Текст книги "Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века"

Тема разведдеятельности советских партизан, направленной на выяснение общей картины коллаборационизма и национализма на временно оккупированных советских территориях, остается по сей день белым пятном в историографии Второй мировой войны и советского партизанского движения. Данная статья ставила целью обратить внимание исторического сообщества на существование этой важной темы и положить начало ее детальному и объективному научному исследованию.

По мнению автора, использованные в статье документальные источники и литература позволяют создать общее представление о параметрах и степени эффективности разведывательной работы партизан по различного рода коллаборационистам и националистам. Вытекая из постулата советской военной и разведывательной теорий о важности политико-экономической разведки в контексте разведобеспечения военных действий государства и используя практически весь современный ей спектр средств и методов добывания информации (агентурная разведка, визуальное наблюдение, допрос военнопленных и перебежчиков, изучение открытых источников и т. д.), эта работа проводилась планомерно, в течение всего периода немецкой оккупации и во всех крупных сегментах оккупированных советских территорий (западные регионы России, Украина, Белоруссия, Прибалтика). Сперва (до июня 1942 г.) ответственность за нее была возложена на все инстанции, причастные к развертыванию партизанского движения в тылу врага (компартия, комсомол, НКВД, Разведупр и ГлавПУР), а затем – на разведфункции (отделы, отделения и т. д.) всех без исключения центральных (ЦШПД и УШПД) и подчиненных им территориальных и фронтовых партизанских штабов (хотя параллельно по политико-экономической тематике работало и зафронтовое 4-е Управление НКВД).

В развитии политико-экономической разведки партизанских штабов в целом и ее усилий по изучению коллаборационистских и националистических организаций и формирований в частности достаточно четко просматриваются два основных этапа: начальный (лето 1942 г. – зима 1943 г.), когда партизаны-разведчики только учились работать по данной непростой тематике; и этап «профессиональной зрелости» (весна 1943 г. – осень 1944 г.), на протяжении которого «народным мстителям» удалось, реагируя на растущий интерес со стороны советского руководства и командования Красной Армии, выявить и достаточно полно и достоверно описать все без исключения крупные коллаборационистские и националистические организации, действовавшие в немецком тылу при поддержке оккупантов или без таковой.

При этом к концу оккупации даже изначально чрезвычайно слабые во всем, что касалось политико-экономической разведки, разведотделы прибалтийских партизанских штабов значительно приблизились к профессиональному уровню российских, украинских и белорусских коллег. Как следствие, предоставлявшаяся в этот период советскими партизанами «сырая» и обработанная в виде сводок, обзоров, докладных записок, отчетов и справок информация о политической ситуации на оккупированных врагом территориях была постоянно и в высокой степени востребована «потребителями» – советскими партийно-государственными лидерами союзного и республиканского уровней, а также органами госбезопасности, военной разведки и контрразведки. Находящиеся в нашем распоряжении источники однозначно свидетельствуют об активном использовании данной информации как при изгнании нацистов с советских западных территорий, так и в процессе восстановления на этих территориях советской власти.

Изнасилования на Восточном фронте: расследование, преступники и их жертвы

Ксения Васильевна Сак

канд. ист. наук, ведущий научный сотрудник Дома русского зарубежья имени А. И. Солженицына

Аннотация. Автор подробно рассматривает проблематику сексуального насилия со стороны солдат вермахта против советских женщин в годы Великой Отечественной войны. На основе анализа документов Чрезвычайной государственной комиссии особое внимание уделяется как сложностям, возникающим у жертв при артикуляции травматического опыта, так и недостаточной готовности советских властей признавать данный вид преступлений.

Ключевые слова: военные преступления, Чрезвычайная государственная комиссия, травматический опыт.

В 1967 г. на советские экраны вышел художественный фильм режиссера А. Салтыкова «Бабье царство». Одной из основных тем этой картины являлась судьба женщины, которая во время оккупации пыталась защитить молодую односельчанку и в результате сама была изнасилована немецкими солдатами. Этот фильм стал первым и фактически последним в отечественном кинематографе, где отчетливо прозвучала тема сексуального насилия во время войны и его последствий для жертвы. Доминирующая с послевоенного времени официальная политика памяти о войне, главной темой которой стала героизация событий, участников боевых действий и тружеников тыла, просто не оставляла места страданиям беззащитных женщин на оккупированной территории. В то же время в Европе наблюдается прямо противоположная тенденция. Тема эта становится инструментом спекуляций в оценках роли Красной Армии в освобожденной Европе[502]502
  App A. J. Ravishing the Women of Conquered Europe. San Antonio, 1946; Бивор Э. Падение Берлина. 1945. М., 2004; Heineman E. The Hour of Women. Memories of Germany’s Crisis Years and West German Identity // American Historical Review 1996. Vol. 101 (2). P. 354–395; Гофман И. Сталинская война на уничтожение (1941–1945 годы). Планирование, осуществление, документы. М., 2006; Naimark N. The Russians in Germany: A History of the Soviet Zone of Occupation, 1945–1949. Harvard, 1997; Район К. Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев. М., 2003.


[Закрыть]. Английский историк Э. Бивор приводит ошеломляющее количество женщин, изнасилованных советскими военнослужащими: «Представляется, что всего было изнасиловано порядка двух миллионов немецких женщин, многие из которых (если не большинство) перенесли это унижение по нескольку раз» [503]503
  Бивор Э. Указ. соч. С. 528.


[Закрыть]. И хотя позднее эти цифры были аргументированно оспорены[504]504
  Напр., Гебхардт М. Когда пришли солдаты. Изнасилование немецких женщин в конце Второй мировой войны. М., 2018.


[Закрыть], они произвели нужное впечатление на европейскую и отчасти российскую публику и стали своего рода знаменем страданий беззащитного немецкого народа.

Факты изнасилований гитлеровцами советских женщин на Восточном фронте также присутствуют в научных и научно-популярных работах историков, которые занимаются вопросами преступлений нацистов и повседневной жизнью на оккупированных территориях[505]505
  Реброва И. В. «Женская» повседневность в проблемном поле истории Великой Отечественной войны // Женщина в российском обществе. 2008. № 2 (47). С. 25–33; Никонова О. Женщины, война и «фигуры умолчания» // Неприкосновенный запас. 2005. № 40–41 (2–3). С. 282–289.


[Закрыть]. Однако, по справедливому замечанию авторов монографии «Частная жизнь советского человека в условиях военного времени», даже в советское время, когда еще были свежи воспоминания, «сексуальному насилию оккупантов уделялось значительно меньше внимания, чем другим видам воинских преступлений, вследствие сложившихся представлений о морали в советском обществе <…> ничего не говорилось в советской историографии о дальнейшей судьбе советских женщин, подвергшихся такому сексуальному насилию»[506]506
  Кринко Е. Ф., Тажидинова И. Г., Хлынина Т. П. Частная жизнь советского человека в условиях военного времени: пространство, границы и механизмы реализации (1941–1945). Ростов-на-Дону, 2013. С. 26.


[Закрыть]. Эта тенденция среди отечественных историков сохраняется в значительной степени и по сей день. Поэтому тема изнасилований, как ни парадоксально, изучена западными исследователями лучше, чем отечественными. Наиболее полное исследование на эту тему принадлежит швейцарскому историку Б. Бек. На основе немецких документов она оценила масштаб этого преступления на территориях разных стран и рассмотрела проблему уголовной ответственности. Вывод состоял в том, что к сексуальному насилию германское командование относилось терпимо, а утверждение о том, «что сексуальное насилие применялось систематически, что оно имело стратегическую функцию и являлось частью германской стратегии ведения войны, не имеет до сих пор научного доказательства»[507]507
  Beck B. Wehrmacht und sexuelle Gewalt: Sexualverbrechen vor deutschen Militargerichten, 1939–1945 (Krieg in der Geschichte. Band 18). Schoningh, 2004. S. 335.


[Закрыть]. Позднее также на немецких источниках проблема сексуального насилия на Восточном фронте была рассмотрена в книге Р. Мюльхойзер, которая говорит о сдержанном отношении немецкого командования к изнасилованиям[508]508
  MUhlhauser R. Eroberungen. Sexuelle Gewalttaten und intime Beziehungen deutscher Soldaten in der Sowjetunion 1941–1945. Hamburg, 2010.


[Закрыть]. В 2004 г. в Миннесоте (США) исследовательница В. Гертъяянсен защитила диссертацию «Жертвы, герои, выжившие: сексуальное насилие на Восточном фронте во время Второй мировой войны»[509]509
  Gerjejanssen Jo. W. Victims, heroes, survivors: sexual violence on the Eastern front during World War II (thesis Ph.D). Minnesota, 2014. URL: https://www.researchgate.net/publication/33995292_ Victims_heroes_survivors_sexual_violence_on_the_Eastern_Front_during_World_War_II (дата обращения: 18.10.2020).


[Закрыть]. В основу ее исследования легли десятки интервью жительниц оккупированных территорий современных Прибалтийских республик и Украины. Она приходит к выводу, что сексуальное насилие над советскими женщинами военнослужащими вермахта было массовым явлением и представляло собой прежде всего преступление против гендера. С этой же точки зрения проблему сексуального насилия на территории УССР рассматривает украинская исследовательница М. Гавришко[510]510
  Гавришко М. Зг’валтування у сховках: сексуальне насильство пiд час Голокосту в Українi // Голокост i сучаснiсть. 2019. № 17 (1). С. 10–0.


[Закрыть].

В России в последние годы вопрос о роли женщины на войне изучается в рамках истории памяти[511]511
  Дубина В. С. «Обыкновенная история» Второй мировой войны: дискурсы сексуального насилия над женщинами оккупированных территорий // Журнал исследований социальной политики. 2015. № 3. С. 437–450.


[Закрыть], однако обстоятельства сексуального насилия как составляющей повседневной жизни женщины на оккупированных территориях излагаются в общих чертах. Проблема насилия сфокусирована традиционно на страданиях детей и военнопленных, а изнасилования рассматриваются в контексте контраргументов утверждениям западных историков, обвиняющих солдат Красной Армии чуть ли не в «массовом изнасиловании Европы»[512]512
  Сенявская А. С. Красная Армия в Европе в 1944–1945 гг.: интерпретация истории как политический инструмент в современном мире // Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность. М., 2015. С. 216–223.


[Закрыть]. Тем не менее в научно-популярных работах, рассчитанных на широкий круг читателей, авторы все чаще обращаются к конкретным примерам изнасилований. Озвучивается эта проблема и в средствах массовой информации[513]513
  Будницкий О. В. Сексуальные преступления вермахта. В программе: Не так // Эхо Москвы. 2010. 10 июля. URL: https://echo.msk.ru/programs/netak/693919-echo/ (дата обращения: 22.10.2020).


[Закрыть]. Множество историй изнасилований приводит А. Р. Дюков в книге «За что сражались советские люди»[514]514
  Дюков А. Р За что сражались советские люди. М., 2007.


[Закрыть]. Все они служат подтверждением тезиса автора о безжалостном отношении нацистов к населению захваченных советских земель в ходе войны на уничтожение. Схожие рассуждения можно встретить и в ряде работ других авторов[515]515
  Соколов Б. В. Оккупация. Правда и мифы. М., 2002. Гругман Р А. Женщина и война. От любви до насилия. М., 2018. Васильченко А. В. Сексуальный миф III Рейха. М., 2008.


[Закрыть]. Отдельно с точки зрения стратегии выживания женщин в оккупации рассматривается вопрос «горизонтального коллаборационизма», включающий в себя и добровольное сожительство, и работу в борделях[516]516
  Ковалев Б. Н. Коллаборационизм в России в 1941–1945 гг.: типы и формы. Великий Новгород, 2009.


[Закрыть].

Постепенно профессиональное сообщество преодолевает негласное табу на эту тему, но перед ним возникает другая проблема. Связана она с ограниченностью и неоднородностью источниковой базы. В отличие от немок, русские женщины после войны практически не оставили письменных воспоминаний об этом страшном опыте. Не имели они возможности задокументировать случай изнасилования в местной оккупационной администрации. Однако сразу после освобождения занятых противником территорий они могли рассказать о пережитом.

Истории жертв изнасилований, которые использовались в пропагандистских целях создания образа ненавистного врага, «фашистского зверя», нередко попадали и на страницы газет, и в кадры кинохроники. 4 сентября 1941 г. в газете «Правда» вышло сообщение Совинформбюро «Фашистско-немецкие мерзавцы», проект которого правил лично И. В. Сталин. В нем говорилось: «Фашистские изверги насилуют и сгоняют в публичные солдатские дома наших матерей, сестер и жен». «Смерть за смерть! Кровь за кровь»[517]517
  Российский государственный архив социально-политической истории (далее – РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 11. Д. 490. Л. 5–7.


[Закрыть], – дописал карандашом текст сообщения И. В. Сталин. Спустя два месяца на советский экран вышла короткая 10-минутная лента об освобожденном в ноябре 1941 г. Ростове-на-Дону. Диктор, комментируя кадры с трупами, говорил: «Восемь дней жгли и грабили варвары город, насиловали и убивали жителей <…> жена инженера завода “Красный Дон” Гордеева, изнасилованная Крюкова»[518]518
  Российский государственный архив кинофотодокументов (далее – РГАКФД). № 6280. URL: http://victims.rusarchives.ru/fragment-kinokhroniki-iz-dokumentalnogo-fllma-kinodokumenty-o-zverstvakh-nemecko-fashistskikh (дата обращения: 18.10.2020).


[Закрыть]. В 1943 г. после освобождения Ржева была также снята кинохроника, которую позднее демонстрировали на Нюрнбергском процессе. На экране один за другим появлялись крупным планом трупы замученных людей: «В соседнем доме обнаружена замученная немецкими солдатами семья Садова. Сын Валентин 15 лет убит выстрелом в глаз, дочь Рая 12 лет заколота штыком, дочь Катя 5 месяцев застрелена в висок, дочь Зина 18 лет изнасилована и убита»[519]519
  РГАКФД. № 4783. URL: http://victims.rusarchives.ru/fragment-kinokhroniki-iz-soyuzkinozhurnal-no-23-o-razrusheniyakh-i-zlodeyaniyakh-nemecko-0 (дата обращения: 18.10.2020).


[Закрыть].

Масштабы разрушений и преступлений противника против мирных граждан и военнопленных были настолько огромными, что уже в первые месяцы боев в советском руководстве возникла идея создания органа, фиксировавшего материальные и людские потери государства. 2 ноября 1942 г. была создана Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков на оккупированных территориях (ЧГК). На местах после освобождения создавались комиссии содействия, члены которых собирали по горячим следам истории пострадавших мирных жителей в различных городах, селах и деревнях. Среди них были и факты изнасилований. Огромный массив документов ЧГК отложился в фонде Р-7021, хранящемся в настоящее время в Государственном архиве Российской Федерации. Его материалы используются историками для изучения различных аспектов жизни на оккупированных территориях, однако тема изнасилований на основе показаний жертв до сих пор отдельно не рассматривалась.

Репрезентативность документов ЧГК нередко ставится под сомнение[520]520
  Сорокина М. Ю. «Свидетели Нюрнберга»: от анкеты к биографии // Право на имя: биографика XX века. Чтения памяти Вениамина Иофе: Избранное. 2003–2012. СПб., 2013. С. 312–330.


[Закрыть]. Дело в том, что в архиве комиссии отложились самые разные материалы, от показаний безграмотной деревенской женщины до немецких военнослужащих; в них отражены как кражи патефонов, так и работа газовых камер лагерей смерти. Не была отлажена практика оформления протоколов – в результате в фонде сохранилось множество записок о необходимости переоформить акты на местах. После сбора свидетельств отдельные акты подвергались обработке, на этапе которой могли происходить искажения. Наконец, скандальное расследование расстрелов польских офицеров в Катыни тоже проводили сотрудники ЧГК. Однако все эти факты, которые, несомненно, надо учитывать при анализе этого исторического источника, не могут поставить под сомнение весь комплекс документов комиссии – 54 784 акта. Особенно это касается низовых актов, которые хотя и были зачастую оформлены не по юридическим нормам, содержат рассказы о преступлениях оккупантов от первого лица. Сотрудники местных комиссий не имели никакой необходимости придумывать факты изнасилований, потому что этот вид преступлений, как будет показано дальше, не выделялся в отдельную группу и проходил скорее как побочный «продукт» войны [521]521
  Показательно, что в исследовании В. Гертъяянсен, проведенном на материале интервью, отмечены те же особенности этого преступления на Восточном фронте, которые выявляются при работе с документами ЧГК. Фактически спустя десятилетия рассказы женщин, столкнувшихся с сексуальным насилием, подтверждают данные, собранные комиссиями содействия сразу после освобождения от оккупации.


[Закрыть]. Искажения, которые появлялись в результате обработки актов, могут свидетельствовать о позиции вышестоящих руководителей отделений комиссии, что само по себе является ценной информацией об их отношении к преступлениям нацистов на оккупированной территории.

Для составления протоколов члены местных и центральных комиссий имели инструкцию, которая была утверждена лишь 31 мая 1943 г.[522]522
  Государственный архив Российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 6. Л. 2–3.


[Закрыть] В ней говорилось о том, что при сборе показаний необходимо указывать конкретное место происшествия, точные данные пострадавших, детали преступления, номера частей и имена людей, причастных к злодеяниям, а также должны быть допрошены свидетели. В первые же месяцы после освобождения от оккупации акты составлялись членами местных комиссий, в которые обычно входили представители горсоветов и сельсоветов, интеллигенции и органов НКВД. Качество актов напрямую зависело от уровня образования составителей, их мотивации и материального обеспечения. Все это сильно отличалось в зависимости от региона и местности – городской или сельской. Острая проблема была с бумагой, поэтому многие акты написаны на обрывках, газетах и даже на оборотах немецких документов. В конце работы в областной город приезжал представитель ЧГК и проверял правильность оформления документов, в том числе лично проводя опросы потерпевших и участвуя в раскопках могил. Члены комиссий, не имея практически до середины 1943 г. инструкции, составляли акты по своему усмотрению. Поскольку у некоторых из них был опыт работы во внутренних органах, то они старались придать актам юридический вид: составляли их при свидетелях, указывали данные о заявителе. С фиксацией изнасилований дело обстояло сложнее. Некоторые потерпевшие были безграмотные, и показания записывались с их слов, затем ставилась заверительная подпись. Иногда жертвы насилия и составители актов не хотели называть в документе имена и обозначали их сокращенно, например «Н.», «М.» и др.[523]523
  Эта практика сохраняется до сих пор. При публикации документов в рамках проекта «Без срока давности» изнасилованные женщины обозначаются инициалами. Так же имена представлены в статье.


[Закрыть] Заявления могли быть коллективными, когда дело касалось группового изнасилования, от лица жертвы или ближайших родственников, а также случайных очевидцев. Свидетелей, которые могли подтвердить свершившиеся преступления, не всегда удавалось найти. Хотя, казалось бы, такое происшествие не могло остаться неизвестным для соседей, особенно если оно происходило в селе или деревне (встречаются и такие случаи). Мать пострадавшей от изнасилования 13-летней девочки из деревни Тупицы Псковской области рассказывала о надругательстве над ее дочерью двумя немецкими солдатами: «Очевидцем никто не был, потому что изнасилование происходило за деревней около 400 метров, в кустах <…> она мне только сама говорила после изнасилования»[524]524
  ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 39. Д. 334. Л. 112–112 об.


[Закрыть]. Сомневаться в ее показаниях не приходится, поскольку после этого девочка проходила лечение в больнице Пскова. Об изнасилованиях в тюрьмах и лагерях в ЧГК сообщали выжившие и те, кто находился в заключении вместе с жертвой.

В процессе обработки актов и показаний члены местных комиссий составляли сводки установленных злодеяний и обобщенные акты по районам, городам и областям. В том числе делались таблицы – в них были столбцы с количественными данными по убийствам, насилию, издевательствам, пыткам и угону в рабство. Однако остается не совсем понятным, какие именно случаи учитывались в разделе «насилие» и чем оно отличалось от издевательств и пыток. Случаи изнасилований редко фиксировались отдельно в таблицах, т. к. не были предусмотрены шаблоном. Лишь в документах, составленных комиссией содействия ЧГК Калмыцкой АССР, по каждому улусу изнасилования подсчитывались и записывались отдельно, поэтому в обобщающем акте дана и конкретная цифра пострадавших от сексуальной агрессии женщин: выявлено 43 случая, а всего «расстреляно, повешено, замучено, изнасиловано женщин, подвергнуто порке людей, угнано в немецкое рабство, подвергнуто тяжким избиениям и истязаниям – две тысячи двести тридцать семь человек»[525]525
  ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 8. Д. 26. Л. 21, 27–28.


[Закрыть]. Возможно, именно относительно небольшое число пострадавших в сравнении с рядом других областей СССР дало членам комиссии время для вынесения изнасилований в отдельную графу. Но здесь мог сыграть роль и человеческий фактор – неформальное внимание к этой теме членов комиссии.

В большинстве случаев изнасилование заканчивалось смертью или убийством жертвы, поэтому в сводных данных сведения о них попадали в графу «убитые». Так, в Ново-Петровском районе Московской области был случай изнасилования немцами матери и ее дочки, которых после содеянного убили[526]526
  ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 31. Д. 1076. Л. 13.


[Закрыть]. Они были единственными, кто пострадал за время оккупации в этой деревне. В сводке они значились убитыми, а графа изнасилованных отсутствовала вовсе. В таком виде эти сведения попали в обобщающий документ по району, в котором случаи сексуального насилия также отсутствовали[527]527
  Там же. Л. 2.


[Закрыть]. Показательно в этом отношении коллективное заявление изнасилованных жительниц станицы Старотиторовской Краснодарского края. Они составили письменные показания о том, что в день оккупации станицы румыны «насиловали совсем молодых девушек и даже старух. Женщины по целым неделям не находились в своих комнатах, бросали малолетних детей и прятались по чердакам, деревьям»[528]528
  ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 16. Д. 465. Л. 136–136 об.


[Закрыть]. В конце документа все пострадавшие поставили подписи. Однако при составлении общего акта по станице члены комиссии проигнорировали это заявление и не указали ни одного случая сексуального насилия.

В то же время встречается и прямо противоположная ситуация. Например, в обобщающем акте по Волоколамскому району Московской области есть сведения об 11 изнасилованных девушках, но в самом деле почти все документы – таблицы с материальным ущербом, и нет ни одного личного свидетельства об изнасиловании[529]529
  ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 31. Д. 1091. Л. 1 об.


[Закрыть]. Откуда появилась эта цифра, неизвестно. В акте по Высокиническому району было сказано: «За время своего хозяйничанья фашистские изверги насиловали женщин, девушек и несовершеннолетних в возрасте 15–16 лет»[530]530
  ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 31. Д. 1094. Л. 1.


[Закрыть]. Акт был основан на «представленных документах», однако в папке по этому району находятся только общие итоговые документы и таблицы. Это не исключает того факта, что показания действительно были собраны, но затем куда-то затерялись. Были и такие случаи, когда факт изнасилования устанавливался по показаниям свидетелей, а подтвердить его у выжившей жертвы не было возможности. «Имели место много случаев зверского изнасилования женщин и девушек. В дер[евне] Верховино Верховинского с[ельского] совета фашистские бандиты изнасиловали девушку Б. В. Г. Данные установлены через свидетелей. Допросить пострадавших не удалось, т. к. они выбыли»[531]531
  ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 30. Д. 161. Л. 7.


[Закрыть], – говорилось в акте по Волховскому району Ленинградской области. Таким образом, никакой системы сбора доказательств о совершённых изнасилованиях не было – в фонде ЧГК представлены самые разные варианты оформления, изложения, подтверждения и обобщения информации об этом преступлении.

Наиболее вопиющие случаи изнасилований отчеркивались на полях. В общем акте по нескольким районам Ленинградской области был отчеркнут длинный перечень жертв сексуальной агрессии и на полях написано «изнасилования». При этом туда же вошло упоминание о принуждении к сожительству: «Немецкие власти принуждали женщин и девушек, в том числе и подростков, сожительствовать с немецкими солдатами <…> В ноябре 1941 г. в деревне Овино Тихвинского района пьяные немецкие офицеры изнасиловали гражданку Д. В. С. – мать 3 малолетних детей. В деревне Печнево того же района немецкие солдаты на глазах родителей изнасиловали 16-летнюю А. С. и 14-летнюю К. Х.» и т. д.[532]532
  Там же. Д. 1745. Л. 4.


[Закрыть] В этом же деле есть акт по еще двум районам области, и в нем вновь отчеркнуты случаи принуждения к сожительству и изнасилований, но на полях уже написано «насилие». Один случай подчеркнут карандашом: «Зимой 1941 г. гражданку деревни Слутки Демянского района М. Е. вызвали на допрос в немецкую комендатуру, и там пятеро солдат изнасиловали ее, после чего вывели за деревню в лес и расстреляли»[533]533
  Там же. Л. 15–16.


[Закрыть]. Однако далеко не все отчеркнутые на полях преступления на сексуальной почве входили в обобщающие акты. Некоторые сотрудники местных и центральных комиссий игнорировали и обезличивали факты изнасилований. Это привело к тому, что в сводном отчете ЧГК, который был положен на стол И. В. Сталина, не было ни одного подобного случая[534]534
  Российский государственный архив новейшей истории. Ф. 3. Оп. 50. Д. 544.


[Закрыть].

Отсутствие должного внимания к рассмотрению случаев изнасилований как отдельного военного преступления связано отчасти с тем, что его было сложно перевести в денежное измерение. Для подсчета ущерба от разрушенных предприятий, например, существовала специальная смета. Погибшие и покалеченные мирные граждане относились к людским потерям. Что делать с изнасилованными? Это было непонятно. О том, что такой вопрос в принципе ставился, свидетельствует сохранившаяся в фонде ЧГК справка о подсчете морального ущерба. Неизвестный автор записки ссылался на обязанность Германии по Версальскому договору 28 июня 1919 г. компенсировать убытки, причиненные жизни, здоровью и чести гражданских лиц. Для примера он предлагал следующую выкладку: «Будет установлено, что солдатами и офицерами оккупационных армий изнасиловано всего 25 000 девушек и 40 000 замужних женщин и вдов. Моральный вред, причиненный изнасилованием девушки, будет определен, к примеру, в сумме 5 000 руб. золотом, а замужней женщины или вдовы – в 3 000 руб. золотом. Следовательно, общая сумма возмещения за моральный вред, причиненный этим видом преступления, составит 25 х 5 000 + 40 000 х 3000 / 245 000 000 руб. золотом»[535]535
  ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 324. Л. 21.


[Закрыть]. Академик А. Н. Трайнин, временно исполнявший обязанности секретаря ЧГК, оставил на записке резолюцию о том, что вопрос этот следует провести протокольным постановлением. Дальнейшая судьба этой записки остается неизвестной. В итоге наиболее вопиющие примеры изнасилований были приведены на Нюрнбергском трибунале в качестве иллюстрации преступлений нацистов против человечности, но ни приблизительное число изнасилованных советских женщин, ни моральный ущерб установлены не были. Многочисленные жертвы сексуального насилия, которые рассказывали о непростом опыте, рассчитывая на то, что преступники будут наказаны именно за это, остались неучтенными и неуслышанными, тем более не было никакой речи о компенсации причиненного им морального и физического ущерба (впрочем, как и всем остальным пострадавшим в оккупации людям).