Текст книги "О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки"

Долгое время начальные страницы мемуаров Бенкендорфа практически не были известны исследователям. Вместе с тем, они представляет большой интерес с разных точек зрения. Прежде всего, в них последовательно изложен ранний период жизни автора, здесь Бенкендорф предстает перед нами молодым человеком, еще только начинающим свою карьеру, но уже умеющим контактировать с людьми, находчивым, с опорой на трезвость во взглядах и здравый смысл в поступках. Но что особенно важно, мемуары Бенкендорфа являются во многих случаях единственным источником сведений о достаточно важных событиях, о которых до сих пор было известно очень мало. Прежде всего это касается административно-инспекторской экспедиции по России 1802–1803 годов под руководством генерала Е.М. Спренгтпортена.

Крупный военный специалист, инженер, имевший большой опыт в рекогносцировке границ, Е.М. Спренгтпортен был послан Александром I «объехать с целью военно-стратегического осмотра Азиатскую и Европейскую Россию». В поездке его сопровождали майор М.Ф. Ставицкий, знакомый генерала по прошлым поручениям, флигель-адъютант А.Х. Бенкендорф и художник Е.М. Корнеев – для путевых зарисовок и «снятия видов и костюмов разных народов». В первый год путешествия путь экспедиции лежал через европейскую часть России до Уральских гор, затем вдоль южных рубежей империи по Сибири и Амуру до китайской границы. Затем предполагалось обследовать южные российские губернии и Кавказ и завершить миссию на острове Корфу, находившемся в то время в подчинении России. Миссия являлась секретной, поэтому никаких материалов об экспедиции по ее окончании издано не было, отчета об экспедиции в архивах не сохранилось, а проследить ее маршрут можно было лишь пунктирно по немногочисленным письмам Спренгтпортена и сопровождавших его лиц, по некоторым дневникам жителей Иркутска, да по сохранившимся рисункам художника Е.М. Корнеева[524]524
  Гончарова Н.Н. Е.М. Корнеев. Из истории русской графики начала XIX века. М., 1987; Труды Восточно-Сибирского отдела Императорского Географического общества. № 5; Иркутская летопись. Иркутск, 1911; некоторые письма находятся в фонде Е.М. Спренгтпортена в Отделе рукописей Российской Национальной библиотеки; некоторые сведения содержатся в письмах А.Х. Бенкендорфа к М.С. Воронцову// Архив графа Воронцова. Кн. XXXV. М., 1889.


[Закрыть].

Мемуары Бенкендорфа позволяют восстановить маршрут не только всей поездки, но и каждого ее участника, становится яснее цель экспедиции. Нельзя сказать, что экспедиция Спренгтпортена была научным мероприятием, каких со второй половины XVIII века было организовано уже достаточно много. Академические экспедиции 1768–1774 годов под руководством И.И. Лепехина, Н.Я. Озерецковского, П.С. Палласа, И.И. Георги, правительственные экспедиции, такие, например, как северо-восточная морская географическая экспедиция под руководством И.И. Беллингса и Г.А. Сарычева (1785–1795), экспедиции, снаряженные купцами Г.И. Шелиховым в 1775 г., М.С. Голиковым в 1781–1785 годах, П.И. Челищевым в 1791 году, значительно обогатили представления о природе, быте, культуре населения Сибири, состоянии ее торговли, ремесел, промыслов и т. п. Регулярно проводились топографические съемки отдельных районов края с целью составления военных атласов и карт, рекогносцировочные описания северных оконечностей России[525]525
  Греков В.И. Очерки по истории русских географических исследований. М., 1960; Гнучева В.Ф. Экспедиции Академии наук в XVIII–XIX вв. Л., 1940; Ефимов А.В. Атлас географических открытий в Сибири и Северо-Западной Америке XVII–XVIII вв. М.,1964; Лебедев Д.М. Очерки по истории географии в России XVIII в. М.,1957; Сарычев Г.А. Путешествие по Северо-Восточной части Сибири и Ледовитому морю. М., 1952.


[Закрыть]. Возвращаясь из поездок, многие путешественники старались всем увиденным поделиться с читателями, так как описание путешествий было в начале XIX века одним из любимых чтений не только специалистов, но и «любопытной публики».

Очевидно, перед экспедицией ставилась прежде всего инспекционная задача – обратить внимание на состояние административного управления местностей, ознакомиться с характером населяющих эти местности народов, с их бытом, промыслами, обрядами, ну и, конечно, по ходу дела заниматься изысканиями исторического характера. Конфиденциальный характер экспедиции, очевидно, не позволил Бенкендорфу сразу после окончания поездки опубликовать свои путевые зарисовки, и он решил это сделать значительно позже в своих мемуарах.

Коротко проследим маршрут экспедиции генерала Е.М. Спренгтпортена, каким он предстает по воспоминаниям Бенкендорфа. Путешественники выехали из Петербурга в феврале 1802 года. Сев в Шлиссельбурге на корабль, проплыв по Ладожскому каналу и реке Сясь до Тихвина, миновав Устюжну, Мологу и Шексну, они прибыли в Рыбинск. Отсюда началось плавание по великой Волге. К маю 1802 года богатые торговые российские города – Ярославль, Кострома, Нижний Новгород – остались позади. Путешественники добрались до Казани. Проведя там несколько дней, выехали в Оренбург, который, помимо административного и торгового центра, являлся еще и важным приграничным городом. Все это заставило экспедицию провести там несколько дней, исследуя окрестности и изучая местность. После Оренбурга взяли курс на крепость Троицкую, двигаясь вдоль линии границы, «меняя лошадей и конвой в маленьких фортах, являющихся единственными населенными пунктами на дороге». Из Троицкой, покинув приграничную линию, поехали в глубь края, осматривая богатые уральские рудники и шахты, и добрались до Екатеринбурга – крупного богатого города. Отдохнув в нем несколько дней, отправились в Тобольск, где задержались уже надолго. Пребывание в Тобольске оставило неизгладимое впечатление: «Пересекая эту границу Сибири, меня охватило нечто вроде страха: я очутился на этой земле, орошенной столькими слезами, местопребывании стольких преступников, но столько же и невинных жертв… Я жил в этом крае, который щедро одаривает Россию богатствами и который получает взамен от этого только отбросы людей, чьи преступления должны караться смертью, или известных интриганов, сосланных сюда другими интриганами. Мысль жить среди преступников и несчастных ужасна и можно только вообразить себе ощущение, которое производит переход этой границы, на которую приучились смотреть как на некую ужасную тюрьму и позорную гробницу».

Как часто практиковалось в подобных экспедициях, их участники могли путешествовать раздельными маршрутами. Это позволяло обследовать и зафиксировать значительно больше территорий. Так, Бенкендорф с художником Корнеевым предприняли из Тобольска поездку к берегам Ледовитого океана. Поднявшись вверх по Иртышу и Оби, они доехали до Березова и побывали на землях кочевых северных племен. С юмором описывает Бенкендорф визит к нему вождя племени самоедов: «Я нанес визит вождю. Он принял меня с удивлением, но выразил мне большое почтение. Я преподнес ему несколько подарков и удалился ночью на корабль. На следующий день вождь нанес мне ответный визит; я чуть было не разразился громким смехом, глядя на него: босые ноги, без чулок, выряженный в платье на французский манер из малинового бархата, обшитого галуном по всем контурам; куртка и панталоны; и с местной прической. Я не ведал, что Двор прислал ему этот костюм, и он посчитал своим долгом нарядиться во все это для того, чтобы придти меня повидать. Его сопровождала масса самоедов, и прием прошел со всеми формальностями, кои вождь себе представлял. Он мне преподнес четырех соболей, бутылку водки и огромную рыбу. Я ему подарил сукно, женские украшения и мы расстались добрыми друзьями».

Отсутствие Бенкендорфа и Корнеева длилось полтора месяца. За это время генерал Спренгпортен уже покинул Тобольск и отправился через Омск в Усть-Каменогорск. Соединившись со всей экспедицией в Семипалатинске, путешественники отправились в Иркутск, проезжая Томск и маленький городок Красноярск. От Иркутска было рукой подать до Кяхты – только пересечь озеро Байкал. «Наконец мы прибыли в Кяхту – наиболее удаленный конечный пункт нашего путешествия и место, которое должно было более всего возбудить наше любопытство. Площадь из 1000 шагов, где осуществляется вся торговля России с Китаем, делит город на русскую часть, населенную приказчиками наших купцов, и заселенную инспекторами китайскую часть; площадь – единственное место, где торговля разрешена. Кяхта является только торговым поселением; здесь нет ни одной женщины, этот маленький китайский город заселен только торговцами, чиновниками и военными, которые несут службу с точностью и беспримерной суровостью, в порядке и в строгом исполнении предписаний своего руководства… Но зато китайское правительство настаивает на строгом соблюдении той же дисциплины у нас в отношении своих границ, а малейшая оплошность тут вызывает ряд серьезных объяснений, угрожающих каждый раз разорвать торговлю Кяхты. Мы располагаем всеми возможными средствами для того, чтобы обеспечить себя самыми точными понятиями относительно Китая с помощью русского архиепископа, проживающего в Пекине, которого должны менять каждые 5 или 7 лет и который может привозить с собой, я думаю, четыре или шесть студентов для обучения китайскому языку».

В Кяхте путешественники не стали задерживаться, торопились возвратиться обратно до начала замерзания Байкала. В Иркутске участники экспедиции вновь расстались – Ставицкий из Кяхты самостоятельно поехал в Нерчинск и добрался до устья Амура, а Бенкендорф один отправился в Якутск, где пробыл целую неделю. «Я прибыл в Якутск к полудню, – пишет Бенкендорф, – еще было светло; как не видел я ночи в Обдорске в течение лета, так я и не увидел дневного света здесь в конце декабря. Но в полдень его было довольно для того, чтобы отчетливо прочесть на столбе: 2600 верст от Иркутска и 9250 от Москвы. Это расстояние меня испугало, однако же нужно было его преодолеть, чтобы вернуться; я прекрасно знал, что был на этом расстоянии, можно сказать, на краю света, но этот столб произвел на меня впечатление зловещего оракула и живописал мне в одно мгновение все затруднения, все тяготы, кои меня ожидали и которые были бы тем более несносными, что любопытство было уже удовлетворено». Бенкендорф посетил якутское селение, присутствовал на шаманском обряде, хотел предпринять поездку на Камчатку и в Охотск и спуститься к устью Лены, чтобы посмотреть захоронения мамонтов, но холод и отсутствие дорог зимой остановили его от такого шага.

Все члены экспедиции соединились в середине зимы 1803 года в Тобольске и вместе отправились в Россию. Но после Екатеринбурга их пути снова разошлись: Спренгтпортен со Ставицким отправились в Москву, а Бенкендорф в Петербург «с докладом обо всем путешествии».

То, что в столицу поехал Бенкендорф, а не генерал Спренгтпортен – неудивительно. Экспедиция не была еще закончена, доклад являлся промежуточным и, видимо, необязательным. Горячее стремление Бенкендорфа съездить в Петербург, близость его ко Двору и к императрице Марии Федоровне, а также не особенное желание Спренгтпортена появляться перед государем и заставили последнего воспользоваться удачным случаем.

Уже через три недели после своего возвращения Бенкендорф заторопился к Спренгтпортену. Вместе с А.Д. Гурьевым – сыном будущего министра финансов, который ехал на Кавказ для геологических изысканий, весной 1803 года они прибыли в Москву, откуда экспедиция взяла курс к южным российским границам. Ее участники побывали в Казанской и Саратовской губерниях, спустились по Волге до Астрахани, затем отправились на Кавказ. Здесь с разрешения генерала Спрен-гпортена Бенкендорф на несколько месяцев покинул экспедицию и отправился в Грузию. Вместе со своим другом М.С. Воронцовым он поступил волонтером в Кавказский корпус П.Д. Пщцианова, «дабы усовершенствоваться в воинском искусстве».

А члены экспедиции Спренгтпортена тем временем осмотрели калмыцкие степи, посетили озеро Эльтон и через Харьков и Полтаву добрались до Херсона, где встретили Новый, 1804 год. Туда же, в Херсон приехал и Бенкендорф.

Путешественники оставались в Крыму до весны 1804 года, а затем на военном корабле отплыли в Стамбул, и в августе 1804 года были уже в Греции. Спренгтпортен имел задание обследовать военные укрепления о. Корфу. Новое государство Ионических островов, основанное в 1798 году после освобождения их эскадрой Ф.Ф. Ушакова из-под власти наполеоновской Франции, представляло собой самоуправляющуюся республику и существовало под протекторатом России. Посещением этих островов и заканчивалась официальная миссия генерала Спренгтпортена. На Корфу Бенкендорф получает высочайшее разрешение покинуть генерала и остаться на острове при русском корпусе. Спренгтпортен со Ставицким вскоре уехали в Россию, а художник Корнеев, с разрешения Академии художеств, в Италию.

До настоящего времени наиболее полным и исключительно наглядным источником для описания экспедиции Спренгтпортена являлись рисунки Е.М. Корнеева. Молодой, талантливый пансионер Академии художеств, проявивший склонность к пейзажной живописи, Корнеев в 1802 году был приглашен к участию в правительственной экспедиции. Участие художника в подобных мероприятиях, его видовые зарисовки были важным документом для отчета о путешествии, кроме того, художники часто выполняли функции картографов и топографов. Больше всего Корнеев сделал пейзажных рисунков – виды Сибири, Поволжья, южных губерний России. Тщательно фиксировал он различные местные обряды и костюмы. Рисунки Корнеева были настолько удачны и интересны, что их сразу же после возвращения художника приобрел известный коллекционер, баварский посланник при русском дворе Карл Рейхберг. Он же предложил художнику поехать в Мюнхен для работы над созданием альбома «Народы России». Альбом был издан в 1812–1813 годах в Париже и стал очень популярен. Рисунки из него копировали такие художники, как Вернье, Деметр, Монне, многие листы альбома в течение XIX века неоднократно переиздавались.

Подлинные же рисунки Корнеева оставались у Рейхберга. Несколько раз Рейхберг предлагал приобрести их, обращаясь и в Академию наук, и в Академию художеств, и к ее президенту А.Н. Оленину. Убедившись, что никто не купит у него «портфель Корнеева», в 1819 году Рейхберг обратился с подобной просьбой к Бенкендорфу. И не ошибся, в память своего первого служебного задания, Бенкендорф купил часть рисунков. Они долгое время хранились в известном прибалтийском имении Бенкендорфа Фалль. После смерти Александра Христофоровича рисунки оставались в собственности его дочери – М.А. Волконской, а затем, очевидно, по «декабристским связям» попали к В.Е. Якушкину. В настоящее время рисунки находятся в Государственном Историческом музее и являются наиболее полной известной коллекцией работ Е.М. Корнеева[526]526
  Гончарова Н.Н. Е.М. Корнеев. Из истории русской графики начала XIX века. М., 1987.


[Закрыть].

Е.М. Корнеев принадлежал к тому поколению художников-пейзажистов, которых принято называть видописцами. Работавшие преимущественно в первые два десятилетия XIX века, они все свое творчество подчинили задаче наиболее полного визуального документирования. Спецификой их творчества была работа с натуры, а получившая широкое распространение для этих целей еще в XVII веке в Англии акварель оказалась очень удобной техникой для путевого художественного репортажа. Рассматривая в этой связи рисунки Корнеева, необходимо помнить, что художник исходил прежде всего из тех задач, которые были поставлены перед участниками экспедиции – наиболее полно и четко зафиксировать местность и определенные объекты. Возможно, в какой-то мере на Корнеева возлагалась и роль топографа. Недаром многие его рисунки отчасти напоминают глазомерную съемку – панорамность изображения, широкая перспектива, четкая прорисовка расположения селений, крепостей, природных географических объектов. Подробная детализация рисунков тоже не случайна, только художник мог запечатлеть неподдающиеся описанию в официальном отчете своеобразные элементы природного ландшафта и специфику быта многочисленных народностей России. Часто встречающиеся в рисунках изображения самого Корнеева и других членов экспедиции говорит о достоверности запечатленных событий.

Историки давно уже оценили значение тех исторических сведений, которые несут в себе рисунки Е.М. Корнеева. Многие из них являются единственным изобразительным источником ряда местностей и городов России и по своей документальности источником бесценным. Однако до недавнего времени эти рисунки существовали сами по себе, вне связи с какими-либо другими источниками экспедиции. Изображенные на них персонажи воспринимались как стаффаж, а представленные сюжеты не могли быть точно интерпретированы. Теперь же, сопоставя рисунки Корнеева с текстом записок Бенкендорфа, мы видим насколько рисунки достоверно, точно и подробно отражают жизнь экспедиции. Так, например, на незаконченной акварели Корнеева, имеющей в монографии о Корнееве название «Привал путешественников у Томских порогов», мы видим сидящую у костра группу людей. Один из них, по предположению автора монографии Гончаровой, являющийся непосредственно самим художником, по, видимому, пробует из котелка приготовленную пищу. Чуть поодаль, у воды, чинят поврежденную лодку. В записках Бенкендорфа, очевидно, эта сцена описана так: «…теперь ветер нам благоприятствовал, однако, плывя против течения, мы вскоре наскочили на камень и наше судно дало течь. Нам ничего не оставалось делать, как продолжать плыть, непрерывно вычерпывая воду, и не осмеливаясь отдаляться от берега. Наконец, наша путеводная звезда провела нас мимо места, где находилась рыболовецкая артель под предводительством одного русского, приехавшего сюда основать рыбный промысел. Там мы нашли чай, чудесную уху и хлеб. Вдохновленные этой встречей, мы починили наше судно и вскоре, с большим сожалением, расстались с нашими рыбаками.» Подобные сопоставления можно продолжить.

Многие рисунки Е.М. Корнеева, как отмечала исследовательница его творчества Н.Н. Гончарова, не датированы, не атрибутированы, содержание некоторых представляется не вполне выясненным. Теперь же, сопоставляя рисунки Корнеева с текстом записок Бенкендорфа, мы видим, что они являются изображением конкретных событий, происходивших с участниками экспедиции, и это позволяет значительно расширить представления об этой мало известной, но важной экспедиции в восточную часть Российской империи.

Так уж случилось, что биография шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа всегда в нашей литературе начиналась с 1826 года – года создания пресловутого III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И мало кто задумывался над тем, что было тогда Александру Христофоровичу уже 45 лет, и половина жизни была в прошлом. Какой была эта жизнь, не карьера и служба, а обычная человеческая жизнь с ее житейскими радостями и невзгодами?

Но изучать эту жизнь достаточно сложно – сохранилась она лишь в некоторых семейных преданиях, подтверждение которых потомки графа еще в XIX веке разыскивали по архивам, да в воспоминаниях друзей, сослуживцев и знакомых Бенкендорфа. Между тем, было известно, что некоторые значимые события своей жизни Бенкендорф записывал в своеобразные дневники. Они были обнаружены в 1844 г. после смерти Бенкендорфа при разборе его рабочего кабинета в доме по Фонтанке, 16. Николай I распорядился доставить воспоминания друга к себе, записки долгое время оставались в его кабинете, а затем поступили на хранение в Собственную Его Императорского Величества библиотеку в Зимнем дворце[527]527
  О судьбе мемуаров А.Х. Бенкендорф см. статью «Мемуары графа Бенкендорфа» в настоящем сборнике.


[Закрыть].

И хотя воспоминания охватывают большой временной промежуток, начинаясь кратким экскурсом в детство и юность автора и заканчиваясь днем пожара Зимнего дворца 17 декабря 1837 года, в них, к сожалению, Бенкендорф чрезвычайно скупо излагает подробности своей биографии. Зато на первых страницах воспоминаний он с очевидным удовольствием или ностальгией описывает любовные похождения своей молодости, как бы подтверждая поздние высказывания современником о нем как о ловеласе и соблазнителе.

Увлечение прекрасным полом началось у Бенкендорфа в юности, когда в пансион аббата Николя, где учился наш герой, на уроки танцев приглашали ассистировать девушек из соседних пансионов, а по воскресеньям позволяли посещать сестер, учившихся в Благородном пансионе при Смольном монастыре. Молоденькие девушки очень нравились Бенкендорфу, их маленькие ножки, открытые плечи и тонкие талии «раздражали ум и сердце, и любовь, занявшая теперь место в моей голове, охотилась там на математику, грамматику и что за этим следовало»[528]528
  Здесь и далее все цитаты из мемуаров Бенкендорфа приводятся по рукописи: ГА РФ. Ф. 728. Оп. 1. Д. 1353.


[Закрыть], – запишет он в своих мемуарах много лет спустя.

Вскоре с аббатом пришлось расстаться, явно не без желания последнего, но его отличные рекомендации и покровительство императрицы Марии Федоровны сделали все для того, чтобы поступить младшим офицером в привилегированный Семеновский полк, а затем и адъютантом к императору Павлу Петровичу. «Меня ввели в свет, но в свет весьма скользкий и очень бурный, но мой возраст и моя неопытность позволяли мне замечать только удовольствия». Ни страх перед постоянными капризами вспыльчивого императора, ни боязнь потери расположения императрицы не могли заглушить в нем постоянного стремления новых любовных побед. Тем более, что все они достигались с неимоверной быстротой и успехом.

Дворцовый переворот 1801 г. он встретил с радостью, хотя и осудил методы заговорщиков. «От террора мы перешли к счастью, началась новая жизнь, все поздравляли друг друга на улицах, вся Россия приветствовала своего нового Императора с радостью и любовью», – вспоминал он в своих мемуарах. В ожидании предстоящей коронации, назначенной на сентябрь 1801 г. проходили нескончаемые праздники, маскарады, фейерверки – «…это лето может быть названо сумасшедшим летом, любовь и абсолютная свобода окупили все издержки…». Он никак не мог остановиться, все больше и больше увлекаясь женщинами – молодыми и не очень, замужними и совсем юными, женщинами высшего света и женами камердинеров. Все это чрезвычайно беспокоило и раздражало императрицу-мать, которая по-прежнему проявляла заботу о вверенных ей детях любимой подруги[529]529
  Мать Бенкендорфа, Анна-Юлиана Шиллинг фон Канштадт, приходилась близкой подругой детства императрице Марии Дедоровне. Подробнее см. статью «Состоящие при Малом дворе» (семейство Бенкендорф) в настоящем сборнике.


[Закрыть]. Однако на Бенкендорфа не действовали ни уговоры, ни угрозы лишения наследства. И когда генерал Е.М. Спренгпортен представил императору Александру I план инспекционной поездки по России, Мария Федоровна сделала все от нее зависящее, чтобы в экспедицию был зачислен и Бенкендорф. И сам Александр Христофорович обрадовался такой возможности – генерал Е.М. Спренгпортен был известным военным специалистом в области рекогносцировки границ и у него многому можно было научиться, завести новые знакомства и связи, испытать себя, удовлетворить любопытство. Экспедиция продолжалась два с половиной года. За это время будущий глава политической полиции доехал почти до самого конца земли российской, испытал и холод, обморозив ноги в Якутске, и голод, когда почти две недели питался вяленой рыбой, добираясь до Обдорска, и мучительную усталость, и отсутствие элементарных человеческих условий. Во время этой экспедиции он успел и поучаствовать в боевых действиях на Кавказе в корпусе генерала П.Д. Цицианова и получить первые свои боевые награды. С жаром исследователя он впитывал в себя новые впечатления, делал выводы, с увлечением описывал увиденное в своем дневнике. Конечно, молодость брала свое и описаний любовных похождений на страницах этого дневника значительно больше нежели путевых зарисовок. В каждом более менее населенном пункте его как будто ждала очередная красотка и, как правило, из местного высшего общества, а на обширных безлюдных просторах, где кочевали местные племена, любопытство Бенкендорфа чрезвычайно «возбуждали местные имена и национальные костюмы девушек».

Экспедиция закончилась на о. Корфу, где Александра Христофоровича ждало разрешение покинуть Спренгпортена и остаться при русском корпусе генерала Р.К. Анрепа, составляющем гарнизон острова. Успешные действия по формированию легиона из местных жителей по защите независимости Республики Семи островов принесли Бенкендорфу признание его военных и дипломатических способностей не только у своего начальства, но и у местных жителей: «Эти храбрые зилоты, античный костюм которых напоминал древних спартанцев, часто мне говорили, что однажды они изъявят мне свою преданность, вознеся меня на своих руках на стены Константинополя. Грек все еще остается тем, чем он был в лучшие временя Афин, одно лишь слово воодушевляет его; и энтузиазм, к которому он наиболее восприимчив, нежели все народы Европы, вознесет на высочайший уровень могущества того, кто сумеет его зажечь и вернуть этой нации ее прежнюю независимость». Однако, слишком открытые любовные связи, многочисленные ухаживания и интриги положили конец греческой карьере Бенкендорфа. Граф Г.Д. Моцениго, российский посланник на острове, усиленно добивавшейся расположения одной знатной дамы, бывшей на тот момент дамой сердца Бенкендорфа, сделал все, чтобы убрать с Корфу молодого любвеобильного офицера.

В северной столице его приняли ласково, но твердо дали понять, что отныне он под императорским присмотром. Начавшаяся вскоре военная компания 1806–1808 гг. отвлекла Бенкендорфа от меланхолии и грусти. Он назначается состоящим при графе П.А. Толстом в Пруссии, принимает участие в боевых действиях, отличается в сражении при Прейсиш-Эйлау. При назначении П.А. Толстого послом в Париж, с ним туда отправляется и Бенкендорф. Выполняя ответственные дипломатические поручения и постоянно курсируя между Веной, Парижем и Петербургом, Александр, конечно, развлекаться не забывал. В Париже невозможно не влюбиться, и он, как и положено, влюбился, да не в обыкновенную француженку, а в одну из лучших актрис Парижского театра, любовницу самого Наполеона – знаменитую мадмуазель Жорж[530]530
  Жорж (настоящая фамилия Веймер) Маргерит-Жозефин (1787–1867) – французская актриса, на сцене с 5-летнего возраста. В1802-1808 и 1813–1818 гг. выступала в театре «Комедии Францез», исполняла роли в классических трагедиях «Андромаха», «Баязет», «Ифигения в Авлиде». В 1808–1812 гг. выступала в России. После возвращения во Францию играла в театре «Одеон» и «Порт-Сен-Мартен». Оставила сцену в 1849 г.


[Закрыть]. Высокая, статная, достаточно полная, с удивительным античным профилем, она была похожа на древнегреческую статую, а неподражаемый нежный голос восхищал и завораживал собеседника. Он достаточно долго добивался ее расположения, «но чем больше встречал трудностей, тем больше желание овладеть ею становилось непреодолимым. В конце концов, после многочисленных хлопот и трудностей я был введен к ней, и моя любовь не встречала больше препятствий… Я был сам не свой от радости и счастья и забыл все, даже чувство долга ради того, чтобы заниматься только своею любовью». Страстная и пылкая любовь продолжится в течении четырех лет и принесет Бенкендорфу как годы «необыкновенного блаженства», так и горькие минуты разочарования, ревности и измены. Любовь закончится уже в Петербурге, куда он с необыкновенными трудностями, убегая от французской полиции и рискуя собственной жизнью, привезет свою возлюбленную. А случилось это следующим образом. Однажды, Жорж «заявила, что готова покинуть Париж, оставить все, что имеет, даже талант, и уехать со мной, куда я пожелаю. Воодушевленный этим предложением, я написал в Петербург, чтобы получить позволение императора принять мадемуазель Жорж в труппу придворного театра…Я просил соблюсти строжайший секрет от посла Франции в России и с беспокойным нетерпением ожидал ответа императора. Он превзошел все мои ожидания – по приказу императора господин Нарышкин прислал мне незаполненные бланки контрактов и полномочия принять мадемуазель Жорж и других французских актеров и актрис. Ничто более не препятствовало нашим желаниям, кроме трудностей покинуть Париж и обмануть бдительность полиции. Начали готовиться к отъезду. Я был недавно произведен в полковники, и начавшаяся в Финляндии война против Швеции предоставила мне предлог просить посла направить меня в Россию. Я не мог уехать одновременно с мадмуазель Жорж… я не мог компрометировать себя похищением. Я заплатил одной женщине, которая обратилась в австрийское посольство за паспортом. Внешне она походила на мадмуазель Жорж и та должна была получит ее паспорт… Для того, чтобы обмануть прислугу, мы приучили ее к нашим отлучкам на несколько дней в Версаль. Дорожная карета была приготовлена у меня, вещи собраны по мере возможности. Однако, одно непредвиденное осложнение остановило наши приготовления. В театре поставили новую трагедию, Артаксеркс, где у мадмуазель Жорж была главная роль…Она мне пообещала провалить спектакль, плохо играя… С самого начала представления публика принимала мадмуазель Жорж с таким восторгом, что она, забыв про поездку и обещания, превзошла саму себя… Вернувшись к себе, Жорж была одновременно огорчена и польщена завоеванным успехом… Спектакль потребовали повторить, надо было играть на следующий день, через день и в последующие дни. Наконец, Жорж решилась попросить у автора и у своих товарищей четыре или пять дней отдыха под предлогом, что у нее сильно болит горло… Мы объявили о желании провести все пять дней в Версале… Рано утром в первый день отпуска фиакр привез нас к дорожной карете, которая ждала на дороге в Бонди. Я посмотрел, как карета увозила в Россию предмет моего восхищения и пошел спрятаться к молодому князю Гагарину, у которого провел предыдущую ночь. Я не осмелился показаться на людях, так как все считали что я нахожусь с Жорж в Версале». И вот настал день спектакля. Напрасно прождав Жорж, спектакль заменили. Актрису искали, естественно, первым делом у любовника. Бенкендорф заявил, что уже несколько дней как рассорился с ней. Полиция начала розыск. За Бенкендорфом следили филеры. На границы по телеграфу был передан приказ задержать беглянку. Знаменитый шеф наполеоновской тайной полиции Жозеф Фуше, чтобы «расколоть» будущего шефа русской жандармерии, изобрел провокацию. В театре объявили о возобновлении спектакля, а Фуше сообщил графу Толстому, что Жорж поймана и содержится в тюрьме и ее привезут только на время спектакля. Бенкендорф, конечно, нервничал: арест актрисы мог сильно скомпрометировать не только его, но и все русское посольство. А публика, возбужденная таким скандалом, повалила в театр, готовясь освистать изменницу. Все выглядело так натурально, что Бенкендорф уже поверил в арест своей любовницы. Но вот наконец поднялся занавес. «Я дрожал от нетерпения и беспокойства; появилась принцесса Мандана и несмотря на прикрывающую ее вуаль, я узнал мадмуазель Бургуан, которой была поручена эта роль. Она получила первую порцию свистков и шума, предназначенных для мадмуазель Жорж. Не будучи окончательно убежденным, я почувствовал все же, что у меня с плеч свалился тяжелый груз. Я покинул театр, который меня больше не интересовал, и, вернувшись к себе, с огромным удовольствием нашел письмо от мадмуазель Жорж их Мюнхена, где она находилась уже вне досягаемости парижской полиции. Я поспешил сообщить лукавому Фуше только что полученные известия и был очень горд этой победой, одержанной над его бдительными сотрудниками».

Через несколько дней Бенкендорф уехал из Парижа и прибыв в Петербург, сразу же побежал в гостиницу «Север», где остановилась его возлюбленная. Радости и восторги первых встреч были омрачены холодностью императора и императрицы-матери. Несмотря на это «выйдя из дворца, я побежал к Жорж, забыв опалу и опьяненный любовью. Не желая видеть в мадмуазель Жорж никого, кроме соблазнительного шпиона Наполеона, весь двор осыпал меня упреками и критиковал все, вплоть до таланта и красоты актрисы, которые еще не были продемонстрированы. Через несколько дней после моего приезда, ей сообщили, что она будет дебютировать в Павловске в присутствии Императора и всей Императорской семьи. Понимая, что существует предубеждение против нее, она дрожала, когда готовилась выступать. В тот день я был на службе, и Император хладнокровно отправил меня на Каменный остров». С первого же выступления успех был оглушительный и он возрастал после каждого сыгранного спектакля. Подобрели и при дворе. «Я более совершенно не скрывал нашей связи, мы вместе жили и вместе принимали, как если бы мы были мужем и женой. Вначале в свете отвергали это как нечто неприличное, но в конце концов это стало обычным делом… К стыду своему, я почти год прожил этой беспечной жизнью, полной любви и безделья. В конце концов, хотя ни моя привязанность, ни прелесть нашей связи не уменьшились, я, тем не менее, почувствовал стыд за свое бездействие; война в Финляндии закончилась, ктоОто завоевал на ней громкое имя, а я это упустил. Возобновилась война с турками, и я решил, что моя честь будет запятнана, если я не попрошу у Императора разрешения отправиться в Молдавию. Он с готовностью разрешил мне это. Я простился с мадмуазель Жорж, которая проводила меня до Гатчины. Как и следовало ожидать, мы поклялись друг другу в вечной любви и нерушимой верности во всех испытаниях, и, преисполненный грусти, я ступил на путь славы».