Текст книги "Александр Цыбулевский. Поэтика доподлинности"
Автор книги: Павел Нерлер
Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)
Записная книжка [№ 71]
[Тбилиси: 12–15 сентября 1968 г.]
12/IX 1968 г.
О стихах: «В начале осени – душа заноет…»
Можно уже задавать мои стихи кибернетической машине – наверно, это очень плохое стихотворение. Потом по нему можно программировать. А ведь, кажется, оно построено на непредвиденном – и… тем не менее…
15/IX. Неудача. Стихи не открыты читателю, как ахматовские: я не была здесь лет семьсот… Авторы нагромождают препятствия между собой и читателем. У нее они сняты – ничего не стоит между нею и ими, хоть он «как тайна, как в землю закопанный клад».
Все сложнее потому, что стихотворение иногда живо отношением от преднамеренного – от замысла. Так что вопрос о читателе, о доступности перекликается с этим, казалось бы, посторонним вопросом. Ведь стихотворение ясно в замысле – тут сам читатель, но начинается сопротивление материала.
2-й вариант[769]769
Ср. с записной книжкой № 76.
[Закрыть]
Вот он опять родился и забыл
И сон забвенья чист и непробуден.
Не говори: кем мой ребенок будет
Но просто так: а все же кем он был[770]770
Стихотворение А.Ц. «Вот он опять родился и забыл…» с вариациями. В опубликованном варианте последняя строфа выглядит так: «И впредь в одежды новые рядись. / Им подивись потом в музее где-то, / Еще не раз, еще не раз родись. / То выдумка: Харон, Психея, Лета» (НС, 171).
[Закрыть].
И впредь в одежды новые рядись.
Стоят за окнами дожди косые.
Еще не раз, еще не раз родись.
Но не со мной в одном году в России.
[Стихотворения[771]771
Далее – первые строки нескольких стихотворений А.Ц.
[Закрыть]:
И солнце что похоже на луну
Что это – тайная вечеря
Еще твои балконы виснут]
А ночью все почти, почти как встарь
У вечности глубокие карманы
Взойдет луна и увезет фонарь
Столб и фонарь, как и луна обманный.
И во дворе тетрадные поля.
Теснится образов переизбыток:
Мир галереек лестниц и калиток,
Готовый быть сведенным до нуля.
Дон-Жуан
Что может этот пионерский горн,
Что на рассвете он еще разбудит?
Надменный камень холоден и черн.
Беспечный лист на нем дыханье студит.
Беги, беги от этих страшных мест
Где цепко память только прошлым дышит
И командора памятник не слышит
А по ночам к нему записки шлет[772]772
Стихотворение А.Ц. «Дон Жуан» полностью (НС, 172).
[Закрыть].
Записная книжка [№ 72]
[Тбилиси: 9 декабря 1968 г. – 21 января 1969 г.]
9/XII 1968 – янв. 1969
9/XII 1968 г.
21/I 1969 г.
Несколько месяцев не открывалась записная книжка – упущено невозвратимо. Маячит сложность сцепления общей картины жизни. Этакий ком, похожий на колючий зеленый кустарник, – шар сквозной. Я еще вернусь к этому кому, а пока отпусти напряженье, откинься на время, подведем некоторые итоги.
Впервые за многие дни действие, достойное поэта. Одиночество, вокзальный ресторан – и пропади пропадом линолеум, сидящий в голове.
И этот путь такой не длинный
Домов убогих ряд старинный
Из современного окна.
Место действия, сюжет действия – принцип написания, не относящегося ни по своему месту, образу времени и действию – к процессу письма.
Процесс письма могучий принцип.
У меня – одно! Оно есть связь бессвязная.
Я не дорос до поэмы. До лирических стихотворений – пожалуй.
У Гаянэ:
– Гаянэ, вы никогда не хотели рисовать на библейские темы?
– Хотела… Очень хотела… Но только я не вижу распятого Христа, на самом деле это было иначе.
– Но как все-таки…?
– …
– Я не могу объяснить словесно, я больше вижу…
Распятие в виде дерева – на ветках растет груша, гранат и яблоко. (Ах, вспомнить, как она говорила точно-экономно: солнце, лежащее на земле…)
И Христос распят именно на солнце, а распятье-дерево – оно в стороне.
В отличие от Шенгели и Ходасевича, Ахматова писала, не прибегая к помощи поэзии. У нее с музой, как это у Шенгели, были отношения сестринства – а не уз и прочего.
Написать бы главу. Саша[774]774
А. Межиров.
[Закрыть]. Артистизм Саши…
Даже номер не написал – какая это книжка и скоро тому чуть ли не полгода.
Январь 1969
Зуб старика, с молочным зубом схожий,
И приобщаясь – отвращаюсь лиц
Тут в сквере чахлом все же дан мир божий
Колено женское и щебет птиц.
Мы щебету приписываем тему
Истории последнее звено.
Однако ничего не решено.
Они поют по Брему, не по Брему.
И есть какой-то цикл и пустячок
Проносится вне круга увяданья,
Как бы рожденный вновь из бормотанья
В ведре татарском зелени пучок[775]775
Стихотворение А.Ц. «Зуб старика, с молочным зубом схожий» (НС, 183).
[Закрыть]
Но как еще? Не знать. И пустячок
Проносится вне круга увяданья
Из твоего возникнув бормотанья –
В ведре татарском зелени пучок[776]776
Вариант к стихотворению А.Ц. «Зуб старика, с молочным зубом схожий».
[Закрыть].
И все-таки тут нет полного выхода – освобождения – «Гаянизма»[777]777
Неологизм А.Ц. (от имени Гаянэ Хачатурян).
[Закрыть]. Он – рассудочен – по-видимому.
И расчет на эффект – нет высшей простоты. Ложная мудрость, но не тлеющая.
Записная книжка [№ 73]
[Тбилиси: 20 марта – 9 мая 1969 г.]
20/III 1969.
Не пора ли закрывать лавочку?
Мне не переступить отпущенного – ничего, кроме эксплуатации природной, притупляющейся впечатлительности.
Никакой глубины. Правда, Володя[778]778
Леонович.
[Закрыть] назвал мой метод композиции гениальным… Володя… Это ведь целая глава. (Как Саша, в его последний приезд.)
Наверно, я еще и глух. Глух к вольному стиху. И завидую всему, что не могу…
Только я один знаю, как я ничего не знаю. Однако незнание не простое отсутствие знания – оно-то есть с воображением. Чего только и чему только не приписывают.
Отсюда и мнительность, и предвзятость, и недоброжелательство – все эти качества не в свете знания.
Стихия языка – воронка, в нее втягиваешься…
Главное – вырваться из общелитературного настроения общей грусти и печали – куда-то в иную свободу.
Честертон: 24/III
…Демократия в политике… это отчаянная и почти безнадежная попытка узнать мнение лучших людей, то есть тех, кто в себе не уверен.
Я выпил за боковое зрение, которым мучимся и радуемся, а Володя за тот третий глаз, который у кого это на лбу?
Как у паровоза.
Вот, господи, вся разница моя с ним: поверхность и глубина.
7/IV. К «Истории души»[779]779
Возможно, аллюзия к «Герою нашего времени» М. Лермонтова: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа».
[Закрыть] – странное чувство – новое – вдруг почувствовать дом убежища не чужим – временным, как было, а своим навсегда. Где вещи ставятся «навеки (Только Блок – свидетельство несвободы, потом будут другие книги – возле кресла у ног.)
Необходимо вести записную книжку по-прежнему: иначе – пропал. Сколько зримого я упустил за это время, – а ведь это единственная моя область! В ведре татарском зелени пучок.
16/IV. И опять тут – в татарском княжестве – опять лопатки солнца женские – весна с расческой банной.
Господи, дай мне еще записную книжку!
Утром шел: ведь где-то есть простая жизнь. Скажем, в Ялте: обрывок газеты, кафе, где греки, – и лента вечной шляпки[780]780
Аллюзия к рассказу А. Чехова «Дама с собачкой».
[Закрыть].
Тут хорошее лобио – кислое (Вот так – критерий!). Давайте жить.
Здесь очень хорошо. Есть купол и даже голуби вдали несущиеся. Это время пробуждения, когда некоторые деревья стоят еще в уборе, оставшемся от прошлогодней осени (в пожухлом золоте).
Медники. Ух ты, говорят молодые побеги, так весной начинается главный осенний листопад.
Свободу дает вино, единственную тайную, владеющую временем.
Азийский воздух.
И пальмы чахлые. Над палкой унцукульской.
И голубь слетел с высоты и отряхнул среднеазиатское нечто – вроде пыли, и балкон голубел за пожухлой листвой, и типчик вышел из кухни с тарелкой, несомой бережно, и с полотенчиком лавашика.
Ужас: невозможно сказать простое:
Какое счастье, какое таинство – в быте.
О Д.[782]782
Додик (Давид) Давыдов.
[Закрыть]
Зная эту свою агасферовскую особенность (нет в городе старухи, не помнящей его таким же точно, когда он ухаживал за ее матерью). Он никогда уже не влюбляется в женщину без дочери: обязательно – иначе не дано.
В каждом канцелярском прохождении есть все моменты – и великое одиночество, и неизвестность, и растерянность при уверенности – вся жизнь.
18/IV. Сегодня день пожирания пространства: вези меня, маленький автомобиль.
Джвари с ржащим конем.
Этот конь имеет крылья.
В 11 часов вечера вот-вот наступит рассвет – прогулка к дому и по рельсам, и лай в темноте собак красного цвета, они – красные.
Балконы, ковер.
И в открытом окне стремительная юная фигурка – стелется, вскинув что-то прозрачное шуршащее.
Какое шуршание, какое шуршание.
Собака красная увязалась потом.
А сзади шагала Гаянэ, за мной не поспевавшая в темноте по рельсам.
Высокая простота и естественность Киры, отмеченная сегодня Гаянэ, – ни одного искусственного жеста, ни одного. Чудо в наше время кривляк.
Ах, черт возьми, как все-таки очищающе место действия детства[783]783
Возможно, имеется в виду детская железная дорога в популярном саду Муштаид в центре Тбилиси (одно время назывался Сад Орджоникидзе).
[Закрыть], а у электровоза впереди фонари расположены, как некогда у паровозов, – так что, приближаясь и слепя, организации вполне сходят за них. А еще три красных фонаря последнего вагона – скрывающегося за поворотом.
Восхождение по лестницам.
Римское опять? Очень древнее.
В мои годы там помещалась, в общем, беднота – помнишь
Папа: Ты порвал пальто бедного мальчика! – Теперь в тех же пространствах не умещается накопленное богатство. Тесно. Тесно иначе.
Эти лошади крылаты (Верно)
Словно стая лебедей
А дальше что-нибудь что (подскажет) (нарисует) жизнь, но нужно что-то и свое сугубо свое, ничье чужое – мучительное.
То, что хорошо у классиков, – выгодно для тебя. Это великая простота, которая у тебя будет ощущаться тобой как отсутствие артистизма (к рифме лебедей – лошадей).
24/IV. День и годовщина Симона Ивановича[784]784
Чиковани.
[Закрыть].
Неужели я пишу – настоящие стихи? Имею в виду последние: «Джвари в ржаньи лошадей»?[785]785
Стихотворение А.Ц. «Джвари в ржанье лошадей…» (НС, 71).
[Закрыть]
Мой мальчичек.
Мандельштам не писал «шедевров», – а ты: ах, ты.
25/IV.
26/IV. И дерево Иудино в цвету…[787]787
Набросок к стихотворению «Вновь дерево Иудино в цвету…» (НС, 73). Иудино дерево – церцис европейский, деревья и кустарники, растущие обычно на каменистых склонах. Цветут в апреле – начале мая. Обильные цветы розово-лилового цвета покрывают листья, ветви и даже стволы. По преданию, именно на таком дереве повесился Иуда, после чего растение изменило цвет.
[Закрыть] Вся свадьба (сегодня женится песчинка на песчинке) – в этом?
Нет, ничего не случилось
Но дерево Иудино в цвету…
Я поверил в существование кино, в его правомочность, когда, задрав голову, увидел – многослойное движение, наплыв веток – невест с молодыми листочками.
Шел, задрав голову. Скрипели арбы.
День собрал какие-то крупицы.
Во-первых, я всегда был по складу поэтом. (Это оправдывает?) Отталкивание от чего-то существительного.
Ахматова лишний раз убеждает, что для стихов ничего не нужно: все «бревенчато, досчато, гнуто»[788]788
Из стихотворения А. Ахматовой «Подмосковное».
[Закрыть]. Пример: «стихи растут из ничего – когда б вы знали из какого сора растут стихи не ведая стыда»[789]789
Начиная со слов «Когда б вы знали…» – цитата из стихотворения А. Ахматовой «Мне ни к чему одические рати».
[Закрыть]. То есть всякое приобретение в смысле образа – ах, какой образ! – потеря: стихам-то ведь ничего этого не надо.
Таким образом, все литературоведение – наука о том, что не нужно о данном, тогда как поэзия возникает помимо данного. (Но есть закон: закон ядра и ярда.)
Весна
Появились в садах гвоздики.
Черные, как галки.
Надо как-то себя – песчинку в центре – отцентростремитить.
Ты черна лицом, как галка,
Ты пряма… как палка
Вихрем пробегаешь сад.
А потом куда:
Кто знает
Кто… рыдает
Угадает – нагадает.
и т. д. И почему-то влага плеч.
Не могу читать Блока, хотя он, может быть, в чем-то и восполняет совершенные Бунинские сонеты. Раздражает отвлеченное. Кто ты – женщина, жизнь, родина и т. д.? Нехорошая двойственность. Это неполнота образа. Двусмысленность. Откуда это так плохо – что так хорошо?
Кто-то – Достоевский о Толстом или Толстой о Достоевском? В той безнадежной области (символизма), в которой работал Блок, все же было нечто, что заглушает инстинктивный протест.
Какая точность: твердить мне дивно!
И целовать твой шлейф украдкой, когда плетень поет, поет… (опять многоточие – очарованье)
О прозе Блока.
Есть прямая аналогия прозы Бунина и его стихов. Есть проза Блока, из стихов вырастающая, – и ей принадлежит еще будущее.
Как хорошо у Твардовского: противоположное традиционному, но не разрушающее традиции – о чуждости космическому[791]791
Возможно, аллюзия к стихотворению А. Твардовского «Космонавту».
[Закрыть].
Видимо, работа должна называться: связь – или как принято: взаимосвязь – творчества Блока с теоретическими предпосылками.
29/IV. Сад, пропорошенный метлами. Скажи: полукруги – и будет зоркость – твое качество, привнесенное в объективный отдельно от тебя существующий мир.
«Пожар метели белокрылой…»![792]792
Из стихотворения А. Блока «И я опять затих у ног…».
[Закрыть]
Наблюдательность, конечно, говорит не о самой вещи – объекте наблюдения, а о субъекте – в данном случае о великом Валентине Катаеве. Читаю Кубик[793]793
Повесть В. Катаева «Кубик».
[Закрыть].
(Сравни то, что я написал на предыдущей странице о зоркости – независимо от Кубика, до него.)
Неужели ты думаешь, что Катаев не знает, что вещь неизобразима – как вот эти дома, которые я вижу из окна? Дома на Арсенальной, горе моего детства… – Что он изображает не вещи, а души – фу-ты, как нехорошо сказалось: мелькнуло совсем ведь другое и пропало, – да бог с ним, как и с тем вчерашним днем – с Гией и Нодаром[794]794
Нодар Тархнишвили – переводчик, перевел «Литературную богему старого Тбилиси» И. Гришашвили. И. Победина, снимавшая комнату, в которой он до этого жил, запомнила его еще и любителя вырезать по дереву.
[Закрыть], когда мы позавтракали плотно в восточной обстановке садика «Интуриста»[795]795
Гостиница на проспекте Руставели.
[Закрыть] – с бандитами, отцами семейств, переодетыми официантами, чьи дочки, ах, эти дочки, чьи дочки, говорю я и т. д. по панелям весны.
Стихотворение: Тайной вечери примета…[796]796
Стихотворение А.Ц. «Вдруг – тайной вечери примета…» (НС, 76).
[Закрыть]
Чудо – это зазеленевшее дерево напротив моих окон, под которое вгрызутся рано или поздно гаражи. Письмо автовладельцев будет понято. Где вы будете тогда, друзья шумящей листвы?
3/V. Под деревом зеленым на тахте.
Все это в отдельности – у, как доски тахты голой оструганные гладко и дерево тополь, что распускается к маю гигантским конусом, не зная о гаражах. Девушка, – нет, другое: дева, – что-то в этом пушкинское, морозное. И дети с барашком спасшимся, пережившим первомай – надолго ли? Когда-то и ты был таким же. Беззаботность не покрывает значения того состояния детского – скорее забота, ибо им неведома. Беззаботность уже знание, а тут другое – беззаботность у меня сохранилась, ушло другое, – чему нет названия…
Итак… Под деревом зеленым на тахте –
О, господи, не дерево, а древо, под ним не девушка, а дева.
Неправда: вот – точнее и проще:
Сидит себе упитанная дева
Под деревом зеленым на тахте.
Все будет так же: подле дерева шумящего стоять тахта и так же сонно будет дева…
9/V. Какое счастье, что я – не профессиональный поэт. Ведь стихи – продукт лишь определенного состояния, не поддающегося определению, не воспроизводимого произвольно.
Рой, вихрь мыслей…
Симфонизм – параллельность, не однолинейность…
Записная книжка [№ 74]
[Тбилиси, Манглиси: 16 июня – 13 июля 1969 г.]
16/VI 1969.
Еще Тбилиси
Дорога. Хребты – гребни. Почему нет крыльев? А птицы – почему нет ног? Конечно, ощущение полета, как тогда в Давид Гареджи[797]797
Комплекс пещерных монастырей VI в., в 60 км к юго-востоку от Тбилиси, на границе с Азербайджаном.
[Закрыть], связано с отстранением…
Но ни Манглис I, ни Манглис II, ни III, ни IV, ни V – ни о чем кроме как о быстротечности времени.
Единственная истина, которой обладаем с математической достоверностью, – 20 лет назад, 30, 40…
20/VI. Были стихи Саши, посланные в «Литературную Грузию». Если бы во мне было сильно нравственное начало, я бы остановился на всех оттенках, вернее, тонах ощущений, сопутствовавших восторгу… Сальеризм? Нет, другое – более человеческое: ограничусь восторгом. Какая не скованность, не косноязычие. Неужели мне строить на моих неизбывных качествах: скованности и косноязычии? Заставить их служить? И какая мгновенность, моментальность выражения, – противоположная моей вымученности. (Сразу на коротком огне – варится каша. Спит, ликуя во сне, мальчик Саша или – (И каждый год одно и то же – армяне, курды и евреи – по галерее на кутеж и с кутежа по галерее). Но ведь и в моей вымученности – есть то, что составляет ее наиболее эффективную, рабочую часть: она также приходит сразу – моментально.
Прочел глазами. Зимнюю замкнутость Блока – как это можно читать без ее интонаций? Опять поразительное: как прихоть оборачивается точностью, единственностью.
23/VI. Обиды должны быть – торжественные (крутая соль торжественных обид[798]798
Из стихотворения О. Мандельштама «Кому зима – арак и пунш голубоглазый…».
[Закрыть]), как ты не понимаешь!
Дождь прошел – взмыли птицы. Скажи хоть над черепичными крышами: намокшими, выжженными – с балкона, утопающими в листве фруктовых деревьев. Тихая отчизна.
Горы-горбы. Недаром седловина. Гиканье приходит на ум. Коршун знает о ружьях в деревне? Преувеличивает опасность. Раз – и его нет, есть ему пределы – или он не выходит за какой-то себе назначенный круг – хорошо изученный с высоты? Так умывается эта округа: дождь прошел – мы чувствуем, как хорошо листве.
Кстати, после смерти мы превратимся не обязательно во что-нибудь одно – полевую мышь, корову, букашку или мокрицу, а сразу во многое – так что смерть одного из нас не нарушит общего бессмертия. Мы не умрем, когда будем раздавлены сапогами: муравей – тут же станет глядеть грустными глазами коровы. И ей-богу не плохо это летнее блаженство животных. Только не тех свиней – взаперти в решетчатом ящике, в навозной жиже: беспросветно, а впрочем, кто знает…
28/VI. Алгетка с шашлыком, Володя.
Никакой недвижимости – ни травы, ни дерева – не иметь своего, ничего не нужно.
Что такое Алгетка? Нечто страшное по непляжности своей. «И жизнь прошла, успела промелькнуть»[799]799
Из романа в стихах Б. Пастернака «Спекторский».
[Закрыть].
Трава – зеленая. Не мудри ты. Медный котел на заборе откуда? Сработанный еще при Арсене. Арсен и Алгетка – ну, нет, ничего общего. Алгетка. Уйма платочков, если называть платочками женские платья, среди сора детских платьиц. – Карамазовщина. Давнее воспоминанье. Зачем все это я пишу? Погибнет все. Губами – губимо. Ничего не жаль. Под конец – индуизм какой-то. На Алгетке – какое-то мгновенье – был съеденным муравьями скелетом, трупом – и было приятно. Вернуться в землю – блаженство. Может быть, поэтому не все равно где лежать. У той сосны, например. Есть веселые могилы. Кладбища нагоняют страх.
Люди, не знающие стихов, не понимающие лирики, – плебс. Это тем не менее люди эпоса. Эпос внятен им, – они живут в его среде.
Весь этот «материализм», раздражающий лирика, – все это основа эпоса: базарные цены – почва «героики» – Арсен и 9 разбойников и прочее и прочее…
Езжай себе в такси маршрутном, которым правят бандиты – голубки этакие, и слушай это (почем помидоры и то и другое) – и знай, что это только эпос.
А ты стихов немая рать упрямо
Что я могу вписать в тетрадь
отложенную – Мандельштама?
Творчество – единственная свобода…
Не спешу ни-ку-да, ни-ку-да не спешу. Под сосной пишу, под сосной.
Снимаю со ствола лиру-цевницу.
Только не будь рациональным, только не будь рациональным, не надо.
Вот это окно! Свинцовый свет дождя и горы дымные – почему-то хочется сказать опальные, что ли, что-нибудь, не поддающееся окончательному разумению и даже выскользающее из «последней точности» – непостижимое.
Мой эгоизм: я – все действующие лица.
1/VII. В город. Туман.
С утра – спешка, недостойность (в жизни) такой строчки.
И снова как птенцы – в тумане
Нахохлившиеся дубы
(И на непостижимой грани
Оружья лязг и медь трубы)
(Стихи – об Амузги)
В каждом человеке немного вампиризма: выпить чужой крови у своих – приносит некоторое успокоение.
Есть облака, проход в уборную дачи – тенистый, блаженный и много из этого же ряда. И – невозможность, несмеянность. Утопия остановки истории – вот и все проблемы, вся тема, весь трагизм. Есть еще страсть, страсть…
Даже имя твое мне презренно –
Но когда ты сощуришь глаза –
Слышу воет поток многопенный
Из пустыни подходит – гроза.
Это непревзойденное из области жизни поэта.
5/VII. День. Густота цвета. Особенно лошади. На глазах «густевшей». И трава темнела. Интенсивность окраски. А, в общем, конечно день пестрый.
Чем все кончится? Так много лет – и ничего не известно. Ничего несомненного – все сомнительно.
Где подлинность, где первородство? Не выхожу из состояния робкого ученичества. И в 50, наверное, будут письма А. Межирову с тем же вопросом.
Несомненен Гия: талант импровизации. Выступил с докладом об Ахматовой по телевизору без подготовки.
Что дальше? Грустные итоги. Усталость.
И это уйдет в прошлое. Вид с балкона. Кедр – дверями проема. Щебет ласточки – 15 дней тому назад: птенчики – сегодня заправские летуны. Даже любопытные воробьи не летят уже за ними – не отличить их от родителей.
Уносят в небо птицы дачи
И лунный дождь. Слепой иль зрячий
(Стихи: По-над водой твое лицо[800]800
Из стихотворения А.Ц. «Манглиси через 25 лет» (1970; ВШ, 45).
[Закрыть])
– Ну как можно его мясо кушать?
Сейчас буду его резать. (В этом прозвучало нечто космическое людоедское.) Баран не упирался, он делал нечто обратное – тащил хозяина, уцепившегося ему в шерсть. Мне нужно было что-то сказать: – А что он чувствует, что ему конец?
Хозяин неожиданно для этого плюгавенького человека-земли: – А как же (воздев руку к небу). – Инстинкт.
По дороге баран обкакался – как какой-нибудь Кальтенбруннер. Шел явно обреченно: и не уповая – и не сопротивляясь. Мне бы еще описать, как его спустили с грузовика, затормозившего в туче пыли, и как он согнул ноги – его принимал на руки, видимо, парнишка человека земли.
– Но зачем описывать? Или, вернее, как говорил Блок – воплощать.
Как прежде крикнуть: «А-музги!»
Что Амузги? К чему? Туманно.
Ну вот – опять на лестнице балконной – кругозор гор. И днем можно будет в следующем году: так этот кругозор был с лестницы!
Недостаточность опрокидывается в себя, – обрывочность восприятия сопровождает и определяет мимолетность беспамятства.
Копошенье выросших цыплят в грядках – пьют из желоба. Что-то человеческое в закидывании головы. Даже в таком несвойственном не теряют человеческого.
Какие-то цветы – утренние розы – в переводе вообще: садовые лилии. Ласточки уже почти средние – между древними самими собой и ночными своими двойниками – летучими мышами. Цыплята не только пьют из желоба, но и разгребают лапками вскопанную огородную землю – (тоже – человеческое?).
Бьет и бьет барабан пионерлагеря – там.
Цыплята отряхиваются. Идут друг на друга бойцовой скороходью – наскакивают.
Копна сена, подпертая вилами-вилланами, – средневековье. Гремит гром – переносящий в первобытную пещеру.
Та девочка за эти шесть дней еще подросла, а юбка ее, соответственно, стала еще короче.
Каменная дорога к дому. Мог забыть такую деталь воплощения. Навалом лежат серые алгетские камни.
Идут бараны по ней – совсем не обреченно. Инстинкт – жест рукой кверху. Красиво жрут свиньи свинячью похлебку, захлебываясь, – при этом выражение отдельное: мыслителей.
Почему он обратился ко мне с максимальной гордостью возможной в вопросительной интонации:
«Ну как можно его мясо кушать?» Видимо, он все же увидел себя со стороны моими глазами – и комизм удесятерился. Вот он и извлек из этого унизительного бега с бараном, вцепясь ему в шерсть, наиболее выгодное освещение – насчет мяса и что сейчас именно резать буду. Ну как – стоящее дело, а? – Вы тут ходите с авоськами – не смотрите на мой плюгавый вид: вот у меня такой барашек – ох и мясо!
А на утренние розы…
И вода журчит из крана в огород по желобу. Цыплята спят. Скоро месяц, как месяц как мы тут обитаем в Манглиси II! Месяц!
И ни о чем более.
Искусство делать этот стог почти парикмахерское. Вот он подошел решительный хозяин в черной шапочке – и что-то поправил прислоненными подпиравшими вилами. Или не поправил – уже охапку для скотинки.
Опять ветви на том же самом месте – вечер. Собачий лай. Что мне нужно еще? Да, ничего. Даже этот островок на Майдане – ни к чему. Пишу вот – удобно расположившись на лестнице.
Улеглись крокодилы облачные. И все-таки распались потом на куски – как распадаются при подсветке этой Нарикала, Джвари[801]801
Знаменитый храм VI в. на вершине горы у слияния Куры и Арагви близ Мцхеты. По преданию, именно в этом месте Нино Каппадокийская поставила Святой крест, ознаменовавший принятие Грузией христианства. Позднее над крестом был воздвигнут храм Святого Креста («Джвари» в переводе с грузинского – «Крест»).
[Закрыть].
– Я твоя записная книжка…
Самое страшное – собственная бездарность. Вот еще почему хорошо, что память работает и на забвение. Осознание бездарности – ощущение ретроспективное (попались на глаза старые тетради – увидел воочию), не присущее настоящему. Прошлое покачивает этого ваньку-встаньку самоценности.
Соотнесенность с истиной – вот что приходит поздно, а многим дается в дар с самого начала. (Например, Блоку при всех сетованиях на «проклятие отвлеченности»[802]802
Из письма А. Блока матери от 30 января 1908 г. (по поводу пьесы «Песня судьбы»).
[Закрыть].)
Значит действительно: истина – конкретна.
Самый страшный грех: софистика-софианидиевщина[803]803
От Левы Софиниади.
[Закрыть]. Негативность: идти к противному, а не от противного. Питаться неправотою, допускать казенщину, мертвенность – бытующим жизненным и т. п.
Светляки появились в роще – звезды.
Карусели в парке мне, кажется, я помню – еще доэлектрические – с человеком в тельняшке – и уймой колес и передач: большие, настоящие карусели.
Что горы ночью?
13/VII. Мир рождается из пустоты: Она на балконе ночью: пустоты сосущей, как утренний голод в желудке желудочной пустоты. Все уже облито солнцем – грядки и листы фруктовых деревьев, и полновесный звук переливаемого молока. Но о пустоте только что бывшей – петушиный выматывающий крик, тарахтенье телеги – все это о пустоте пространства, бывшего незаполненным.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
