Текст книги "Helter Skelter. Правда о Чарли Мэнсоне"

27–30 ноября 1969 года

Мы с Фоулзом созванивались по дюжине раз в день: хоть налаживай выделенную линию между Индепенденсом и Лос-Анджелесом. Пока что никаких попыток внести залог для освобождения Мэнсона; никаких признаков Текса или Брюса. Однако репортеры уже запрудили весь Индепенденс, и телеканал «Кей-Эн-Экс-Ти» назавтра высылал группу для съемок в окрестностях балки Голара. Лейтенант Хаген по моей просьбе связался с руководством канала, и там обещали не пускать материал в эфир до понедельника, 1 декабря, но не захотели ждать до среды, как я и боялся.

В печать еще ничего не попало, но кое-какие утечки уже произошли. Шеф полиции Дэвис был взбешен; он собирался поведать о новостях самолично. Кто-то не держал язык за зубами, и Дэвис собирался выяснить кто. Вознамерившись поймать виновника, он предложил каждому, кто работал над делом в ДПЛА и в Офисе окружного прокурора, пройти через детектор лжи.

Даже его собственные подчиненные никак не прореагировали на это предложение – я же едва удержался от встречного: позволить сотрудникам сосредоточиться на поимке убийц.

В субботу сержант Патчетт говорил с Греггом Джекобсоном. Находящийся в непрерывном поиске молодых дарований и женатый на дочери полузабытого ныне комика Лу Костелло, Джекобсон познакомился с Чарльзом Мэнсоном где-то в мае 1968 года в расположенном на бульваре Сансет доме Денниса Уилсона, музыканта из рок-группы The Beach Boys.

Это Джекобсон представил Мэнсона Терри Мельчеру, сыну Дорис Дэй, все еще жившему тогда в доме 10050 по Сиэло-драйв. Кроме продюсирования телешоу матери, Мельчер занимался множеством других предприятий, включая студию грамзаписи, – и Джекобсон пытался убедить его записать Мэнсона. Послушав, как тот играет и поет, Мельчер сказал твердое «нет».

В отличие от Мельчера, Джекобсон был заворожен песнями Чарли, его философией, жизненным стилем. На протяжении примерно полутора лет они много раз встречались и разговаривали. Чарли любил поболтать о своих взглядах на жизнь, сказал Грегг, но Патчетт этим не особенно интересовался и переводил разговор на другие предметы.

– А знаете некоего Чарльза «Текса» Монтгомери? – спросил Патчетт.

– Да, отлично знаю, – отвечал Джекобсон, – только настоящая фамилия этого парня не Монтгомери, а Уотсон.

23 апреля 1969 года Чарльза Дентона Уотсона арестовали в Ван-Нуйсе, Калифорния, в состоянии наркотического опьянения. На следующий день его отпустили, но полиция сняла отпечатки у него пальцев.

В воскресенье, 30 ноября, я был в штаб-квартире ДПЛА с 8:30 до полуночи. В 10:30 лейтенанту Хелдеру позвонили из отдела дактилоскопии. Отпечаток безымянного пальца правой руки Уотсона совпал с тем, который нашли на парадной двери усадьбы Тейт.

От радости мы с Хелдером запрыгали, как дети малые. Это было первое из вещественных доказательств, привязавшее подозреваемых к месту преступления.

Хелдер выслал пятнадцать следователей по старым адресам Уотсона – на случай, если тот решил «залечь на дно» где-то поблизости, – но никому из них не повезло. Выяснилось, однако, что Уотсон родом из маленького техасского городка Маккинни округа Коллин. Патчетт позвонил тамошнему шерифу и сообщил ему, что уроженец и бывший житель округа по имени Чарльз Дентон Уотсон разыскивается по подозрению в совершении «187 PC», убийства, здесь, в Калифорнии.

Звали шерифа Том Монтгомери. Простое совпадение или Уотсон, изобретая вымышленное имя, воспользовался фамилией местного шерифа? Еще хуже: шериф Монтгомери приходился Тексу троюродным братом.

– Чарльз здесь, – сказал шериф Монтгомери. – У него квартира в Дентоне. Сейчас же посажу его под замок.

Как мы узнали позже, шериф позвонил дяде Уотсона, Морису Монтгомери, и спросил:

– Ты не мог бы подбросить Чарльза до тюрьмы? У нас кое-какие неприятности.

Морис посадил племянника в грузовичок-пикап и привез в Маккинни.

– По дороге он все больше молчал, – скажет позднее дядя. – Я понятия не имел, в чем дело, но он, наверное, сразу обо всем догадался.

Уотсон, надо полагать, воздержался от комментариев и был водворен в местную тюрьму.

Техасцы – ребята крепкие, сказали мне в ДПЛА. Они не отдадут нам Чарльза, пока мы не пришлем ордер на арест. Не желая рисковать понапрасну, я предложил завтра же отправить Сартучи и Нильсена в Маккинни с ордером.

Мэнсон, Аткинс и Уотсон находились теперь под стражей, чего нельзя было с уверенностью сказать о двух других подозреваемых. От одного из работников с ранчо Спана сотрудники ДПЛА узнали, что фамилия Линды – Касабьян и что теперь девушка, по всей видимости, живет в монастыре в Нью-Мексико[63]63
  Очевидное искажение; кто-то спутал «монастырь» с «коммуной». – Примеч. авт.


[Закрыть]. Ходили слухи, что Марни Ривз поселилась на ферме близ города Мобайл, штат Алабама.

В тот же день Патчетт беседовал с Терри Мельчером относительно его контактов с Мэнсоном. Тот подтвердил рассказ Джекобсона: Мельчер дважды ездил на ранчо Спана послушать выступления Мэнсона и девиц, но «не испытал восторга»; кроме того, они с Мэнсоном дважды встречались и ранее, в гостях у Денниса Уилсона. Мельчер, впрочем, упомянул об одной важной детали, опущенной Джекобсоном.

В одну из этих последних встреч, уже глубокой ночью, Уилсон подвез его домой на Сиэло-драйв. Мэнсон ездил за компанию, пел и играл на гитаре, сидя на заднем сиденье. Высадив Мельчера у самых ворот усадьбы, Уилсон и Мэнсон отъехали прочь.

Теперь мы знали, что Чарльз Мэнсон бывал на Сиэло-драйв, 10050, по меньшей мере однажды – до убийств. Тем не менее ничто не указывало, что он хотя бы раз входил в ворота.

В 17:30 тем воскресным вечером, все еще сидя в штаб-квартире ДПЛА, я говорил с Ричардом Кабаллеро. Бывший заместитель окружного прокурора, занятый ныне частной практикой, Кабаллеро представлял интересы Сьюзен Аткинс в разбирательстве дела об убийстве Хинмана. Ранее Кабаллеро связывался с Аароном Стовитцем, рассчитывая выяснить, что Офис окружного прокурора имеет на его клиентку. Аарон выложил ему все: находясь в «Сибил Брэнд», Сьюзен Аткинс призналась двум другим заключенным в участии не только в убийстве Гэри Хинмана, но также и в убийствах Тейт и Лабианка. Аарон вручил Кабаллеро копии записанных на пленку показаний, данных Ронни Ховард и Вирджинией Грэхем сотрудникам ДПЛА.

По закону об обнаружении улик обвинение обязано предоставлять адвокату защиты всю и любую информацию о вещественных и прочих доказательствах, уличающих его клиента. Это игра в одни ворота: защита заранее знает обо всех имеющихся у обвинения уликах, но при этом вовсе не обязана сообщать что бы то ни было обвинению. Обычно все подобные сведения передаются позднее, после официального запроса через суд, но Аарон хотел произвести на Кабаллеро впечатление нашей твердой позицией, надеясь, что клиентка бывалого адвоката все же захочет сотрудничать.

Кабаллеро прибыл в Центр Паркера повидать меня и следователей, узнать, какую сделку мы можем предложить его подзащитной. В соответствии с ранее достигнутой между нашим Офисом и ДПЛА договоренностью, мы заявили, что в обмен на сотрудничество мы, возможно, позволим Аткинс признать себя виновной в убийстве второй степени. Иными словами, на суде мы не станем требовать вынесения смертного приговора, ограничившись пожизненным заключением.

Кабаллеро поехал в «Сибил Брэнд» и поговорил с клиенткой. Позднее он рассказал:

– Я описал ей проблему в общих чертах и те улики, которыми располагало обвинение. Речь шла об убийстве Хинмана (в котором она уже созналась представителям ОШЛА) и деле Тейт – Лабианка. Я обратил внимание подзащитной, что обвинение потребует для нее высшей меры наказания и суд, вероятно, удовлетворит это требование. Я сказал ей: «У них достаточно улик, чтобы тебя осудить. И тебя осудят».

Примерно в 21:30 Кабаллеро вернулся в ДПЛА. Сьюзен так и не решила, что ей делать. Пожалуй, она захочет дать показания перед большим жюри, но адвокат не сомневался, что на самом суде Аткинс наотрез откажется свидетельствовать против остальных. Она все еще не освободилась от влияния Мэнсона и в любую минуту может передумать. Кабаллеро обещал дать мне знать, как только Сьюзен Аткинс примет решение.

Хоть у нас и были обличавшие Аткинс показания Ховард и Грэхем, равно как и вещественное доказательство в виде отпечатка пальца Уотсона на месте убийства Шэрон Тейт, все наше дело против Мэнсона и прочих висело на волоске. И только один человек решал теперь, оборваться ли волоску: Сэди Мэй Глютц.

1 декабря 1969 года

Раздавшийся в семь часов утра звонок Аарона застал меня дома. Только что звонил шериф Монтгомери. Если за два ближайших часа они не получат ордера на арест, то освободят Уотсона.

Я помчался в офис и отпечатал заявку. Мы с Макганном отнесли ее на подпись судье Антонио Чавезу, и ДПЛА телетайпом отправил ордер шерифу – всего за несколько минут до истечения назначенного срока.

Я также отпечатал и две другие заявки; одна касалась Линды Касабьян, другая – Патриции Кренвинкль. Как ДПЛА стало известно от ОШЛА, так на самом деле звали Марни Ривз, она же Кэти. После рейда на ранчо Спана отец Патриции Джозеф Кренвинкль, страховой агент из Инглвуда, Калифорния, договорился о ее освобождении. Узнав об этом, сержант Нильсен позвонил Кренвинклю и спросил, где можно разыскать его дочь. Мистер Кренвинкль объяснил, что та живет сейчас у родственников в городке Мобайл, штат Алабама, и дал Нильсену адрес. Затем ДПЛА связался с шефом полиции Мобайла, Джеймсом Робинсоном, и попросил немедленно отправить людей на ее розыски. Судья Чавез подписал оба ордера.

Бак Комптон, первый заместитель окружного прокурора, позвонил мне, чтобы сообщить, что шефом полиции Дэвисом назначена пресс-конференция ровно на два часа дня. Мы с Аароном должны были прибыть в его офис в 13:30.

– Бак, еще слишком рано, – возразил я. – У нас недостаточно улик, чтобы передать дело Мэнсона в суд, не говоря уже о вынесении окончательного приговора. Что до Кренвинкль и Касабьян, то мы ни за что не поймаем их, если сегодня газетчики раструбят всю историю. Может, удастся убедить Дэвиса подождать?

Бак обещал попробовать.

Впрочем, тревожился я зря: Патрицию Кренвинкль арестовали в Мобайле за несколько минут до нашего появления в офисе Комптона. Полиция направила группу в дом ее тети, миссис Гарнетт Ривз, но Патриции там не оказалось. Сержант Уильям Маккеллар и его напарник уже возвращались по дороге, огибавшей дом, когда им навстречу попался спортивный автомобиль с парнем и девушкой. В тот момент, когда машины разминулись, Маккеллар заметил, что пассажирка надвинула головной убор на глаза. Убежденные, что она хотела остаться неузнанной, офицеры быстро развернулись и, включив сирену, заставили подозрительную машину остановиться на обочине. Девушка вполне подходила под переданное по телетайпу описание, но заявила, что ее фамилия Монтгомери (тот же псевдоним, которым пользовался Уотсон). Но когда ее привезли в дом тети, назвала свое настоящее имя. Молодого человека, проживавшего неподалеку, допросили и отпустили. Патриции же зачитали права и поместили под стражу в 15:20 по местному времени.

Ровно в назначенный час Бак, Аарон и я встретились в кабинете шефа полиции. Я признался Дэвису, что еле-еле сумел собрать достаточно улик для ареста Кренвинкль и Касабьян, и у меня на руках лишь устные показания, которые никак нельзя представить в суде: показания Лесли Санкстон, данные Макганну, и признания Сьюзен Аткинс в пересказе Вирджинии Грэхем и Ронни Ховард. Большое жюри не примет нужное нам решение на базе таких скудных доказательств, заявил я ему, добавив напоследок:

– Если Сьюзен Аткинс не захочет с нами сотрудничать, все рухнет.

– В полицейском конференц-зале собрались более двухсот репортеров и телеоператоров, с нетерпением ожидающих начала, – отвечал Дэвис. Они представляют не только системы вещания и агентства, но и газеты со всего света. Грядущую сенсацию уже не сдержать.

Перед самым началом пресс-конференции лейтенант Хелдер позвонил Роману Полански и полковнику Полу Тейту, сообщив им новости. Для отца Шэрон это известие означало конец его многомесячного частного расследования. Вопреки стараниям, ему так и не удалось выяснить ничего полезного, но теперь, по крайней мере, всем его сомнениям и подозрениям пришел конец.

В 14:00 перед пятнадцатью микрофонами и несколькими дюжинами прожекторов шеф полиции Эдвард М. Дэвис объявил, что после 8750 человеко-часов напряженной работы сотрудникам ДПЛА удалось «раскрыть» дело об убийстве Шэрон Тейт. Подписаны ордеры на арест троих человек: Чарльза Д. Уотсона, 24 лет, ныне находящегося под стражей в Маккинни, Техас; Патриции Кренвинкль, 21 года, ныне находящейся под стражей в Мобайле, Алабама; и Линды Касабьян, возраст и настоящее местонахождение неизвестны. Предполагается, что в обвинительном акте, который представят на рассмотрение большому жюри округа Лос-Анджелес, дополнительно будут названы имена четверых или пяти человек (ни Чарльз Мэнсон, ни Сьюзен Аткинс на пресс-конференции не упоминались).

Те же лица, продолжал Дэвис, замешаны в преступлении, повлекшем за собой смерть Розмари и Лено Лабианка.

Это заявление немало удивило большинство присутствующих, поскольку ДПЛА почти с самого начала решительно отрицал связь между двумя преступлениями. Несколько репортеров подозревали о наличии такой связи, но так и не сумели убедить в этом официальных представителей ДПЛА.

Дэвис отметил:

– Департамент полиции Лос-Анджелеса желает выразить глубокую благодарность за неоценимую помощь в получении необходимых сведений в ходе обоих расследований другим силам правопорядка, и в особенности – Офису шерифа Лос-Анджелеса.

Он ни словом не обмолвился о том, что ДПЛА лишь по прошествии двух месяцев решился потянуть за ниточку, которую офицеры ОШЛА предложили ему уже на следующий день после убийства Шэрон Тейт и остальных.

Не упомянул шеф полиции и о том памятном звонке, обошедшемся Ронни Ховард в десять центов.

Отвечая на вопросы репортеров, Дэвис объявил, что прорыв в следствии обеспечен «кропотливым трудом следователей отдела убийств». По его мнению, именно пытливость его подчиненных послужила основой для «выработки подозрения, приведшего их в район так называемого ранчо Спана, где им пришлось свернуть горы работы, осматривая местность и беседуя с людьми, что в итоге и привело следствие туда, где мы находимся сейчас».

Репортеры помчались к телефонам.

А Кабаллеро между тем позвонил Аарону. Он намеревался записать на магнитофон свою беседу со Сьюзен Аткинс, но не хотел делать этого в «Сибил Брэнд», где о разговоре могли прознать другие девицы Мэнсона. Кроме того, он полагал, что Сьюзен будет проще беседовать в новых для нее условиях. Кабаллеро предлагал собственный кабинет в качестве подобной «смены обстановки».

Запись преследует две цели, пояснил Аарону Кабаллеро. Адвокат хотел, чтобы пленка оказалась под рукой у психиатров на тот случай, если он в итоге сочтет необходимым настаивать на невменяемости клиентки. А если мы решим договориться, то Кабаллеро даст нам ее послушать, прежде чем мы представим дело на рассмотрение большого жюри.

Хоть и необычная, просьба адвоката отнюдь не была беспрецедентной. Аарон изготовил разрешение на перемещение заключенной, которое подписал судья Уильям Кини, и тем же вечером Сьюзен Аткинс в сопровождении двоих помощников шерифа была доставлена в кабинет Кабаллеро, где тот поговорил с ней в присутствии своего партнера, Пола Карузо.

2 декабря 1969 года

Я едва успел войти в свой кабинет, когда мне позвонили из ДПЛА. Все пятеро подозреваемых уже задержаны; Линда Касабьян только что добровольно явилась в полицейский участок в Конкорде, Нью-Гэмпшир. По словам ее матери, Линда призналась в том, что побывала в доме Тейт, но якобы никого не убивала. Похоже, она не собиралась противиться экстрадиции (передаче властям другого штата).

Однако в Техасе придерживались других порядков. Маккинни находился менее чем в тридцати милях к северу от Далласа и лишь в нескольких милях от Фармерсвилля, где Чарльз Уотсон провел детство и посещал школу. Раньше название городка связывали с родившимся здесь актером, героем Второй мировой Оди Мерфи. Теперь там появилась другая местная знаменитость.

Когда Сартучи и Нильсен прибыли в Маккинни, новости о пресс-конференции уже разнеслись по стране. Передовицы техасских газет описывали Уотсона как отличника средней школы, прекрасного футболиста, баскетболиста и бегуна, до сих пор державшего рекорд штата в беге с препятствиями. Большинство местных жителей были потрясены и встретили новость с недоверием.

– Во всем виноваты наркотики, – заявил дядя Чарльза репортерам. – Он начал принимать их в колледже, и там-то начались неприятности.

Директор школы Фармерсвилля почти вторил ему:

– Даже страшно отправлять детей в колледж.

Адвокат Уотсона, Билл Бойд, запретил и близко подпускать лосанджелесских следователей к своему клиенту. Шериф Монтгомери даже не позволил им снять с подозреваемого отпечатки пальцев. Сартучи и Нильсен, впрочем, все-таки повидали Уотсона, совершенно случайно. Пока они разговаривали с шерифом, Уотсон разминулся с ними на лестнице, направляясь в комнату для посещений. Если верить их докладу, он был хорошо одет, гладко выбрит и носил короткие, а не длинные, волосы. Казалось, он в прекрасной форме и выглядит образцовым студентом.

Будучи в Маккинни, следователи выяснили, что Уотсон отправился в Калифорнию в 1967 году и оставался там до ноября 1969 года, – немало времени спустя после убийств.

Сартучи и Нильсен вернулись в Лос-Анджелес, убедившись, что надеяться на взаимопонимание с местными властями не приходится. И дело не только в родственных связях: каким-то образом сюда оказалась замешана политика штата. Так или иначе, техасцы не желали сотрудничать.

А репортеры были заняты выслеживанием маршрутов кочевок «Семьи» и беседами с теми из ее членов, кто не был арестован. Я попросил свою жену Гейл сохранять газеты, зная, что записи этих бесед позднее могут оказаться полезны. Чарльз Мэнсон понемногу отвоевывал себе центральное место, хотя ему до сих пор так и не было предъявлено обвинение в убийствах. Кроме того, газеты размещали интервью со знакомыми и родственниками подозреваемых. Джозеф Кренвинкль вспоминал, как в сентябре 1967 года его дочь Патриция бросила квартиру на Манхэттен-Бич, работу и автомобиль, чтобы последовать за Мэнсоном, не забрав даже чека с причитающимися ей деньгами.

– Я убежден, – сказал отец девушки, – что этот парень нечто вроде гипнотизера.

Кренвинкль не был одинок в своей точке зрения. Адвокат Кабаллеро разговаривал с репортерами перед залом суда в Санта-Монике, где его клиентка Сьюзен Аткинс только что объявила себя невиновной в убийстве Хинмана. Сьюзен, по выражению Кабаллеро, пребывала под «гипнотическим внушением» Мэнсона и не имеет «ничего общего с убийствами», хоть и находилась в домах Хинмана и Тейт.

Кабаллеро заявил прессе, что его подзащитная намерена предстать перед большим жюри и рассказать обо всем, что случилось. Так мы впервые узнали, что Сьюзен Аткинс готова сотрудничать.

В тот же день офицеры ДПЛА беседовали с Барбарой Хойт, чьи родители убедили ее связаться с полицией. Барбара жила с «Семьей» с апреля 1969 года и бывала на ранчо Спана, Майерса и Баркера.

Рассказ миловидной семнадцатилетней девушки был скомкан и бессвязен; следователям пришлось еще не один раз встречаться с ней. Из этих бесед мы почерпнули немало интересного.

Однажды вечером на ранчо Спана, примерно через неделю после рейда 16 августа, она услышала крики, доносившиеся, казалось, со дна ущелья. Они продолжались долго, минут пять-десять, и Барбара была вполне уверена, что слышала голос Коротышки.

На следующий день она слыхала, как Мэнсон говорил Дэнни Де Карло, что Коротышка покончил с собой, «мы ему только чуть-чуть помогли». Кроме того, Мэнсон осведомился у Де Карло, можно ли с помощью извести избавиться от тела.

На ранчо Майерса, в начале сентября 1969 года, Барбара слышала, как Мэнсон жаловался кому-то (она не знала точно кому), что убить Коротышку оказалось по-настоящему трудно, едва тот «оказался во власти Теперь». По словам Мэнсона, они огрели его по затылку обрезком трубы, затем каждый нанес по удару ножом, и наконец Клем отсек Коротышке голову. После чего тело было разрублено на девять кусков.

Все еще оставаясь на ранчо, Барбара слышала, как Сэди рассказывала Уич об убийствах Эбигейл Фолджер и Шэрон Тейт. Позднее Уич призналась Барбаре, что ей известно еще о десяти убийствах, совершенных членами «Семьи».

Немного времени спустя после этого разговора Барбара вместе с еще одной девушкой (Шерри Энн Купер, она же Шерри из долины Сими) бежали из укрытия «Семьи» в Долине Смерти. Мэнсон догнал их в Балларете, но из-за присутствия посторонних был вынужден отпустить восвояси, даже дал им двадцать долларов на автобус до Лос-Анджелеса[64]64
  Позднее нам стало известно, что Мэнсон, возможно, посылал троих своих подручных в Лос-Анджелес с инструкциями либо вернуть девушек, либо убить их, но доказать это мы не могли. Во время той же поездки проколотая шина предотвратила убийство бабушки Кэтрин Гиллис, хозяйки ранчо Майерса. – Примеч. авт.


[Закрыть].

Сильно напуганная, Барбара все же решила помочь нам.

Эта помощь едва не стоила ей жизни.

Приблизительно тогда же еще одна из девушек Мэнсона согласилась сотрудничать с полицией. Надо сказать, она была последним человеком, от которого я ждал помощи: Мэри Бруннер, самая первая участница «Семьи».

После освобождения из тюрьмы в марте 1967 года Чарльз Мэнсон направился в Сан-Франциско. Бывший сокамерник подыскал ему комнату за заливом, в Беркли. Мэнсон не спешил найти работу и, живя на милостыню, либо прогуливался по Телеграф-авеню, либо посиживал с гитарой на ступеньках у входа Калифорнийского университета. И однажды появилась эта библиотекарша. Сам Чарли так вспоминал об этом, рассказывая Дэнни Де Карло о первых месяцах существования «Семьи»:

– Она просто выгуливала собаку. Наглухо застегнутая блузка. Нос задран к небу, у ног семенит пудель. И тут к ней подходит старина Чарли, только-только из тюряги, и давай вешать ей лапшу на уши.

Мэри Бруннер, которой тогда было двадцать три года, закончила университет Висконсина в степени бакалавра исторических наук и теперь работала помощницей библиотекаря в Калифорнийском университете. Она была малосимпатична, и Мэнсон, видимо, стал одним из первых, кто обратил на нее внимание. Вспомнив, возможно, о былой жизни за счет Толстушки Фло.

– В общем, дело у них пошло на лад, – подытожил Де Карло, – и он переехал к Мэри. Потом повстречал эту, вторую свою девицу. «Нет уж, ноги ее здесь не будет!» – говорит ему Мэри. Даже и думать об этом не хотела. А после той Чарли привел еще двоих. Мэри говорит: «С одной я еще могу мириться, но с тремя – никогда!» А где три – там и четыре, и пять, и так до восемнадцати. В общем, все началось во Фриско, и Мэри была первой.

Так на свет появилась «Семья».

К тому времени Мэнсон успел познакомиться с нравами улицы Хейт. Если верить рассказу, которым Чарли частенько делился с последователями, однажды на улице незнакомый паренек подарил ему цветок. «Я совсем обалдел», – вспоминал Чарли. Расспросив подростка, он узнал, что в Сан-Франциско есть местечко, где бесплатно можно получить еду, послушать музыку, покурить травку, заняться любовью, – только скажи. Паренек отвел его в Хейт-Эшбери, рассказывал потом Мэнсон Стиву Александру, репортеру андерграундной газеты «Дитя вторника»: «И мы спали в парке, и жили на улицах, и у меня отросли волосы, и я начал играть свою музыку, и людям она нравилась, они улыбались мне, подходили ближе, обнимали меня, – а я даже не знал, как реагировать. Просто крыша ехала. Я только тогда обнаружил, что в мире есть люди, которые живут по-настоящему».

Они были молоды, наивны, им хотелось во что-то верить и (пожалуй, это самое главное) кому-то принадлежать. Там нашлось бы более чем достаточно поклонников для любого гуру-самоучки. И потребовалось совсем немного времени, чтобы Мэнсон это понял. В мире андерграунда, на который он так неожиданно наткнулся, даже тюремные отсидки Чарли придавали ему определенный статус. Выплескивая на слушателей длинные монологи давно заученной метафизической жвачки с примерами из жизни сутенеров, тюремными байками и сайентологическими рассуждениями, Мэнсон начал привлекать «учеников» – поначалу сплошь молоденьких девушек, но затем и нескольких ребят.

– Типов вроде Чарли здесь бродит полным-полно, – заметил Роджер Смит, офицер, наблюдавший за Мэнсоном после условного освобождения, пока тот еще оставался в Сан-Франциско.

Но одна большая разница все же имелась: в какой-то момент – я еще не был уверен, в какой именно, – Мэнсон обрел над своими приспешниками столь всеохватный контроль, что теперь мог просить их нарушить последнее табу. Он мог сказать им: «Убей», – и те подчинились бы.

Многие могут посчитать, что здесь все дело в наркотиках. Но доктор Дэвид Смит, неплохо изучивший «Семью» за время работы в Бесплатной медицинской клинике Хейт-Эшбери, считал, что секс, а вовсе не наркотики, был общим знаменателем внутри группы:

– Каждая новая девушка, которая примыкала к Чарли, несла определенную мораль среднего класса. И Чарли первым делом следил, чтобы эта скорлупа лопнула, развалилась. Таким образом он получал возможность завладеть рычагами, которые ранее управляли жизнями и поведением этих людей.

Секс, наркотики… Разумеется, они были частью ответа (и скоро я узнал куда больше о том, как Мэнсон пользовался обоими), но все-таки только частью. Здесь было что-то еще, что-то гораздо более важное.

Сам Мэнсон принижал значение наркотиков; по крайней мере в отношении себя самого. Во время этого периода он сам впервые принял ЛСД. Позднее он обмолвился, что это «просветило мой рассудок», но тут же прибавил: «Я провел в тюрьме столько времени, что рассудок у меня и так уже был вполне просвещен». Рассудительный он был, этот Чарли.

Мэнсон заявил, что угадал падение района Хейт еще до его настоящего расцвета. Он предвидел проблемы с полицией, неудачные наркотические «приходы», тяжелые «вибрации», людей, отбирающих друг у друга последнее, погибающих от передоза прямо на улице. В течение знаменитого «лета любви»[65]65
  Имеется в виду лето 1967 года, на которое пришелся пик т. н. психоделической революции.


[Закрыть] (с его бесплатными рок-концертами, раздаваемой Оусли[66]66
  Оусли, известный под прозвищем Медведь, – звукооператор калифорнийской рок-группы The Grateful Dead, в середине 1960-х гг. изготавливавший ЛСД в кустарных условиях.


[Закрыть] «кислотой» и сотней новых молодых людей, каждый день прибывавших в город) Мэнсон раздобыл старый школьный автобус, погрузил в него своих последователей и отправился неведомо куда «разыскивать тихое местечко, где можно спастись от человечества».

В итоге Мэри Бруннер бросила работу и присоединилась к странствующему каравану Мэнсона. По дороге у нее родился ребенок, Майкл Мэнсон, причем «Семья» в полном составе принимала роды, а Мэнсон лично перекусил пуповину.

Полиция нашла Бруннер в О-Клэре, штат Висконсин, куда Мэри уехала сразу после освобождения; она согласилась сотрудничать с полицейскими в обмен на гарантии неприкосновенности по делу об убийстве Хинмана. Она представила следствию многочисленные детали, касающиеся этого преступления. Она также призналась, что где-то в конце сентября 1969 года Текс Уотсон рассказал ей об убийстве Коротышки. Его тело они зарыли у железнодорожных рельсов на ранчо Спана, а машину Цыганка бросила в парке Канога у дома на Грэшем-стрит, где «Семья» останавливалась ранее. Руководствуясь этой информацией, полиция начала разыскивать тело и автомобиль.

Мэри Бруннер могла бы стать крайне важным свидетелем на процессах по обоим делам, об убийствах и Хинмана, и Коротышки. Во время убийств Тейт и Лабианка она оставалась в заключении, но поначалу я даже рассчитывал использовать ее как свидетельницу и на этом процессе, ведь она могла бы описать присяжным первые дни и месяцы существования «Семьи». Но я так и не поборол своей опаски. По словам тех участников «Семьи», с которыми мне пришлось беседовать, ее преданность Мэнсону оставалась поистине фанатичной. Я просто не мог вообразить себе, как Мэри выступит в суде против отца собственного ребенка.

Произошедшие убийства имели огромный резонанс за рубежом; там гибель Шэрон Тейт вызвала целую сенсацию, перевесившую даже инцидент в Чаппаквиддике[67]67
  В июне 1969 года 37-летний сенатор Эдвард Кеннеди попал в автомобильную аварию, едва не стоившую ему политической карьеры: не справившись с управлением, он съехал с моста у острова Чаппаквиддик, близ Кейп-Кода, штат Массачусетс. При этом погибла находившаяся в автомобиле 29-летняя секретарша сенатора Роберта Кеннеди; сам факт ее присутствия в машине дал прессе повод сомневаться в репутации Эдварда как доброго семьянина. Кроме того, сам он, не пострадав при падении в воду, скрылся с места катастрофы и не известил полицию о случившемся, что в штате Массачусетс считается уголовным преступлением. Произошедшее стало причиной крупного политического скандала, в итоге приведя к поражению Эдварда Кеннеди на президентских выборах 1980 года.


[Закрыть]. Произведенные нами аресты привлекли к себе никак не меньшее внимание.

Из-за разницы во времени новости о «культе хиппи-убийц» достигли Лондона не ранее полуночи 1 декабря. На следующий день, как и в Соединенных Штатах, сенсационные репортажи заполонили первые страницы газет, опередив радио– и телевизионные выпуски новостей.

В одиннадцать часов утра горничная отеля «Талгарт» на Талгарт-роуд в Лондоне попыталась открыть дверь номера, снятого американским юношей по имени Джоэл Пью. Та была заперта изнутри.

Менеджер отеля ждал до 18 часов, прежде чем отпереть ее с помощью универсального ключа.

– Дверь приоткрылась примерно на фут, – рассказал он. – Казалось, ее подпирает какой-то тяжелый предмет.

Встав на колени и пошарив за дверью, он нащупал нечто похожее на руку человека. И спешно вызвал полицию. Констебль участка «Хаммерсмит» прибыл через несколько минут и распахнул дверь сильным толчком. За ней лежало тело Джоэла Пью. Распростертый на спине, он был обнажен, не считая простыни, прикрывавшей нижнюю половину тела. Глотка дважды перерезана, на лбу синяк, на обоих запястьях резаные раны; в номере нашлись сразу две опасные бритвы, одна из которых лежала менее чем в двух футах от погибшего. Предсмертной записки не было, хотя на зеркале обнаружили какие-то надписи в зеркальном же отражении, вкупе с рисунками наподобие комиксов.

По словам менеджера, Пью снял комнату 27 октября; его сопровождала девушка, съехавшая три недели спустя. «Хиппи, судя по внешности», Пью вел себя тихо, редко покидал отель и, казалось, не имел друзей.

Поскольку на теле не было обнаружено «ран, нанести которые самостоятельно погибший был бы не в состоянии», ведшееся коронером расследование сделало вывод, что Пью «наложил на себя руки в момент временного помрачения рассудка».

Хотя обстоятельства этой смерти, включая и характер самих ранений, равно или даже в большей степени согласовывались с версией убийства, полиция признала случившееся обычной попыткой суицида. Никто не счел картинки или надписи на зеркале достаточно важными, чтобы сохранить, записать или сфотографировать их (позднее менеджер вспомнит лишь слова «Джек и Джилл»). Время наступления смерти установить также не пытались. Более того, никто не пробовал поискать в номере Пью отпечатки чужих пальцев – хотя проникнуть в комнату на первом этаже с улицы через окно не составило бы труда для любого более-менее ловкого злоумышленника.

В то время еще никто не связывал эту смерть с большой американской сенсацией из выпусков новостей. Если б не короткое упоминание о гибели Пью в частном письме более чем через месяц после того, мы так и пребывали бы в неведении о том, что двадцатидевятилетний Джоэл Дин Пью, бывший член «Семьи» и муж участницы той же группы по имени Сандра Гуд, пополнил собой быстро растущий список загадочных смертей, связанных с нашим делом.