Текст книги "Дневник посла"

Но никакого внушения не было сделано. Борис Владимирович продолжал невозмутимо свою жизнь, наполненную удовольствиями и праздным времяпровождением.

Чем же он занимался со времени начала войны?

Ничем. Он якобы исполнял какие-то неопределенные приказы, совершал бесцельные инспекционные поездки, изредка дававшие ему возможность побывать на фронте, но это был лишь предлог для того, чтобы разнообразить круг своих удовольствий, разъезжая из Москвы в Киев, из Варшавы в Одессу, с Кавказа в Крым. Как же так получается, что этот тридцатисемилетний великий князь, полный сил и здоровья, отягощенный богатством и привилегиями, не принял никакого участия в сверхъестественных усилиях, в течение почти двух лет неуклонно прилагаемых русским народом, проявлявшим при этом необычайную выносливость, героизм и самопожертвование?

Вчера случайно я перелистывал страницы «Илиады», к которым обращаюсь довольно часто; моим глазам предстал отрывок из двенадцатой песни поэмы, в котором повествуется о том, как Сарпедон, сын Зевса, приехав из Ликии, чтобы помочь троянцам, вовлекает своего друга Главка в битву:

«Почему нас так сильно уважают в Ликии? – говорит Сарпедон своему другу. – Почему нам предоставляют лучшие места на празднествах? Почему на берегах Ксанфа мы владеем цветущими поместьями? Всё это потому, что нас всегда можно найти во главе ликийцев, когда вовсю разгорается битва; всё это потому, что каждый ликиец говорит себе: „Если наши владыки едят самую жирную овцу и пьют самые лучшие вина, то это делает их более смелыми и более сильными, когда они ведут нас на битву“».

Суббота, 24 июня

За последние дни я замечаю в политических кругах Петрограда странное настроение против аннексии Россией Константинополя.

Утверждают, что эта аннексия не только не разрешила бы восточного вопроса, но только осложнила бы его и затянула, так как ни Германия, ни Австрия, ни дунайские государства не согласятся оставить ключ от Черного моря в когтях у русского орла. Русским важно добиться свободного прохода через проливы, а для этого достаточно создания на обоих берегах нейтрального государства, находящегося под покровительством великих держав. Считают также, что слияние греческого патриархата с русской церковью повлекло бы за собой неразрешимые затруднения и было бы в тягость для русских православных. Наконец, с точки зрения внутренней политики и социального развития, считают, что Россия совершила бы большую неосторожность, допустив внедрение в свой организм турецко-византийского тлетворного начала.

Я считаю все эти соображения совершенно правильными. Но о чем же думали раньше?

Воскресенье, 25 июня

Нужно побывать в России, чтобы понять изречение Токвиля: «Демократия лишает деспотизм материального содержания».

По своей сущности демократия не обязательно должна быть либеральной. Не нарушая своих принципов, она может сочетать в себе все виды гнета политического, религиозного, социального. Но при демократическом строе деспотизм становится неуловимым, так как он распыляется по различным учреждениям; он не воплощается ни в каком одном лице, он вездесущ и в то же время его нет нигде; оттого он, как воздух, невидим, но удушлив, он как бы сливается с национальным климатом. Он нас раздражает, от него страдают, на него жалуются, но не на кого обрушиться. Люди обыкновенно привыкают к этому злу и подчиняются. Нельзя же сильно ненавидеть то, чего не видишь.

При самодержавии же, наоборот, деспотизм проявляется в самом, так сказать, сгущенном, массивном, самом конкретном виде. Деспотизм тут воплощается в одном человеке и вызывает величайшую ненависть.

Понедельник, 26 июня

Несколько месяцев назад я дал в своем дневнике описание портрета русской женщины, в основу которого было положено свидетельство самой женщины. Сейчас я дополню это описание, основанное уже на свидетельстве мужчины.

Я обедал на островах наедине с Б. Пятидесяти двух лет, холостяк, наделенный острым и проницательным умом, он в юности служил в конногвардейском полку. После этого он делил время между благоустройством своего имения, некоторой общественной работой, путешествиями, любовью к музыке, поддержанием крепких дружеских отношений и, не в последнюю очередь, заведением успешных и благоразумных любовных связей, менявшихся в зависимости от мимолетной прихоти. Его повествование, естественное и многоплановое, доставляло мне удовольствие и расширяло знания о русской жизни, поскольку в каждый аспект его дилетантства он привносил острую наблюдательность. Я считаю его неплохим физиологом нравственности, аналитиком, точным и скептическим, но ни в коей мере не разочарованным.

Уделив немалую долю времени обществу женщин, он признает, что жизнь без них была бы невыносима и что, хотя иногда некоторые сумасшедшие убивают себя ради них, все же благодаря именно женщинам самоубийство не является угрозой для мужчин, так как их роль на этом свете заключается скорее не в том, чтобы навсегда сохранить жизнь, а в том, чтобы забыть о ней.

Как бы то ни было, но в девять часов этого вечера мы сидели друг против друга на берегу Невы.

Напротив нас, на другом берегу, сквозь листву вековых деревьев можно было увидеть очаровательный Елагинский дворец. В конце острова ивы, ветви осины и ясеня склонились к быстро текущим водам. Вскоре всё небо оказалось окутанным неосязаемой кисеей, перламутровой испариной молочного цвета. В то время как вокруг нас все более и более давали о себе знать чары «белых ночей», великих ночей солнцестояния, я расспрашивал Б. о русских женщинах. Непринужденно, словно невзначай прибегая к своей памяти, он, скорее, небрежно ронял, чем тщательно формулировал свои высказывания:

– Я знаю только русских женщин. Хорошо узнать можно только женщин собственной страны; вступать в связь следует только с представительницами собственной расы…

Русские женщины – сама искренность; в том смысле, что они никогда не пытаются играть какую-то роль; они никогда не испытывают склонности к тому, чтобы описывать свои чувства. Они, по возможности, стремятся жить полной жизнью, но не думают о себе как о героинях повестей и романов и не держат в голове какой-нибудь образ в качестве объекта для подражания… Их грезы исходят из собственной души, они не заимствуют их от других…

Их главная беда заключается в том, что они непостоянны. Они едва ли когда-либо сознают, чем именно руководствуются их чувства и поступки; создается впечатление, что они всегда подчиняются каким-то слепым силам. Часто они принимают самые серьезные решения лишь затем, чтобы дать выход своим нервам. Любой пустяк, какое-то слово, услышанное ими мимоходом, какая-то мысль, внезапно пришедшая им в голову, просто ужин, один тур вальса или, наоборот, когда его нет, облако, плывущее в небе, изменение настроя души и… вот и всё, всё мгновенно меняется. Одна моя знакомая женщина сказала мне недавно: «Я чувствую себя другой женщиной, когда надеваю новое платье…»

По той же причине они весьма подвержены влиянию природы. Приход весны, радость от того, что засияло солнце, запах первых фиалок – всего этого достаточно, чтобы они потеряли голову. Зрелище звездного неба над степью вызывает у них головокружение. Гроза вечерами словно заряжает их электричеством…

Даже у самых счастливых из них всегда остается чувство какой-то неудовлетворенности, беспокойства и неутолимости; они находятся в состоянии ожидания чего-то грядущего, окутанного в неизвестность…

И опять же только в любви они ощущают твердую почву под ногами. Когда их сердца не заняты любовью, они бесцельно скитаются, словно острова, плывущие по поверхности реки…

Нет занятия более занимательного, чем слушать их беседу между собой. Пока они говорят, они по ходу дела выдумывают новые истории; можно подумать, что в ваших глазах они находят новые слова…

Они быстро принимают решение влюбиться в вас… и так же быстро разлюбить. Имея дело с ними, прибегать к красноречию бесполезно – и тогда, когда вы хотите завоевать их, и тогда, когда вы хотите удержать.

Они очень стыдливы. Именно поэтому кажется, что они легко отдаются; они не позволяют себе полууступок. Как только их сердце дает согласие, они сразу же делают всё, чтобы ускорить кризис; они считают, что унижают себя, если будут торговаться…

Их память подобна выдвижному ящику в шкафу, который они открывают и закрывают по желанию. Они всё помнят и всё забывают – в зависимости от своих интересов или своих капризов…

Если у них есть враг, то он ужасен, если они больны, то их болезнь неизлечима. В ином случае было бы скучно. Тогда они способны на самые большие глупости!..

Абсурд и невозможность – вот что более всего их привлекает…

Они всегда говорят, что они довольствуются малым, но ничто не может удовлетворить их…

Неожиданность – это то, от чего они никогда не устают…

В любви они проявляют больше смелости, инициативы и щедрости, чем мужчины. Их превосходство над мужчинами в обыденной жизни сказывается еще чаще. В трудные минуты они демонстрируют большее присутствие духа, энергии и движущей силы, более высокое чувство долга и свободы, а также большую инициативность. Они являются душой семьи…

Сила их любви и самоотречения доходит до настоящего героизма, когда мужчина, которого они любят, попадает в полосу злоключений. Их преданность ему принимает форму закабаления и самопожертвования: они готовы следовать за ним в Сибирь, в ссылку, куда угодно…

Один из их недостатков заключается в том, что они не могут лгать. Они недостаточно владеют собой, чтобы придерживаться лжи. И именно это часто заставляет нас считать, что они кажутся жестокими…

У них чрезвычайно развита сила воображения. От ревности они испытывают настоящую пытку…

Они никогда не признаются в том, что идут на поводу собственных чувств; они всегда пытаются одухотворить свои желания и обмануть самих себя в отношении собственного состояния упоения. Словарь мистики является бесценным средством для наиболее страстных из них, желающих оправдать свое безрассудство…

Толстой был абсолютно прав, когда превозносил красивые округлые руки Анны Карениной. Совершенство женских рук является одной из характерных черт русской народности. Во всех социальных классах, даже среди простого народа, вы найдете молодых женщин с удивительно красивыми руками, полными и нежными, с шелковистой белизной, идеально пропорциональными, гладкими и ласкающими…

В России, как и везде, великие любовницы, роковые жертвы страсти, крайне редки. Но, возможно, ни в одной другой стране роковое приворотное зелье не является столь едким и пожирающим; оно опустошает всё нутро с непреодолимой жестокостью, ничего не оставляя, кроме неистового стремления к самоубийству и забвению.

Непостоянные, безумные, коварные, экстравагантные, эгоистичные, монополизирующие, порочные, невротические, мучающие, уклончивые, разочаровывающие, дьявольские – этими и еще многими другими словами вы можете назвать их; но никогда – заурядными, педантичными или наводящими тоску. Одним словом, они – опасны и очаровательны…

Вторник, 27 июня

Русские взяли Кимпулунг, к юго-западу от Черновиц; эта победа делает их хозяевами Буковины и подводит к Карпатам.

Мы следим с Сазоновым по карте за ходом наступления, он мне говорит:

– Вот когда должна бы выступить Румыния… Она бы могла свободно пройти до Германштадта до Тимишоары… до самого Пешта… Но Брэтиану не способен на простые, прямодушные решения. Вы увидите, он пропустит все возможности.

Среда, 28 июня

Из верного источника узнаю следующее. Императрица переживает очень тяжелую полосу. Усиленные молитвы, посты, аскетизм, волнения, бессонница. Она все больше утверждается в восторженной мысли, что ей суждено спасти святую православную Русь и что покровительство Распутина и высокие его качества ей необходимы для успеха. Она по всякому поводу советуется с ним, просит его благословения.

Но отношения царицы с Гришкой облечены покровом тайны. В газетах о них ни слова. В обществе об этом говорят, шепотом и только между собой, как о позорной тайне, в которую лучше не углубляться, но не стесняются выдумывать бесконечное число фантастических подробностей.

Обыкновенно сам Распутин редко бывает во дворце. Он видится с царицей по большей части у Вырубовой, в ее квартире на Средней улице, там он проводит иногда по несколько часов с обеими женщинами, а агенты генерала Спиридовича охраняют дом и никого не подпускают близко к нему.

Обыкновенно же полковники Ломан и Мальцев поддерживают постоянные сношения между старцем и его кликой и дворцом.

Полковник Ломан, помощник управляющего императорскими дворцами, староста любимой церкви царицы Федоровского собора, личный секретарь Александры Федоровны, пользуется полным ее доверием. Его помощником в его ежедневных сношениях с Распутиным является артиллерийский полковник Мальцев, начальник воздушной охраны Царского Села.

Для интимных поручений императрица пользуется обыкновенно услугами молодой монахини, работающей в придворном военном госпитале, сестры Акулины.

Несколько лет тому назад эта монахиня жила в Охтайском Свято-Тихоновском монастыре в уральских лесах, недалеко от Екатеринбурга. Крестьянка родом, очень здоровая от природы, она вдруг стала страдать припадками, которые очень усилились и стали периодическими. На глазах у своих испуганных сестер она то корчилась в судорогах, то впадала в восторженно-бредовое состояние, то испытывала необычайные ощущения; ее считали одержимой бесами. Во время такого припадка явился Распутин. Он тогда ходил странником по Уралу. Однажды вечером он попросился ночевать в Охтайском монастыре. Его приняли как посланца свыше и немедленно привели к бесноватой, которая билась в припадке. Он остался с ней наедине и в несколько минут исцелил ее властным заклинанием. Дьявол больше не беспокоил ее. После такого исцеления Акулина стала верной слугой старца.

Четверг, 29 июня

Русская армия продвинулась в Галиции на 50 километров к югу от Днестра до Коломеи; она заходит еще дальше к северо-западу, продвигаясь к Станиславову.

За июнь взято в плен 217 000 человек, в том числе 4500 офицеров, кроме того, захвачено 230 орудий и 700 пулеметов.

Генерал Алексеев только что сообщил генералу Жоффру, что сейчас наиболее удобный момент для наступления Салоникской армии на болгар; это наступление принудило бы Румынию, наконец, открыто стать на сторону Антанты. Заключительные выводы обращения генерала Алексеева, по-моему, очень убедительны: «Вряд ли будут более благоприятные условия в дальнейшем для успеха наступления из Салоник. Русские войска пробили широкую брешь в австро-германской линии, а в Галиции мы вновь перешли к наступательной войне. Германия и Австрия стягивают сюда все свои свежие силы и, таким образом, ослабляют свой фронт на Балканах. Удар по Болгарии обезопасил бы тыл Румынии и был бы угрозой Будапешту. Для Румынии выступление является необходимым, выгодным и в то же время неизбежным».

Высшее английское командование отказывается вести в настоящее время наступление на болгар, считая его слишком опасным. Бриан настаивает в Лондоне на необходимости согласиться с мнением генерала Алексеева.

Пятница, 30 июня

Я говорил об императоре Вильгельме в беседе с великим князем Николаем Михайловичем, который ненавидит его всеми фибрами своей души и никогда не упускает случая насмехаться над ним… несмотря на то, что его племянница, дочь его сестры, великой княгини Анастасии Мекленбургской, замужем за кронпринцем. В распоряжении великого князя полный набор историй о комедиантстве, трусости и лицемерии кайзера. Поэтому я привел его в полный восторг, когда пополнил его коллекцию историческим случаем, точным повествованием о малоизвестных инцидентах, которыми был отмечен знаменитый визит яхты «Гамбург» в Танжер 31 марта 1905 года.

Как только я стал рассказывать, великий князь прервал меня:

– Вы говорите, 31 марта 1905 года?! Это же было через шестнадцать дней после нашей катастрофы при Мукдене! Вильгельм выбрал неплохой момент для своего фанфаронства!

– Лучшего момента он не мог бы выбрать. Франко-русский альянс был полностью парализован… Императорская яхта «Гамбург» бросила якорь у берегов Танжера в половине девятого утра, на час позже времени, согласованного с правителями дворца Макзен. Программа визита предусматривала, что император должен был высадиться на берег в семь тридцать утра и затем направиться в немецкую миссию, где его должны были приветствовать члены дипломатического корпуса и немецкой колонии в Танжере. После этого представитель султана должен был дать завтрак в честь кайзера в крепости Касба, чьи башни возвышались над городом. Венцом дневных празднеств должно было послужить подготовленное выступление губернаторских войск Марокко на Маршанской площади. Император должен был вернуться на яхту в пять часов дня… Однако неподалеку от того места, где яхта «Гамбург» бросила якорь, уже в течение более трех месяцев стоял французский крейсер «Дю Шайла». В соответствии с правилами морского этикета командир этого корабля, капитан Дебон, немедленно отправился на борт «Гамбурга», чтобы приветствовать императора. После дружеского приветствия император спросил капитана: «Вы хорошо знаете гавань Танжера?» – «Да, ваше величество; я стою здесь уже более трех месяцев». – «Я хочу, чтобы вы сказали мне честно, как моряк моряку: не опасно ли мне сойти на берег?» – «О нет, ваше величество; совсем нет! Вода в гавани еле колышется, зыби нет, и ветер совсем не сильный».

Император минуту молчал и затем с задумчивым видом стал говорить о технических морских проблемах; но неожиданно он повторил свой вопрос: «Вы действительно считаете, что мне не грозит опасность, когда я буду сходить на берег?»

Несколько удивленный этой настойчивостью, капитан Дебон решительным тоном ответил: «Нет ни малейшей опасности, ваше величество; гавань сегодня совершенно спокойная». – «А что будет с ней, когда я должен буду возвращаться на яхту в пять часов?» – «Ваше величество, я не берусь сказать, что будет через восемь часов, но я могу заверить вас, что у меня нет причины считать, что погода ухудшится».

Император поблагодарил капитана и отпустил его. Очень решительные ответы, которые он только что получил, должно быть, убедили его, что было бы лучше сразу же отправиться на берег и, если будет необходимо, вернуться на яхту пораньше, в случае ухудшения погоды на море. Но он потерял еще два с половиной часа, отдавая противоречивые приказы и продолжая проявлять нерешительность. В конце концов сошел на берег без четверти двенадцать.

На портовой набережной рота марокканских солдат под командованием французского офицера выстроилась в почетном карауле. Перед этими солдатами стоял небезызвестный каид (губернатор) Маклин, бывший английский дезертир, ставший нашим большим врагом. Не дожидаясь окончания процедуры церемониальных поклонов и любезностей, император поспешил оседлать лошадь, чтобы отправиться в немецкую миссию; он выглядел очень встревоженным, лицо приняло желтый оттенок.

Когда он взбирался по крутой улице, пересекавшей город, несколько горланов, присоединившихся к его эскорту, стали кричать «ура». Наклонившись к каиду Маклину, шествовавшему у головы его лошади, Вильгельм II выпалил: «Заставьте замолчать этих людей! Мои нервы на пределе!»

В немецкой миссии он произнес помпезную краткую речь, в которой торжественно объявил о решимости сохранять права и интересы Германии в свободном Марокко.

Когда он вышел из миссии, все заметили, как сильно изменилось выражение его лица. В то же время бросилось в глаза странное возбуждение в рядах его эскорта. Офицеры забегали во всех направлениях, каид Маклин поменял позицию своего войска и выслал вперед гонцов. Изумление было всеобщим, когда стало известно, что император не будет присутствовать ни на завтраке в крепости Касба, ни на выступлении войск на Маршанской площади. В траурном молчании вся процессия поспешила в порт. Вильгельм II тут же отправился на борт яхты, и через час яхта «Гамбург» покинула гавань Танжера.

Даже еще до того, как я закончил свой рассказ, великий князь Николай разразился хохотом. И затем, с озорными искорками в глазах, он громовым голосом позволил себе высказаться:

– Я не слышал об этих подробностях. Но насколько же они правдивы! В них весь Вильгельм… Я так хорошо его вижу, моего славного Гогенцоллерна! Какой трус! Какой низкий фигляр!.. Я всегда говорил: он всего лишь воображала. И скорее трус, чем фанфарон!.. Совершенно очевидно, что он не хотел сходить на берег и вымаливал предлог у капитана вашего крейсера, чтобы не покидать яхты. В самый ответственный момент свершения своего грандиозного подвига он испугался, как тот актер, у которого сдали нервы перед выходом на сцену. И в конце всего приключения он поспешил обратно на борт яхты! Ну что за плоская острота! Вы можете себе представить что-либо более гротескное и более жалкое? Если бы он не родился у подножья трона, у него не было бы соперника в качестве клоуна на ярмарке!..

Суббота, 1 июля

В Галиции русские заняли Коломею и преследуют австро-германцев по направлению к Станиславову. В Буковине они закрепляют свои успехи.

С 4 июня армия генерала Брусилова захватила в плен 217 000 человек.

Во Франции начинается большое англо-французское наступление на Сомме.

Воскресенье, 2 июля

Мое недавнее вмешательство по поводу Архангельской железной дороги дало некоторые результаты. Сазонов мне сказал, что по особому распоряжению императора число вагонов будет увеличено в сутки с 300 до 450, а вскоре и до 500.

Брэтиану продолжает уверять в Париже, что он не может принять окончательного решения по причине противодействия со стороны России, и на меня сыплется одна нетерпеливая телеграмма за другой. С целью прекращения двусмысленной игры румынского правительства генерал Алексеев сообщил ему следующее: «Сейчас наступило наиболее подходящее время для выступления Румынии, и это единственный момент, когда вмешательство Румынии могло бы интересовать Россию».

Я говорю об этом с Диаманди, который у меня завтракал.

– Промедления Брэтиану, – говорю я, – страшная ошибка. Я прекрасно понимаю, что он не хочет войны и стремится избежать ее, это вполне понятно – война всегда рискованная вещь. Но раз, по вашим заявлениям и согласно его заявлениям, он желает войны, раз он заранее уже назначил себе долю в добыче, раз он настолько втянулся в политику национальных требований, то как же он не видит, что стратегически сейчас настало время для выступления Румынии! Русские усиленно наступают, австро-германцы еще оглушены поражением, итальянцы оправились и уверенно сражаются, англичане и французы изо всех сил нажимают на Сомме. Чего же еще нужно Брэтиану? Разве он не знает, что на войне нужно пользоваться подходящим моментом?

– Лично я с вами вполне согласен. Но я уверен, что и у Брэтиану есть веские причины откладывать окончательное решение. Подумайте, ведь он ставит на карту существование Румынии!

Понедельник, 3 июля

Русские парламентарии, ездившие на совещание с французскими, английскими и итальянскими, только что вернулись в Петроград. Сегодня они отчитывались о своей работе в Государственном совете и в Государственной думе. Даже сквозь условные выражения их докладов видно глубокое восхищение перед военной доблестью союзников, в особенности французов.

Я был сегодня с Бьюкененом и Карлотти на заседаниях в Мариинском и в Таврическом дворцах. Нас приветствовали очень горячо.

Я беседовал с некоторыми членами Государственного совета и Государственной думы: с Гурко, князем Лобановым-Ростовским, с Шебеко, Велепольским, Милюковым, Шингаревым и др., они все в различной форме высказывают одну и ту же мысль: «Мы здесь хорошо понимаем, что такое война».

Вторник, 4 июля

Я завтракал сегодня у итальянского посла. Там были председатель Государственной думы Родзянко, член Государственного совета граф Сигизмунд Велепольский и два депутата-кадета, Милюков и Шингарев.

Я беседовал долго с Милюковым о его впечатлениях от поездки на Запад.

– Прежде всего, – говорит он, – нужно усилить и согласовать наше наступление. А это возможно только при совместной работе правительства со страной и с Думой. Между тем в настоящее время преобладает иная тенденция…

Он поражен тем, какую большую роль Франция придает выступлению Румынии, и считает румынскую армию очень слабой; чувствуется его старая склонность и снисходительность по отношению к Болгарии.

Мне хотелось поговорить с ним поосновательнее о внутреннем положении, и я пригласил его к себе на обед через три дня, вместе с Шингаревым.

Велепольский отводит меня в сторону и сообщает по секрету:

– Я совершенно уверен в том, что император вызовет вскоре своих министров в Могилев для выяснения польского вопроса. Штюрмер и большинство его коллег настроены против. Но мне кажется, что Сазонов может восторжествовать: он взял это дело в свои руки, и генерал Алексеев его энергично поддерживает.

Он прибавляет, что вскоре будет иметь возможность окольными путями передать письмо императору и хотел бы прибавить несколько слов от меня.

Я отвечаю:

– Вы можете сказать, что провозглашение польской независимости будет встречено Францией не только как первый шаг, являющийся следствием этой войны, но и как важный политический акт, который будет иметь большое значение в будущем и поможет продвижению русской армии в Польше.

Новости из Галиции и Буковины продолжают оставаться превосходными. Число пленных доходит до 233 000 человек.

Во Франции наступление на Сомме сопряжено с крайними сложностями, но для нас развивается успешно.

Среда, 5 июля

Сегодня у меня завтракал тет-а-тет генерал Поливанов.

Несмотря на опалу, он продолжает поддерживать близкие отношения с генералом Алексеевым, который его высоко ценит. Таким образом, он хорошо осведомлен о стратегическом положении русской армии.

Он несколько раз повторяет мне, что высказывает только свои личные мнения и говорит:

– Наше наступление в Галиции и Буковине есть только начало большого наступления по всему фронту… Мы должны весь свой удар направить на германский фронт; мы достигнем окончательной победы только тогда, когда разобьем немцев. После Верденских боев Германия не может предпринять крупного наступления. Но на нашем фронте следует ожидать с ее стороны упорного сопротивления на Немане, Буге и затем дальше по течению этих же рек и по Висле. Я не знаю, каковы намерения генерала Алексеева, но думаю, что в его планах продвинуть все наши армии к северо-западу, имея Ригу центром этого движения. Генерал Куропаткин, не очень способный вести наступление, но умеющий вести оборонительную войну, вполне подходит к выполнению порученного ему плана. Генерал же Эверт и генерал Брусилов, эти искусные мастера маневра, выполнят остальное. Я думаю, что им поставят целью взять Вильно, Брест-Литовск и Люблин.

– А Краков?

– Навряд ли. Но во всяком случае это зависит от Румынии. Будь мы уверены в выступлении румынской армии, мы были бы спокойнее за наш левый фронт и нам бы оставалось только поддерживать связь с нашим новым союзником. Но если Румыния останется нейтральной, придется быть гораздо осмотрительнее, и это значительно задержит всё наступление. Но каково бы ни было решение румынского правительства, мы должны знать его немедленно. В Бухаресте, по-видимому, даже не знают, что наступление в полном разгаре…

Четверг, 6 июля

Англичане наступают между Соммой и Анкром, а французы продвинулись за вторую линию неприятельских окопов к югу от Соммы. В обеих зонах германцы оставили в наших руках около 13 000 пленных.

На фронте в 300 километров между Стоходом и устьями Прута русские методически наступают. К северу, на Волыни, они угрожают Ковелю. На юге, в Галиции, они заняли Делятин, защищающий один из главных входов в Карпаты, между Станиславовым и Мармарош-Сигетом.

Такое же наступление идет в Армении, где турки одновременно отброшены и на берегу Черного моря, и к западу от Эрзерума.

Пятница, 7 июля

Сегодня у меня обедали лидеры кадетской партии Милюков и Шингарев. Я делюсь с ними своими опасениями по поводу внутреннего положения и интриг, центром которых является Штюрмер. Я их спрашиваю:

– Как вы думаете, возможны ли в более или менее близком будущем серьезные события?

Милюков отвечает мне следующее (Шингарев с ним согласен):

– Если вы подразумеваете под «серьезными событиями» народные волнения или насильственный акт против Думы, то я могу вас успокоить, во всяком случае на ближайшее время. Будут забастовки, но местного характера и без всяких насилий. В случае же неудачи на фронте могут начаться волнения – общественное мнение не перенесет нового отступления от Дунайца. В случае голода тоже можно ожидать серьезных беспорядков.

С этой точки зрения меня беспокоит будущая зима. Что же касается действий против Думы, то я полагаю, что Штюрмер и его банда подумывают об этом. Но мы не дадим им для этого ни повода, ни даже предлога. Мы решили не отвечать ни на какие вызовы и противопоставить им терпение и благоразумие. Когда война кончится, тогда посмотрим. Но при такой тактике мы подвергаемся нападкам со стороны либеральных кругов, обвиняющих нас в нерешительности, и постепенно можем потерять связь с народными массами, – их возьмут в свои руки люди более решительные.

Я приветствую столь патриотическую линию поведения. Но вижу из их слов, что если немедленной опасности еще и нет, то она во всяком случае не за горами.

Они уезжают в 10 часов, так как возвращаются в Павловск, и я еду кататься на острова.

Такую прелестную ночь я редко видел в Петрограде. Теплая, тихая и ясная. Но ночь ли это? Ведь нет темноты. Значит, это день. Тоже нет – где же дневное освещение? Это скорее вечерний или предрассветный сумрак. На беловатом небе кое-где слабо мерцают звезды. На Стрелке Елагина острова легкий туман, светящийся и серебристый, стоит над Финским заливом. В этом освещении березы и дубы, окаймляющие пруды, кажутся каким-то заколдованным лесом, декорацией волшебного сна.

Суббота, 8 июля

На рижском фронте и у озера Нарочь русские захватили целый ряд немецких позиций.

В центре они наступают на Барановичи. На Волыни они перешли Стоход и подходят к Ковелю.

В Галиции их войска протянулись по фронту вдоль линии Карпат.

С 4 июня они захватили около 266 000 пленных.

Сазонов опять говорил мне сегодня утром:

– Вот когда Румыния должна бы выступить.

Но русское общество вообще настроено недоверчиво, несмотря на достигнутые успехи. Оно желает войны до победного конца, но все меньше и меньше верит в эту победу.

Воскресенье, 9 июля

Бриан признал, наконец, что для того, чтобы добиться выступления Румынии, нужно действовать не в Петрограде, а в Бухаресте. Он сильно нажимает на Брэтиану и требует от него решительного ответа.