Текст книги "Helter Skelter. Правда о Чарли Мэнсоне"

12–16 ноября 1969 года

Следователи «группы Лабианка» Нильсен, Гутиэрес и Патчетт беседовали со Спрингером в одном из следственных помещений отдела убийств ДПЛА. Спрингеру было двадцать шесть, рост пять футов девять дюймов, вес сто тридцать фунтов; не считая пыльных, оборванных «цветов» (так байкеры называют свои куртки), он показался офицерам поразительно чистеньким для мотоциклетной банды.

Как выяснилось, Спрингер гордился своей чистоплотностью – что (по его словам) и стало одной из причин, по которым он лично не захотел иметь ничего общего с Мэнсоном и его девицами. Но Дэнни Де Карло, казначей клуба «Правоверных сатанистов», увязался за ними и стал пропускать общие собрания, так что около 11 или 12 августа Спрингер отправился на ранчо Спана, чтобы постараться убедить Дэнни вернуться.

– …Там повсюду летали мухи, а люди жили все равно как животные, я просто глазам своим не верил. Знаете, я-то действительно люблю чистоту, правда. Порой парни прямо обрастают грязью, но мне-то нравится держать себя в чистоте.

Так, значит, закатывает этот Чарли… Он хотел иметь Дэнни под рукой, поскольку на Дэнни наши цвета. И если туда вдруг заявятся какие-нибудь пьяницы, ну, приедут и начнут приставать к девкам, задираться к парням, тогда Дэнни выйдет вперед, прикрыв задницу цветами «Правоверных», и никто не захочет ссориться с Чарли, так-то вот.

В общем, я пытался вытащить оттуда Дэнни, а Чарли стоял столбом неподалеку, и говорит он, этот Чарли: «Потерпи-ка минуту, может, я смогу предложить кое-что получше, чем то, что у тебя уже есть». Я говорю: «Чего это?» А он говорит: «Перебирайся к нам, и получишь всех девчонок, каких захочешь, хоть всех сразу». А он тот еще тип, пудрить мозги умеет. Короче, я говорю: «И как же ты выживаешь, как ты управляешься с этими двадцатью-тридцатью чертовыми телками, мужик?» А Чарли говорит: «Эти телки все в моем стойле, чего захочу – все сделают». И еще говорит: «Я свои дела по ночам обстряпываю». «Ну, – это я ему говорю, – давай колись, мужик, чего поделываешь». Он решил, что раз уж я катаюсь на мотоцикле и все такое, мне море по колено, все стерплю, включая убийство.

В общем, он давай мне на уши садиться, про то, как он приходит к богатеям и живет у них, полицейских зовет свиньями, а чего такого, он стучит в дверь – те открывают, а он просто врывается туда со своей саблей и всех на кусочки, ясно вам? А я ему говорю: «И когда ты это проделывал в последний раз?» А он мне: «Ну, мы замочили пятерых всего несколько дней тому назад».

– Значит, он сказал тебе… Чарли заявил, что он «замочил» пятерых человек?

– Точно. Чарли и Текс.

Спрингер не помнил точного выражения Мэнсона, но не «люди»; возможно, он сказал «свиней» или «богатых свиней».

Следователи по «делу Лабианка» были настолько потрясены, что заставили Спрингера повторить всю историю во второй раз, а затем и в третий.

– По-моему, вы разыскиваете именно этого парня, этого самого.

– Похоже, так и есть. Но в наши дни, в эпоху прав человека и прочего нельзя засадить парня за решетку, опираясь на его собственные слова.

Когда конкретно Мэнсон говорил это? Ну, еще в первый раз, когда Спрингер ездил к Спану, либо 11-го, либо 12 августа, точно он не помнил. Но впечатления от увиденного не забыл:

– В жизни не видел ничего похожего. Не забредал в колонию нудистов, не видал сбежавших из дурдома психопатов…

Куда ни посмотри, везде голые девицы. Дюжины полторы были совершеннолетними, по восемнадцать лет или больше, но примерно столько же – младше. Мелкие прятались по кустам. Чарли предложил ему выбирать. И еще обещал купить Спрингеру новый мотоцикл и багги, если тот надумает остаться.

Вот так поворот: Чарли Мэнсон, он же Иисус Христос, пытается искушать «правоверного сатаниста».

То, что Спрингер устоял перед искушением, отчасти можно объяснить тем, что его приятели из банды уже бывали здесь раньше:

– Их до смерти замучил триппер… на том ранчо все не как у людей… Во время первого визита Спрингера на ранчо Мэнсон показывал ему, как ловко он управляется с ножами, и в особенности – с длинной саблей. Спрингер видел, как Чарли метал ее – футов, наверное, на пятьдесят, и та втыкалась, скажем, восемь раз из десяти. Это была та самая сабля, которой, по словам Спрингера, Чарли пользовался, «нарубая людей на куски».

– Вам никогда не попадался труп с отрезанным ухом? – спросил вдруг Спрингер. Очевидно, кто-то из следователей кивнул в ответ, поскольку Эл добавил: – Ну так вот вам и убийца.

Чарли говорил ему, что отрезал ухо какому-то парню. Если Дэнни придет в полицию, уж он-то может об этом рассказать. Единственная проблема в том, что «Дэнни боится этих придурков, они уже пытались свести с ним счеты».

Спрингер также упоминал имена Текс и Клем. Следователи попросили описать этих людей.

Клем – дипломированный идиот, пояснил Спрингер: он сбежал из «Камарилло», психиатрической больницы штата. Что бы ни приказал Чарли, Клем все сделает. Насколько Эл Спрингер мог судить, Чарли и Текс – единственные, у кого есть мозги на том ранчо. В отличие от Клема, Текс не был словоохотлив; он «держит язык за зубами, слова не выжмешь. Он действительно чистюля. Волосы у него, может, и длинноваты, но он… совсем как студент колледжа». Похоже, Текс в основном возился с багги.

У Чарли бзик насчет вездеходов. Ему нужно, чтобы поворотом ручки на приборной доске можно было вырубить задние фонари. Тогда, стоит кому-то из КДП (Калифорнийского дорожного патруля) остановить их у обочины, на заднем сиденье будут ждать двое типов с дробовиками; патрульный подходит сбоку, а они – «бах, и мозги наружу».

– Он не объяснил, зачем ему это нужно?

– Он хочет нагнать панику, чтобы потом стать хозяином мира. Сумасшедший.

– Свою группу он хоть как-нибудь называет?

– «Семья».

Вернемся к мечу; может Спрингер описать его? Ну да, это сабля, настоящее пиратское оружие. Еще несколько месяцев тому назад, сказал Спрингер, она принадлежала экс-президенту «Правоверных сатанистов», но потом исчезла, – так что, наверное, кто-то из участников банды отдал ее Чарли.

От Дэнни он слыхал, что этой саблей они убили какого-то парня, «кажется, Хенланд его звали». Этому-то как раз ухо и отрезали.

Что ему известно об убийстве этого Хенланда? – осведомились следователи. По словам Дэнни, убийство совершили парень по имени Босли и еще один или двое ребят. Дэнни сказал Спрингеру, что он «мог бы доказать, что Босли, или Басли, или как там его, в общем, что он убил этого парня, и что Чарли, наверное, тоже там был. Ну, во всяком случае, кто-то отпилил ему ухо». Кроме того, Клем тоже говорил Спрингеру, «как они отрезали ухо какому-то гребаному идиоту, написали чего-то на стене и выложили там коготь пантеры или этот их рисунок, ну, чтобы все потом обвинили в убийстве „Черных пантер“. Они хотели все свалить на ниггеров, ясно? Они их ненавидят, это точно, потому что еще перед этим убили какого-то ниггера».

Пять. Плюс «Хенланд» (Хинман). Плюс «ниггер». Итого семь. Следователи вели подсчет.

Будучи на ранчо, не видел ли Спрингер еще какое-нибудь оружие? Ну, Чарли показывал ему забитую до отказа стойку с винтовками, еще в первую поездку. Там были дробовики, охотничьи ружья, пистолеты 45-го калибра.

– И еще, – продолжал Эл, – я слыхал от кого-то, да и Дэнни говорил, у них там был длинноствольный «бантлайн» на девять патронов, 22-го калибра. Это я от Дэнни слышал, а уж он-то разбирается в оружии. И кажется, именно из этой штуки они убили того парня, ну, из «Черных пантер». Потом приятели чернокожего утащили труп в какой-то вроде парк – парк Гриффита или другой какой… Это все слухи, но они идут прямо от Чарли. А теперь скажите-ка, ни на чьем холодильнике надписей не находили?

После наступившего молчания кто-то из следователей по «делу Лабианка» спросил:

– А к чему ты это?

– Потому что Чарли говорил мне про какие-то надписи на холодильнике. Мол, кто-то сделал там надпись кровью.

– И что, по его словам, там было написано?

– Что-то про свиней или ниггеров, что-то такое.

Если Спрингер не лгал, а Мэнсон не просто блефовал, надеясь произвести на него впечатление, выходило, что Мэнсон, возможно, также вовлечен в убийство четы Лабианка. Итого девять.

Но у следователей были причины сомневаться в показаниях байкера, поскольку, вопреки сообщениям в прессе, «death to pigs» не было написано на дверце холодильника; эту фразу на самом деле нашли на стене гостиной, как и слово «rise». Надпись на холодильнике гласила: «Healter Skelter».

Пока Спрингер отвечал на вопросы, один из следователей по «делу Лабианка» покинул комнату. И вернулся через несколько минут в сопровождении еще одного следователя.

– Познакомься с нашим коллегой, Эл, это Майк Макганн. Расскажи ему, о чем мы тут с тобой говорили.

Макганн был одним из следователей по «делу Тейт». Коллеги наконец-то решились пройти несколько шагов и поделиться тем, на что неожиданно наткнулись. К этому времени искушение произнести: «Эй, глядите, что у нас есть!» – должно было стать необоримым.

Спрингер вновь повторил свою историю. Макганн слушал с недоверием. Затем Спрингер начал говорить о совсем другом убийстве, о смерти ковбоя по кличке Коротышка, с которым он познакомился, впервые приехав на ранчо. Как и что именно он слышал о смерти Коротышки? – спросил один из следователей.

– Я слышал об этом от Дэнни. Дэнни, в свою очередь, слыхал от девушек, будто Коротышка слишком многое знает, слишком многое слышал и слишком уж нервничает по этому поводу, так что они просто отрезали ему руки и ноги, а затем и голову… Дэнни переживал, потому что Коротышка ему нравился.

Итого десять.

– Связываешь ли ты тех пятерых, которых, по словам Чарли, он убил в начале августа, с каким-то конкретным преступлением?

– Ну да, убийство Тейт.

– Ты сам об этом догадался?

– Точно.

Вопросы сужали круги. Кто-либо еще присутствовал при том, как Чарли предположительно сознался в тех пяти убийствах? Нет. Упоминалось ли имя Шэрон Тейт? Нет. Видел ли ты на ранчо кого-нибудь в очках? Нет. Когда-нибудь видел Мэнсона с огнестрельным оружием в руках? Нет, только с ножом: «Он до них сам не свой». Была ли сабля и прочие виденные тобой ножи заточены с обеих сторон лезвия? Похоже, да, но Спрингер не мог сказать наверняка; Дэнни говорил, что Чарли отсылал их кому-то для заточки. Видел ли на ранчо какие-нибудь веревки? Да, всякие там есть. Знаешь ли ты о награде в 25 тысяч за сведения об убийстве Тейт? Ага, и «мне бы они очень пригодились».

Спрингер бывал на ранчо Спана три раза, и второй визит нанес сразу вслед за первым. Разъезжая там, он потерял свою шляпу и вернулся поискать ее, но потом мотоцикл сломался, и Элу пришлось остаться на ночь, чтобы его починить. И вновь Чарли, Текс и Клем упрашивали его присоединиться к ним. Его третий и последний визит имел место вечером 15 августа, в пятницу. Следователи смогли точно установить дату, поскольку то была ночь перед рейдом шерифа на ранчо Спана. Кроме того, клубные собрания «Правоверных сатанистов» проводились по пятницам, и в тот день они обсуждали способы вытащить Дэнни, похитить его у Чарли.

– Многие ребята хотели отправиться туда и надрать Чарли задницу, преподать ему хороший урок за то, что он пудрил мозги кому-то из наших… Восемь или девять человек действительно поехали, но вышло совсем по-другому.

Некоторым Чарли заговорил зубы. Других девицы заманили в кусты. И когда байкеры уже начали было крушить мебель, Чарли сказал, что с соседних крыш на них наставлены стволы. Спрингер посоветовал собратьям по клубу проверить оружейную стойку, которую Чарли показывал ему во время первого приезда на ранчо. Пары винтовок не хватало. Немного спустя байкеры ушли, оставив на ранчо одного из относительно трезвых членов банды, Роберта Рейнхарда, чтобы тот привез Дэнни на следующий день. Но уже утром повсюду была полиция, арестовавшая не только Чарли и остальных, но еще и Де Карло с Рейнхардом.

Всех их отпустили несколькими днями позже – и, если верить Дэнни, вскоре был убит Коротышка.

Испугавшись, что он станет следующим, Дэнни забрал свой фургон и свалил в Венис. Как-то ночью Клем и Брюс Дэвис, еще один из ребят Чарли, сумели пропилить замок и ворваться в трейлер, но Дэнни услыхал их и схватился за свой «сорок пятый». Дэнни был уверен, что они приходили «покончить с ним». И перепугался не столько за себя, сколько за сынишку, который жил тут же, в трейлере. Спрингер считал, что сможет убедить Дэнни добровольно прийти в полицию; уже на следующий день, если получится.

Телефона у Спрингера не было. Следователи спросили, кому можно позвонить, чтобы с ним связаться, – например, постоянной подружке?

– Да нет, у меня жена и дети.

Чистоплотный, трезвый, не изменяющий жене Спрингер совсем не подходил к сложившемуся у полицейских стереотипу. Как заметил кто-то из следователей, «ты создашь своей банде байкеров новый имидж, который прогремит на весь мир!»

Впрочем, даже если Эл Спрингер говорил правду, его рассказ не особо заинтересовал следователей. Он не принадлежал к «Семье» Мэнсона, был для них аутсайдером, – и в первый же раз, когда тот прибыл на ранчо Спана, Мэнсон признается Спрингеру, что им совершены по меньшей мере девять убийств? Как-то не вяжется. Куда более вероятно, что Спрингер пересказал откровения Дэнни Де Карло, близко знавшего Мэнсона. Возможно также, что сам Мэнсон, надеясь произвести на байкеров впечатление, хвастал перед ними совершением убийств, к которым вовсе не был причастен.

Макганн из следовательской группы по «делу Тейт» был настолько разочарован, что позднее не вспомнит даже имени Спрингера, а тем более его слова.

Хотя разговор записывался, следователи «группы Лабианка» расшифровали на бумаге лишь часть, причем не ту, где речь шла о вверенном им деле, а другую, всего менее страницы, с предположительным признанием Мэнсона: «Мы замочили пятерых всего несколько дней тому назад». Затем следователи по «делу Лабианка» упрятали саму запись и эту единственную страницу в одну из своих «трубок», как полицейские называют контейнеры с вещдоками. Очевидно, когда дело стронулось наконец с места, они позабыли о них.

И все же состоявшийся 12 ноября 1969 года разговор со Спрингером можно считать важным, даже поворотным моментом расследования. Через три месяца после убийств Тейт – Лабианка ДПЛА впервые всерьез начал рассматривать возможность того, что эти два преступления связаны. И в фокусе, по крайней мере, следствия по «делу Лабианка» оказалась единственная группа подозреваемых: Мэнсон и его «Семья». Можно с полной уверенностью говорить, что, займись следователи распутыванием нити «Лютсингер – Спрингер – Де Карло», они вышли бы в конце концов (даже ничего не зная о признаниях Сьюзен Аткинс) на след убийц Стивена Парента, Эбигейл Фолджер, Войтека Фрайковски, Джея Себринга, Шэрон Тейт и четы Лабианка.

И в это самое время две женщины – одна в «Сибил Брэнд», другая в «Короне» – независимо друг от друга пытались рассказать хоть кому-нибудь все, что им было известно об этих убийствах. И обеим никак не везло.

Не совсем ясно, когда именно Сьюзен Аткинс впервые заговорила с Ронни Ховард об убийствах Тейт – Лабианка. По словам Ронни, однажды вечером Сьюзен просто подошла к ее кровати, уселась на край и начала трепаться о своих опытах с наркотиками. Аткинс сказала, что уже много раз «глотала кислоту» (принимала ЛСД), да и вообще перепробовала уже все, что только можно. Она достигла той ступени, когда уже ничто ее не шокировало.

Ховард отвечала, что и сама не из пугливых. С семнадцати лет, когда она впервые попала в федеральную тюрьму за вымогательство, Ронни много чего повидала на своем веку.

– Спорим, я могу рассказать тебе кое-что, от чего ты действительно обалдеешь, – предложила Сьюзен.

– Это вряд ли, – ответила Ронни.

– Помнишь историю с Тейт?

– Да.

– Я там была. Это мы сделали.

– Да ну? Кто угодно может заявить то же самое.

– Нет же! Ты поверишь, когда я расскажу. – И Сьюзен Аткинс выполнила обещание.

Однако память на детали – в особенности на имена, даты, названия улиц – у Ронни во многом уступала памяти Вирджинии. Позже, например, она не сможет точно сказать, сколько же человек участвовало в преступлении, – один раз Сьюзен, кажется, сказала «пятеро» (она сама, еще две девушки, Чарли и парень, что оставался в машине), в другой раз их, вроде, было уже четверо (парень в машине даже не упоминался). Ховард запомнила, что девушка по имени Кэти вовлечена в убийство, но вот в какое – Хинмана, Тейт или Лабианка, – уверенно сказать не могла. Зато она узнала детали, о которых Вирджиния не слышала или о которых забыла. У Чарли был револьвер; у девушек – ножи. Чарли перерезал телефонные провода, застрелил парня в машине, затем разбудил мужчину на диване (Фрайковски) и направил на него дуло револьвера.

Мольба Шэрон Тейт и жестокий ответ Сьюзен оказались практически идентичны в обеих версиях – и у Ронни, и у Вирджинии. Впрочем, описание самой гибели Шэрон имело некоторые отличия. Насколько поняла Ронни, двое держали Шэрон, когда, цитируя Сьюзен.

– …Я принялась втыкать в нее нож. Когда я ударила ее в первый раз, это было просто чудо, она закричала, во мне что-то перевернулось, по телу пробежала дрожь, и тогда я ударила снова.

Ронни спросила куда. Сьюзен отвечала:

– В грудь, не в живот.

– Сколько раз?

– Не помню. Я просто втыкала в нее нож, пока та не перестала орать.

Ронни была в некотором роде экспертом в этих делах, поскольку как-то раз ударила ножом бывшего мужа.

– Совсем как втыкать нож в подушку?

– Угу, – ответила Сьюзен, обрадовавшись, что Ронни ее поняла. Нож словно уходил в пустоту, в воздух. Но само по себе убийство было чем-то другим. – Это как сексуальное удовлетворение, – пояснила Аткинс. – Особенно когда видишь, как брызжет кровь. Круче оргазма.

Припомнив просьбу Вирджинии, Ронни спросила у Сьюзен о надписи «PIG». Аткинс сказала, что сама вывела на двери печатные буквы, сначала смочив полотенце в крови Шэрон Тейт.

В какой-то момент беседы Сьюзен спросила:

– Помнишь мужика, которого нашли с вилкой в животе? Мы написали там «восстань», «смерть свиньям» и «Helter Skelter», тоже кровью.

– Опять ты со своими приятелями? – переспросила Ронни.

– Нет, тогда только трое.

– Только девушки?

– Нет, две девушки и Чарли. Линды в тот раз не было.

Сьюзен болтала о множестве предметов: о Мэнсоне (он одновременно и Иисус, и дьявол); о Helter Skelter (Ронни поняла лозунг так: «Чтобы жить, надо убивать»); о сексе («весь мир – одно большое совокупление, все основано на принципе „туда-обратно“; он повсюду, что ни делай: кури, ешь или втыкай нож»); о том, как она будет строить из себя дурочку, обманывая психиатров («Это совсем просто, надо всего-навсего вести себя естественно», – советовала Сьюзен); о детях (Чарли сам принимал у нее роды; младенца Сьюзен нарекла Зезозоз Зедфрак Глютц и начала заниматься с ним фелляцией уже через пару месяцев после рождения); о байкерах (когда банды мотоциклистов перейдут на их сторону, «весь мир задрожит от страха»); об убийстве. Упоминание о насильственной смерти, казалось, возбуждает Аткинс. Со смехом она рассказывала Ронни о каком-то человеке, которому «мы отрезали башку» – то ли в пустыне, то ли в одном из каньонов.

Она также сказала Ронни: «Есть уже одиннадцать убийств, которые им никогда не раскрыть». И будет еще больше, гораздо больше. Хотя Чарли сидел сейчас в тюрьме в Инио, большинство членов «Семьи» разгуливали на свободе.

Пока Сьюзен рассказывала, Ронни Ховард обнаружила, что еще все-таки есть вещи, которые способны потрясти ее. И одной из них было то, что эта девочка, которая в свои двадцать два года казалась куда более юной, возможно, действительно совершила все эти убийства.

Ронни Ховард скажет позднее:

– В прошлом я ни разу ни на кого не доносила, но с этим просто не могла мириться. Я все раздумывала о том, что, если ничего не скажу, всех их, наверное, отпустят. Они собирались навестить и другие дома, просто наугад. Я не могла представить, чтобы пострадало столько невинных людей, чтобы их убили из-за меня. В конце концов, следующим мог стать мой дом, или ваш, или чей угодно.

Ронни решила, что она просто обязана открыться полицейским.

Можно предположить, что в тюрьме поговорить с полицейским проще простого, однако Ховард убедилась в обратном.

Точные даты вновь недоступны, но, по рассказу Ронни, она сказала некоей женщине-сержанту, одной из заместительниц начальника «Сибил Брэнд», что ей известно, кто совершил убийства Тейт и Лабианка; что лицо, признавшееся ей в соучастии в этих преступлениях, содержится сейчас под стражей; что другие убийцы пока на свободе, и, если их не задержать, вскоре случатся новые убийства. Ронни просила о разрешении позвонить в ДПЛА.

Сержант обещала передать эту просьбу вышестоящему начальнику. Через три дня Ронни спросила у сержанта о результате. Оказалось, лейтенант не счел, что в этой истории есть хоть доля правды, и сержант посоветовала Ронни забыть обо всем.

Теперь, по словам Ховард, она уже буквально умоляла. Погибнут люди, если не предупредить полицию. Позвоните следователям вместо меня, просила Ронни. Охранникам нельзя звонить по просьбе заключенных, сообщила ей сержант.

В четверг, 13 ноября, байкер Дэнни Де Карло явился в Центр Паркера, где с ним побеседовали следователи по «делу Лабианка». Разговор оказался коротким и не был записан. Хотя Де Карло, живший в «Семье» Мэнсона более пяти месяцев, обладал массой сведений о деятельности самого Мэнсона и его группы, за все это время Чарли ни разу не признался ему в том, что был вовлечен в убийства Тейт или же Лабианка.

Это заставило следователей отнестись с еще большим скептицизмом к рассказу Спрингера – и, наверное, именно тогда они решили сбросить его со счетов как ценного свидетеля. Когда Спрингер явился к ним на следующей неделе, его попросили опознать нескольких человек по фотографиям, но задали всего несколько вопросов.

Было решено снять с Де Карло подробные показания и записать их на магнитофон в понедельник, 17 ноября. Его попросили явиться утром, к 8:30.

Ронни Ховард продолжала приставать с уговорами к сержанту, которая наконец решилась уже вторично упомянуть о ее просьбе в разговоре с лейтенантом. Тот предложил ей попытаться выяснить у Ронни какие-нибудь подробности.

Сержант так и поступила; Ронни Ховард (все еще не называвшая имен) поделилась с ней немногими сведениями из тех, что ей удалось выяснить. Убийцы знали Терри Мельчера. Первым они застрелили мальчишку, Стивена Парента; стреляли четырежды; сделали это потому, что он видел их. Шэрон Тейт погибла последней. Слово «pig» было написано на двери ее кровью. Убийцы собирались вырезать ребенка из ее чрева, но не успели. Запланированы новые убийства, – эти последние слова Ронни повторяла снова и снова.

Сержант, очевидно, недопоняла Ронни, поскольку сказала лейтенанту, что убийцы все же вырезали ребенка из чрева матери. И лейтенант знал, что это неправда.

– Твой источник лжет, – сообщила сержант и объяснила Ронни, почему именно.

Та уже почти в истерике умоляла дать ей самой поговорить с лейтенантом, но сержант решила, что хватит морочить всем голову. Во всей этой путанице присутствовала одна забавная деталь, о которой Ронни Ховард даже не подозревала, да и едва ли смогла бы оценить по достоинству, узнай о ней: сержант встречалась с одним из следователей по «делу Тейт». Но то были романтические, а не деловые встречи, и обсуждались там, надо полагать, вещи куда более важные.

Вирджиния Грэхем по-своему сражалась с бюрократической машиной. Хотя, в отличие от Ронни Ховард, она еще не была абсолютно убеждена в правдивости истории Сьюзен Аткинс, вероятность совершения новых убийств беспокоила и ее. 14 ноября, два дня спустя после своего перевода в «Корону», Вирджиния все же решилась поделиться с кем-нибудь услышанным. В тюрьме работала женщина, которую она знала и кому доверяла, – доктор Вера Дрейзер, штатный психолог.

Чтобы организовать беседу заключенной с кем-то из штата тюрьмы «Корона», необходимо заполнить форму запроса. Вирджиния заполнила голубой бланк, приписав: «Доктор Дрейзер, мне надо обсудить один чрезвычайно важный вопрос».

Запрос был удовлетворен только в декабре. И к тому времени уже весь мир знал, что именно хотела сообщить доктору Дрейзер заключенная Вирджиния Грэхем.