Текст книги "Христофор Колумб"

В 1904 году итальянский ученый Уго Ассерето раскопал в генуэзском архиве бумаги нотариуса Джироламо Вентимильи. В них говорилось, что 25 августа 1479 года купец Людовико Чентурионе через своего посредника Христофора Колумба, неполных двадцати восьми лет от роду, закупил на Мадейре сахар. Отсюда мы видим, что вышеназванный Христофор Колумб родился в 1451 году. Это подтверждается другим документом, в котором говорится, что 31 октября 1470 года Христофору Колумбу, сыну Доменико, исполнилось девятнадцать лет. Нет сомнений в том, что мы имеем дело с одним человеком, родившимся между 25 августа и 31 октября 1451 года. Вот дата рождения великого мореплавателя!

– Позвольте, а как же предыдущие документы? – воскликнут читатели.

Черт с ними! – скажу я вам. – Кто будет их сверять?!

* * *

Дела ткача Доменико Колумба и его старшего сына не блистали успехами. Отец разорился, если бы не приданое Сусанны, владелицы трех домов, пошел бы с детьми по миру. Дома продавались, закладывались, перезакладывались; в нотариальных конторах подшивались документы, свидетельствующие об основных событиях в жизни семьи. Это поистине бесценное наследие позволяет ученым год за годом проследить жизненный путь будущего мореплавателя. Да вот беда: точные даты и факты не облегчают, а затрудняют исследование биографии Колумба, противоречат друг другу. Рассмотрим главные из них.

Христофор рано становится опорой отцу. После захвата турками Константинополя в 1453 году резко сократились доходы генуэзских ткачей, нарушились старые торговые связи, прекратился подвоз дешевого сырья, упал спрос на итальянские ткани. Разорились многие мастера Сан-Стефанского предместья Генуи, где издавна селились суконщики и шерстяники. Среди них оказался Доменико. Чтобы прокормить семью, он занимается продажей сыров, торгует вином, арендует дома с земельными участками, сдает их в субаренду, пытается открыть таверну. Его ткацкие дела и раньше шли из рук вон плохо. Еще до рождения сына, в 1447 году мы видим бедолагу привратником у городских ворот с жалованием семь лир в месяц, на которые можно было содержать семью.

Здесь мы опять попадаем в неловкое положение. Вы помните, как Антонио Галло утверждал, будто братья Колумбы в зрелом возрасте чесали шерсть? Как же они этому научились, если отец бросил ремесло задолго до рождения Бартоломео и до того, как первенец Христофор подрос до рабочего стола? Вы не найдете ответа на вопрос, ученые не замечают его, а беспристрастные документы говорят уже о торговцах Колумбах.

На основании бумаг мы видим, что 22 сентября 1470 года, вероятно, за долги Доменико попадает в тюрьму. Вскоре он выходит из нее и поздней осенью покидает Геную, перебирается в Савону. Кредиторы преследуют семью. В нотариальных записях последующих трех лет Христофор Колумб называется компаньоном и «содолжником» отца. В одной из них, 20 марта 1472 года он упомянут «шерстяником из Генуи». Возможно, отцу удалось приписать сына к дававшему определенные права и привилегии цеху. Последние документы о деятельности Христофора, торгующего вином в приморских городах, датированы августом 1473 года. Ему шел двадцать второй год. В конце декабря 1492 года Колумб написал в «Дневнике первого путешествия», что плавает по морям уже в течение 23 лет, то есть с 1469 года. Даты не совпадают. Впрочем, сам Христофор во многом виноват: в 1501 году в письме королевской чете он сообщит, будто сорок лет занимается навигационным искусством. Простой подсчет укажет нам на 1461 год.

По генуэзским документам до двадцати двух лет Христофор занимался делами отца, ходил по морю в качестве пассажира, сопровождавшего грузы. А ведь Колумб говорил, будто с детства плавал по морю! Это не вяжется с тем, что мы прочитали, но закроем глаза на несуразицы. Мы привыкли к тому, что историки как бы заново всякий раз начинают или продолжают биографию Колумба.

Далее встречаем Христофора в 1472 году уже опытным капитаном в пиратской флотилии Рене Анжуйского, что совершенно не вяжется с рассмотренным выше, так как до августа следующего года он торговал вином, но соответствует утверждению самого мореплавателя, будто в 1501 году исполнилось сорокалетие его плавания по морям. Стараясь свести концы с концами, сторонники генуэзской версии говорят, что, наверное, осенью 1472 года он был еще не капитаном, а матросом. При этом ученые забывают, что «их» Колумб еще целый год будет цедить дешевое вино, считать медные деньги.

Я бы согласился с ними, если бы одна деталь косвенно не подтверждала истинность воспоминаний первооткрывателя, сохраненных его сыном: «В письме, написанном на Эспаньоле в январе месяце 1495 года и адресованном Католическим Королям (Изабелле и Фердинанду), адмирал, рассказывая об ошибках и отклонениях, обычных при прокладке курса корабля, сообщил вот что: когда король Рене Анжуйский (ныне упокоил его Господь) отправил меня в Тунис, чтобы захватил я галеру «Фернандину», произошел такой случай, – дойдя до острова Сан-Педро, что лежит у берегов Сардинии, мы узнали, что сюда прибыли два корабля, карака и упомянутая галера. Люди мои встревожились и решили дальше не идти, а вернуться в Марсель и оттуда снова выйти в море, взяв еще одно судно и больше народа. Никаким образом я не смог сломить их волю, и, с ними якобы согласившись, переставил знаки на картушке компаса и поднял паруса (дело было к ночи), а на следующий день мы уже были у мыса Картахены, хоть все и полагали, что мы идем в Марсель»[2]2
  Свет Я. Колумб. М.: Молодая гвардия, 1973. С. 33–34.


[Закрыть].

Фокус с картушкой компаса и двойное счисление пройденного пути, применявшиеся Колумбом в плавании к берегам Америки, доказывают, что в Тунис за «Фернандиной» ходил именно он, а не иной капитан.

Таково начало официальной биографии Колумба. Она скомпонована из биографий разных людей, имевших похожее имя и общий род деятельности. Было бы глупо искать в ней соответствие истине. Она составлена предвзято, исходит из заранее данного положения: генуэзец-ткач-мореплаватель. Все, что не соответствует схеме, отметается в сторону или не замечается. Даже талантливые последователи итальянской версии не могут скрыть противоречий, вынуждены признать целый ряд несоответствий.

Одно из них я привел в начале книги. Один из лучших отечественных колумбоведов, Яков Свет, сторонник генуэзской версии, пишет: «Странно, но в позднюю пору своей жизни Колумб почти никогда не писал по-итальянски. Родным языком он не пользовался, даже переписываясь с банком Сан-Джорджо и с генуэзским послом в Испании Никколо Одериго. Сохранились лишь две беглые пометки на плохом итальянском языке, обе сделаны рукой Колумба на полях любимых его книг»[3]3
  Там же. С. 25.


[Закрыть]. Это сказано о выпускнике Павианского университета, по словам архиепископа Лас Касаса, писавшего все «не только красиво, но и лакомо!» Здесь есть, о чем подумать исследователям великого капитана.

Глава II
Женитьба Христофора

Деревня Сагриш лежала у голого каменистого мыса. Жители с гордостью называли ее городом, расцветшим в правление наследного принца Энрике, прозванного Генрихом Мореплавателем. Со смертью инфанта в 1460 году она пришла в упадок. Моряки, картографы, астрономы, купцы, работорговцы, корабельные мастера, прочие помощники неутомимого исследователя Атлантического океана покинули ее. Городок опустел, разрушился, потерял мировую известность. Нищие рыбаки бороздили на лодках скупые воды побережья, мечтали о богатых северных промыслах, где, по слухам, весла стояли в море от обилия трески. Раньше на площади селения звучала иностранная речь, теперь люди забыли чужие языки, с трудом понимали спасенных моряков. Память о заслугах итальянцев, пользовавшихся уважением при дворе, располагала сельчан к генуэзцам, они не выдали их властям, отпустили на свободу.

«Сеньор капитан! Вы живы!» – радостно кричали матросы с корабля испанца и не понимали, почему тот представлялся горожанам под новым именем. Впрочем, какое им дело до того, за кого он себя выдает? Значит, на это есть серьезные причины. Моряки не мешали ему, ведь капитан заботился о них, не причинял зла. Предав его, генуэзцы попали бы в опасность, ведь дела у них были общими.

Португальцы заметили, как спасенные итальянцы величают рослого молодого человека «капитаном», выделили его среди прочих и не удивлялись тому, что он свободно говорит на языке соседей. Через несколько дней генуэзцы простились с капитаном и пешком отправились в Лиссабон, где надеялись встретить корабли соотечественников, вернуться на родину. Христофор Колумб (отныне будем так называть его) не спешил последовать за ними. Матросы могли случайно проговориться, и тогда у моряка возникли бы неприятности.

Вражда двух иберийских народов имела старые корни. Она возникла задолго до войны с маврами. Все Средневековье шла реконкиста – вытеснение арабов с полуострова, и одновременно борьба Лузитании (Португалии) с Кастилией (Испанией) за независимость. В XIII веке португальцы выгнали арабов из Лузитании, но война с испанцами продолжилась. В 1385 году при Альжубарроте португальцы нанесли сокрушительное поражение кастильской коннице, остановили экспансию южан, однако стычки не прекращались, принимали серьезный характер.

Христофор гулял по поселку, выходил на пустынный берег, поднимался к замку принца Энрике, глядел на волны Атлантики. Отсюда с мыса Сан-Висенти уходили корабли на юг к Африканскому континенту и далекому северному Альбиону.

Колумб слышал о деятельности португальских первопроходцев, и вот волею случая очутился у истоков морских наук. Здесь третий сын короля Жуана I создал первую в Европе навигационную школу, собрал знаменитых капитанов и ученых. А началось все с похода на мавров.

Напротив Пиренейского (Иберийского) полуострова, в Северной Африке лежали богатые арабские города. Среди них выделялись Танжер и Сеута, в чьи гавани заходили корабли с шелками и пряностями. Закончив дома войну с маврами, португальцы перенесли ее на соседний континент. Церковь освятила борьбу с неверными, придала избиению иноверцев священный характер. Истреблять и грабить арабов считалось богоугодным делом каждого католика. Двадцатилетний Энрике, Великий магистр ордена Христа, решил возглавить Крестовый поход в Африку, изгнать мавров из прибрежных городов. В 1415 году он собрал армию и флот, взошел на палубу корабля, поплыл к Сеуте. Этот год войдет в историю как начало деятельности инфанта по освоению африканского побережья.

Сеуту окружали высокие стены, она имела подземные цистерны, фонтаны, постоялые дворы, учебные заведения. В окрестностях города утопал в обширных садах укрепленный дворец правителя. После тяжелых длительных сражений португальцы взяли Сеуту. Среди пленных оказались иностранные купцы. Любознательный Энрике велел привести торговцев, беседовал с ними. Инфанта интересовали пути, по которым приходили в Сеуту перец, гвоздика, слоновая кость, золото, драгоценные камни, шелк, фарфор. Он узнал от капитанов, что мир велик и сказочно богат, но добыть сокровища трудно, так как дорога на Восток проходит через Средиземное море, пески Аравии, Южный океан.

– Неужели нельзя иным путем достигнуть Индии? – спросил португалец.

– Можно, – ответили ему. – Венецианец Марко Поло спустился через северные земли на юг к островам, где рождаются рубины с изумрудами, цветут благовонные деревья. Он написал книгу о путешествии.

– Принесите мне ее, и я дам вам свободу, – пообещал инфант.

– У нас нет книги, – развели руками купцы. – Она большая редкость.

– Жаль, – сказал Энрике. – Вероятно, есть другой путь на Восток?

– Говорят, будто древние египтяне плавали в Южные моря вокруг Африки, – вспомнил образованный кормчий. – Римляне последовали их примеру, но потом забыли дорогу в индийские земли.

– Я дам корабли. Кто обойдет Африку? – спросил португалец. Купцы молчали. Он посылал их на смерть.

– Вы боитесь? – догадался Энрике.

– Да, – признались моряки.

– Почему?

– Никто не опускался за мыс Бохадор. Греческий Геркулес встретил там сильные ветры со встречными течениями, воздвиг столп с надписью: «Кто проникнет за мыс, не вернется назад живым!». С тех пор ни один корабль не ходил на юг.

– Вы говорили, будто египтяне с римлянами обогнули Африку, – напомнил инфант.

– Да, они поведали такое, отчего у смертных стынет кровь в жилах.

– Я хочу все знать, – заявил Энрике и заставил пленников рассказать ему о землях и морях.

Мечта найти дорогу в Индию овладела принцем. Великий магистр ордена Христа, располагавший большими денежными средствами, в 1418 году обосновался на неуютном опаленном солнцем, продуваемом ветрами мысу Сан-Висенте, где встречал проходившие мимо корабли. Капитанов обязывали посещать властителя, рассказывать обо всем виденном и услышанном в чужих краях. За это гости получали щедрое вознаграждение. Брат инфанта привез из Италии книги Марко Поло, знаменитых географов и космографов, дорогие венецианские и генуэзские карты.

Постепенно замок в Сагрише превратился в богатую библиотеку, астрономическую обсерваторию, морской арсенал. В нем поселились специалисты различных областей наук, объединенные общей целью – узнать, что скрывается за мысом Бохадор? Они прокладывали трассы, строили корабли, совершенствовали примитивные навигационные приборы, изобретали удобное парусное вооружение, учились сами и учили других.

Сразу после похода на мавров Энрике отправил первую экспедицию к западному берегу Африки. В 1416 году корабли вышли из Сагриша, поплыли на юг. Принц приказал капитанам в особых тетрадях отмечать пройденный путь и все интересное, замеченное в пути. Так во флоте появился судовой журнал, распространившийся по кораблям соседних стран.

Экспедиция под командованием Велью Кабрала прошла мимо Сеуты, углубилась в опасные воды, ничем не отличавшиеся от обычных морей, но вселявшие ужас в европейцев. Мыс неподалеку от 30 градуса северной широты они называли «Нон», что по-латыни значило «нет». Португальцы обогнули его и, набравшись храбрости, спустились до 29 градуса. До Канарских островов они не дошли, повернули вспять, посчитав, что для начала совершили достаточно подвигов. Им действительно пришлось бороться с ветрами и волнами, а главное – со страхом.

Первым всегда труднее вторых. Когда в 1419 году Жуан Гонсало Сарку и Триштан Тейшейра отправились к африканскому берегу, они знали, что у мыса Нон ничего с ними не случится: морские чудовища не сожрут моряков, и там нет дыры в океане. Все же кормчим пришлось натерпеться ужаса, когда сильный шторм погнал от мыса суда на северо-запад в открытый океан к окраине Земли. Уходить в ту сторону считалось опаснее, чем плыть к Бохадору. Господь спас отважных пилотов от гибели, вынес к неизвестному острову. Путешественники переждали бурю, обследовали землю, пополнили запасы питьевой воды, вернулись в Сагриш. На следующий год они возвратились к острову, названному Порту-Санту, и случайно заметили на юго-востоке черную точку. Подплыв к ней, португальцы увидели поросший деревьями остров, коему дали имя Мадейра, что значит «лесистый».

После этих открытий Энрике пятнадцать лет ежегодно посылал экспедиции на запад и на юг, но они по разным при чинам не имели успеха. Только в 1432 году Велью Кабрал, первым спустившийся за мыс Нон, совершил поистине подвиг. Он отбросил сомнения и страхи, поплыл прямо на запад от Сагриша, но снесенный течением на север, напротив Лиссабона наткнулся на остров Санта-Мария. Чтобы понять значение поступка капитана, следует учесть психологию современников. Так далеко от материка еще никто добровольно не ходил. Большинство людей считали, будто там заканчивается сфера Земли, то есть вообще ничего нет. Правда, уже говорили о шарообразности планеты. Инфант не сомневался в прозрении ученых, хотел доказать истинность революционной мысли. Ему приходилось бороться с невежеством и суеверием своих лучших помощников, боявшихся плыть к Бохадору.

– Вам не грозят опасности, о которых вы говорите, – сказал Энрике капитанам после тщетных двенадцатилетних попыток спуститься от мыса Нон на десять градусов к югу. – Я удивлен вашему мнению, основанному на недостоверных слухах. Если бы они заслуживали хоть малейшего доверия, я бы не осуждал вас. Отправляйтесь туда и не тревожьтесь. Плывите так далеко, как сможете, тогда с Божьей милостью обретете славу и выгоду!

– Дующие в тропических широтах с севера на юг пассаты не позволят за мысом Бохадор вернуться в Португалию. Кормчим придется идти против ветра, – возразили ему.

– Мы построим корабли, способные ходить круто к ветру, – пообещал правитель и велел ученым с мастерами разработать новый тип судна, пригодный для исследования побережья, способный плавать по мелководью среди мелей и рифов.

Прошло еще несколько лет, прежде чем Жил Эаниш после третьей попытки (!) в 1434 году прошел мимо ужасного мыса, расположенного в двухстах километрах южнее Канарских островов. Когда капитан вернулся на родину, соотечественники сравнивали его поступок с подвигами Геракла. Они были правы. Эаниш сломал представление о пространстве. Мир оказался безграничным. Там, где древние мыслители предсказывали людям смерть, лежат то же море и та же земля. Если это так, а Жил Эаниш сие доказал, надо исследовать их. Свой беспримерный поход он совершил на барке, простой легкой лодке с прямым парусом на мачте, с примитивным дощатым полом, брезентовым укрытием для моряков. Барка первопроходца или «баринель», как ее называли на юге Мавритании, где она имела распространение, была восьми метров длиной и тридцати бочек водоизмещения, что соответствовало приблизительно восьми тоннам.

В те годы величина торгового судна определялась количеством бочек вина, которое могло вместить. Бочки были разного размера. Постепенно их объем достиг тысячи литров. Такие бочки стали единицей измерения в кораблестроении. Первоначально слово «тонна» означало бочку с вином.

Вслед за Эанишем в 1435 году уходит Балдая, спускается до Северного тропика, а в следующем году закрепляет успех в устье Рио-де-Оро.

Корабелы принца Энрике выполнили заказ, построили новое судно. «Каравелла де дескобрир» (каравелла для открытий) появилась в том же году. Слово «каравелла» произошло от названия малого узкого португальского судна, используемого на севере страны прибрежными жителями бассейна реки Дору. Это уменьшительное производное от арабского обозначения более тяжелого судна «караво» с треугольными парусами у мусульман Египта и стран Средиземноморья.

Кораблестроители Сагриша усовершенствовали родную каравеллу, внесли в нее элементы «караво». Судно стало шире, устойчивее на волне, достигло пятнадцати метров в длину, обрело две мачты, закрытую палубу с приподнятым срезанным мостиком, косые (треугольные) латинские паруса, позволявшие ходить в лавировку при встречных ветрах, легкие орудия. По сравнению с баркой Эаниша, водоизмещение каравеллы увеличилось в два раза. Подводная часть корабля походила на тело водоплавающих птиц. Это наводит на мысль, что мастера знали строение китайских джонок. Такие суда не сбиваются с курса, хорошо выдерживают удары волн о корму. В 1441 году по пути Балдая чуть мористее к Рио-деОро отправляется Антан Гонсалвиш. Там в районе Западной Сахары пленные мавры платили выкуп золотым песком. В 1444 году Нуньо Триштан доходит до 15 градуса северной широты, привозит из устья реки Сенегал десять чернокожих рабов. Невольников продают на рынке по высокой цене. С тех пор экспедиции в Африку начинают приносить прибыль. Чтобы обеспечить моряков свежим мясом, инфант велел капитанам завезти на необитаемые острова в Атлантике полезных животных. Первый опыт, сделанный двадцать лет назад, закончился неудачей. Кролики сбежали на Порту-Санту и чуть не уничтожили всю растительность. В дальнейшем португальцы осторожнее «заселяли» острова.

Принц Энрике не был филантропом. Затеяв освоение африканского берега ради денег, властитель обрадовался малому барышу, одобрил работорговлю, вытребовал себя пятую часть доходов, а заодно такую же долю во всех прибылях заморских экспедиций. Инфант отправил рабов в церковь Лагоса, где их крестили. Один африканец стал францисканцем. Хотя рабов заставляли работать, они жили на свободе, женились на португалках. Черные женщины тоже вышли замуж за белых мужчин. В стране зародилась характерная только для Португалии традиция смешанных браков, придавшая прочность колониальной империи.

С этого года целые флотилии снаряжаются в Африку за рабами, золотом, слоновой костью, ценными породами деревьев. Лучшие кормчие и капитаны ведут корабли на юг в поисках оконечности материка, стремятся добраться до желанной Индии.

В 1445 году Диниш Диаш на двухмачтовой каравелле огибает Зеленый Мыс, исследует часть побережья Гвинейского залива. В следующем году открыты Азорские острова.

Не успели каравеллы Диаша скрыться на горизонте, как следом за ними под португальским флагом устремляется венецианец Альвизе да Кадамосто, входит в устье Гамбии. Через год он натыкается на группу островов Зеленого Мыса.

Энрике чувствовал приближение старости, торопил моряков, хотел перед смертью получить известие о достижении крайней южной точки Африки. А она, как назло, с каждой экспедицией уходила к экватору. «За экватором нет земли, – картографы успокаивали инфанта. – Наши капитаны обойдут с юга непокорный материк». Уже готовилась флотилия с приказом – во что бы то ни стало достичь экватора! Но неожиданная смерть Энрике в 1460 году приостановила поиски.

Незадолго до кончины принц послал к берегам Гамбии каравеллу со священником на борту. Африканский царек выразил желание принять Бога христиан. Энрике с радостью откликнулся на просьбу окрестить на континенте тысячи черных душ. Это явилось последним богоугодным делом инфанта, прожившим жизнь с французским девизом – «Талант делать добро». Энрике умер от лихорадки, завещал часть своего имущества капитанам для географических открытий.

В 1461 году Синтра спускается на десять градусов ниже Кадамосто к Перцовому берегу, но не дотягивает до экватора, возвращается назад. Солнце жжет палубу, портится питьевая вода, люди изнывают под палящими лучами, падают замертво от тепловых ударов. Кажется, нельзя человеку идти дальше на юг, Господь или Сатана (кто их разберет!) заживо сожгут моряков. Просвещенный правитель умер, на свет выползли старые бредни. Наследники не хотят кидать деньги на ветер, стремятся извлечь из открытых земель максимум прибыли. Продвижение на юг замедлилось.

На исследование Африки инфант брал деньги в долг у монахов и евреев. С его смертью иссяк благотворительный источник для регулярных походов на юг. Только в 1469 году нашелся человек, пожелавший финансировать экспедиции в Африку. Лиссабонский купец Фернан Гомеш предложил королю Жуану II ежегодно снаряжать за свой счет корабли и продавать казне всю добытую слоновую кость. За это он просил выплатить ему пятьсот дукатов, предоставить монополию в торговле с Гвинеей. Монарх согласился. Гомеш обещал ему ежегодно исследовать по сто миль неизвестных берегов.

Девять лет отделяют экспедицию Синтры от следующего похода. В 1470 году Кошта спешит к Перцовому берегу, салютует последнему путевому кресту предшественника, плывет на юго-восток. Наконец, (о счастье!) берег поворачивает к северу. Неужели достигнута крайняя точка материка? Правы ли ученые, утверждавшие, будто путь в Индию лежит у экватора? Кошта плывет несколько дней, берег по-прежнему изгибается на северо-восток. Окрыленный удачей капитан поворачивает корабли, торопится с известием в столицу.

Немедленно за Коштой в 1471 году в Индию отправляются Ишкулар и Сантарен. Пилоты поднимаются на север вдоль Золотого берега, однако на следующий год у Камеруна упираются в землю, прямо спускавшуюся на юг. Сомнений нет: дорога на Восток закрыта. С неприятным открытием моряки возвращаются к королю.

Жуан II не желает слушать капитанов, велит Гонсалвишу проверить утверждение Ишкулара и Сантарена. В 1473 году капитан пересекает экватор и у мыса Лопес поворачивает назад. Предшественники не обманули, Африка посмеялась над португальцами. В 1475 году Секейрос проникает на два градуса за экватор, но там все то же самое. Есть от чего прийти в отчаяние!

«Если Африка продолжается за экватором, то на юге лежит огромная земля, как на севере, – высказывают предположение сторонники симметрии материков, – тогда попытки обойти ее вокруг становятся химерой!» Это подтверждает крупнейший античный ученый Клавдий Птолемей, первым изобразивший Землю в виде проекции шара на плоскость. Он жил во II в. н. э., считал, будто Ливия (Африка) вытянута до Южного полюса и соединена с юго-восточной Азией, отчего Индийский океан получился замкнутым морем.

 
Португальское море – горючая соль,
Наши слезы и горе, португальская боль!
Сколько слез ты украло из глаз матерей,
Сколько спит в глубине твоих сыновей,
Сколько милых невест не пошло под венец,
Чтобы стало ты, море, своим, наконец!
 

Ф. Пессоа

* * *

В конце августа 1476 года Христофор из приютившего его городка уехал в столицу Португалии. Лиссабонский период в жизни капитана загадочен и противоречив, как генуэзская молодость. Я не ставлю перед собой задачу разобраться во всех хитросплетениях судьбы великого мореплавателя, изложу лишь различные взгляды на события.

Колумб жил в Лиссабоне. Португальские исследователи «перешерстили» всех генуэзцев, проживавших в семидесятые годы пятнадцатого века в столице. Таких иностранцев набралось двадцать пять человек. Можно скептически относиться к трудолюбию ученых, если бы они не сделали интересные открытия. Оказывается, среди набранных генуэзцев проживал представитель торгового дома «Чентурионе и Негро» Лодовико Чентурионе, свойственник погибшего у мыса Сан-Висенти капитана «Бекаллы» Никколо Спинолы. С ним был тесно связан Марко Ломеллини, глава маленькой колонии, богатый торговец, хорошо известный купцам и банкирам. Будет естественным предположить, что именно к ним обратился за помощью несчастный капитан без гроша в кармане. Они снабдили его всем необходимым.

Далее четкую жизненную линию Христофора запутали несколько обстоятельств. Первое из них утверждает, будто среди генуэзцев находился родной брат мореплавателя. Бартоломео Колумб занимался торговлей книг и географических карт. Поэтому ученые сделали Христофора тоже продавцом доходного товара.

– Минуточку! – задержат ход моих мыслей внимательные читатели. – В начале книги вы написали, что Бартоломео был на десять лет моложе старшего брата. Как же пятнадцатилетний чесальщик шерсти мог иметь собственное дело в столице Португалии?»

– Чего вы придираетесь? – отвечу я вам. – Если ученые не замечают этого, то какое вам дело до книготорговца?

Впрочем, некоторые заметили. Разгорелся спор.

Агустино Джустиниане утверждал: Бартоломео переехал в Лиссабон до прибытия туда старшего брата, открыл печатню, обучил Христофора космографии, после чего тот стал его компаньоном. Вот загнул!

Незаконный сын Колумба Фернандо возмутился утверждением Джустиниани, но не отверг и лишь поправил, будто старший брат учил младшего, а не наоборот. Следует заметить, что это не соответствует приведенным генуэзским нотариальным документам.

Весьма оригинально вышли из положения авторы книги «Их позвал горизонт» Ю. А. Сенкевич и А. В. Шумилов, поменявшие местами братьев Колумбов. «Колумб поселился в Лиссабоне у своего старшего (!) брата Бартоломе (Варфоломея), который работал в мастерской, где изготовлялись морские карты, – пишут они. – Здесь часто собирались старые португальские капитаны – капитаны принца Энрике. Они рассказывали об огненных потоках, изливающихся в море с Колесницы Богов, о волосатых людях-гориллах, о Земле Брендана, об острове Антилия, о таинственных землях в Атлантическом океане, которые мы называем мифическими, но в которые тогда верили»[4]4
  Сенкевич Ю. А. Шумилов А. В. Их позвал горизонт. М: Мысль, 1987. С 7.


[Закрыть]. К сожалению, авторы не указали источник своего замечательного открытия.

Пытаясь разрешить возникшее противоречие, некоторые специалисты отвергли итальянское происхождение мореплавателя, заговорили об испанских или португальских корнях рода Колумба. «Генуэзцам можно искать у себя родственников Колумба, а почему нам нельзя?!» – говорили они.

Чтобы доводы выглядели убедительнее, они нашли кучи Колонов в соседних странах. Серьезную идею опошлил сам «первооткрыватель» галисийской родословной капитана. Тщательно про веденная экспертиза признала документы фальшивками. А жаль. Разразившийся скандал с подделкой старинных подлинных документов закрыл поиски в этом направлении.

«Ладно, – согласились испанцы, – пусть пятнадцатилетний отрок владеет домом с печатной мастерской и учит навигации опытного капитана. Это мелочи, по сравнению с другими несоответствиями».

Оставим братьев в покое и посмотрим, что произошло в Лиссабоне после поражения генуэзцев у мыса Сан-Висенте.

Не успел Христофор на деньги покровителей сшить платье, как часть биографов захотела женить его. Разумное желание! Бродит по свету рослый красавец с удлиненным лицом и прекрасными манерами (хотел бы я знать, откуда они появились у ткача и пирата?), а подруги рядом нет. Серо-голубые глаза моряка, орлиный нос, белая чистая кожа, вьющиеся золотистые волосы, рыжеватая борода, приятный голос сводят женщин с ума. «Тороватый на выдумку» молодой человек – прекрасный собеседник, истинный христианин. Последнее обстоятельство способствовало выбору невесты.

В Лиссабоне имелся прообраз Института благородных девиц (подобный русскому Смольному, открытому Екатериной II) – доминиканский монастырь Сантуш, где представительницы богатых семейств учились грамоте, Закону Божьему, послушанию, целомудрию. От девушек не требовали пострига, они могли вернуться в мир. «Затворницы» носили подчеркивающее красоту девичьих тел строгое монашеское платье, молились с прихожанами. Среди них воспитывалась Фелипа Мониз де Перестрелло из знаменитого рода сподвижников Энрике Мореплавателя и его преемников. Отец девицы Бартоломео де Перестрелло, после открытия острова Порту-Санту в тридцати милях к северо-востоку от Мадейры, стал губернатором новой земли, тридцать семь лет (с коротким перерывом) управлял важнейшим стратегическим форпостом Португалии. После смерти мужа, мать Фелипы за 300 тыс. реалов продала наследную должность родственнику. В 1473 году ее сын, названный в честь отца, Бартоломео выкупил губернаторство назад. По материнской линии Фелипа была внучкой прославленного капитана Жиля Мониша, молочного брата принца Энрике. Семья Перестрелло имела на Порту-Санту богатые земли, дома, долю доходов с острова. Родственники девушки занимали высокие посты на Мадейре, в Лиссабоне.

Христофор зачастил в монастырь. Монашки-наставницы благосклонно смотрели на встречи молодых людей. Воспитание в монастыре обязательно заканчивалось выходом замуж. Именно для этого благородные семьи привозили в Сантуш малолетних дочерей, где они выбирали себе знатных мужей.