Текст книги "Дневник посла"

1. Русские войска, действующие в настоящее время на территории Румынии, насчитывают: 6 дивизий в Добрудже; 10 дивизий, из которых 6 кавалерийских, в районе реки Яломицы; 5 дивизий, из которых одна кавалерийская, в Южной Молдавии. Армия генерала Лечицкого, который подчиняется непосредственно генералу Брусилову, занимает позиции, протянувшиеся от Токая до Буковины;

2. Транспортировка войск и военной техники претерпевает длительные задержки (от 4 до 6 недель) из-за низкого уровня организации работы румынских железных дорог; их пропускная способность в день часто ограничивается четырьмя поездами вместо рассчитываемых семнадцати поездов;

3. Чтобы выиграть время, некоторые воинские подразделения двигаются в пешем порядке вдоль железнодорожного полотна; в перевозках на поездах отдается предпочтение военной технике и продовольствию. Но тем не менее концентрация войск осуществляется очень медленно, так как расстояние между Буковиной и Фонтанами равняется тремстам километрам;

4. Всё, что осталось от румынской армии (около 70 000 человек), следует отправить в тыл русской армии, чтобы там в лагерях переподготовки они заново прошли курс обучения. К следующей весне, возможно, мы сможем сформировать армию из 300 000 человек на основе резерва, который еще не был мобилизован в Молдавии.

Четверг, 21 декабря

Ежедневно два-три раза Протопопов просит аудиенции у царицы под тем предлогом, будто должен сделать ей доклад и просить ее советов.

На днях, едва войдя к ней, он бросился перед ней на колени, воскликнув:

– О, ваше величество, я вижу за вами Христа.

Пятница, 22 декабря

Президент Соединенных Штатов предложил вчера всем правительствам воюющих держав сообщить «свои взгляды на условия, при которых войне мог бы быть положен конец». Президент Вильсон подчеркивает, что он не предлагает мира, что он не предлагает даже посредничества, что он всего только зондирует почву, чтобы выяснить, далеко ли еще до столь желанной «гавани мира».

Суббота, 23 декабря

Сегодня утром я получил из Парижа проект ответа на американскую ноту.

Отдав должное чувствам, одушевляющим президента Вильсона, Бриан протестует против «уподобления», которое как будто проводит нота между двумя группами воюющих, между тем как вся ответственность за нападение падает лишь на одну из этих групп. Затем он определяет «высшие цели», которые поставили себе союзники. Цели эти включают полную независимость Бельгии, Сербии и Черногории со всеми возмещениями, на какие они имеют право; эвакуацию занятых территорий во Франции, в России и в Румынии со справедливыми репарациями; реорганизацию Европы по принципу национальностей и права народов на свободное экономическое развитие; возвращение территорий, отнятых некогда у союзников силой или против воли населения; освобождение итальянцев, славян, румын, чехословаков; освобождение народов, страдающих под оттоманской тиранией; изгнание турок из Европы; восстановление Польши в ее национальных границах.

Час спустя я в кабинете Покровского, где я назначил свидание Бьюкенену. Я им читаю проект Бриана. Они слушают меня с величайшим вниманием. И чем дальше я читаю, тем более оживляются их лица. Когда я кончил, оба одновременно восклицают:

– Браво, прекрасно!.. Вот каким языком надо говорить… Вот что надо заявить перед всем миром!

В это время приходит мой итальянский коллега. Покровский, которому я передал копию проекта, перечитывает его вслух, смакуя каждую фразу. Карлотти горячо одобряет.

Прежде чем формулировать свое официальное и окончательное мнение, Покровский просит у меня времени на размышление. Я настаиваю, чтобы он дал мне по крайней мере принципиальное согласие, которым Бриан мог бы воспользоваться перед президентом Вильсоном. В самом деле, мы очень заинтересованы в том, чтобы не оттягивать ответа, для того чтобы помешать германофильским интригам, которые лихорадочно обрабатывают американское общественное мнение.

– Ну что же, хорошо! – говорит он мне. – Благоволите телеграфировать господину Бриану, что я, в общем, одобряю его и даже в восхищении от него. Но я оставляю за собой право предложить ему несколько чисто формальных изменений в параграфах, касающихся особенно близко России, например в тех, где идет речь о Польше и Армении.

Уезжая, я беру в свой экипаж Бьюкенена. Мы озабочены и молчим. Одна и та же идея пришла нам в голову одновременно: как мы еще далеки от того, чтобы увидеть осуществление этой великолепной программы мира! Потому что, в конце концов, здесь всё идет чем дальше, тем хуже.

Мы сообщаем друг другу последние известия, они прискорбны.

Земский и Городской союзы, эти крупные частные организации, которые с начала войны так замечательно содействовали продовольствованию армии и населения, должны объединиться на съезде в Москве на будущей неделе. Полиция запретила этот съезд. Между тем оба союза представляют всё, что есть самого здорового, самого серьезного, самого активного в русском обществе.

Зато влияние Протопопова дошло до апогея. Он сам возложил на себя командировку в провинцию, чтобы избежать всякого контакта с Думой и одновременно преподать губернаторам несколько благих поучений.

Один из моих друзей, который был у меня вчера и который прибыл из Москвы, рассказал, что там крайне раздражены против императрицы. В салонах, в магазинах, в кафе открыто заявляют, что «немка» губит Россию и что ее надо запереть на замок, как сумасшедшую. Об императоре не стесняются говорить, что он хорошо бы сделал, если б подумал об участи Павла I.

Воскресенье, 24 декабря

Привожу один факт, на первый взгляд достаточно тривиальный, но который свидетельствует о сильном желании Николая II удалить следы, все еще многочисленные, немецкого влияния на Россию.

Уже в самом начале войны он заменил немецкое наименование столицы «Петербург» на славянское наименование «Петроград». Много раз он выказывал неудовольствие по поводу немецких слов, которые в изобилии встречаются в перечне официальных титулов и званий: обер-гофмаршал, статс-секретарь, камергер, шталмейстер, флигель-адъютант, фрейлина и так далее. Теперь император решил изъять все эти неблагозвучные наименования из иерархических списков и заменить их национальными идиомами.

Выполнение этой лингвистической задачи было поручено князю Михаилу Сергеевичу Путятину, маршалу императорского двора и шефу административных служб царскосельских дворцов. Это был отличный выбор. Князь Путятин является не только знатоком истории, археологии и в области геральдической науки, но он также принадлежит к одной из старейших семей России. В его венах течет только русская кровь; его родословная уходит корнями в десятый век по линии Рюриковичей через его предка Ивана Семеновича, воеводы Литвы в 1430 году, который сам был потомком святого Владимира через Михаила Романовича, князя Друцкого, в тринадцатом веке.

Понедельник, 25 декабря

Как мне сообщил Покровский еще 16 декабря, император обращается сегодня с манифестом к своим сухопутным и морским войскам, чтобы возвестить им, что Германия предлагает мир, и чтобы еще раз подтвердить свое решение продолжать войну до полной победы.

«Час мира еще не наступил, – говорит он в манифесте. – Неприятель еще не изгнан из занятых им областей. Россия еще не осуществила задач, поставленных этой войной, то есть овладения Константинополем и проливами, а также восстановления свободной Польши в составе ее трех частей».

Заключение отличается характером патетическим и индивидуальным, очень резко выделяющимся из бесцветной банальности этого рода документов:

«Мы остаемся непоколебимы в нашей уверенности в победе. Бог благословит оружие наше: он покроет его вечной славой и даст нам мир, достойный ваших славных подвигов, мои славные войска, такой мир, что будущие поколения благословят вашу святую память».

Этот благородный и мужественный язык не преминет найти отклик в народном сознании. Он оставляет во мне, однако, тревожное впечатление. Император слишком рассудителен, чтобы не отдавать себе отчета в том, что румынская катастрофа лишила его всяких шансов на приобретение Константинополя и что его народ давно отказался от мечты о Византии. В таком случае, зачем это торжественное упоминание о проекте, неосуществимость которого он знает лучше кого бы то ни было? Хотел ли он, говоря таким образом, реагировать против распространения нерасположения, усиливающегося по отношению к нему среди преданнейших слуг династии? Или же, чувствуя себя погибшим, «покинутым Богом», он хотел в последнем акте резюмировать своего рода политическое завещание, мотивы национального величия и национального достоинства, подвергшие русский народ испытанию этой войны. Я очень склонен к этой последней гипотезе.

Румыны до сих пор не в состоянии были задержать австро-германского натиска, наступление на Серет продолжается.

Вторник, 26 декабря

Для того чтобы снять с русского Генерального штаба любую ответственность за военную катастрофу в Румынии, генерал Гурко только что направил генералу Жоффру следующее сообщение:

«Вступление Румынии в войну произошло при обстоятельствах, которые мы бы не посчитали наилучшими с точки зрения общего плана военной кампании. Румыны, игнорируя предложения, которые мы рассматривали как наиболее удобные для нас и наиболее выгодные для них, упорно настаивали на том, чтобы навязать нам разделение сил и программ военных операций, ревностно оставляя за собой районы, являющиеся целью их национальных притязаний. Отсюда неудачное разделение войск по театру военных действий, оказавшее пагубное влияние на последующий ход событий.

С другой стороны, уже после нескольких недель мы были вынуждены признать, что военная ценность нашего нового союзника не оправдала ни наших надежд, ни наших ожиданий. Отсутствие у румынской армии соответствующей подготовки и низкий уровень способности к сопротивлению опрокинули все расчеты.

Как только стало возможным оценить сложившуюся ситуацию, мы решили оказать помощь Румынии, направив ей большие воинские силы, численность которых достаточно красноречиво говорит о значении, придаваемом нами румынскому театру военных действий. Но, не говоря уже о времени, необходимом для принятия мер предосторожности на фронте, с которого мы отозвали наши войска, их транспортировка была задержана в беспрецедентной степени неполноценностью железных дорог в Румынии, неполноценностью, усугубленной разницей в ширине колеи.

Двадцать седьмого ноября, когда ситуация в Западной Валахии стала угрожающей, мы предложили румынскому генеральному штабу направить в Бухарест часть воинских подразделений, которые мы сконцентрировали на левом фланге 9-й армии, отказавшись от запланированного наступления. Но румынский генеральный штаб, ссылаясь на невозможность предоставить подвижной состав, отказался от этой непосредственной поддержки и попросил нас отдать приказ о наступлении 9-й армии через Карпаты в направлении Сик-Серета.

С этой минуты внезапный крах румынской армии, когда противник переправился через Дунай, уже не оставил нам времени. Русские войска не смогли предотвратить отступление, наши генералы, как бы они этого ни хотели, вынуждены были отступить… Отступление должно было продолжаться до тех пор, пока к ним не подошли высланные им на помощь другие русские войска… Можно быть уверенным в том, что будут приняты все меры для ускорения направления дальнейших подкреплений… Проводится также работа, чтобы привести в порядок железнодорожные линии для поступления снабжения, что позволит приступить к решительным военным действиям. Я вновь заверяю вас в том, что всё будет сделано для того, чтобы можно было исправить сложившуюся ситуацию в Румынии».

Среда, 27 декабря

Конференция союзников должна собраться в Петрограде к концу января. Представителями французского правительства будут Думерг, сенатор, бывший председатель Совета, бывший министр иностранных дел, и генерал Кастельно.

Имея в виду инструкции, которые будут даны делегатам, я сообщаю Бриану несколько моих личных соображений. Подтвердив ему, что император по-прежнему полон решимости продолжать войну, я заявляю, что постоянство его намерений не составляет, однако, для нас достаточной гарантии.

На практике император беспрерывно делает ошибки. То ли он из слабости уступает настояниям императрицы, то ли у него нет ума и воли, достаточно сильных для того, чтобы справиться со своей бюрократией, – он поминутно совершает или позволяет совершать акты, противоречащие его политике.

В области внутренних дел он предоставляет управление общественным мнением министрам, заведомо скомпрометировавшим себя расположением к Германии, как господин Штюрмер и господин Протопопов, не считая очага германских интриг, которые он терпит в собственном дворце. В области экономической и промышленной он подписывает всё, что ему подсовывают. А если иностранное правительство получит от него обещание, которое неприятно его администрации, последней ничего не стоит добиться утверждения решения, косвенно игнорирующего это обещание.

В военной области румынский случай типичен. Вот уже больше шести месяцев все ему повторяют, что положение на Дунае имеет решающее значение, что Россия первая заинтересована в том, чтобы пробиться к Софии, так как от этого зависит завоевание Константинополя, и проч. Он обещает всё, чего просят. И на этом кончается его личное действие.

Это бессилие или эта беззаботность по части воплощения своих идей в положительные факты причиняет нам огромный вред. В то время как Франция из всех сил налегает на хомут Союза, Россия делает лишь половину или треть усилий, на которые она способна. Это положение тем серьезнее, что заключительная фаза войны, может быть, началась, и, в таком случае, важно знать, будет ли у России время наверстать всё, что она потеряла, раньше, чем решится участь Востока.

Итак, я желаю, чтобы на совещаниях предстоящей конференции делегаты правительства Республики постарались заставить императорское правительство принять программу очень точную и очень подробную, которая в некотором роде вооружила бы императора против слабости его характера, против предательского влияния его бюрократии.

Относительно дипломатических гарантий, которыми мы, по-моему, должны были бы запастись по отношению к России, вы знаете мое мнение, я не буду к нему возвращаться.

Что касается области стратегической, то нахождение генерала Гурко во главе Штаба Верховного главнокомандующего позволяет нам надеяться, что можно будет составить план очень точный и очень обстоятельный.

Точно так же председатель Совета министров господин Трепов облегчит нам заключение подробного соглашения по вопросам военного производства, транспорта и снабжения.

Четверг, 28 декабря

Вот уже несколько раз меня расспрашивали о контактах Бьюкенена с либеральными партиями и даже серьезнейшим тоном спрашивали, не работает ли он тайно в пользу революции.

Я каждый раз всеми силами протестую. Во-первых, в моих ежедневных беседах с ним, таких сердечных и полных доверия, я никогда не замечал ни малейшего слова, ни малейшего намека, который позволил бы мне думать, что он завел сношения с революционными вожаками. Затем, всего, что мне известно о его характере, достаточно было бы, чтобы отвергнуть приписываемую ему роль. Мы завязали знакомство в 1907 году; мы были коллегами в Софии в течение четырех лет и вместе пережили опасный кризис болгарской независимости; мы продолжаем здесь уже три года тесное сотрудничество – мы, значит, взаимно испытали друг друга. И я не знаю более милого человека, более совершенного джентльмена, чем Джордж Бьюкенен. Он – воплощение прямоты и лояльности; он считал бы позором для себя интриговать против монарха, при котором он аккредитован.

Старый князь Вяземский, которому я только что говорил это, возражает мне с видом угрюмым:

– Но если его правительство приказало ему поощрять анархистов, он ведь должен это сделать.

Я отвечаю:

– Если бы его правительство приказало ему украсть вилку, когда он обедает у императора, вы думаете, он повиновался бы?

Обвинение, которое реакционеры выдвигают теперь против Бьюкенена, имеет прецедент в истории. После убийства Павла I уверяли, что заговор был составлен и организован британским правительством. Легенда скоро распространилась; несколько лет спустя это была почти официальная истина. Прибавляли даже точные подробности: посол, лорд Уитворт, лично организовал покушение и субсидировал его участников при посредстве своей возлюбленной, прекрасной Ольги Жеребцовой, сестры одного из заговорщиков, Платона Зубова. Забывали, что лорд Уитворт покинул Россию в апреле 1800 года, то есть за одиннадцать месяцев до драмы…

Пятница, 29 декабря

Земский и Городской союзы, чей съезд недавно был запрещен, приняли тем не менее втайне декларацию, которая распространяется в публике, и главный ее пункт гласит:

«Наше спасение – в глубоком сознании нашей ответственности перед родиной. Когда власть становится препятствием на пути к победе, ответственность за судьбу России падает на всю страну в целом. Правительство, превратившись в орудие темных сил, ведет Россию к гибели и колеблет императорский трон. Необходимо создать правительство, достойное великого народа в один из самых серьезных моментов его истории. Пусть же Дума в решительной борьбе, начатой ею, оправдает ожидания страны. Нельзя терять ни одного дня».

Графиня Р., проведшая три дня в Москве, где она заказывала себе платья у известной портнихи Ламановой, подтверждает то, что мне недавно сообщали о раздражении москвичей против царской фамилии:

– Я ежедневно обедала, – говорит она, – в различных кругах. Повсюду сплошной крик возмущения. Если бы царь показался в настоящее время на Красной площади, его встретили бы свистом. А царицу разорвали бы на куски. Великая княгиня Елизавета Федоровна такая добрая, сострадательная, чистая, не решается больше выходить из своего монастыря. Рабочие обвиняют ее в том, что она морит народ голодом… Во всех классах общества чувствуется дыхание революции…

Суббота, 30 декабря

Около семи часов вечера превосходный осведомитель, состоящий у меня на службе, сообщает, что сегодня ночью во время ужина во дворце Юсупова убили Распутина. Говорят, что убийцами являются: молодой князь Феликс Юсупов, женившийся в 1914 году на племяннице царя, великий князь Дмитрий Павлович и Пуришкевич, лидер крайне правых в Думе. В ужине принимали будто участие две или три женщины из общества. Новость пока еще хранится в строгой тайне.

Прежде чем телеграфировать в Париж, я стараюсь проверить только что полученное сообщение.

Я тотчас отправляюсь к госпоже К. Она телефонирует своей родственнице, госпоже Головиной, большой приятельнице и покровительнице Распутина.

Заплаканный голос отвечает ей:

– Да, он исчез сегодня ночью. Неизвестно, что с ним сталось… Это ужасное несчастье.

Вечером новость распространяется в Яхт-клубе. Великий князь Николай Михайлович отказывается ей поверить:

– Десять раз уже, – говорит он, – нам объявляли о смерти Распутина. И каждый раз он воскресал могущественнее, чем когда-либо.

Он все же телефонирует председателю Совета министров Трепову, который ему отвечает:

– Я знаю только, что Распутин исчез; я предполагаю, что его убили. Я не могу узнать ничего больше, дело взял в свои руки начальник Охраны.

Воскресенье, 31 декабря

Тело Распутина все еще не найдено.

Императрица вне себя от горя, она молила императора, находящегося в Могилеве, немедленно вернуться к ней.

Мне подтверждают, что убийцы – князь Феликс Юсупов, великий князь Дмитрий и Пуришкевич. Ни одной дамы за ужином не было. Как же в таком случае заманили Распутина во дворец Юсупова?..

Судя по тому немногому, что мне известно, именно присутствие Пуришкевича сообщает драме ее настоящее значение, ее политический интерес. Великий князь Дмитрий – изящный молодой человек двадцати пяти лет, энергичный, пламенный патриот, способный проявить храбрость в бою, но легкомысленный, импульсивный и впутавшийся в эту историю, как мне кажется, сгоряча. Князь Феликс Юсупов, двадцати девяти лет, одарен живым умом и эстетическими наклонностями, но его дилетантизм слишком увлекается нездоровыми фантазиями, литературными образами порока и смерти; боюсь, что он в убийстве Распутина видел прежде всего сценарий, достойный его любимого автора Оскара Уайльда. Во всяком случае, своими инстинктами, лицом, манерами он походит скорее на героя «Дориана Грея», чем на Брута или Лоренцаччо.

Пуришкевич, которому перевалило за пятьдесят, напротив, человек идеи и действия. Он поборник православия и самодержавия. Он с силой и талантом поддерживает тезис: «Царь – самодержец, посланный Богом». В 1905 году он был председателем знаменитой реакционной лиги «Союз русского народа», и это он вдохновлял и направлял страшные еврейские погромы. Его участие в убийстве Распутина освещает всё поведение крайне правых в последнее время; оно показывает, что сторонники самодержавия, чувствуя, чем им грозят безумства императрицы, решили защищать императора, если понадобится, против его воли.

Вечером я пошел в Мариинский театр, где шел живописный балет Чайковского «Спящая красавица» с участием Смирновой.

Естественно, только и разговоров, что о вчерашней драме, и так как ничего определенного не знают, русское воображение разыгрывается вовсю. Прыжки, пируэты и арабески Смирновой не так фантастичны, как рассказы, которые циркулируют в зале.

В первом антракте советник итальянского посольства граф Нани Мочениго говорит мне:

– Ну что же, господин посол, мы, значит, вернулись к временам Борджиа?.. Не напоминает ли вам вчерашний ужин знаменитый пир в Синигалье?

– Аналогия отдаленная. Тут не только разница в эпохе; тут, главным образом, разница цивилизаций и характеров. По коварству и вероломству вчерашнее покушение, бесспорно, достойно сатанинского Цезаря. Но это не bellissimo inganno. Не всякому дано величие в сладострастии и преступлении…