Текст книги "Helter Skelter. Правда о Чарли Мэнсоне"

Услыхав такое, Уоткинс навоображал себе ужасные картины и несколькими днями позднее смылся на ранчо Баркера, опасаясь, что его ждет не менее ужасная реальность.

Уже настал сентябрь 1969 года, когда Мэнсон сам вернулся на ранчо Баркера и обнаружил измену Уоткинса и Постона: те успели заметно высвободиться из-под его влияния. Рассказав Уоткинсу о том, как они «разрубили Коротышку на девять кусков», Мэнсон ни словом не упомянул об убийствах Тейт – Лабианка. Впрочем, обсуждая с Уоткинсом Helter Skelter, Мэнсон обронил: «Мне пришлось показать черным, что надо делать», – но не стал уточнять, как ему это удалось.

Сотрудники ДПЛА беседовали с Греггом Джекобсоном в конце ноября 1969 года. Когда он попытался рассказать им о «запредельной» философии Мэнсона, кто-то из следователей ответил Греггу:

– Да ну, Чарли сумасшедший; его болтовня нас не интересует.

В следующем месяце двое следователей ездили в Шошон и говорили там с Крокеттом и Постоном; ДПЛА связывался и с Уоткинсом. Всех троих спрашивали, известно ли им что-либо об убийствах Тейт – Лабианка. Все трое заявили, что ничего не знают, – и это в их понимании была чистая правда, поскольку ни один из них не догадался связать воедино Мэнсона и эти убийства. После беседы с Постоном и Крокеттом один из следователей заметил:

– Похоже, мы съездили напрасно.

Поначалу мне не верилось, что никто из четверых бывших соратников даже не заподозрил Мэнсона в причастности к убийствам Тейт – Лабианка. Но тому, как я вскоре обнаружил, имелись свои причины. Рассказывая Джекобсону о неизбежном начале Helter Skelter, Мэнсон не упомянул о кровавых надписях. Про надписи слыхали Уоткинс и Постон (последний даже знал о значении слова «свиньи»), – но на ранчо Баркера не было газет, а окружавшие его горные цепи не позволяли принимать радиопередачи. Оба слышали об убийствах во время довольно частых поездок за продуктами в Индепенденс и Шошон, но ни того, ни другого не интересовали детали случившегося.

Но главной причиной, однако, оказался случай: хотя репортеры раструбили о присутствии кровавых надписей в доме четы Лабианка, ДПЛА удалось сохранить в тайне содержание одной из них. Широкая публика так и не узнала о словах «HEALTER SKELTER» на дверце холодильника.

Если бы информация всплыла, Джекобсон, Уоткинс, Постон и многие другие сразу связали бы убийство четы Лабианка (и Тейт, поскольку произошли они чуть ли не одновременно) с безумным планом Мэнсона. И вполне вероятно, кто-то из них поделился бы своими подозрениями с полицией.

Как раз одно из тех странных совпадений, в которых никто не виноват и результат которых нельзя предвидеть, – но, возможно, после публикации надписи «HEALTER SKELTER» в прессе убийцы могли быть задержаны спустя считаные дни (а не месяцы), а Дональд «Коротышка» Шиа и другие жертвы остались бы живы.

Итак, я убедился, что мотив наконец найден, – но другие улики нас подвели.

Никто из служащих станции «Стандард» в Сильмаре или магазина «Джек Фрост» в Санта-Монике не смог опознать кого-либо в нашем «Семейном альбоме». Что же до кредитных карточек Лабианка, то все они без исключения нашлись, а Сьюзен Стратерс так и не сумела определить, украдена ли принадлежавшая ее матери коричневая кожаная сумочка, поскольку у Розмари было несколько таких.

К тому времени, как ДПЛА удосужился запросить сведения о телефонных переговорах, ведшихся с ранчо Спана, большинство материалов за май и июль 1969 года уже были уничтожены или утрачены. Номера, набиравшиеся за остальные месяцы (с апреля по октябрь), оказались в нашем распоряжении; но, хоть мы и получили определенную информацию о деятельности «Семьи», никаких данных о связи между убийцами и жертвами найдено не было. Как не оказалось их и среди звонков, сделанных с аппаратов, установленных в домах Тейт и Лабианка.

Продолжительное воздействие дождя и солнца разрушает компоненты человеческой крови. Многие из пятен на одежде, обнаруженной телевизионщиками на склоне холма, дали положительную реакцию на бензидин, что указывало на кровь, но Гранадо даже не сумел определить, принадлежала она человеку или животному. Впрочем, медэксперт нашел человеческую кровь группы B на белой футболке (кровь этой группы была у Парента, Фолджер и Фрайковского) и человеческую кровь «возможно, группы O» на темной велюровой водолазке (та же группа крови была у Тейт и Себринга). Выявить подгруппу Гранадо даже не пытался.

Он также снял с одежды несколько волосков, принадлежавших, как ему удалось установить, женщине, и не совпавших с волосами обеих жертв женского пола.

Я позвонил капитану Карпентеру в «Сибил Брэнд» и затребовал образец волос Сьюзен Аткинс. 17 февраля помощница шерифа Элен Таббе отвела Сьюзен в тюремную парикмахерскую, чтобы помыть и уложить ей волосы. После чего сняла несколько волосинок с расчески и щетки Сьюзен. Позднее сходным образом нами были получены образцы волос Патриции Кренвинкль. Гранадо «снял подозрения» с образца Кренвинкль, но счел волосы Аткинс очень похожими на улику с одежды, после чего сделал вывод: «вполне возможно», волоски с одежды принадлежали Сьюзен Аткинс[92]92
  Параметры сходства включают цвет, диаметр, длину и структурные характеристики. – Примеч. авт.


[Закрыть].

На одежде были найдены также и белые волоски. Винифред Чепмен заявила, что они очень похожи на шерсть собаки, принадлежавшей Шэрон Тейт. Но, поскольку собака умерла вскоре после гибели самой Шэрон, сравнить образцы не представлялось возможным. Тем не менее я намеревался включить в вещественные доказательства и эту находку, так что миссис Чепмен повторила уже сказанное в качестве официальных показаний.

11 февраля Китти Лютсингер родила ребенка Бобби Бьюсолейлу. Она и до этого давала показания безо всякой охоты – то немногое, что мне удалось из нее выудить, досталось большими усилиями. Позднее она вернется в «Семью», покинет ее, вернется вновь. Не будучи уверен в позиции Китти, я в итоге решил, что не стану приглашать ее выступить свидетелем на процессе.

То же решение я принял и в отношении байкера Эла Спрингера, хотя и совсем по другой причине: его показания в основном повторяли сказанное Де Карло. Кроме того, наиболее важная часть свидетельства Эла – признание Мэнсона: «Мы замочили пятерых всего несколько дней тому назад» – теряла силу из-за «дела Аранды». Я беседовал со Спрингером несколько раз, и одно из пересказанных Элом замечаний Мэнсона дало мне возможность догадаться о вероятной стратегии его защиты. Описывая совершенные «Семьей» многочисленные преступления, Мэнсон сказал Спрингеру: «Не важно, что может случиться, девочки все возьмут на себя».

С Дэнни я беседовал часто и подолгу; одна из наших бесед затянулась аж на девять часов. И всякий раз я получал еще несколько примеров власти Мэнсона над остальными: именно Мэнсон решал, настало ли время перекусить; он не разрешал никому взять ни кусочка, пока сам не усядется за стол; во время трапезы он читал лекции по своей философии.

Я поинтересовался у Дэнни, не прерывал ли кто-нибудь Мэнсона хоть однажды во время этих рассуждений. И услышал в ответ:

– Однажды две девчонки о чем-то заговорили между собой, и он метнул в них горшок с рисом.

Хотя Де Карло всячески сопротивлялся перспективе выступить на суде, в конце концов нам с сержантом Гутиэресом удалось убедить Дэнни в том, что это в его собственных интересах.

С Деннисом Уилсоном, барабанщиком и вокалистом The Beach Boys, получилось далеко не столь гладко. Поначалу Уилсон повторял, будто не знает ничего существенного, но в итоге и он разоткровенничался, хотя наотрез отказался давать показания в суде.

Мне было ясно, что Уилсон боится, и не без оснований. 4 декабря 1969 года, через три дня после того, как ДПЛА объявил о раскрытии дела, Уилсон получил анонимное письмо, где ему угрожали смертью. Как мне удалось выяснить, он получал и другие письма подобного же содержания, причем далеко не все анонимные.

Отрицая свою осведомленность о преступных действиях «Семьи», Уилсон все же предоставил нам кое-какие весьма любопытные сведения. В конце весны 1968 года, проезжая по Малибу, он дважды подбирал одну и ту же парочку голосовавших на улице девушек, и на второй раз отвез их к себе домой. Домом Деннису служило здание 14400 на бульваре Сансет – роскошный особняк, ранее принадлежавший юмористу Уиллу Роджерсу. Девушки – Элла Джо Бэйли и Патриция Кренвинкль – просидели у него пару часов, рассказывал Денис, и в основном без умолку тараторили про типа по имени Чарли.

В тот вечер у Денниса была назначена студийная запись, так что домой он вернулся лишь к трем часам ночи. Подъехав, он увидел странного мужчину, вышедшего навстречу из его собственного дома. Перепугавшись, Уилсон спросил:

– Вы собираетесь меня бить?

Мужчина ответил:

– Неужели я похож на человека, который способен ударить тебя, братишка? – После чего опустился на колени и поцеловал ноги Уилсону; очевидно, один из излюбленных ритуалов Чарли. Когда Мэнсон, приобняв Уилсона за плечи, провел музыканта в его собственное жилище, Деннис обнаружил там полтора десятка незваных гостей, в подавляющем большинстве женского пола.

Они прожили там несколько месяцев, и за это время группа увеличилась, по меньшей мере, вдвое (как раз во время этого периода существования «Семьи» Мэнсоном были завербованы Чарльз «Текс» Уотсон, Брукс Постон и Пол Уоткинс). Обретенный опыт, как позднее подсчитал Деннис, обошелся ему в кругленькую сумму – около сотни тысяч долларов. Мэнсон постоянно клянчил у него деньги, а Клем разбил незастрахованный «мерседес-бенц» Уилсона (21 тысяча долларов), врезавшись в скалу при подъезде к ранчо Спана; «Семья» вовсю пользовалась гардеробом Уилсона и практически всем, что было в доме; несколько раз Уилсону пришлось отвезти всю компанию к своему врачу на Беверли-Хиллз, чтобы тот вколол им пенициллин.

– Это, наверное, был самый крупный счет за лечение гонореи за всю историю человечества, – признался Деннис.

Уилсон даже подарил Мэнсону девять из десяти золотых дисков The Beach Boys и заплатил за лечение зубов Сэди.

Недавно разведенный Уилсон, очевидно, счел жизненный стиль Мэнсона отчасти привлекательным.

– Если не вспоминать громадные суммы, вылетавшие на ветер, – сказал мне Деннис, – мы с Чарли и девчатами неплохо ладили.

Они с Мэнсоном сидели и болтали, пока девушки прибирали в доме, готовили и всячески ублажали мужчин. Уилсон признался, что ему нравилась спонтанность музыки Чарли, но тут же прибавил:

– У Чарли никогда не было музыкальной жилки.

Несмотря на это, Уилсон изо всех сил старался «продать» Мэнсона другим. Более того, он арендовал студию в Санта-Монике специально для записи песен Чарли (я заинтересовался этой записью и попросил разрешения послушать ее, но Уилсон заявил, что уничтожил все бобины, потому что «их аура не принадлежит этому миру»). Кроме того, Уилсон познакомил Мэнсона с множеством людей, имевших какое-то отношение к шоу-бизнесу, – включая Мельчера, Джекобсона и Альтобелли. На одной вечеринке Чарли подарил кольцо дочери Дина Мартина, Диане, и пригласил ее присоединиться к «Семье». Диана рассказала мне, что сохранила кольцо, которое позднее отдала мужу, но от приглашения вежливо отказалась. Как поступили и остальные участники The Beach Boys: никто из них не разделял дружеских чувств Уилсона по отношению к «грязному маленькому гуру», по определению одного из них.

Уилсон отрицал возникновение каких бы то ни было конфликтов между ним и Мэнсоном на протяжении всего этого времени. Впрочем, в августе 1968 года, за три недели до истечения срока аренды, Деннис переехал жить к Греггу, предоставив своему менеджеру выпроваживать из дома Чарли и девиц.

С бульвара Сансет «Семья» переехала на ранчо Спана. Очевидно, поначалу Уилсон старался избегать встреч с группой, но время от времени все же сталкивался с Мэнсоном. Деннис уверял меня, что у него с Чарли не возникало никаких проблем или размолвок вплоть до августа 1969 года (Деннис не мог вспомнить число, но был уверен, что инцидент имел место уже после убийств на Сиэло-драйв), когда Мэнсон явился к нему и потребовал полторы тысячи долларов на переезд в пустыню. В деньгах Уилсон отказал, и тогда Чарли заявил музыканту напрямую: «Не удивляйся, если больше никогда не увидишь своего пацана». У Денниса рос семилетний сын, и это, вероятно, послужило основной причиной его отказа выступить на суде.

Мэнсон угрожал и самому Уилсону, но Деннис узнал об этом только во время встречи с Джекобсоном, которую я устроил в своем кабинете. По словам Джекобсона, вскоре после отказа Денниса пожертвовать Мэнсону полторы тысячи Чарли вручил Греггу пулю 44-го калибра со словами: «Передай Деннису, у меня еще много таких». Зная, как расстроила Денниса предыдущая угроза, Грегг решил ничего не говорить другу.

Это произошло где-то в конце августа или в начале сентября 1969 года. Джекобсон был поражен тем, до какой степени изменился Мэнсон:

– Он просто излучал электричество, оно летело во все стороны. Волосы у Чарли стояли дыбом. У него появился тот дикий взгляд. Это можно сравнить только… он был как животное, запертое в клетку.

Вполне возможно, были и еще угрозы, но это мое личное впечатление. Просматривая телефонные счета с ранчо Спана, я обнаружил, что 22 сентября 1969 года кто-то звонил с платного телефона ранчо на домашний номер Денниса Уилсона, и на следующий день музыкант сменил его.

Оглядываясь назад, на свои тусовки с «Семьей», Деннис признался мне:

– Я самый большой везунчик на всем белом свете, потому что отделался только деньгами.

Свидетелей по этому делу – от рок-звезды до байкера и бывшей девушки по вызову – объединяло лишь одно: все они всерьез опасались за собственную жизнь. Достаточно было взять в руки газету или включить телевизор, чтобы убедиться: многие члены «Семьи» разгуливают на свободе. Стив Гроган, он же Клем, был выпущен под залог; обвинение в сговоре с целью совершения краж, предъявленное Брюсу Дэвису в округе Инио, отозвали за недостаточностью улик. Ни Гроган, ни Дэвис, ни кто-либо другой из подозреваемых в обезглавливании Коротышки не обвинялись в этом убийстве из-за отсутствия физического доказательства смерти Шиа.

Сьюзен Аткинс, сидя в камере тюрьмы «Сибил Брэнд», возможно, частенько вспоминала текст песни «Сексуальная Сэди» с «Белого альбома» The Beatles:

 
Сексуальная Сэди, что же ты натворила?
Ты выставила всех дураками…
Сексуальная Сэди, ты нарушила правила,
 
 
Ты выставила это всем напоказ…
Сексуальная Сэди, ты еще получишь свое,
Какой бы хитрой себя ни считала…
 

Или, вполне вероятно, до нее просто доходили многочисленные послания от Мэнсона и других членов «Семьи».

Сьюзен вызвала к себе Кабаллеро и заявила ему, что ни при каких обстоятельствах не намерена давать показания на процессе. И потребовала немедленной встречи с Чарли.

Кабаллеро предупредил нас с Аароном: похоже, мы потеряли основного свидетеля. В свою очередь, мы связались с Гэри Флейшманом, адвокатом Линды Касабьян, и сообщили, что готовы к переговорам.

С самого начала Флейшман, озабоченный благополучием своей подзащитной, требовал для Касабьян полного освобождения от судебного преследования. Только после беседы с самой Линдой я выяснил, что она готова рассказать всё, дадут ей неприкосновенность или нет, и что только Флейшман удерживал ее от признания. Тогда же я узнал, что решение вернуться в Калифорнию она приняла самостоятельно и добровольно, вопреки советам Флейшмана, который уговаривал ее противиться экстрадиции.

После множества встреч и обсуждений мы согласились направить в Верховный суд просьбу о предоставлении Линде неприкосновенности – но лишь после того, как она даст показания. В ответ мы получали гарантии того, что: 1) Линда Касабьян даст нам полные и обстоятельные показания о своем участии в убийствах Тейт – Лабианка; 2) Линда Касабьян даст правдивые показания против каждого из подсудимых на всех стадиях слушания дела; 3) в случае, если Линда Касабьян не даст правдивых показаний или откажется давать их по какой бы то ни было причине, обвинение выступит против нее безо всяких поблажек, тогда как любое сделанное ею заявление не может быть использовано обвинением против нее самой.

Ходатайство было подписано Янгером, Ливи, Бушем, Стовитцем и мной 26 февраля 1970 года.

Два дня спустя я беседовал с Линдой Касабьян. Она впервые обсуждала убийства Тейт – Лабианка с представителем правоохранительных служб.

Как уже говорилось, имея выбор между Сьюзен и Линдой, я предпочел бы иметь дело с Касабьян: она никого не убивала, и поэтому ее показания присяжные воспримут гораздо лучше, чем откровения кровожадной Сьюзен. Теперь же, разговаривая с ней в кабинете капитана Карпентера в «Сибил Брэнд», я мог только радоваться тому, что события приняли такой оборот.

Небольшого роста, с длинными светло-русыми волосами, Линда заметно походила на актрису Мию Фэрроу. При более близком знакомстве девушка показалась мне тихой, послушной и легко управляемой, хотя в общении излучала внутреннюю уверенность, почти фатализм, заставлявший ее выглядеть намного старше своих двадцати лет. Жертва семейных неурядиц, Линда сама дважды, и оба раза неудачно, была замужем; последний ее брак с молодым хиппи по имени Роберт Касабьян распался как раз перед появлением Линды на ранчо Спана. У нее был ребенок, двухлетняя девочка Таня, и теперь Линда была уже на восьмом месяце беременности; второй ребенок, как она считала, зачат в последнюю ее встречу с мужем. В «Семье» она провела меньше полутора месяцев и сравнивала себя с маленькой слепой девочкой в глухом лесу, которая пошла по первой же подвернувшейся тропке. Лишь теперь, рассказывая о случившемся, она чувствовала, что наконец выбирается к свету из той чащобы.

Предоставленная самой себе с шестнадцати лет, Линда скиталась от восточного побережья к западному «в поисках Бога». Эти поиски нередко приводили ее в коммуны и палаточные лагеря, где она принимала наркотики и занималась сексом с любым, кто выказывал интерес. Линда описывала свою жизнь с прямотой, которая порой шокировала, но искренность, как я понимал, должна сыграть в ее пользу на суде.

С первого нашего разговора я поверил всему, что рассказывала Линда, и чувствовал, что присяжные тоже поверят девушке. Она не задумывалась, давая ответы, не старалась обойти неудобную тему, не пыталась представить себя в лучшем свете. Она говорила откровенно, хотя правда была временами жестока. Когда, заняв свое место, свидетель говорит искренне, даже показывая себя отнюдь не в выгодном свете, можно быть уверенным: его показания дойдут до присяжных. Я знал: если Линда расскажет всю правду о тех двух кровавых ночах, уже не существенными покажутся неразборчивость в связях, наркотики и мелкие кражи. Важно лишь одно: сможет ли защита поставить под сомнение ее честность? И ответ стал мне ясен уже после первой нашей беседы: нет, не сможет. По той простой причине, что Линда совершенно очевидно говорила правду.

Мы беседовали с ней 28 февраля, с 13:00 до 14:30. Дальше мы говорили много раз, иногда по шесть-девять часов; все встречи проходили в «Сибил Брэнд», и зачастую адвокат Линды был единственным, кто присутствовал кроме нас. В конце каждой беседы я повторял Линде: если в камере она вспомнит еще что-нибудь, пусть непременно изложит на бумаге. Некоторые из этих заметок стали письмами Линды ко мне, тянувшимися порой по десять-пятнадцать страниц. Все они, вместе с моими собственными заметками, тут же становились достоянием защиты.

Чем чаще свидетель повторяет свой рассказ, тем больше в нем возникает вариаций и противоречий, которые противная сторона может использовать для подрыва доверия к показаниям. В то время как некоторые юристы стремятся свести беседы со свидетелем и досудебные заявления к минимуму, чтобы избежать этой проблемы, я поступаю как раз наоборот. Если свидетель лжет, я хочу знать об этом еще до его появления в суде. За более чем пятьдесят часов наших бесед с Линдой Касабьян я видел, что она, как и любой свидетель, не уверена в одних деталях и путается в других, – но ни разу не поймал ее на попытке солгать. Более того, если Линда в чем-то сомневалась, то признавалась в этом сразу.

Рассказ Линды Касабьян о тех двух ночах, хоть и добавил множество деталей, в основном повторял историю Сьюзен Аткинс. Сюрпризов было всего несколько. Зато каких!

Прежде мы считали, что Линда присутствовала лишь при одном убийстве – когда Текс стрелял в Стива Парента. Теперь же узнали, что она своими глазами видела Кэти, бегущую с ножом в руке по лужайке за Эбигейл Фолджер, и то, как Текс вновь и вновь бил ножом Войтека Фрайковски.

Кроме того, Линда рассказала мне, что в ночь гибели четы Лабианка Мэнсон пытался совершить еще три убийства.