Текст книги "О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки"

Случай этот скоро представился. В 1851 году граф Перовский отправился в отпуск в Крым, а Липранди уехал в Карлсбад на 4 месяца с выдачею 2 тысяч рублей серебром. Имевшиеся у него по разным департаментам поручения по приказанию министра, до возвращения Липранди переданы были трем разным лицам. Одно из этих лиц, неопытное в делах, но значительное именем и некоторыми связями, было употреблено орудием бюрократов, искавших, во чтобы ни стало, отдалить Липранди от дел, а потому, оставаясь сами за щитом, и, пользуясь отсутствием Перовского, употребили пред управлявшим министерством, вовсе не знавшим ни Липранди, ни близко его занятий, чтобы представить его с неблагоприятной стороны, ограничиваясь в этом только голословными сплетнями, за неимением для сего никаких данных, хотя все дела Липранди находились в их руках (известно, что они не только сами но и поручали экспертам отыскать что-либо в кипах дел представленных министру). Так в продолжении почти четырех месяцев, довольствовались только усилением одной молвы. Наконец избранное и напутствованное ими лицо, имея обязанностью только продолжать два или три дела неоконченные Липранди до его возвращения, в выданных ему на дом всех дел, производившихся Липранди и прошедших уже не только чрез рассмотрение в министерстве, по заведенному порядку по два раза каждое; но все судебные инстанции, секретный комитет, Комитет господ министров и Высочайше утвержденные. В этом огромном числе дел найдены были какие-то упущения и помянутое лицо подало о сем рапорт министру, разгласив, с помощью двух бюрократов то, что могло сообразоваться с их видами. Но какие именно были эти упущения Липранди положительно не знал. По возвращении его из отпуска, ему приказано было принять опять все дела но он принял только дела по хозяйственному и полицейскому департаментам, а равно и секретные, но отказался принять дела из департамента общих дел, до тех пор, покуда извет помянутого лица не будет ему предъявлен и не будет сделано на оное объяснение. Граф Перовский убеждал Липранди не обращать на эти, как он называл, дрязги, внимания, но Липранди искал официальности, изложив побудительные тому причины. Наконец граф согласился на усиленную просьбу Липранди, но с тем, чтобы он сам потребовал от директора департамента помянутый извет, ибо иначе это подало бы повод в министерстве думать, что он, граф, дает тому какую-либо достоверность. Липранди исполнил это, и директор препроводил к нему при записке, три рапорта помянутого лица о сделанных им открытиях в делах, уже давно законченных, и, как сказано, прошедших чрез все инстанции, где не упустили бы заметить не только-что какое-либо пристрастие, но даже самое ничтожное упущение, тем более, что дела этого рода, по ходатайствам в судебных местах, всегда длились, с целью и для сего прицеплялись даже к самым малейшим неясностям, следователем изложенным. Эти три мнимые упущения были столь бессмысленно избраны, что ясно доказывали, или совершенную неопытность, чтобы не сказать более, или наглое намерение бросить тень подозрения на Липранди в покровительстве подпавших ему под следствие[1916]1916
  Примечание И.П. Липранди. Первый донос. Прежде чем изложить это обстоятельство нужно знать, что 1816 год постановлен законом о преследовании скопцов, т. е. что оскопленные, прежде сего года, представив тому доказательства, – не подвергаются выселению, тогда как все, рожденные после 1816 года, если окажутся оскопленными, ссылаются без всякого объяснения. Таким образом, один из племянников 3-й гильдий купца Долгина, будучи скопцом, призван был в комиссию и на допросах показал, что он родился в начале 1815 года и в том же году оскоплен. Относительно первого обстоятельства комиссия вытребовала из здешней думы как он значится по метрическому свидетельству? Дума указала согласно с его показаниям, что он родился в 1815 году. Относительно времени его оскопления, он подвергнут был освидетельствованию физиката, ибо, ни Липранди, ни члены комиссии» не могли здесь служить авторитетом. Физикат выдал подробное свидетельство, признавая Долгина оскопленным в младенчестве. Дело было представлено в министерство, где, по рассмотрении поступило в суд. Оттуда опять в министерство и на общих правилах получило окончание. Спустя три года помянутое лицо получив откуда-то известие, что Долгин родился, не в 1816, ав 1818 году, приписал это умыслу Липранди оправдать Долгина! Во-первых, обязанность комиссии заключалась в собраний всех справок, не отвечая за то, как покажет Дума в свидетельстве, и во-вторых» что закон повелевает судебным местам, буде поступившие на их рассмотрение судебные дела окажутся не полными, то или бы возвращали к дополнению, или бы сами пополняли; следовательно и здесь нет никакого нарушения, тем более что суд вытребовал и метрику из Вологодской губернии. Но главное здесь то, что по вновь собранным после объяснения Липранди справкам оказался 1815 год. Для полного понятия причины доноса было то, чтобы указать что Долгин – купец, но и здесь полная неудача: ибо его состояние, весьма ничтожное, описано издавна за долги, следовательно расчет Липранди оказался бы не верным, а ему скорее бы должно было спасать тех, которые, будучи давно в 1-й гильдии, обладали огромными капиталами, но не пощажены им, Липранди, и они, и все факты к их обвинению были выставлены в следствии и они осуждены, несмотря на самые сильные ходатайства.
  Второй донос заключался в том, что одна 65-летняя женщина, сестра умершего скопца купца Борисова, оказавшаяся по освидетельствованию физиката не оскопленною, просила у комиссии позволения съездить на три дня в Шлиссельбург на могилу брата, и ей выдано было свидетельство для пропуска в том уважении, что, так как она, жившая в доме скопцов, включена была, как и многие другие в полицейские списки – без освидетельствования, чтобы ее не арестовали на дороге. Доносчик выставил это обстоятельство, как нарушение закона, воспрещающего скопцам выезжать из города, утверждая, что она скопчиха; но, по освидетельствованию полным физикатом и потом, по настоянию доносчика – в медицинском совете – она оказалась не оскопленною, как значилось в свидетельстве, выданном комиссией.
  Третий донос, что Липранди выдал скопцу, купцу 3-ей гильдии Николаю Федорову свидетельство, что он не скопец, и из отобранного у него Федорова свидетельства, выписал из оного в рапорт министру, только последние слова: «Николай Федоров в распространении скопческой ереси не замечен». Этот рапорт включает в себе более чем донос: ибо донос может произойти от неведения, по слуху и пр.; но здесь – явный умысел оклеветать самым без-стыдным, неблаговидным, самым преступным образом: ибо из свидетельства взяты только те слова, которые могут набросить тень подозрения. Обстоятельство это чрезвычайно любопытно тем, что оно доказывает, каким образом лица, принадлежащие к известным фамилиям, могут допустить себя до подобно презрительной роли, полагаясь на безнаказанное разыгрывание оной. В то самое время, когда выдано было Федорову помянутое свидетельство, он находился уже в Уголовной Палате под судом за скопчество – по исследованию же самого Липранди; следовательно надо было быть столь же ограниченных способностей, как сам доносчик, чтобы написать, что Н. Федоров не скопец. Поводом выдачи этого свидетельства было следующее: Николай Федоров и дядя его Васильев, находясь уже под судом за скопчество, и желая как-нибудь избегнуть высылки, в случае, если суд приговорит их к оной, подали прошение великому князю Михаилу Павловичу, изъявляя желание позолотить, на свой счет, купола Преображенского Собора. А как закон не позволяет принимать пожертвований от скопцов до оправдания их, то великий князь снесся о сем с графом Перовским, который отвечал Его Высочеству, что Николай Федоров находится еще под следствием и предписал комиссии поспешить окончанием дела что было исполнено и отправлено в суд. Затем командир лейб-гвардии Преображенского полка генерал-майор Жарков, неоднократно сносился с комиссией по сему предмету и требовал засвидетельствования. Комиссия по рассмотрении всех до сего относящихся обстоятельств, постановило журналом выдать Н. Федорову свидетельство в том, как сказано в журнале: «что он за скопчество находится еще под судом в Уголовной Палате; но что, со времени отправления дела в суд, по сведениям комиссии, он Федоров в распространении ереси не замечен». О чем и донесено министру. Эти последние слова вменены были комиссии в обязанность присовокуплять на следующем основании. Когда следствие оканчивалось, оно представлялось министру, который отправлял в подлежащее судебное место, откуда возвращалось, и прежде, чем представлять оное в секретный комитет, или комитет министров, смотря по сущности дела, министр посылал оное опять в комиссию для ближайшего рассмотрения и удостоверения, что подсудимый, доколе дело его производилось в судебных местах – «не был ли замечен в распространении ереси?» Что и соблюдалось во всех делах и были многие примеры, что, во время подсудимости лиц, они оскопляли, или подговаривали других к оскоплению. Доносчик знал это или нет – не известно; но он знал, что Липранди, отъезжая, передал ему, по приказанию министра, только дела, находившиеся в производстве, остальные же запечатал, как включавшие в себе многое, чего не все должны были знать. Вот три доноса, которые наделали столько шуму вначале, и остались, как увидим, безнаказанными, не смотря на всю ясность закона против клеветников-доносчиков. А между тем Липранди, узнав, что дело, четыре года как оконченное в комиссии об 18 богатейших скопцах, взято из Магистрата секретарем Рыжовым к себе на квартиру, с целью за значительные деньги, в присутствии этих скопцов бросить в огонь, довел до сведения министра, который и приказал сделать обыск: дела найдены были в кухне, под периною кухарки и в тот вечер должны быть сожжены. Можно бы было много указать подобного – освобождения скопцов после Липранди.


[Закрыть].

По смыслу этих трех доносов, Липранди представил Графу Перовскому подробное возражение и Его Сиятельство отметил на записке: «Истребовать объяснения». Но исполнение по сему откладывалось, ибо за ложный донос следовало бы подвергнуть доносчика взысканию по законам; Липранди до решения этого обстоятельства, не принимал дел. Граф Перовский, видя его настойчивость и не желая оставлять дела в тех руках, в которых оное находилось, закрыл скопческую комиссию, существовавшею с такою пользою в продолжении восьми лет, прекратившую новые оскопления, открывшую и доведшую оскопителей до сознания, чего до того никогда не случалось, а главное, лишив этих изуверов огромного числа рукописей самого вредного содержания, как значится в известной книге, секретно напечатанной по Высочайшему повелению в министерстве внутренних дел. Вскоре потом, в августе 1852 года, граф Перовский получил другое назначение и резолюция его осталась неисполненною. В этом же году Липранди получил опять отпуск в Карлсбад, а равно и вспомоществование; но не мог воспользоваться во время, по причине сильных припадков. Преемник графа Перовского генерал-адъютант Бибиков[1917]1917
  Бибиков Дмитрий Гаврилович (1792–1870) – генерал-адъютант, вице-губернатор Владимирской, Саратовской и Московской губернии, с 1837 киевский военный губернатор, генерал-губернатор Подольской и Волынской губернии, в 1852–1855 министр внутренних дел.


[Закрыть] был уже предубежден против Липранди, который имел в это время три значительные поручения, председательствуя в комитете, по Высочайшему повелению составленному из членов со всех ведомств, и в двух комиссиях, из коих одна – по желанию Наследника, ныне благополучно царствующего Государя. Новый министр тотчас отнял у Липранди жалованье, но оставил у него продолжение этих дел, которые, по мере окончания, представлялись ему; но новых поручений не давал, Липранди изложил в записке, со всею подробностью, вышеупомянутое обстоятельство доноса и просил господина министра быть правосудным. Но после долгого молчания, он пригласил Липранди к себе; был чрезвычайно приветлив; говорил даже, чтобы он не обращал внимания на болтовню; что про него самого говорят много, что относительно его, Липранди, он заставит молчать тем, что даст ему значительное поручение, которое и изготовляет; об этом он говорил и некоторым высшим особам, принимавшим участив в Липранди. Но этим всё и кончилось. В продолжении этого времени, по желанию некоторых сановников, Липранди составил многие записки по задававшимся ему предметам относительно разных мест военных соображений и т. п. и тогдашних действиях в княжествах[1918]1918
  Примечание И.П. Липранди. Независимо сего многие начальники отдельных ведомств, знакомые и незнакомые с Липранди, обращались частным образом к нему для получения многих объяснений и сведений о крае, столь близко ему знакомом – и по изучению, и по занятиям по всем отраслям оного по служебным поручениям. Все они находили Липранди готовым удовлетворять их благородному желанию. Это свидетельствуется множеством фактов.


[Закрыть]. Записки эти восходили до Государя и Наследника, признавшим их заслуживающими внимания. По приезде, в начале 1854 года, генерал-фельдмаршала князя Паскевича[1919]1919
  Паскевич Иван Федорович (1792–1856) – генерал-фельдмаршал, в 1827–1831 командующий Отдельным Кавказским корпусом и управляющий Кавказским краем, с 1831 наместник Царства Польского с особыми полномочиями. Командовал войсками во время русско-персидской (1827–1828) и русско-турецкой войн, в 1849 командовал войсками в Венгрии.


[Закрыть] в Петербург, он тотчас послал за Липранди, которого знал с 1812 года; приказал ему изложить некоторые предметы, которые, по специальности постоянных его тридцатипятилетних занятий, были известны положительные как, без исключения, всем прочим. Одиннадцать раз Липранди работал с ним от 11-ти часов вечера до двух за полночь и далее, а часто приглашаем был и днем. Князь предлагал ему ехать с ним в княжества, по переименовании в военный чин, для исполнения некоторых его тайных предположений, – Липранди соглашался, но только с тем, чтобы получить, при переименовании его и назначение. Князь нашел доводы Липранди основательными, сказал, что прежде, чем он приедет в армию, ему неловко отселе делать перемещение, но чтобы Липранди был готов к немедленному отъезду, как скоро получит назначение, а между тем просил, чтобы Липранди дал с ним кого-либо знающего болгар. Липранди привез к нему Палаузова[1920]1920
  Палаузов Спиридон Николаевич (1818–1872) – историк, выпускник Ришельев-ского лицея В Одессе, занимался славянской словесностью, составил историю Болгарии, в 1854 прикомандирован к И.Ф. Паскевичу, по возвращении в 1856 году в Петербург исправлял должность чиновника особых поручений при министре народного просвещения.


[Закрыть], которого фельдмаршал и отправил в княжества.

Всё это известно официально. Но Светлейший, прибыв к армии, тотчас оставил оную без всяких распоряжений. Чрез несколько дней после представления генерал-адъютанту Бибикову последнего дела, бывшего у Липранди в производстве, он, без всякого предварения, в числе многих других, был оставлен за штатом[1921]1921
  Примечание И.П. Липранди. Несколько дней только пред тем, когда прошла молва, что из министерства множество чиновников будут уволены за штатом, одно возвышенное и официальное лицо говорило с министром о Липранди, и он заверил его, что Липранди не будет в этом числе и что он может оставаться спокойным, на это у Липранди есть письменный акт. Так поступлено было с чиновником, исполнившим при двух предместниках Г.А. Бибикова до 700 поручений, из коих некоторые высшей важности, и все – с самым полным успехом! Впоследствии тот же могучий бюрократ Министерства внутренних дел, не соблаговолил вместить в указ об увольнении Липранди и поручений, на него возлагавшихся, о которых Липранди представил ведомость, как это всегда делается. Жаловаться на него значило бы – самому же ему! До такой степени простирается самоуправство когда хотят вредить!


[Закрыть].

Шестой период

Столь неожиданное распоряжение побудило Липранди искать справедливости: он изложил весь ход обстоятельств и представил записку графу Орлову, для представления на Высочайшее воззрение, но, не смотря на обещания, до сих пор по ней не было сделано никакого движения. Не потому ли, что Липранди был правым – надо было обвинить других? После сего он утруждал ныне царствующего Государя всеподданнейшим письмом, в котором изложена была вкратце, как военная, так и гражданская его служба с ее исходом. Вследствие этого письма Государь повелеть соизволил спросить генерал-адъютанта графа Киселева о военной службе Липранди, как последнего его начальника на этом поприще; по гражданской же службе 700 поручений были налицо, из коих многие, по Высочайшему повелению, были переданы ему, Липранди, и с полным успехом оконченные. Граф Киселев официально сделал самый лестный отзыв о пользе, принесенной Липранди, и между тем присовокупил, что «по его мнению, Липранди есть один из лучших офицеров генерального штаба, и пр.» На этом основании предположено было переименовать Липранди в генерал-майоры и отправить в Крымскую Армию; но Липранди, после многих личных объяснений, подал генерал-адъютанту Катенину[1922]1922
  Катенин Александр Андреевич (1803–1860) – генерал-адъютант, с 1839 комендант императорской квартиры, затем начальник штаба Его пехотного корпуса на Кавказе, с 1848 командир Преображенского полка, с 1854 товарищ военного министра, в 1857 генерал-губернатор Оренбургской и Самарской области.


[Закрыть] докладную записку, прося определительного назначения. Тогда, по заведенному порядку, спрошен был главнокомандующий князь Горчаков[1923]1923
  Горчаков Михаил Дмитриевич (1793–1861) – генерал от артиллерии, участник Отечественной войны 1812 года и заграничных походов, русско-турецкой войны 1828–1829. Во время Крымской войны командовал войсками на Дунае, с 1856 наместник Царства Польского.


[Закрыть], что желает ли он иметь такого-то? Князь, лично знавши его, Липранди, бывший некогда младшим его товарищем, отнесся в лестных выражениях о способностях и храбрости его, но что болезненные припадки Липранди в настоящее время в Крыму, будут препятствовать к извлечению пользы от его способностей[1924]1924
  Примечание И.П. Липранди. Замечание это внушено Князю известным лицом.


[Закрыть].

Между тем главнокомандующий здешней армии генерал-адъютант Ридигер, узнав о намерении Липранди вновь вступить в военную службу, которой он был свидетелем со времени шведской войны – до турецкой 1828–1829 года включительно и удостаивал его всегда особенным расположением, часто приглашая к себе на собеседничество, при образовании своего штаба представлял Липранди в генерал-полицмейстеры армии и повторил это в выражениях и письменно, и изустно, в лестных для Липранди засвидетельствованиях, даже самому Государю Императору. Но как штаб армии должен был находиться в столице, где сосредоточены все власти то звание генерал-полицмейстера армии, хотя неизбежное во всех армиях[1925]1925
  Примечание И.П. Липранди. Одним уже скрытным надзором за мильонами, расходаваемыми разными лицами по заготовлениям.


[Закрыть], здесь признано было не нужным, то никто не был назначен.

Седьмой период

Оставаясь вне службы несколько месяцев, тщетно отыскивая справедливости, Липранди был приглашен графом Перовским поступить по министерству уделов, что, в том же 1855 году и состоялось. Предмет занятий по этому министерству был вовсе чужд для Липранди. Министр знал очень хорошо, что для деятельности Липранди оно не представит много пищи. Но здесь он сделал это в виде одного благодеяния, и доколе не очистится вакансия в члены Совета, он производил ему частным образом по 250 рублей серебром в месяц жалованья. В продолжении этого периода. Граф возлагал на Липранди многие занятия; как например, разбор его бумаг, до раскола относящихся, но преимущественно до хлыстовской ереси, которой изложение, подобно скопческой, повелено ему было Государем, но что не приведено было к окончанию по случаю оставления им министерства внутренних дел. Независимо бывших у графа материалов, Липранди собрал ему еще значительное количество рукописей[1926]1926
  Примечание И.П. Липранди. По смерти Графа семь больших пакетов, запечатанных печатью Липранди и много других записок, не были возвращены ему по принадлежности, как неотъемлемую его собственность, а отправлены в министерство внутренних дел.


[Закрыть], книг, картин и т. п. Цель Графа была заняться в 1857 году на даче. Некоторые розыскания, относящиеся до тысячелетия России много его занимали, разбор причин заключения Парижского мира, разные военные статьи, к которым он был пристрастен; замечания о крымском климате и соседственных мест, с примечаниями о предохранительных мерах, необходимых к наблюдению полком императорской фамилии, туда отправившимся, и всё, до сего относящееся; изложение дел под Севастополем и множество подобных предметов, требовавших неутомимою любознательностью Графа, желавшего о всем и у всех проникать в специальность. Среди всех надежд Липранди – смерть поразила графа в ноябре 1856 года, лишив его и получаемых ежемесячно 250 рублей. Новый министр хотя и оставил Липранди при министерстве, но не занимает его никакими поручениями; следовательно он не может ожидать и никакого содержания в будущности.

Результат

Таков ход пятидесятилетней службы Липранди. Здесь могут заметить, что, каким образом Липранди по возлагавшимся на него высшей важности поручениям на обоих поприщах, не далеко подвинулся в служебной иерархии? Ответ на это чрезвычайно прост и может быть засвидетельствован всеми близко его знавшими. Липранди ни стезями, ни происками не искал идти вперед; он ограничивался точным добросовестным исполнением возлагавшихся на него поручений не заботясь о последствиях в его пользу, не отвлекал себя от занятий, чтобы являться безотчетно на глаза в тех случаях, когда дело шло о вознаграждениях[1927]1927
  Примечание И.П. Липранди. Все могут засвидетельствовать, что Липранди бывал у Графа Перовского большею частию тогда только, когда Граф за ним присылал или встречалась особенная по делам необходимость; так-что проходило иногда месяц и более, что он не являлся. Оканчивавшиеся дела посылал при рапорте.


[Закрыть]: он предпочитал оставаться среди товарищей» пользоваться беседою их и собирать для своих соображений, специальность познаний каждого из них. Стоит только взглянуть на многие тысячи листов частных занятий Липранди вне службы, по историческим, географическим, статистическим и военным изследованиям (требовавшим содействия древних и новейших писателей), чтобы убедиться в наклонности Липранди, совершенно противоположной искательствам для чего у него и не могло оставаться времени. И это всё могут засвидетельствовать все знающие Липранди сорок лет, и припомнить, как упомянуто выше, что, в продолжении военной службы, два раза он мог, на основании статута, предъявить свои права на орден св. Георгия 4-го классе; но не сделал сего по убеждению, свойственному его характеру, что награда не должна быть: ни требована официально, ни путями искательств; имея свидетельство от главного своего начальника в тяжелой контузии, полученной в Смоленске, от которой страдает поданы, он не искал даже внести оную в формулярный список. Словом, Липранди был, если только можно так выразиться – чернорабочим и желал бы оставаться всегда таковым, и это, по собственному своему влечению, ибо безрассудно было бы отнимать от него понимание того, что этого рода труженики не уходят далеко, но что для сего нужно угождать и близкоокружающим бюрократам, имеющим свои виды, не всегда сообразные со взглядом Липранди, и т. п. качества, которых он в характере своем не вмещает. Он довольствовался всегда только тем, чтобы удовлетворять служебным требованиям прямого своего начальника, не заботясь об окружающих его, иначе смотрящих на дела, и которые, видя поручения, на Липранди возлагаемые, мечтали, что он, получив чрез то влияние на начальника, будет им вреден, искали окольных путей вредить ему. Пусть один из всех прямых начальников Липранди, из коих есть еще в живых (от других имеет, можно сказать, блистательные засвидетельствования), скажет что-либо против Липранди такого, которое бы, хотя несколько могло поддержать то, что могут сказать о нем лица, не только что никогда не бывшие его начальниками, но и не видевшие его в глаза, а руководствуется только молвою, распускаемою из различных видов и целей, людьми, которых Липранди и конечно с ним вместе и все благомыслящие, признают за самых вредных для блага, Не говоря уже о военной службе, Липранди был всегда чужд каких-либо почетных вознаграждений; так, пользуясь за службу свою доверенностию графа Перовского, не престававшего возлагать на него многочисленные и важнейшие поручения; чем он вознагражден в этом роде за десятилетнюю службу под его начальством? Орденом св. Станислава 1-й ст. – и только. Каждый раз, когда дело шло о представлении, то он испрашивал у графа 1000 или 1500 рублей серебром, что и было всегда выполняемо. Только представление, за окончание дела Петрашевского – к ордену св. Анны 1-й ст. было не известно ему, Липранди. Но здесь Комитет господ министров не удостоил его этой награды, как бы находя, что не следовало столь отчетливо исполнять это поручение. Члены оного невольно навлекли на себя мысль в недоброжелательстве, потому, что в каждом министерстве открыты были участники в этом деле, а потому, признав заслугу, они избежали бы многих толков… Статс-Секретарь А.Ф. Голицын[1928]1928
  Голицын Александр Федорович (1796–1864) – статс-секретарь Комитета министров, Член Госсовета, в 1830–1860 возглавлял ряд следственных комиссий и министерств, в т. ч. являлся председателем комиссии по разбору бумаг по делу Петрашевского, состоял при императоре Николае I по III Отделению с.е.в. канцелярии.


[Закрыть], председатель комиссии для разбора бумаг злоумышленников, представлял Липранди, как члена этой коммисии, в лестных выражениях к награде, но и это ни к чему не повело: один из бюрократов Министерства внутренних дел при получении им этого представления, в которое был включен и один чиновник занимавшийся у князя, выразился, что: «он также забрызган кровию, как и Липрандими» пр. и пр. Граф Перовский, вместо сего ордена выдал Липранди 2000 рублей серебром, и он был несравненно довольнее самого ордена, для получения которого многие готовы были бы сами заплатить втрое и более.

Молва, распущенная против Липранди вначале из особенных целей(о которых здесь длинно бы было говорить) и ныне бессознательно более или менее укорененная, заключается в трех главных отделах: 1. Что Липранди будто-бы пользовался своим служебным положением при графе Перовском: 2 что он будто-бы смотрит на всё с черной точки и усиливает изображение предметов, поручаемых ему к изследованию, и наконец 3. самое для него пагубное, что будто-бы Государь Император не благоволит к нему за его службу!.. На этих-то, совершенно ложных, мнениях, основываются все те, которые, может быть, и хотели бы быть полезными для него Липранди, но, не имея самостоятельности в характере – безсознательно подчиняются молве.

В первом случае, что Липранди, будто-бы пользовался своим служебным положением при графе Перовском, то клевета эта основывается на том, что Липранди будто-бы жил свыше своего состояния; что купил здесь, в Петербурге, дачу и т. п. Относительно образа жизни Липранди следует вначале заметить, что, независимо своего жалованья 2000 рублей (а с 1849 – еще из государственного казначейства ежегодно по 1000 рублей серебром, он постоянно получал, а иногда и по два раза в год по 1000 и по 2000 рублей серебром вспоможения, а был год, когда он получил 31000 рублей серебром, и кроме того около 25 тысяч рублей серебром ежегодно на издержки по комитетам, комиссиям, следственным делам и пр. Сумма, которая поступала частью в возврат в министерство по приговорам присутственных мест с виновных. Липранди имел иногда в одно время до 20-ти поручений, из коих на каждое назначались расходы: одна неутомимая деятельность его могла доставлять ему таковую сумму на расходы по служебным поручениям. Сверх того два раза получил по 5тысяч рублей серебром, а именно: за поверку и контроль полицейских сумм и открытие знатной части, долженствовавшей поступить в министерство и за открытия по некоторым скопческим делам. Всё это можно видеть из дел министерства. Этой суммы, по образу своей жизни, он никак прожить не мог, а напротив ежегодно имел остаток[1929]1929
  Примечание И.П. Липранди. Не лишним будет здесь и то упомянуть, – что он в продолжении почти двадцати лет пребывания здесь в Петербурге, ни разу не был ни в театре, ни в концерте; жена его не заводила ни с кем знакомства и единственно от неразлучного с сим расхода, и была во всё время только два раза в театре, сопутствуя своих племянниц, тогда не бывших еще замужем и потерявших мать. Липранди в карты не играл, разве иногда по необходимости, по одной копейке и редко по две, но никогда более – в преферанс. Куда же он мог проживать получавшуюся им сумму? Это могут засвидетельствовать все близкобывшие ему знакомые.


[Закрыть]. При таком количестве занятий Липранди не мог ежедневно принимать желающих его видеть, а потому у него был назначен один день в неделю[1930]1930
  Примечание И.П. Липранди. Только в 1848 и 1849 годах, во время производства дела Петрашевского по некоторым соображениям, бывшим известными Графу Перовскому, Липранди должен был принимать у себя, особенно в дачное время, по три раза в неделю, и на расход по сему добавлялося к отпускаемым ему суммам. Из этих трех дней, только по воскресеньям, собиралось до 20 человек обедать и то большею частию чиновники разных ведомств, бывших членами комиссии. Липранди никогда не платил повару более 10 рублей серебром в месяц; из чего не трудно заключить о роскоши сих обедов, никогда не превышавших количеством пяти блюд, самих обыкновенных, и две, три бутылки рублевого вина, исключая столовое. Вот всё, что составляло угощение на этих обедах, почти всегда тягостных для Липранди, – по множеству у него занятий. Часто он и не выходил к оным под предлогом болезни, занимаясь делами, собственно на него возложенными, без коллегиального совместничества. Все это может быть засвидетельствовано.


[Закрыть], в который, вечером, собирались его родные, а иногда до 20 человек посторонних, преимущественно людей деловых и необходимых для успешнейшего хода возлагавшихся поручений. Занятый денно и нощно он прекратил почти со всеми своими сослуживцами знакомство, из коих многие ныне в почетном звании. Те, которые бывали у него, они только и могут засвидетельствовать – что происходило на этих собраниях; но кричат не они, а те, которые не знали и порога у Липранди, а, может быть, и вовсе не видали его.

Наконец, была их забота пустить молву, что Липранди составил драгоценную библиотеку! Правда, что он несколько дополнил оную, но она собиралась им с 1820 года и в 1834 году сделалась уже известною не только у нас, что можно видеть из журнала Военно-Ученого Комитета этого года, но и во многих иностранных ученых периодических изданиях. Липранди приехал сюда в 1840 году, в трех зимних экипажах, а летние четыре отправлены были с разными вещами: богатою коллекцией турецкого оружия, картинами, книгами и т. п., застрахованными в Киев за несколько тысяч червонцев, что можно видеть в конторе Серапина. Чтобы придать более правдоподобия вымыслам, не оставляли замечать, что Липранди платит за квартиру 2 тысяч рублей серебром т. е.», всё свое штатное жалованье. Между тем, знают ли эти крикуны, что Липранди получал на наем помещений комиссий – около 2400рублей серебром в год, где он сам и жил? Он не мог ограничить себя скромным помещением уже по одному тому, что у него в одно время сосредоточивалось по несколько отдельных комиссий, в которых были из разных ведомств возвышенные члены, а в некоторые комиссий приглашались и лица почетные по службе; так например, по делу Клевенского, Государь повелел не стесняться званием для приглашения в оную, и в ней были: товарищ министра, сенаторы, члены Военного Совета, генерал-лейтенанты, тайные советники и др., коих, на общих очных ставках, собиралось иногда до двадцати лиц. Из отпускаемых на это помещение денег, у него оставалось еще около 400 рублей в его пользу. То же самое и о прислуге: ему отпускалось на 18 человек (унтер-офицеров и сторожей) по 10 рублей серебром каждому в месяц, – этим он уплачивал и прислуге. Всё это можно видеть в делах министерства при ежетретрых отпусках суммы. Наконец, в подпору клеветы, не упустили заметить, что Липранди держит до десяти лошадей.

До конца 1846 года у Липранди не было ни одной лошади, исключая извощичьей кареты, на которую отпускалось по 90 рублей серебром в месяц (он платил 80). В это время, старый его сослуживец генерал-лейтенант Иловайский[1931]1931
  Иловайский Алексей Васильевич (1767-?) – генерал от кавалерии, участник Отечественной войны 1812 года, в 1820 член комитета для устройства Донского войска, в 1821 произведен наказным атаманом этого войска, службу оставил в 1831.


[Закрыть], с которым он был и есть в самых дружеских отношениях, отъезжая на время в Варшаву, оставил ему семь лошадей и из Варшавы на корм, два раза высылал деньги; наконец, решившись из Варшавы ехать прямо домой, на Дон, оставив, в дар, всех лошадей у Липранди и сверх того прислал оттуда, в подарок жене Липранди четверку серых лошадей и верховую, сыну их также верховую. Липранди продал несколько из них в 1849 г., потом, пред отъездом в Карлсбад, в 1851, еще несколько, а, по возвращении в 1852 г. – последнюю четверку. Вот история лошадей, она свидетельствуется многими письмами и лицами, общими знакомыми обоим. Липранди, во всё время, купил только две лошади по предложению генерал-лейтенанта Кокошкина, когда сей отправлялся на генерал губернаторство, за 450 рублей серебром и чрез несколько месяцев продал их за 850 р. Шереметеву на завод. В 1854 году, когда Липранди уже не служил, Иловайский, узнав, что двое из его сыновей вступили в военную службу, прислал им с Дону 5 верховых, лошадей, столько же назначил и для Липранди, но находящихся в княжествах или в Крыму, где все думали, что он там неотменно будет употреблен. Присланные пять лошадей сыновьям, были тотчас проданы, а о других не было и речи, потому что Липранди из Петербурга не выезжал, и теперь, находясь в Москве, – опять предлагает прислать лошадей. Весь прочий говор столь же неоснователен, и остается безнаказанным.

Относительно дачи, купленной в 1851 году, на Выборгской стороне на имя жены Липранди, то это произошло следующим образом; получив 5тысяч рублей серебром за поверку полицейских сумм, Липранди купил на эти деньги в 1848 году в Финляндии мызу. Года через два потом, старшая сестра жены его, бездетная вдова, Джиана, достаточная в Малой Валахии помещица, изъявила желание уделить часть своего состояния в пользу сестры своей, жены Липранди, с тем, чтобы она купила на свое имя недвижимость; для обеспечения, на всякий случай, оседлостию, как ее сестру, жену Липранди так и трех сыновей их, и дала им в дар на это 7200 голландских червонцев по акту, совершенному в 1851 году в венских присутственных местах и засвидетельствованному в нашем в Вене посольстве. Акт этот налицо. Но как сих денег около 22 тысяч рублей серебром не доставало на приисканную дачу, то Липранди, при покупке заложил оную и сверх того продал и мызу в Финляндии – чтобы устроить приобретаемую. Итак, вот полная история этого приобретения, в чем не трудно убедиться из самых фактов.

Нет никакого сомнения, что Липранди, в кругу своей деятельности, во время службы при Графе Перовском, возлагавшем на него многочисленные и высшей важности поручения, мог бы последовать примеру многих и воспользоваться окружавшими его обстоятельствами, и тогда: в настоящее время остался бы спокойным; не искал бы ничего; пользовался бы уважением потому, что имел бы состояние, и не был бы в необходимости претерпевать во всех отношениях то, что он претерпевает с семейством своим. Но он не сделал этого и не обеспечил себя, а потому он сам и виноват – так говорят многие бюрократы. Липранди уважал лично своего начальника, ценил высоко его доверенность, за которую он, по характеру своему, не мог не быть глубоко признательным. Не говоря о множестве путей, которые открывались Липранди к обеспеченно себя при малейшем ослаблении энергии, с которою он действовал во всех случаях по внушению своего прямого начальника, но отвергал всякое приглашение вступить в различные акционерные и промышленные общества, так обеспечившие многих часто без всяких с их стороны пожертвований, кроме влияния своего имени. Но мог ли Липранди делать это, когда прямой начальник его был врагом всех подобных участий в компаниях доколе находятся на службе? Липранди сумел бы не хуже других сим воспользоваться, но для этого он должен бы был потерять в глазах Графа Перовского ту внимательность, которой лишиться, Липранди, по своему характеру, ставил выше всего. Материально это не послужило ни к чему; – молва, что он пользовался своим положением, прокричала, а в настоящем духе времени такая молва укореняется более, чем против тех, которые были бы достойны оной, или, по крайней мере, они смеются над нею и уважаемы» потому, что они – не нуждаются в способе существования. Липранди искал у всех справедливости, гласного расследования, указания какого-либо случая, могущего хотя бы набросить только тень истины (тогда, как не многие захотели бы подвергнуться сему)[1932]1932
  Примечание И.П. Липранди. Молва говорит, что, тот или этот, по такому-то делу взял… Это может случиться, но не может быть основанием для казни. Чтобы взять, надо исказить дело, выставить ложные факты, не призвать нужных свидетелей и т. п. упущения. Если они сделаны, положим, по неспособности, неопытности в делах, это может еще дать повод преклонить слух к молве, что всё это произошло с умыслом – за интерес. Но если; в деле нет ни малейшего упущения, следует ли преклонять слух к молве? Во всяком деле есть недовольные и они кричат болей чем довольные, Липранди имел следственные, а не судебные дела, и все они отправлялись на разсмотрение по инстанциям в прйсутственные места, которые бы неотменно не упустили бы заметить всякую неправильность в оных. А было ли это хотя с одним делом, производившимся Липранди? В таком случае должна быть гласность, а не закулисное оружие. Можно один, два раза обмануть так называемых благодарителей, т. е. обещать и не сделать; но, произведя, в продолжении 10 лет около 700 дел – нельзя обманывать так долго!


[Закрыть]; но все были глухи; его казнили закулисно, ибо не имели другого способа. Каждый, лишенный прав состояния, каторжник – имеет путь предъявлять свои вопли и закон ему внемлет; но его, Липранди, никто не хотел и слушать.

Впрочем, воспользовался ли он своим служебным положением или нет, лучше всего может засвидетельствовать управа Благочиния. С лишением Липранди жалованья и с отчислением от министерства внутренних дел он потерял в общественном мнении то, что этим самопроизвольным действием генерал-лейтенанта Бибикова как-бы подтверждалась уже официальным образом распущенная о нем молва, и, по естественному порядку, он лишился чрез то кредита, потом утратил всё, что было привезено им в 1840 году и наконец, вошел в долги, для покрытия которых решился продать свою библиотеку, менее как за полцены ее стоимости[1933]1933
  Примечание И.П. Липранди. В 1853 году, лорд Сеймур предлагал за библиотеку 85 тысяч рублей серебром, но тогда Липранди не имел еще надобности продавать ее. В 1855 и в особенности 1856 году в Лондоне и Париже поручено г. Дюфуру купить ее. Но Липранди должен был спешить, чтобы не подвергнуть описи имения жены и уступил ее за 30 тысяч рублей серебром. Не смотря на ВЫСОЧАЙШЕЕ повеление – деньги не уплочены, а библиотека взята; чрез что и последовало совершенное разорение по не расположению к Липранди одного из бюрократов.


[Закрыть], для уплаты в приближающиеся сроки (не подвергаясь неустойки) как процентов по закладной дачи жены его, так и выкупа некоторых из драгоценных вещей. Но и здесь Липранди встретил неожиданные им препоны, о которых умалчивается потому, что они находятся на рассмотрении в Правительствующем Сенате по жалобе его Липранди[1934]1934
  Примечание И.П. Липранди. Решение по Ему департаменту Прав. Сената, по этой его жалобе, уже состоялось. Это один из замечательнейших документов нашей юриспруденции; стоит только прочитать решение, не говоря уже о фактах, самопроизвольным образом избранных: стоит ли, дескать, для Липранди делать неприятное лицам случайным, – в этом заключается вся логика справедливости. Не мудрено, что русские типографские станки в Лондоне, добывая также решения, выставляют их на позор. Липранди имеет намерение просить о перенесении дела в общее собрание конечно, что без всякой надежды на успех – если ж и там будут руководствоваться теми же правилами. Дело в 4-м Департаменте Правительствующего Сената еще в производстве; но, конечно и там будут те же двигатели, о которых здесь не место распространяться и что впрочем всем здравомыслящим известно.


[Закрыть], а между тем и он и семейство его разорено окончательно, ибо пропуском сроков, имение жены его описано для публичной продажи. Старший сын его, по окончании гимназического курса, слушал уже лекции в университете, и ныне, по неимению средств, должен был оставить военную службу. Второй, еще покуда служит, но и это только по милости одного благодетельного сановника, знающего всё, на Липранди обрушившееся и нашедшего возможность перевести второго сына в свое ведомство здесь в Петербурге. Младший, записанный в то же время в военно-учебные заведения, лишен ныне всякой возможности продолжать даже приготовительный курс, куда бы то ни было. Во всем сказанном, нетрудно убедиться.

Во втором случае, что он будто бы смотрит на всё с черной точки и усиливает изображение предметов, поручаемых его исследованию. Молва эта пущена была после обнаружения дела Петрашевского и бессознательно укоренилась у всех не знающих оного[1935]1935
  Примечание И.П. Липранди. Здесь следует заметить, что Липранди служил в Мин-ве внутренних дел, следовательно в ведении Генерал-Полицмейстера Государства, и дело это было с первого дня возложено на Липранди взаимно с Шефом Жандармов, и наконец, что Липранди, под предлогом неопытности, долго отказывался, что есть и в деле.


[Закрыть], хотя одна только обнародованная сентенция экстраординарного суда, с прописанием проступка каждого из главных 20-ти лиц, приговоренных к расстрелянию, и которым после того что были привязаны к столбам, объявлена Высочайшая пощада, взамен смертной казни, на более или менее продолжительную каторжную работу, должно бы, кажется вразумить тех, которые приписывают Липранди усиление преступления. Это мнение даже бессмысленно, ибо Липранди был только наблюдателем; следовательно, он сообщал только результат получаемых им сведений о лицах, которых он кроме одного за две недели до арестования даже не видал. После сего назначена была следственная комиссия из значительных сановников, а Липранди не участвовал в ней; а потому» если наблюдения его были не основательны, то комиссия могла все прояснить и освободить подвергшихся следствию; но она сделала противное, ибо нашла в бумагах арестованных несравненно более того, что было доставлено по наблюдениям от Липранди. Экстраординарный суд не опроверг изысканий следственной комиссии, а произнес приговор, который утвержден был Государем. Не должно забывать еще и то, что все это происходило в 1849 году, когда Россия пошла укрощать гидру мятежа в Европе. Где же тут логика, чтобы приписывать Липранди усиление взгляда на это дело, чего он, как наблюдатель, и не был вправе делать? Напротив, когда следственная комиссия спросила его мнение, тогда (17 августа 1849 г.) он выразил это[1936]1936
  Примечание И.П. Липранди. Подано чрез графа Перовского, который передал оное графу Чернышеву, а этот уже препроводил в следственную комиссию.


[Закрыть], между прочем, следующим; «Ныне корень зла состоит в идеях, и я полагаю, что с идеями должно бороться не иначе, как также идеями, противопоставляя мечтам истинные и здравые о вещах понятия, изгоняя ложное просвещение – просвещением настоящим, преобращая училищное преподавание и самую литературу в орудие, разбивающее и уничтожающее в прах гибельные мечты нынешнего вольномыслия, или, лучше сказать, сумасбродства (писано в 1849). Для этой борьбы, которую я считал и считаю единственным спасительным средством» и т. д. После всего этого спрашивается: справедлив ли укор, делаемый Липранди по делу Петрашевского? Неужели он заслужил бы благодарность господ, ныне его преследующих, когда бы закрыл всё то, что оказывалось по возложенному на него этому поручению, или, пожалуй, должен бы был предупредить соучастников Петрашевского, или самого его, что они под наблюдением?

Конечно, что несравненно большая часть поручений Липранди, были следственные, а потому в них неотменно заключалось и преступление. Липранди не позволял себе послабления оному, а потому изображал истину всегда в настоящем виде, не имея надобности усиливать преступление. Производство препровождалось в суд, а от оного уже зависело рассмотрение следствия и решение. Не лишним будет здесь заметить, что полный успех, венчавший все без изъятия исследования Липранди, был поводом, что многие письменно и лично просили Графа Перовского поручить дело, до них касающееся, Липранди. Эти домогательства не относятся только до низшего и среднего класса, нет: были сановники, желавшие поручить ему дела по возникшим следствиям[1937]1937
  Примечание И.П. Липранди. Так министр Двора генерал-адъютант Князь Волконский просил Графа Перовского о назначении Липранди для произведения следствия по его ведомству. Шеф Жандармов граф Орлов неоднократно делал тоже по следственным делам. Князь Меньшиков, Граф Панин Граф Протасов ходатайствовали у Графа Перовского о назначении Липранди; Военный Генерал-Губернатор неоднократно и некоторые другие, имевшие свои отдельные ведомства.


[Закрыть]. Живых примеров много. Не только Липранди пользовался этим убеждением в столице, но он имеет несколько сот отношений от прокуроров разных губерний, препровождавших ему прошения разных лиц, подвергавших себя его исследованию, а равно о том же несколько раз из провинции писано было к министру. Было бы длинно приводить здесь примеры, достаточно многим известные, о доверенности, которою он пользовался, не смотря, что преступления весьма ясно обнаруживались и т. д. Пусть укажут одно дело из нескольких сот им производимых, в котором бы он смотрел с более черной точки на преступление и усиливал оное. Граф Перовский, министр его, был неутомимым преследователем зла; его почитали, очень несправедливо, желчным, а потому всякое дело, которое, по его необыкновенной проницательности, он приказывал проследить и оно никогда не оставалось без успешного результата, и на этом основании молва поразила следователя!