Текст книги "Малыш: мамино счастье"

Сразу о главном: наказание полагается тому, кто прекрасно усвоил «правила игры» (что нельзя, почему нельзя и что будет, если), но тем не менее все равно эти правила нарушил. Наказание полагается тому, кто сознательно демонстрирует неповиновение или проверяет, до какого предела ему дадут дойти.

Именно поэтому наказывать полуторагодовалого малыша за то, что оставшись на кухне без присмотра, он изрезал тупыми ножницами занавески – бессмысленно и беспощадно. Нельзя наказывать, если ребенок не понимает, в чем он виноват и за что на него сердятся. Осознанное поведение (хорошее или плохое) начинает формироваться у ребенка после 2 – 2,5 лет, поэтому лишь с этого возраста и можно говорить о «настоящих» наказаниях.

Если вспомнить жалобы мамы на малыша, который якобы намеренно рвет обои и переворачивает кошкину миску, то получается, что за это «хулиганство» его можно и нужно наказать. Но я совершенно не уверена, что все действия мальчугана – умышленные и он, такой маленький, уже четко знает, что и почему нельзя делать – для него это просто исследование, игра, которую, впрочем, тоже надо пресечь.

Вопрос – КАК?

Оставим пока в стороне тему физических наказаний. Она такая спорная и противоречивая, что лучше поговорить о ней отдельно. Остальные наказания можно разделить на неприемлемые, допустимые и (до чего дошел прогресс) рекомендуемые.

Неприемлемые (такие наказания, от которых вреда больше, чем пользы):

Допустимые наказания:

1 Отличие метода «тайм-аут» от наказания лишением родительской любви и демонстративной изоляцией состоит в том, что это более щадящий, гуманный способ проявления родительского недовольства: он относится не к личности ребенка, а к конкретному проступку; малыша не шантажируют тем, без чего он не может жить – любовью родителя. Наказание, в принципе, не должно касаться личности ребенка. Ведь если мы реагируем на «неправильное» поведение, то мы и должны оценивать поведение.

Про «тайм-аут» хочется сказать еще пару слов. Считается, что это один из самых действенных методов воспитания совсем маленького ребенка. Прерывая контакт, родители тем самым подают ему сигнал: «Такое твое поведение мы допустить не можем, так делать нельзя!» «Тайм-аут» наиболее эффективен для детей 2,5 – 4 лет – именно в этом возрасте «выдергивание» из социальной среды, «отгораживание» от других (близких и значимых) людей является чувствительным наказанием за проступок. С возрастом «тайм-аут» резко теряет свою эффективность: после 4 лет дети начинают лучше воспринимать время, они понимают, что вечно в комнате (на стульчике) одни они сидеть не будут, можно просто «отбыть наказание» и пойти дальше по своим делам. И угроза «тайм-аута» не заставит их в следующий раз отказаться от чего-то запретного.

Рекомендуемые наказания:

• Наказание должно быть:

– своевременным (и следовать СРАЗУ после нарушения запрета, нельзя применять наказание с отрыве от содеянного, ребенок должен понимать, за что его наказывают);

– неотвратимым (ребенок должен знать, что за нарушение правил его ТОЧНО накажут, а не будут бесконечно грозить «сейчас накажу» и ничего при этом не делать);

– справедливым (именно за дело, а не потому, что мама не в духе).

• Наказаний не должно быть много: вседозволенность портит ребенка, но и взыскание за малейшую шалость калечит не меньше (приводя к несамостоятельности, отказу от инициативы, неумению принимать решения).

• Наказания не должны пугать, унижать, причинять физические и моральные страдания.

• Наказание самим фактом своего вынесения искупает вину «преступника»: с момента наказания его поступок стерт, забыт, прощен навсегда.

• Наказание – не самоцель. Цель – передать серьезность и непререкаемость родительских требований и семейных правил; дать понять, что так, как поступил ребенок, поступать нельзя (и почему нельзя); показать, как надо действовать.

• Самое лучшее наказание – то, которого не было.

За что нельзя наказывать?

– за естественную познавательную активность (малыш тащит все в рот, разбирает игрушки);

– за индивидуальные особенности (невнимателен, рассеян, не хочет есть/спать и так далее);

– за отсутствие достаточного опыта в той или иной ситуации (боится идти в поликлинику, отнимает игрушки);

– за неосторожность (опрокинул горшок, помогая поливать цветы).

Мужской взгляд.

Статья 60 Уголовного кодекса РФ: «Лицу, признанному виновным в совершении преступления, назначается справедливое наказание». Вы не находите ничего общего? На самом деле, своевременность, справедливость и неотвратимость – это три основных принципа наказания как такового, независимо от того, к кому оно применяется.

Однажды я слушала исповедь. Это очень тяжело, скажу я вам. Тяжело не потому, что мне трудно выслушать человека и поддержать его. Вовсе не трудно, наоборот. Тяжело, потому что понимаешь: человек выбрал тебя, чтобы покаяться, признаться в самом сокровенном. Именно тебя! И ты обязана пропустить через себя его горе, найти правильные слова, дать надежду. Это вдвойне тяжело, потому что ты сама не праведница. Тебе тоже знакомы эти муки совести, и ты заново переживаешь все то, от чего, казалось, уже освободилась…

С Полиной мы познакомились на детской площадке. Она была очень приятная, спокойная, улыбчивая, но главное – пристально наблюдала за передвижениями своих двоих детей, а не болтала с другими мамами на скамейке. Именно это меня в ней и покорило.

Наверное, она очень хотела выговориться. Ведь то, в чем она мне призналась, не скажешь ни мужу, ни маме, ни тем более свекрови. Даже с любимой подругой не поделишься – потому что больно и стыдно. Близким людям не исповедуются, они потом всегда будут живыми свидетелями твоих грехов. А мне, как случайному попутчику, наверное, легче было излить душу.

– Я до сих пор чувствую себя очень виноватой перед Сережей, – как-то сказала Полина, кивком головы указывая на пятилетнего сына.

– За что? – не поняла я.

– Мне кажется, я покалечила его…

– Да ты что? Как?

– Был в моей жизни очень позорный период. Только-только появилась дочка, и в меня как будто что-то вселилось. Я была сама не своя.

– Депрессия?

– Наверное. Но это было такое агрессивное состояние, что и депрессией-то не назовешь. Я была вся издерганная, вымотанная, и мне хватало одного Сережиного писка, чтобы выйти из себя. А от его капризов я становилась просто невменяемой, готова была вытрясти из несчастного трехлетнего ребенка всю душу.

– Ты на него орала?

– Я его била…

Она сказала это тихо и просто. И мне стало не по себе от этой ошеломляющей откровенности. Такие тайны хранятся за семью печатями, и нужно иметь огромное мужество, чтобы вытащить их на свет божий.

– Била? Рукой по попе?

– Где придется и чем придется. Тряпкой или, например, детскими колготками.

– Когда капризничал?

– Нет, когда нудно ныл. Или не слушался. Или когда делал что-то запрещенное. И меня дико это бесило: знает ведь, что нельзя, но все равно делает…

Полина опустила голову. Было видно, что она пытается сдержать слезы.

– В эти минуты меня просто разрывало от ярости. Я не могла остановиться… А он кричал: «Мама, не бей меня, не бей, хватит!»

Она все-таки заплакала. И я заплакала вместе с ней.

– Я знаю, что мне нет оправдания. Ты не представляешь, как я себя ненавидела после таких моментов. Кто я такая, кто дал мне право поднимать руку на ребенка, который слабее меня, который не может за себя постоять? Кто я после этого?

Она затравленно посмотрела на меня, как будто ждала, что я отвечу. А я не знала, что сказать. Легко осуждать мать, ударившую ребенка. Это так просто – судить человека за явный проступок. Но ведь покаяние, искреннее, мучительное, разве не дает оно право на прощение? Неужели даже признав ошибку, раскаявшись, нужно и дальше жить со сжатым сердцем и чувством вины?

– И долго это длилось? – спросила я.

– Полгода. Может, чуть меньше. Не каждый день, конечно. Несколько раз в месяц меня накрывало.

– А потом?

– Потом я поняла, что, если не остановлюсь, потеряю сына. Он уже стал меня бояться. И никакие поцелуи и объятия не растворяли этот страх. Натворит что-нибудь и бежит ко мне: «Мама, только не ругайся!» Боялся попросить меня лишний раз о чем-то. Как-то позвала его обедать и вышла из кухни. Прихожу, тихо сидит над тарелкой. «Почему не ешь?» – «Ты мне ложку не дала». Я чуть не завыла. А потом дала себе слово, что больше никогда не сделаю своему мальчику больно.

Она замолчала. Я посмотрела на Сережу, который катался на качелях и радостно кричал: «Мам, смотри, я лечу-у-у». Замечательный мальчуган с длинными ресницами и ямочками на щеках. Не задира и не драчун. Такой восторженный ребенок, который смешно опекает двухлетнюю сестру и безумно привязан к маме. Почему она считает, что покалечила его?

– Мы все не без греха, – наконец, ответила я. – Но вы с Сережей так сильно любите друг друга. Он тебя давно простил. Я знаю, что очень сложно прекратить винить себя. А забыть такое вообще невозможно. Но надо перевернуть эту страницу и жить дальше. Нельзя, чтобы случившееся давило на ваши отношения, омрачало их. Наверняка, Сережа все плохое уже забыл, детская психика, сама знаешь, гибкая очень.

– Да-да, я понимаю, – шепотом сказала Полина. – Но ты знаешь, что страшно?

– Что?

– Когда я делаю какое-нибудь резкое движение, он инстинктивно прикрывается руками. Он помнит! Тело его помнит, как его били. И я помню. И его крики «Мама, не бей» до сих пор стоят у меня в ушах…

По ее щекам текли слезы.

– Ира, как мне с этим жить?

Снова вопросительный взгляд. А я снова не знаю, что ответить. Полина столько времени носила этот груз в себе, столько времени мучилась. И теперь, выговорившись, ждет, что ей станет легче, что я помогу ей, скажу, как жить дальше. А на что я способна, кроме банальностей?

Я ведь так хорошо ее понимаю. Я сама помню все несправедливости, которые позволяла себе по отношению к детям. Помню это чувство отчаяния и отвращения к самой себе. За то, что слабая, никчемная, за то, что могла сдержаться, могла! Но не сделала этого.

Мне захотелось обнять Полину, вот так через прикосновение передать ей свое сочувствие, дать понять, что я разделяю ее боль:

– Надо простить саму себя. Просто надо простить. Мы великодушны к другим людям, почему тогда так строги к себе? Все могут ошибаться. Главное, не повторять своих ошибок. Прости себя, не живи прошлым.

Я снова обняла ее. Впервые за весь разговор Полина улыбнулась:

– Я попробую…

Вскоре мы переехали на новую квартиру. Полину я больше не видела.

«Так не дай ему воли в юности, но пройдись по ребрам его, пока он растет, и тогда, возмужав, не провинится перед тобой и не станет тебе досадой и болезнью души, и разорением дома, погибелью имущества, и укором соседей, и насмешкой врагов, и пеней властей, и злою досадой».

Это памятка заботливому родителю – из известного свода правил поведения русского человека XVI в. – «Домостроя». Одна из его глав строго предписывала отцу и матери своих детей «любить и хранить, но и страхом спасать, наказывая и поучая, а не то, разобравшись, и поколотить».

Тогда, в косной древности (все мы знаем), «пройтись по ребрам» было очень даже в чести. Порка была самым распространенным средством… вразумления, то есть наставления, убеждения. Пороли («вразумляли») всех, в том числе и бояр, и душевной раны такая «наука» никому не наносила. Все в том консервативном обществе, от холопа до дворянина, понимали: порка – это один из принципов мирозданья. Убери порку, и наступит хаос. Впрочем, «Домострой» (поверьте историку) вовсе не поощряет телесные наказания, не абсолютизирует их. Наоборот, он предлагает порку как самое последнее средство, если другие способы научить и вразумить уже не помогают.

Река времени давно смыла патриархальный средневековый русский быт и его «поваренную книгу» – «Домострой». Вместе с ними уплыли плети, розги, палки и горох. Уже несколько десятилетий на всех углах кричат, что физическое воздействие на беззащитного ребенка преступно и недопустимо (оно унижает и ожесточает его, и если чему и учит, то только самому быть агрессивным и думать, что прав тот, кто сильнее). Но «небитые» дети у нас до сих пор – большая редкость.

Наше общество строго делится на тех, кто утверждает, что дети часто не понимают слов, а потому «всыпать как следует» в таких случаях совсем не помешает. И тех, кто убежден: любые физические наказания, будь то шлепок, одергивания, затрещина или ремнем до полусмерти – все это ничем не отличающиеся друг от друга факты жестокого домашнего насилия. И в любом случае – в любом! – это поражение родителя. Результат его беспомощности, глупости и лени. Стремление подавить ребенка тем единственным, чем родитель его превосходит – грубой силой. «Те, кто приемлет физическое воздействие как последнее средство, просто не дают себе труда еще раз попробовать предпоследнее», – прочитала я мнение одной мамы в Интернете.

Есть еще третья группа родителей. Которые прекрасно знают, что «воспитывать детей ладонью по попе» нельзя. Но срываются, а потом рыдают в подушку от бессилия и чувства вины.

Подслушано в Интернете:

«”Нельзя” у нас редкое слово. Есть “кусь”, что значит – не трогай, будет больно. Есть “нельзя”, что значит: продолжишь – получишь по попе. Нельзя рвать книжки, кидать посуду, ломать что-то. В остальных случаях стараемся отвлечь сына, чем-то другим занять. Не помогает – убрать предмет, а если это невозможно или сын закатывает истерику – пригрозить наказанием. Мы наказываем тонким прутиком. Не покалечишь (рукой можно покалечить случайно, особенно в гневе) и действенно. Папа наказывает, я не могу. Но зато до наказания доходит редко. Когда делает вид, что не понимает, наперекор что-то делает, порой достаточно прутик показать. Он у нас лежит на шкафу. Итог: сын у меня очень добрый и послушный».

Этот малыш добрый и послушный, потому что если он будет злым и строптивым, его выстегают прутиком. Сознательно. И ему будет больно.

Дети вполне терпимо относятся к физическим воздействиям, если родитель сорвался: его достали, а он зашелся в аффекте и треснул по попе. Дети понимают, что это – форс мажор, нервный срыв живого, доведенного до отключки сознания человека, а не умышленная воспитательная мера. Но когда ребенка бьют в «здравом уме и твердой памяти», полностью отдавая отчет в своих действиях – это страшно. Это намеренное причинение боли, вы понимаете разницу?

Оплеухи, подзатыльники, тумаки, порка не должны быть средством воспитания никогда. Они абсолютно недопустимы. Это как раз тот случай, когда «насилие порождает насилие», а жестокость рождает жестокость. Мы делаем ребенку больно, а он делает больно нам в ответ – своим непослушанием, враньем, грубостью. Дети, которых часто и абсолютно осознанно бьют, становятся либо надломленными и тревожными, либо озлобленными и агрессивными, они ведут себя все хуже и хуже. И в любом случае постоянная угроза физического воздействия мешает им развиваться, быть собой, учиться самим управлять своим поведением.

Телесные наказания ничего не прививают, не заставляют задуматься над проступком, понять, что именно ребенок нарушил и почему это плохо. Они притупляют чувство вины: ребенок как бы расплачивается за содеянное болью и страхом, поэтому осознавать и переживать свой проступок, делать выводы уже не будет.

Все это вовсе не значит, что шлепать ребенка непреднамеренно, находясь в запале, можно. Нельзя, конечно нельзя. Нельзя, в принципе, жить с мыслью, что ты можешь поднять руку на своего малыша, пусть и «за дело». Даже легкие и редкие шлепки – не метод воспитания, это совершенно крайняя мера, сигнал ребенку, что родители им сильно недовольны.

Вместе с тем есть ситуации, когда физическое «насилие» вполне допустимо. Что это за ситуации?

• В случае если ребенок сильно перевозбужден, вошел в раж, бьется в истерике, находится под влиянием неконтролируемых эмоций, ничего не видит и не слышит вокруг, физическое воздействие как отрезвляющее средство применять можно (можно шлепнуть, можно стукнуть по руке, но ни в коем случае не трясти).

• Если поведение ребенка угрожает его жизни и здоровью, либо жизни и здоровью окружающих, родитель имеет полное право вмешаться и пресечь действия ребенка силой[169]169
  Есть мнение, что можно физически наказывать ребенка, если он, например, зная правила поведения на дороге, назло родителям перебегает улицу перед машинами; либо дерется с более маленькими и слабыми детьми. Смысл «шлепков» здесь не в том, чтобы причинить боль, а в том, чтобы срочно привлечь внимание ребенка к серьезности ситуации.


[Закрыть].

И последнее: не забывайте, пожалуйста, что иногда слова бьют намного больнее любых шлепков.

Существует такое мнение: в дошкольном возрасте не стоит сеять сомнения в нежную детскую душу, озвучивая собственную неправоту. Ребенок не оценит по достоинству родительскую просьбу о прощении, а поймет лишь то, что мама или папа чувствуют себя виноватыми за свои действия, а потому ими можно манипулировать, их можно подмять под себя.

Есть и другое мнение, противоположное: извиняться перед малышом за свои неблаговидные поступки можно и нужно. Ведь для него это подтверждение того, что его уважают и любят. Просить прощения – не значит быть слабым. Наоборот, извиняясь, мы показываем свою силу и подаем ребенку пример для подражания. А как еще он сам научится раскаиваться и признавать, что был неправ, если не на родительском примере?

Но давайте разберемся, а за что просить прощения?

За то, что малыш тебя укусил, а ты от боли и обиды плюхнула его на диван? За то, что своим нытьем довел до нервного тика, и был от бессилия шлепнут по попе? Нужно ли вообще за это извиняться?

Ответ: нужно! Но извиняться надо обоим, а не только маме. Даже если малыш еще не говорит, он тоже должен как-то попросить прощения – жестом, объятием. Но главное – понять, что он сделал «не так» и почему вообще возникла такая мамина реакция.

– П’ости, п’ости, п’ости меня, – причитал 2,5-летний Гриша, шмякнув об пол мои любимые духи, которые, конечно же, не разрешалось трогать под страхом смертной казни.

И ему об этом тысячу раз напомнили, до того, как…

Между нами случилось громкое недопонимание. А потом, когда отшумели грозовые раскаты, мы сидели на диване, щека к щеке, и наши слезинки сливались в одну большую соленую каплю. С тех пор он всегда просит у меня прощения. И я у него прошу. И во всем мире для нас нет ничего более сближающего, чем эти взаимные извинения.

Впрочем, есть и другие ситуации. Когда твой «срыв с петель» оказался по силе и натиску неадекватным детскому проступку. Когда ты рвешь и ме чешь только потому, что на самом деле устала, а тебя никто не слушается. Когда ты с кем-то поругалась, а срываешь злость и досаду на ребенке, отыгрываешься на нем как на самом безответном существе. Тогда нет других путей, кроме покаяния. Дети очень тонко чувствуют несправедливость. И никак нельзя допустить, чтобы какая-то детская обида застряла в сердце занозой и кровоточила там десятилетиями.

Быть неправой, но не просить прощения – значит каждый раз отталкивать своего ребенка, увеличивая дистанцию. Отдаляться от него, истончать доверие. Все дальше, все больше, до точки невозврата.

А потому просить прощения нужно. Обязательно! Ведь если взять весы и взвесить, то получится, что доверие родного ребенка важнее, весомее, чем нелепая, разрушительная поза «Я всегда прав».

Мы все частенько забываем, что своими требованиями-запретами-наказаниями должны не только устранять или исправлять нежелательное поведение любимого ребятенка, но и… добиваться нового, желательного («Это нельзя, а вот это, смотри, можно»). Одними наказаниями «правильного» поведения мы не добьемся, это точно. Наказаниями мы чаще всего пресекаем запрещенные действия, даем понять, что так делать не надо. А желательных действий (того, что надо) мы можем добиться поощрениями, то есть позитивными подкреплениями поведения.

Пример. Если требуется отучить ребенка дергать кошку за хвост, то, согласно этому принципу, нужно не только наказать малыша (отправить на две минуты в свою комнату «подумать»), но и предложить ему другое занятие (поиграть с кошкой в ее любимую игру), наградив при этом за переключение (обнять, поцеловать, сказать, какой он молодец).

Мы привыкли к тому, что поощрения – это что-то такое приятно-материальное (премия, например). И уже не помним, что они могут быть совсем даже нематериальными…

Похвала. Самый популярный метод поощрения, используемый родителями. Похвала бывает продуктивной (то есть отражающей реальные успехи и достижения) и неоправданной (неадекватной действительности). У детей, которых слишком много хвалят, либо расцветает нарциссизм[170]170
  Нарциссизм – исключительная самовлюбленность, убежденность в собственной уникальности, завышенное мнение о своих талантах и достижениях, ожидание хорошего отношения от других людей, поиск восхищения окружающих.


[Закрыть], либо возникает стойкая зависимость от оценок извне. Дети, которых хвалят мало, вырастают тревожными и неуверенными в себе. Принятая формула эффективной похвалы: хвалим не самого ребенка, а его поведение («Ты так быстро собрал игрушки, здорово!»). Хотя искреннее «Ты такой добрый мальчик, спасибо» тоже вполне подойдет. Еще важно: нужно учить малыша самому гордиться собой, чтобы он не так зависел от нашего одобрения («Сам оделся? Ну, ты можешь собой гордиться, и я тобой горжусь!»).

Ласка. Самое убедительное свидетельство того, что ребенка любят и ценят. Но! Нельзя жестко привязывать выражения любви к успехам малыша. Нельзя, чтобы мамин поцелуй надо было заслужить. Ласки в жизни ребенка должно быть много – по поводу и без.

В нашем обществе считается, что если ребенок ведет себя хорошо – это естественно, так оно и должно быть, а вот если буянит – это караул и безобразие. Поэтому на хорошее поведение мы почти не реагируем. Мы реагируем лишь на плохое. Соответственно, хорошее поведение ничем позитивным не подкрепляется. Зато подкреплений «плохому» поведению (пусть и отрицательных) – хоть отбавляй. Но если подмечать все-все хорошее, что делает малыш – говорить об этом, обнимать, целовать его, хвалить – «хорошего» поведения в его жизни будет больше, чем «плохого». Почаще говорите ребенку добрые и ласковые слова. Вы увидите: они действуют просто волшебно.

Совместная деятельность (игры, занятия, прогулки и прочее). Опять же нельзя допускать, чтобы совместная деятельность была лишь средством поощрения. Это – общая «зона радости», которой (в крайнем случае – в качестве наказания) можно лишить, если малыш совершит осознанный проступок.

Материальное поощрение (подарки) – очень эффективный метод. Главное правило: приятная покупка не должна быть связана с конкретными достижениями или хорошим поведением («За то, что ты так хорошо себя вел, я куплю тебе игрушку»). Нет! Подарки нужно покупать без повода, просто потому, что мы любим своих детей.

Расширение прав ребенка (например, разрешение ложиться спать на полчаса позже) – считается самым действенным способом поощрения. Такие разрешения опять же должны выступать не как награда за определенные действия, а как общая оценка взрослости и самостоятельности ребенка.

Многие зарубежные психологи (Д. Грей, например) считают: вместо того, чтобы ребенка наказывать, надо его… поощрять. Нет, нет, поощрять не за плохое поведение, а за хорошее – то, которое придет на смену плохому (прежде всего, это относится к детскому непослушанию). Несколько примеров, чтобы все всё поняли: «Если ты сейчас соберешь игрушки, у тебя останется больше времени на мультики», «Если ты сейчас пойдешь домой, то сможешь поиграть в свою любимую игру», «Если ты сейчас почистишь зубы, мы успеем прочитать три сказки перед сном».

Иными словами, «если ребенок сопротивляется, то вместо того, чтобы отнимать у него что-то – дайте»[171]171
  Грей Д. Дети – с небес. М., 2009.


[Закрыть]. И тогда в нем снова пробудится внутреннее стремление к сотрудничеству.