Текст книги "Helter Skelter. Правда о Чарли Мэнсоне"

– Он не говорил, что любой из нас может замыслить лишить человека жизни и выполнить свой замысел. Между тщательно обдуманным, безжалостным убийством и причинением смерти по неосторожности, из самозащиты или ради защиты других, лежит огромная пропасть. И никому не удастся убедить меня, леди и джентльмены, что любой из нас способен убивать незнакомых людей без всякой на то причины, как это сделали три девушки на скамье подсудимых. Чтобы повторить их деяния, требуются люди с особым типом личности. Требуется тот, кто ни во что не ставит жизнь окружающих.

Хотя Уотсон, Аткинс, Кренвинкль и Ван Хоутен совершили убийства по приказу Чарльза Мэнсона, но они пошли на преступление с готовностью, с удовольствием. Похоже, ту же готовность выражали почти все члены «Семьи». Вспомните о показаниях Кэтрин Гиллис. Вспомните, как Сьюзен Аткинс бросила Хуану Флинну: «Мы отправляемся замочить нескольких гребаных свиней». Если бы убийство было им противно, они попросту могли отказаться, ничего более от них не требовалось.

Как и у прочих представительниц женской части «Семьи», у них имелся один знаменатель на всех. Глубоко внутри каждой укоренилось неприятие, антипатия по отношению к обществу и даже к собственным родителям. – Глядя прямо в глаза присяжной Джин Роузленд, у которой, как я знал, были две дочери-подростка, я предостерег: – Не следует путать подсудимых с девушками, живущими по соседству с нами. Эти трое отреклись от своих семей и от общества, оборвали все родственные связи и затаили обиду на окружающих еще до того, как познакомились с Мэнсоном.

Фактически, именно поэтому они в итоге оказались рядом с ним – потому лишь, что еще до того сознательно и намеренно порвали все нити, что привязывали их к родным и близким, к обществу в целом. Вот в чем причина. Сам Мэнсон послужил только катализатором, той движущей силой, что обратила уже теплящееся в них отвращение и ненависть к обществу и людям, его составляющим, в насилие.

У меня было предчувствие, что Максвелл Кейт может привести в самом конце слушаний один последний довод, который я постарался назвать и опровергнуть самостоятельно:

– Вам наверняка уже приходила в голову мысль, что эти три девушки, какими бы испорченными и безнравственными они ни казались, по сравнению с Чарльзом Мэнсоном выглядят далеко не такими опасными. Значит, надо приговорить Мэнсона к казни, его последовательниц – к пожизненному заключению.

Единственная проблема подобного подхода заключается в том, что девушки только выглядят лучше рядом с крайней порочностью своего лидера. Вместо того чтобы сравнивать подсудимых с Мэнсоном, следует внимательно взвесить деяния каждого из них порознь и определить, заслуживает ли их преступление смертной казни.

Почему никто из подсудимых не чувствует раскаяния? Ответ прост: Мэнсон и его соответчицы любят убивать. Вот почему они ни в чем не раскаялись. Как говорил здесь Пол Уоткинс, «смерть заводит Чарли».

Я подошел к концу выступления:

– Адвокаты защиты хотят, чтобы вы дали подсудимым отдохнуть. Но разве сами они дали отдохнуть своим семи жертвам? Адвокаты хотят, чтоб вы дали их клиентам еще один шанс. Но разве они дали своим погибшим хоть единственный шанс? Адвокаты просят проявить милосердие к подсудимым. Но разве они сжалились над своими жертвами, когда те просили их о пощаде?

Напомнив присяжным, как девятью месяцами ранее, во время отбора, каждый из них сказал мне, что способен при необходимости голосовать за высшую меру наказания, я повторил:

– Если смертная казнь хоть что-нибудь значит в штате Калифорния, если это не пустые слова, тогда она более чем уместна в данном случае, – и заключил: – От лица Народа штата Калифорния я не в силах должным образом отблагодарить вас за грандиозную гражданскую услугу, оказанную вами в качестве присяжных на этом очень долгом процессе, которому предстоит войти в анналы истории.

Тем вечером после ужина я сказал Гейл:

– Ведь я наверняка еще должен что-то сделать…

Но нет. Заняться мне было совершенно нечем. Уже полтора года, семь дней в неделю, я был полностью поглощен этим делом. Теперь же оставалось лишь выслушать заключительные речи адвокатов и, набравшись терпения, ожидать возвращения присяжных в зал суда с окончательным вердиктом по делу.

Канарек начал свою финальную речь с предположения, что я отравил воду в стакане, оставшемся на кафедре, а закончил (более суток спустя) зачитыванием глав Нового Завета:

– В эти предпасхальные дни мы должны помнить об аналогии, существующей между мистером Мэнсоном и Христом. Она лишь поначалу может показаться смешной, и мы вовсе не предполагаем, будто мистер Мэнсон является божеством или человеком, подобным Христу, ничего подобного, – но откуда нам знать?

Судья Олдер, несколько раз предупреждавший Канарека, что тот успел исчерпать все относящиеся к делу доводы, в итоге оборвал его проповедь, когда та достигла момента Воскрешения.

Шинь все отпущенное ему время атаковал прокуратуру в целом и меня в частности:

– Мисс Аткинс тонула, у нее не осталось друзей… и тут она увидела мистера Буглиози с веслом в руке. Сьюзен решила: наконец-то мне помогут! Она протянула руку, чтобы ухватиться за весло. И угадайте, что сделал мистер Буглиози? Она ударил тонущую девушку веслом по голове…

Кейт произнес прекрасную речь против смертной казни как таковой, но сначала признался:

– Как ни странно – или наоборот, весьма понятно, – но я всем сердцем согласен с некоторыми доводами мистера Буглиози. Я согласен, что приказ об убийстве отдавал Чарльз Мэнсон. Я согласен, что мотив «Свободу Бобби Бьюсолейлу!» – несусветная чушь. Согласен, что не следует ставить убийство Хинмана в вину Лесли.

Я принимаю вывод Буглиози, что показания всех выступавших здесь девушек показывают власть Мэнсона над ними – власть, не пошатнувшуюся и поныне, все столь же мощную и всеохватную.

Таким образом, Максвелл Кейт стал первым (и единственным) адвокатом защиты, прямо обвинившим Мэнсона в убийствах. Впрочем, Кейт не хотел смертной казни даже для Чарли, поскольку считал его безумцем, заразившим своей манией трех соответчиц.

– Дайте Лесли шанс искупить свою вину, – призвал он. – Вспомните слова мистера Буглиози, что Линда Касабьян сумела оборвать пуповину, связывавшую ее с Мэнсоном и его «Семьей». Позвольте Лесли сделать то же самое. Подарите ей жизнь.

Фитцджеральд произнес короткое вступление, после которого перешел к детальному описанию процесса казни в газовой камере тюрьмы «Сан-Квентин», который ждет девушек в случае смертельного вердикта присяжных. Это был недопустимый ход, и я выразил протест. Когда мы подошли к судейскому столу, Пол буквально умолял судью Олдера позволить ему продолжать:

– Это крайне важно! Я не в силах передать уважаемому суду, насколько это важно!

Видя коллегу в таком отчаянии, я решил снять свой протест.

По окончании речи Пола судья Олдер передал необходимые инструкции, и в пятницу, 26 марта 1971 года, в 17:25 присяжные покинули зал суда.

Я был вполне уверен, что они приговорят Чарльза Мэнсона к смертной казни, но очень сомневался в том же вердикте для подсудимых девушек. За всю историю Калифорнии были казнены лишь четыре женщины, все гораздо старше по возрасту.

По моим ощущениям, присяжные должны были совещаться не менее четырех дней. Когда же вечером в понедельник, всего через два дня, мне позвонил пристав, я уже догадался о содержании вынесенного вердикта: для другого решения было попросту слишком рано. На самом же деле, как я узнал потом, совещание о мере наказания заняло не более десяти часов.

С соблюдением беспрецедентных мер безопасности присяжных с подписанными вердиктами вновь провели в зал суда в 16:24 понедельника, 29 марта.

Подсудимых усадили на скамью заранее; оказалось, все три девушки успели обрить голову, ведь теперь их действия уже не могли повлиять на присяжных.

Секретарь еще не начал зачитывать первый из вердиктов, когда Мэнсон заорал:

– Не понимаю, как вы будете жить с этим, так и не позволив мне хоть как-то защитить себя!.. У этих людей нет власти надо мной!.. Половина из вас хуже меня самого!.. – и Олдер приказал удалить его из зала, до отказа набитого зрителями и прессой.

Секретарь прочитал первый вердикт:

– Мы, присяжные, действующие по вышеупомянутому делу, найдя подсудимого Чарльза Мэнсона виновным в убийстве первой степени, как упомянуто в первом пункте обвинительного акта, назначаем в качестве наказания за это преступление смерть.

Кренвинкль выкрикнула:

– Вы только что приговорили себя самих!

– Заприте двери получше и глаз не сводите со своих детей, – пригрозила Аткинс.

– Вся ваша система – лишь игра, – бросила Ван Хоутен. – Вы слепые глупые людишки. Ваши дети еще восстанут против вас самих.

Судья Олдер приказал удалить всех трех девушек из зала. Они выслушали окончательный приговор через громкоговорители, когда секретарь сообщил о смертной казни, назначенной всем четверым по каждому из пунктов обвинения.

Олдер вышел из-за своего стола и пожал руку каждому из присяжных.

– Если бы во власти судьи было наградить каждого из вас медалью за доблесть, – сказал он им, – то я сделал бы это не задумываясь.

Впервые после начала заседаний присяжные могли говорить с журналистами о том, что им пришлось испытать.

Старшина присяжных Херман Тубик сказал репортерам, что жюри было удовлетворено представленным мотивом убийств – Helter Skelter. Тельма Маккензи заверила, что все они честно пытались найти смягчающие обстоятельства, чтобы вынести трем девушкам менее жесткий приговор, но так и не сумели их отыскать.

А Уильям Макбрайд заметил:

– Я испытывал жалость к этим женщинам, но жалость не имеет никакого отношения к правосудию. То, что они совершили, заслуживает смертной казни.

С ним согласилась Мари Месмер, которая поначалу особенно жалела Сьюзен Аткинс из-за ее биографии, но была потрясена полным отсутствием раскаяния у каждой из подсудимых. Что же до Мэнсона, то она подчеркнула:

– Мне хотелось защитить общество. Мне кажется, Мэнсон обладает очень опасным влиянием.

Джин Роузленд, мать троих подростков, призналась:

– Тяжелее всего мне было, когда Лесли Ван Хоутен смотрела прямо на меня своими большими карими глазами. – И все же добавила: – Способность Мэнсона манипулировать людьми исходит не столько от него самого, сколько из черной пустоты в умах и душах его последователей.

Позднее журнал «Лайф» напечатал обширный материал «Присяжные в деле Мэнсона: Конец долгого заключения». Интересно, что в том же номере журнала появилась заметка под заглавием «Пол Маккартни о распаде The Beatles»: один из «ливерпульской четверки» признавался, что нестерпимое напряжение, которое уже никогда не позволит ее участникам примириться, стало очевидным еще в процессе записи «Белого альбома».

Как писали газеты, полковник Пол Тейт так отозвался о вынесенных смертных приговорах: «Именно этого мы и хотели. Этого ждали. Но мы не чувствуем радости или удовлетворения, ничего похожего. Просто свершилось правосудие. Справедливость восторжествовала. Разумеется, я хотел, чтобы этих людей казнили. Они отобрали у меня дочь и внука».

Роман Полански отказался комментировать приговор – как и другие родственники жертв, с которыми удалось связаться репортерам.

Сэнди, Кэтрин и другие девушки-пикетчицы обещали облить себя бензином и устроить самосожжение, если хоть одному из четверых вынесут смертный приговор. Впрочем, угрозу свою они так и не исполнили, хотя все дружно обрили голову.

Узнав о решении присяжных, Сэнди уперла взгляд в объектив телевизионной камеры и выкрикнула:

– Смерть? Все вы ее получите, все до единого!

Тем не менее рекордно долгий процесс в американской истории, продолжавшийся девять с половиной месяцев, был окончен. Он обошелся дороже всех прочих – примерно в один миллион долларов; он наиболее широко освещался в печати; присяжные оставались в условиях секвестра небывалый срок – 225 дней. Одна только стенограмма процесса заняла 209 томов общим объемом 31716 страниц.

Почти каждому из присяжных исполнение гражданского долга стоило не только времени, но и денег. Некоторым работодатели не платили зарплату во время процесса, а кое-кого и вовсе уволили. Финансовые жертвы, на которые пошли защитники, тоже были грандиозными. Пол Фитцджеральд признался репортеру, что потерял примерно 30 тысяч долларов дохода и потратил 10 тысяч собственных сбережений на судебные издержки, оставшись буквально на мели. Женатый уже в шестой раз Дэйи Шинь жаловался, что запаздывает с выплатами ипотеки и алиментов. По его словам, он получил 19 тысяч долларов от продажи прав на книгу откровений Аткинс, но примерно 16 тысяч от этой суммы ему пришлось передать «Семье» Мэнсона. А вот Ирвинг Канарек наотрез отказался обсуждать свое финансовое положение. Тем не менее один из адвокатов защиты говорил, что еще во время процесса Мэнсон велел выдать Канареку 5 тысяч долларов со счета Аткинс, но получил ли Ирвинг еще хоть что-нибудь, остается неизвестным. Максвелл Кейт, услуги которого оплачивались из казны округа, признался, что его частная практика рухнула, а в результате поднятой вокруг процесса шумихи он и не надеется найти новых клиентов.

Еще одному адвокату участие в процессе стоило жизни. На фоне целой лавины публикаций, посвященных вынесенному Мэнсону вердикту, маленькая заметка, появившаяся в печати в тот же день, осталась незамеченной. Офис шерифа округа Вентура сообщил, что его сотрудниками обнаружено тело, как считается, исчезнувшего адвоката защиты Рональда Хьюза. Сильно разложившийся труп обнаружен лежащим лицом вниз, втиснутый между двумя обломками скалы в устье реки Сеспе, далеко от того места, где Хьюза в последний раз видели живым.

Двое рыболовов наткнулись на тело ранним утром в субботу, но лишь в воскресенье вечером доложили о находке властям, поскольку «не хотели испортить рыбалку».

Причина смерти в то время еще оставалась неизвестной. Действуя от лица прокуратуры, я распорядился о немедленном проведении вскрытия.

19 апреля 1971 года

Судья Олдер назначил датой подписания приговора понедельник, 19 апреля 1971 года.

Бытовало мнение, что Олдер может самостоятельно выправить, по крайней мере, некоторые вердикты, назначив в качестве наказания пожизненное заключение вместо смертной казни. Ранее он уже поступил так в деле, где подсудимый вылил канистру бензина на две детские кроватки и убил одного из спящих детей. Лично я, однако, считал, что Олдер, поблагодаривший присяжных, не станет менять мнение и откладывать в сторону полученный у них вердикт.

Суд выслушал и отверг несколько заявлений, поданных защитой, включая требование о проведении нового судебного процесса. Затем Олдер спросил у подсудимых, хотят ли они сказать что-нибудь. Желание выразил только Мэнсон.

Левая рука Чарли заметно тряслась, и сам он, казалось, едва удерживается от рыданий. Дрожащим голосом, очень смиренно, он произнес:

– Я принимаю этот суд в качестве моего отца. Я делал все, что только было в моих силах, чтобы соблюдать данные мне отцом законы, и приму любое суждение, которое выскажет мне отец.

Выслушав его, судья сказал:

– На протяжении девяти с половиной месяцев этого процесса были использованы все до единого прилагательные в превосходной степени, высказаны все возможные преувеличения, но в итоге остались лишь простые голые факты. Произошло семь бессмысленных убийств, семь человек погибли от рук совершенно не знакомых им людей. Разбирая действия подсудимых, я внимательно слушал, надеясь найти какие-то смягчающие вину обстоятельства, но так и не нашел их.

Мое взвешенное, обдуманное решение состоит в том, что смертная казнь не только вполне оправдана в этом деле, но и практически неизбежна ввиду обстоятельств. Я вынужден согласиться с обвинителем: если перед нами не деяние, взывающее к применению смертной казни, то насколько же чудовищным должна быть альтернатива? – Обращаясь к Мэнсону, судья Олдер произнес: – Исправительному департаменту предписано передать вас в руки тюремного надзирателя государственной тюрьмы штата в Сан-Квентине, чтобы вы приняли смерть тем образом, который предусмотрен законом Калифорнии.

Камеры смертников для женщин в то время еще не были построены. В калифорнийской исправительной тюрьме во Фронтере спешно возводился специальный блок-изолятор, где Аткинс, Кренвинкль и Ван Хоутен предстояло дожидаться казни.

Предполагали, что рассмотрение апелляций может занять по меньшей мере пару лет или, возможно, даже пять.

В действительности судьба приговоренных решилась уже менее чем через год.

Выслушав подписанный Олдером приговор, я не ожидал увидеть Чарльза Мэнсона еще хотя бы раз. Но встретился с ним еще дважды, и второй раз – при довольно странных обстоятельствах.

Эпилог
Одно безумие на всех

Более подробное описание ее состояния потребует дальнейшего, более тщательного обследования. Но в настоящее время мы вправе предположить, что она может страдать от состояния folie а famille, то есть от коллективного безумия, обусловленного ситуацией в конкретной группе.

Доктор Джоэл Хочман в психиатрическом отчете о состоянии Сьюзен Аткинс

Я целый год жил рядом с Чарли и еще два года время от времени виделся с ним. Я хорошо знаю Чарли. Знаю его внутри и снаружи. Я уже сам стал Чарли. Чарли – это все, чем я некогда был. От меня самого уже ничего не осталось. И все эти люди в «Семье», от них тоже ничего не осталось, они все превратились в Чарли.

Пол Уоткинс[130]130
  Из документального фильма «Мэнсон» Роберта Хендриксона. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Мы такие, какими вы нас сделали. Мы росли, воспитываемые вашим телевидением. Мы взрослели под телешоу «Дым из ствола», «Есть оружие – готов путешествовать», «ФБР», «Поединок». Мне больше всех нравился «Поединок». Я никогда его не пропускала.

Бренда[131]131
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Когда что-то требуется сделать, надо просто делать – и всё. Если кого-то необходимо убить, ничего дурного в этом нет. Просто делаешь это и продолжаешь жить. Потом берешь ребенка и везешь его в пустыню. Набираешь как можно больше детей, и каждого, кто осмелится встать на пути, убиваешь. Это мы и есть.

Сэнди[132]132
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Если вы находите яблоко с маленьким пятнышком, то непременно вырезаете это пятнышко.

Пискля

Лучше надейтесь, что я никогда отсюда не выйду.

Бобби Бьюсолейл

Мэнсон и девушки были осуждены, но судебные процессы еще далеко не завершились. Как и убийства.

За участие в попытке отравить свидетельницу обвинения Барбару Хойт четверо из пяти подсудимых провели в окружной тюрьме всего девяносто дней, а еще одной участнице «Семьи» удалось и вовсе избежать наказания.

Я не был приписан к этому делу, но живо интересовался ходом следствия и суда. Считалось, что улики против подсудимых недостаточны, а доставка свидетелей с Гавайев самолетом обойдется недешево – и поэтому окружной прокурор, ДПЛА и адвокаты защиты согласились договориться. Заручившись согласием подсудимых не оспаривать предъявленное им обвинение в сговоре с целью помешать свидетелю дать показания, обвинитель направил суду просьбу приравнять их преступление к административному правонарушению. Судья Стивен Стотерс удовлетворил просьбу и 16 апреля 1971 года приговорил четверых из пяти подсудимых – Линетту Фромм (она же Пискля), Стива Грогана (он же Клем), Кэтрин Шер (она же Цыганка) и Денниса Райса – к девяноста дням заключения в окружной тюрьме. Поскольку пятнадцать суток они успели отсидеть, то вернулись на свободу уже через два с половиной месяца.

Пятая подсудимая, Рут Энн Мурхаус (она же Уич) – та самая девушка, что дала Барбаре Хойт напичканный ЛСД гамбургер, – вообще ушла от наказания. Когда пришло время подписывать приговор, она не явилась в суд. Немедленно был издан приказ о ее аресте, однако, хотя власти знали точное местонахождение Уич (Карсон-сити, штат Невада), прокурор счел, что ее экстрадиция в Калифорнию не стоит усилий, которые будут на это затрачены.

Впоследствии трое из пятерых окажутся вовлечены в новые убийства; часть из них останутся лишь неудачными попытками, но некоторые закончатся смертью жертв.

Чарльз «Текс» Уотсон предстал перед судом в августе 1971 года. Надо сказать, большую часть потраченного мной на подготовку времени я провел не в правовой секции библиотеки, а в медицинской: я уже был относительно твердо уверен, что Уотсон решил заявить о своей невиновности на почве невменяемости и заручился поддержкой свидетелей-психиатров.

Сам процесс, как я ожидал, разделится на три фазы: слушания о виновности, о вменяемости и о назначении наказания; каждая из них сулила свои проблемы.

Даже когда адвокат защиты Сэм Бубрик сообщил мне, что Уотсон намерен сделать признание под присягой, я все равно не сомневался, что мне придется подбирать неоспоримые улики в ходе слушаний о виновности Текса, поскольку показания Уотсона наверняка подадут события в искаженном свете. Кроме того, мне нужно было доказать, что Текс, хоть и испытывал сильное влияние Мэнсона, оставался достаточно независимым от него, чтобы нести всю полноту ответственности за свои действия. Один из ключевых вопросов касался возможного снижения способности Текса к мышлению во время совершения убийств. Если его умственное расстройство носило достаточно серьезный характер, тогда присяжным придется признать убийцу семи жертв Тейт – Лабианка виновным скорее в убийстве второй степени.

Но если Текса сочтут виновным в умышленном убийстве любого рода, начнутся слушания о его вменяемости. Я предвидел, и не без оснований, что защита вызовет немало признанных специалистов в области психиатрии (их оказалось восемь), которые объявят Уотсона невменяемым. Значит, мне не только придется проводить с каждым из них изнурительный перекрестный допрос, но и представить многочисленные доказательства, что Текс не испытывал никаких проблем умственного порядка во время совершения убийств, а также прекрасно сознавал, что в глазах общества его действия преступны. И здесь особое значение приобретали такие детали, как перерезанные Тексом телефонные линии, отданный Линде приказ стереть отпечатки пальцев с ножей, манера его речи в разговоре с Рудольфом Вебером, использование вымышленных имен при допросе властями в Долине Смерти через несколько недель после совершения убийств – косвенные улики того, что Уотсон чувствовал вину и сознавал противоправность своих действий.

Если же Уотсона признают виновным в убийстве первой степени и при этом вменяемым, то присяжным предстоит решить, даровать Тексу жизнь или казнить его, что возвращало меня к проблемам, уже знакомым по слушаниям о наказании в предыдущем процессе.

Принципиально новой проблемой стала манера Уотсона вести себя. Стараясь, очевидно, создать образ студента-отличника, он являлся на судебные заседания в очень строгом костюме – рубашка с галстуком, пиджак, широкие брюки – и с короткой стрижкой. Но выглядел Текс все равно странновато: мутные глаза, казалось, вообще не способны сфокусироваться; рот вечно приоткрыт, поддерживая впечатление умственной неполноценности.

Заняв свидетельское место и отвечая на вопросы защиты, Текс никак не реагировал на чрезвычайно опасные для него показания Линды Касабьян, Пола Уоткинса, Брукса Постона и Дайаны Лейк. Вместо этого он играл роль жалкого раба на подхвате у Мэнсона. Он признал, что лично стрелял и вонзал нож в шестерых из жертв Тейт – Лабианка, но отрицал, что хоть раз ударил Шэрон Тейт. Все, что могло говорить об умышленности, обдуманности его действий, Текс переложил на плечи Мэнсона или девушек.

Однако мой перекрестный допрос так потряс Уотсона, что он часто забывал о своей роли блаженно улыбающегося идиота. К тому времени, как я закончил задавать вопросы, присяжным стало очевидно, что он прекрасно контролирует свой разум и, видимо, не терял этого контроля и ранее. Я также заставил его признать, что он ударил ножом и Шэрон Тейт; что о жертвах убийств он думал не как о людях, а как о «простых пузырях, надутых воздухом»; что он с улыбкой рассказывал доктору Джоэлу Форту, как люди бегали по усадьбе Тейт «кругами, словно цыплята с отрубленными головами». От байки о бедном безмозглом зомби, запрограммированном Чарльзом Мэнсоном, я не оставил и камня на камне, заодно вселив в присяжных сомнения в его искренности и раскаянии.

Показания Уотсона, тем не менее, прояснили некоторые загадки. Вопреки мнению эксперта по вещественным доказательствам ДПЛА Девэйна Вольфера, Уотсон подтвердил, что перерезал телефонный провод в усадьбе Тейт кусачками для проволоки с красными ручками, найденными в вездеходе Мэнсона.

Впервые также стали известны точные инструкции, данные Мэнсоном Уотсону в ночь убийств на Сиэло-драйв. Вот как о них говорил Текс:

– Чарли отозвал меня в сторонку, за автомобиль… и передал мне револьвер и нож. Он велел взять их и поехать туда, где раньше жил Терри Мельчер. А потом убить всех в доме как можно более жестоко. По-моему, он говорил что-то о живущих там кинозвездах.

Вдобавок Уотсон признал, что уже был вооружен ножом, входя в дом Лабианка.

В ходе этого процесса главные сложности мне доставили не улики, не адвокаты защиты и не вызываемые ими свидетели, а сам судья Адольф Александер, близкий друг адвоката Текса Сэма Бубрика.

Он не только постоянно потворствовал защите в своих решениях, но заходил и куда дальше. Во время отбора присяжных он говорил о неприемлемости смертной казни. Когда давали свои показания свидетели обвинения, он не сводил с них недоверчивого, скептического взгляда, тогда как во время выступлений свидетелей защиты прилежно делал заметки. Нередко Александер лично проводил перекрестные допросы свидетелей обвинения, и все это прямо на глазах присяжных. В итоге я не выдержал: указав судье на неправомочность его действий, я напомнил, что решение предстоит принять двенадцати присяжным, а не ему самому.

С этого момента судья перестал донимать наших свидетелей, но ставил обвинению палки в колеса любым возможным способом. Когда присяжные удалились на совещание, судья не отсылал вещественные доказательства в зал совещаний (процессуальное действие, доведенное буквально до автоматизма), пока я во всеуслышание не потребовал сделать это. А однажды, правда, в кулуарах и вне стенограммы, он назвал подсудимого «бедняжка Текс».

В стенограмму не попало и замечание, сделанное мной в адрес судьи Александера уже в самом конце процесса:

– Вы – единственное серьезное препятствие, мешающее мне доказать виновность подсудимого в убийстве первой степени.

Вопреки проблемам с Александером, 12 октября 1971 года присяжные признали Уотсона виновным в семи убийствах первой степени и в участии в преступном сговоре с целью совершения убийства. Присяжные совещались всего два с половиной часа, чтобы признать Уотсона вменяемым. А 21 октября, проведя за закрытыми дверями лишь шесть часов, они вернулись, вынеся Тексу приговор: смертная казнь.

Процесс длился два с половиной месяца и обошелся в четверть миллиона долларов. Кроме того, он добавил еще сорок томов (5916 страниц) к мини-библиотеке по делу об убийствах Тейт – Лабианка.

Судья Александер поблагодарил присяжных за выполненную ими нелегкую работу, но в день подписания приговора Уотсону посетовал:

– Если бы я слушал это дело не в суде присяжных, то вердикт звучал бы несколько иначе.

На следующем, уже третьем процессе Сьюзен Аткинс признала себя виновной в убийстве Гэри Хинмана и была приговорена к пожизненному заключению. Подписывая приговор, судья Рэймонд Чоэйт назвал ее опасной по меркам любого сообщества и заметил, что Сьюзен следует провести в заключении всю жизнь.

Защита добилась отдельных процессов по комбинированному обвинению Чарльза Мэнсона, Брюса Дэвиса и Стива Грогана в убийствах Хинмана – Шиа. Вопреки тому, что тело Дональда «Коротышки» Шиа так и не обнаружили (его не нашли и по сей день), обвинителям Барту Катцу, Энтони Манцелле и Стивену Кею удалось выполнить сложнейшую задачу и получить вердикты о виновности каждого из подсудимых по всем пунктам обвинительного акта. Мэнсон и Дэвис были приговорены к пожизненному заключению. Присяжные вынесли решение о применении смертной казни в отношении Грогана, но когда пришло время подписать приговор (за два дня до Рождества 1971 года), судья Джеймс Колтс признал:

– Гроган был слишком глуп и слишком накачан наркотиками, чтобы принимать решения самостоятельно, и на самом деле именно Мэнсон решал, кому жить, а кому умереть, – после чего изменил приговор на пожизненное заключение.

Поскольку Мэнсону и здесь не позволили самому представлять свои интересы, его вновь защищал Ирвинг Канарек. Чарли понимал, что с таким адвокатом процесс затянется надолго, тем самым отсрочив его путешествие в камеру смертников «Сан-Квентина». Но нервы у Мэнсона были на пределе. Во время одной из вспышек гнева в ходе процесса он повернулся к журналистам и объявил:

– Я приказал своим людям начинать новые убийства.

На протяжении всех судебных процедур верные Мэнсону девицы несли свою вахту на перекрестке Темпл и Бродвея. И там, сидя у подножия Дворца юстиции на виду у тысяч людей, ежедневно проходивших мимо, они придумали отчаянный план по вызволению из тюрьмы всех до единого участников «Семьи» Мэнсона.

В конце июля 1971 года в районе залива Сан-Франциско мой соавтор узнал от одного из участников «Семьи», что в следующем месяце группа планирует устроить Мэнсону побег. Весь замысел посторонним не раскрывали, но сообщили кое-какие детали: «Семья» собирает оружие и боеприпасы; они тайно сняли дом в южной части Лос-Анджелеса и прятали там теперь сбежавшего заключенного; с освобождением Мэнсона Helter Skelter начнется по-настоящему; тогда-то и грянет революция.

Принимали ли участники «Семьи» желаемое за действительное? Я опасался говорить наверняка и передал полученные сведения в ДПЛА. И там узнал, что среди свидетелей, вызванных Мэнсоном в ходе процесса по делам об убийствах Хинмана и Шиа, был и заключенный по имени Кеннет Комо, известный также под звучной кличкой Джесси Джеймс. В печать эта история не попала, но уже через неделю после доставки Комо в Лос-Анджелес ему удалось бежать из заключения. В ДПЛА сомневались, однако, что он по-прежнему находится в городе. Что же до побега Мэнсона, то слухи доходили и до полиции, но ничего конкретного не было известно. В ДПЛА склонялись к тому, чтобы считать информацию ложной.

Точно по расписанию – менее чем через месяц – «Семья» Мэнсона пошла в атаку.

Вечером в субботу, 21 августа 1971 года, вскоре после закрытия, шестеро вооруженных грабителей ворвались в оружейный магазин «Вестерн сэрплс» в Хоуторне, пригороде Лос-Анджелеса. Один из налетчиков держал под прицелом женщину-продавца и двух покупателей, а остальные начали выносить винтовки, ружья и пистолеты к фургону, припаркованному в переулке у магазина. Грабителям удалось вынести примерно 140 единиц огнестрельного оружия, когда вдалеке показалась первая полицейская машина. Сработала бесшумная сигнализация, и офицеры ДПЛА уже перегородили переулок.