Текст книги "Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века"

Параллельно шла работа по привлечению Т. Оберлендера к суду, который должна была провести ГДР, естественно, при поддержке Советского Союза. Уже в октябре на Украине органы прокуратуры начали поиск свидетелей, которые могли бы подтвердить участие министра и батальона «Нахтигаль» в совершении военных преступлений, однако пока найти весомые аргументы не удавалось. Непосредственно подготовка суда в ГДР стартовала в конце ноября 1959 г. Поскольку все инкриминируемые преступления были совершены за пределами республики, то власти решили зацепиться за тот факт, что последним местом жизни подсудимого до войны был Грайфсвальде, оказавшийся в Восточной Германии.

Вероятно, к февралю 1960 г. было принято решение сделать акцент на следующих сюжетах: львовский погром, убийство польских профессоров и преступления батальона «Бергманн» на территории СССР. По крайней мере, январем датируются те первичные протоколы допросов, которые в дальнейшем активно использовались в рамках советской медийной кампании, а последние два сюжета стали фигурировать в советской печати. В начале февраля «Известия» отдали целый разворот теме «реваншизма», увязывая отказ ФРГ признать существующие границы с наличием агрессивных намерений. Центральное место занимала статья Л. Ильина, который обвинял Т. Оберлендера в совершении военных преступлений не только во Львове (с акцентом на убийстве польских профессоров), но и на Северном Кавказе, в частности в Нальчике (ошибочно называя его комендантом города). Ключевым «аргументом» стало указание на те или иные преступные действия, совершаемые нацистами в тех местах, где находился примерно в это же время Т. Оберлендер[1558]1558
  Ильин Л. Страницы из дела одного министра // Известия советов депутатов трудящихся СССР. 1960. 3 февр. С. 4. Обратим внимание, что и в январе появлялись статьи, в которых дело Оберлендера было вставлено в контекст темы «германского реваншизма»: А судьи кто? // Правда. 1960. 11 янв. С. 4; Шавров Я. Совершенно достоверные лжесвидетели // Известия советов депутатов трудящихся СССР. 1960. 14 янв. С. 1; Поляков М. Призрак, который возвращается // Известия советов депутатов трудящихся СССР. 1960. 9 янв. С. 3.


[Закрыть]. Все сопровождалось выдержками из зарубежной прессы, отобранными в подтверждение советской позиции, а также краткими сообщениями о других членах правительства ФРГ с нацистским прошлым. Немного ранее в «Литературной газете» была сделана подборка публикаций польских ученых, обвинявших Т. Оберлендера в причастности к убийствам профессоров во Львове. Правда, в приведенных статьях-свидетельствах речь шла о преступлениях, творимых, как утверждалось, гестаповцами или членами батальона «Нахтигаль», но не лично Т. Оберлендером[1559]1559
  Стервятник прикидывается Соловьем // Литературная газета. 1960. 23 янв. С. 4.


[Закрыть].

Все это указывает, что даже советская печать испытывала недостаток прямых улик, который возмещался посредством акцентирования более широкого контекста. С точки зрения особенностей западногерманского судопроизводства, этого было недостаточно, поскольку для юридических обвинений требовалось доказать именно личное добровольное участие [1560]1560
  См.: Леви Г. Преступники. Мир убийц времен Холокоста. М., 2019. С. 174–241.


[Закрыть], однако такой подход был адекватен для формирования общественного мнения. Поскольку общественность, причем не только советская, вряд ли была готова вникать в тонкости судопроизводства, невозможность возбуждения уголовного дела в ФРГ сама по себе подрывала репутацию ее правительства.

Одновременно в ГДР продолжалась подготовка к срежиссированному суду. 15 марта политбюро СЕПГ приняло решение о дате – 20 апреля. Порядок действий и результат были прописаны, причем общественного защитника назначили лишь 7 апреля, что фактически исключало возможность того, что он сумеет подготовиться к делу и поломать сценарий. За несколько дней до начала суда у А. Нордена имелся детализированный сценарий, включавший показания свидетелей и возможные возражения[1561]1561
  Wachs P.-Ch. Op. cit. S. 40–41.


[Закрыть].

Непосредственно Советский Союз работу по поиску свидетелей и подготовке материалов завершил в марте. Для того чтобы придать им убедительности, было принято решение вновь созвать Чрезвычайную государственную комиссию по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (далее – ЧГК), расформированную еще в 1951 г.[1562]1562
  См.: Сорокина М. Ю. Право на имя: Биография как парадигма исторического процесса // Вторые чтения памяти В. Иофе. 16–18 апреля 2004. СПб., 2005. С. 50–63.


[Закрыть] Она собралась 28 марта 1960 г. На заседании утвердили текст специального сообщения и фамилии 10 свидетелей (5 – львовских событий, 5 – преступлений «Бергманна»), которые выступили бы на специальной международной пресс-конференции. Предоставить слово предполагалось только шестерым из них (Г. И. Мельнику, Я. И. Шпиталю, Т. В. Сулиму, К. Г. Алескерову, А. М. Хаммершмидту и Ш. А. Окропиридзе), причем в приложении к протоколу заседания были приведены подготовленные выступления восьмерых (помимо указанных – М. Н. Гресько и И. Н. Макаруха). То есть двое, «бергмановцы» Ю. Ц. Пшихожев и Ш. И. Шавгулидзе, могли выступить, только если подобная необходимость возникла бы в ходе дискуссии.

Международная пресс-конференция состоялась 5 апреля в Октябрьском зале Дома Советов. Уже на следующий день «Правда» поместила пространное сообщение ТАСС, близко к тексту пересказывающее официальное заявление. Акценты делались на уничтожении польских профессоров и военных преступлениях на Северном Кавказе[1563]1563
  Кровавые злодеяния Оберлендера // Правда. 1960. 6 апр. С. 6.


[Закрыть]. «Известия» не ограничились этим, но и дали большой материал о военных преступлениях нацистов и военнослужащих «Бергманна» в Нальчике. Центральное место было отведено 4 женщинам-кабардинкам, рассказывавшим истории об убийстве оккупантами их родственников[1564]1564
  Тараданкин К. Палач не уйдет от ответа // Известия совета депутатов трудящихся СССР.
  1960. 6 апр. С. 4.


[Закрыть]. Прямых указаний, что повинен в этом сам Т. Оберлендер, не было. Схожие акценты на событиях на Северном Кавказе сделала и «Литературная газета»[1565]1565
  Крымов В. Имя известно // Литературная газета. 1960. 7 апр. С. 4.


[Закрыть]. Уже на следующий день «Правда» опубликовала подробный очерк В. Кузнецова и А. Богма о львовских событиях: цитируя очевидцев, они рассказывали о погроме первых дней (не упоминая, правда, о евреях) и убийстве польских профессоров. Леденящие души свидетельства должны были убедить читателя в причастности Т. Оберлендера к политике уничтожения советского народа, которая в тот момент проводилась руками украинских националистов[1566]1566
  Кузнецов В., Богма А. Львов обвиняет // Правда. 1960. 7 апр. С. 4.


[Закрыть]. Среди прочих В. Кузнецов и А. Богма цитировали рассказы тех, кто был еще в январе 1960 г. допрошен следователями. Так, они приводили свидетельства Я. Савки о том, что нацисты фотографировали свои преступления (см. документ 2.5.2), рассказ Р. Курендаша об издевательствах (см. документ 2.6). Впрочем, публикуемый нами протокол допроса М. Рудницкого (документ 2.7) не содержит упоминания о том, что во Львове якобы не было дома, «откуда фашистские палачи не выводили бы людей на неминуемую смерть» (сам он вполне откровенно сообщает следователю о еврейских погромах). Заметим, что стенограмма пресс-конференции была опубликована отдельной брошюрой, подписанной в печать уже 14 апреля 1960 г. Именно она и стала основным источником, используемым современными исследователями[1567]1567
  Кровавые злодеяния Оберлендера. Отчет о пресс-конференции для советских и иностранных журналистов, состоявшейся в Москве 5 апреля 1960 года. М., 1960.


[Закрыть].

Сложнее дело обстояло с участием советских свидетелей на восточногерманском процессе. Из 10 туда решили направить только троих – Ш. А. Окропиридзе, К. Г. Алескерова и А. М. Хаммершмидта. Впрочем, последнего в итоге решили не выпускать из страны, ограничившись письменными показаниями. Другими словами, собранные материалы относительно львовских событий признавались советской стороной недостаточно убедительными с точки зрения доказательства вины западногерманского министра. Сам процесс начался 20 апреля и завершился ожидаемо приговором Т. Оберлендера к длительному тюремному заключению. Под влиянием скандала ему пришлось уйти в отставку. В 1961 г. он не был переизбран в парламент и фактически его карьера была завершена. Несомненно, это дело, разразившееся на фоне нападения на синагогу и параллельного скандала вокруг Г. Глобке, внесло вклад в ухудшение международной репутации ФРГ и правительства К. Аденауэра[1568]1568
  Grady T. Op. cit. P. 33; Rosenfeld G. The Reception of William L. Shirer’s The Rise and Fall of the Third Reich in the United States and West Germany, 1960-62 // Journal of Contemporary History. 1994. Vol. 29. № 1. P. 95–128.


[Закрыть]. Заметим, что в конце мая 1960 г. премьер-министр Израиля Д. Бен-Гурион заявил, что один из организаторов политики «окончательного решения еврейского вопроса» А. Эйхман тайно вывезен в Израиль и будет предан публичному суду. Именно это дело, вызвавшее всемирный резонанс, стало поворотным с точки зрения осмысления темы нацистских преступлений, в том числе и в немецком обществе.

Политический характер «дела Оберлендера» не подлежит сомнению, однако материалы, собранные в ходе его развития, требуют более детального изучения. Мы не можем полностью согласиться с Дж-П. Химкой, утверждавшим об их полной фальсификации. Ф.-К. Вакс, детально изучавший процесс, ставил под сомнение показания тех, кто должен был выступить непосредственно в Восточной Германии, – К. Алескерова, Ш. А. Окропиридзе и А. М. Хаммершмидта, причем последнего назвал сомнительной личностью[1569]1569
  Wachs P-Ch. Op. cit. S. 45–46.


[Закрыть]. Отчасти этот вопрос можно разрешить, если разобраться в том, каким образом готовились все эти показания. В частности, в фонде ЧГК в Государственном архиве Российской Федерации отложились копии допросов, проведенных в январе 1960 г. (условно – 1-й вариант), а также утвержденные на 73-м заседании комиссии показания (условно – 2-й вариант). Их последовательное сличение позволяет обнаружить структурное сходство при серьезных смысловых расхождениях, в то время как 2-й вариант отличается незначительно от свидетельств на апрельской пресс-конференции, по итогам которой был опубликован специальный отчет (условно – 3-й вариант). Поскольку в стенограмме К. Алескерова появилась та информация, которая отсутствует в утвержденном тексте показаний, мы полагаем, что во время выступления он сам несколько отклонился от заготовки. Что касается прочих расхождений, то, вполне вероятно, они были внесены редакторами отчета, которые стремились придать тексту большую образность. Например, в утвержденном варианте Т. Сулим должен был сказать: «После захвата города гитлеровцы и легионеры стали жестоко расправляться с мирным населением», однако в отчете это звучит иначе: «После захвата города немецкие бандиты, гитлеровцы и их сподручные – украинские националисты из “Нахтигаля”, стали жестоко расправляться с мирным населением»[1570]1570
  См.: Документ 1.2.3.1; Кровавые злодеяния Оберлендера. С. 21.


[Закрыть].

Обратим внимание, что мы можем последовательно изучить все три варианта свидетельств только шестерых участников процесса. Как отмечалось выше, выступления двоих из них, бергманновцев Ю. Ц. Пшихожева и Ш. И. Шавгулидзе, планировались лишь при необходимости, а потому «2-й вариант» отсутствует. Наоборот, в изученных делах нет копий первичных протоколов допросов К. Г. Алескерова и Ш. А. Окропиридзе (при наличии «2-го варианта»), т. е. тех двоих, которых отправили для участия в процессе в ГДР. Последний из них незадолго до апрельской пресс-конференции был досрочно освобожден из лагерей, где отбывал срок за службу у немцев. Сложнее дело обстоит с показаниями А. М. Хаммершмидта, поскольку в нашем распоряжении имеется копия первичного протокола, которая к концу марта 1960 г. была очень сильно отредактирована. В обоих случаях сам он называет себя квартирмейстером при штабе 1-й танковой армии, причем из январских показаний явствует, что он был советским военнослужащим, который в 1941 г. попал в окружение и затем, видимо, пошел на службу к врагу. Ф.-К. Вакс указывает, что при штабе 1-й танковой армии действительно служил советский перебежчик-хиви с такой фамилией[1571]1571
  Wachs P.-Ch. Op. cit. S. 51.


[Закрыть]. Вероятно, должность «квартирмейстер» была намеренно вписана для придания большего звучания словам Хаммершмидта в глазах широкой публики. Первичный протокол допроса также вызывает вопросы: свидетель подробно рассказывает о массовых расстрелах евреев в Нальчике (якобы более 3 тыс.), хотя в действительности значительная часть еврейской общины города, за исключением нескольких десятков человек, избежала уничтожения, поскольку сами нацисты не могли определиться, как относиться к местным горским евреям. К слову, сам Т. Оберлендер, как пишет историк П. М. Полян, рассматривал их в качестве одного из народов Кавказа, а потому настоял на том, чтобы оставить в живых[1572]1572
  Холокост на территории СССР. Энциклопедия. С. 636; Полян П. М. Между Аушвицем и Бабьим Яром. Размышления и исследования. М., 2010. С. 141–142.


[Закрыть]. Впрочем, согласно актам ЧГК здесь проводились массовые расстрелы, причем уже в 1943 г. была обнаружена могила на 600 человек, среди которых были представители различных национальностей[1573]1573
  Акт Кабардино-Балкарской республиканской комиссии ЧГК о злодеяниях немецко-фашистских войск в оккупированном г. Нальчике Кабардино-Балкарской АССР, 15 февраля 1943 г. // URL: http://victims.rusarchives.ru/akt-kabardino-balkarskoy-respublikanskoy-komissii-chgk-o-zlodeyaniyakh-nemecko-fashistskikh-voysk-v-1 (дата обращения: 03.12.2020).


[Закрыть]. С высокой долей вероятности можно предположить, что А. М. Хаммершмидт, не будучи свидетелем преступления, неточно передал чужой рассказ, либо добавил детали тех расстрелов, которые видел сам.

Сравнение двух вариантов шести показаний – Г. И. Мельника, М. Н. Гресько, И. Н. Макарухи, Я. И. Шпиталя, Т. В. Сулима, А. М. Хаммершмидта (все они опубликованы в настоящем издании) – позволяет сделать выводы о той редакторской работе, которая осуществлялась при подготовке материалов, а следовательно, об основаниях советского идеологического дискурса. Все свидетельства претерпели изменения, объем текстов был уменьшен, а сами они переработаны для достижения большей образности, однозначности и нарративности. Речь идет не просто о содержательном редактировании, когда последовательно удалялись определенные пласты информации, но и о стилистических изменениях, серьезным образом влиявших на то, как история преступлений нацистов и их пособников репрезентировалась в публичном пространстве.

Прежде всего, редакция преследовала цель придать однозначность обвинениям в адрес Т. Оберлендера. Здесь ключевую роль играют показания Г. И. Мельника, который служил под его началом. В протоколе январского допроса он, рассказывая о прибытии батальона в г. Янов под Львовым, утверждал: «В лесу под Яновым я впервые увидел в сборе командование нашего батальона. Туда же прибыл немецкий офицер в чине обер-лейтенанта или гауптмана, который, как говорили, являлся представителем высшего командования и фамилия которого, как я узнал потом, была Оберлендер». Во 2-й редакции все сомнения были изгнаны и фраза прибрела четкий вид: «В лесу под Яновым я видел все командование батальона в сборе. Там же находился и Оберлендер в чине обер-лейтенанта, который, как мне говорили, является представителем немецкого командования и политическим руководителем нашего батальона». Точно так же фраза об участии служащих батальона в львовском погроме («в тот же день из нашего взвода была отобрана группа кадровых националистов для выполнения специального задания») была переработана во 2-м варианте так, чтобы ключевая ответственность легла на политического руководителя подразделения: «Из нашего взвода, размещавшегося на территории газового завода, в тот же день по приказу Оберлендера и Шухевича была отобрана группа легионеров». Впрочем, мартовская редакция сохранила изначальный акцент: именно в пересказе от других членов батальона Г. И. Мельник знал, что расстрелы осуществлялись по приказам Оберлендера и Шухевича. Другими словами, лично он эти приказания не получал (см. документы 1.2.1.1 и 1.2.1.2).

Больше однозначности придали и показаниям Я. И. Шпиталя, который был свидетелем расстрелов в бурсе Абрагамовича. Так, он говорил, что польскоговорящих заключенных убивали немцы и «люди, одетые в немецкую форму и говорящие на украинском языке», в то время как во 2-й редакции последние превратились в легионеров из батальона «Нахтигаль» (см. документы 1.2.2.1 и 1.2.2.2). Еще более интересны «трансформации» в показаниях А. М. Хаммершмидта. Так, во 2-й версии он рассказывал о случае в Пятигорске, когда во время попойки Т. Оберлендер, желая доказать правильность своих расовых теорий, лично отправился в местную тюрьму и истязал двух заключенных. В первичных показаниях этот эпизод подается не как увиденный лично, а как услышанный от начальника разведшколы абвергруппы-101 Локкарта. Более того, допрашиваемый акцентировал, что такое поведение будущего министра вызвало осуждение со стороны многих сослуживцев и представителей командования вермахта (см. документ 1.2.5.1 и 1.2.5.2).

Другая редакторская стратегия состояла в деконтекстуализации событий. Она давала возможность отсечь детали, погружающие читателя / слушателя в особенности повседневности, мотиваций и пр. Тем самым обеспечивалась однозначность происходящего. Например, нахтигалевец Г. И. Мельник в январе свидетельствовал: «Весной 1939 года, после окончания школы официантов во Львове, я не мог найти работу и уехал в Краков, где меня застала война и оккупация Польши гитлеровской Германией. В Кракове я работал официантом в одном из казино. В начале 1940 года среди украинцев, находящихся в Кракове, начались разговоры о том, что вскоре, возможно, будет война с Советским Союзом и всем украинцам необходимо организоваться». В марте этот фрагмент был переработан следующим образом: «С весны 1939 года я проживал в г. Кракове и там же в начале 1940 года был вовлечен в организацию украинских буржуазных националистов». Точно так же в январе 1960 г., рассказывая о Львове, этот свидетель вполне откровенно говорил следователю: «Когда выяснилось, что Львов занят передовыми немецкими частями, был отдан приказ нашему батальону войти во Львов в строевом порядке с песнями на украинском языке. В этих песнях были слова: “смерть, смерть, ляхам смерть, смерть московско-жидовской коммуне, нас до бою ОУН нас веде”». Публикация антисоветских лозунгов, в целом известных пережившим оккупацию, была признана ненужной, а потому эта фраза во 2-й редакции приобрела более обтекаемый вид: «Утром 30 июня 1941 года мы вступили в г. Львов и, проходя по улицам, по приказанию командования распевали песни, в том числе и погромную песню, призывавшую к уничтожениям коммунистов, поляков и евреев». Был опущен практически полностью конец показаний Г. И. Мельника, в котором он сообщал, что в августе батальон вывели с фронта и затем разоружили (заменено расплывчатой фразой: «Из Юзвина батальон был отправлен в Германию»; см. документы 1.2.1.1 и 1.2.1.2). Из этого же свидетельств исчезло и то обстоятельство, что расстрелянная у Стрыйских казарм девушка работала прислугой у немцев.

В публичном пространстве раскрываемая история должна была предстать в качестве преступлений против советского народа и различных национальных групп, преступлений, организованных Т. Оберлендером и исполненных немцами при поддержке коллаборационистов из числа украинских и кавказских националистов. Потому из показаний устранялось то, что портило этот баланс. Так, из изначального свидетельства А. М. Хаммершмидта не осталось ничего о неприятии некоторыми немцами преступлений против мирного населения. В других случаях размывался масштаб деятельности украинских националистов. Например, из показаний Г. И. Мельника и Я. И. Шпиталя убрали все, что могло навести на мысль о значительности поддержки ОУН.

Однако наиболее часто «балансировка национальностей» ставила целью избавиться от расставляемого свидетелями акцента на евреях как первоочередных жертвах и тем самым превратить их в один из объектов преследования. Это наследует тенденции, обозначившейся еще в годы Великой Отечественной войны[1574]1574
  Ранее мы подробно это разбирали на примере освещения лагеря смерти Майданека. Вопросу о том, как писать о различных категориях убитых, ведь большинство из них были евреями, специальная советско-польская комиссия посвятила целое заседание. См.: Пахалюк К. А. Освобождение узников концентрационного лагеря Люблин (Майданек) в июле 1944 г. и формирование образа лагеря в советской печати // Освобождение Европы от нацизма (1944–1945 гг.). Актуальные проблемы научной интерпретации / Отв. ред. Ю. А. Никифоров. М.; СПб., 2020. С. 140–179.


[Закрыть]. Например, во время январского допроса М. Н. Гресько свидетельствовал о частых избиениях евреев во Львове, однако это не было включено в мартовскую версию (см. документы 1.2.7.1 и 1.2.7.2). И. Н. Макаруха изначально рассказывал о том, как однажды «на тротуаре прыгал маленький еврейский ребенок, один из немецких солдат схватил этого ребенка за ноги и, размахнувшись, ударил головой об стенку дома, а после оставил его мертвого на тротуаре». Спустя 2,5 месяца эпизод претерпел изменения, теперь это был просто «маленький ребенок», без указания этнической принадлежности, который не прыгал, а плакал, но «по-прежнему» был убит гитлеровцем описанным выше способом (см. документы 1.2.8.1 и 1.2.8.2). Правда, в опубликованном выступлении указание на этническое происхождение ребенка имеется, вероятно, во время отступления свидетель по тем или иным причинам отклонился от текста. Обратим внимание, что в 1-й версии, в отличие от 2-й и 3-й, нет упоминания того, что спасший И. Н. Макаруху врач (после ранения во время побега с места расстрела) был евреем. Из 2-й версии показаний А. М. Хаммершмидта исчезли детали уничтожения 3,5 тыс. евреев (якобы в Нальчике). Подробное описание экзекуции («обнаженных людей заставляли ложиться в ряд на дно рва по 80—100 человек, после чего их подвергали так называемому “крещению”. Сущность “крещения” заключалась в том, что людей крестили пулями: евреев – за то, что они распяли на кресте Иисуса Христа, а остальных советских граждан как неверующих. Экзекуторы производили из автоматов и винтовок, не целясь, выстрелы в жертв крест-накрест так, что пули попадали одному в голову, плечо, другим – в шею, грудь, живот, третьим – в бедро, колено, а некоторым – только в пятку») было передано совершенно кратко: «позже, как мне стало известно, Оберлендер и его люди вместе с другими гитлеровцами зверски уничтожили несколько сотен советских граждан в гор[оде] Нальчике так называемым способом “крещения”» (см. документ 1.2.5.1 и 1.2.5.2).

Следующая редакторская стратегия заключалась в том, чтобы посредством тех или иных деталей и риторических фигур сделать выступающих более убедительными свидетелями. Например, рассказ очевидца львовской резни Т. В. Сулима начинается с отсылки к тому, что он позднее был узником Освенцима и Маутхаузена. И это не риторическое обращение, свойственное живой публичной речи, а коммуникативная стратегия, закрепленная на заседании ЧГК. Из показаний А. М. Хаммершмидта опускается рассказ о том, как он стал предателем-коллаборационистом. Точно так же меняются описания причин бегства зампредседателя райисполкома Судовой Вишни И. Н. Макарухи ввиду приближения вермахта: в январе 1960 г. он говорил о боязни «преследований со стороны немцев и украинских националистов», в то время как в мартовской версии этот аспект был опущен и заменен более общей фразой, будто он и жена «думали ехать дальше – за советскими войсками» (см. документы 1.2.8.1 и 1.2.8.2). Не менее ярко эта особенность редактирования проявляется и в показаниях Я. И. Шпиталя. Так, 2-я редакция добавляет, что в 1939 г. он решил не оставаться в советской Украине, а бежать в немецкую зону оккупации, «поддавшись националистической пропаганде и не зная советской действительности» (см. документы 1.2.2.1 и 1.2.2.2). Любопытно, что уже в итоговом отчете показания Г. И. Мельника завершаются не просто тем, что батальон «Нахтигаль» был отправлен в Германию, а дополнением, что сам он, свидетель, вскоре порвал с националистами[1575]1575
  Кровавые злодеяния Оберлендера. С. 16.


[Закрыть]. Одновременно из показаний по мере возможностей удалялось все, что могло служить свидетельством о неоднозначности поведения свидетеля. Так, Я. И. Шпиталь, согласно мартовской версии, был вовлечен «в организацию украинских националистов» ее членом – сотрудником абвера, в то время как в январе он описывал более долгий путь – бегство из советской Украины, работа «на разных работах», служба в охранных подразделениях веркшута, и только потом присоединение к ОУН и окончательная вербовка.

Эти редакторские стратегии явным образом свидетельствуют как о нежелании слишком активно будировать тему нацистских преступлений и коллаборационизма в советском обществе (тем более среди украинцев), так и об отсутствии тех доказательств личной вины Т. Оберлендера, которые могли бы быть приняты западногерманским судом. Однако был собран значительный комплекс источников, связанных с отдельными сюжетами политики «окончательного решения еврейского вопроса» и другими преступлениями военного времени. Поскольку вся эта тема была поднята с весьма узкими политическими и медийно-пропагандистскими целями, то по их достижении – отставка Т. Оберлендера и подрыв репутации правительства ФРГ – кампания была быстро свернута. Примечательно: советская центральная печать на протяжении апреля 1960 г. поддерживала внимание читателей к процессу, однако сам приговор был помещен уже среди прочих международных новостей [1576]1576
  См.: Преступник Оберлендер осужден // Правда. 1960. 30 апр. С. 3; Краткие сообщения // Известия совета депутатов трудящихся СССР. 1960. 30 апр. С. 3.


[Закрыть]. В дальнейшем в 1960–1964 гг. фамилия Оберлендера упоминалась в различных контекстах, перестав быть предметом особого внимания, а потом вообще исчезла из общественного пространства.

Т. Оберлендер действительно являлся активным сторонником нацизма, проповедником агрессивной внешней политики, соучастником войны на уничтожение против СССР и массовых преступлений. Равным образом советская сторона была полностью права, когда уличала ФРГ в политических и юридических уловках, препятствующих объективному расследованию нацистских преступлений, однако сама проявляла излишнюю прямолинейность, стремясь свести моральную и политическую ответственность к личной и юридической, и ограничивалась реализацией узких политических интересов[1577]1577
  Обратим внимание, что примерно по этим же лекалом спустя пять лет разворачивалось «дело Эрвина Шюле», который возглавлял Центральное ведомство управлений юстиции земель ФРГ по преследованию нацистских преступников и также ввиду медийного скандала был вынужден уйти в 1966 г. в отставку. См.: Асташкин Д. Ю. «Дело Эрвина Шюле» и военные преступления на оккупированной территории Новгородской области // Новгородский исторический сборник. 2015. № 15 (25). С. 331–349.


[Закрыть].

При этом «дело Оберлендера» могло стать советским «делом Эйхмана», поскольку вызвало широкий отклик у советских граждан. В газету «Правда» поступили десятки писем, в которых люди не просто отзывались на рассмотренные публикации (подобный жанр типичен для того времени): в одних они сообщали о различных преступлениях на оккупированной территории Советского Союза и за его пределами, а в других возмущались, что свидетели-соучастники не понесли заслуженного наказания. Но тем самым под вопрос ставилось, насколько в советском обществе справедливо увековечивают жертв нацистских преступлений и преследуют коллаборационистов. Дискуссии в обоих направлениях могли иметь, мягко говоря, непредвиденные политические последствия, и вероятно поэтому от развития темы решили воздержаться.

Ниже мы публикуем документы, связанные с подготовкой международной пресс-конференции. Все они отложились в фонде ЧГК (Государственный архив Российской Федерации. Ф. Р-7021). Мы разбили их на 5 частей. В первую часть включены материалы, связанные с подготовкой апрельской пресс-конференции: протокол заседания Чрезвычайной государственной комиссии и утвержденные свидетельские показания. Последние сопровождены первичными протоколами допросов (при наличии). В эту же часть мы поместили первичные протоколы допросов Ш. И. Шавгулидзе и Ю. Пшихожева. В комментариях к мартовской версии отмечены существенные расхождения с тем, что было опубликовано в отчете о пресс-конференции. Во второй и третьей частях мы приводим прочие свидетельские показания, посвященные преступлениям во Львове и в селах Юзвин и Михайловка летом 1941 г. Вероятно, они являются частью более широкого комплекса документов, собранных органами прокуратуры на Украине на рубеже 1959—1960-х гг. Тот факт, что они отложились в фондах ЧГК, позволяет предположить, что их обнародование также рассматривалось. По крайней мере, в газетных статьях апреля 1960 г., как мы писали выше, есть пересечения с этими документами. Эти материалы позволяют уточнить обстоятельства расстрела польских профессоров, а также убийства евреев в обозначенных селах. Для публикации были отобраны те протоколы, которые содержательно дополняют друг друга. При подготовке материалов по «делу Оберлендера» следователи делали переводы ряда польских статей (опущены в настоящей публикации) и копии выдержек из допросов, проведенных сотрудниками ЧГК во Львове в 1944 г. В данную публикацию мы включили лишь те из них, которые привносят дополнительные сведения относительно львовских событий во время оккупации. В пятую часть вошел ряд наиболее содержательных писем, присланных в газету «Правда» в качестве отклика на публикации о международной пресс-конференции, в том числе о расправах в Луцке в 1941 г., а также свидетельство бывшего красноармейца, который описывал свои злоключения военного времени: отступление из Львова, попадание в плен, нахождение в лагере для военнопленных в г. Замосць, бегство оттуда и пребывание на территории оккупированной Украины.

При публикации документов очевидные опечатки, орфографические и пунктуационные ошибки исправлены, стилистика сохранена. Сокращенные части слов расшифровывались в квадратных скобках []. Заголовки документов даны публикатором. Написание названия села Майдан-Юзвинский (который обычно в протоколах писался как Майдан Юзвенский) и батальона «Бергманн» (иногда он назывался «Бергман») унифицировано. Разница в написании «бандеровцы» / «бендеровцы» сохранена.