Текст книги "Малыш: мамино счастье"

Думаю, нет на свете матери, которая бы не ощущала себя виноватой перед собственным ребенком. За какие-то свои ошибки, промахи, просчеты. И даже если не все в этом признаются вслух, уверена – свой скелет в шкафу есть у каждой. То, что гложет ее долгие годы, что заставляет корчиться в душевных муках и сожалеть. О сказанном или несказанном. О сделанном или несделанном.

Чувство вины – это наш внутренний голос, который выносит приговор, это самоосуждение и самообвинение: «Я плохая, мне нет прощения».

Вина – коварное чувство. Стихийное, неуправляемое и очень-очень горькое. Оно накатывает как огромная неумолимая волна, от которой не спрятаться, не скрыться. Оно поглощает тебя целиком, сжирает и топит. И вот ты уже без воздуха, без надежды, с тяжеленным камнем в душе.

Я прошла через это. В мучениях и самокопании я провела долгих три года. И то, что уместится здесь на нескольких страницах, терзало меня каждый день и каждую ночь.

Все началось еще тогда, на старой даче, с легких уколов совести. «Ну как же можно думать о чем-то другом, кроме своей крохи, – взывал мой материнский разум к моим же материнским чувствам. – Как можно тяготиться этим расстоянием вытянутой руки? Как можно сожалеть о прикованности к ребенку, когда нас связывает вовсе не цепь. А ниточка. Самая ценная, самая дорогая. Ее нельзя порвать и разрезать!»

Но как я ни пыталась «приструнить» себя, все равно душа рвалась «на свободу», и даже тело, казалось, все затекло от гнетущего однообразного существования «при Даше».

Я и не заметила, как неглубокая царапина от уколов совести переросла в незаживающую рану. И эта рана становилась все глубже. Она ширилась за счет новых «ошибок», которые я совершала.

Вот, не сдержалась, накричала.

Шлепнула в запале.

Не смогла подавить раздражение.

Надо бы пойти гулять, а мне лень…

Нужно поиграть с ребенком, а меня манит газетка…

И так каждый день. Долгих три года.

Я раскаивалась, божилась и клялась, что ничего из этого больше ни за что не повторится, и… вновь наступала на те же грабли. И мое чувство вины перед дочерью, как бриллиант, сияло всеми гранями.

На четвертый год Дашиной жизни, когда в нашей семье уже появился маленький Григорий, я окончательно себя извела. Каждый несдержанный окрик или – о, ужас! – шлепок отдавался в душе ударом тупого копья. Но я уже привыкла к этой постоянной ноющей боли. Я с ней жила.

Впрочем, что там шлепок? Он был редок и омыт слезами раскаяния. Не на нем, великом и ужасном, держалось мое чувство вины. Не он был вечной причиной моих душевных мук.

Самым главным своим преступлением я по-прежнему считала неугасимое стремление хоть ненадолго отвлечься от детского мира. Вырваться из него и пожить своей – личной – жизнью. Без дамоклова меча в виде ненавистных прогулок и других ритуалов по расписанию. Без уничтожающего все живое слова «надо».

Меня убивало собственное нежелание посвящать детям ВСЕ свое время. Я считала, что должна принадлежать им. Вся, без остатка. Но что-то внутри меня отчаянно этому сопротивлялось. Хотелось хоть капельку личного «я» оставить себе, любимой, и заняться чем-то, что никоим образом не связано с моей ипостасью мамы. Из-за этого самой себе я казалась настоящей ведьмой, достойной костра инквизиции.

Что там говорить, страдала я невероятно, ругала себя за эгоизм, за «неправильные» порывы и «неподобающие» поступки. В итоге, мой мазохизм расцвел пышным цветом. А подпитывали его два образа «идеального родителя», которые постоянно стояли у меня перед глазами. Они развивали во мне хронический комплекс неполноценности, заставляя чувствовать себя еще более никчемной.

Первый образ был очень даже живым. Из плоти и крови. С руками, ногами, головой, горячим сердцем и холодным разумом. И воплощал его мой собственный муж…

Для моего мужа заниматься детьми – это не труд, а удовольствие. Не обязанность, а радость. Не усилие, а желание. Никто не стоит над ним со скалкой – «Поиграй с Гришей, почитай Даше!» Его самого тянет возиться с ними, дурачиться, гулять, рассказывать сказки, придумывать истории.

Я ни разу не видела, чтобы он повел себя по отношению к нашим детям «неправильно» – например, шлепнул, несправедливо наказал, не выполнил обещание, сказал: «Уйди, не мешай, я устал». И что-то я не замечала, чтобы его глодало чувство вины. Потому что он не делал и не де лает ничего, за что ему было бы стыдно. Он не испытывал и не испытывает эмоций, которых хотел бы избежать.

Конечно, у нас с мужем были абсолютно разные «весовые категории». И его удовольствие от общения с детьми, и моя жажда «личной жизни» объяснялись просто: нашим чадам мы отдавали разные куски своей жизни. Муж – от силы два часа в будний день, я – почти все часы и минуты. Но кто будет смотреть на это несоответствие, когда в глаза бросается совсем другое: его непреходящее наслаждение от выполнения родительских обязанностей и мое вечно преходящее.

В общем, на его фоне совершенного воплощения отцовства, стремящегося каждую свободную минуту посвятить детям, я со своим рвением «на свободу» смотрелась, мягко говоря, бледновато. И от этого мне становилось еще горше. Тем более что я прекрасно знала, какой должна быть уже упоминавшаяся здесь НАСТОЯЩАЯ мать. Этот второй – виртуальный – образ идеального родителя во всех подробностях нарисовался в моей голове и, как привидение, не давал спокойно спать целых три года.

О, про нее я знаю все. Настоящая мать – это светоч безусловной родительской любви, самопожертвования и полного погружения в горшки, песочницы и развивающие занятия. Она совершенно искренне считает, что кричать на детей – преступление, шлепать по попе – кощунство, говорить «Иди сам поиграй» – святотатство. И, естественно, никогда не позволяет себе ничего из перечисленного.

Настоящая мать не допускает даже мысли о том, чтобы до окончания декретного отпуска вверить свое сокровище няне или бабушке, а самой отправиться на штурм профессиональных высот. Она глубоко убеждена, что должна неразлучно провести с собственным ребенком как можно больше времени, дать ему максимум тепла и ласки при постоянном физическом и духовном контакте. Воспитать Человека – главная цель ее жизни. А если получится подарить человечеству нового гения, то это вообще идеал.

Настоящая мать – это конь-огонь. Она бодра, весела, излучает позитив и все на свете успевает. Степени ее самоконтроля позавидовал бы даже Джеймс Бонд.

До обеда настоящая мать водит хороводы на детской площадке. В тихий час строгает борщи, лепит паровые котлетки и разгоняет пыль влажной тряпкой. Вечером увлеченно собирает пирамидки и мозаику. С выражением читает вслух сказки Чуковского. А может и с ходу выдать истории собственного сочинения.

Она не признает никаких развлечений, кроме чтения журналов для родителей и книг по развитию ребенка. Свое общение в Интернете с такими же увлеченными мамочками строго дозирует. Еще она ведет дневник, куда старательно заносит все успехи и достижения своего чуда. Эти записи – монументальное свидетельство ее материнского подвига.

Настоящая мать собственноручно мастерит полезные игрушки. Наплевав на дорогой ремонт, расклеивает по дому обучающие плакаты. Скупает диски с классической музыкой в специальной обработке для детей, а также различные «звуки природы».

Но самое главное, настоящая мать – это МАТЬ. Ребенок для нее – вместо кислорода. Она им дышит. И все, что делает для него, от котлеток до башни из кубиков, она делает с большим удовольствием, без пересиливания себя. А потому круглосуточно светится от своего материнского счастья…

Этот навязчивый образ «настоящей матери» рисовался в моем воображении выпуклым и ярким. Но как я ни старалась, мне никак не удавалось ему соответствовать. Впрочем, особых стараний там и не было. Слишком много в моей жизни молодой мамы было дел, которые не доставляли мне никакого удовольствия, и я находила любые отговорки, чтобы ими не заниматься. Оправдывала себя и… ужасно страдала, осознавая собственное малодушие.

Мои страдания усугублялись еще и тем, что они бурлили внутри меня и не находили выхода. Никому ведь не признаешься, что, затыкая воззвания совести, ты меняешь пальчиковое рисование на лазание по Интернету. Никому не расскажешь, что считаешь время, проведенное у качелей на детской площадке, бессмысленно потерянным. Ни с кем не поделишься, что ужасно устаешь от ежесекундного «мама-а-а-а». Стыдно!

Чувство вины обессиливает и опустошает, лишает уверенности в себе и, самое главное, мешает принимать правильные ре шения. Оно фиксирует нас на самих себе и не дает думать о других, сопереживать им. Ощущая вину, мы застреваем в прошлом, хотя должны жить настоящим и смотреть в будущее.

Ближе к пяти Дашиным годам внутренний червь под названием «Я не делаю всего того, что должна, и не посвящаю детям все свое время» («Но все равно не буду, потому что не хочу») изъел меня окончательно. Смертельно устав от раздувшегося чувства вины, я стала размышлять, смотреть по сторонам, читать разные книжки и общаться на наболевшую тему с другими мамами. И постепенно пришла к выводу, что самоотречение, пересиливание себя, жизнь как материнский подвиг – все это ложные понятия. Что собственное заклание на алтарь интересов и желаний детей – обряд безумно рискованный. Так можно покалечить не одну судьбу. Вокруг меня все настойчивее звучало мнение, что малышу нужна не идеальная, а СЧАСТЛИВАЯ мама. И это мнение было настолько голосистым и убедительным, что я тоже подняла его на щит.

Счастливая мама – это такая мама, которой хочется жить и радоваться тому, что рядом подрастает маленький родной человечек (и не один). Это такая мама, у которой все хорошо и поет душа.

Конечно, счастье каждый понимает по-своему. Для меня быть счастливой мамой значило поменьше делать то, что «надо», и побольше то, что «хочу». В разумных пределах, естественно. А то это ненавистное (и мной же придуманное) «надо» уже придавило меня, как каменная плита.

Все изменилось в тот самый момент, когда я перестала думать, что обязана быть «настоящей матерью». Волевым решением я скинула с себя громадный мешок с надписью «Чем надо заниматься с детьми для их гармоничного развития» и раздала его содержимое по любящим родственникам. (Справедливости ради надо сказать, что и до «великого прозрения» все они были активно вовлечены в процесс воспитания и развития наших детишек. Просто я сама для себя выделила «зоны ответственности», назначив в них «старшего», и решила не влезать в отведенные вотчины).

За мужем были «закреплены» сказки, захватывающие истории и ежевечерняя возня на ковре с кучей игрушек. За бабулей (моей мамой) – прогулки и чтение книг. Дуракаваляние, ролевые игры, лепка из пластилина, поездки на карусели и в театры/зоопарки – за дедом. Себе я оставила всевозможные развивающие занятия (рисование, паззлы, обучающие журналы и прочее) и главные материнские «функции» – объятия, поцелуи, лобызания и слова любви.

Так в моей жизни не осталось ничего, что я должна была бы делать через силу. Многолетние угрызения совести («Надо, но не буду») были изничтожены. В результате появилось еще больше времени для вожделенной «личной жизни». Которая, кстати, тоже получила право на существование. Ее навязчивая жажда, как оказалось, была вполне законной, праведной.

Ребенок должен видеть, что жизнь мамы не зацикливается на нем. Что мама имеет свой внутренний мир, у нее свои интересы и устремления, никак с ребенком не связанные. И она очень даже может посвящать им свое время, – сказала мне уважаемый мной детский врач-психоневролог, с которой случайно свела меня судьба. – Это нужно не только для того, чтобы жизнь матери была гармоничной и сбалансированной. Это нужно самому ребенку. Так он учится понимать, что он не пуп земли и на нем вселенная не заканчивается. Кроме того, ребенок учится уважать своих родителей как личностей. Именно уважать. И это тоже очень важно.

Только вот где она, эта граница между личным пространством и территорией родительства? Как нарисовать ее на карте своей жизни так, чтобы не было мучительно больно? Чтобы не было ощущения, что себе ты уделил времени и внимания больше, чем ребенку?

Признаться, я сама до сих пор ищу эту линию. Черчу ее, стираю и снова намечаю контуры. Но нет во мне уже того предательского чувства вины. Я наконец-то поняла: все, что я делаю, правильно, потому что это подсказа но моей родительской интуицией и моей любовью к собственным детям.

Увы, я не стала в одночасье безупречной. И прекрасно понимаю, в чем бываю неправа и когда допускаю ошибки. Я все так же порой несдержана и нетерпелива. И мне очень за это стыдно. Но чувство стыда приходит и уходит. Потому что я знаю: почти любую ошибку можно исправить, почти любую вину – искупить.

Чувство вины – это всегда тупик. Это яд, уничтожающий радость общения с собственным ребенком. И, как человек, испивший эту чашу с ядом, добавлю: чувство вины – это чистилище. Через него нужно пройти, чтобы просто понять: ты – лучшая мама на свете. Лучшая для своих детей.

Подслушано в Интернете:

«Я, наверное, ненормальная мама! Сама на себя злюсь и чувствую виноватой, но продолжаю в том же духе. Вот я смотрю на ребенка своего – играется сам, и я рада. А когда пристает, чтобы я с ним пошла, мне вроде как неохота (отделаюсь парой фраз, почитаю пару страниц, башенку построю, и опять своими делами заниматься). Иногда сидит мультик смотрит. И я ловлю себя на мысли: встань и займись ребенком – поиграй, потанцуй, порисуй. А потом гляну – сам развлекается, ну и замечательно. Недавно подумала: к чему сводятся мои занятия с ребенком? Переодеть-помыть-покормить-спать уложить – это святое. Иногда минут 15 – 20 поиграть. Погулять на улице, поставить мультик… А дальше – не мешай, не лезь, отойди, подожди… И ходит мое солнышко, развлекает себя сам. В общем, сделайте со мной что-нибудь, чтобы совесть у меня окончательно проснулась».

«Знаю много семей, где ребенок постоянных развлечений требует. Все надо делать в меру. Если вы сегодня порисовали, а потом еще и полепили, этого вполне достаточно. Дальше пусть сам себя чем-нибудь развлекает – книжки рассматривает, собирает кубики… У меня мама работала в детском саду воспитательницей и всегда говорила, что это очень хорошо, когда ребенок может сам себя чем-нибудь занять».

«Я сама детский психолог и работаю в детском центре. Знаете, как заметна разница между детишками, которыми занимаются, а которыми нет? Ведь не так много времени и надо потратить на совместную игру, чтение книжек, лепку из соленого теста и прочее. Но в памяти у ребенка это еще как откладывается!..»

«Я постоянно пыталась занять свою дочку лепкой, рисованием и так далее. “Пойдем то, а давай это…” Так теперь она подходит ко мне каждые 5 минут и говорит: “А теперь что мне делать?” Играть сама не хочет…»

«Ребенку, так же как и взрослому человеку, нужно время, чтобы побыть наедине с самим собой. Он должен учиться самостоятельности. Совершенно необязательно его постоянно развлекать. Мама – не игрушка, мама может быть занята. Но! Постарайтесь 2 раза в день хотя бы по 20 – 25 минут уделять внимание вашему малышу. Составьте план на неделю – например лепка, рисование, книги и так далее, комбинируйте по ситуации. Главное, это должно быть время, которое вы проводите со своим ребенком. Неделя, другая, а там и в привычку войдет! Успехов!»

Малыш, как и любой человек, нуждается в своем мире, и ему иногда нужно побыть в этом мире одному (и одновременно привыкать к самостоятельным играм). Мама, в свою очередь, тоже имеет право на свой мир, где она будет черпать знания и энергию для передачи ребенку. И здесь важно нащупать баланс – между «личной жизнью» (которая неработающим мамам нужна, как воздух) и временем, посвященным своему сокровищу. Отлично помочь в этом может составленный распорядок дня (в котором выделяется время на игры с малышом – 2 раза по 20 – 30 – 40 минут) и уже упоминавшийся выше примерный план занятий на неделю[109]109
  См. Приложение «Чем заняться с малышом».


[Закрыть]. Плюс колыбельные/сказки/книжки на ночь.

Чувство вины у моей подруги Ольги родилось почти одновременно с сыном Максимом. Оля до сих пор не может себе простить, что в роддоме не взяла Максика в свою палату, а по настоянию врача оставила его на период собственного восстановления в детском боксе. Он лежал там один, плакал, и никто к нему не подходил. Подруга ругает себя за то, что в первый месяц жизни также лишила сына материнского тепла, поскольку находилась в ужасном депрессивном состоянии.

Но самым главным своим упущением она считает слишком поспешное прекращение лактации. С тех пор прошло уже несколько лет, но Оля все еще винит себя в том, что смалодушничала, не была настойчивой, быстро сдалась, а надо было бороться за каждую каплю. Подруга говорит, что все эти годы помнит о своих «преступлениях» и потому старается лишний раз обнять, приголубить Максика, как будто наверстывая то, что она «упустила» тогда – в его младенчестве.

Со временем к этому давнему зацементированному комплексу вины добавилось еще два ряда кирпичной кладки. В принципе, ничего сверхъестественного, все как у всех: стыд за неконтролируемые вспышки гнева и угрызения совести по поводу того, что Оля мало занимается с Максиком.

– Об этом не то что говорить – думать стыдно! – грустно улыбается она. – Я с ним мало играю и ничему не учу. Все нахожу какие-то отговорки и оправдания, что ему это неинтересно, он неусидчивый, меня не слушает, убегает. А надо уже признаться самой себе: это не ему неинтересно, а мне!.. Я долго мучилась, видя, что ничему не могу его научить. Потом поняла: единственное, что я могу дать своему сыну – это любовь и ласку. Так пусть в его жизни этого будет с избытком. А там уж как получится…

Нашим мальчикам фатально не везет. Их с детства приучают к тому, что надо быть «настоящим мужиком», не плакать, не ныть и уметь держать удар. А потому часто мамы (а папы и подавно) буквально обкрадывают сыновей своей лаской, ограничивают объятия и поцелуи, стыдят за слабость, слезы и неумение постоять за себя. В итоге, целостность личности у таких мальчиков нарушается: ее «женская» часть (умение любить, проявлять нежность, сочувствие или показывать свою боль) не развивается, отмирает. И вырастают потом «настоящие мужики», да, неспособные ни проявить свои чувства, ни понять чувства другого…

Мы мечтаем, чтобы нас окружали чуткие, заботливые мужчины. Но мало кто знает, что внимательные мужья как раз и вырастают из таких вот «мамсиков», которых когда-то, в детстве, научили любить. А потому целуйте своих мальчиков (девочек, конечно, тоже), прижимайте к себе, не отрицайте их «женственность», их чувства, не бойтесь, что они вырастут неженками. Когда придет время, «мужские качества» возьмут верх. Любовь – это самое главное, что вы можете им дать.

Моя подруга Соня вышла из декретного отпуска на работу, когда ее Кристине было 9 месяцев. Она не раз взвешивала все «за» и «против», долго и нудно ругала себя за тоску по офису и коллективу, но все равно вернулась в них, чтобы не потерять перспективное место. Ведь для нее так важны карьерные ступени, и она так ценит свою финансовую независимость. Маленькой Кристине нашли няню.

– Конечно, сначала меня просто раздирало чувство вины, – говорит Соня. – Бросила кроху, перепоручила чужому человеку, не вижу весь процесс ее взросления в непрерывности…

Особенно больно было видеть дочкины глаза перед уходом на работу.

– Кристина не плакала, не кидалась на ручки, но мне казалось, она ужасно боится, что вот сейчас я уйду и больше не вернусь. Не знаю, может, это я все придумала, и никакого страха у нее на самом деле и не было. Но какие-то ее взгляды и движения, совсем еще неуклюжие, поддерживали во мне эту мысль. И очень долго я шла в офис с комком в горле, чувствуя себя просто исчадием ада. Сердце рвалось обратно, к брошенному ребенку. Но стоило только переступить порог офиса, как меня уже тянуло к рабочему столу, телефону и чашечке кофе. Я отвлекалась, видела все плюсы своей работы, и на душе становилось легче.

Постепенно жизнь вошла в новую колею, и у Сони с Кристиной даже установился особый ритуал – по утрам девочка с няней провожали маму до лифта и с улыбкой махали ей ручкой.

– Все психологи говорят, что детям нужны изо дня в день повторяющиеся ритуалы. Это дает им ощущение безопасности. И на нашем примере я поняла, что это не пустые слова, – говорит Соня.

От все еще преследовавшего ее чувства вины подруга спасалась аутотренингами. Она уговаривала себя, что сидеть дома – не значит заниматься ребенком все 24 часа в сутки. Что важно не количество проведенного вместе времени, а его качество.

– Ну, сидела бы я с Кристиной дома, что дальше? Чем бы занималась? Висела над душой с бесконечными ладушками или в Интернете торчала бы? Нет, что там говорить, работа очень дисциплинирует. Она дает понимание ценности времени и общения с близкими. Ведь я, соскучившись по дочке, с радостью бегу после работы домой. И каждая минута, проведенная вместе, нам обеим очень дорога.

Впрочем, Соня признается, что, как ей кажется, в ее девочке все еще живет страх потерять маму. Кристина может просто подойти к ней и молча обнять. Прижаться щекой к руке. Взобраться на колени и уткнуться в шею. И кто знает, что творится в этот момент в душе у маленькой девочки, которая еще не может выразить свои чувства словами.

– В принципе, я рада, что у меня все так в жизни получилось, – резюмирует Соня. – Не было у меня того перебора, который случается со многими мамочками: насиделись с детьми в четырех стенах до такой степени, что уже ни дом, ни детей, ни мужей видеть не могут. Но иногда, очень-очень редко, но все-таки я жалею. О том, что вижу, как растет моя дочка только по вечерам и в выходные. Все свои рывки в развитии она сделала без меня, а я как будто приходила к концу выступления, к финальным аккордам, пропустив все самое интересное. Но я стараюсь об этом не думать. В этой жизни сложно найти золотую середину. А так, по крайней мере, у меня не будет повода в сердцах обвинить ребенка в том, что он помешал моим карьерным планам.

Ребенок и работа: можно ли совместить?

Если работа – не более чем средство заработать на жизнь, то мама, разрываясь между ребенком, бытом и своими профессиональными обязанностями, неизбежно будет испытывать напряжение, тягостное чувство неудовлетворенности и вины.

Если же работа приносит не только деньги, но и удовлетворение, чувство самореализованности, то дети, как правило, не только не страдают от маминого отсутствия (разумного, безусловно), но и получают определенные преимущества: общение с детьми у работающих мам становится более содержательным. Любимое дело дает маме ощущение того, что она живет полной жизнью. А если маме хорошо, то и малыш тоже будет счастлив.

Но с другой стороны… Если женщина первые годы хочет реализовать себя только в ребенке – это нормально и естественно. И это вовсе не значит, что по мере его взросления у нее не будут появляться свои, автономные, не связанные с ним интересы. К работе, любимому делу можно вернуться и через год-другой, а время, которое можно полностью посвятить своему малышу, не повторится больше никогда…

Главное здесь – это внутренняя гармония и ощущение, что ты живешь так, как хочешь, а не подлаживаешься под внешние обстоятельства.