Текст книги "О жандармах, императорах и изобразительном искусстве. Архивные заметки"

Екатерина II с большим увлечением собирала эти изящные вещи, ее коллекция камей была самой лучшей в Европе. Наблюдая любовь императрицы к искусству резьбы на цветном камне, и желая доставить ей удовольствие, Мария Федоровна с большим успехом освоила эту технику изготовления резных камей. Работала она и с яшмой, и с агатом, и с сердоликом, чутко распознавая в каждом из камней свою особенность и красоту. Практически все ее работы предназначались в подарок императрице. Известность принесла ей камея с изображением Екатерины Великой в образе Минервы, сделанная ко дню рождения государыни 21 апреля 1789 года. Императрица изображена в образе богини мудрости в шлеме со сфинксом, украшенным лавровым венком. Камея выполнена на трехцветной сибирской яшме, каждый локон волос, каждая маленькая ягодка лавра проработаны в камне с предельной тщательностью и виртуозностью. «Вместе с эстампом ребятишек Вы найдете еще голову в каске, которую великая княгиня вздумала выгравировать в твердом камне»[1084]1084
  Елкина А. С. Указ. соч. С. 106. Камея с изображением Екатерины II в образе Минервы в настоящее время хранится в Государственном Эрмитаже.


[Закрыть], – не без гордости сообщала Екатерина Гримму, посылая свой портрет в образе Минервы. Для себя Мария Федоровна заказала отливку камеи в фарфоровой массе на мануфактуре «Вежвуд» в виде медальона в оправе из бриллиантов. Она подвесила медальон к жемчужному ожерелью и носила с парадными платьями. Именно с этим медальоном она изображена на портретах Ж.-Л. Вуаля 1792 года и И.-Б. Лампи 1795 года. Эта же камея была использована для создания траурной медали после смерти Екатерины II и позднее отчеканена в серии «Русские князья и цари». Вслед за Минервой появляется камея с портретом Цесаревича Павла Петровича, выполненная на двухслойном агате-ониксе[1085]1085
  В настоящее время хранится в Государственном Эрмитаже.


[Закрыть]. Так же как и предыдущая, камея имела необыкновенный успех, Мария Федоровна включила воспроизведение этой камеи в убранство Павловского дворца и Михайловского замка. Эта камея была постоянным украшением ее туалетов после 1801 года. Необыкновенным лиризмом, нежностью и материнской любовью отличаются камеи с изображением сына Александра Павловича, великой княгини Елизаветы Алексеевны, двойным портретом сыновей Александра и Константина[1086]1086
  Все указанные камеи в настоящее время хранятся в Государственном Эрмитаже.


[Закрыть]. Последняя была отлита в смальтовом стекле и украсила лампы из слоновой кости и янтаря в парадной Опочивальне Михайловского замка. Друг великокняжеской четы, их секретарь и чтец Ф.-Г. Лафермьер, отвечая на письмо С.Р. Воронцова, удивленного превосходным исполнением Марией Федоровной камей, писал: «Вы просите, чтобы я объяснил Вам, какое участие приняла Великая Княгиня в этом произведении, нарисовала ли она, смоделировала ли по рисунку кого-то другого или по модели кого-то другого сделала отпечаток по готовой модели? Вы имеете право думать, что она принимает участие только в этой части работы. Однако, нет. Великая Княгиня с натуры или с хорошего портрета делает сначала восковую модель, а затем выполняет ее в твердом камне, используя для этого многослойные сибирские камни…Но не нужно думать что ей ни в чем не помогают: я часто присутствовал при этом. Когда она моделирует портрет, она получает советы своего учителя и присутствующих, которые она принимает, если находит их верными. И когда обрабатывает камень на колесе, учитель никогда не осмеливается приложить к этому руку и не имеет других функций, кроме как подавать ей инструменты. Это некий Леберехт, очень ловкий гравер, обучившийся своему ремеслу в Риме»[1087]1087
  Цит. по: Кобеко Д.Ф. Императрица Мария Федоровна как художница и любительница искусств.// Весник изящных искусств. Т. 2. СПб. 1884. С. 402.


[Закрыть].

Карл Леберехт обучал августейшую художницу и медальерному искусству. Первой работой Марии Федоровны в этой области являлась медаль, исполненная в 1793 году ко дню рождения Екатерины II. Четкий профильный портрет супруга в горностаевой мантии она изображает на коронационной медали 1797 года. Экземпляры этой медали, отчеканенные в золоте, были вмонтированы в крышки наградных табакерок. Европейскую признательность получила медаль 1814 года, посвященная победе над Наполеоном. На лицевой стороне императрица поместила профильный портрет сына Александра I в лавровом венке, на реверсе – изображение Недремлющего Ока в круговом сиянии[1088]1088
  Все указанные медали в настоящее время хранятся в Государственном Эрмитаже.


[Закрыть]. Медаль чеканилась в золоте, серебре и тиражировалась в бронзе. Одну из таких золотых медалей Мария Федоровна отправила в Берлин в благодарность за избрание ее в 1818 году в почетные и действительные члены Королевской Академии искусств [1089]1089
  Елкина А.С. Указ. соч. С. 12.


[Закрыть].

Занималась великая княгиня также резьбой и токарной обработкой предметов из слоновой кости. Токарному искусству ее обучал Иоганн Николаус Вайе или по-русски Николай Фай. Настольные украшения из слоновой кости и янтаря, ножки для столов, ламп, канделябры до сих пор сохранились в ее любимом Павловске. Изготовляла она и литургические предметы – дискос, потир и запрестольное паникадило из янтаря и слоновой кости для церкви Марии Магдалины в Павловске[1090]1090
  Кобеко Д. Ф. Императрица Мария Федоровна как художница и любительница искусств // Вестник изящных искусств. Т. 2. СПб. 1884. С. 404.


[Закрыть], литургический прибор из слоновой кости, оправленной ювелирами Кейбелями в золото, для Успенского собора Московского Кремля.[1091]1091
  Коварская С.Я. Произведения императрицы Марии Федоровны в Московском Кремле // Завещание императрицы. Каталог выставки к 250-летию императрицы Марии Федоровны. СПб. 2009. С. 59.


[Закрыть]

Одним из любимых увлечений Марии Федоровны были вышивка и вязание. Этими рукоделиями она занималась с детства и до самой старости, несмотря на ухудшающееся с годами зрение. В карете она часто вязала крючком, а поездках постоянно возила с собой шкатулку для вышивания. Вышивала она, в основном, бордюры драпировок, коврики, панно, которые монтировались в оформление столиков, бюро, шкатулок, альбомов. В подарок близким друзьям, иногда вышивались ковры, для храмов и церквей образа, ризы для икон, пелены для сосудов. Все это вышивалось золотыми и серебряными нитями, украшалось жемчугом. «Я посылаю тебе, мой дорогой ребенок, капор, расшитый мною, повторяющий мой капор, который был на мне в Брюсселе и которым ты так восхищалась, – писала она дочери Анне в день ее рождения 7 января 1820 года. – Полагаю, что вышивка на нем смотрится даже лучше, чем на белом капоре. Носи его на память обо мне»[1092]1092
  Там же. С. 199.


[Закрыть].

Как к одному из видов искусства относилась Мария Федоровна к ботанике и садоводству. Эти науки она изучала еще в юности в Этюпе и при проектировании Павловского парка была самым главным садовником. В письмах постоянно давала указания, как и где посадить растения, как за ними ухаживать, когда и сколько поливать и бдительно следила за исполнением. «В саду будет очень много кустов и мне хотелось бы, чтобы Вы посадили их согласно моему рисунку. Помните ли Вы, что в центре этих кустов должны быть посажены дикая сирень и розы? Мечтаю увидеть несколько красивых кустов на газоне»[1093]1093
  Письмо Марии Федоровны к директору Павловска К.И. Кюхельбекеру // Семевский М.И. Павловск. Очерк истории и описания. СПб. 1997. С. 491.


[Закрыть], – писала Мария Федоровна в 1784 году своему управляющему К.И. Кюхельбекеру. Растения она покупала по всему свету – в Голландии луковичные цветы и рододендроны, в Вене цветочные семена, из Любека привозили ей плодовые деревья. В оранжереях росли лавр и кипарис, ананасы и персики, американские растения и даже хлебное дерево. Но особенно много было цветов. «Императрица – большой друг цветов, – писал известный экономист А.К. Шторх. – Вы легко поймете, что эта страстная увлеченность накопила здесь (в Павловске – М.С.) необычные богатства. Вот эта клумба блистает красивейшими, та – самыми душистыми, а вон та – редчайшими цветами. Поистине они вызывают упоение. Меня прямо околдовали две клумбы, сплошь усаженные красивейшими розами. К обеим сторонам Флоры, которую мы видим в середине сада, тянется через всю его ширину небольшой трельяж с красивыми гвоздиками».[1094]1094
  Шторх А.К. Письма о саде в Павловске, писанные в 1802 году. СПб. 2004. С. 17.


[Закрыть] Любимым цветков Марии Федоровны была роза – атрибут святой Доротеи, в честь которой при рождении она была названа. Разнообразные сорта роз росли в Павловске, но истинным триумфом королеве цветов стал Розовый павильон[1095]1095
  Коваль Л.В. Розовый павильон. Спб. ГМЗ «Павловск». 2010.


[Закрыть]. Цветы здесь были повсюду – вокруг павильона, в цветочницах-жандиньерках, в росписях стен и потолков, в вышивках, вставленных в мебель, в подвешенной к потолку гирлянде. На стенах вместо картин были развешаны фарфоровые тарелки с изображениями цветов. Здесь же располагался уникальный фарфоровый сервиз, подаренный Марии Федоровне невесткой императрицей Елизаветой Алексеевной. Десертный сервиз, состоящий из 58 предметов, изготовлялся в течении двух лет в Париже на частном фарфоровом заводе. На каждом предмете были изображены ботанические сорта роз, списанные с альбома известного французского художника-натуралиста Пьера-Жозефа Редуте. Альбом был незаменимым пособием в выборе розовых кустов и очень ценился императрицей. Разведением роз она занималась в течении всей жизни и за несколько месяцев до смерти послала для украшения Павловска купленные ею в Москве 110 розовых кустов, 100 лилий, 100 тубероз[1096]1096
  Письмо Марии Федоровны к директору Павловска Е.К. Фридерици // Семевский М.И. Павловск. Очерк истории и описания. СПб. 1997. С. 540.


[Закрыть].

Став императрицей, Мария Федоровна все реже и реже занималась искусством. Представительские обязанности, руководство воспитательными домами отнимало у нее практически все свободное время. В силу своего представления о задачах женского воспитания, Мария Федоровна большое внимание уделяла «прикладному» образованию. Она изменила и сократила даже программу Смольного института благородных девиц, увеличив часы на занятия домоводством и рукоделием. Императрицу, прежде всего, интересовало не образование в широком смысле слова, а дела общественного призрения – все дети должны быть здоровы, накормлены, одеты, все должны получить ремесло, способное содержать их в будущей взрослой жизни. В Павловске ею была открыта школа для глухонемых детей, училище ботаники и садоводства для питомцев воспитательного дома. Вникая во все подробности и тонкости благотворительных учреждений, она вела обширную переписку с опекунами, давая советы, наставления, рекомендации. «Видя из донесений Ваших, что Вы жалуетесь на то, что мало работы у золотошвейного ремесла, посылаю семь платьев для вышивания с образчиками узора, и прошу оным занять Ваших золотошвеек, – писала Мария Федоровна опекуну Московского воспитательного дома Н.И. Баранову. – Блонды и кружева почти все хороши, но количество сработанного в течении целого года сего товара весьма мало; посему прошу Вас сказать главной надзирательнице Вилькенс, чтобы она их заставляла прилежнее заниматься, а притом почаще работать»[1097]1097
  Письма императрицы Марии Федоровны к Н.И. Баранову // Русский архив. 1870. ст. 1461, 1463.


[Закрыть]. В управлении императрицы состояло 500 заведений, а при личном ее участии было создано более 20 благотворительных учреждений – повивальных и фельдшерских училищ, училищ солдатских дочерей, вдовьих домов и больниц. Для руководства благотворительными учреждениями были созданы опекунские советы, для их обеспечения выделялись как государственные средства, так и широко применяемая практика благотворительных сборов. «Вдовствующая Императрица, по положению, должна была получать 200000 р. карманных денег, но Государь просил ее принять миллион; из этого миллиона она тратила на свои прихоти и туалет только 17000. Все прочее раздавалось бедным, а прежде всего она составляла капитал на свои заведения. Великим Князьям она имела привычку дарить по 10000 р. на именины; но в 1812 году она приостановила на год свои подарки, представляя на вид, что нужно помогать раненым и сиротам. Она беспрестанно занималась делами своих заведений; ничто не могло отвлечь ее от этих занятий – ни путешествия, во время которых она читала и писала в карете, ни сердечные горести»[1098]1098
  Муханова М. С. Из воспоминаний // Тайны царского двора (из записок фрейлин). М. 1997. С. 158.


[Закрыть], – писала фрейлина императрицы М.С. Муханова.

Характер и привычки Марии Федоровны менялись на протяжении долгой жизни. Приехав в Россию неопытной девушкой, постоянно находясь под бдительным оком Великой Екатерины, она со временем приобретала светские привычки, умение приспосабливаться, интриговать. Любовь к мужу в последние годы их совместной жизни сводилась к чрезмерной домашней опеке и мелочным обидам. Выходя замуж за наследника российского престола, она целых двадцать лет ждала трона, а получив его, очень старалась быть императрицей. В отличие от Павла Мария Федоровна очень любила пышные светские церемонии, наряды, четко соблюдала придворный этикет и требовала этого от окружающих. Пунктуальность и четкий распорядок дня, усвоенный еще в юности, не давали время для праздности и безделья. Вставала она всегда в шесть, а в старости в восемь часов утра, Иногда, «для моциона», когда бывала в Павловске, занималась верховой ездой. Для этого она надевала так называемый мужской костюм: фиолетовый бархатный шитый золотом кафтан ниже колен, белые триковые панталоны и шитые золотом полусапожки. На голове была шапочка с пером. После прогулки пила кофе, читала донесения, писала письма, принимала доклады секретарей Г.И. Вилламова и Н.П. Новосильцева. Обед подавался неизменно в четыре часа. Приглашенных к столу обычно бывало около тридцати человек. К числу частых обеденных гостей относились Н.М. Карамзин, В.А. Жуковский, А.Н. Оленин, Н.А. Крылов, Ю.А. Нелединский-Мелецкий, Н.С. Мордвинов. После обеда Мария Федоровна занималась делами, а если бывали гости, все вместе гуляли или катались по парку в шарабанах и линейках. Вечером в восемь часов обязательно собиралось небольшое общество. Вечер проходил в чтении, танцах или театральных представлениях. Все это продолжалось до десяти часов, когда подавали ужин. В одиннадцать часов императрица удалялась в свои покои. Она имела устоявшиеся привычки как одежде, так и в быту. Например, очень любила служение камер-пажей. Они следовали за ней всегда и везде, их непременными атрибутами на прогулках были кошельки с серебряной и золотой монетой на предмет раздачи бедным, и «пачка больших булавок на случай какой-либо поправки в костюме государыни». За обедом камер-паж подавал императрице золотую тарелку, на которую она клала свои перчатки и веер, а затем протягивала через плечо руку, в которую паж вкладывал булавку для прикалывания салфетки. Смена блюд для императрицы и членов ее семьи обязательно происходила на золотых тарелках. После окончания обеда на той же золотой тарелке ей снова подносились веер и перчатки. «Тогда в моде были длинные лайковые перчатки, и камер-пажи с особенным старанием разглаживали и укладывали их перед тем как подносили»[1099]1099
  Дараган П.М. Воспоминания первого камер-пажа великой княгини Александры Федоровны // Русская Старина. 1875. Т. 12. № 4. С. 784.


[Закрыть], – вспоминал один из участников обедов у императрицы. Перчатки, башмаки на высоких каблуках, ток со страусовым пером на голове и обязательное ожерелье с белым мальтийским крестиком на черном банте были обязательными атрибутами ежедневного туалета Марии Федоровны. До самой старости она крепко шнуровалась, имела прямую величественную осанку, свежее, румяное лицо и отменное здоровье. Своей внешностью она привлекала многих художников. Рисовавшая портрет императрицы Виже-Лебрен, вспоминала: «Императрица Мария была очень красивой женщиной, сохранившей, благодаря полноте комплекции, свежесть молодых лет, а высокий рост придавал ей благородную величественность. Помню ее на балу: прекрасные светлые волосы ее, ниспадавшие до плеч, и увенчанная бриллиантовой короной голова. Сия большая и прекрасная женщина величественно возвышалась рядом с Павлом, который держал ее под руку, и зрелище сие являло собой разительный контраст противоположностей»[1100]1100
  Воспоминание госпожи Виже-Лебрен о пребывании ее в Санкт-Петербурге и Москве. СПб. 2004. С. 84.


[Закрыть]. Младшие дети Марии Федоровны, воспитание которых полностью было в ее руках, не получали должной ласки и теплоты. Даже в детской она держала себя как императрица, заставляя малышей испытывать к ней страх и почтение. Зато она входила во все мелочи их развития, образования, ежедневно выслушивая отчеты воспитателей, и сама проверяя тетради детей. Желание быть «настоящей» императрицей не покинуло Марию Федоровну и после смерти Павла I. Как только закончились траурные церемониальные дни, она появилась на публике, заказала художнику Г. Кюгельгену свой портрет в траурном одеянии и раздавала всем его миниатюрные копии[1101]1101
  Головина В.Н. Из воспоминаний // Тайны царского двора (из записок фрейлин). М. 1997. С. 91.


[Закрыть]. Она главенствовала на приемах, семейных обедах и выходах, соблюдая строгий этикет, и постепенно оттеснила молодую императрицу Елизавету Алексеевну, заняв первое место подле императора Александра Е Ее дворец в Павловске стал главным общественным и культурным центром монархии. Здесь проходили все семейные торжества, устраивались праздники в честь именитых гостей, впервые звучали будущие литературные и музыкальные шедевры.

Но Павловск был еще и символом семейных ценностей. Выдвигая еще с самого момента своего приезда в Россию, идею семьи на первый план, Мария Федоровна всячески старалась внушить ее своим детям. В Павловске она посадила семейную рощу, где каждому члену семьи было посвящено свое дерево, возвела памятники-мемориалы усопшим родственникам, прекрасные парковые павильоны и постройки напоминали всем о ее родном Этюпе, какой-то памятной семейной дате или событии. Главная аллея Павловска была высажена из лип, деревьев, символизирующих семейное счастье и супружескую верность. Но ее семейное счастье было далеко не безоблачным, так же, как и семейное счастье ее любимого сына Александра. Лишь на склоне лет Мария Федоровна, все же, увидела и ощутила то, к чему стремилась всю жизнь – настоящую семью и настоящую любовь. Николай I был любящим мужем, заботливым отцом, внимательным и нежным сыном. Он почитал ее как главу Дома, как «мать династии»[1102]1102
  Уортман Ричард. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. М. 2002. Т. ЕС. 325.


[Закрыть], оказывая ей постоянные знаки заботы и любви. Ее радовали постоянно появляющиеся внуки и внучки – Романовское семейство из года в год прибавлялось и группировалось вокруг бабушки. Ее характер, взгляды, привычки стали более мягкими и сердечными.

Мария Федоровна скончалась в Петербурге 24 октября 1828 года в возрасте шестидесяти девяти лет. «Надеюсь на Божье благословение моего народа, моих детей и меня»[1103]1103
  Семевский М.И. Павловск. Очерк истории и описания. СПб. 1997. С. 481.


[Закрыть], – написала она в альбоме за месяц до своей смерти, уезжая из любимого Павловска.

Можно по-разному оценивать жизнь и деяния императрицы. Современники и биографы оставили о ней много противоречивых воспоминаний, рассказов и суждений. Дневники, которые Мария Федоровна вела на протяжении всей жизни, и которые могли бы дать ответы на многие вопросы, были сожжены согласно ее воле. Но мы не можем отрицать, что Мария Федоровна полностью и с достоинством исполнила свою миссию, предназначенную ей Екатериной Великой, укрепив и упрочив незыблемые основы Романовской семьи.

После смерти Петра Великого России не везло с самодержцами. Долгое время империей правили женщины, что никак не гарантировало государство от непредсказуемых взрывов и катаклизмов в случае смерти правительницы.

С появлением на свет в 1754 г. великого князя Павла Петровича Российская империя, казалось, обретала законного наследника и обеспечивала себе политическую стабильность и спокойствие. Предполагалось, что воспитание будущего императора будет проходить по старым Романовским обычаям, когда от венценосца требовалось в совершенстве знать военное дело, хорошо держаться в седле и уметь достойно вести себя с иностранными «коллегами». Первые годы жизни маленького великого князя окружала многочисленная толпа нянюшек и мамушек, которые чрезмерно закармливали его жирным и сладким, кутали в пеленки и собольи одеяла, и, боясь простудить малютку, не допускали в комнату солнце и свежий воздух. Екатерина II вспоминала, что когда первый раз вошла в спальню своего сына, чуть было не лишилась чувств от спертого и душного воздуха. Но мать редко допускали к младенцу, так как бабушка Елизавета Петровна, долго ждавшая наследника, крепко держала его при себе.

Когда Павлу исполнилось семь лет, бабушка умерла, и Екатерина, скоро ставшая российской самодержицей, решительно взялась за дело воспитания сына. Именно тогда начинает закладываться та новая система воспитания будущих наследников престола, которая впоследствии, пусть и с некоторыми изменениями, но прочно укоренится в царской семье.

Великий князь Павел Петрович был умен, прекрасно образован, вежлив, воспитан, тактичен и остроумен в разговорах и с окружающими. Он хорошо разбирался в географии, истории, математике, прекрасно говорил на немецком и французском языках, изучал латынь, много и внимательно читал. Все учебные занятия проходили по указанию и с ведома императрицы, однако, непосредственно сама Екатерина сыном не занималась – то ли государственные дела отвлекали, то ли давно возникшее между матерью и сыном непонимание. Первоначально лишенная обычного родительского общения, императрица совершенно не знала характера своего Павла, терялась при его подчеркнутой любезности, боялась осуждающих глаз сына и ненавидела его раздражительный и беспокойный нрав. Возможно ль такому доверить государство? – вопрос, который все больше и больше мучил царицу, вроде бы и наследник престола имеется, да толку в нем нет – беспокоилась Екатерина.

И когда 12 декабря 1777 г. у этого самого наследника родился мальчик, радости императрицы не было предела. Она дала ему многозначительное имя Александр, как в честь великого народного святого, так и честь великого завоевателя Македонского, намекая тем самым на великое предназначение этого ребенка. Все бразды воспитания и образования внука бабушка беспрекословно взяла в свои руки, стремясь вырастить из Александра достойного «будущего венценосца». Она так и именовала его в своих письмах к давнему приятелю барону Гримму. В этих письмах – вся история детских лет будущего Александра Благословенного, вся нерастраченная материнская нежность, любовь и гордость за ребенка.

В первый год жизни все внимание на правильное физическое развитие, гигиену и здоровье великого князя. «Маленькая кровать господина Александра, так как он не знает ни люльки, ни укачивания, – железная, без полога, он спит на кожаном матрасе, покрытом простынею, у него есть подушечка и легкое английское одеяло… С самого рождения его приучили к ежедневному обмыванию в ванне, ежели он здоров; как только весною воздух сделался сносным, то сняли чепчик с головы Александра и вынесли его на воздух; приучили его сидеть на траве и на песке безразлично, и даже спать тут несколько часов в хорошую погоду в тени. Он не знает и не терпит на ножках чулок и на него не надевают ничего такого, что могло бы малейше стеснить его в какой-нибудь части тела… Он не знает простуды, он полон, велик, здоров и очень весел»,[1104]1104
  Здесь и далее все цитаты из писем Екатерины II к барону Гримму приводятся по изданию: Письма Екатерины II к барону Гримму // Сборник Русского Исторического Общества. Т. 23. СПб. 1878.


[Закрыть] – писала императрица в одном из своих писем. Со второго года императрица начинает задумываться над общим ходом воспитания внука: «Что касается воспитания будущего венценосца, – писала она Гримму в 1779 г., – я намерена держаться неизменно одного плана и вести это дело по возможности проще; теперь ухаживают за его телом… После семи лет мы пойдем дальше, но я буду очень заботиться, чтобы из него не сделали хорошенькой куклы, потому что не люблю их».

27 апреля 1779 г. у «господина Александра» появился крошечный брат – великий князь Константин, который также поступил на попечение бабушки. Если для Александра императрица готовила российский престол, то для «сударя» Константина предполагалась корона Византийской империи, следовательно, мальчики воспитывались одинаково, под присмотром одних и тех же учителей и наставников. Помимо необыкновенной заботы, ласки и нежности, которую испытывала к внукам Екатерина II, в деле их воспитания она старалась дать детям большую свободу действий, исключить все ненастоящее, чопорное, этикетное, поощряла игры, с радостью сама участвовала в них, придумывала всевозможные забавы, развивающие сообразительность и логику маленьких «будущих венценосцев»: «Мы ежедневно узнаем что нибудь новое, то есть из всякой игрушки делаем десять или двенадцать, смотря по тому, кто из нас двух выкажет в этом более гениальности». В обществе Екатерины II дети резвились, баловались, веселились и никогда не скучали, но часто плакали, оставаясь в редкие минуты с родителями, которые неодобрительно относились к тому, что поощрялось бабушкой. А государыня, прежде всего, старалась воспитать в мальчиках естественность и свободу: «У меня только две цели в виду: одна – раскрыть ум для внешних впечатлений, другая – возвысить душу, образуя сердце».

Александру не было еще и трех лет когда бабушка начинает сочинять для него азбуку.[1105]1105
  Азбука была издана в Петербурге в 1781 г. под заглавием «Российская азбука для обучения юношества чтению, напечатанная для общественных школ по Высочайшему повелению» и служила азбукой для всего подрастающего поколения России. Автограф «Бабушкиной Азбуки» хранится в РГАДА.


[Закрыть] Но это была не простая азбука, по ней учились не буквам и слогам, по ней познавали нравственность и добродетель: понимать и ценить человека и делать добро. «Делай добро и не перенимай худое, пусть у тебя перенимают добро», «Труд преодолевает труд», «Перед богом все люди равны» – это только несколько изречений из азбуки. Дети были маленькими и ничего не понимали из этих изречений, но яркие интересные картинки, нарисованные в книге, позволяли им чаще и чаще заглядывать в «Бабушкину Азбуку», а мудрая Екатерина ласково, терпеливо и методично толковала им картинки и мысли, которые оставались в детской памяти и закрадывались в чувствительные сердца: «…нанизывая одно изречение за другим как бисер, мы переходим от предмета к предмету», – делилась императрица с Гриммом.

Разглядывать книги с картинками было любимым занятием великих князей. Они любили приходить в кабинет бабушки, когда та «законодательствовала», садились на пол, рисовали, складывали слова, задавали бабушке многочисленные вопросы, а она поощряла и развивала их любопытство. «Намедни господин Александр начал с ковра моей комнаты и довел мысль свою по прямой линии до фигуры земли, так что я принуждена была послать в Эрмитажную библиотеку за глобусом. Но когда он его получил, то принялся усердно путешествовать по земному шару и через полчаса знал почти столько же, сколько покойный г. Вагнер пережевывал со мною в продолжении нескольких лет. Теперь мы за арифметикой и не принимаем на веру, что дважды два четыре, если мы сами их не сосчитали. Я еще не видела мальчугана, который так любил расспрашивать, так был бы любопытен, жаден до знания, как этот. Он очень хорошо понимает по-немецки и еще более по-французски и по-английски; кроме того он болтает как попугай, любит рассказывать, вести разговор, а если ему начну рассказывать, то весь обращается в слух и внимание».

Когда детям исполнилось по пять лет, Екатерина начала учить их чтению и письму. Они учились этому быстро и с удовольствием, многие буквы и слоги были им уже знакомы. С раннего утра Александр занимался книгами, говоря воспитательницам, что пропадет целый день, если он с утра не почитает. Писать начинали учиться, сочиняя письма к родителям. При помощи воспитательницы письма писались карандашом и старательно обводились чернилами самими «будущими венценосцами».

А бабушка тем временем занята сочинением для обожаемых внуков нравоучительных сказок, так как все русские сказки она признавала нелепыми и непригодными для воспитательных целей. На тему одной из них, «О царевиче Хлоре», будет возведена впоследствии неподалеку от Павловска великолепная усадьба, где сочиненные бабушкой события облекутся в аллегорические архитектурные формы.[1106]1106
  В герое сказки Хлоре, юноше «дивной красоты» угадывались черты любимого внука. Он был «сколь красив, столь же был умен и жив, и повсюду слух носился о его красоте, уме и хороших дарованиях царевича». Однажды мальчика похитил киргизский хан, который для того чтобы проверить, на что способен царевич, велел найти ему «розу без шипов», иначе говоря, добродетель. Дочь хана – Фелица решила помочь мальчику отыскать цветок, но только с тем условием, что он не будет верить встречным. В помощь она дала царевичу своего сына по имени Рассудок. Многие опасности подстерегали их на пути, несколько раз им приходилось расставаться, но в результате они нашли высокую гору, где рос невиданный цветок – добродетель. Взбираясь на гору, спутники опирались на посохи – «честность» и «правду».
  «Александрова дача» была выстроенная для внука по приказанию Екатерины II на пограничной окраине между Павловском и Царским Селом. Дом великого князя стоял на крутом берегу, близ него находился шатер с «золотым верхом». На холме располагался «Храм розы без шипов», круглый купол которого поддерживали семь колоны. Плафон храма был расписан фресками, изображающими деяния Великого Петра, который с высоты небес смотрел на Россию, окруженную символами науки, промышленности, богатства. Россия опиралась на щит с изображениями «Фелицы», т. е. самой Екатерины II. Были в парке и другие павильоны, иллюстрирующие «Сказку о царевиче Хлоре». Александрова дача была воспета в поэме секретаря Вольного Экономического Общества Степана Семеновича Джунковского «Александрова, увеселительный сад Его Императорского Величества, благоверного Государя и Великого князя Александра Павловича». Поэма впервые была издана в Петербурге в 1794 г., на следующий год вышла на французском языке.


[Закрыть] Великие князья со своими наставниками гуляли по усадьбе и наяву усваивали наставления царственной бабушки.

В 1783 г. Екатерина II сообщила Гримму, что сочиняет для государя Александра и сударя Константина «эпохи» российской истории – будущие венценосцы должны будут усвоить уроки и законы этой науки.[1107]1107
  «Записки касательно Российской истории» впервые были напечатаны в «Собеседнике любителей российского слова» (1783–1784). Отдельным изданием в шести частях, исправленные и дополненные, с указанием автора на титульном листе они вышли в 1785–1797 гг.


[Закрыть]

Несмотря на то, что братья всегда были неразлучны, учились по одной системе и одинаковым наукам, бабушка отмечала их разный характер. Александр весел, послушен, общителен, контактен, «…нет ни выговоров, ни упрямства, ни слез, ни крика», Константин же, напротив, часто проявляет вспыльчивость, непостоянство, лень.

В сентябре 1783 г. у великих князей начинается новый этап в деле воспитания и развития. Из ласковых женских рук мальчики переходят под мужской контроль. В качестве главного наставника к ним был назначен Н.И. Салтыков, которому бабушка вручила собственноручно ею написанное «Наставление» по воспитанию внуков. Главным лейтмотивом наставления было дать великим князьям «знания людей и жизни, благоволения к роду человеческому, снисхождение к близким, познание вещей, как они должны быть и как они есть на самом деле».[1108]1108
  Шильдер Н.К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. СПб. 1897. Т. I. С. 32.


[Закрыть]

У великих князей появились новые серьезные предметы для изучения, а следовательно и новые учителя. Русскую историю и литературу преподавал М.Н. Муравьев, математику читал Массон, физику Крафт, закон Божий – протоиерей А.А. Самборский, французский язык и географию Ф. Лагарп, который был также главным учителем и воспитателем Александра. К Константину же был приставлен грек Д. Курута, обучавший великого князя греческому языку. Мальчики учили также танцам, рисованию, Александр проявлял тягу к музицированию и играл на скрипке, с удовольствием рассматривал гравюры и увражи. Воспитание великих князей предполагало и физические работы – занятия в огороде, слесарное и даже малярное дело.

Все больше и больше мальчики нуждаются в мудрых советах, свои мысли и чувства не всегда могут доверить венценосной бабушке. Александр поверяет их Лагарпу, который на долгие годы останется его самым близким другом. Проповедовавший известные идеи просветительства, изо дня в день повторяющий одни и те же моральные и политические формулы «об идеальном человеке», он был понятен Александру, так как в своих речах чем-то напоминал известные рассуждения бабушки.

Как и все молодые люди в их возрасте, великие князья время от времени предавались лени и романтическим мечтаниям, у них проявлялось желание веселиться, пребывать в праздности, все чаще и чаще стали замечаться «сильные физические желания как в разговорах, так и по сонным грезам, которые умножаются по мере частых бесед с хорошенькими женщинами»[1109]1109
  Протасов А.Я. Дневные записки о воспитании Александра I. СПб. 1880.


[Закрыть] – огорчались учителя.

Но бабушка только радовалась этому обстоятельству – опытная в «чувственных» делах Екатерина задумала поскорее женить своего любимца. Ей очень хотелось поскорее увидеть внука взрослым, хотелось, чтобы на него смотрели как на будущего императора. В 1793 г. в возрасте 16-ти лет Александра женили на баденской принцессе Луизе, ставшей в православии великой княгиней Елизаветой Алексеевной. Через три года обвенчали и Константина.

Несмотря на такие важные перемены в жизни великих князей, их обучение продолжалось, но уже без того интереса и внимания как в детские годы. Повзрослевшие князья все чаще и чаще стали бывать у своих родителей и все больше и больше, к неудовольствию императрицы, увлекались военными науками, которыми занимались четыре раза в неделю под руководством своего отца Павла Петровича. Все чаще и чаще стала замечать Екатерина такую черту в характере будущего венценосца как уклончивость, все больше и больше стала наблюдать его притворство и скрытность, умение приспосабливаться к окружающей обстановке. Но бабушка старалась не думать о грустном: «…мальчик этот соединяет в себе множество противоположностей, отчего чрезвычайно любим окружающими», – писала она Гримму и совершенно не озадачивалась той нездоровой обстановкой, царившей при Дворе, когда мать и сын-наследник открыто враждуют между собой, и дети вынуждены приспосабливаться к этим неестественным условиям.