Электронная библиотека » Курт Джентри » » онлайн чтение - страница 34


  • Текст добавлен: 30 июля 2018, 21:00


Автор книги: Курт Джентри


Жанр: Публицистика: прочее, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Теперь, когда меня оштрафовали, процесс стал по-настоящему показательным: каждый юрист, вовлеченный в разбирательство, либо уже был наказан за неуважение к суду, либо получил предупреждение.

А защита по-прежнему изо всех сил старалась высмеять страх Хуана перед Мэнсоном.

Хьюз дал понять, что с момента своего ареста Мэнсон едва ли был способен кому-либо повредить; неужели мистер Флинн действительно хочет, чтобы присяжные поверили, будто он его боялся?

Ответ Хуана выражал чувства всех свидетелей обвинения:

– Ну, не самого Чарли, а его длинных рук, знаете ли.

К этому времени я уже видел общую схему. Чем обличительнее показания, тем скорее Мэнсон попытается нарушить порядок в суде, стараясь, чтобы на первые страницы газет попали его фокусы, а не слова свидетелей. Показания Флинна явно обеспокоили Чарли. Пока Хуан находился в суде, Олдеру несколько раз приходилось удалять Мэнсона и девушек из зала после их выходок. 2 октября это случилось снова – Мэнсон обернулся к публике и сказал:

– Посмотрите на себя. Что вас ждет? Все вы прямым ходом спешите к собственной гибели. – Затем улыбнулся странной, едва заметной улыбкой и добавил: – Это ваш Судный день, а не мой.

Девушки снова последовали примеру Мэнсона, встав лицом к публике, и Олдер удалил из зала всех четверых.

А мне удалось победить Канарека на его же поле: когда я показал судье те страницы в стенограмме, где Ирвинг обвинял Флинна во лжи, Олдер заявил:

– У меня нет сомнений, мистер Канарек. Вы достаточно ясно, хоть и не прямо, предъявили обвинение в недавней фабрикации показаний.

Патрульному офицеру Дэйву Стьюберу разрешили воспроизвести в суде тот отрывок из записи его бесед, где упоминается изобличающее признание Мэнсона[115]115
  Стьюбер расследовал дело об угоне автомобиля, а вовсе не убийство, когда столкнулся с Флинном, Постоном, Крокеттом и Уотсоном в Шошоне. Впрочем, осознав важность их сведений, он более девяти часов расспрашивал парней о Мэнсоне и его «Семье». После окончания процесса я написал в Калифорнийский дорожный патруль письмо, в котором выразил благодарность Стьюберу за проделанную им замечательную работу. – Примеч. авт.


[Закрыть]
.

Прояснив обстоятельства беседы, Стьюбер включил магнитофон и пустил запись с того момента, когда начались показания. В подобных вещественных доказательствах есть нечто такое, что весьма сильно воздействует на присяжных. И вновь, практически в тех же выражениях, что уже звучали в зале суда, голос Хуана произнес:

– Потом он поглядел на меня этак забавно… ухватил за волосы вот так, и приставил нож к горлу… А потом говорит: «Разве ты не понял, что именно я совершаю эти убийства?»

В понедельник, 5 октября 1970 года, пристава Билла Мюррея с утра не покидало нехорошее предчувствие: готовилось нечто серьезное. Когда день за днем общаешься с заключенными, сказал мне позже Билл, вырабатывается нечто вроде шестого чувства. Отводя Мэнсона в комнату ожидания перед возобновлением процесса, Мюррей заметил, что тот особенно напряжен и взвинчен.

Хотя подсудимые не обещали вести себя должным образом, Олдер дал им еще один шанс, разрешив всем четверым вернуться в зал суда.

Показания были скучными, однообразными. Тогда еще никто не догадывался об истинной их ценности, хоть я и подозревал, что Чарли мог разгадать мои планы. С помощью ряда свидетелей я возводил фундамент для ниспровержения возможного алиби Мэнсона.

Следователь ОШЛА Пол Уайтли только что закончил давать показания, и адвокаты защиты уже отказались от перекрестного допроса, но тут Мэнсон произнес:

– Могу ли я задать ему пару вопросов, ваша честь?

– Нет, не можете, – ответил Олдер.

– Вы намерены убить меня прямо здесь, в этом зале?

Олдер велел Мюррею сойти со свидетельского места. Мэнсон второй раз задал свой вопрос, добавив:

– Я собираюсь бороться за собственную шкуру, так или иначе. И лучше вам разрешить мне бороться устно.

– Если вы не прекратите, мне придется удалить вас из зала, – предупредил Олдер.

– Нет, это я вас удалю, если не прекратите. У меня имеются собственные средства.

Лишь когда Мэнсон сделал это знаменательное признание, я догадался, что на сей раз он не играет на публику; нет, Чарли говорил абсолютно серьезно.

– Вызовите следующего свидетеля, – приказал судья, и я пригласил сержанта Гутиэреса.

Мэнсон произнес:

– По-вашему, я тут шуточки шучу?

И вдруг в мгновение ока с зажатым в правом кулаке карандашом Мэнсон перепрыгнул через стол для совещаний защиты и бросился к судье Олдеру. После прыжка он оказался всего в нескольких футах от судейского стола, но упал на колено. Пока Чарли пытался встать, пристав Билл Мюррей тоже прыгнул и повис на спине подсудимого. Двое других приставов присоединились к нему, и после короткой борьбы руки Мэнсона уже были в наручниках. Пока его волокли к выходу, Чарли орал на Олдера:

– Во имя христианского правосудия, кто-нибудь должен отрубить тебе башку!

В придачу к прочей неразберихе, Аткинс, Кренвинкль и Ван Хоутен вскочили с мест и принялись нараспев читать что-то на латыни. Олдер, гораздо менее потрясенный, чем я мог бы ожидать, дал им не один, а несколько шансов прекратить, но затем тоже удалил их из зала.

По рассказам приставов, Мэнсон продолжал сопротивляться, даже оказавшись в закрытом помещении, и лишь четверым офицерам удалось его утихомирить.

Фитцджеральд попросил дать сторонам разрешение приблизиться к судейскому столу. Специально для протокола судья Олдер в точности описал инцидент и свое мнение о нем:

– Сделай он еще хоть шаг, и мне пришлось бы защищаться.

Фитцджеральд попытался обратить ситуацию в свою пользу и сообщил, что возможная предвзятость судьи вынуждает его подать прошение о признании суда несправедливым. Хьюз, Шинь и Канарек поддержали коллегу. Однако Олдер ответил:

– У меня достаточно крепкие нервы, мистер Фитцджеральд… Подсудимые не получат выгоды от собственных нарушений… Отклонено.

После окончания заседания Мюррей из чистого любопытства измерил дистанцию прыжка Мэнсона: десять футов.

Результат замера не слишком потряс пристава. У Мэнсона были чрезвычайно крепкие мускулы, в камере он постоянно занимался гимнастикой. На вопрос, зачем ему это нужно, он однажды ответил: «Готовлюсь к лишениям, которые ждут меня в пустыне».

Мюррей попытался повторить собственный прыжок. Бесполезно: без адреналинового залпа пристав не сумел даже вскочить на стол для совещаний.

Судья Олдер призвал присяжных забыть все, что они видели и слышали утром, но я знал, что до конца своих дней никто из участников процесса не забудет увиденного. Маски были сброшены. Перед ними предстало истинное лицо Чарльза Мэнсона.

Из заслуживающего доверия источника мне стало известно, что после инцидента судья Олдер стлал носить под мантией револьвер 38-го калибра – и в зале суда, и в кулуарах.

Слова Мэнсона эхом отозвались на ступенях перед зданием Дворца юстиции: девушки снова и снова повторяли их заговорщицким шепотком:

– Ждите Судного дня. Тогда Helter Skelter действительно настанет. Судный день. Что под ним подразумевалось? План вызволения Мэнсона из тюрьмы? Кровавая оргия возмездия?

И еще более важный вопрос: когда? В тот день, когда присяжные вынесут вердикт «виновен» или «не виновен»? Или когда те же присяжные решат, «жизнь» или «смерть»? Или, возможно, в день приведения приговора в исполнение? Или, быть может, уже завтра?

Судный день. Эти слова нам приходилось слышать все чаще и чаще. Безо всяких объяснений. Мы еще не подозревали, что первый этап Судного дня уже на пороге, и началом его стало хищение с военно-морской базы в Кемп-Пендлтоне ящика ручных гранат.

6–31 октября 1970 года

Показания Ховард и Грэхем были направлены только против Сьюзен Аткинс, и поэтому в их перекрестном допросе участвовал один Шинь. Атаковал он не столько показания, сколько личность свидетельниц.

Он сумел, например, заставить Ронни перечислить шестнадцать различных кличек, под которыми она проходила в разное время. Он поинтересовался также, много ли денег она зарабатывала в качестве проститутки.

Попросив адвоката приблизиться к судейскому столу, Олдер сказал: – Вам известны правила, мистер Шинь. Не надо смотреть на меня круглыми глазами и делать вид, будто вы не понимаете, о чем я говорю. – Вы хотите сказать, ваша честь, – притворно удивился Дэйи, – что я не имею права задавать свидетелю вопросы о роде ее занятий? Обвинение не заключало никаких сделок ни с Вирджинией Грэхем, ни с Ронни Ховард. Первая успела отсидеть весь свой срок в «Короне», а вторую признали невиновной по обвинению в подлоге. В обоих случаях, однако, Шинь поднимал вопрос о награде. Когда он спросил Ронни, слышала ли та про награду в 25 тысяч долларов, она прямо призналась:

– По-моему, мне причитается.

На повторном допросе я спросил у каждой:

– Понимаете ли вы, что выступление в суде не является необходимым условием получения денег? – Протест. Удовлетворено. Но намек сделан.

Письма, написанные Сьюзен Аткинс бывшим сокамерницам, Ронни Ховард, Джо Стивенсону и Китт Флетчер, обладали изрядной силой изобличения. Я был готов вызвать в суд эксперта по почеркам, чтобы тот засвидетельствовал принадлежность писем, но Шинь, надеясь сократить время их обсуждения, сам признал, что они написаны Сьюзен. Тем не менее прежде чем заговорить о письмах в зале суда, мы должны были исключить из них все упоминания о других подсудимых. Происходило это в кулуарах, без присяжных.

Канарек требовал исключить все, до последней строчки. Раздраженный его постоянными протестами, Фитцджеральд выразил Олдеру свое недовольство:

– Я не хочу провести здесь остаток жизни.

Судья не менее раздраженно посоветовал Канареку:

– Ведите себя более благоразумно и не старайтесь загромоздить протокол просьбами, протестами и заявлениями, либо не имеющими видимого смысла, либо вовсе посторонними, что совершенно очевидно даже десятилетнему ребенку.

Однако вновь и вновь Ирвинг указывал на нюансы, которые пропускали другие адвокаты защиты. Например, Сьюзен написала Ронни:

«Когда я в первый раз услыхала, что ты настучала, я хотела перерезать тебе горло. Потом я врубилась, что настучала я сама и горло тоже мое».

«Настучать» на себя невозможно, доказывал Канарек, подсудимый может лишь «сознаться». Это означает, что тут подразумеваются другие подсудимые.

Посвятив спорам (довольно сложным) девятнадцать страниц стенограммы, мы в итоге отредактировали этот фрагмент, и он приобрел следующий вид: «Когда я в первый раз услыхала, что ты настучала, я хотела перерезать тебе горло. Потом я врубилась, что горло мое».

Канарек хотел вырезать из письма к Стивенсону также и строчку: «Любовь любовь любовь», – сочтя ее явной отсылкой к Мэнсону.

Судья возразил:

– Скорее, это похоже на цитату из Гертруды Стайн[116]116
  Гертруда Стайн (1874–1946) – американская писательница и поэтесса, которая одной из первых ввела в авангардную литературу повторы и отсутствие пунктуации, создающие ощущение реализма и сиюминутности описываемого.


[Закрыть]
.

Но поскольку упоминания «любви» были в числе немногих положительных моментов писем Сьюзен, Шинь сделал все, чтобы сохранить их в тексте, заметив Канареку:

– Что ты намерен сделать – выставить ее убийцей?

9 октября лос-анджелесская «Геральд экзаминер» вышла с огромным заголовком: «ЛИЗ И СИНАТРА В „ЧЕРНОМ СПИСКЕ“ УБИЙЦ». Автором обширной сенсационной статьи значился журналист Уильям Фарр. Узнав поздним вечером предыдущего дня о подписании номера газеты со статьей Фарра в печать, судья Олдер вновь приказал закрыть окна автобуса, перевозящего присяжных, чтобы те не смогли прочесть газетные заголовки на прилавках.

Статья Фарра содержала прямые цитаты из показаний Вирджинии Грэхем, переданных нами защите во исполнение правила по представлению документов.

Прибывший в суд Фарр был приглашен в кулуары, где отказался назвать свой источник. По действующим в Калифорнии законам судья не мог его к этому принудить, поэтому отпустил восвояси. Еще до своего появления в кулуарах журналист признался адвокату Вирджинии Грэхем, Роберту Стейнбергу, что получил заявление от одного из представителей защиты, хоть и не назвал его имени. Но было ясно, что кто-то из имеющих доступ к материалам по делу нарушил судебный приказ об ограничении гласности. Олдер, однако, не стал устраивать большого шума, и на этом, казалось, разбирательство кончилось. В то время еще ничто не предвещало, что в итоге вопрос о передаче закрытых материалов прессе превратится в cause cйlиbre[117]117
  Судебное дело, вызывающее большой общественный резонанс (фр.).


[Закрыть]
и приведет к водворению Уильям Фарра в тюрьму.

А я тем временем вызвал свидетелем Грегга Джекобсона. «Искатель молодых дарований» выглядел внушительно, и его показания были крайне важны для нас. Задавая вопросы, я старался, чтобы высокий, одетый с иголочки продюсер мог подробно описать свои многочисленные разговоры с Мэнсоном, в которых затрагивались темы Helter Skelter, The Beatles и девятой главы Откровения Иоанна, равно как и завороженности Мэнсона смертью.

Шахрок Хатами занял свидетельское место вслед за Джекобсоном и описал свою встречу лицом к лицу с Чарли на территории усадьбы 10050 по Сиэло-драйв, произошедшую вечером 23 марта 1969 года. Так присяжные – и вместе с ними публика – впервые узнали, что Шэрон Тейт виделась с человеком, приговорившим ее к смерти.

А в лице Руди Альтобелли Канарек встретил наконец достойного противника. На прямом допросе владелец усадьбы 10050 по Сиэло-драйв рассказал о своем знакомстве с Чарли в доме Денниса Уилсона, и затем, достаточно подробно, описал появление Мэнсона в гостевом домике вечером того дня, наутро которого они вместе с Шэрон вылетели в Рим.

Разозленный тем, что Альтобелли не позволил ему посетить усадьбу, Канарек спросил:

– Как вы считаете, теперь ваши владения на Сиэло-драйв, где вы в настоящее время проживаете, хорошо укреплены и безопасны?

– Надеюсь, что так.

– Не припомните ли вы нашего разговора, когда я пытался прорваться в эту вашу крепость?

– Я припоминаю ваши оскорбления и угрозы.

– Как же, интересно, я вам угрожал?

– Вы говорили буквально: «Мы позаботимся о вас, мистер Альтобелли», «Мы найдем на вас управу», «Мы притащим весь суд к вам на дом и устроим процесс у вас дома». – Руди пообещал с радостью пустить Канарека при наличии постановления суда и добавил: – А пока этого не произошло, мой ответ – нет. Это дом, и в нем живут люди.

Он не станет аттракционом для туристов или парком развлечений для праздношатающихся.

Преодолев протесты защиты, я сумел получить, пожалуй, около 95 процентов всех показаний от Джекобсона, Хатами и Альтобелли, на которые рассчитывал.

Но с появлением в зале суда следующего свидетеля я внезапно обнаружил, что сел в глубокую лужу.

Чарльз Кёниг дал присягу, чтобы рассказать, как им был обнаружен кошелек Розмари Лабианки, находившийся в женской уборной станции «Стандард» в Сильмаре, где он работает. Кёниг описал, как, подняв крышку сливного бачка, он увидел оставленный на механизме кошелек, расположенный как раз над поверхностью воды.

Канарек потратил немало времени на перекрестный допрос Кёнига, расспрашивая его о тонкостях работы унитазов и туалетных кабинок, что вызвало немало смешков среди представителей публики и прессы. А я вдруг сообразил, куда клонит Ирвинг.

Адвокат поинтересовался у Кёнига, существует ли стандартная процедура или какой-то установленный порядок обслуживания туалетов в уборных станции? Кёниг отвечал, что инструкция по содержанию и обслуживанию станций «Стандард» требует уборки каждый час. Как выяснилось в ходе дальнейшей дачи показаний, подсинивающее средство, хранимое под крышкой сливного бачка, подсыпают в резервуар по мере его окончания.

– Как часто это происходит? – спросил Канарек.

Как управляющий станции, Кёниг никогда не чистил уборные самостоятельно, но поручал делать это другим работникам. Таким образом, у меня была возможность опротестовать этот и сходные вопросы, призывавшие Кёнига к выводам.

К счастью, сразу после этого заседание было отложено до следующего дня.

Я немедленно позвонил в ДПЛА и дал офицерам неотложное задание: найти и опросить всех, кто работал на этой станции техобслуживания между 10 августа 1969 года (когда Линда Касабьян, по собственному признанию, оставила там кошелек) и 10 декабря того же года (когда его нашел Кёниг). Я хотел, чтобы полицейские опередили Канарека, который мог подсказать свидетелям нужные ответы. Я прямо попросил офицеров:

– Скажите им: «Забудьте все, к чему призывают инструкции; забудьте про возможный гнев управляющего, если выяснится, что вы не следовали букве этих инструкций. Просто честно ответьте на вопрос – вы сами, лично, меняли подсинивающее средство в бачке в указанный период?»

Чтобы подсыпать средство в резервуар, необходимо приподнять крышку сливного бачка. Проделать это и не увидеть спрятанный там кошелек невозможно. Если Канарек сумеет найти хоть одного служащего, который скажет, что добавлял подсиниватель в эти четыре месяца, защита заявит, что кошелек подброшен позднее, тем самым не только подорвав доверие к рассказу Линды Касабьян, но и косвенно доказав стремление обвинения засадить Мэнсона за решетку любыми средствами.

Офицеры ДПЛА нашли некоторых, хотя и не всех, бывших работников станции (никто из них ни разу не менял подсинивающее средство в бачках). К счастью, Канареку, повезло не больше нашего.

У Хьюза нашлось лишь несколько вопросов к Кёнигу, но они были сокрушительны.

– Скажите, Сильмар – это место, население которого, в большинстве своем, обладает белой кожей?

– Да, похоже на то.

– Сильмар ведь не является черным гетто?

– Нет.

В соответствии с рассказом Линды, Мэнсон хотел, чтобы кошелек нашел чернокожий, который затем попался бы на использовании кредитных карточек, – тогда убийства приписали бы черным. Вся моя теория касательно мотива преступлений исходила из этого предположения. Зачем тогда оставлять кошелек в районе проживания белого населения?

На самом деле, избранный Чарли выезд на шоссе проходил в непосредственной близости от северных границ Пакоимы – «черного» района долины Сан-Фернандо. Я пытался получить эти сведения через Кёнига, но не сумел пробиться через протесты, и позднее мне пришлось специально вызвать в суд сержанта Патчетта, который дал необходимые показания.

С помощью одного-единственного свидетеля, работника станции техобслуживания, защита (точнее, Канарек и Хьюз) чуть не пробила две внушительные дыры в доводах стороны обвинения.

К этому времени я уже окончательно разобрался в своих оппонентах. Фитцджеральд держался хорошо, но редко добивался результата. Шинь был неплох. Рон Хьюз для первого в своей жизни процесса справлялся и вовсе отлично. Но именно Ирвинг Канарек – которого многие репортеры величали не иначе как шутом или фигляром – набирал большинство очков. То здесь, то там ему удавалось не пропустить в зал суда важные показания или улики.

Так, например, когда на свидетельском месте оказалась Стефани Шрам, Канарек опротестовал ее показания относительно «школы убийц», учрежденной Мэнсоном на ранчо Баркера, – и Олдер удовлетворил протест. Со своей стороны, я не согласился с постановлением судьи, но обойти его никак не мог.

На прямом допросе Стефани показала, что она вернулась с Мэнсоном из Сан-Диего на ранчо Спана в фургоне кремового цвета в пятницу, 8 августа. На перекрестном допросе Фитцджеральд спросил ее:

– Могли ли вы ошибиться всего на день?

Его слова показали, что Мэнсон по-прежнему склонен настаивать на своем алиби; поэтому на повторном допросе я представил улику – штрафной талон, полученный ими за день до того. Представив также рапорт об аресте Мэри Бруннер и Сэнди Гуд, содержавший упоминание номера того же фургона, я мог разбить защиту Чарли, если бы Канарек заявил, будто в момент убийств его подзащитного даже не было в Калифорнии.

Однако нельзя было сбрасывать со счетов, что у Мэнсона может найтись собственное оружие – какая-нибудь неожиданная улика, которую он готовится «взорвать» в зале суда.

Как мне предстояло убедиться, такое оружие у него действительно имелось.

Сержант Гутиэрес – о двери с надписью: «Helter Skelter». Девэйн Вольфер – о проведенных им в усадьбе Тейт акустических замерах. Джеррольд Фридман – о последнем звонке, сделанном Стивеном Парентом. Розанна Уолкер – о реплике Аткинс насчет пары очков. Гарольд Тру – о посещениях Мэнсоном дома по соседству с домом Лабианка. Сержант Маккеллар – о попытках Кренвинкль остаться неузнанной перед ее арестом в Мобайле, штат Алабама. Кусочки и фрагменты продолжали складываться. Я лишь надеялся, что получившаяся в итоге картина будет убедительной.

Оставалось выслушать показания всего нескольких свидетелей обвинения. И я по-прежнему не имел понятия, какую тактику изберет защита. Сторона обвинения обязана представить защите полный список всех своих свидетелей по делу, но противная сторона может этого и не делать. Ранее Фитцджеральд объявил репортерам, что намерен вызвать тридцать свидетелей – и среди них таких знаменитостей, как Мама Касс[118]118
  Элиотт Касс (1941–1974) – певица и композитор, участница музыкальной группы The Mamas and the Papas.


[Закрыть]
, Джон Филлипс и Джон Леннон: участник The Beatles должен был представить собственную интерпретацию текстов своих песен. Но это заявление, вкупе со слухами, что выступить в суде планирует и сам Чарли, были единственными намеками, доступными обвинению. И даже на речь Мэнсона нельзя было рассчитывать. В наших разговорах Чарли увиливал от четкого ответа: «Может быть, я дам показания. Или нет». Я продолжал подстрекать его, но уже стал опасаться, что переигрываю.

Подсудимые отсутствовали в зале со времени достопамятного броска Мэнсона к судье. Но в тот день, когда выступал Терри Мельчер, Олдер разрешил им вернуться. Не желая встречаться с Мэнсоном, Терри попросил:

– А можно мне уйти в отдельную комнату и дать показания оттуда, по динамику?

Из всех свидетелей обвинения Мельчер больше остальных боялся Мэнсона. Его так мучили страхи, признался мне Терри, что пришлось обратиться за помощью к психиатрам, а с декабря 1969 года – оплачивать круглосуточную охрану.

– Терри, они не искали тебя той ночью, – убеждал я Мельчера, пытаясь вселить в него уверенность. – Чарли прекрасно знал, что ты там больше не живешь.

И все же Мельчер так трясся, что ему пришлось принять транквилизаторы, прежде чем занять свидетельское место. Говорил он несколько менее уверенно, чем во время наших с ним бесед, но по окончании дачи показаний с видимым облегчением сообщил мне, что Мэнсон ему улыбнулся и, значит, не сердится.

Канарек – видимо, по просьбе Мэнсона, – не стал задавать Терри вопросов. Хьюз вытащил на свет факт, что в ту ночь, когда Уилсон и Чарли подвезли Мельчера до ворот усадьбы 10050 по Сиэло-драйв, они наверняка видели, как тот надавил на кнопку открывающего ворота устройства. Теперь защита могла заявить, что Мэнсон, будучи знаком с механизмом, не заставил бы посланных им убийц перелезать через забор – что они, тем не менее, проделали, если верить рассказу Линды.

К этому времени у меня имелись доказательства того, что не только Мэнсон, но и Уотсон бывали до убийств на территории усадьбы 10050 по Сиэло-драйв, причем неоднократно. Присяжные, впрочем, так и не узнали об этом.

Несколько месяцев назад я выяснил, что между отъездом Терри Мельчера из дома и вселением туда четы Полански Грегг Джекобсон договаривался о временном проживании в усадьбе Дина Мурхауса. На протяжении этого времени Текс Уотсон навещал Мурхауса по крайней мере трижды (а то и шесть раз). В частной беседе с Фитцджеральдом я рассказал ему об этих визитах, и адвокат ответил, что уже знает о них.

Я намеревался представить эти улики на будущем процессе по делу Уотсона, но не хотел упоминать о них сейчас и надеялся на молчание Фитцджеральда. Подозревая, что Мэнсон также бывал на Сиэло-драйв в тот период, я получил доказательство этому лишь к концу процесса. Лучший из возможных источников сообщил мне, что Мэнсон действительно бывал на территории усадьбы 10050 по Сиэло-драйв «пять или шесть раз». Моим источником был сам Чарли, который проговорился об этом во время одной из наших «бесед по душам». Правда, он отрицал, что хоть раз бывал в доме; по его словам, они с Тексом катались в том районе на багги вверх-вниз по холмам.

Эти прелюбопытные сведения я не мог, однако же, использовать против Мэнсона: он прекрасно знал, что беседы проходят по его же приглашению, и я ни разу не сообщал Чарли об имеющихся у него конституционных правах.

Ситуация сложилась странноватая – во всяком случае, на посторонний взгляд. Хотя Мэнсон грозил убить меня, он по-прежнему присылал мне приглашения встретиться и поболтать.

Не менее странными были и сами беседы. Чарли говорил мне, например, что верит в закон и порядок. Только необходим «строгий контроль» со стороны властей, пояснил он. Не имеет значения, к чему именно обязывает закон (добро и зло – понятия относительные), но его необходимо поддерживать самыми строгими мерами; это долг тех, у кого есть хоть толика власти. Общественное мнение следует подавлять, поскольку одни люди склонны думать одно, другие – другое.

– Иными словами, твое решение – диктатура, – заметил я на это.

– Да.

Мэнсон придумал простое решение проблемы преступности: открыть тюрьмы и выдворить заключенных в пустыню. Но сначала вырезать по кресту на лбу каждого из них, чтобы сразу опознать их в городе и пристрелить, не спрашивая документов.

– Надо ли мне гадать, кто будет пасти их там, в пустыне, Чарли?

– Нет, – рассмеялся он.

В другой раз Мэнсон объявил мне, что написал президенту Никсону письмо, в котором предложил немедленно передать ему бразды правления. Мне Чарли предложил пост вице-президента. Я прекрасный обвинитель, похвалил Чарли, мастерски оперирую словами и насчет очень многого совершенно прав.

– Какого «многого», Чарли? Насчет Helter Skelter, хода совершения убийств или твоих взглядов на вопросы жизни и смерти?

Мэнсон улыбнулся и промолчал.

– Мы оба знаем, что именно ты приказал им убивать, – сказал я ему.

– Буглиози, это не я, а The Beatles, их музыка. Они говорят о войне. А эти детишки слушают песни и подсознательно получают скрытое в них сообщение.

– Ты ездил с ними в ночь убийства четы Лабианка.

– Я вообще много куда ездил, и по ночам тоже.

Ни разу я не получил прямого «нет». И не мог дождаться, когда же Чарли займет место свидетеля.

Мэнсон говорил, что ему нравится тюрьма, хотя пустыня, солнце и женщины нравятся еще больше. Я возразил, что ему еще не доводилось бывать в зеленой комнате «Сан-Квентина»[119]119
  Отчасти из-за успокаивающего эффекта, отчасти по традиции, в США окрашивают в зеленый цвет стены комнат для приведения смертного приговора в исполнение. В данном случае речь идет о газовой камере.


[Закрыть]
.

– Я не боюсь смерти, – ответил Мэнсон и пояснил, что смерть – всего лишь отвлеченная мысль. Ему уже приходилось встречаться со смертью множество раз – и в этой, и в предыдущих жизнях.

Я спросил, намеревался ли он убить Кроуи, когда стрелял в него.

– Конечно, – ответил Чарли, – я могу убить любого, не моргнув и глазом.

Когда я спросил почему, он ответил:

– Вы убивали меня долгие годы.

Я поинтересовался, беспокоят ли его произошедшие убийства, и Мэнсон ответил, что у него вовсе нет совести, что всё на свете – лишь набор мыслей. Лишь он сам, и никто более, управляет собственным мышлением; он полностью контролирует ход своих мыслей и никому не удастся подчинить его чуждой программе.

– Когда об этих мыслях заговорят, уж лучше поверь, что именно я управляю ими, – сказал Мэнсон. – Я точно буду знать, что и зачем делаю. Буду знать абсолютно точно.

Чарли и в суде часто прерывал показания Брукса Постона и Пола Уоткинса брошенными в сторону репликами. Канарек следовал его примеру, без конца выражая протесты. Оба они прекрасно понимали, что слова Постона и Уоткинса мощно поддерживают сторону обвинения. Шаг за шагом, через рассказы свидетелей, вырисовывалась эволюция Helter Skelter – не отвлеченной абстракции, какой ее видел Грегг Джекобсон, а картины с точки зрения былых последователей Мэнсона, вместе с остальной «Семьей» видевших, как размытые очертания философской концепции медленно материализовываются в пугающую реальность.

Перекрестный допрос ни в малейшей мере не поколебал этих показаний и даже высветил дополнительные детали. Так, во время допроса Постона сам Канарек невольно вытащил из свидетеля прекрасный пример тотальной власти Мэнсона над остальными:

– Когда появлялся Чарли, то словно школьный учитель возвращался в класс.

Хьюз спросил Постона:

– Чувствовали ли вы, что находитесь под гипнотическим воздействием мистера Мэнсона?

– Нет, вряд ли Мэнсон обладал даром гипнотического внушения.

– Но вы чувствовали, что он обладает некоторой властью над вами?

– Я считал его Иисусом Христом. Мне хватало.

Оглядываясь назад, на время, проведенное с Мэнсоном, Постон сказал:

– Я многому научился у Чарли, но мне не кажется, что он пытался раскрепостить людей.

А Уоткинс заметил:

– Чарли всегда проповедовал любовь. Только он и понятия не имел, что значит это слово. Чарли настолько далек от любви, что это даже не смешно. Его заводит смерть. Вот так-то.

Чарльз «Текс» Уотсон с момента экстрадиции в Калифорнию вел себя несколько странно. Поначалу он говорил мало, затем вдруг замолчал вовсе. Заключенные блока собрали подписи под жалобой на антисанитарное состояние его камеры. Текс часами мог пристально вглядываться в пространство, после чего, без всякого предупреждения, с силой бросался на стену. В изоляторе, куда его вскоре поместили, Текс прекратил принимать пищу, и вес его упал до 110 фунтов, хотя его кормили насильно.

Мы подозревали, что Текс симулирует по крайней мере часть симптомов, но его адвокат, Сэм Бубрик, попросил суд назначить трех психиатров для проведения освидетельствования. Сделанные врачами выводы различались, но в одном все трое сошлись: Уотсон быстро регрессирует к эмбриональному состоянию, и этот процесс может привести к смертельному исходу, если немедленно не принять врачебные меры. И 29 октября судья Делл постановил, что в настоящее время Уотсон не может участвовать в судебном процессе и будет отправлен на лечение в больницу штата, в Атаскадеро.

Мэнсон попросил меня заглянуть к нему во время перерыва в заседании.

– Винс, – обратился ко мне Чарли через закрытую дверь комнаты для подсудимых, – дай мне всего полчаса пообщаться с Тексом. Я уверен, что смогу вылечить его.

– Прости, Чарли, – отвечал я. – Предпочту не рисковать. Если ты и впрямь исцелишь Текса, каждому захочется поверить, будто ты Иисус Христос.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации