Текст книги "Дневник посла"

– Мы не можем согласиться с решением императора. Прошу, чтобы вы устроили мою встречу с ним. Я буду стараться убеждать его в том, что Россия не должна оставлять своих союзников наедине со всем бременем новой войны, которая начинается на Балканах.

– Но император находится на фронте и каждый день меняет свое местонахождение!

– Я поеду и встречусь с ним в любом месте, где он пожелает. Я настаиваю на том, чтобы вы сообщили ему о моей просьбе об аудиенции.

– Хорошо! Я направлю ему телеграмму.

Суббота, 9 октября

Реакционные влияния усиливаются вокруг императора.

Министр внутренних дел князь Щербатов и обер-прокурор Святейшего синода Самарин, которые занимали свои посты в течение лишь трех месяцев и по своему либеральному направлению были симпатичны общественному мнению, уволены без всякого объяснения. Новый министр внутренних дел – Алексей Николаевич Хвостов, бывший губернатор Нижнего Новгорода и один из руководителей правых в Думе, человек властный. Преемник Самарина в Святейшем синоде еще не назначен.

Воскресенье, 10 октября

Император принял меня сегодня днем в Царском Селе. У него хороший вид и то доверчивое и спокойное выражение, которого я не видел у него уже давно. Мы приступаем тотчас же к цели моего визита. Я излагаю ему многочисленные соображения, которые обязывают Россию принять участие в военных действиях, предпринимаемых Францией и Англией на Балканах; я заканчиваю такими словами:

– Государь, Франция просит у вас содействия вашей армии и флота против Болгарии. Если дунайский путь не годен для перевозки войск, остается путь через Архангельск. Менее чем за тридцать дней бригада пехоты может быть таким образом перевезена из центра России в Салоники. Я прошу ваше величество дать приказ о посылке этой бригады. Что же касается морских операций, то я знаю, что восточные ветры, которые в это время года дуют на Черном море, делают почти невозможной высадку в Бургасе и Варне. Но двум или трем броненосцам легко бомбардировать форты Варны и батареи мыса Эмине, которые господствуют над бухтой Бургаса. Я прошу ваше величество дать приказ об этой бомбардировке.

Выслушав меня, не перебивая, император погрузился в довольно продолжительное молчание. Два или три раза он погладил свою бородку, устремив при этом взгляд на кончики сапог. Наконец он поднял голову и, глядя на меня своими голубыми глазами, сказал:

– С моральной и политической точки зрения я не могу оставаться в нерешительности по поводу ответа, которого вы ждете от меня. Я согласен с тем, что вы мне сказали. Но вы понимаете, что с практической точки зрения я обязан проконсультироваться со своим штабом.

– Следовательно, ваше величество уполномочивает меня информировать правительство Республики о том, что в самые кратчайшие сроки русский военный контингент будет направлен в Сербию через Архангельск?

– Да.

– Могу ли я также сообщить, что в самом ближайшем будущем русская черноморская эскадра получит приказ о бомбардировке фортов Варны и Бургаса?

– Да… Но чтобы оправдать в глазах русского народа эту операцию, я должен подождать, пока болгарская армия начнет враждебные действия против сербов.

– Благодарю ваше величество за это обещание.

Наша беседа принимает затем более интимный характер. Я спрашиваю императора относительно впечатлений, которые он привез с фронта.

– Мои впечатления, – говорит он мне, – превосходны. Я испытываю больше твердости и уверенности, нежели когда-либо. Жизнь, которую я веду, находясь во главе моих армий, такая здоровая и действует на меня таким живительным образом! Как великолепен русский солдат! И у него такое желание победить, такая вера в победу.

– Я счастлив слышать это от вас, ибо усилия, которые еще предстоит нам свершить, огромны, и мы можем победить только благодаря настойчивости и упорству.

Император отвечает, сжав кулаки и поднимая их над головою:

– Я весь настойчивость и упорство. И таким останусь до полной победы.

Наконец он спрашивает меня о нашем наступлении в Шампани, восхищаясь чудесными качествами французских войск. В заключение он касается жизни, которую я веду в Петрограде.

– Право, мне вас жаль, – говорит он, – вы живете в среде подавленности и пессимизма. Я знаю, что вы мужественно сопротивляетесь удушливому воздуху Петрограда. Но если когда-либо вы почувствуете себя отравленным, посетите меня в тот день на фронте, и я обещаю, что вы тотчас же выздоровеете.

Став внезапно серьезным, он прибавляет суровым тоном:

– Эти петербургские миазмы чувствуются даже здесь, на расстоянии двадцати двух верст. И наихудшие запахи исходят не из народных кварталов, а из салонов.

Какой стыд! Какое ничтожество! Можно ли быть настолько лишенным совести, патриотизма и веры?

Встав при этих словах, он благосклонно говорит:

– Прощайте, мой дорогой посол, я должен вас покинуть, сегодня вечером я уезжаю в Ставку, и у меня еще много дел. Надеюсь, мы будем говорить только хорошее друг другу, когда снова увидимся…

Понедельник, 11 октября

Я обедал наедине с госпожой П. Она спросила меня:

– Итак, каким вы вчера нашли императора?

– В очень хорошем состоянии духа.

– Следовательно, он и не подозревает, что именно уготовлено для него?

С чисто женским воодушевлением она рассказала мне о нескольких беседах, которые провела с различными людьми в течение последних дней и суть которых заключалась в следующем: «Так больше не может продолжаться. В ходе своей истории России часто приходилось терпеть правление фаворитов, но по сравнению с мерзостью правления Распутина она ничего подобного не знает. Следует решительно прибегнуть к великому средству прошлого, единственно возможному и эффективному средству в период автократического режима: следует низложить императора и на его место поставить царевича Алексея с великим князем Николаем в качестве регента… Время не терпит, поскольку Россия находится на краю пропасти…»

Подобный разговор имел место в салонах Санкт-Петербурга в марте 1801 года. Единственной целью заговорщиков тех дней, Палена и Беннигсена, было добиться отречения Павла I в пользу его сына.

Вторник, 12 октября

На основании некоторых разговоров, которые вчера вечером госпожа Вырубова вела в благочестивом доме, в котором причащаются во имя Распутина, бодрое настроение, уверенность, увлечение, которые я наблюдал у императора, объясняются в значительной мере восторженными похвалами, которые императрица ему расточает с тех пор, как он ведет себя «как истинный самодержец». Она беспрерывно ему повторяет: «Отныне вы достойны своих самых великих предков; я убеждена, что они гордятся вами и что с высоты неба вас благословляют… Теперь, когда вы находитесь на пути, указанном Божественным Провидением, я не сомневаюсь более в нашей победе как над нашими внешними врагами, так и над врагами внутренними; вы спасете одновременно родину и трон… Как мы были правы, слушая нашего дорогого Григория! Как его молитвы помогают нам перед Богом!..»

Я часто слышал споры на тему о том, искренен ли Распутин в утверждении своих сверхъестественных способностей или же он, в сущности, не более чем лицемер и шарлатан. И мнения почти всегда разделялись, так как старец полон контрастов, противоречий и причуд. Что касается меня, я не сомневаюсь в его полной искренности. Он не обладал бы таким обаянием, если б не был лично убежден в своих исключительных способностях. Его вера в собственное мистическое могущество является главным фактором его влияния. Он первый обманут своим пустословием и своими интригами; самое большее, что он прибавляет к этому, – некоторое хвастовство. Великий мастер герметизма, остроумный автор «Philosophia magna», Парацельс, совершенно правильно заметил, что сила чудотворца имеет необходимым условием его личную веру: «Он не способен сделать то, что считает неисполнимым для себя…» Как может не верить сам Распутин, что от него исходит исключительная сила? Каждый день он встречает подтверждение легковерия окружающих. Когда, чтобы внушить императрице свои фантазии, он говорит, что вдохновлен Богом, ее немедленное послушание доказывает ему самому подлинность его притязаний. Таким образом, они оба взаимно гипнотизируют друг друга.

Имеет ли Распутин такую же власть над императором, как над императрицей? Нет, и разница ощутима.

Александра Федоровна живет по отношению к старцу как бы в гипнозе: какое бы мнение он ни выразил, какое бы желание ни изложил, она тотчас же повинуется; мысли, которые он ей внушает, врастают в ее мозги, не вызывая там ни малейшего сопротивления. У царя подчинение значительно менее пассивное, значительно менее полное. Он верит, конечно, что Григорий – «Божий человек», тем не менее он сохраняет по отношению к нему большую часть своей свободной воли, он никогда не уступает ему по первому требованию. Эта относительная независимость особенно укрепляется, когда старец вмешивается в политику. Тогда Николай II облекается в молчание и осторожность, он избегает затруднительных вопросов, он откладывает решительные ответы, во всяком случае, он подчиняется только после большой внутренней борьбы, в которой его природный ум очень часто одерживает верх. Но в отношениях моральном и религиозном император глубочайшим образом подвергается влиянию Распутина; он черпает отсюда много силы и душевного спокойствия, как он признавался недавно одному из своих адъютантов Дрентельну, который сопровождал его во время прогулки.

«Я не могу себе объяснить, – говорил император ему, – почему князь Орлов выказывал себя таким нетерпимым по отношению к Распутину; он не переставал говорить мне о нем плохое и повторял, что его дружба для меня гибельна. Совсем напротив… Знайте: когда у меня бывают заботы, сомнения, неприятности, мне достаточно поговорить в течение пяти минут с Григорием, чтобы почувствовать себя тотчас же уверенным и успокоенным. Он всегда умеет сказать мне то, что мне необходимо услышать. И впечатление от его добрых слов остается во мне в течение нескольких недель…»

Среда, 13 октября

Вчера Делькассе подал в отставку. В течение некоторого времени его мнения не совпадали с мнениями его коллег в министерстве, и к тому же он страдал нервным заболеванием.

Пятница, 15 октября

Болгары начали пожинать плоды колоссальной ошибки, которую мы совершили, дав им время на концентрацию войск. Они предприняли наступление, скрытно подготовив его. В результате им удалось нанести сокрушительный удар в районе Эгри-Паланка, в секторе Пирота и вдоль побережья реки Тимок. Они отбросили сербов по всему фронту, а в это время австро-германские войска заняли Белград и Семендрию.

Суббота, 16 октября

После Шекспира и Бальзака Достоевский является величайшим выразителем настроений человеческой души, могущественным создателем вымышленных человеческих образов, писателем, который интуитивно понимал секреты моральной патологии и внутреннего мира человека, механизм страстей, смутной роли элементарных сил и глубоких инстинктов; одним словом, всего того, что является роковым, сокровенным и непознаваемым в человеческой природе. Во всем этом насколько выше стоит он Толстого, у кого художник, резонер, апостол и пророк так часто наносят вред психологу! И тем не менее автор «Преступления и наказания» отрицал, что был психологом, считая, что его гений главным образом проявляется в проницательности, в пророчестве и в почти до крайности обостренной болезненности видения. Он говорил о себе: «Меня называют психологом. Это неверно. Я просто реалист в самом высоком понимании этого слова, а именно: я описываю все глубины человеческой души!» В его работах, словно в подробном списке, можно обнаружить все признаки, все особенности, все извращения, которые делают русскую душу наиболее поразительным и наиболее парадоксальным цветком из всего сада человеческих душ.

Сегодня я отметил в его «Дневнике писателя» следующие показательные строки:

«Русский человек всегда чувствует необходимость перейти границы, подойти к самому краю пропасти и наклониться, чтобы заглянуть в самые ее глубины; часто для того, чтобы броситься туда, словно сумасшедший. В этом проявляется потребность глубоко верующего человека в отрицании – в отрицании всего, самых сокровенных чувств, самых благородных идеалов, самых священных порывов и самой родины. В критические минуты своей жизни или своей национальной жизни русский человек, объятый тревогой, спешит стать на сторону добра или зла. Под влиянием гнева, алкоголя, любви, эротизма, гордости или зависти он неожиданно готов всё разрушить или от всего отречься – от семьи, традиций и веры. Таким образом, наилучший из людей превращается в злодея, он поглощен мыслью отрешиться от самого себя, стать жертвой внезапного катаклизма. Впрочем, он столь же импульсивен в попытке спасти свою душу, когда он достигает предела и не знает, куда дальше направить свой путь…» В другом месте Достоевский пишет: «Нигилизм проявляется в нас потому, что мы все нигилисты».

Воскресенье, 17 октября

На всем фронте Дуная, Савы и Двины сербы отступают под грозным давлением двух австро-германских армий, которыми командует фельдмаршал фон Макензен.

Сербское правительство и дипломатический корпус готовятся покинуть Ниш, чтобы перейти в Монастир.

Вторник, 19 октября

Император вчера обнародовал манифест о вероломстве болгар:

«Мы, Николай II, милостью Божьей император и самодержец всея Руси, король Польши, великий князь Финляндии и т. д., т. д., т. д. Мы доводим до сведения всех наших верноподданных, что болгарский народ совершил предательский поступок по отношению к делу славянства, который предательски готовился с самого начала войны, хотя он и казался нам невозможным.

Болгарские войска напали на нашего верного союзника, Сербию, проливающую кровь в сражении с превосходящими силами противника. Россия и великие державы, наши союзники, прилагали усилия, чтобы отговорить правительство Фердинанда Саксен-Кобургского от этого рокового шага… Но тайные замыслы, инспирированные немцами, восторжествовали. Болгария, единой с нами верой страна, освобожденная от турецкой неволи нашей братской любовью и кровью русского народа, открыто вступила в ряды врагов христианской веры, славизма и России.

Русский народ со скорбью смотрит на предательство Болгарии, которая оставалась дорогой ему вплоть до последнего часа, и он с кровоточащим сердцем обнажает против нее свой меч, оставляя судьбу этих предателей славянского дела Божьему справедливому наказанию.

Николай».

Понедельник, 25 октября

Разгром Сербии ускоряется…

Внезапное вторжение болгар во Вранию, на верхней Мораве, в Ускюб, на Вардаре, перерезало железную дорогу от Ниша на Салоники. Королевское правительство и дипломатический корпус не могут более отныне укрываться в Монастире; они попытаются достичь Скутари и адрианопольского побережья через Митровицу, Призрен и Дьяково, то есть пройдя горный хаос Албании, где снег завалил все перевалы.

Каждый день Пашич обращается к союзникам с отчаянным призывом… и напрасно.

Четверг, 28 октября

Вчера русский черноморский флот появился у Варны, и она подверглась бомбардировке в течение двух часов.

Таким образом, военные действия были открыты между Россией-Освободительницей и Болгарией-Изменницей.

Воскресенье, 31 октября

Отставка Делькассе вызвала определенные изменения в составе Французского кабинета. Вивиани поручил пост председателя Бриану, который также получил портфель министра иностранных дел.

Понедельник 1 ноября

По инициативе французского правительства три союзные державы проводят переговоры с румынским правительством с целью получить разрешение на отправку на помощь сербам контингента русской армии в составе 200 000 человек.

Среда, 3 ноября

Отвечая на мои настоятельные просьбы, император поручил Сазонову заверить меня в том, что он, так же как и французское правительство, придает «большое значение проблеме направления армии из пяти корпусов против болгар в самые кратчайшие, по возможности, сроки». Концентрация этих корпусов уже началась: она будет продолжена как можно быстрее.

Сведения, которые я получаю от генерала де Лагиша, подтверждают тот факт, что войска систематически прибывают в район Кишинева и Одессы. Но трудности с транспортом не оставляют нам надежды на то, что концентрация войск будет закончена до начала декабря.

Четверг, 4 ноября

Брэтиану категорически заявил английскому посланнику в Бухаресте, что он не позволит русской армии пересечь территорию Румынии, чтобы помочь сербам.

Он вновь перечислил основные военные условия, от выполнения которых зависит возможное присоединение Румынии к нашему союзу. Они следующие:

1) На Балканах должна быть сосредоточена англо-французская армия в количестве 500 000 человек.

2) Русская армия в составе 200 000 должна быть сосредоточена в Бессарабии.

3) Англо-французская балканская армия и русская бессарабская армия должны самым решительным образом атаковать болгар.

4) Русские армии должны начать крупное наступление против австро-германских войск от Балтийского моря до Буковины.

5) Румынская армия должна получить от Франции и от Англии – через Архангельск – все необходимые для нее оружие и боеприпасы.

Пока все эти пять условий не будут выполнены, румынское правительство оставляет за собой свободу действий.

Понедельник, 8 ноября

Сегодня утром Сазонов зачитал мне письмо, полученное им от генерала Алексеева. Суть письма заключается в следующем:

«Основываясь на сведениях, поступивших в императорскую Ставку, русская армия не должна рассчитывать в настоящее время на помощь румын.

Направить русскую армию через Дунай нельзя.

Высадка в Варне или в Бургасе не сможет быть реализована, пока русский флот не получит Констанцу в качестве своей базы. Общий тоннаж судов, имеющихся в Одессе и в Севастополе, позволит транспортировать в один прием только 20 000 человек. Таким образом, войска, которые прибудут первыми, подвергнутся немалой опасности, пока не высадятся все экспедиционные силы.

Таким образом, в чисто практическом плане Россия не сможет непосредственно помочь сербскому народу; но она сможет оказать ему потенциальную косвенную помощь, возобновив наступление в Галиции».

Вторник, 9 ноября

Реакционный ветер, который месяц тому назад опрокинул министра внутренних дел князя Щербатова и обер-прокурора Святейшего синода Самарина, избрал новую жертву – министр земледелия Кривошеин отстранен от своих обязанностей под мнимым предлогом нездоровья.

Кроме прекрасных качеств администратора Кривошеин имеет характер государственного человека, что необычно в России; он, без всякого сомнения, является самым превосходным представителем монархического либерализма. Он пал по прихоти Распутина, обвинившего его в сговоре с революционерами. А я не думаю, чтобы конституционный идеал Кривошеина намного превосходил французскую хартию 1814 года, и я могу поручиться как за его религиозное благочестие, так и за его преданность династии.

Правительство, возглавляемое Горемыкиным, насчитывает не более двух министров либерального направления – это Сазонов и генерал Поливанов.

Среда, 10 ноября

Среди всех неудобств и ограничений, которые приносит с собой война, ни одно из них не воспринимается русским светским обществом столь болезненно, как невозможность поехать за границу. Ни дня не проходит, чтобы я не услыхал, как в моем присутствии произносят с ностальгическим вздохом таких мест, как Трувиль, Канны, Биарриц, Белладжо, Венеция и наиболее пленительное из них всех – Париж! Конечно, я не сомневаюсь, что в душе к этому списку добавляются Карлсбад, Гаштайн, Гамбург и Висбаден.

Эта тяга к путешествию соответствует многолетнему инстинкту русского народа: склонности к смене мест.

Среди низших классов населения этот инстинкт принимает форму бродяжничества. Вся Россия усеяна мужиками, которые скитаются куда глаза глядят, не в состоянии где-либо обосноваться. Максим Горький красочно описал странную поэзию их характера, в котором циничные привычки к праздности, разгулу и воровству сочетаются со страстью к индивидуализму, с неутолимой жаждой ко всему новому, с утонченным чувством природы и музыки и с пылким чувством воображения и меланхолии. Иногда к этому добавляется и элемент мистицизма. Таковы те вечные пилигримы, истощенные странники в лохмотьях, которые без конца бродяжничают от монастыря к монастырю, от одного святилища к другому, моля о куске хлеба «Христа ради».

В случае с русскими, представляющими высшее общество, страсть к путешествиям является лишь выражением их душевного беспокойства и порыва избежать скуки, уйти от самого себя. У многих из них эта страсть становится манией, своего рода вечным раздражителем. Их отъезд всегда внезапен, неожидан и немотивирован; они словно поддаются непреодолимому порыву. Так как сейчас они не могут ехать на запад, то они направляются в Москву, Киев, Финляндию, Крым или на Кавказ, чтобы тут же вернуться обратно. Я мог бы назвать имена двух женщин, которые прошлым летом неожиданно уехали в Соловецкий монастырь, расположенный на острове в Белом море, в ста шестидесяти морских милях от Архангельска… и вернулись обратно через две недели.

Пятница, 12 ноября

Под двойным давлением австро-германцев на севере и болгар на востоке несчастные сербы сокрушены, несмотря на героическое сопротивление.

Седьмого ноября город Ниш, древняя сербская столица, родина Константина Великого, перешла в руки болгар. Между Краевом и Крушевацем австро-германцы перешли Западную Мораву, захватывая на протяжении всего пространства громадную добычу. Франко-английские передовые отряды вчера вошли в соприкосновение с болгарами в долине Вардара, вблизи от Кара-су. Но вмешательство союзников в Македонии слишком запоздало. В скором времени Сербии уже не будет.

Суббота, 13 ноября

В клубе старый князь Вяземский, ультрареакционер, находящийся всегда в ворчливом настроении, позволяет себе говорить со мной о внутренней политике: он думает, что Россия не может найти своего спасения иначе как в строгом применении самодержавной доктрины. Я высказываюсь с осторожностью.

– Очевидно, – продолжает он, – вы должны считать меня очень отсталым, и я угадываю, что вы полностью симпатизировали Кривошеину. Но либералы, которые стараются показать себя монархистами, которые при всяком случае присваивают себе привилегию на преданность законной династии, являются, с моей точки зрения, самыми опасными. С настоящими революционерами, по крайней мере, знаешь, с кем имеешь дело: видно, куда идешь… Куда бы пошел. Остальные пусть называют себя прогрессистами, кадетами, октябристами, мне все равно, изменяют режиму и лицемерно ведут нас к революции, которая к тому же унесет их самих в первый же день – ибо она пойдет гораздо дальше, чем они думают; ужасом она превзойдет всё, что когда-нибудь видели. Социалисты не одни окажутся ее участниками; крестьяне также примутся за дело. А когда мужик, тот мужик, у которого такой кроткий вид, спущен с цепи, он становится диким зверем. Снова наступят времена Пугачева. Это будет ужасно. Наша последняя возможность спасения в реакции… Да, в реакции. Без сомнения, я оскорбляю ваши чувства, говоря так, и вы из учтивости не отвечаете мне, но позвольте мне сказать всё, что я думаю.

– Вы правы, не принимая моего молчания за согласие. Но вы нисколько не шокируете меня, и я слушаю вас с большим интересом. Продолжайте, прошу вас.

– Хорошо! Я продолжаю. На Западе нас не знают. О царизме судят по сочинениям наших революционеров и наших романистов. Там не знают, что царизм есть сама Россия. Россию основали цари. И самые жестокие, самые безжалостные были лучшими. Без Ивана Грозного, без Петра Великого, без Николая I не было бы России… Русский народ покорен, когда им сурово повелевают, но он не способен управлять сам собою. Как только у него ослабляют узду, он впадает в анархию. Вся наша история доказывает это. Он нуждается в повелителе, в неограниченном повелителе: он идет прямо, только когда чувствует над головой железный кулак. Малейшая свобода его опьяняет. Вы не измените его природы; есть люди, которые бывают пьяны, выпив один стакан вина. Может быть, это происходит у нас от долгого татарского владычества. Но это так. Нами никогда не будут управлять по английским методам… Нет, никогда парламентаризм не укоренится у нас.

– Тогда что же… Кнут и Сибирь?

Мгновение он колеблется; затем с грубым и резким смехом отвечает:

– Кнут?! Мы им обязаны татарам, и это лучшее, что они нам оставили… Что же касается Сибири, поверьте мне, – не без причины Господь поместил ее у ворот России.

– Вы напоминаете мне одну аннамитскую пословицу, которую мне сказали когда-то в Сайгоне: «Везде, где есть аннамиты, Господь вырастил бамбук. Маленькие желтые кули отлично поняли соответствие конечной причины, которая существует между бамбуковым прутом и их спинами…» Чтобы не заканчивать нашего разговора шуткой, позвольте мне сказать вам, что в глубине души я от всего сердца желаю видеть Россию применяющейся понемногу к условиям представительного образа правления в очень широких пределах, в которых эта форма правления, мне кажется, может соответствовать характеру русского народа. Но как посол союзной державы я не менее искренне желаю, чтобы всякая попытка реформы была отложена до подписания мира, так как я признаю вместе с вами, что царизм в настоящее время является высшим национальным выражением России и ее самой большой силой.

Воскресенье, 14 ноября

По всем сведениям, доходящим до меня из Москвы и из провинции, разгром Сербии мучительно волнует душу русского народа, всегда столь открытую чувствам сострадания и братства.

По этому поводу Сазонов рассказывает мне, что он вчера беседовал с духовником государя, отцом Александром Васильевым.

– Это святой человек, – сказал он, – золотое сердце, исключительно высокая и чистая душа. Он живет в тени, в уединении, погруженный в молитву. Я знаю его с самого детства… Так вот, вчера я встретил его у часовни Спасителя, и мы несколько шагов прошли вместе. Он долго расспрашивал меня о Сербии, выпытывая, не пренебрегли ли мы чем-нибудь для ее спасения, можно ли еще питать какую-нибудь надежду остановить вторжение, нет ли возможности отправить еще новые войска в Салоники и т. д. И так как я немного удивился его настойчивости, он сказал мне: «Я без всякого колебания могу вам сообщить, что бедствия Сербии доставляют жестокую горесть, почти угрызения совести, нашему возлюбленному царю».

Вторник, 16 ноября

Вот уже недели две, как русская армия в Курляндии ведет с некоторым успехом довольно настойчивое наступление в районах Шлока, Икскюля и Двинска. Эта операция имеет лишь второстепенное значение, но тем не менее она заставляет германский штаб держать в бою, на жестоком холоде, крупные силы.

Г-жа С., приехавшая из Икскюля, где она заведует перевязочным пунктом, рассказывала мне о русских раненых, об их терпении, их кротости, их покорности судьбе.

– Почти всегда, – сказала она мне, – к этому примешивается религиозное чувство, порою облекающееся в странную форму – в форму почти мистическую. Я наблюдала у многих из них, у простых мужиков, мысль о том, что и страдание послано им не только в искупление их собственных грехов, но что оно представляет долю ответственности за грехи всего мира и что они должны принимать это страдание, как Христос нес свой крест для искупления всего человечества. Если бы вы немного пожили с нашим крестьянином, вы бы удивились тому, какая у него евангельская душа…

Она прибавляет смеясь:

– Это не мешает им быть грубыми, ленивыми, лживыми, вороватыми, чувственными, безнравственными – я не знаю, чем еще… Ах, какой сложной должна вам казаться славянская душа.

– Да, как сказал Тургенев: славянская душа – темный лес.

Воскресенье, 21 ноября

Сумрачные снежные дни, полные печали. По мере того как зима развертывает над Россией свой гробовой саван, дух понижается, воля ослабевает. Везде я вижу одни мрачные лица, везде слышу только унылые речи; все разговоры о войне сводятся к одной и той же мысли, высказанной или затаенной: «К чему продолжать войну? Разве мы уже не побеждены? Можно ли верить, что мы когда-нибудь подымемся вновь?»

Эта болезнь распространяется не только в гостиных и в интеллигентских кругах, где ход военных событий может доставить изобильную пищу для духа критики. Многочисленные признаки показывают, что пессимизм разросся не меньше среди рабочих и крестьян.

Что касается рабочих, то достаточно революционного яда, чтобы объяснить их отвращение к войне и атрофию патриотического чувства, доходящую до желания поражения.

Но у безграмотных крестьян, у невежественных мужиков, не имеет ли такой упадок духа косвенную и бессознательную, чисто физиологическую причину – запрещение алкоголя? Нельзя безнаказанно менять внезапным актом вековое питание народа. Злоупотребление алкоголем было, конечно, опасно для физического и нравственного здоровья мужиков; тем не менее водка входила важною составной частью в их питание, средство, возбуждающее по преимуществу, средство тем более необходимое, что восстанавливающее значение их остальной пищи почти всегда ниже их потребностей. При таком питании, лишенный своего обычного возбудителя, русский народ все более и более восприимчив к подавляющим впечатлениям. Если только война долго продлится, он станет недовольным. Таким образом, великая августовская реформа 1914 года, столь великодушная по своему намерению, столь благотворная по первоначальному своему действию, кажется, обращается теперь во вред России.

Четверг, 25 ноября

Последний акт сербской трагедии близится к концу. Вся территория сербского народа захвачена; нашествие переливается через ее края. Болгары уже у ворот Призрена. Истомленная нечеловеческими усилиями, маленькая армия воеводы Путника отступает к Адриатическому морю, через албанские горы, по испорченным дорогам, среди враждебных племен, под ослепляющей снежной высотой; так, меньше чем в шесть недель германский генеральный штаб выполнил свой план – открыть прямую дорогу между Германией и Турцией через Сербию и Болгарию.

Чтобы облегчить свою совесть, император Николай заставляет вести настойчивые атаки против австрийцев на Волыни, под Чарторыйском, – но без результата.

Пятница, 26 ноября

Финансовые круги Петрограда продолжают поддерживать, через посредство Швеции, постоянную связь с Германией, и все их воззрения о войне инспирируются Берлином.

Тезис, который активно муссируется последние несколько недель, несет на себе явно немецкую печать. Говорится, что мы должны принимать вещи таковыми, какие они есть. Обе воюющие стороны должны понять, что ни одна из них никогда не добьется решающего успеха и не сможет сокрушить другую. Война неизбежно завершится соглашениями и компромиссом. В этом случае – чем скорее, тем лучше. Если военные действия будут продолжаться, то австро-германцы создадут вокруг ныне завоеванных ими территорий и мощную непреодолимую оборонительную линию из фортификационных сооружений. Поэтому в будущем давайте откажемся от бесполезных наступлений, укроемся под защитой своих траншей, и австро-германцы будут терпеливо ждать, пока их обескураженные противники умерят свои требования. Таким образом, мирные переговоры будут, неизбежно, проводиться на основе территориальных обязательств.