Текст книги "В каждом доме война"

Анфиса долго ждала этого дня. Весна и лето миновали; она всё это время только наблюдала за парнями, как они вытянулись, многие окрепли, мужиками стали и этим терпким мужичьим дурманом она была как бы навеки отравлена, что уже сладу себе не находила. Но ни один не пробуждал в ней мало-мальски чувственно-плотского желания, ни один ей не нравился, душа не откликалась на их зов. Впрочем, небольшое исключение составлял Денис, степенный, малословный. За эти месяцы из него навсегда ушло что-то детское, враз обрёл молодецкую солидность. Весной был худой, слабый, а потом на глазах хорошел. Денис нравился своим неподдельным обаянием, светлой душой. Рассудительный малый, хотя иной раз бывало, ещё до немцев, впадал в детство, словно не хотел с ним расставаться, к озорству тянуло. В посёлке только и говорили бабы о последнем событии, каким образом солома Фрола оказалась во дворе тетки Муни. Причём никто не возмущался этим казусом, наоборот, все смеялись, говорили и о самих проказниках, хотя точно никто не знал, кто бы это могли быть. А так как слыхали кое-что о Денисе и его братьях, помогавших Марии Чесановой, то и думали, что это дело рук Дениса. Хотя сам Фрол не предъявил ему претензий…

Анфиса инстинктивно понимала парня, что он ни за что первый не подойдёт к ней, несмотря на то, что ему она тоже нравилась. По душевному складу вроде бы сорванец, а перед девками почему-то пасует, ещё ни одной, видно, не целовал, а если дорвётся, то, наверное, не остановится. Так думала Анфиса иногда, мечтательно наблюдая за ним. Наконец она сама осмелела, предложив ему прогулку, куда сам скажет, туда она и придёт. Но Денис всё чего-то медлил, тогда Анфиса прямо сказала:

– Пойду в воскресенье в Терновку за тёрном, хочешь со мной? За компанию, буду ждать в лесополосе.

– Ладно – приду, альбом брать?

– Да, да, обязательно, хочу посмотреть, как ты рисуешь. Нина тебя хвалила, мы с ней на квартире в хуторе вместе стояли, разве она не говорила?

– Нет, она про себя скрывает всё…

– А что ей скрывать? – как-то странно усмехнулась она.

Денис ждал этого дня. При матери брал альбом и все рисовальные принадлежности для творчества.

– Ты куда собираешься? – спросила Екатерина у сына. Нина, занимавшаяся шитьём, тоже посмотрела на необычно озабоченного брата.

– В Терновку, хочу срисовать её поближе в осеннюю пору, – ответил неохотно он.

– Возьми поесть, а то увлечёшься и про еду забудешь, – напомнила мать. И приготовила сыну помидор, варёных яиц, хлеба.

– Да я там долго не буду… – но Екатерина заставила взять харчишки. Он положил свёрток на дно полотняной сумки и пошёл в Терновку снизу посёлка, перешёл через дамбу пруда. Солнце стояло среди облаков, ветра не было. Степь казалась плохо выкрашенным в серый цвет полотном. Поле за Терновкой ещё было не вспахано, что вряд ли успеют сделать до начала холодов, за огородами поле поменьше – его вспахали вместе с огородами лошадьми и коровами. Балки выглядели как-то уныло, неприглядно, травы высохли, а молодая терялась среди сухостоя. На краю заросшего бурьяном поля стояла старая почерневшая скирда соломы, и над ней кружили вороны и грачи. Слышался тоскливый свист сусликов. Им стало совсем плохо – нечего было заготавливать на зиму. Кроты нарыли по сухой траве свежей земли в виде микрохолмиков через одинаковые промежутки. Саранча трещала с длинными паузами, словно создавала свою азбуку Морзе. Вот и ястреб кружил высоко над балкой, высматривая свою добычу, тень от него скользила по земле бестелесным существом. Где-то беспрестанно ухало. Воронки около глиняного гребня за лето заросли травой и бурьяном. А крыло самолёта, потонувшее в бурьяне, так и осталось лежать на краю поля. Денис полагал, что лётчик надеялся спасти самолёт, сбросив перед посадкой оставшиеся авиабомбы. Но сесть ему не удалось, видно, в воздухе от взрыва развалился на части. И лётчика нигде не нашли, а также и многие части от самолёта, словно всё это поглотило некое чудище…

Денис, сдерживая радость, трусцой побежал вдоль лесополосы, когда вдали на дороге увидел силуэт девушки. Анфиса была в клетчатом платье из коричнево-золотистой шерсти, на голове повязана кокетливо косынка. Парень от бега раскраснелся. Но и волновался он изрядно, ведь ещё ни разу не был наедине с девушкой.

– Ну, пришёл, я рада, – весело сказала она, одаряя парня искренней белозубой улыбкой.

– Как видишь, – он стеснялся открыто смотреть на девушку, выглядевшую очень нарядной, в то время как на нём – ремесленная роба из тёмно-синего сукна и, чтобы не думать об этом, спросил: – Далеко потопаем?

– На ту сторону балки, там же тёрен растёт, – всё так же весело ответила она. – Я буду собирать ягоды, а ты меня рисуй.

– По ходу дела я ещё не пробовал. Не знаю, получится ли? – стеснительно улыбнулся он.

– При хорошем желании всё получится, а если сомневаешься, давай здесь сяду на траву, а ты рисуй, – и Анфиса стала присматривать уютный уголок в лесополосе, где росла сочная зелёная трава, куда летний зной не проникал и она ещё сохраняла свежий вид.

Анфиса нашла полянку в окружении деревьев. Достала из сумки кусок плотной ткани, расстелила и села, поджав под себя полные ноги. Платье прикрывало колени.

– Тебе нравится, как я села? – спросила она снисходительно, поощряя парня к рисованию.

– Да, ты очень красивая, – Денис достал из сумки альбом, цветные, остро заточенные карандаши, как его учили в ремесленном училище на уроках черчения.

– А раньше не замечал?

– Всегда замечал, да в клуб я не ходил…

– А ты думаешь, я ходила постоянно?

– Не знаю, а сестра не говорила…

Денис всматривался в её черты лица. У неё необычайно умные, оценивающие глаза, прямой нос слегка расширен к кончику. И глаза как бы за ним прячутся, жмутся к переносице, но льющийся из них серо-голубоватый свет выдаёт их, придавая всему загорелому лицу неповторимую прелесть. И он стал наносить первые штрихи, стараясь не волноваться. Он начал с укладки волос, видневшихся из-под косынки, затем глаза, пытаясь передать всю их содержательную глубинку, через них её ум и дальше пошло дело быстрей, чему он немало сам дивился, будто кто помогал ему держать карандаш.

Анфиса с любопытством наблюдала, как он пристальным взглядом разбирал её на составные отдельные чёрточки, при этом она сама как бы была для него неинтересна, поскольку весь увлёкся творчеством. Она думала, что он заговорит о её романе с Гришей, а ей предстоит отвечать на его вопросы. Но он ничего не спросил, точно ему это неприятно знать или просто деликатничал, выказывая благородство, а может, и не ведал, занятый своим миром.

Но Анфиса ошибалась, слухи о ней до него доходили разные, причём непристойные, но Денис нарочно не хотел знать подробностей, так как это её личная жизнь, а не его, и он не вправе осуждать девушку. Хотя и обидно было, что о ней так плохо думали бабы, тогда как она в его понимании самая приличная девушка.

Через час эскиз был готов, оставалось доработать некоторые детали и придать портрету Анфисы законченную форму в цветовом решении.

– Первая проба готова! – весело сказал Денис, тоном напускного бахвальства и Анфиса быстро встала, горя от нетерпения посмотреть на своё отображение. Она взяла альбом, и её лицо сосредоточилось на рисунке художника, чем, кажется, осталась довольна, поскольку глаза осветились улыбкой изумления и радости.

– Что, не похожа, не узнала себя, да? – спросил Денис несколько шутя, но, как каждый начинающий художник, хотел положительного отзыва о своём творчестве.

– В том-то и дело, что похожа! Я ждала, признаться, увидеть себя уродиной. А ты меня сделал лучше, чем я есть в действительности, – засмеялась сдержанно она.

– Могу ещё рисовать сколько угодно! – воскликнул расхваленный художник. – Тебе правда понравился рисунок? Я его раскрашу карандашом или красками, или перенесу на полотно. Но портрета я ещё не делал. Твой – первый, а раньше просто баловался…

Анфиса листала его альбом, рассматривала все его рисунки и приходила в восторг от таланта Дениса.

– Почему ты не стал учиться на художника? Это надо срочно исправить, обязательно иди учиться! – советовала искренне она.

– Конечно, теперь после войны…

– Пошли теперь за тёрном, а потом ещё порисуешь… – предложила она многозначительно, долго глядя на парня, даже не пытавшегося её поцеловать.

Денис положил отданный ею альбом в сумку и они пошагали по дороге, а там, где начались крутые склоны, балки, по которым плелись заросли терновника, они стали спускаться к ручью, когда их и увидели Раиса и Роман Захарович.

– Смотри, Денис, Рая Староумова идёт за нами, вот везде успевает, – заметила Анфиса несколько шутливо, без зависти.

– Она нам не мешает, а мы ей! – бросил Денис, остановившись перед ручьём.

– По кочкам надо перебираться, – подсказала Анфиса, видя как парень выбирал место получше для перехода ручья на ту сторону берега, где начинался почти сразу крутой подъём, хотя на высоте он принимал более пологие очертания. Он высматривал устойчивую, твёрдую кочку, обросшую осокой, чтобы стать на неё уверенно, что ему удалось, и он пошагал уже смелей. Анфиса шла за ним следом. Денис оглядывался, готовый тотчас прийти девушке на помощь. Однако перебрались на тот берег благополучно. С последней кочки он подал Анфисе руку, она приняла, парень резко потянул её на себя, чтобы она ненароком не соскользнула с кочки в журчавшую и булькающую среди кочек холодную прозрачную воду. Наконец Анфиса очутилась прямо перед ним, руками касалась парня, и он не спешил из рук выпустить её. Анфиса сделала вид, что ей скользко стоять на влажной зелёной траве и тогда Денису ничего не оставалось, как поймать её обеими руками, слегка прижать Анфису к себе, отчего испытал странное, доселе ещё не пережитое им волнение. И она будто не торопила миг, когда он выпустит её, но в этот момент позади себя они услышали грубоватый, недовольный тон Раисы:

– Ну, чего встали, ни тпру, ни ну, чего прижались, как голубки? Нашли место, или не видели, что я иду…

Денис быстро отступил от берега, живо увлекая за собой Анфису, не выпуская её руку.

– Во, одного проводила на войну, а с другим обнимается! – грубо продолжала Раиса. Анфиса с укором, в недоумении смотрела на неё, не находя слов. Как никогда ей стало донельзя стыдно, поскольку ещё не приходилось выслушивать от кого бы то ни было прямо в лицо бесцеремонные, наглые упрёки. Ещё она ощутила, будто Раиса в одночасье раздела её донага, обнажив порочную наклонность и от этого Анфиса вся напряглась, задумалась. Хотя не находила себя такой бесстыжей, какой её выставила эта баба, которой в рот палец не клади, а сама, наверное, ничуть не лучше. Слышала она, что Раиса буквально насильно женила на себе Фрола, а он теперь, видимо, раскусил её и пожалел о брошенной им с дочерью Соньке, иначе бы не завёл с ней шашни…

Денису тоже было неловко выслушивать о девушке самую невыгодную о ней правду. Но она его не интересовала, а был ли вообще Гриша её парнем, просто на неё наговаривали больше, чем это было в действительности.

– Нельзя ли аккуратней выражаться! – бросил Денис ступившей на берег Раисе.

– Это ты перед ней сам аккуратничай, а мне не указывай, разбойник! Чужим добром нечего распоряжаться! – грубо отчеканила она, памятуя о возе соломы, хотя она раньше думала, что это сам Фрол оттащил тётке Сонькиной, так как знал, что все подумают на Дениса… – Если бы не война, в милицию бы заявила! – прибавила она.

– Это ещё доказать надо! – буркнул Денис.

Раиса, больше не задерживаясь возле парочки, находя про себя её милой, пошагала своей дорогой, в гору к терновнику.

Анфиса заметно приуныла, села на травку…

– Пусть уйдёт с глаз долой! – сказала она серьёзно.

– Не обращай на неё внимание. Как-то раз я выходил за город рисовать и видел, как Раиса тащила на спине мешок с чем-то, впрочем, на поле тогда росла кукуруза. А кто другой так позволит ещё сделать?

– Да, верно. А кто у них солому увёз, знаешь? – спросила Анфиса.

Денис пожал неловко плечами, будто на нём тесно сидела роба.

– Кстати, все думают, что это ты сделал. Я никому не расскажу…

– А чего говорить? Моя была идея, а ребята помогли, – беспечно ответил Денис, не глядя на неё, потом посмотрел.

– Хорошая идея, правильно, надо помогать одинокой женщине, но только не за счёт других, – наставительно сказала она.

Анфиса встала, и они побрели в гору по скользкой сухой спутанной траве. Денис держал её за руку; она чуть влажная, прохладная; кожа на ладони жёсткая, упругая. Подниматься по крутизне было непросто. Да ещё скользили ноги, как по льду. Анфиса, иногда чувствуя, что вот-вот упадёт, весело взвизгивала, и всякий раз Денис ловко её удерживал от падения… Наконец они добрались перевала, откуда начинался спуск во впадину, в которой и рос тёрн, взбираясь на пригорок, и затем вытянувшись по всему склону сплошным, густым кустарником. Здесь терновник тянулся сплошняком по всему рельефу, повторяя все его складки и лощины, этакими гривастыми волнами взбирался наверх…

Они стали рвать ягоды, покрытые беловатым налётом пыльцы, которая легко стиралась пальцами, обнажая чёрно-синий цвет тёрна. Так они шли сквозь густые кустарники, находя в них проход, как в зелёном гроте, в сумраке которого пряталась влажная прохлада, куда еле-еле пробирались солнечные лучи. Они уже собирали ягоды, наверное, больше часа, испытывая некоторую усталость. Анфиса инстинктивно смотрела по сторонам, нет ли где случайно въедливой Раисы. Но везде было таинственно тихо, изредка её прорезали цикады, саранча. На земле попадались улитки, особенно ближе к ручью, так как среди распадков на дне били ключи, стекавшие в главное русло балки, образуя там широкий ручей, который сверху хорошо был виден зелёными кочками.

Наверное, ещё через час они захотели перекусить. Анфиса достала половину жареной курицы, разломила на две части. Денис тоже последовал её примеру и выложил свои харчи. Они сидели на солнечной полянке между кустарниками, как в зелёной кибитке.

После сытной еды захотелось спать, воздух здесь был густой, напоенный влагой, пахло какими-то терпкими травами. Анфиса легла на полусухую траву, подозвав Дениса, доставшего альбом и карандаши.

– Ты хочешь меня… рисовать? – запнувшись, спросила она, покраснев. – Ты не устал?

– Хочу раскрасить тот рисунок, и можно ещё набросать, – сказал смущённо, опуская глаза. – А ты отдыхай. Лежи. Я же тебе не мешаю?

– Нет, мне с тобой очень хорошо… Успеешь раскрасить. Рисуй лучше. Пока солнце светит, можно загорать. А то всё лето на солнцепёке, но не загораем. – И Анфиса встала, расстегнула платье и сняла, на ней был купальник по тогдашнему фасону, не позволявший много открывать тела. Денис с изумлением смотрел на девушку, как она непринуждённо сняла при нём платье, как природа действовала на неё легкомысленно.

– Можешь рисовать меня в купальнике? Что ты смотришь, я в твоих глазах поступаю глупо?

– Совсем нет, просто я никогда не видел тебя в таком виде, ты очень красивая, я хочу тебя рисовать, – быстро сказал он.

– Ты зря меня стесняешься… говорят, в музеях есть картины обнажённых женщин, разве было художнику стыдно рисовать их? А я только в купальнике, вот если бы сняла, чтобы ты сказал?

– Зачем? Чтобы рисовать голую? А если увидят мои братья, сестра? Увидят тебя в альбоме?

– Я пошутила, – она игриво засмеялась. Анфиса не узнавала себя, с какой лёгкостью она дразнила парня и в душе злилась, что он не смел, боялся к ней подойти. Между тем Денис рисовал её с поразительным азартом, а в голове роились страшные мысли, ведь испытывал впервые влечение, которое заполняло всё его существо. Мысли путались, и в этот соблазн она сама впускала его как будто невинно, не догадываясь о его душевном состоянии. Ещё недавно об этом он и думать не смел; был он ещё мал для близости с женщиной. Впрочем, и теперь он всерьёз полагал, что для этого ещё не наступило время. Люди для того и женятся, а ему рано думать о семье. И у него нет любимой девушки, так как Денис считал, что это происходит только с любимой девушкой, да и то лишь после свадьбы. Его взгляды на любовь расходились с тем, что переживал сейчас сам и это его досадно волновало. Ведь всё должно происходить по любви, а не вопреки правилам, сложившимся исторически…

– У тебя есть парень, которого ты любишь и знаешь, что будешь с ним вместе? – вдруг спросил Денис, не прекращая рисовать её.

– Почему ты так спросил? – привстала она, прищуривая от солнца глаза.

– Захотел и спросил…

– Если серьёзно – нет никого кроме тебя, – подумав, ответила Анфиса.

– Ты считаешь меня своим парнем? – удивлённо переспросил он. – Так мы же не дружим. А… – он не знал, как напомнить ей о Грише.

– А что сейчас делаем? Но друзей на природу не всегда приглашают! – наставительно сказала она.

Денис застыл с карандашом, поскольку Анфиса сделала признание. Значит, Гриша для неё никто, к чему ещё недавно никак не относился, пока это обстоятельство его не касалось.

– Ну что же ты только смотришь, – заметила она, чувствуя его взгляд. – Не получается?

Денис быстро снял через голову робу, оставшись в майке и брюках.

– Мне жарко от таких разговоров. Я в твоих глазах вахлак, лапоть, да? Не говори – знаю, – Денис продолжал рисовать Анфису.

– Просто не целующийся мальчик, – подхватила со смехом она. – Подойди, я разрешаю только тебе! Научу! – протянула игриво.

– Откуда ты знаешь, что у меня нет девчонки? – наивно спросил он.

– Если бы была, уже бы бабы говорили. Наверно, ты гордый, как твоя сестра?

– Всё бы ты смеялась, интересно – у тебя нет парня, а целоваться умеешь, – заметил Денис.

– Ох, ты хитрый, а ведь знаешь, как все говорят обо мне дурное… разве не так?

– Я не слушаю такие сплетни, пока сам точно не узнаю. Девушка должна выходить замуж девушкой…

– Когда война, об этом не думают. Но ты прав, хотя есть случай, как мой, в это «должна» не укладывается. У меня были парни, которых я не любила, а может, я совсем не встречу любимого. Ты сторонишься, в какие-то рамки себя заковал…

– Я? Сторонюсь? Да нет, просто ты казалась не моей девушкой, но ты мне нравилась.

– Вот и признание, почти в любви, – шутливо обронила она. – Мне остаётся совсем обнажиться, чтобы ты подошёл, – прибавила почти серьёзно, а у Дениса перехватило дыхание, глаза остановились и захлопали ресницы…

– Замуж надо сперва, чтобы я имел на тебя право, выходи за меня замуж…

– Спасибо, Денис, за твою честность, но и я скажу тебе, у меня дети не родятся, я бездетная, такая баба мужчине не нужна, и для кого мне беречь себя, – Анфиса поднялась с полотна и медленно снимала купальник. Денис, словно от вспышки молнии, закрыл глаза, ощутив сильное биение сердца. Анфиса звонко засмеялась, обхватив руками колени, а потом опустила их и легла боком к нему, поражаясь тому, с какой бесстыдной лёгкостью она проделала это. Денис не выпускал карандаш и дрожавшей от волнения рукой делал новый её набросок.

– Подними руку и положи её небрежно на глаза, – попросил он, однако Анфиса расстегнула бюстгальтер и сняла его, обнажив полные белые груди. И вновь легла, прикрыв часть лица рукой, как просил Денис.

– Я кажусь тебе срамной? – но парень не ответил, она чуть приподняла руку и увидела, как он рисовал её, с широко открытыми глазами, словно поражённый дикой красотой. Потом вдруг она ощутила прикосновение тёплой его руки, отчего побежали по телу мурашки. Денис снял майку, брюки, оставшись в чёрных трусах. Анфиса прижалась к парню, целовала его в губы, поощряла и при этом просила не торопиться. Она смотрела в небо с плывущими облаками, солнце пряталось и становилось прохладно, но сейчас этого она не ощущала, охваченная приливом страсти. Почему-то неопытный любовник стеснял её движения, и всё для неё закончилось быстрей обычного, что Анфису несколько разочаровало. Но на Дениса, конечно, она не обиделась, полагая, что в другой раз он справится лучше с мужской обязанностью. И она лишь мило ему улыбнулась, словно протягивала ниточку к новому свиданию.

– Вот и ты стал мужчиной! – сказала она, прикрыв своё нагое тело платьем.

– Ты смеёшься надо мной? – угрюмо спросил Денис, надевая брюки, не глядя на неё…

– Ой, что ты, конечно, я на всём серьёзе. Братьям ты же не скажешь, надеюсь, для тебя это большое событие, ведь так? Заманится похвастать кому, ты не поддавайся соблазну, – она пытливо посмотрела на парня.

– Зачем мне болтать, Анфиса! – протянул Денис удивлённо.

– Один тоже обещал, а по всему видно, проболтался, как баба, – призналась она.

– Гриша? А ты его любила?

– Да, немного, но тебя больше, – говорила Анфиса, хорошо помня властную, подчиняющую волю, мужицкую хватку Гриши, отчего любовь вспыхнула к парню, тогда как к Денису такие же чувств она вряд ли испытывала.

Небо вдруг нахмурилось, солнце скрылось в бело-серых облаках, из балки подул ветерок. Анфиса от прохлады покрылась гусиной кожей, став быстро одеваться, не глядя на парня, который собирал свои карандаши, лежавшие вокруг альбома на траве, переживая недавнее своё безумие…

– Ну, что у тебя вышло? – спросила деловито она, подойдя к нему и беря в руки альбом. Она увидела несколько набросков и ни один не доведён до конца.

– Не успел… но я всё равно их закончу по памяти – ручаюсь! – бодро, уверенно сказал Денис, надев робу. – Дождь сейчас пойдёт! – посмотрев на потемневшее враз небо, прибавил он.

– Да, нам пора уходить – ягод на компот хватит. Придём ещё на той неделе?..

Раисы они больше нигде не видели и неторопливо пошли домой. Но вместе идти в посёлок не решились. Анфиса пошагала в сторону колхозного двора. Денис – в противоположном направлении. А чего они испугались – молвы? Ведь Раиса их видела, и теперь пойдут новые сплетни об Анфисе, о чём она тоже подумала, когда Денис от неё был уже далеко…