Текст книги "Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века"

Старший следователь прокуратуры Львовской области юрист II класса Габестро В. И. допросил свидетеля:

Зайдель Эдмунд Иосифович, 1922 года рождения, уроженец с. Хмелевичи Рубковского района Львовской области, женат, дочь 12 лет, из служащих, с высшим образованием (в 1959 г[оду] окончил Львовский политехнический институт), работает мастером строительной площадки в строительном управлении № 17 треста Львовского совнархоза, по национальности еврей, проживает по ул[ице] Бой-Желенского, № 18, кв[артира] 6 в гор[оде] Львове.

Об уголовной ответственности за ложные показания по ст. 89 УК УССР предупрежден (Зайдель).

В 1941 году, к началу войны с Германией, я работал на базе буфетов кино и театров разнорабочим.

Через неделю после начала войны Львов оккупировали немецкие войска. С первых же дней оккупации во Львове начались массовые грабежи и убийства.

Меня, брата и отца 4 июля 1941 года арестовали немцы и украинцы (все они были в немецкой военной форме), нас направили на улицу Гербуртов № 12 (нынешнее название ул[ицы] Глинки). Там находился какой-то карательный батальон, названия которого я не знаю. В этот же день я видел, как один немец бил одного из арестованных палкой. Когда тот терял сознание, немец приказывал нам отливать его водой и продолжал избивать палкой.

Тогда же, 4 июля 1941 года, нас погнали на работу на очистку квартир убитых поляков. Работали мы на ул[ице] Гербуртов, 3 или 5, в особняке. Когда мы вошли, в квартире было все перекидано.

Руководящий нами немец, унтерштурмфюрер[1779]1779
  Воинское звание в СС. Примерно соответствует лейтенанту вермахта.


[Закрыть] батальона приказал нам собрать и сжечь все грамоты и дипломы, отложить в сторону все ценные вещи, убрать квартиру и подготовить ее к вселению. Кого собрались поселять, мы не знали. Собирая и сжигая дипломы и грамоты, я видел, что документы это профессора Бартеля. Дипломов, грамот, дарственных адресов было очень много. Все именные, адресованные профессору и польскому премьеру Бартелю. Кроме того, было много книг, сувениров с дарственными надписями от студентов и ученых.

Тогда же, в первые дни оккупации, мне приходилось видеть, как немцы и украинцы в немецкой форме грабили магазины, скот в селах и др.

Проработав три дня в команде на ул[ице] Глинки, я сбежал, т. к. немцы там избивали всех нас без всякой вины. Помню такой случай: когда мы убирали в домике Бартеля, подъехал немец в открытой машине, взял меня и еще одного юношу и повез нас на рынок возле здания Горсовета. В то время только появилась клубника и была очень дорогой. Немец приказал погрузить на машину всю клубнику и черешню, что была на рынке у одной крестьянки; она стала плакать и требовать деньги. Немец сказал ей, что деньги заплатит, пусть едет с нами. Женщина не поехала, а послала своего сына, лет 19–20. Когда мы доехали до трампарка, немец ударил юношу по зубам и тот вылетел из машины, а мы с фруктами поехали дальше. На другой день немцы возили нас в села Женена-Русска и Женена-Польска (сейчас Рясна-Русская), где по их приказу мы прямо с пастбища погрузили на машину коров и телят. Коровы разбегались, тогда один из немцев позвал находящихся в поле крестьян, чтобы ловили коров и телят. Когда крестьяне не хотели идти, немец дал очередь из автомата в их сторону, а когда они подошли, избил их. У немцев были так называемые (неразборчиво) – кожаные плетеные трости, которые служили специально для избиения людей. Так была нагружена машина коров и телят; потом заехали в село, где позабирали у крестьян кур, цыплят, сметану и увезли в город.

В те же дни мы возили на машинах по распоряжению немцев награбленное имущество, мебель и другие вещи. Все это свозилось на ул[ицу] Гербуртов в дома, освобожденные после ареста польских профессоров Бартеля и других.

О профессоре Бартеле мне пришлось слышать еще в 1943 г[оду]. У меня был приятель Величкер Леон. В 1945 или 1946 г[оду] он выехал в Польшу. В 1943 году он был во Львове и работал в бригаде смерти. Эта бригада была создана немцами для сокрытия совершенных убийств. Я встречал его в июле 1944 года, и он мне рассказывал, что в 1943 г[оду] по заданию немцев их бригада разрывала могилы убитых немцами в 1941 году, свозила трупы под Винники к Лесиницкому лесу и там сжигали трупы и на специальных машинах перемалывали кости сожженных трупов. Величкер участвовал в извлечении трупов из могилы на горе Вулька на улице Вулецкой (ныне Суворова). Когда эти трупы были доставлены в лагерь к Лесиницкому лесу, Величкер и его товарищ Качанос нашли в карманах трупов документы на имя нескольких профессоров, в том числе профессора Бартеля, профессора Островского – бывшего президента гор[ода] Львова, профессора Комарницкого, профессора Стожека, профессора Руффа и др. Всего до 38 трупов.

Величкер рассказал мне, что он и несколько его товарищей бежали из бригады смерти, а все остальные были расстреляны немцами. Величкер об этом написал в своей книге-дневнике «Бригада смерти», изданной в Польше. Величкер подарил мне эту книгу. Я получил ее года три-четыре тому назад.

После моего побега из команды на улице Гербуртов я был пойман и водворен в лагерь на улице Пушкинской. Меня поймали немцы Ляйбингер – унтершарфюрер[1780]1780
  Звание в СС. Соответствовало званию унтер-офицеру вермахта.


[Закрыть], Кайль – ро[т]тенфюрер[1781]1781
  В данном случае звание в СС, которое соответствовало обер-ефрейтору вермахта.


[Закрыть], Кантнер – обершарфюрер[1782]1782
  Звание в СС. Соответствовало фельдфебелю вермахта.


[Закрыть]. Они отвезли меня в «Вонбоцирн СС унд полицай» – жилой квартал эсэсовцев и полицейских. Там был лагерь, начальником которого был штурмфюрер[1783]1783
  Звание в СС. Соответствовало званию лейтенанта вермахта.


[Закрыть]Фихтнер. В том же районе, в конце ул[ицы] Пушкина жил бригад[е]фюрер СС унд полицай дистрикт Галиция Кацман[1784]1784
  Кацман Фриц (1906–1957) – нацистский деятель, присоединился к НСДАП в 1928 г. В 1939–1941 гг. был руководителем СС и полиции в Радоме, затем получил чин брига-дефюрера и назначение на должность руководителя СС и полиции в дистрикте Галиции (до 1943 г.). Занимался осуществлением политики Холокоста и строительством сетей трудовых лагерей. После войны сумел скрыться. Умер от болезни.


[Закрыть] – руководитель полиции и СС в Галиции.

В этом лагере на моих глазах Ляйбингер в присутствии многих интернированных (там было 112 человек) и на глазах Кацмана, Фихтнера и других немецких начальников застрелил г[осподи]на Кастнера и Густава Рубина. Застрелил он их просто в порядке устрашения других, заявив всем нам, что если кто вздумает не подчиняться приказам, также будет расстрелян.

Примерно через неделю мы работали на улице Задлужанской (сейчас, по-моему, Федьковича) по ремонту дома. У дома был сад. Один из наших, Зингер Изя влез на дерево сорвать яблоко. Находящийся с нами Ляйбингер застрелил его прямо на дереве и там же в саду приказал нам зарыть его.

У Кацмана был адъютант Кантнер, у него была приятельница немка Кляфт. В ее присутствии Кантнер проявлял свой садизм. Однажды он перед нами разорвал пополам живую кошку руками. В другой раз он подвесил за руки и за ноги на строительные козлы двух стариков – Ротенштейна и Бирмбаха и заявил нам, что если мы окажем им помощь, то подвесят и нас. Старики провисели до самого утра, причем страшно мучились, кричали, а подружка Кантнера смотрела на это с улыбочкой.

Из этого лагеря нас в 1942 г[оду] перевели в лагерь по улице Яновской за кладбищем. Продолжали же мы работать в жилом районе СС. В лагере ежедневно на моих глазах расстреливали людей. Однажды привезли большую партию заключенных женщин и детей. В дороге многие женщины-матери умерли в вагонах от духоты и истощения. Когда их выгрузили, осталось несколько детей, у которых матери умерли, а у тех, что были живые, немцы отняли детей и свели в отдельную группу. Если кто из женщин не давал своего ребенка, таких начинали избивать до потери сознания, а затем отвозили их детей в общую группу. Начальник Яновского концлагеря Вильгаус[1785]1785
  Вилльхауз Густав (1910–1945) – в 1941 г. получил звание унтерштурмфюрера СС, с июня 1942 г. по июль 1943 г. возглавил Яновский лагерь


[Закрыть] лично подошел к группе детей, их было человек 20 в возрасте до 2 лет, и расстрелял их всех из автомата. Дети были убиты не все, некоторые ранены. Вильгаус приказал нам побросать детей в ямы за уборной. Это пришлось делать и мне. В яму побросали и мертвых, и живых детей, и они уже там умирали. Из ямы долго еще были слышны стоны раненых детишек. Потом меня увели на другую работу.

Когда я работал в огороде Кацмана на ул[ице] Чвартанов, угол Пушкинской, Кацман позвал меня и других заключенных и в порядке милости объявил нам, что мы во Львове будем дольше всех евреев жить, т. к. за то, что мы работаем на СС и полицейских, они нас расстреляют последними.

В 1943 году 15 марта меня и еще 5 человек – Адама, Гроскона, Полищука, Зомера и девушку по имени Бианка везли на расстрел. Расстрелять нас решили за то, что один из нашей команды, Друтовский убил немца, ротенфюрера Кайля и сбежал на немецкой легковой машине. Кайля он убил в тот момент, когда Кайль пытался застрелить его из пистолета.

После этого немцы решили расстрелять всю нашу команду из 12 человек. Когда нас везли в машине, мы по договоренности возле ул[ицы] Подвальной, где пожарная команда, выпрыгнули из машины и разбежались. Немцы (было четыре конвоира) открыли из машины стрельбу, но я сумел убежать в сторону высокого замка. Позднее я узнал, что при нашем побеге убили Адама, Бианку и одну прохожую женщину-польку.

После похорон Кайля немцы в лагере расстреляли 112 человек – всю нашу бригаду, что работала в жилом квартале СС.

Позднее я скрывался в гетто[1786]1786
  Львовское гетто, самое крупное гетто на оккупированной территории СССР, было создано в ноябре 1941 г. и ликвидировано спустя два года. Всего во Львове, включая Яновский лагерь, убили до 40 тыс. евреев, еще 65 тыс. были депортированы в лагеря смерти.


[Закрыть]. Выходил я по ночам через ограду. Однажды меня на улице поймали полицейские. Они меня просто как еврея (не зная, что я бежал) отправили на площадку возле лагеря, откуда евреев возили на уничтожение. Там нас раздели догола и погрузили в вагоны. Из вагона я выпрыгнул на ходу поезда возле Брюховичей, у крестьян раздобыл одежонку и вернулся в город, где скрывался в подземных каналах, а позднее меня спрятала у себя украинка Бабок Мария. У нее я скрывался до прихода советских войск.

Вопрос: Знаете ли вы г[осподи]на Масляка Э. В.?

Ответ: Гражданина Масляка Э. В. я знаю как работника библиотеки. Знаю его как очень порядочного человека. В период оккупации Львова он оказывал большую помощь пострадавшим от оккупантов и, насколько я помню, прятал у себя кого-то из скрывающихся от немцев лиц. Об этом мне было известно со слов одного из бывших заключенных. Говорили мне об этом и другие лица, в т. ч. Вайе Александр и Боген Роберт – оба выехали в Польшу год или два назад.

Протокол прочитан, записан верно: Зайдель.

Допросил: ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области, юрист II класса Габестро.

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 56–61. Машинопись. Копия.

Ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области Габестро В. И. допросил в качестве свидетеля:

Шкурпело-Вайзер Галину Ивановну, 1906 года рождения, урож[денную] с[ела] Вербивка Гадячского района Полтавской области, украинку, замужем, из служащих, с высшим образованием (в 1939 году окончила Днепропетровский торгово-экономический институт), не работает, проживает: Львов, ул[ица] Ивана-Франка, 104, кв[артира] 7.

Об уголовной ответственности за ложные показания по ст. 89 УК УССР предупреждена (Шкурпело-Вайзер).

В 1941 г[оду] я проживала во Львове и работала в Горпромторге ст[аршим] товароведом. Когда началась война, я попыталась эвакуироваться, доехала до г[орода] Золочева и вынуждена была вернуться.

Во Львове через неделю после начала войны уже были немцы. Примерно 29 и 30 июня я видела на улицах Львова объявления за подписью Степана Бандеры[1787]1787
  Бандера Степан Андреевич (1909–1959) – видный украинский националистический деятель, лидер «революционного» крыла ОУН, которая в 1941 г. окончательно раскололась на две фракции ОУН (м) и ОУН (б) – «мельниковцы» и «бандеровцы». Сам С. Бандера во время описанных событий находился в Германии, после самовольного провозглашения своим заместителем Я. Стецко украинского государства посажен под домашний арест, а позднее отправлен в концлагерь.


[Закрыть] и Стецива[1788]1788
  Вероятно, ошибка и имеется в виду ближайший соратник С. Бандеры Я. Стецко (1912–1986), который в летние месяцы 1941 г. непосредственно находился на территории Украины и занимался организацией работы националистических групп. В июле 1941 г. арестован гестапо (излишняя политическая активность не соответствовала планам немцев превратить Украину в источник людских и прочих ресурсов) и находился в заключении до осени 1944 г.


[Закрыть], где они объявляли об изгнании, как они писали, «жидовской коммуны и переходе власти в руки украинских националистов».

Числа 2-го примерно июля я увидела на улице, как немцы и украинские националисты конвоировали по улице большую колонну гражданского населения, причем страшно избивали их прикладами.

В колонне большинство были евреи, но были и украинцы и другие лица нееврейской национальности. Было много женщин и детей.

Какие воинские части были во Львове в первые дни оккупации, мне известно не было, но я видела, что были немцы и украинцы в немецкой форме, которые разговаривали на украинском языке. Кроме того, были организованы отряды местной полиции, которые сначала ходили в штатском с желто-голубой повязкой на рукаве (отличительный знак националистов). Потом появились войска в форме, отличной от немецкой. Их называли УГА (Украинская Галицкая армия).

В первые же дни здесь в основном действовала воинская часть из немцев и украинцев – все в немецкой форме. Они творили во Львове страшные бесчинства, занимались грабежами квартир. Если кто-либо возражал – их убивали на месте и калечили палками.

Я продолжала работать в промторге. Питалась я у одного учителя музыки – поляка Липинского Марьяна Михайловича. У них я слыхала, что в ночь на 4 июля 1941 года были в массовом порядке уничтожены крупные представители польской интеллигенции, в т. ч. профессор Бартель, писатель Бой-Желенский и многие другие, всего 36–38 человек.

Липинский выехал в Польшу в 1946 году.

Убийства жителей Львова в массовом порядке продолжались весь период оккупации. На день смерти Петлюры[1789]1789
  25 мая 1926 г. один из лидеров украинских националистов С. Петлюра был убит в Париже.


[Закрыть] немцы и националисты уничтожили более 25 000 человек евреев и других заключенных лагерей, и так продолжалось все время[1790]1790
  Речь, вероятно, идет об акции в конце июля 1941 г., когда 15-летие смерти С. Петлюры было «отмечено» убийством порядка 2 тыс. евреев.


[Закрыть]. Периодически людей уничтожали десятками тысяч.

Названия воинской части «Нахтигаль» я в начале оккупации не знала, фамилию Оберлендера я не слышала. Только после окончания войны я узнала, что в первые дни оккупации во Львове хозяйничали «нахтигальцы».

Уточняю, что в форме УГА были в основном пожилые люди, эмигранты, члены бывшей петлюровской армии. Они руководили «нахтигальцами» и были организаторами во Львове воинских частей СС из украинских националистов.

Об их деятельности может рассказать адвокат Криницкий, ранее работающий в Одессе[1791]1791
  Одесса – город на юге современной Украины. Оккупирован в октябре 1941 г. Находился в зоне румынской оккупационной зоны.


[Закрыть]. Он был во Львове в период оккупации референтом жилищного отдела (начальником отделения), а его непосредственный начальник д[окто]р Рыбак – бывший петлюровец, был членом УГА. Они носили отличительные знаки – белый кружок и в середине белый крестик.

Протокол прочитан, записан правильно: Шкурпело-Вайзер Г. И. Допросил: Габестро.

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 62–64. Машинопись. Копия.

Ст[арший] следователь прокуратуры Львовской области Габестро допросил в качестве свидетеля:

Масляк Емельян Владимирович, 1893 года рождения, уроженец гор[ода] Ясло[1792]1792
  Ясло – ныне город в Польше. В начале XX в. здесь проживало около 10 тыс. человек. Оккупирован немцами в 1939 г. К началу 1945 г. в городе остались несколько сотен человек.


[Закрыть] Краковского воеводства, Польша, украинец, женат, из служащих, с высшим образованием (в 1917 году закончил Венский университет, юридический факультет. В том же году закончил Львовскую академию художеств), работает в настоящее время членом Союза советских художников, ответственным секретарем секции графики, проживает в г[ороде] Львове, ул[ица] Куйбышева, 8, кв[артира] 3.

Об уголовной ответственности за ложные показания по ст. 89 УК УССР предупрежден (Масляк).

До 1940 года я работал художником. С 1940 года стал заведующим библиотекой Шевченковского района г[орода] Львова. После оккупации города меня через две недели примерно сняли с этой должности и на мое место назначили националиста д[окто]ра Брика. Брик не особенно разбирался в литературных вопросах и поэтому просил меня заходить в библиотеку помогать ему в работе. Я согласился, т. к. кроме основной работы я, как художник, интересовался изданиями с редкими иллюстрациями.

Впоследствии я, пользуясь этой работой, оказывал посильную помощь лицам, преследуемым фашистскими и украинскими националистами.

В первые дни оккупации во Львове бесчинствовали немцы и организованные немцами банды. Во второй-третий день оккупации я на ул[ице] Богдана Хмельницкого видел бегущих по улице в одиночку и мелкими группами окровавленных людей. Я спрашивал у некоторых появлявшихся навстречу людей, что случилось, и мне пояснили, что на улице Богдана Хмельницкого по квартирам ходят организованные немцами банды и избивают евреев железными прутами и ломами. При этом многим из них уже переламывали кости. Кто-то из пострадавших пояснил мне, что вместе с этими бандитами ходят и немцы. Тогда я, зная хорошо немецкий язык, обратился к немецкому унтер-офицеру на улице и, показывая на идущих по улице окровавленных людей, спросил, что это происходит. Немец ответил мне, что они здесь ни при чем. Это судит народ. Я сказал немцу, что наш край и до этих пор без народа не был, но таких издевательств над людьми не было. Немец ничего мне не ответил, и я отошел.

С членом одной такой банды, переходящей из дома в дом, я заговорил. Он ответил мне, и я убедился, что он и все его сподвижники были поляками. На мой вопрос этот поляк ответил, что они «делают порядок». Позднее мне приходилось говорить и с украинцами – участниками таких погромов, и я знаю, что все их действия направлялись немцами с первых дней оккупации Львова. Более того, мне достоверно известно, что после организации местной полиции (до этого тоже, но не так широко) немцы на площади Смолки (ныне пл[ощадь] Победы) выдавали оружие группам украинцев и разрешали им совершать погромы в польских селах и квартирах. В то же время вооружались группы поляков, которые направлялись на грабежи и погромы в украинских селах.

Очевидцы рассказывали мне о страшных последствиях таких разбойничьих нападений. Убивались целые семьи – старики, малые дети, не говоря уже о взрослых мужчинах и женщинах.

В первые дни оккупации мы все, жители Львова, были как бы пришиблены происходящими событиями. Сознание отказывалось воспринимать то, что невольно приходилось видеть. На моих глазах человек в немецкой военной форме застрелил юношу, точнее, мальчика лет тринадцати-четырнадцати, который прятался в канализации и вылез из люка на ул[ице] Б[огдана] Хмельницкого, очевидно, для того, чтобы подышать свежим воздухом. Это увидел немецкий военный, подошел к мальчику и, ничего не говоря, выстрелил ему в грудь из пистолета. Мальчик был тяжело ранен, но еще жив, тогда второй солдат выстрелил ему в голову. Уточняю, эти лица были не в военной форме, а в форме полиции. Первый полицейский в грудь мальчику выстрелил дважды, но мальчик был жив, тогда второй сказал первому на украинском языке «не вмиешь стриляти, то ся не бери» и сам застрелил мальчика выстрелом в голову. Я подошел к полицейским и сказал первому, что в этом убийстве он проявил не много доблести и геройства. Он был смущен то ли своим поступком, то ли тем, что неудачно стрелял, и ничего мне не ответил. Второй раз на моих глазах такие лица в форме полиции застрелили юношу еврея на улице Клепаровской, приказав идти вперед и выстрелив ему в спину. Это было уже не в первые дни оккупации, однако от людей – очевидцев я знаю, что такие убийства проводились с самых первых дней прихода немцев, а погромы, производимые с участием немецких военных, я сам наблюдал в первые дни оккупации.

Позднее мне приходилось видеть такое, что и сейчас трудно верить в то, что такое было.

Зимой 1941 года в 26° мороз я видел, как на подводе по улице везли голых ребятишек возраста 1–2 лет. Я тогда их увидел, сначала подумал, что везут из какого-то магазина гуттаперчевых кукол, а когда они подъехали ближе, я увидел, что это голые детишки, настолько окоченевшие, что никто из них даже не плакал и не кричал. Их завезли в здание школы на улице Алембежев (теперь там, по-моему, школа № 11).

Я пошел за подводой. Ребят сгрузили в большой дом школы, где ни разу не топилось и температура была такая же, как на улице. Немцы привели в школу молодую еврейскую девушку и сказали ей, что она будет следить за этими детьми.

В здании школы не было ни дров, ни угля, ни тряпья какого-нибудь, а дети все были голые на морозе, хоть и в помещении. Я из библиотеки привез в эту школу воз угля, разной бумаги и какого мог достать тряпья. Комнату натопили, и детишек кое-как обогрели. Недели две они (те, что остались живы) там находились (всего их привезли человек тридцать), а потом началась очередная акция, немцы подъехали с машиной и прямо из окна второго этажа побросали их в кузов автомашины. Я как раз был в здании школы и все это наблюдал лично.

Все это не могло не возмущать каждого уважающего себя человека. Я лично оказывал помощь лицам, скрывающимся от немцев, прятал их, поддерживал провизией и т. д. Скольким я оказал такую помощь, я не считал и не знаю, но когда я был в Польше в 1959 году, мне польские товарищи говорили, что в польской прессе обо мне много писали и указывали, что я оказал содействие в побеге от немцев из Львова 108 человекам.

Я не могу говорить о точном количестве, но могу назвать имена многих лиц, которым оказал такое содействие.

Протокол прочитан, записан верно: Масляк.

Допросил: Габестро.

Копия верна:

ГАРФ. Ф. Р-7021. Оп. 116. Д. 392. Л. 65–68. Машинопись. Копия.

Старший следователь прокуратуры Московской области юрист I класса Маркво допросил с соблюдением требований ст. 164 УПК РСФСР в качестве свидетеля:

Беляева Владимира Павловича, 1907 года рождения, уроженца г[орода] Каменец-Подольска, писателя, проживающего в гор[оде] Львове, ул[ица] Энгельса, дом 35, кв[артира] 3.

Об ответственности по 1-й части ст. 92 УК РСФСР за отказ от дачи показаний и по ст. 95 УК РСФСР за дачу заведомо ложных показаний предупрежден (Владимир Беляев).

Текст показаний напечатан на пишущей машинке и служит продолжением настоящего протокола (Владимир Беляев).

Впервые я приехал во Львов 1 августа 1944 г[ода] в качестве корреспондента советского информбюро и Всесоюзного радио. Работая в советском информбюро в годы войны, я одновременно являлся корреспондентом Всеславянского комитета[1794]1794
  Всяславянский комитет (1941–1962) – одна из ключевых антифашистских общественных организаций при Совинформбюро, созданных в начале Великой Отечественной войны для работы с общественностью зарубежных стран и объединения усилий по борьбе с общим противником.


[Закрыть]. Когда я отправился во Львов, руководители Всеславянского комитета в СССР просили меня заинтересоваться всей суммой вопросов, связанных с отношением фашизма к славянским народам. Заведующий отделом печати Всеславянского комитета Сергей Николаевич Пилипчук, который одновременно работал в Антифашистском комитете советских ученых[1795]1795
  Антифашистский комитет советских ученых – общественная организация при Совинформбюро, создана в 1941 г. для усиления антифашистской пропаганды.


[Закрыть], поставил передо мной ряд вопросов, связанных с деятельностью ученых, научных учреждений Львова, и просил давать информацию и по этим вопросам.

Когда я прибыл во Львов, руководители Львовской области поручили мне как литератору помочь в работе Чрезвычайной комиссии, которая начала тогда расследовать гитлеровские зверства в Львовской области. Я воспринял это как ответственное поручение и первые несколько месяцев главным образом занимался расследованием гитлеровских злодеяний.

В результате этой работы появился сборник «Зверства немцев на Львовщине», выпущенный издательством «Вильна Украина» в 1945 г[ода] во Львове.

Каждому из товарищей, который в той или иной степени принимал участие в работе Чрезвычайной комиссии, приходилось вести в какой-то степени самостоятельный участок следственной работы по выяснению тех или других обстоятельств фашистских злодеяний.

Меня интересовала прежде всего с точки зрения ее общественного звучания трагедия львовской профессуры. Сначала мы столкнулись лишь с глухими разговорами, но это вначале. Вся история уничтожения львовской профессуры была окружена тайной, но потом появились свидетели один за другим, и, в частности, первыми людьми, которые разъяснили эту трагедию, были родные, оставшиеся в живых, – вдовы и дети львовских профессоров, уничтоженных в ночь с 3 на 4 июля 1941 г[ода].

Это был 1944 г[од], август месяц, человеческая память к этому времени еще не ослабла, только три года нас отделяли от этого одного из самых страшных злодеяний. Почему оно так сильно запечатлелось в памяти населения и всех тех, кто мог рассказать что-либо о нем? Потому что, когда немцы уничтожали сотни и тысячи безвестных людей, им удавалось очень долго эти преступления держать в тайне. Но что представлял собой Львов до освобождения Красной Армией? Это был тихий воеводский город Польши, в котором цвет интеллигенции представляли ученые. Ученых знали не только в Польше, но и далеко за ее пределами. Тысячи жителей города прибегали к услугам особенно той части интеллигенции, которая посвятила себя медицине. И поэтому вся эта трагедия вырисовывалась очень рельефно.

Первым, кто мне рассказал о расстреле львовской профессуры в лощине под Вулецкой горой, был Леон Величкер. Это один из последних заключенных Яновского лагеря смерти и львовского гетто, которого немцы потому, что он был молод и физически здоров, привлекли к страшной работе по уничтожению трупов, расстрелянных ими жертв. Величкер привел меня в эту лощину, точно ее показал, внизу еще были видны следы перерытой земли, отделявшейся своим покровом от основной слежавшейся земли, и сказал, что их в октябре 1943 г[ода] привезли вместе со всей бригадой «1005» на это место. Вся эта история рассказана им в его книжке «Бригада 1005». Эта книжка издана в 1946 г[оду] в г[ороде] Лодзи[1796]1796
  Лодзь – один из крупнейших городов в Польше. Во время нацистской оккупации назывался Лицманштадт. Здесь существовало крупное гетто, уничтоженное летом 1944 г.


[Закрыть]. Кроме того, у меня есть его письменное подтверждение его рассказа.

Когда он мне рассказал эту страшную историю, я, откровенно говоря, вначале отнесся к ней очень сдержанно потому, что тогда носились тысячи самых разнообразных рассказов. Я тогда стал разыскивать людей, которые могли бы подтвердить все это, и нашел сына профессора Цешинского, расстрелянного в ту ночь тогда еще молодого медика, Томаша Цешинского, который сейчас является доктором медицины и проживает в г[ороде] Вроцлаве. У меня есть его собственноручное письменное свидетельство о том, как немцы увозили на расстрел его отца в ту самую ночь.

Жена расстрелянного в ту ночь профессора Антона Ломницкого, Мария Ломницкая рассказала, что она видела из окна своего дома по улице Котляревского сцены расстрела.

Кроме того, я слышал другие рассказы жителей домов по улице Котляревского, окна которых выходили на Вулецкую гору и которые также наблюдали этот расстрел, происходивший на рассвете.

Услышав все эти рассказы и в какой-то степени все еще подвергая их сомнению, я попросил моего знакомого фотокорреспондента Ратау[1797]1797
  Радиотелеграфное агентство Украины.


[Закрыть]Владимира Лукьяновича Мельника, проживающего и сейчас во Львове, подняться со мной на высокие этажи домов по улице Котляревского и оттуда сфотографировать эту лощину, которую мне указывал Величкер как место экзекуции. Помню, я даже расставлял там белые флажки. Фотоснимки подтвердили, что люди, разбуженные выстрелами на рассвете 4 июля или проведшие всю ночь в состоянии страшного нервного напряжения и тревоги, как жена профессора Ломницкого, могли наблюдать экзекуцию.

Величкер мне рассказал, что, когда трупы привезенных в Лисиничский лес, где находилась тогда бригада «1005», стали укладывать в штабеля для того, чтобы сжигать, из одежды одного трупа выпала золотая автоматическая ручка фирмы Ватерман с надписью на кольце «доктору Витольду Новицкому».

Сразу же после этого рассказа я поехал в клинику патологической анатомии Львовского медицинского института, которой руководил тогда ближайший помощник расстрелянного Витольда Новицкого доктор Зигмунд Альберт, работающий сейчас во Вроцлаве. Он меня познакомил с лаборанткой клиники, и на мой вопрос, какая ручка была у профессора Новицкого, она ответила: «Я это очень хорошо помню, потому что, когда праздновали день рождения профессора, мы сделали складчину, я купила ему ручку Ватермана и у гравера заказала эту надпись».

Это было еще одно объективное свидетельство.

Был ряд других фактов, полностью подтверждающих рассказы очевидцев.

Кроме того, я имел возможность встретиться с профессором Франтишеком Гройером (ныне руководитель института охраны матери и ребенка в Варшаве, член-корреспондент Польской академии наук), который в то время жил и работал во Львове. Он единственный оставшийся в живых из тех профессоров, кто провел страшную ночь в бурсе Абрагамовичей. Он не только устно рассказал мне об обстоятельствах этого чудовищного злодеяния, но и передал мне копию своего письменного рассказа, который был впоследствии опубликован в акте Чрезвычайной следственной комиссии.

В результате всех этих изысканий и свидетельств многих людей я пришел к твердому убеждению о совершении в ночь с 3 на 4 июля 1941 г[ода] во Львове фашистскими захватчиками страшного злодеяния и расправы над цветом польской интеллигенции.

Что касается других многочисленных злодеяний, совершенных в эти дни оккупантами, то они подробно констатированы в документах Чрезвычайной следственной комиссии и описаны в изданных мною книгах «Под чужими знаменами» и «Свет во мраке».

Но одно дело – установить самый факт преступления, а другое – его исполнителей. Кому нужно было, в чьих интересах было выдать в руки гитлеровцев и уничтожить выдающуюся группу польской интеллигенции преимущественно польской национальности?

После долгого изучения материалов и особенно составленных накануне гитлеровского вторжения в СССР инструкций ОУН «Борьба и деятельность ОУН в дни войны» я пришел к твердому выводу, что наводчиками и исполнителями этого чудовищного преступления были украинские националисты, бежавшие в сентябре 1939 г[ода] от Красной Армии на территорию, занятую германскими войсками, в Криницу, а затем в Краков, находившиеся под началом своих вожаков Андрея Мельника[1798]1798
  Мельник Андрей Афанасьевич (1890–1964) – украинский националист, в 1938 г. возглавил ОУН. Поддержал нападение нацистской Германии на СССР, организовывал собственные «походные группы», мельниковцы также пытались выстроить отношения с немецким руководством, но не многим более успешно, нежели бандеровцы. В начале 1942 г. многие мельниковцы были арестованы, а их группы расформированы. Впрочем, сам А. А. Мельник был арестован и отправлен в концлагерь только в начале 1944 г.


[Закрыть] и Степана Бандеры. В этих инструкциях прямо давалось указание всей сети ОУН составлять черные списки на выдающихся представителей польской интеллигенции, а также украинцев, которые попытались бы «проводить свою собственную политику».

То, что эти черные списки были заранее составлены украинскими националистами и согласованы с находившимися в окружении Ганса Франка[1799]1799
  Франк Ганс (1900–1945) – нацистский политический деятель. В 1940–1945 гг. возглавлял Генерал-губернаторство, в состав которого был включен Львов.


[Закрыть] такими «специалистами» по славянскому востоку, как Теодор Оберлендер, Ганс Кох[1800]1800
  Кох Ганс (1894–1959) – немецкий педагог, богослов и разведчик. В 1941 г. был связным между министром оккупированных территорий А. Розенбергом и штабом группы армий «Юг».


[Закрыть], Альфред Бизанц[1801]1801
  Бизанц Альфред (1890–1951) – видный украинский националист, был референтом по украинским делам в администрации Генерал-губернаторства, в дальнейшем занимался формированием дивизии СС «Галичина».


[Закрыть], Ганс Иоахим Байер, подтверждают следующие обстоятельства:

Когда каратели начали захватывать профессоров Львова в ночь с 3 на 4 июля 1941 г[ода], они пытались арестовать и тех из них, кто был мертвым, в частности, директора библиотеки Академии наук доктора Людвига Вернадского, доктора-окулиста Адама Вернадского, профессора дерматологии Романа Лещинского. Эти люди умерли естественной смертью в период с осени 1939 г[ода] по день вторжения 22 июня 1941 г[ода]. Националистическая агентура, составлявшая черные списки вдали от Львова, под опекой гитлеровского командования, об этом не знала.

Любопытно, что после того, когда это преступление было совершено, в националистических газетах и, в частности, в газете «Украинские висти» от 16 июля 1941 г[ода] было напечатано интервью с сотрудником комендатуры г[орода] Львова доцентом доктором Гансом Иоахимом Вайером о положении во Львове. Ганс Вайер – это ближайший коллега Теодора Оберлендера. Для того чтобы задним числом как-то мотивировать уничтожение польской интеллигенции во Львове, хотя и не признаваясь в этом публично, Вайер заявил, что «часть польской интеллигенции под руководством бывшего премьер-министра Вартеля доброжелательно настроена к советской власти». Это означало, что, играя на старых украинско-польских противоречиях, гитлеровцы пытались использовать украинских националистов для ликвидации неугодной им части польской интеллигенции.