия, мобилизуемые Взрослым.

Анализ феномена смещенного выбора. Классическая «модель принятия риска» Аткинсона предсказывает поведение людей в условиях свободного выбора трудности задачи. Почему испытуемые с доминантой успеха, вместо того чтобы выбирать задачи, занимающие центральное положение на шкале трудности, как предсказывает модель (вероятность решения – 0,5), предпочитают более трудные задачи? Чем замечателен интервал (0,3<p<0,4), внутри которого выбиралась трудность задачи? Эти вопросы продолжают оставаться открытыми, несмотря на упорные попытки исследователей дать на них ответ (некоторые версии упомянуты в начале этой главы).

Импликативная модель мотивации выбора предлагает свой путь интерпретации этого феномена смещенного выбора. Иное объяснение получает также и тот факт, что в другой группе испытуемых (где доминирует боязнь неудачи) предпочтение отдается экстремальным выборам (берутся либо самые легкие, либо самые трудные задачи).

Разное поведение людей в условиях свободного выбора задач – средних по трудности, сверхлегких или сверхтрудных – еще не создает особой психологической проблемы. Здесь значимо то, что люди, выбирающие сверхлегкие и сверхтрудные задачи, образуют, как ни парадоксально, психологически однородную группу (Б), отличающуюся по своим характеристикам от людей, предпочитающих решать средние по сложности задачи (группа А). Указан признак, по которому удается дифференцировать эти группы – сдвиг в ту или иную сторону баланса двух сил: надежды на успех и боязни неудачи. Эмпирический портрет сходств и различий групп А и Б отчасти соответствует теоретической модели «выбора риска». Но уточнения этой модели утяжеляют ее, нарушая изящество объяснения, и в свою очередь, требуют дополнительных обоснований.

Сохраняя идею существования глубинного критерия дифференциации испытуемых на группы А (смещенный выбор) и Б (экстремальные выборы), откажемся – по крайней мере, на время – от конструктов «надежда на успех» и «боязнь неудачи», чтобы в дальнейшем проверить возможности предлагаемой нами новой, метаимпликативной модели мотивации выбора. Эта модель позволяет увидеть другие, возможно, не менее глубокие основания для различения групп А и Б (=Б₁+Б₂): «принцип реальности», «принцип удовольствия» и «принцип танатоса», если прибегнуть здесь к терминам З. Фрейда. Мы убедимся также в том, что представители группы А могут быть названы рационалистами (более резко – прагматиками), а группы Б – идеалистами; среди последних обнаруживаются «сверхадаптивные» (группа Б₁) и «активнонеадаптивные» (группа Б₂).

Потом (см. «Перспективы исследования») мы вернемся к конструктам «Мотив достижения успеха» и «Мотив избегания неудачи», с тем, чтобы переосмыслить их в специфических терминах метаимпликативной модели.

Положим, что человек в порядке свободного волеизъявления может выбрать для себя как уровень доступности задачи для решения, так и уровень усилий, мобилизуемых в процессе будущего решения. Есть смысл пояснить, что «уровень доступности» – это уровень трудности «наоборот», также как и «решаемость» задачи – вероятность ее решения в заданных условиях. Будем считать, что силы на решение избираемой задачи и трудность ее решения согласованы, то есть запрос на определенный уровень доступности задачи отвечает силам, мобилизуемым на ее решение, а те, в свою очередь, определяются избираемым уровнем доступности.

Пусть D – избираемый уровень доступности, а U – предпочитаемый уровень усилий. Спрашивается: в каком соотношении будут находиться U и D?

Логично считать (это – ключевое допущение!), что в случае свободы выбора уровня доступности задач и, одновременно, уровня предпочитаемых усилий последние должны покрывать разницу между 1 (абсолютная доступность) и D (доступность предпочитаемой задачи):

U=1–D.

Иными словами, мы вводим здесь важный принцип комплиментарности, согласно которому сила запроса восполняет ограниченность запрашиваемого ресурса (подчеркиваем, речь идет об условиях свободного выбора, и только).

Система уравнений, описывающая всех испытуемых (как рационалистов, так и идеалистов), приводится ниже:

(x-y)→z=x

(условие интенциональности),

x=1–y

(условие комплиментарности эго-состояний «Взрослый» и «Родитель»),

(x→y)=1–z

(условие комплиментарности Взросло-Родительской эго-системы и эгосостояния «Дитя»).

Замещая в первом и третьем уравнениях x на 1–y, получаем:

((1–y)→ y) → z = 1– y,

((1–y)→ y) =1–z.

Поскольку

z = 1-((1–y) → y),

условие интенциональности может быть записано теперь так:

((1–y) → y) → (1–((1– y) → y)) = 1–y.

Учитывая (*) и раскрывая скобки, мы приходим к уравнению

(1-(1–y)²)² = y

и находим три приемлемых его решения:

1) y₁=0,382…=1–0,618…(испытуемый выбирает повышенный уровень трудности задачи, соответствующий «золотому сечению», 0,618…);

2) y₂=1 (испытуемый выбирает самые легкие задачи – их доступность равна 1);

3) y₃=0 (испытуемый выбирает самые трудные задачи – их доступность равна 0).

Теперь мы определим различие между рационалистами и идеалистами.

Рационалисты – те, кто избирают задачи, уровень трудности которых соответствует первому полученному решению. В условиях свободы выбора эти испытуемые будут выбирать задачу, уровень доступности которой ниже среднего, то есть скорее задачу высокого, нежели среднего или низкого уровня трудности; центр распределения выборов может быть указан точно – это задача, вероятность решения которой равна 0,382…, уровень доступности, соответственно ≈0,612… («золотое сечение»).

Мы обозначили испытуемых, которые следуют данному правилу выбора, «рационалистами», так как они придерживаются «золотой» середины в своих предпочтениях[152]152
  А. К. Ерофеев (Ерофеев, 1983) имея в виду тенденцию испытуемых выбирать средние уровни трудности задачи, ввел термин «реализм». Точнее, по-видимому, не скажешь! Однако для нас здесь появляется риск контекстуального смешения терминов: в «Космическом субъекте» В. А. Лефевр использует термин «реализм» для обозначения факта соответствия интенции субъекта его готовности к выбору; в «Алгебре совести» выборы, совершаемые «реалистами», имеют название «интенциональный выбор» (в этой статье мы используем термин «интенциональный выбор» при описании как рационалистов, так и идеалистов). Впрочем, вполне возможно применение терминов «рационалист» и «реалист» как синонимов (Лефевр, 1996, 2004).


[Закрыть].

Идеалисты – те, кто избирает полярные уровни доступности задачи, соответствующие второму и третьему полученным решениям (то есть 1 и 0). Почему мы называем таких индивидуумов «идеалистами»? Возможно, здесь могли бы быть использованы и другие обозначения (например, «утописты» и т. п.). Но заметим, что в обоих случаях принятия решения о выборе уровня доступности задачи эти испытуемые предпочитают не иметь дело с реальностью – либо, по сути, отказываясь от решения задач вообще (выбор сверхлегких задач), либо – выбирая из них сверхсложные. Термином «идеалисты» мы таким образом фиксируем факт отклонения от требований реальности.

Теперь мы можем обратить внимание на то, что у рационалистов y_Р=z_Д (это позволяет заменить z_Д на y_Д):

Дитя здесь придерживается тех же позиций, что и Родитель, то есть в терминах транзактного анализа представляет собой Подчиняющееся (Позитивное) Дитя.

У идеалистов z_Д=1–y_Р (это позволяет в силу условия комплиментарности x_В и y_Р заменить z_Д на x_В). Таким образом,

Дитя здесь – это «Родитель наоборот»,

то есть в терминах транзактного анализа – Бунтующее (Негативное) Дитя.

Это положение имеет силу независимо от того, совершает ли индивид выбор сверхлегкой (y=1) или сверхтрудной задачи (y=0), что позволяет, согласно единой психологической природе детерминации выборов (Дитя противостоит Родителю), объединить таких индивидов в одну группу (выше она была обозначена как группа Б).

Как видим, идеалисты, осуществляя парадоксальные выборы (исследователи мотивации достижения называют их «экстремальными»), втайне считают, что они получат то, чего заслуживают; они будто исходят из принципа, что «каждому – по его деяниям».

Анализ феномена Физера. Рассмотрим еще одно явление, значимое для апробации импликативной модели мотивации выбора. Речь идет о фактах, полученных Н. Т. Физером (Fether, 1961). Они настолько нетривиальны, что могут быть, как уже отмечено, названы «феноменом Физера».

В развитие представлений о различиях в поведении людей, делающих свой выбор в зависимости от соотношения мотивов достижения и избегания, Физер провел впечатляющие эксперименты, касающиеся настойчивости в процессе решения задач. Физер предлагал испытуемым решать неразрешимые задачи (о чем сами испытуемые, разумеется, не знали). В первом случае, задача выдавалась за легкую (испытуемым-студентам сообщали, что она доступна приблизительно 70 % студентов их уровня подготовленности), а во втором – за сверхсложную задачу («только 5 % студентов решили эту задачу»). Таким образом, в двух разных ситуациях предъявления задачи измерялась настойчивость испытуемых в процессе ее решения. Они знали, что в любой момент своей деятельности могут оставить решение этой задачи и взяться за решение другой (в одном из экспериментальных исследований Физера указывалось, что альтернативная задача характеризуется средней степенью сложности). Предварительно на основе тестирования выделялись две полярные группы испытуемых – «мотивированные успехом» (доминирует мотив достижения успеха, М_У) и «мотивированные избеганием неудачи» (доминирует мотив избегания неудачи, М_И). Представители этих групп стали участниками эксперимента с неразрешимыми задачами.

Итак, первый вопрос заключался в следующем: в какой из серий (решения якобы простой или якобы сложной задачи) – испытуемые с доминированием мотива достижения успеха проявят больше настойчивости?

Второй вопрос касался испытуемых с доминированием боязни неудачи. В какой ситуации они будут более настойчивы: при решении якобы простой («вероятность» решения которой называлась равной 0,7) или – якобы сложной задачи (названная «вероятность» которой была равна 0,05)?

Третий вопрос: существуют ли различия в проявлениях настойчивости между испытуемыми с доминированием надежды на успех и боязнью неудачи при решении якобы сложной задачи?

Четвертый вопрос: существуют ли различия в проявлениях настойчивости, и если да, то какие: между испытуемыми с доминированием мотива успеха и доминированием боязни неудачи при решении якобы простой задачи?

(Читатель может оценить нетривиальность[153]153
  Понятие «нетривиальность факта» характеризует несовпадение «точки зрения» опыта и «точки зрения здравого смысла». «Нетривиальность» операционализируется в ходе сопоставления эмпирических данных, полученных в условиях определенного испытания, направленных на проверку конкретной гипотезы, и мнений независимых экспертов, прогнозирующих результаты этого испытания на основе информации об условиях его проведения (Петровский, 1997б; Митина, Петровский, 2001).


[Закрыть] полученных Физером данных, попытавшись самостоятельно предсказать ответы на каждый из четырех вопросов.)

Физер ответил на эти вопросы экспериментально, сформулировав предварительно следующие четыре гипотезы.

Гипотеза 1. Когда мотив достижения успеха сильнее мотива избегания неудачи (M_У>M_И), настойчивость в первых пробах решения задач должна быть большей, чем когда исходная субъективная вероятность успеха велика (P_S>0,50), по сравнению с условием низкой субъективной вероятности успеха (P_S < 0,50).

Гипотеза 2. Когда М_И>М_У, настойчивость испытуемых при низком уровне субъективной вероятности решения задач (P_S<0,5) выше, чем в случае высокого уровня субъективной вероятности решения (Р_S>0,5).

Гипотеза 3. Когда исходное значение P_S велико (P_S>0,50), испытуемые с M_У>M_И проявляют больше настойчивости, чем субъекты, у которых M_И>M_У.

Гипотеза 4. Когда исходное значение P_S мало (P_S<0,50), испытуемые с М_И>М_У более настойчивы, чем с M_У >M_И.

Физер получил результаты, убедительно подтверждающие все выдвинутые гипотезы:

1) испытуемые с преобладанием мотива успеха проявляют бо́льшую настойчивость при решении «более простой» задачи;

2) испытуемые с преобладанием избегания неудачи проявляют бо́льшую настойчивость при решении «более сложной» задачи;

3) якобы более простые задачи настойчивее решались испытуемыми из группы мотивированных успехом и менее настойчиво – избегающими неудачи;

4) контрастный результат наблюдался в случае решения испытуемыми «сверхсложных» (однако якобы решаемых) задач – мотивированные успехом были менее настойчивы, а мотивированные избеганием неудачи были более настойчивы.

Красота картины, полученной Физером, определяется не только парадоксальностью полученных фактов, но и поразительной точностью их соответствия гипотезам (всем четырем!), вытекающим из ранее принятой экспериментатором модели выбора риска Аткинсона. Исследователь исходил из следующей идеи: по мере выявления испытуемым фактической трудности решаемой задачи, предъявленной как «простой», субъективная вероятность ее решения приближается к среднему значению 0,5, что придает ей привлекательность в глазах испытуемых, мотивированных успехом, и отталкивает тех, кто мотивирован избеганием неудачи; в процессе решения задачи, считающейся очень сложной, субъективная вероятность ее решения все больше отдаляется от среднего значения 0,5, тем самым снижая ее привлекательность для испытуемых, мотивированных успехом, и повышая ее привлекательность для тех, кто мотивирован избеганием неудачи.

Трактовка Физера при всей ее красоте и убедительности базируется на неявной посылке неуклонного понижения P_S по ходу решения. Подразумевается, что сначала испытуемый конструирует образ доступности (сложности) задачи, исходя из того, о чем оповещает его экспериментатор, а затем пересматривает свои представления под давлением опыта неудач: субъективная вероятность решения постоянно падает, либо приближаясь к отметке 0,50 (группа А), либо все более отдаляясь от нее и приближаясь к нулю (группа Б). Но так ли это? Не противоречит ли это допущение некоторым переживаниям, которые, бесспорно, знакомы многим по опыту? Имеются в виду: ощущение, будто решение задачи как бы уже есть – «на кончике пера», переживание «вот-вот решения», чередование чувства отчаяния и надежды, падения и взлетов и т. п. Мы оставляем этот вопрос открытым (см. «Перспективы исследования»).

Импликативная модель мотивации выбора предлагает иную трактовку феномена Физера, не прибегающую к идее приближения (отдаления) субъективной вероятности успеха в решении задачи P_S к значению (от значения) P_S=0,50.

Причину различий мы усматриваем в механизмах детерминации поведения у рационалистов и идеалистов.

Вернемся к базовой формуле

W=((x → y) →z)=x

и опишем ее с учетом тех перемен, которые должны быть отмечены в новом контексте исследования мотивации выбора – при переходе от ситуации свободного выбора к условию ограниченного выбора трудности задачи. В отличие от ситуации свободного выбора, в которой испытуемые могли еще до начала действия подбирать себе уровень приемлемой трудности задачи в сочетании с оправданным уровнем мобилизуемых усилий, в данном случае мы застаем субъекта уже «втянутым» в деятельность: он не выбирал стартового уровня трудности задачи – в начале деятельности ему просто «вручили» (да еще слукавив) задачу указанной степени трудности.

Поэтому мы не требуем здесь (не постулируем) жесткого соблюдения условия комплиментарности в сочетаниях x и y, а также комплиментарности (x—>y) и z, но, придерживаясь критерия интенциональности выборов, сохраняем ранее введенный критерий различения рационалистов и идеалистов; в первом случае по-прежнему z приравнивается y (позиции «я хочу, я надеюсь» соответствует позиция «ты должен, у тебя получится»), а во втором случае эти позиции рассматриваются как полярные: z=1–y (готовность к риску испытуемого противостоит авторитетным оценкам экспериментатора).

Итак, необходимо найти решения следующих четырех уравнений, позволяющих предсказать уровни настойчивости рационалистов и идеалистов при решении «простых» (P_S=0,70) и «сложных» (P_S=0,05) задач.

Рационалисты. «Легкая» задача (P_S=0,7)

(x →0,7)→0,7=0,70+0,30,3· x=x;

x=0,769…

Идеалисты. «Легкая» задача (P_S=0,7)

(x →0,7)→ 0,3=0,3+0,70,3·x=x;

x=0,380…

Рационалисты. «Трудная» задача (P_S=0,05)

(x →0,05)→0,05=0,05+0,950,95·x=x;

x=0,513…

Идеалисты. «Трудная» задача (P_S=0,05)

(x →0,05)→0,95=0,95+0,050,95·x=x;

x=0,997…

Мы видим, что рационалисты мобилизуют значительно больше усилий при решении «легкой» задачи, чем при решении «трудной»:

x_{РАЦИОНАЛИСТЫ, «ЛЕГКАЯ»}=0,769…>x_{РАЦИОНАЛИСТЫ, «ТРУДНАЯ»}=0,513…

Тем самым, подтверждается первая гипотеза Физера.

При предъявлении идеалистам «трудных» и «легких» задач в первом случае мобилизуется больше усилий, чем во втором:

x_{ИДЕАЛИСТЫ, «ТРУДНАЯ»}=0,997…>x_{ИДЕАЛИСТЫ, «ЛЕГКАЯ»}=0,380…

Подтверждается вторая гипотеза Физера.

Рационалисты мобилизуют больше усилий при решении «легкой» задачи по сравнению с усилиями идеалистов:

x_{РАЦИОНАЛИСТЫ, «ЛЕГКАЯ»}=0,769… >x_{ИДЕАЛИСТЫ, «ЛЕГКАЯ»}=0,380….

Подтверждается третья гипотеза Физера.

При предъявлении рационалистам и идеалистам «трудной» задачи, первые мобилизуют меньше усилий, чем вторые:

x_{РАЦИОНАЛИСТЫ, «ТРУДНАЯ»}=0,513…<x_{ИДЕАЛИСТЫ, «ТРУДНАЯ»}=0,997…

Подтверждается четвертая гипотеза Физера.

Осталось сравнить полученные значения настойчивости x с уровнем готовности испытуемых перейти к решению средней по доступности (альтернативной) задачи, о чем сообщал испытуемым экспериментатор.

Готовность испытуемых к выбору трудной задачи может быть рассчитана согласно условию:

(x→0,50)→0,50=0,50+0,50·0,50·x=x,

x=0,666…

Итак, средние по трудности альтернативные задачи способны «сбить с толку» рационалистов, решающих «трудную» задачу (0,513…<0,666…), и идеалистов, решающих «легкую» задачу (0,380…< 0,666…).

Устоять перед соблазном «дьявольского числа» трех шестерок удается лишь рационалистам, решающим «легкую» задачу (0,769…>0,666…), и идеалистам, решающим «трудную» задачу (0,997…>0,666…).

Импликативная модель мотивации выбора предсказывает в полном соответствии с гипотезами и экспериментальными данными Физера тенденцию предпочтения альтернативы и отказа от нее у рационалистов и идеалистов в зависимости от указанного им уровня доступности основной задачи.

Перспективы исследования. Опишем приоткрывающиеся перспективы разработки предложенной нами модели.

Построение более общих моделей. Мы рассмотрели то, что может быть названо моделью уверенности субъекта в выполнимости задания (кратко – моделью уверенности). Положим, однако, что у субъекта, как и предполагал Физер, от попытки к попытке накапливается ощущение неуверенности в том, что задача может быть решена. Вопрос в том, что в действительности представляет собой психологическая «траектория» продвижения в глубь неразрешимой задачи? Вопрос – непраздный. Достаточно привести только один пример: математик Бойаи заклинал своего сына (в будущем – открывателя, как и Лобачевский, неевклидовой геометрии) отказаться от попыток доказать V постулат Евклида, ибо в истории математики бывали случаи безумия на почве невозможности решить и отказаться от решения этой проблемы.

Идея понижающейся субъективной вероятности решения по мере накопления опыта неудач, таким образом, сохраняет свое значение и требует дополнительной проверки. Она может быть инкорпорирована в расширенную модель состоятельности устремлений (мы назовем ее моделью сомнений субъекта в выполнимости задания – моделью сомнений):

W*=((((x→y) →z) → h) → q)→…,

где h – мысленные допущения испытуемого, а q – инфантильные убеждения испытуемого, касающиеся уровня доступности задания. Высокому уровню W* соответствует состояние включенности субъекта в действие, а низкому – состояние отрешенности, «недеяния».

Модель сомнения, так же как и модель уверенности, выступает в двух формах: применительно 1) к ситуациям ничем не стесненного выбора задачи (при переходе со ступени на ступень импликативной конструкции действует то же правило комплиментарности, что и в модели уверенности) и 2) к ситуации ограниченного выбора (правило комплиментарности снимается).

Реализуя модель сомнений в условиях свободы выбора при осуществлении первоначальных выборов (то есть на старте деятельности), мы получаем те же экстремальные выборы и «золотое сечение», что и в модели доверия применительно к идеалистам и рационалистам.

В плане проверки гипотезы Физера интерес представляет оценка адекватности модели в условиях стесненного выбора. В этой ситуации условие комплиментарности, как уже отмечено выше, снимается, но сохраняется условие интенциональности выборов (так было и прежде в модели уверенности); остаются также и определенные соотношения между z и y: у реалистов чаяния соответствуют осведомленности, z = y, у идеалистов они противостоят сведениям, z = 1–y. Постулируется также, что у рационалистов h = q (допущения принимаются на веру), в отличие от идеалистов: h = 1–q (реципрокные взаимоотношения между верой и собственными допущениями). Предполагается, что выдвигаемые испытуемым собственные гипотезы относительно разрешимости задачи первоначально соответствуют информации, полученной извне (от экспериментатора), а потом все больше отклоняются от нее в сторону понижения. «Запуская» процесс понижения h (обозначим его ¯h), начиная со значений 0,7 и 0,05 у рационалистов и идеалистов, мы решаем уравнения:

(((x →0,7)→0,7)→↓h)→0,7 = x

и (((x→0,05)→0,05)→↓h)→0,05 = x

(рационалисты);

(((x→0,7)→0,3)→↓h)→0,3 = x

и (((x→0,05)→0,95)→↓h)→0,95 = x

(идеалисты).

Проводя необходимые вычисления, убеждаемся, что и в этой системе отсчета эмпирические данные Физера подтверждаются нашей моделью.

Идеалистам, в отличие от рационалистов, приходится трудно: чем меньше оснований думать «Я прав», тем больше вера в свою правоту и настойчивее попытки решения.

Решить прекратить – просто. Но как прекратить решать? (Ф. Д. Горбов)

Затронем – впрочем, только едва – еще одну возможную переменную: j (первая буква в слове «joker»). Будем считать, что, в конечном счете, именно она замыкает собой импликативную цепочку из переменных x, y, z, h, q; j символ абстрактной возможности существования некоего неизвестного еще решения, будь то многообещающие латинские буквы, скрывающие под собой «нечто» (о чем в данный момент ничего неизвестно), или утешительное и интригующее «знаю, что ничего не знаю», или квазифизические представления об «иных измерениях бытия», или аудиторная уловка методологов – «подвешенный вопрос», или символы высшей реальности и т. д. Обращаясь к символам существования решения вообще, те, кто верит в их достоверность, способны обрести поддержку в условиях глубокого кризиса – краха надежды; мера переживаемой могущественности этих сил не столь уж важна (W*→j=(»0)→j»1). Более того, выход из кризиса становится возможным лишь в том случае, если субъект воздерживается от дальнейших попыток впрямую (целевым образом, «в лоб») исследовать реалистичность этих символов веры, «проверять реальность» – такие попытки лишь возвращают его к опыту неудач, дублируя j последовательностью нескончаемых j’, j’’, j’’’ и т. д., и т. п., до бесконечности (дурной). Выскажемся категоричнее: должны быть начисто исключены какие-либо пробы «эмпирической верификации» презумпции существования решения. Здесь важна сама возможность обращения к таким символам, переживание подобной возможности.

Есть ли имя, чтобы обозначить эту спасительную для субъекта его обращенность к символам запредельного опыта? Может быть, упование? Таким образом, в состав нашей модели включается термин, неведомый «академической» психологии личности. С его помощью могут быть описаны механизмы и процессы, непосредственно завершающие терапевтический акт (Василюк, 1984). В данном случае «упование» есть решающее условие «самотерапии»; оно позволяет субъекту примириться с собой, когда какого-либо решения задачи у него нет, все мыслимые гипотезы исчерпаны, но расстаться с задачей, перестать решать ее он не в силах.

Полная метаимпликативная модель, таким образом, должна охватывать множество переменных, включая в себя трансцендентальное (то, что предшествует возможному опыту) и трансцендентное (то, что превосходит возможный опыт).

Соотнесение традиционных и новых конструктов. Важный вопрос дальнейшего исследования касается также необходимости использования схем транзактного анализа в построении метаимпликативной модели мотивации выбора. Можно ли обойтись без них?

Можно!

Но «бритва Оккама» бы их пощадила…

Ибо они, на наш взгляд, не просто проясняют (или упрощают) картину детерминации выбора. Они переводят размышления о мотивации поведения в новую плоскость, позволяющую проследить генез выборов и до известной степени оказать влияние на уже сложившиеся механизмы выбора. Это – социально-психологическая плоскость исследований. Мотивация достижения, относясь, бесспорно, к категории высших психических форм побуждения индивида к действию, может рассматриваться как результат превращения интерпсихологических образований в интрапсихологические (если взглянуть на них с позиции культурноисторической теории Л. С. Выготского[154]154
  Сравнивая теории Л. С. Выготского и Э. Берна, мы отмечали: «Берн часто обращается к Пиаже. Имя “Моцарта в психологии”, Л. С. Выготского, ему неизвестно. Между тем, трудно не заметить общности двух систем: “социальной психиатрии” Берна и “культурно-исторической” психологии Выготского. Автор культурно-исторической теории, Л. С. Выготский, формулируя в 20-е годы идею интериоризации социальных отношений, идею системного строения сознания, идею опосредствованного строения высших психических функций, идею знака как психологического орудия, идею сосуществования и взаимодействия культурного и натурального ряда в психике, вплотную подошел к тем аспектам бытия человека, которые в последующем приоткрылись Берну. Сознание – арена межсубъектных коллизий» – указывали мы в предисловии к книге Берна (Берн, 2001, с. 20).


[Закрыть]). То, что вчера еще имело форму содружества или конфликта между реальным ребенком и его реальными родителями, сегодня приобретает форму единения или противоборства между эго-состояниями «Дитя» и «Родитель», что, в конечном счете и обусловливает характер производимых выборов.

Обоснование этого положения, конечно, относится к перспективам исследования. Однако можно уже сейчас назвать методы, которые позволяют раскрыть интересующую нас архитектонику внутренних взаимодействий между эго-состояниями «Дитя», «Родитель» и «Взрослый».

Таков, в частности, предложенный мной метод транзактной реинтерпретации существующих методов психологического исследования личности (Петровский, Калиненко, 1990). Идея метода заключается в том, чтобы в транзактных терминах описывать любые индивидуальные проявления испытуемых, тестируемые традиционными методами. Предполагалось, в частности, что любое суждение «работающего» в клинике личностного опросника может быть представлено как символ скрытых транзакций, свидетельствующих о единстве, конфронтации, компромиссах между эго-состояниями. В соавторстве с В. К. Калиненко, нам удалось подвергнуть транзактной реинтерпретации опросник Кеттела и получить некоторые неожиданные результаты. Например, выяснилось, что люди, соблюдающие диету, характеризуются единством Взрослого и Дитя (В Ω Д), а «срывающиеся» с диеты – конфронтацией Родителя и Дитя (Р ↔ Д). Кроме того, как мы и предполагали, выяснилось, что те, кто склонен к «бескорыстному (активно-неадаптивному) риску», характеризуются конфронтацией Дитя и Родителя (Д ↔ Р) (Шадур, Самсонов, Петровский, Калиненко, 1989).

Та же процедура может быть применена, например, и к таким «полупроективным» методикам, как «решетка мотива достижения», предложенная Шмальтом (Schmalt, 1973, 1976а, в), сочетающая в себе «преимущества ТАТ с экономичностью и однозначностью опросника» (Хекхаузен, 1986, т. 1, с. 270–271). Выявляется тесная связь между данной методикой и методикой ТАТ по Хекхаузену: мотивированные на успех предпочитают проблемы средней трудности, а мотивированные на избегание неудачи – экстремальные степени трудности. Здесь важна предпринятая нами пробная (осуществленная автором этой статьи – без привлечения коллег в роли независимых экспертов) транзактная реинтерпретация пунктов опросника Шмальта, которая убеждает в том, что пункты, соотносимые с ориентацией на успех, свидетельствуют о единстве Родителя и Дитя (Д Ω Р), а пункты избегания неудачи – о конфронтации (комплиментарности) Родителя и Дитя (Д ↔ Р), а это соответствует нашему различению рационалистов и идеалистов.

Разработка персонологических аспектов метаимпликативной модели мотивации выбора. Понимание внутренних взаимоотношений между эго-состояниями – ключевой пункт в прогнозировании мотивационных последствий социальной ситуации развития, имевшей место в прошлом, а также реорганизации раннего опыта в условиях коррекции существующих форм поведения. Так, в частности, метаимпликативная модель мотивации выбора позволяет локализовать поиск «контаминаций» (зон смешения) Родителя и Взрослого, ограничивающих возможности стимуляции активности Дитя (ведь «заставить» Детскую часть личности «захотеть» чего-либо невозможно, но если Взрослый вступит в диалог с Дитя, избавившись от «поддержки» Родителя, то появится шанс на успех – Петровский В. А., 2001б, 2002б; см. также главу 21). Кроме того, может быть установлена область необходимых «перерешений» – новых решений взамен «ранних», локализованных в Дитя и являющихся источником дезадаптации.

За счет привлечения схем транзактного анализа метаимпликативная модель мотивации выбора предстает перед нами как мультисубъектная модель мотивации. В разработке этой модели «академическая» психология личности объединяется с практической психологией, что соответствует проекту «общей персонологии» (Петровский В. А., 2003, 2004а).