Текст книги "Малыш: мамино счастье"

Традиционно считается, что кризисов в раннем детстве два – «первого года жизни» и «трех лет». На самом деле это деление очень условно. Ребенок может повзрослеть и потребовать пересмотра отношений и в два года, и в два с половиной, и в четыре вместо «положенных» трех (и даже несколько раз за этот период). А может пребывать в перманентном «кризисе» чуть ли не с рождения.

…Сын моей соседки Светы – типичный «шилопоп» и ходячая (точнее, бегающая) иерихонская труба: когда он орет, лопаются стекла. А орет он практически постоянно.

Свету мне очень жалко, муж ей с дитем не помощник, она воюет с малышом одна. Или он с ней? В любом случае, бои там идут совсем не местного значения.

Двухлетний Виталик вообще-то очень хороший сообразительный мальчик. Когда не визжит на космических высотах, не катается по полу в истерике и не носится кругами чуть ли не по стенам. Но он очень мало спит – не больше 8 часов в день, а все остальное время находится в движении. Он даже когда просто сидит и мультики смотрит, у него ручки-ножки двигаются, я сама видела.

Любое мамино действие, идущее вразрез с Виталикиными желаниями, вызывает у него мощнейший взрыв негодования – визг, слезы и битье головой о вертикальную поверхность.

Пример. «Что случилось, что за крик?..» Это Виталик не хочет идти гулять в мороз в валенках. Хочет непременно в осенних ботах. Причем недешевые финские валенки не трут и не жмут, выбирались в магазине вместе с мамой, еще до холодов ребенок бегал в них по квартире и всем хвастался.

Но вот замкнуло что-то в маленькой головке, и надеть на себя валенки на прогулку он не даст, объяснить, что на улице снег и гололед, тоже не даст, на мамину реплику «Ну, хорошо, тогда вообще не пойдем гулять, иначе заболеешь», ответит громкой истерикой. На предложение надеть не валенки, а зимние сапоги – ей же. Торжественный выход на улицу в желанных осенних ботах приведет к соплям на следующий день и отмене вообще всех прогулок, что, естественно, будет встречено яростным протестом.

Света говорит, что, если Виталик вошел в раж, вывести его из этого со стояния практически невозможно. Она вроде перепробовала все известные миру способы, педагогические и не очень: старалась успокоить объятия ми и нежными словами, умывала холодной водой, выставляла проораться в другую комнату, пыталась игнорировать выходки сына и даже шлепала его по попе. Пока не поняла, что не может справиться с собственным сыном. Что единственный ее союзник – это время. 40 минут нескончаемого ора, и ребенок приходит в себя. Ровно 40 минут. Потом небольшой передых и снова пытка в 40 минут.

– Когда я уже в полуобмороке от Виталикиных истерик, мне начинает казаться, что моего сына кто-то заколдовал и превратил в заводную игрушку, – как-то призналась мне Света. – Мы не можем пойти ни в поликлинику, ни в магазин, потому что там может случиться страшное. Самое удивительное, что примерно раз в две недели моего Виталика не узнать. Он абсолютно адекватен, все понимает, с ним можно договориться, а если что – переключить. И на примере этих редких дней я знаю, что такое нормальный спокойный ребенок, слушающий объяснения и реагирующий на них. Все остальное время – это сплошные гонки на выживание. Никогда в жизни я не думала, что попаду в такую ситуацию. Что буду стонать от собственного сына и чувствовать себя такой беспомощной рядом с двухлетним малышом. Ира, двухлетним! Что дальше-то будет?

Я знаю Свету. Я знаю, что она искренне хочет сосуществовать с сыном в любви и согласии, без мучений, грубой силы, ора, давления и потакания капризам. И, наверное, глядя на то, как Света пытается найти общий язык с Виталиком, «знающие люди» надавали бы ей кучу советов. Например, что надо быть немного «более», чем она есть. Более последовательной, более настойчивой, где-то более жесткой, а где-то, наоборот, более гибкой. И более «понимающей». Что ни в коем случае нельзя поддаваться на детские провокации и реагировать на истерики. Что в такой ситуации важен режим, нужен минимум запретов и максимум физической активности в виде подвижных игр, прогулок, плавания. Больше телесных контактов (динамическая гимнастика, возня на ковре) и терпеливых объяснений. Обилие развивающих занятий вроде рисования руками, лепки, игр с водой. А также четкое разграничение свобод, прав и обязанностей…

Вот, что бы посоветовали Свете знающие люди.

– Да, – ответила бы Света, – все эти общие рекомендации очень и очень дельные. Но если бы все в жизни было так просто – взял готовую схему, выполнил алгоритм и сотворил маленькое чудо.

Увы!

Мне бы очень хотелось рассказать вам, дорогие читатели, как Свете удалось сотворить свое чудо. Но пока она только в процессе. Их проблема усугубляется тем, что папа Виталика, который из-за занятости видит сына лишь по выходным, никак не может смириться, что его сын «не как все». Имеющийся малыш совершенно не вписывается в его представления о том, каким должен быть двухлетний ребенок. Он обвиняет Свету в том, что она «неправильно» воспитывает сына, категорично требует от Виталика адекватности и послушания, но сам не делает ничего, чтобы ребенку хотелось с ним быть и его слушаться. Какая возня на ковре? Какие совместные походы в бассейн? Какой минимум запретов? О чем вы? Там либо «Не мешай», либо «Делай, как я сказал, быстро!».

Что обычно рекомендуют родителям малышей-«шилопопов»?

• Нужна спокойная обстановка в семье, согласованность действий родителей, ласка, обилие телесных контактов.

• Упорядочить жизнь малыша, соблюдать режим дня, не допускать перевозбуждения, переутомления, «перегрузки» занятиями.

• Разговаривать с ребенком простыми предложениями, на его уровне, глаза в глаза.

• Минимум запретов, максимум похвалы, но в то же время введение четких правил и их соблюдение.

• Дома – спортивный уголок, на улице – подвижные игры (как вариант – спортивная секция для детишек постарше). Плюс развивающие занятия (рисование, лепка, аппликация, игры с песком/водой).

• Освоить элементы расслабляющего массажа.

• Помнить, что ребенок с подвижной психикой – особый ребенок, требующий колоссальной родительской отдачи, терпения, понимания и любви.

Так что, боюсь, Свете придется втройне сложнее. Она прекрасно понимает, что поведение сына не на пустом месте возникло. И ей, как и многим мамам, наверное, очень больно признаться самой себе, что в семьях, где между родителями нет обид и противоречий, где ребенку уделяют столько внимания, сколько ему нужно, не растут орущие и бьющиеся головой об стену дети…

До сих пор на свете живет большое количество людей (в особенности тех, кто давно забыл или вообще никогда не знал, что такое маленькие дети), которые совершенно искренне считают, что трехлетний ребенок должен:

– слушаться;

– при необходимости беспрекословно слушаться;

– знать, что такое дисциплина;

– уметь себя вести;

– уметь хорошо себя вести.

Но вот беда – современные трехлетки упорно отказываются жить так, как предписало им это «большое количество людей». Они вообще категорически, с криком и кулаками отказываются от всего, что предлагают им взрослые. Это безобразие называется «негативизм». Его основная черта – активное противодействие взрослым, отчаянное сопротивление любой помощи («Я сам!») и любому «нельзя» («А я буду!»), отрицание ради отрицания.

Кризис трех лет: основные симптомы

1. Негативизм. Стремление делать все наоборот и противоречить родителям, причем иногда малышу приходится отказываться даже от того, что ему хочется, лишь бы «досадить» взрослым.

2. Упрямство «из принципа». Ребенок настаивает на чем-то не потому, что ему это сильно нужно, а просто потому, что ОН так решил.

3. Своеволие. Желание ребенка все делать самостоятельно и только так, как он считает правильным.

4. Конфликты на «ровном месте». Малыш может быть агрессивным и все время искать поводы поссориться с родителями.

5. Обесценивание. Все, что раньше было ценным и значимым для ребенка, перестает быть таковым: любимые игрушки ломаются, книжки – рвутся, прежние интересы объявляются глупыми. Родители перестают быть авторитетом. Уже усвоенные правила не соблюдаются.

6. Деспотизм/ревность. Если в семье есть другие дети, у трехлетнего малыша может появиться к ним яркая ревность и нетерпение. Если он один, то часто начинает вести себя как «маленький тиран», требуя от близких взрослых полного подчинения.

В три года, как говорят психологи, происходит первое рождение личности. Рождение – это всегда мучительно. Всегда. Малыш учится отделять себя от окружающего мира и ищет границы своего «Я», он впервые осознает себя единственным и неповторимым. И впервые открывает для себя наличие «социальных норм» (оказывается, он должен что-то делать – идти гулять, надевать варежки, кушать суп). Но пока может этим нормам лишь противостоять. Отсюда – знаменитое «не хочу – не буду» только потому, что мама сказала «надо», своеволие, протест против всех и вся. Любой неверный родительский шаг приводит к истерике. И ужас заключается в том, что неверным может оказаться вообще любой шаг. Лучшая стратегия взрослых в этот период – не спорить и ждать.

…Я так и не поняла, когда конкретно у нашего Гриши случился этот кризис. Первые звоночки прозвенели в два и четыре: однажды ночью доброго и солнечного мальчика словно подменили, и он проснулся другим – шустрым, громким, плаксивым, непослушным. Схватит какую-нибудь вещь и кричит «Мое, мое!» (а значит, попробуй – отними). На любую просьбу ответ один – «НЕТ!»

«Нет!» – это первая настоящая свобода ребенка. Свобода, которую он осознает и которой может распоряжаться. Ему очень нужно ее почувствовать, это его внутренняя сила. Через нее он понимает: он – отдельный, уникальный, всамделишный человек.

С этим «нет!» я быстро свыклась (ну, нет – так нет, зайдем с другой стороны, потом с третьей). И хотя считается, что внутренний настрой родителя на непослушание – это неконструктивно, мне готовность к Гришиным капризам только помогала: я уже изначально знала, что их не избежать и прикидывала в голове несколько вариантов одной просьбы. На самом деле это такая родительская хитрость: малыш готов сопротивляться, если взрослый будет настаивать на своем. А тут вроде мама быстренько согласилась, не стала упорствовать. Вроде победа. Почему бы маленькому победителю не снизойти до другой маминой просьбы (которая на самом деле та же самая, только переформулированная). Отсюда вывод: не надо идти на принцип, не надо добиваться того, чтобы ребенок послушался «здесь и сейчас». Пусть он почувствует свою «свободу», жалко что ли? Чем меньше давления, тем быстрее выход из этого негативистского пике.

Еще мне помогал прием «договоримся на берегу». «Гриша, ты сейчас на велосипедике едешь, а когда мы заберем Дашу из детского сада, едет она, договорились?», «Мы смотрим один мультик (читаем пять страничек книжки), а потом спать, договорились?» Уговор дороже денег.

Отобрать то, что «мое», получалось так: «Ну, тогда я возьму вот эту твою любимую машинку, и она будет моей». Машинка всегда оказывалась Грише дороже.

«Кризис» исчез так же неожиданно, как и появился. Чтобы вновь напомнить о себе в два и девять. Снова слезы, «Мое-мое!» и «НЕТ!» по любому поводу. Ну, это мы уже проходили, так что несколько секунд аутотренинга («Я спокойна, я совершенно спокойна») и вперед – обнимать, убалтывать и восхищаться: «какой ты взрослый»…

…Когда ты в центре проблемы и смотришь на нее изнутри, такую запутанную и безнадежную, понять, как быть и где выход, практически невозможно. Другое дело – описать ситуацию (что делает ребенок, как реагируешь ты), попробовать отстраниться и оценить ее спокойным, бесстрастным, как бы чужим взглядом.

Подслушано в Интернете:

Есть ли надежда, что моя трехлетняя Дуня хоть когда-нибудь бу дет слушаться – просто так, потому что мама сказала/попросила, а не после муторных уговоров или когда я силой заставила что-то сделать или не сделать? Ну, например: она раскидывает свои игрушки – просто вытаскивает ВСЕ игрушки из ящика и раскидывает. Не убирает ни за что, даже со скандалом. Ладно бы только игрушки – оставленная в комнате одна, она там устраивает такое, что ой. Она отказывается помолчать 5 минут, пока я говорю по телефону – именно в этот момент ей нужно очень громко что-нибудь спеть. Она перекладывает кашу в компот и компот в кашу, а потом, конечно, не ест это все, а размазывает по столу либо моет руки в компоте. На прогулке она скандалит, потому что хочет, например, чтобы я бежала за ней вприпрыжку, а если я не хочу и иду спокойно, устраивает вопли. Ну и постричь ногти, вымыть голову, одеться часто связано с дикими протестами, убеганием, слезами и руганью. Я уже пробовала, кажется, все способы воздействия. Только на Дуню это действует совсем не в ту сторону. Она не расстраивается, не плачет, она впадает в ярость! Тарелку отобрали? Чашку об пол – бабах! В другую комнату отправили? Все, что видим, о стену – бамс! Мама за руку схватила? Маме по лицу – хрясь! Все это, конечно, старательно пресекается. Только я давно уже заметила: чем жестче и суровее мои методы, тем в больший штопор агрессии она уходит. С ней можно договориться, и у меня это получается, только в последнее время стало возникать слишком много ситуаций, когда договариваться нет времени (надо сию секунду послушаться) или договариваться у меня просто нет сил.

Итак, если совсем уже не знаем, что делать, берем листик с ручкой и описываем сложившее положение вещей. Написали? Теперь убираем с глаз долой. Через несколько дней достаем, изучаем свежим взглядом и начинаем думать: что конкретно пытается сказать/доказать наше со кровище своим «негативизмом». (Дуня, например, скорее всего хочет сказать, что она давным-давно взрослая и имеет право делать то, что хочет. При этом, как ей кажется, мама с ее «правами» не считается. Еще она проверяет маму «на вшивость» – действительно ли та ее любит, даже такую, упрямую и вредную. В этом чаще всего и заключается основной конфликт: ребенок жаждет, чтобы родители признали его самостоятельность, его взрослость, но при этом продолжали любить, заботиться, поддерживать.)

Затем обращаем взоры на себя. Как мы общаемся с ребенком, как реагируем на его «взбрыки»? Ждем беспрекословного послушания? Теряемся? Встаем на дыбы? Вот она, главная ошибка: мы, вымотанные и измученные, действуем всегда одинаково, по шаблону – прямолинейно, топорно, безыскусно. Все наши воспитательные средства – репрессивные (смешала компот с кашей – отберу тарелку; орешь – отправляйся в свою комнату; не хочешь убирать игрушки – будет тебе скандал)! И так по кругу, кто кого, до полного изнеможения.

А что если взять и… отбросить все шаблоны, начав реагировать совсем по-другому? По-новому? Подойти и обнять? Погладить по голове, поцеловать – даже если сейчас совсем не хочется? Где-то обратить все в шутку. Где-то вместе поиграть и поозорничать. Вылила компот в кашу? Созываем «игрушечный совет», каждый член которого «пробует» новое блюдо и говорит, нравится ли ему оно и можно ли вообще такое делать. Можно, если очень не хочется бежать за ребенком вприпрыжку, изобразить из себя старенького дедушку и начать хромать, схватившись за спину («Ой, внученька, помоги мне, старому»). Можно дать ребенку печенье (два) и спокойно поговорить по телефону. И помнить при этом: трехлетние дети в принципе не в силах молчать пять минут, даже если умолять и стоять перед ними на коленях; оставленные в комнате одни, они в любом случае устроят там мамаево побоище; и, если не хотят есть, смешают в винегрет все, что поставлено перед ними на стол. Потому что это трехлетние дети.

Главная воспитательная аксиома: если наши методы систематически не работают, надо менять методы! Как только меняемся мы сами – и детей тоже не узнать.

Как вести себя, когда ребенок «в кризисе»?

• Прежде всего, вспоминаем все, что мы знаем о «кризисах»: плохое поведение – это сигнал, «послание» о том, что «низы» не могут и не хотят жить по-старому, надо менять формат взаимодействия и менять кардинально.

• Основа любого «детского» кризиса – в стремлении к самостоятельности, новым отношениям с родителями, значит, всячески даем ребенку почувствовать, что он уже взрослый:

– просим у него совета, помощи («Подскажи, как мне поступить?», «Переведи меня через дорогу, пожалуйста», «А что бы ты сделал на моем месте»?);

– всегда предлагаем выбор («Ты будешь кашу с компотом или с чаем?», «Ты пойдешь в садик с машинкой или с мишкой?» – при этом сам факт то го, что ребенок будет есть кашу или пойдет в детский сад, как бы не обсуждается);

– золотое правило: НЕ делаем за ребенка ничего из того, что он может делать сам, но (!) не отказываем в помощи, если ему трудно и он готов эту помощь принять;

– пытаемся уважительно относиться к его желаниям и интересам (если занят чем-то неопасным – не вмешиваемся, если хочет что-то вполне возможное – выполняем, если отказывается от чего-то и это можно пережить – не настаиваем).

• Если ребенок что-то требует, чего-то не хочет, вновь и вновь совершает запрещенное действие, одним словом – бузит, следуем простому правилу: «понять-озвучить-дать ответ». То есть, пытаемся понять, чего конкретно добивается малыш, озвучиваем это, сообщаем, что собираемся предпринять, и твердо следуем принятому решению (твердо!). Наша задача – принять чувства ребенка (и показать, что мы их приняли), но при этом устойчиво гнуть свою линию.

Пример 1: Вася, придя с прогулки, наотрез отказывается разуваться и хочет ходить по квартире в уличной обуви.

Реакция родителя: «Я понимаю, что тебе нравятся твои сапожки, но никто не ходит по квартире в грязной обуви, Вася. Вот тряпочка, тазик, давай помоем сапожки, и ты сможешь в них ходить».

Пример 2: В магазине Маруся ультимативно требует купить ей чупа-чупс. Реакция родителя: «Я вижу, что ты хочешь сладкого, но у нас дома есть другие вкусные конфетки, и мы съедим их на десерт, после обеда» либо «Хорошо, я куплю тебе чупа-чупс, но сейчас мы его есть не будем, а съедим дома после обеда, договорились?» Если Маруся отказывается от «сделки», чупа-чупс она не получает вовсе. Если объект желаний – не дешевый чупа-чупс, а дорогущая кукла, Марусе говорят: «Эта кукла очень дорогая, у нас, к сожалению, нет столько денег, но давай мы купим тебе вот это… (какую-нибудь недорогую безделушку).

Пример 3: Дуня перелила компот в кашу и размазала ее по столу.

Реакция мамы: «Я вижу, ты совсем не хочешь есть. Ладно, есть не будешь, но я не разрешаю баловаться за столом (опускается на уровень Дуни и смотрит ей в глаза), ты слышишь? Портить еду нельзя. Я готовила, старалась, хотела тебя порадовать вкусной кашей. Мне обидно, Дуня! А как бы ты поступила, если бы твоя дочка смешала компот с кашей, а? (Дуня, видимо, что-то ответит). Давай вставай и помоги мне, пожалуйста, все тут убрать. Тебе дать тряпочку или губку? (И Дуня должна помочь – обязательно. Если опять «не буду», мягко, без насилия, но твердо мама дает ей тряпочку и, держа ее руку в своей, помогает вытирать стол. При этом можно «заговаривать зубы» – «Ты уже такая взрослая, мамина помощница, смотри, как у нас отлично получается вместе».)

• Не забываем, что главные наши «воспитательные средства» (и не только в периоды кризисов): увлекательные истории, игры, любые нестандартные действия и неожиданные ходы. А самые-самые главные – объятия, поцелуи и нежные прикосновения.

Что там говорить, очень, очень хочется иметь ласкового и послушного ребенка. Чтобы играл себе тихонечко (сам!), делал, что говорят, не бузил, не перечил, не доводил до слез. Такой нежный, шелковый, «удобный». Одно только «но»: из «удобных» детей не вырастают целеустремленные и деятельные взрослые. Из «удобных» детей вырастают совсем другие люди – несамостоятельные, привыкшие исполнять чужую волю и совершенно неспособные управлять собственной жизнью. Те же, кто к чему-то стремится и чего-то добивается – это как раз те, кто «не слушался» в детстве, боролся, искал и часто доводил маму с папой до трясучки.

Отделиться от родителя, научиться жить своим умом, стать самим собой – вот в чем великий смысл взросления ребенка. И очередная ступенька «лесенки» должна вести его именно к этому. Вот почему с каждым новым своим «кризисом» он будет настойчиво требовать все большей автономии, все большей самостоятельности и уважения к себе – к своим чувствам, желаниям и поступкам.