Текст книги "Христофор Колумб"

Андрес Бернальдес иначе изложил замысел со слов самого Колумба: «Адмиралу пришло на ум, что если бы счастье благоприятствовало ему, он бы попытался возвратиться в Испанию восточным путем, достигнув Ганга и оттуда проследовав через Аравийский залив в Эфиопию. Из Эфиопии уже сушей можно было пройти к Иерусалиму, из Иерусалима в Яффу, а там сесть на корабль, перейти Средиземное море, прибыть в Кадис. Этим путем можно было бы совершить подобное путешествие, но переход по суше чреват опасностями из-за мавров, населяющих земли между Эфиопией и Иерусалимом». В намерении Христофора нет упоминания об освобождения Гроба Господня, большая часть пути планировалась по суше налегке без кораблей, предполагалось в Яффе зафрахтовать новое судно. Разве это похоже на бред сумасшедшего?

Короткий отдых в бухте Кортес полон противоречий. Адмирал опрашивает спутников: что они думают об изменении направления берега? Одни говорят – это указывает на материковый характер полуострова, другие – возражают. Командующий предлагает проверить сомнения, но люди устали, заканчивается продовольствие. Назад или вперед? Кто даст ответ? Эскадра прошла вдоль Кубы 1 200 миль. Сколько надо проплыть через Индийский океан в Кастилию? Где чинить корабли, закупать продукты? Хватит ли собранного золота на дорогу домой? Мысли бегут в воспаленном мозгу. Можно сойти с ума, обезуметь от грандиозных замыслов.

Адмирал не сошел с ума, не сделался посмешищем эскадры. Взвесив за и против продолжения плавания, пришел к выводу, что пора возвращаться на Эспаньолу.

* * *

В начале июня 1494 года флотилия достигла крайней точки маршрута – бухты Кортес, от которой до западной оконечности Кубы (мыса Сан-Антонио) лежало шестьдесят миль. Цель экспедиции осталась не осуществленной. Колумб не нашел Китай и не знал, что представляет уходящая на юг полоска земли. Мнения моряков разделились.

– Мы стоим у Малаккского полуострова, – утверждал Микеле Кунео, веривший адмиралу.

– Это южная окраина острова, – возражал де ла Коса.

Многие члены флотилии были убеждены, что Куба не материк. Аббат Лусена, человек далекий от моря, не соглашался с мнением командующего. Что тут говорить о Пералонсо Ниньо или братьях Кинтеро, знавших толк в ветрах и течениях, закаленных школой самого Колумба! Они догадывались о характере земли, но не перечили командующему. Только сильные морские течения в западном направлении вдоль кубинских берегов наводили на мысль о возможном проходе в Индийский океан.

Возвращаться в Испанию с таким настроением было нельзя. Фердинанд с Изабеллой не одобрили бы действий Христофора, усомнились в открытии западного пути в Индию, отчего возникли бы непредсказуемые последствия, вплоть до лишения адмирала титулов. Какой он вице-король, если страны до сих пор не открыты и неизвестно, можно ли доплыть до Азии через Атлантический океан? Неудача второго похода наносила удар по авторитету Колумба, тормозила поиски западного пути в Индию.

Португальский опыт освоения африканского побережья выработал правила решения спорных вопросов. Когда на корабле не существовало единого мнения относительно совершенных открытий, капитаны предлагали членам экипажа в письменном виде дать оценку результатов экспедиции. Это было сбором свидетельских показаний с обоснованием тех или иных предположений. По возвращении в Лиссабон специальная комиссия рассматривала документы, принимала окончательное решение. Колумб знал о практике лузитанцев, решил использовать ее, но поступил иначе.

На палубе «Ниньи» объявили общий сбор.

– Пятьдесят дней назад мы вышли в море, – сказал Колумб, – проплыли вдоль Земли Хуана триста тридцать лиг[66]66
  Около двух тысяч километров.


[Закрыть], достигли Золотого Херсонеса. Я хотел продолжить плавание, но капитаны и кормчие просили не удаляться от Эспаньолы. Экипажи судов устали от трудного похода, днища каравелл протерлись о грунт, в трюмах заканчивается продовольствие. Офицеры опасаются, что в таком плачевном состоянии мы не дойдем до Индий, не вернемся в Кастилию. Я согласился с их мнением. Перед тем как дать команду возвращаться в Изабеллу, я хочу закрепить наши успехи особым документом, в котором говорится о сделанных открытиях. Текст мемории составил нотариус Фернан де Луна. Он прочтет документ и в соответствии с традицией попросит вас скрепить его подписями.

– Зачем? – не поняли моряки. – В прошлом походе мы не делали этого!

– Так надо! – властно заявил командующий.

Вперед вышел нотариус, развернул свиток, громким голосом произнес:

– Двенадцатого июня тысяча четыреста девяноста четвертого года от Рождества Христова мы приняли решение прекратить поиски страны Великого хана, вернуться на остров Эспаньолу, так как корабли пришли в негодность и заканчивается продовольствие…

Де Луна подробно перечислил открытия, заверил Фердинанда с Изабеллой в том, будто Земля Хуана является частью азиатского материка, «началом Индий и их концом; следуя этой землей, можно посуху дойти до Испании».

Команда парусника слушала нотариуса, удивленно поглядывала на Колумба. Люди не говорили о материке, возражали адмиралу, собиравшемуся отправиться на завоевание Иерусалима. Почему теперь им навязывают странное мнение, не подтвержденное точными географическими открытиями?

– Всякий, кто когда-либо осмелится утверждать противное тому, что здесь значится, – заканчивал чтение де Луна, – уплатит штраф в сумме десяти тысяч мораведи, да будет у него урезан язык, а если недоброе скажет грумент[67]67
  Матрос второй статьи.


[Закрыть] или лицо равного положения, то получит сто плетей и будет лишен языка.

– Это слишком строгое наказание за несогласие с вашим мнением! – возмутились матросы. – Человек не выдержит сотню плетей.

– Такова воля вице-короля, – ответил нотариус.

Тот согласно кивнул.

– Итак, – продолжил Христофор, – каждый из вас под присягой должен заверить меморию. Упорствующих в заблуждении, утверждающих, будто Земля Хуана – остров, ждет суровое наказание!

– Я не подпишу документ, – заявил аббат Лусена.

– Почему?

– Вы ошибаетесь, выдаете желаемое за действительное.

– У вас есть доказательства?

– Нет.

– Тогда почему вы упрекаете меня во лжи?

– Я не виню вас в сознательном обмане. Вероятно, вы верите или хотите верить в мечту, но разве у вас есть неопровержимые свидетельства истинности совершенного открытия? Вы молчите – значит, у вас нет их! В описаниях географов и путешественников Золотой Херсонес не похож на гнилые болота, вдоль которых мы плыли последние дни.

– Они говорили о западном береге полуострова, а мы находимся у восточного, – возразил Колумб.

– Здесь нет материковых птиц и зверей, полноводных рек, высоких гор. Все свидетельствует о том, что мы подошли к западной оконечности острова, – промолвил Лусена.

– Птицы, звери, высокие горы скрываются за низменным берегом, – пояснил адмирал. – Отсюда мы не видим холмов, но это не значит, что они не существуют.

– Надо продолжить плавание и доказать аббату, что мы уткнулись в полуостров, за которым лежат богатые цивилизованные страны, – предложил Микеле.

– Где ты видел, чтобы на одной стороне полуострова жили дикари, а на другой – образованные люди? – спросил священник.

Итальянец не знал таких берегов.

– Мы не можем плыть дальше, – вместо Колумба продолжил Пералонсо. – Никто не знает, как далеко на юг уходит земля, есть ли там продовольствие.

– Хватит! Наплавались! – загудели матросы. – Пора возвращаться в Изабеллу!

– Аббат Лусена рассуждает как священник, а не моряк, – обратился к ним Колумб. – Вы обязаны учесть свой опыт, сделать правильный выбор.

Люди вспомнили об отрезанных ушах, сделали «правильный выбор», согласились выполнить требование командующего. Моряки поклялись на Библии считать Землю Хуана материком, по которому пешком пройдешь в Испанию. Лусена отказался подписать удивительный документ. У Христофора не поднялась рука на священника, за строптивость он запретил ему выезд из Эспаньолы в Кастилию. В тот момент Колумбу было чрезвычайно важно доказать всему миру, что он нашел дорогу в Индию, стоит у ее ворот.

Кормчий Хуан де ла Коса не спорил с командующим, подписал филькину грамоту, но изобразил на карте Кубу островом.

* * *

Летние события у западной оконечности Кубы вызывают у меня воспоминания о походе Бартоломео Диаша на юг Африки. В начале февраля 1488 года он достиг крайней точки материка. Взбунтовавшиеся матросы потребовали возвращения в Португалию. Бартоломео уговорил моряков продолжить плавание три дня, после чего обещал исполнить волю экипажа. Диашу хватило оговоренного срока, чтобы удостовериться в сделанном открытии.

8 октября 1492 года в Атлантике на борту «Санта-Марии» вспыхнул мятеж, грозивший жизни Колумба. Команда требовала возврата в Испанию. Христофор попросил три дня на поиски земли и нашел ее. А ведь мог составить документ, в котором нотариус Эсковеда перечислил бы признаки приближающейся земли, встреченные на десятый день плавания, объявил об открытии материка и припугнул возражающих крупным денежным штрафом, лишением языков, плетью-семихвосткой.

Почему через два года Колумб поступил иначе? Неужели он верил в победу?

Посмотрим, что предшествовало мемории. Возвратившись в Испанию, Микеле Кунео написал о том, как корабли прошли вдоль кубинского берега на юг и юго-запад около шестидесяти миль, что позволило кормчим утверждать, будто перед ними лежит материковая земля. Итальянец не упомянул о сохранившихся сомнениях, вызвавших появление документа. Осмотр шестидесяти миль не дал ответа на вопрос: остров это или материк? Почему Колумб не попросил еще три дня для плавания? Потому, что никто не требовал поворачивать корабли на восток и, смею предположить, он сам не хотел идти дальше.

Разговоры о плохом состоянии кораблей, усталости команды, заканчивающемся продовольствии верны наполовину. Посудите сами: эскадра плыла по хорошей погоде полтора месяца, ни разу не попала в шторм, закупала свежие продукты. Приходилось проводить корабли через отмели, но это – обычная работа хорошо отдохнувших на Эспаньоле моряков. Если бы каравеллы действительно пришли в негодность и закончились продукты, адмирал повел бы эскадру прямым путем в Изабеллу, но он отправился исследовать кубинские острова, приплыл на Эспаньолу через три с половиной месяца. Тут есть о чем подумать!

Колумб был отличным моряком. Это бесспорно. Если аббат Лусена заметил несоответствие оконечности Кубы азиатскому материку, то неужели капитаны и кормчие не видели ошибок? Видели и молчали. Офицеров устраивало существование временного заблуждения.

Я не случайно написал о «временном» заблуждении. Колумб собирался в будущем развеять его, сделать великие открытия. Вероятно, пройдя на юг шестьдесят миль, Христофор понял ошибку, остановился в раздумье: что делать дальше? Легкой победы не получилось. «Азия» лежала значительно дальше на западе за изгибами островов. Найти ее силами трех кораблей с двухмесячным запасом продовольствия было нельзя. Следовало вернуться на Эспаньолу, заново подготовиться к длительному плаванию не на четыре месяца, а на год. Если Колумб вернется несолоно хлебавши, то грандиозные планы рухнут. Колония не в силах обеспечить себя самым необходимым, обращается за помощью в метрополию. На Эспаньоле не подготовить поход, нужно просить средства у короны, а Фонсека бережет каждый мораведи, обязательно начнет чинить препятствия. Имелся один способ уговорить финансистов и королевскую чету дать деньги для завершения поисков прохода в Индию, – посулить в скором будущем крупные барыши. Вот и приходится Колумбу выдавать мечты за действительность. Офицеры тоже были заинтересованы в поддержании авторитета командующего. Отблески славы Колумба падали на них. Пералонсо Ниньо станет главным пилотом Кастилии, Хуан де ла Коса и Педро Ледесма возглавят экспедиции к берегам Америки.

От побережья Кубы Христофор поплывет открывать средние и малые острова. На что уйдет в два раза больше времени, чем на дорогу от Эспаньолы до «Золотого Херсонеса». Это имеет простое объяснение: чем больше количество обнаруженных островов, тем солиднее доходы вице-короля. Вдруг ему удастся найти золотые россыпи или алмазные жилы? Тогда появится возможность самостоятельно снаряжать экспедиции, не клянчить помощи у скупых властителей.

Косвенным подтверждением моего предположения служит судьба аббата Лусены. Когда Христофор получит средства для третьего похода, он забудет о священнике.

Глава VIII
Война на Эспаньоле

13 июня эскадра вышла из бухты, поплыла на восток. Сильные пассаты преградили путь. Колумб пришел на окраину Кубы с ветрами в корму, теперь они дули в лоб, мешали движению. Каждую милю преодолевали с трудом, прижимались к берегу, где вода скрывала опасные мели. Испанцы чаще останавливались в поисках индейцев, старались завязать меновую торговлю, переждать противные ветры. Из-за восточных пассатов дорога домой казалась в два раза длиннее. Море преподносило сюрпризы.

«Однажды увидели огромные стаи бакланов, летевших со стороны суши. На следующий день показалось столько бабочек, что затмилось небо. Так продолжалось до ночи, когда сильный ливень, сопровождавшийся громом, рассеял их.

Когда покинули землю, где жил святой король (носивший белое одеяние), встретили на пути множество черепах, да притом очень больших. Их было много везде, но особенно часто они встречались на протяжении этих 20 лиг. Порой чудилось, будто море кишит ими. Иногда попадались такие крупные черепахи, что, казалось, кораблям угрожает опасность столкнуться с ними. Так они шли, окруженные черепахами со всех сторон», – замечает лекарь Чанки.

На обратном пути у берегов Кубы чуть не погибло флагманское судно Колумба. Лас Касас со слов младшего сына Христофора описал это драматическое событие:

«Ветры и волны сговорились между собой, желали извести адмирала, нагромоздить беды на беды и несчастья на несчастья, ибо не оставалось ни единого часа для отдыха. В довершение всего ужасный ливень внезапно застиг адмирала. Он был вынужден так поставить корабль, что тот бортом стал погружаться в воду. Лишь с огромным трудом адмирал смог убавить паруса, закинуть наиболее тяжелые якоря. Большое количество воды проникло в трюм, усугубило опасность. Моряки едва справились с водой с помощью насосов, потому что все они были истомлены непрерывными трудами и недоеданием. Они получали по фунту прелых сухарей да глоток вина, лишь иногда им попадалась при удачной ловле рыба».

Говоря о «фунте сухарей и глотке вина», знаменитый историк сгустил краски, но был недалек от истины. До Садов Королевы ползли двадцать пять дней, две недели плелись через лабиринт, неделя потребовалась для перехода на Ямайку. Вот где на самом деле прохудились днища каравелл, разошлись доски у киля. Вода хлынула в трюмы. Днем и ночью моряки качали коромысла помп, затыкали паклей дыры. Люди устали, а командир хотел осмотреть южный берег острова. Ему не перечили. Немного передохнув, отправились в обход Ямайки. Если бы не последний маневр, можно было бы поверить словам Лас Касаса о вынужденном посещении острова из-за встречных ветров, преградивших путь к Эспаньоле. Однако далее испанец сам говорит о том, как адмирал «желал еще многое открыть и узреть, ибо прекрасным казалось все на этом острове». Открывшаяся в кораблях течь вынудила Колумба прервать исследование Ямайки.

Андрес Бернальдес оставил нам интересные этнографические заметки о встреченных на острове индейцах:

«В каноэ касика находился человек, видимо, знаменосец. Он стоял особняком на носу каноэ в одеянии из красивых перьев, подобном парадной тунике, голову его украшал большой плюмаж. Туземец, казавшийся очень красивым, держал в руке белое знамя без изображений.

У двух или трех индейцев лица были разрисованы одинаковым образом, головы венчали похожие на шлемы уборы из перьев. На лбу были прикреплены крупные пластинки величиной с блюдо, одинаково украшенные и разрисованные в одни цвета. Только в плюмажах имелись некоторые различия. В руках они держали "хугете", на которых играли.

Были еще два индейца, расписанные так же, как прочие. Они имели искусно сделанные деревянные трубы, с изящными рисунками, изображениями птиц, вырезанными из совершенно черного очень красивого дерева. Головы индейцев покрывали прелестные шляпы тонкой работы, изготовленные из густых зеленых перьев.

У остальных шести индейцев головные уборы были из белых перьев. Эти люди держались вместе, охраняли касика и все ему принадлежащее.

У правителя на шее висели медные украшения. Медь была с соседнего острова, она называется "гуанин". Медь настолько чиста, что похожа на восьмикаратное золото. Украшения имели форму лилий величиной с блюдо. Их дополняло ожерелье из высоко ценимых здесь мраморных камней. Голова украшалась венцом из мелких красных и зеленых камешков, расположенных в строгом порядке и разделенных белыми камнями более крупного размера. Все это выглядело чрезвычайно красиво. На лбу у касика тоже были украшения, к ушам – прикреплены две большие золотые пластинки с подвесками из очень мелких зеленых камешков. Хотя касик был наг, его чресла украшал пояс в виде гирлянды.

Супруга вождя явилась изрядно разукрашенной и ничем не прикрытой, если не считать лоскутка хлопчатой ткани на срамном месте, величиной с листик апельсинового дерева. Ее руки у подмышек обхватывали полоски ткани, напоминавшие рукава старинных французских камзолов. Такие же "рукава", но большей величины, стягивали ноги ниже колен.

Самая красивая, старшая дочь тоже была голой. Только гирлянда из черных мелких камней опоясывала ее стан. У этого пояса на клочке хлопчатой ткани висело подобное листу плюща украшение из красных и зеленых камней».

19 августа флотилия добралась до юго-восточной оконечности острова. Болезнь и ропот команды помешали Колумбу закончить изучение Ямайки. Он взял курс на южную часть Эспаньолы, где еще никто не высаживался. Христофор обманул свою болезнь и недовольную команду, заставил моряков обогнуть остров.

По дороге на Кубу из-за постоянных ливней и плохой погоды корабли потеряли друг друга. Шесть дней командующий поджидал их на безымянном острове. Шесть дней тяжелейшего напряжения, граничившего с отчаянием, подорвали и без того плохое здоровье Христофора.

Продукты подходили к концу, вино скисло. Порции сократили до минимума. Вина выдавали по пинте в сутки, сухари делили по фунту на человека. Питались рыбой, черепашьим мясом, добытыми у туземцев фруктами и овощами. Ослабевшие люди заболели. У Колумба участились приступы злокачественной лихорадки, боли в суставах и пояснице. Ему требовался покой, но он рвался на палубу к кормчим и рулевым. После гибели «Санта-Марии» в трудные минуты плавания Христофор не доверял управление кораблем даже испытанным соратникам, вставал у руля или следил с борта за прохождением через мели. «Нинья» вела «Сан-Хуан» и «Кадеру».

В неизвестных водах Эспаньолы моряки повстречали рыбу из средневековых легенд: «Она была размером со среднего кита. На шее у нее имелся отросток, подобный панцирю черепахи. Безобразная голова величиной лишь немного уступала винной бочке. По бокам у нее были два больших плавника, длинный хвост походил на тунцовый».

На плавание вдоль южной стороны Эспаньолы, на рисование карт, описание берегов ушло более месяца.

Итог превзошел все ожидания. За пять месяцев экспедиция открыла свыше семисот мелких островов, нанесла на карту южное побережье Кубы, обошла Ямайку, завершила изучение Эспаньолы. Много это или мало? Для другого времени и капитана, открытий Колумба хватило бы на всю жизнь, его имя вошло бы в историю мореплавания. Но Колумбу и правителям Испании казалось, будто вторая экспедиция не оправдала надежд. Адмирал открыл очень много островов, да какой с них толк, если на землях нет золота, благовоний, пряностей, дорогих камней, металлов, а в зарослях лесов прячутся первобытные индейцы, не пригодные для рабов! Тогда не думали о том, что тропические острова станут источником сельскохозяйственного изобилия, не догадывались о запасах морских глубин.

29 сентября 1494 года флотилия вернулась в гавань Изабеллы. Она имела жалкий вид: потрепанные паруса, прохудившиеся днища, растрескавшиеся от жары доски палуб, выцветшие на солнце стяги, пустые трюмы, еле державшиеся на ногах истощенные люди. Тяжело больного адмирала на руках вынесли из каюты, осторожно положили в шлюпку, отправили на берег.

* * *

Город встретил Колумба без радостного возбуждения. Узнав, что дорога в Индию не разведана, люди утратили интерес к командиру, занялись расспросами моряков. Христофора положили в недостроенном особняке в пустой комнате на широкое ложе, прикрытое от комаров навесом с белыми тканями. Почувствовав облегчение, правитель взялся за дела, позвал братьев, велел рассказать о жизни в Изабелле.

В отсутствие адмирала на остров приплыл Бартоломео Колумб. Христофор пять лет не видел брата, с момента его отъезда во Францию, где он пытался склонить короля Людовика к организации трансатлантического перехода. Бартоломео возвратился в Испанию, посетил королевский двор, представил Их Величествам младшего сына адмирала. Фердинанд с Изабеллой определили мальчика пажом к наследному принцу Хуану. Бартоломео получил дворянский титул и три каравеллы с продовольствием для Эспаньолы. Долгожданная помощь предотвратила угрозу голода, смягчила назревавшие противоречия. Бартоломео отличался отменным здоровьем и удивительной силой духа, помогавшими преодолевать препятствия на пути.

– Перед отплытием в страну Великого хана ты приказал Педро Маргариту успокоить мятежников в долине Вега-реаль, – докладывал председатель Совета жителей города Диего Колон. – Маргарит собрал триста шестьдесят пехотинцев и четырнадцать всадников, вышел с войском из форта Святого Фомы, принялся разорять селения, до который не добрался карательный отряд Охеды. Солдаты грабили индейцев, насиловали женщин, сжигали дома. Не встречая сопротивления, Маргарит предал мечу все, что попалось на пути. В результате такого усмирения индейцев, через месяц восстала вся долина. Армию краснокожих возглавил Каонабо, вожди трех племен помогали ему. Совместными усилиями нам удалось ослабить волнения, грозившие захлестнуть Изабеллу. Из города на помощь Маргариту вышел Охеда, напал на туземцев с тыла. Толпы рассеявшихся по долине индейцев совершали ночные набеги на солдат, устраивали засады в горах и на переправах. Враги уклонялись от сражений, наносили нам серьезный ущерб. Почувствовавший силу Маргарит захотел подчинить себе Изабеллу, предъявил Совету требование признать его правителем острова. В то время распространился слух, будто вы погибли у берегов Земли Хуана, – добавил Диего.

– Кто сказал вам это? – тихо промолвил Христофор.

– Индейцы. У них есть сообщение между островами.

– И вы поверили? – упрекнул брата Колумб.

– Я – нет, но жители перестали повиноваться моим приказам. Положение спас Охеда, решительно выступивший против соперника. Сражения не произошло. В войсках Маргарита не существовало единства, солдаты не хотели междоусобной войны. Маргарит покинул войско и с отрядом единомышленников пробрался в незащищенную Изабеллу. Здесь к нему примкнул отец Бойль с десятками недовольных идальго. Они захватили корабли Бартоломео, сбежали в Кастилию. Я не имел сил помешать мятежникам, смирился с действиями врагов, надеялся, что с уходом Маргарита, Бойля и прочей дряни жизнь на острове улучшится, наступит порядок, солдаты вернуться в крепости. Охеда привел своих людей в город, а войско Маргарита разбрелось по долине грабить индейцев. Смутьяны до сих пор не подвластны никому.

– Плохие новости, – сказал Христофор. – Я надеялся увидеть на острове покой и порядок, а нашел вражду, восстание индейцев. Как ты думаешь, Каонабо способен напасть на Изабеллу?

– Касик не осмелится вести настоящую войну, будет совершать набеги на мелкие отряды, убивать разведчиков, перехватывать посыльных.

– С ним повременим… – решил Христофор. – Кто правит фортом Святого Фомы?

– Не знаю. Мятежники по желанию выбирают и меняют предводителей.

– Пошли в крепость Охеду с сотней солдат, пусть возьмет ее в свои руки! Если бунтовщики вздумают не повиноваться Охеде, я повешу их на стенах форта! – раздраженно воскликнул адмирал, тяжело закашлял, откинулся на подушки.

– Священники крестили индейцев? – спросил Христофор ослабевшим голосом.

– Нет, – разочаровал его Диего. – Отец Бойль говорил: «Пока в стране не наступит мир, нельзя говорить дикарям о Всевышнем».

– Капеллу построили?

– Нет.

– Стены вокруг города возвели?

– Нет.

– Ров выкопали?

Диего не ответил.

– Не до того было ему, – заступился за брата Бартоломео. – Придет время – сам окрестишь остров! Сейчас надо укрепить город, унять дикарей.

– Займись этим! – велел Христофор. – Я болен, а Диего слаб для правителя. Назначаю тебя наместником (adelantado), даю военные и административные права. Наведи порядок в Изабелле, усмири мятежников в форту.

– Постараюсь! – заверил Бартоломео.

– Как дела в Кастилии?

– В начале марта Антонио де Торрес с двенадцатью кораблями возвратился в Кадис. Его призвали ко двору, расспросили о делах на острове. Капитан вручил королям меморию, дал полный отчет. Твои успехи порадовали монархов, особенно сбор золота. Оно не покрыло издержек, но дало уверенность в том, что доходы от рудников превысят расходы на фрахт судов, провиант для поселенцев, выплату жалования наемникам. Рабы тяжело перенесли плавание. Половина умерла, вторая часть выглядела истощенной и больной. Поэтому королева холодно отнеслась к твоему предложению о продаже в рабство воинственных карибов и враждебно настроенных индейцев. Изабелла сказала, будто ты думаешь не о том, о чем следует; тебя посылали за золотом и пряностями, а не за дешевыми рабами. Она надеется, что ты выполнишь обещания. Изабелла сожалела о гибели Навидада, хотела мирными средствами подчинить остров…

– Мирными средствами не получается, – перебил брата Христофор.

– Получив просьбу о помощи, Фонсека быстро снарядил корабли. Однако просил напомнить тебе, что надо самим заботиться о продовольствии, не отягощать казну лишними расходами, советовал усерднее заниматься возделыванием полей, садов, огородов.

– Почему же он вместо крестьян набрал бездельников и мародеров?! – возмутился Колумб.

– Скоро сюда придут тринадцать кораблей под командой Торреса со всем необходимым для колонистов, привезут крестьян и ремесленников. Люди приплывут с женами и детьми. Выход в море назначен на осень. Возможно, они уже в пути.

– Это хорошо, это очень хорошо! – повторил обрадованный Христофор.

– Фонсека потратит на них двадцать миллионов мораведи, которые придется вернуть. Твои «долги» растут.

– Дай срок, оплатим, – удовлетворенно вздохнул Колумб.

* * *

Христофор надеялся быстро поправиться, но болезнь не отступала, вынуждала лежать в постели и лишь на минуты подниматься на ноги, чтобы выслушать отчет Бартоломео, дать указания подчиненным. Лекари говорили, будто он страдает подагрой. Современная медицина установила, – Колумб болел артритом. Адмирала мучили сильные боли в суставах и позвоночнике, распухшие пальцы не сгибались. Артрит считается почти неизлечимым. Пораженные недугом люди маются всю жизнь. Воспаление то затихает, то вспыхивает с новой силой. Приступы артрита обостряются весной и осенью, в холодную сырую погоду. Движения в суставах становятся ограниченными, приносят невыносимые страдания. Больные не могут взять в руки чашку и самостоятельно есть. Кожа на распухших суставах краснеет, делается прозрачной. В членах тела появляется дрожь, изменяется походка человека. Он сгибается, приволакивает ноги, растопыривает пальцы рук. Постоянные боли, изменения в обмене веществ ограничивают умственные способности, вызывают навязчивые мысли, неприятные видения. Артрит дает осложнение на сердце, и тогда наступает конец.

Христофор не покидал ложа четыре месяца. На острове сохранялось напряженное положение. Младший сын Колумба, Фернандо, писал со слов очевидцев: «В результате бегства Педро Маргарита, каждый стал творить с индейцами все, что взбредет в голову. У индейцев отнимали жен и так над ними измывались, что они из мести стали убивать отбившихся от отряда или одиноких воинов».

Лас Касас добавляет к сказанному: «Вся страна находилась в положении брожения и смуты, в ней царили ужас и ненависть. Индейцы вооружались против христиан, вынужденные к тому притеснениями, насилием, грабежом, чинимыми испанцами в течение всего времени, прошедшего с момента отплытия адмирала к берегам Кубы и Ямайки». В другом месте он добавляет: «Ужасные, наводящие страх вести о суровости, жестокости, черствости, беспокойном нраве, несправедливости вновь прибывших людей, именуемых христианами, повергли в трепет всех без исключения простых людей. Еще не видя христиан, они относились к ним с омерзением».

Верность испанцам сохранил только Гуаканагари, предпочитавший не встречаться с ними, жить в отдалении.

В период болезни Христофора островом управлял Бартоломео. Первые месяцы братья надеялись, что вместе с зимними ливнями схлынет волна негодования туземцев. Колумбы стремились навести порядок в селениях, удержать колонистов от разбоя, заручиться поддержкой племен.

Алонсо де Охеда отправился в форт Святого Фомы. С полусотней солдат он приблизился к крепости. Двести мятежников знали о возвращении адмирала, готовились сражаться с войсками. Бунтари поднялись на стены, зарядили орудия картечью. Охеда подъехал с друзьями к воротам, потребовал впустить их внутрь форта. Десяток всадников не представлял опасности для вооруженных до зубов головорезов, они открыли ворота и с насмешками встретили посланца Колумба.

Рыцарь слез с лошади, вынул из сумки удостоверяющую его полномочия грамоту, зачитал ее солдатам и заявил, что назначен комендантом форта, а они обязаны подчиняться ему.

– Слово итальянца для нас не указ! – завопил главарь мятежников, возбуждая толпу расправиться с Охедой.

Тот подошел к нему и спросил:

– Кто для вас указ?

– Его Величество король Фердинанд и… – громко закричал солдатам вожак, на секунду упустивший Охеду из виду, а тому хватило мгновения для удара ножом по незащищенному доспехами лицу.

Кровь брызнула на латы Алонсо, кинжал по рукоять вошел в глаз бунтаря.

– И для меня Короли Кастилии и Арагона главные судьи на земле, – продолжил речь мертвеца рыцарь. – Они послали нас сюда на войну с индейцами, а не для уничтожения друг друга.

Пораженные поступком Охеды, люди стояли не шелохнувшись.

– Их Величества назначили своим представителем на острове сеньора адмирала. Бунтуя против него, вы поднимаете руку на помазанников Божьих! Да здравствует Кастилия! – воскликнул Охеда.