Текст книги "Сомнамбулы: Как Европа пришла к войне в 1914 году"

«Быстрая ликвидация» османского сопротивления, на которую надеялся Сан-Джулиано, не состоялась. Итальянцы столкнулись с трудностями при продвижении вглубь страны, и в течение первых шести месяцев войны они оставались запертыми на своих прибрежных плацдармах. Указ от 5 ноября, официально объявляющий об итальянской «аннексии» Триполитании и Киренаики, был скорее жестом, призванным предотвратить преждевременное посредничество других держав, нежели отражением реальной ситуации. В ходе нескольких морских столкновений у ливанского побережья в январе и феврале 1912 года итальянцы уничтожили флот Османской империи в Бейруте и устранили единственную угрозу итальянскому морскому господству в Южном Средиземноморье. Однако сухопутная война затянулась, а на этом фоне стали появляться тревожные сообщения о зверствах итальянских войск в отношении арабского населения. Несмотря на свою технологическую отсталость, турецкие войска и их арабские союзники смогли нанесли захватчикам несколько сокрушительных поражений. Уже 23 октября (в первый же месяц войны) неудачно размещенная в окрестностях Триполи итальянская пехота была полностью окружена более мобильной арабской кавалерией, поддержанной турецкими регулярными частями, они прорвали линии итальянской обороны в различных точках, уничтожив некоторые подразделения целиком, а другим причинив большие потери, в то время как вооруженные «повстанцы» внутри периметра нападали на оборонявшихся с тыла[765]765
  Хорошее описание боев под Триполи в октябре и ноябре 1911 года, несмотря на сильную проитальянскую предвзятость, см.: W. K. McLure, Italy in North Africa. An Account of the Tripoli Enterprise (London, 1913), pp. 60–109; международные отчеты о зверствах Италии и арабском сопротивлении в целом см.: Malgeri, Guerra Libica, pp. 195 and 165–194.


[Закрыть]. На протяжении всего конфликта постоянные нападения, засады и партизанские действия сильно осложняли передвижение между основными прибрежными опорными пунктами и доступ во внутренние районы страны. Итальянцам потребовалось двадцать лет, чтобы «умиротворить» внутреннюю Ливию.

Сан-Джулиано предвидел, что вторжение в Ливию может оказать стимулирующий эффект на христианские государства Балканского полуострова. Если такое развитие событий и было гипотетическим после первоначального вторжения, оно стало неизбежным, когда Италия, в попытке выйти из тупика, сложившегося из-за военных действий на суше, решилась перенести войну в территориальные воды Османской империи. 18 апреля 1912 года итальянские канонерские лодки обстреляли два передовых укрепления, охранявших вход в Дарданеллы. За два с половиной часа боя расчеты итальянских орудий выпустили 346 снарядов с якорной позиции в семи милях от берега, убив одного солдата, одну лошадь и повредив казарму. Это была скорее символическая демонстрация силы, чем реальный удар по врагу. Турецкая береговая артиллерия сделала 150 выстрелов, но не нанесла ни потерь, ни повреждений противнику. На это нападение турки ответили достаточно предсказуемо: турецкое правительство известило представителей иностранных государств о том, что оно немедленно приступает к дополнительному минированию Дарданелл, в связи с чем пролив закрывался для всех иностранных судов «впредь до нового объявления»[766]766
  Сложилась весьма двусмысленная ситуация. И Рим, и Константинополь надеялись, что потери в торговле через проливы приведут к тому, что европейские страны начнут действовать в их пользу. Италия рассчитывала, что это приведет к ускорению мирного договора, Турция – к обузданию аппетитов ее противника. Ни одна из сторон не собиралась идти на уступки. 18 апреля 1912 года Сазонов предложил Англии, Франции и Австрии обратиться по отдельности к Турции с заявлением об открытии судоходства в Дарданеллах.
  В тот же день Турция объявила о своем решении открыть пролив, а Англия сделала предложение обратиться к Италии с требованием не допускать более военных акций у Дарданелл. Петербург и Париж отказались поддержать инициативу Лондона на том основании, что ее реализация приведет к обратной реакции в Риме. – Прим. пер.


[Закрыть].

Десять дней спустя итальянцы начали новую военно-морскую операцию на архипелаге Додеканес в южной части Эгейского моря; в период с 28 апреля по 21 мая 1912 года они захватили контроль над тринадцатью островами, включая Родос, где коренное греческое население приветствовало их как героев и освободителей. После некоторого затишья итальянцы усилили давление в июле, отправив в пролив восемь подводных лодок. Турки снова заговорили о закрытии пролива, но на этот раз Константинополь под давлением России согласился только сузить мореходную часть пролива путем установки мин. В октябре 1912 года итальянское правительство пригрозило начать крупную военно-морскую кампанию в Эгейском море, если османское правительство не согласится на заключение мира. Под давлением великих держав – и в особенности России и Австрии, которые были обеспокоены, соответственно, перебоями в судоходстве и растущей опасностью осложнений на Балканах, – турки наконец уступили и 15 октября подписали секретный мирный договор, предусматривающий автономию Триполитании и Киренаики. Императорский ферман (указ) от того же дня объявил об отказе от прямого правления Османской империи в потерянных провинциях. Три дня спустя эта договоренность была публично закреплена в Лозаннском договоре[767]767
  Тексты договоров и императорский ферман о признании автономии см.: Childs, Italo-Turkish Diplomacy, pp. 243–53.


[Закрыть].

Итало-турецкая война, на сегодня практически забытая, серьезно нарушила равновесие в системе европейских международных отношений. Борьба Ливии против итальянской оккупации стала одним из важнейших катализаторов того времени для современного арабского национализма[768]768
  Sergio Romano, La Quarta Sponda: La Guerra di Libia, 1911–1912 (Milan, 1977), p. 14.


[Закрыть]. И именно страны Антанты подтолкнули Италию к этому смелому акту неспровоцированного хищничества, в то время как партнеры Италии по Тройственному союзу лишь с неохотой уступили ему[769]769
  Malgeri, Guerra Libica, pp. 303, 306–308, 309.


[Закрыть]. В этом союзе что-то было не так. Вмешательство внешних сил выявило слабость и непоследовательность Тройственного союза. Неоднократные предупреждения из Вены и Берлина о том, что действия Рима опасным и непредсказуемым образом расстроят равновесие всего Балканского полуострова, были проигнорированы. Казалось, Италия была союзником Австрии и Германии только на словах.

Пока еще не было никакого намека на последующее дезертирство Италии и ее присоединение к Антанте. Во внешней политике она по-прежнему вела сложную и непоследовательную игру, выстраивая собственную систему ненадежно сбалансированных противоречивых обязательств. Традиционное соперничество с Францией из-за Северной Африки все еще кипело, как горячая лава под застывшей поверхностью, прорываясь наружу в громких морских инцидентах. Перехваты итальянскими военными кораблями французских пароходов, подозреваемых в перевозке турецкого оружия и военнослужащих и конфискация их грузов показывали, что война разогрела враждебность и обострение между Италией и ее питавшей давнюю обиду латинской sorellastra (сводной сестрой)[770]770
  Ibid., pp. 327–329.


[Закрыть]. И, тем не менее, война подтвердила очень важное для Парижа и Лондона осознание того, что Италия на данный момент была более полезна для Антанты, оставаясь внутри Тройственного союза, чем если бы она покинула его. Поль Камбон в письме премьер-министру Раймонду Пуанкаре в январе 1912 года отмечал, что Италия была «бы более обременительной, нежели полезной в качестве союзника»:

По отношению к Австрии она питает скрытую враждебность, которую ничто не может умиротворить, а в отношении Франции, у нас есть основания полагать, что в случае конфликта она останется нейтральной или, что более вероятно, дождется развития событий, прежде чем принять участие. Таким образом, нам нет необходимости привязывать ее к себе более тесно…[771]771
  Поль Камбон – Пуанкаре, 25 января 1912 г., DDF, 3rd series, vol. 1, doc. 516, p. 536.


[Закрыть]

В основе внутренних противоречий Тройственного союза лежала динамика событий еще более фундаментальной важности. В процессе захвата Ливии, Италия получила более или менее вынужденную поддержку большинства европейских держав. Это было само по себе примечательным, поскольку показало, что европейская протурецкая коалиция окончательно распалась. В 1850-х годах такая коалиция сложилась как объединение сил для сдерживания хищнических намерений России против Османской империи – результатом стала Крымская война. Эта коалиция приняла другую форму после Русско-турецкой войны 1877–1878 годов и Сан-Стефанского мирного договора на Берлинском конгрессе 1878 года и перегруппировалась во время болгарских кризисов середины 1880-х годов. Теперь ее больше не было. На начальном этапе конфликта с Италией Османская империя добивалась альянса с Англией, но Лондон, не желая оттолкнуть Италию, не ответил на турецкие «ухаживания». Две последовавшие за этим Балканские войны окончательно разрушили коалицию без возможности восстановления[772]772
  О распаде коалиции в последние годы перед войной см.: Richard Langhorne, The Collapse of the Concert of Europe. International Politics, 1890–1914 (New York, 1981), особенно pp. 97–107; Günther Kronenbitter, «Diplomatisches Scheitern: Die Julikrise 1914 und die Konzertdiplomatie der europäischen Grossmächte», in Bernhard Chiari and Gerhard P. Gross (eds.), Am Rande Europas? Balkan – Raum und Bevölkerung als Wirkungsfelder militärischer Gewalt (Munich, 2009), pp. 55–66. F. R. Bridge, «Österreich(–Urgarn) unter der Grossmächten», in Wandruszka and Urbanitsch (eds.), Die Habsburgermonarchie, vol. 6/1, pp. 329–332.


[Закрыть].

Происходил очень важный процесс: Великобритания постепенно отказывалась от своей вековой приверженности желанию запечатать русских в Черном море путем поддержания целостности Османской империи. Безусловно, подозрения Британии в отношении России были все еще слишком сильны, чтобы позволить ослабить бдительность в отношении проливов. В 1908 году Грей отказался удовлетворить просьбу Извольского об ослаблении ограничений на доступ России к черноморским проливам, несмотря на англо-русскую конвенцию, подписанную в предыдущем году. Вплоть до 1914 года турецким флотом на Босфоре все еще командовал британец, адмирал сэр Артур Генри Лимпус. Но продолжающееся ослабление британской поддержки Османского государства постепенно создало геополитический вакуум, в который так же постепенно втянулась и Германия[773]773
  Rainer Lahme, Deutsche Aussenpolitik 1890–1894. Von der Gleichgewichtspolitik Bismarcks zur Allianzstrategie Caprivis (Göttingen, 1990), pp. 316–337, 494.


[Закрыть]. В 1887 году Бисмарк заверил российского посла в Берлине, что Германия не возражает против того, чтобы русские стали «властителями проливов, владельцами входа в Босфор и самого Константинополя»[774]774
  Цит. по: William L. Langer, The Franco-Russian Alliance, 1890–1894 (Cambridge, 1929), p. 83.


[Закрыть]. Но после ухода Бисмарка в 1890 году и ослабления традиционной связи с Россией лидеры Германии стали налаживать более тесные связи с Константинополем. Кайзер Вильгельм II совершил широко разрекламированные поездки в Турцию в октябре 1889 года, а затем в октябре 1898 года, а с 1890-х годов немецкие инвесторы принимали активное участие в строительстве железных дорог в Османской империи, сначала в форме участия в финансировании Анатолийской железной дороги, затем в проекте знаменитой Багдадской железной дороги, начатом в 1903 году, который должен был по завершении соединить Берлин через Константинополь с Османским Ираком.

В основе этой англо-германской смены караула лежит структурная преемственность. Проблема проливов – которая является лишь одним из способов описания проблемы сдерживания российской мощи в Восточном Средиземноморье – останется одной из констант современной европейской системы (если оставить в стороне короткий перерыв 1915–1917 годов, когда Франция и Великобритания стремились связать Санкт-Петербург военной коалицией, пообещав России Константинополь и проливы). Она все еще сохранялась после 1945 года, когда Турция получила защиту от потенциальной советской агрессии путем заключения союза с США. Это важнейшее стратегическое обязательство означало, что Турция, хотя и не являлась членом ЕС, была принята в НАТО в 1952 году. Постепенная замена Великобритании Германией в качестве защитника проливов на данном конкретном этапе имела огромное значение, поскольку совпала с разделением Европы на два союзных блока. Вопрос о черноморских проливах, который когда-то помогал объединить антироссийскую европейскую коалицию, теперь еще более глубоко укоренился в антагонизме биполярной системы.

К тому времени, когда Османская империя запросила о мире с Италией осенью 1912 года, подготовка к крупному конфликту на Балканах уже шла полным ходом. 28 сентября 1911 года, в день, когда Италия поставила ультиматум Константинополю, министр иностранных дел Сербии предупредил, что, если итало-турецкая война затянется, это неизбежно повлечет за собой последствия на Балканах[775]775
  Treadway, Falcon and Eagle, pp. 88–9.


[Закрыть]. Почти сразу же, как стало известно об объявлении войны Италией, в октябре 1911 года, началась подготовка к встрече представителей сербского и болгарского правительств для обсуждения совместной военной кампании[776]776
  Andrew Rossos, Russia and the Balkans. Inter-Balkan Rivalries and Russian Foreign Policy, 1908–1914 (Toronto, 1981), p. 36.


[Закрыть]. Первый проект договора о союзе Сербии с Болгарией, в котором присутствовали положения о наступательной войне против Турции, был готов к ноябрю 1911 года. За исключительно оборонительным сербско-болгарским союзом, подписанным в марте 1912 года, в мае последовал открыто наступательный – именно в то время, когда Италия захватывала архипелаг Додеканес. Сербско-болгарские союзы имели целью главным образом войну против Османской империи в Юго-Восточной Европе, но они также предусматривали возможность совместных действий против Австро-Венгрии[777]777
  Richard C. Hall, The Balkan Wars, 1912–1913. Prelude to the First World War (London, 2000), p. 11.


[Закрыть]. Вокруг сербско-болгарского ядра сформировалась секретная Балканская лига, целью которой было изгнать турок с полуострова. Мирные переговоры между Италией и Османской империей все еще продолжались, когда государства Лиги начали мобилизацию для всеобщей балканской войны. Боевые действия начались 8 октября 1912 года с нападения Черногории на турецкие позиции. 18 октября 1912 года, когда подписывался Лозаннский мир, сербский король Петр I Карагеоргиевич издал королевское заявление, в котором объявлял, что он «милостью Божьей приказал [своей] храброй армии присоединиться к Священной войне, чтобы освободить наших братьев и обеспечить лучшее будущее»[778]778
  Цит. по: Robert Elsie (ed.), Kosovo. In the Heart of the Balkan Powder Keg (Boulder, 1997), p. 333.


[Закрыть].

Войну, разразившуюся на Балканах в октябре 1912 года, предвидели почти все наблюдатели. Что поразило современников, так это стремительность и размах побед, одерживаемых государствами Балканской лиги. По всему полуострову сербские, болгарские, греческие и черногорские войска атаковали турецкие оборонительные позиции. География подсказывала, что поворотной точкой болгарской войны будет сражение в Восточной Фракии, широкие холмистые равнины которой сужаются к перешейку, в конце которого находится Константинополь. В эту область болгары отправили войско численностью около 300 000 человек – примерно 15 % от всего мужского населения страны (во время Первой балканской войны было мобилизовано всего лишь немногим более 30 % болгарских мужчин)[779]779
  Число рассчитано по данным из Hall, Balkan Wars, p. 24.


[Закрыть]. Сражение при Кирк-Килиссе (Лозенград) длилось в течение трех дней вдоль фронта в тридцать шесть миль, протянувшегося на восток от османской крепости Эдирне (Адрианополь). Под предводительством исключительно энергичного Радко-Димитриева, известного как «Наполеон» как из-за его маленького роста, так и из-за его манеры идти в бой во главе войска, болгарская пехота атаковала турок с большой решимостью и свирепостью. Когда османы в беспорядке отступили, болгары преследовали их, несмотря на грязь и проливной дождь, пока не достигли той части страны, для которой у них не было ни хороших карт, ни данных разведки – их командование даже не предполагало, что они зайдут так далеко. Наступление болгар было наконец остановлено на линии укреплений Чаталджи, всего в двадцати милях от Константинополя. Здесь, 17 ноября 1912 года, когда отступать стало уже некуда – столица находилась за их спиной, – турецкие войска смогли удержать линию обороны, прицельным артиллерийским огнем нанося ужасающие потери наступающим шеренгам пехоты и отражая штурмы, накатывающиеся волна за волной. Так близко к Константинополю болгары не подходили никогда.

Пока болгары наступали во Фракии, 1-я сербская армия, численностью около 132 000 человек под командованием королевича Александра, продвигалась на юг, в Северную Македонию. 22 октября, раньше, чем они ожидали, они столкнулись с османской Западной армией, расположившейся лагерем вокруг города Куманово. Турки имели численный перевес, а к сербам шло подкрепление – 3-я армия, уже занявшая Приштину, поэтому они решили подождать его подхода. Но командующий Западной армией осман Зекки-паша решил иначе – атаковать, пока турецкие войска превосходят противника численно. На следующий день, под холодным проливным дождем, на фронте шириной в десять миль началось сражение. После двух дней боев сербы нанесли османам сокрушительное поражение. Никаких немедленных действий не последовало, но сербская армия двинулась дальше на юг, и в течение трех дней спорадических, но тяжелых боев у города Прилеп, опять же под осенним дождем, сербы снова вытеснили османские войска с их позиций. По просьбе своих болгарских союзников, которые стремились захватить Салоники до того, как греки получат их в свои руки и у которых не было резервов, сербское командование приказало 8 ноября 1-й армии выступить на Битолу, живописный город на реке Драгор на юго-западе Македонии. Здесь турки остановились и укрепили свои позиции, разместив артиллерию на высотах Облакова, огибавших главный подход с севера. Поначалу продвижение сербов было остановлено сильным артиллерийским огнем с высот. Только после штурма и взятия Облаковского хребта 17 ноября ход сражения решительно изменился в пользу сербов. Впечатляюще точными ударами с высоты сербская артиллерия уничтожила османские батареи, защищавшие город, открыв путь для пехоты, которая обрушила турецкий фланг. Это были последние укрепления османов в Македонии. Тем временем сербская 3-я армия продвинулась на запад, в Северную Албанию, где они оказали поддержку черногорской армии в осаде укрепленного города Скутари.

С самого начала конфликта греки сосредоточили свое внимание на захвате Салоник, крупнейшего города Македонии и ключевого стратегического порта региона. Оставив македонские опорные пункты на левом фланге сербам и болгарам, греческая армия Фессалии двинулась на северо-восток, 22 октября и 2 ноября выбив турок с их позиций на перевалах Сарантапорос и Янница. Дорога на Салоники была открыта. Последовал почти анекдотический перерыв. В течение первой недели ноября греческие части начали окружать город. Болгары, понимая, что греки вот-вот заберут этот желанный приз, приказали своей собственной 7-й Рильской дивизии двинуться на юг в надежде предотвратить греческую оккупацию, что заставило их оставить Битолу сербам. Когда они уже подходили к городу, отправили вперед гонцов, с предложением турецким защитникам города сдаться болгарской армии на выгодных условиях. От турецкого командующего Тахшин-паши пришел отчаянный ответ: «У меня есть только одни Салоники, которые я уже сдал», – греки попали туда первыми. Первоначально отказав болгарам, греческое командование в конце концов согласилось на совместную оккупацию города силами 15 000 болгарских и 25 000 греческих военных. При этом в ходе параллельной кампании, проводившейся в Южной Албании, в Эпире, греки увязли в осаде хорошо укрепленных османских позиций вокруг Янины. И хотя в некоторых районах боевые действия еще продолжались, уже достигнутые успехи союзников были невероятными: всего за шесть недель они захватили почти половину всей европейской Турции. К 3 декабря 1912 года, когда стороны согласились подписать перемирие, единственными очагами продолжавшегося османского сопротивления к западу от линии Чаталджа были Адрианополь, Янина и Скутари, которые все еще находились в осаде.

БАЛКАНЫ: 1912 год

Как показало столкновение в Салониках, Первая балканская война уже содержала в себе семена следующего конфликта из-за территориальных приобретений – спора из-за добычи, полученной в результате первой. В марте 1912 года Договор о заключении союза между Сербией и Болгарией согласовал четкий план раздела: болгары должны были получить Южную Македонию, включая города Охрид, Прилеп и Битолу. Сербии доставалось Косово – сердце сербского мифа – и Новопазарский санджак. Северная Македония, в том числе важный город Скопье, были назначены «спорной зоной» – если стороны не могли достичь соглашения, они обязались принять арбитраж русского царя. Болгары были довольны этим соглашением – особенно потому, что они ожидали, что русские будут решать в их пользу[780]780
  Richard C. Hall, Bulgaria’s Road to the First World War (Boulder, 1997), pp. 78–79.


[Закрыть].

Сербы же, напротив, были далеко не так счастливы. Многие представители политической элиты считали, что в мартовском альянсе, о котором договорился умеренный премьер-министр Милован Милованович, было слишком много уступок. Среди критиков оказались начальник Генштаба Радомир Путник и лидер Радикальной партии Никола Пашич. «На мой взгляд, – прокомментировал позже Пашич, – мы слишком много уступили, или, лучше сказать, мы сдали некоторые сербские земли, которые мы не имели права уступать никогда, даже если бы это воспрепятствовало заключению соглашения»[781]781
  Alex N. Dragnich, Serbia, Nikola Pašić and Yugoslavia (New Brunswick, 1974), p. 101.


[Закрыть]. В июле 1912 года Милованович внезапно скончался, лишив внешнюю политику Сербии одного из главных сторонников умеренного курса. Через шесть недель после его смерти ярый националист Пашич занял пост премьер-министра и министра иностранных дел.

Балканы: линии прекращения огня после Первой балканской войны

Первый недвусмысленный знак того, что сербское правительство намеревается нарушить условия договора с Болгарией, появился еще до того, как разразилась Первая балканская война. 15 сентября 1912 года Пашич разослал секретный циркуляр сербским делегациям при европейских державах, в котором он упоминал «Старую Сербию», определяя ее как территорию, включающую Прилеп, Кичево и Охрид, районы, которые в марте были обещаны Болгарии. Когда началась война, сербские планы в отношении Македонии временно затмило наступление на север Албании, отвлекшее политическое руководство завораживающей перспективой обретения порта на Адриатике. Это была старая проблема сербского национального «объединения»: оно потенциально могло включать расширение в нескольких различных направлениях, вынуждая лиц, принимающих решения, выбирать между вариантами. Однако, как только стало ясно, что Австро-Венгрия не собирается позволить сербам занять территорию Албании и перспектива Адриатического порта исчезла, руководители в Белграде начали публично обсуждать идею пересмотра условия договора с Болгарией в пользу Сербии. Вожделенным приобретением стал Монастир, который сербы взяли после многочисленных неудавшихся атак и тяжелых потерь, практически врукопашную, «в штыковом бою»[782]782
  Рапапорт (генеральный консул Нидерландов) – Вреденбурчу (посланник Нидерландов в Бухаресте, формально ответственный за Сербию), Белград, 23 марта 1913 г., NA, 2.05.36, 9 Consulaat-Generaal Belgrado en Gezantschap Zuid-Slavië.


[Закрыть]. Встревоженные болгары направили запросы с просьбой о разъяснении сербской позиции, на которые Пашич ответил со своей обычной уклончивостью; «все разногласия могут и будут легко разрешены», заверил он болгар, но в то же время за кулисами вел переговоры о захвате не только Прилепы и Битолы, которые должны были войти в болгарскую зону, но и очень желанного города Скопье в «спорной зоне»[783]783
  Rossos, Russia and the Balkans, p. 161; Иван Т. Теодоров, Балканските войни (1912–1913 г.) Исторически, дипломатически и стратегически очерк (София, 2007), с. 182.


[Закрыть]. Дальнейшее обострение началось после известий о жестоком обращении сербов с булгарами на «освобожденных землях». Не в последнюю очередь на разжигание конфликта повлияло поведение наследника престола принца Александра I, который во время экскурсии по завоеванным территориям прогуливался по разным городам Македонии, вовлекая местных булгар в следующий шаблонный диалог:

– Ты кто?

– Болгарин.

– Какой ты болгарин, твою мать![784]784
  Теодоров, Балканските войни, с. 259, 261.


[Закрыть]

БАЛКАНЫ: после Второй балканской войны

В течение нескольких месяцев казалось, что конфликта можно избежать, потому что и Белград, и София в конце апреля 1913 года договорились передать македонский спор на рассмотрение российского арбитража. Стремясь урегулировать этот вопрос, София отправила в Белград Димитра Ризова, болгарского дипломата, который участвовал в составлении сербско-болгарского Договора о союзе в 1904 году (см. главу 2), чтобы заложить основу для мирного решения разногласий[785]785
  Kiril Valtchev Merjansky, «The Secret Serbian-Bulgarian Treaty of Alliance of 1904 and the Russian Policy in the Balkans before the Bosnian Crisis», MA thesis, Wright State University, 2007, pp. 19, 27, 52, 79.


[Закрыть]. Известный как сторонник сербско-болгарского сотрудничества, Ризов был подходящим человеком для заключения сделки, если таковая могла состояться. Но его переговоры с сербским правительством убедили его в том, что Белград абсолютно не намерен отказываться от земель и укреплений, которые он в настоящее время удерживает в «болгарской зоне». Его особенно потрясло поведение российского посланника. Он сообщил болгарскому премьер-министру, что влияние Гартвига в сербских делах было таким, что «его [дипломатические] коллеги в частном порядке называют его «регентом», поскольку на самом деле он выполняет функции больного сербского короля»[786]786
  Rossos, Russia and the Balkans, p. 175.


[Закрыть]. 28 мая, на следующий день после отъезда Ризова из Белграда, Пашич наконец публично выступил с объявлением о своей политике в отношении аннексированных территорий, заявив перед Скупщиной, что Сербия сохранит за собой все земли, за которые она так тяжело боролась.

Дальнейший конфликт из-за Македонии теперь был неизбежен. В последнюю неделю мая 1913 года большой контингент сербских войск был переброшен на передовые позиции вдоль болгарской границы, а железные дороги были временно закрыты для движения пассажирских поездов[787]787
  Рапапорт – Вреденбурчу, Белград, 27 мая 1913 г., NA, 2.05.36, doc. 9, Consulaat-Generaal Belgrado en Gezantschap Zuid-Slavië, 1891–1940.


[Закрыть]. 30 июня Пашич снова выступил перед Скупщиной, защищая свою политику относительно Македонии от крайних националистов, которые требовали, чтобы Сербия немедленно объявила захваченные провинции своей территорией. Как раз в то время, когда дебаты были в самом разгаре, прибыл посыльный, чтобы сообщить премьер-министру, что болгарские войска атаковали сербские позиции в спорных районах в два часа ночи. Официального объявления войны не было. Скупщина взорвалась возмущенными криками, и Пашич немедленно покинул заседание, чтобы координировать подготовку правительства к контрнаступлению.

В последовавшей за этим межсоюзнической войне Сербия, Греция, Турция и Румыния объединили свои силы, чтобы вырвать куски территории из Болгарии. Болгарские войска, вторгшиеся в Македонию, были остановлены сербами на реке Брегальница в начале июля. Затем хорошо окопавшиеся болгарские войска у Калиманци на северо-востоке Македонии отразили контратаку сербов 15–18 июля и предотвратили вторжение сербов в Западную Болгарию. Пока на сербском фронте не было перемен, греки атаковали с юга, проведя кампанию, кульминацией которой стала кровавая, но безрезультатная битва при Кресненском ущелье. В то же время румынское наступление на востоке, в результате которого румынские войска оказались на расстоянии семи миль от Софии, вынудило болгарское правительство просить о перемирии. Согласно Бухарестскому мирному договору, заключенному 10 августа 1913 года, Болгария после огромного кровопролития потеряла большую часть территорий, которые она приобрела в первой войне.