Текст книги "Helter Skelter. Правда о Чарли Мэнсоне"

Когда они с Писклей покинули свой номер в мотеле Индепенденса, Сэнди оставила кое-какие бумаги. Среди них – письмо от неизвестного бывшего участника «Семьи», содержавшее строчку: «Я бы не хотел, чтобы со мной произошло то же, что случилось с Джоэлом».

3 декабря 1969 года

Около восьми вечера в тот день Ричард Кабаллеро принес в ДПЛА запись своего разговора со Сьюзен Аткинс. Он попросил не копировать пленку; впрочем, мне было разрешено делать заметки. Кроме меня самого, ее прослушали лейтенанты Хелдер и Лепаж, а также еще четверо или пятеро следователей. Мы все хранили молчание, пока – с непринужденностью ребенка, описывающего день, проведенный в школе, – Сьюзен Аткинс не заговорила о зверских убийствах семи человек.

Говорила будто маленькая девочка, но за исключением нескольких смешков («И тогда Шэрон испытала реальное потрясение [смех], самое реальное в ее жизни…») голос был холоден, мертв, бесстрастен. Что же это за существо такое? – думал я.

Вскоре мне предстояло это узнать: Кабаллеро позволил мне лично побеседовать со Сьюзен Аткинс до представления дела большому жюри.

Запись длилась около двух часов. Нас еще ждал монументальный труд доказательства вины подсудимых, но когда лента оборвалась (обращенными к Сьюзен словами Кабаллеро: «Ладно, теперь мы принесем тебе еды и мороженого»), мы наконец-то впервые точно знали, кто же все-таки участвовал в убийствах Тейт и Лабианка.

Хоть Мэнсон и послал убийц в дом 10050 по Сиэло-драйв, сам он никуда не ездил. Вместо него это сделали Чарльз «Текс» Уотсон, Сьюзен Аткинс, Патриция Кренвинкль и Линда Касабьян. Один юноша и три девушки, которые безжалостно застрелят и изрежут ножами пятерых ни в чем не повинных людей.

Впрочем, Мэнсон вошел в дом на Вейверли-драйв на следующий день, чтобы связать Розмари и Лено Лабианка. Затем он отправил туда Уотсона, Кренвинкль и Лесли Ван Хоутен, она же Санкстон, дав им исчерпывающие инструкции: «Убейте обоих».

Сама Сьюзен Аткинс не была в доме четы Лабианка. Она ждала снаружи, в машине, с Клемом и Линдой. Но она слышала от Мэнсона, Кренвинкль и Ван Хоутен, что именно происходило в доме.

Прослушанная нами запись прояснила кое-какие загадки, но не все. По-прежнему оставались отличия в версиях произошедшего. Так, например, Сьюзен признала, что пять или шесть раз ударила ножом высокого мужчину (Фрайковски), разумеется, «для самозащиты», но ничего не сказала о том, как она убивала Шэрон Тейт. В отличие от признаний Вирджинии Грэхем и Ронни Ховард, Сьюзен теперь заявила, что держала Шэрон, пока Текс бил ее ножом.

По возвращении в свой кабинет я сделал то, чем обычно занимаюсь после каждого разговора с подследственными: набросал список вопросов для дальнейших бесед. Мне было о чем поговорить с Сэди Мэй Глютц.

Тем временем Линда Касабьян отказалась от формальностей экстрадиции и в тот же день прилетела обратно в Лос-Анджелес. Ее поместили в «Сибил Брэнд» в 23:15. При этом присутствовали Аарон и адвокат Линды, Гэри Флейшман. Хотя Флейшман разрешил ей попробовать опознать различных членов «Семьи» по принесенным Аароном фотографиям, он все же не дал моему коллеге допросить Линду. Впрочем, Аарон осведомился, что она испытывает, и Линда ответила: «Облегчение и усталость». У Аарона создалось впечатление, что сама Линда была бы вовсе не прочь рассказать обо всем, что знает, но Флейшман придерживал эту информацию, надеясь заключить с нами соглашение.

4 декабря 1969 года

Служебная записка

Кому: Эвелл Дж. Янгер, окружной прокурор

От кого: Аарон Г. Стовитц, начальник судебного отдела

Тема: Сьюзен Аткинс

Сегодня в кабинете мистера Янгера состоялось служебное совещание, начавшееся в 10:20 и завершившееся в 11 часов утра. На совещании присутствовали: Эвелл Янгер, Пол Карузо, Ричард Кабаллеро, Аарон Стовитц и Винсент Буглиози.

Обсуждение касалось Сьюзен Аткинс и того, следует ли предоставить ей неприкосновенность в обмен на ее показания в ходе слушания большого жюри и последующего процесса. Было решено, что неприкосновенность не будет ей предоставлена.

Мистер Кабаллеро поставил собравшихся в известность о том, что в настоящее время его подзащитная может не согласиться выступить на суде ввиду своей боязни физического присутствия Чарльза Мэнсона и других лиц, принимавших участие в убийствах Шэрон Тейт и др.

Присутствующие обсудили ценность показаний Сьюзен Аткинс. В результате достигнуто согласие по следующим пунктам:

1. Информация, переданная суду Сьюзен Аткинс, имеет жизненную важность для совершения правосудия.

2. Ввиду сотрудничества Сьюзен Аткинс в прошлом и при условии ее чистосердечных и правдивых показаний перед большим жюри обвинение не станет просить назначить ей наказание в виде смертной казни по любому из трех эпизодов, известных полиции в настоящее время, подразумевая убийство Хинмана, убийства Шэрон Тейт и других, убийство четы Лабианка.

3. Степень содействия стороне защиты в попытке добиться наказания в виде пожизненного заключения будет зависеть от сотрудничества Сьюзен Аткинс со стороной обвинения.

4. Если Сьюзен Аткинс не даст показаний на процессе или сторона обвинения не воспользуется ею в качестве свидетеля, обвинение не станет использовать ее показания перед большим жюри против нее самой.

Кабаллеро добился для своей подзащитной замечательных условий. Как позже выразится он сам: «Она ничего не дала, а взамен получила все». Мне, в свою очередь, казалось, что нас попросту надули. Сьюзен Аткинс расскажет свою историю перед большим жюри. Мы получим решение о направлении дела в суд. И только. Поскольку Кабаллеро был убежден, что Сьюзен не согласится выступить на суде. Он и сейчас беспокоился, как бы она не передумала.

Однако наша позиция потихоньку укреплялась. Днем ранее сержант Сэм Макларти из Департамента полиции Мобайла снял отпечатки пальцев Патриции Кренвинкль. Получив копию, сержант Фрэнк Марц из ДПЛА опознал один из отпечатков. Рисунок линий на мизинце левой руки Кренвинкль совпал с отпечатком с левой створки раздвижных дверей изнутри спальни Шэрон Тейт: с той забрызганной кровью двери, что вела наружу, к бассейну.

Теперь у нас появилась вторая вещественная улика, привязавшая еще одного подозреваемого к месту преступления. Но самих подозреваемых у нас по-прежнему не было. Как и Уотсон, Кренвинкль намеревалась бороться против экстрадиции. Ее продержат взаперти, без наручников, четырнадцать дней – и ни днем больше. Если бумаги об экстрадиции не появятся в Мобайле до истечения двух недель с момента задержания Патриции, ее отпустят на свободу.

Кабаллеро подвез меня к своему офису в Беверли-Хиллз. К тому времени, примерно в половине шестого вечера, Сьюзен Аткинс уже была доставлена из «Сибил Брэнд» на основании еще одного запроса, направленного Аароном. Успев открыться Вирджинии Грэхем и Ронни Ховард, Сьюзен Аткинс впервые пошла на разговор об убийствах Тейт – Лабианка с работником правоохранительных органов. Эта первая наша беседа станет и последней.

Двадцать один год, пять футов пять дюймов, 120 фунтов, длинные каштановые волосы, привлекательные черты лица… И при этом – отстраненное, пустое выражение, схожее с тем, что я уже видел на лицах Сэнди и Пискли, только еще более заметное.

Тогда я впервые встретился со Сьюзен Аткинс, но уже кое-что знал о ней. Родилась в Сан-Габриэле, Калифорния, выросла в Сан-Хосе. Мать Сьюзен умерла от рака, когда дочь была еще подростком, и после многочисленных ссор с отцом та бросила школу и перебралась в Сан-Франциско. Проститутка, танцовщица-стриптизерша, любовница гангстера – она перепробовала многое еще до встречи с Чарльзом Мэнсоном. Мне определенно было жаль эту девушку. Я изо всех сил старался понять ее, но настоящего сочувствия она во мне не могла вызвать: я уже видел фотографии убитых на Сиэло-драйв.

Когда Кабаллеро представил нас друг другу, я разъяснил Сьюзен ее конституционные права и получил разрешение на беседу.

Два заместителя шерифа – мужчина и женщина – сидели у дверей в кабинет Кабаллеро, внимательно следя за каждым движением Аткинс. Сам адвокат оставался в кабинете на протяжении почти всего интервью и выходил лишь для того, чтобы ответить на несколько телефонных звонков. Я попросил Сьюзен рассказать мне всю историю с момента знакомства с Мэнсоном в Хейт-Эшбери в 1967 году до настоящего времени. Лишь изредка я прерывал ее монолог, чтобы задать вопрос-другой.

– В ночь убийства Шэрон Тейт и остальных… не находились ли вы – ты, Текс или кто-то из остальных – под воздействием какого-нибудь наркотика, скажем ЛСД?

– Нет.

– А на следующую ночь, когда были убиты Лабианка?

– Нет. Ни тогда, ни раньше.

Что-то в Сьюзен меня озадачивало. Иногда она замолкала, слегка склонив голову на бок, словно прислушивалась к голосам, которые никто, кроме нее самой, не мог услышать.

– Знаете, – призналась наконец Сьюзен, – Чарли смотрит на нас прямо сейчас, он слышит все, о чем мы говорим.

– Чарли сейчас сидит в Индепенденсе, Сэди.

Она лишь улыбнулась, ведь я – посторонний, неверующий – никак не мог оказаться прав.

Глядя на нее, я думал: «Неужели это и есть наш основной свидетель? Неужели я буду строить доводы обвинения на показаниях этой странной девушки?»

Она была сумасшедшей. В этом я не сомневался. Возможно, с точки зрения закона она считалась вполне нормальной, но я видел, что она сумасшедшая.

Как и на прослушанной мною записи, Сьюзен признала, что била Фрайковски ножом, но отрицала свою прямую причастность к смерти Шэрон Тейт. Я провел сотни допросов и бесед; с таким опытом начинаешь нутром чуять, лгут ли тебе. Я понимал, что Сьюзен своими руками убила Шэрон, но не желает мне в этом признаться.

В тот же вечер мне пришлось расспросить еще полтора десятка свидетелей – Винифред Чепмен, офицеров полиции, первыми прибывших на Сиэло и Вейверли, Гранадо и людей из отдела дактилоскопии, Ломакса из «Хай-Стандард», коронера Ногучи и заместителя медицинского эксперта Кацуяму, Де Карло, Мельчера, Якобсона… И с каждым – свои трудности. Винифред Чепмен была постоянно чем-то раздражена, недовольна; она отказалась свидетельствовать о том, что видела какие-то тела, или кровь, или… Коронера Ногучи, известного болтуна, требовалось направлять, чтобы он не сворачивал в сторону от обсуждаемого вопроса. Рассказ Дэнни Де Карло не убедил присяжных на процессе против Бьюсолейла; нужно было сделать все, чтобы члены большого жюри поверили ему. Мне необходимо было в итоге сложить из этих разрозненных кусочков цельную картину.

Семь жертв, множество подсудимых: это дело не просто не имело (вероятно) прецедента, но и требовало многих недель подготовки. Из-за шефа полиции Дэвиса, поспешившего разнести весть о поимке подозреваемых, вместо недель у нас в запасе были считаные дни.

Я смог закончить лишь в два часа ночи, но мне еще предстояло привести в порядок заметки, подготовить четкие и ясные вопросы. Эта работа была завершена в половине четвертого утра, но в шесть я уже был на ногах. Через три часа мы должны были представить дела об убийствах Тейт и Лабианка перед большим жюри округа Лос-Анджелес.

5 декабря 1969 года

«Простите. Никаких комментариев». По закону, все процессуальные действия большого жюри содержатся в тайне, и ни Офис окружного прокурора, ни приглашенные свидетели, ни сами судьи не могут обсуждать факты, представленные на слушании, – но это не удержало журналистов от попыток что-то разузнать. В узкий коридор, куда выходят двери залов заседаний большого жюри, набилось не меньше сотни репортеров; некоторые вскарабкались на столы и от этого казалось, что они упакованы штабелями до самого потолка.

В Лос-Анджелесе большое жюри состоит из двадцати трех человек, избранных жребием из списков имен, переданных каждым из судей Верховного суда. В тот день присутствовал двадцать один из них, причем согласия двух третей было бы достаточно для получения обвинительного акта. Обычно сами процессуальные действия много времени не занимают. Обвинение представляет лишь столько доказательств своей правоты, сколько необходимо для получения обвинительного акта, и не более. Хотя в данном случае слушание затянется на два дня, «главный свидетель обвинения» расскажет свою историю «за один заход».

Адвокат Ричард Кабаллеро был первым свидетелем и показал под присягой, что он разъяснил своей подзащитной ее права. Вслед за этим Кабаллеро покинул зал: свидетелям не только не позволяется говорить в присутствии адвокатов, но и каждый свидетель выступает отдельно, не слыша других показаний.

Пристав вызвал Сьюзен Аткинс.

Члены большого жюри, семеро мужчин и четырнадцать женщин, смотрели на нее с нескрываемым любопытством.

Аарон сообщил Сьюзен об имеющихся у нее правах, включая и право не оговаривать себя саму, но та отказалась от всех прав. Затем я перешел к опросу и попросил ее вспомнить тот день, когда они познакомились с Мэнсоном. Это произошло более двух лет тому назад. Она жила в доме на Лион-стрит в Сан-Франциско, район Хейт-Эшбери, вместе со множеством других молодых людей, большинство из которых вовсю употребляли наркотики.

– Я сидела в гостиной, когда вошел мужчина с гитарой, и сразу же его окружили девушки. Песня, которая понравилась мне больше других, называлась «Тень твоей улыбки», и певец был будто ангел.

– Вы говорите о Чарльзе Мэнсоне?

– Да. И когда он закончил петь, мне захотелось привлечь его внимание, я спросила, можно ли мне сыграть на гитаре… и он передал мне инструмент, а я подумала: «Я не умею», а он посмотрел на меня и сказал: «Сможешь, если захочешь». Я оторопела, потому что он прочел мои мысли, и тут же я поняла, что он – тот, кого я ищу… опустилась на колени и поцеловала ему ноги.

Днем или несколькими спустя Мэнсон вернулся в дом Сьюзен и предложил ей прогуляться.

– Мы прошли пару кварталов до другого дома, и там он сказал, что хочет заняться со мною любовью. Ну, я призналась, что тоже не прочь, и он сказал мне снять одежду, и я сделала это, а в той комнате еще было большое зеркало, и он сказал мне подойти и посмотреть на свое отражение. Я не хотела, но он взял меня за руку и поставил перед зеркалом, но я отвернулась, и он сказал: «Повернись и посмотри на себя. В тебе нет ничего дурного. Ты прекрасна, и всегда была такой».

– Что произошло затем?

– Он спросил, занималась ли я когда-нибудь любовью с собственным отцом. Я поглядела, вроде как хихикнула и говорю: «Нет». А он спрашивает: «А ты когда-нибудь думала о том, чтобы сделать это?» Я говорю: «Да». А он говорит: «Хорошо, в таком случае, когда будешь заниматься любовью… вообрази, что я – твой отец». Я так и сделала, и это было просто замечательно.

Сьюзен призналась, что до встречи с Мэнсоном ей «чего-то не хватало». И добавила:

– Я отдала ему себя, а взамен он отдал мне меня. Он подарил мне веру в себя, способность признать в себе женщину.

Неделей (или около того) позже она сама, Мэнсон, Мэри Бруннер, Элла Джо Бэйли, Линетта Фромм и Патриция Кренвинкль вместе с тремя-четырьмя парнями, имен которых Сьюзен не помнила, покинули Сан-Франциско в старом школьном автобусе, из салона которого они вынесли почти все сиденья, заменив их яркими цветными коврами и подушками. Следующие полтора года они странствовали – к северу до Мендочино, в Орегон, в Вашингтон; на юг до Биг-Сура, Лос-Анджелеса, Мехико, в Неваду, Аризону, Нью-Мексико; наконец, снова в Лос-Анджелес, где останавливались в разных домах в каньоне Топанга, в Малибу, в Венисе и в конце концов – на ранчо Спана. По дороге к ним присоединялись другие – некоторые оставались надолго, большинство лишь на время. Если верить Сьюзен, в пути они изменили свое отношение к жизни и научились любить. Девушки занимались любовью с каждым из парней и друг с другом. Но Чарли – тот был абсолютной любовью. Хотя он не часто занимался с ней сексом – только шесть раз более чем за два года совместных странствий, – «он отдавал мне всего себя, без остатка».

– Ты любила его, Сьюзен?

– Я была влюблена в ореол света, и этот свет исходил от Чарли Мэнсона.

– Существовала ли грань, за которой ты не подчинилась бы ему?

– Нет.

Я закладывал фундамент для самой сути обвинений против Мэнсона: Сьюзен и остальные члены «Семьи» были готовы ради него на все, вплоть до убийства. Ему стоило лишь приказать.

– Что же такое было в Чарли, что заставляло вас, девушек, любить его и делать все, чего бы он ни пожелал?

– Чарли единственный мужчина, которого я когда-либо встречала… на этой планете… который был настоящим мужчиной. Он не позволил бы женщине возразить ему. Он не позволил бы женщине уговорить его сделать что-то. Он – мужчина.

Чарли дал ей имя Сэди Мэй Глютц, чтобы «я полностью освободила сознание и тогда сумела бы забыть все, что было со мною в прошлом. Если требуется изменить личность, самый простой способ добиться этого – сменить имя».

По словам Сьюзен, у самого Чарли было множество имен, он называл себя Дьяволом, Сатаной, Душой…

– Случалось ли, чтобы Мэнсон называл себя Иисусом?

– Он сам никогда так себя не называл.

– Называли ли вы его Иисусом? – После вчерашней беседы я ожидал, что Сьюзен уклонится от прямого ответа. Так она и сделала.

– Лично мне он казался человеком, напоминавшим Иисуса Христа.

– Считаете ли вы Чарли злым человеком?

– Если мы говорим о вашем стандарте зла, глядим на Чарли вашими глазами, то, пожалуй, да. Если же посмотреть на него с моей точки зрения, он столь же добр, как и зол, столь же плох, как и хорош. Такого человека нельзя судить.

Сэди не сказала прямо, что считает Мэнсона Христом, но выводы можно было делать самостоятельно. В то время я сам толком не понимал этого, но уже тогда было крайне важно дать какое-то объяснение, сколь угодно неполное, абсолютного контроля Мэнсона над собственными последователями. Каким бы невероятным ни казалось услышанное заседателям, взрослым солидным людям, это не пойдет ни в какое сравнение с тем, что им еще предстоит узнать о тех двух кровавых ночах.

Я постепенно подводил к этому, попросив Сьюзен описать ранчо Спана и жизнь «Семьи» на этом ранчо; спросил, как они находили пропитание. Люди дарили им всякие вещи, отвечала Сьюзен. Кроме того, они побирались.

– Супермаркеты по всему Лос-Анджелесу каждый день выбрасывают прекрасную пищу, – пояснила Сьюзен, – свежие овощи, иногда картонки с яйцами, просроченные упаковки с сыром, вполне свежие, и мы, девушки, совершали такие «мусорные рейсы».

Де Карло рассказал мне об одном таком рейсе, когда, к изумлению служащих супермаркета, девушки подъехали к мусорным бакам на «роллс-ройсе», принадлежащем Деннису Уилсону.

Они также занимались мелкими кражами – кредитных карточек, других вещей.

– Это Чарли подсказал вам красть?

– Нет, я сама так решила. Я… мы были запрограммированы на подобные вещи.

– Программировал сам Чарли?

– Да, но мне сложно это объяснить так, чтобы вы поняли… так, как я сама это понимаю. Слова, которые выходят изо рта Чарли, не идут изнутри него самого; [они] появляются из того, что я назвала бы Бесконечностью.

И порой, по ночам, они совершали вылазки «тайком-ползком».

– Объясните заседателям жюри, что вы подразумеваете под этим.

– Потихоньку красться, чтобы никто не увидел и не услышал… В темной одежде…

– То есть залезать по ночам в чужие дома?

– Да.

Они выбирали дом наугад, где-либо в Лос-Анджелесе, и проникали внутрь, пока хозяева спали; на цыпочках или ползком они тихонько обходили все комнаты, порой передвигая какие-то предметы, чтобы после пробуждения обитатели дома не нашли бы их на привычных местах. У каждого был при себе нож. Сьюзен сказала, что занималась этим «потому, что в „Семье“ этим занимался каждый», и ей был необходим опыт ночных вылазок.

Я не сомневался, что члены жюри сочтут тайные экспедиции генеральными репетициями убийств.

– У вашей группы есть какое-то название, Сьюзен?

– Между собой мы называем себя «Семья». Но наша семья не похожа на любую другую.

Кажется, я расслышал вздох кого-то из заседателей: «Слава богу!»

– Сьюзен, восьмого августа года вы жили на ранчо Спана?

– Да.

– Сьюзен, отдавал ли Чарли Мэнсон вам лично и любым другим членам «Семьи» какие-либо распоряжения в указанный мною день?

– Неприпомню, чтобы я получала от Чарли какие-то другие распоряжения, кроме одного. Я должна была подыскать себе смену темной одежды и нож, а потом точно выполнять все, что мне скажет Текс.

Сьюзен указала Уотсона, Кренвинкль и Касабьян на фотографиях, а затем подтвердила, что все четверо покинули ранчо на старом «форде». Чарли помахал им вслед, когда они выезжали с ранчо. Сьюзен не заметила точное время, но было уже темно. На заднем сиденье лежали кусачки для проволоки и веревка. У самой Сьюзен, а также у Кэти и Линды было по ножу; Текс взял пистолет и, как показалось Аткинс, еще один нож. Они уже выехали, когда, по словам Сьюзен, Текс сказал им, что они направляются «в дом на холме, принадлежавший Терри Мельчеру, и единственная причина, по которой мы выбрали именно этот дом, – Текс в общих чертах знал тамошнее расположение».

– Не сообщил ли Текс, зачем вы едете в бывший дом Терри Мельчера?

Ответ Сьюзен прозвучал деловито, без каких-либо эмоций:

– Чтобы убить всех, кто там есть, и забрать деньги.

– Итак, кто именно находится в доме, не имело для вас никакого значения; вы получили инструкции убить всех, кого увидите. Я прав?

– Да.

Они заблудились по дороге, но в итоге Уотсон все-таки нашел нужный поворот и вырулил на вершину холма. Текс вышел, залез на телефонный столб и кусачками перерезал провода (ДПЛА еще не поставил меня в известность о результатах тестовых надрезов, сделанных парой кусачек, найденных на ранчо Баркера). Когда Текс вернулся к машине, они съехали вниз, к подножию, и затем, прихватив с собою свертки с одеждой, поднялись уже пешком. Они не сунулись на территорию усадьбы через ворота, «потому что подумали, они ведь могут быть под напряжением или сигнализация сработает». Справа от ворот вниз уходил заросший кустарником пологий склон, и забор здесь был ниже. Сьюзен перекинула через него сверток, а затем перелезла сама, сжимая нож в зубах. Остальные последовали ее примеру.

Они складывали одежду в кустах, когда Сьюзен заметила огни подъезжавшего автомобиля. Он двигался по асфальтовой дорожке по направлению к воротам.

– Текс сказал нам, девушкам, пригнуться и молчать как рыбы. А сам пошел на свет, и мы потеряли его из виду… Я слышала, как он сказал: «Стой». Потом еще один мужской голос: «Пожалуйста, не надо, я ничего не скажу». А затем я услыхала выстрел, и еще один выстрел, и еще, и еще…

Четыре выстрела, а потом Уотсон вернулся и приказал девушкам идти за ним. Когда они дошли до машины, Текс сунул руку в окно и выключил фары; потом они откатили машину подальше от ворот, по той же подъездной дорожке.

Я показал Сьюзен фотографию «рамблера».

– Да, очень похожа.

Затем я показал ей сделанную полицейскими фотографию сидящего за рулем Стивена Парента.

– Эту штуку я и видела в машине.

Члены большого жюри в голос ахнули.

– Когда вы произнесли «штуку», вы имели в виду человека?

– Да, человека.

Жюри заглянуло в самое сердце Сьюзен Аткинс – и увидело там лед.

Они прошли по дорожке к дому, миновав гараж. Используя подготовленную мною схему, Сьюзен отметила, как именно они приблизились к окну столовой:

– Текс открыл окно, забрался внутрь и вскоре показался на крыльце.

– Все три девушки вошли в дом одновременно?

– Вошли только две из нас, одна осталась снаружи.

– Кто же остался?

– Линда Касабьян.

Сьюзен и Кэти присоединились к Тексу. На диване лежал мужчина (по фотографии Сьюзен опознала в нем Войтека Фрайковски).

– Он проснулся и вытянул руки, потягиваясь. Мне кажется, он решил, что откуда-то в доме оказались его друзья. Он спросил: «Который час?» Текс подпрыгнул к нему и ткнул в лицо пистолетом со словами: «А ну тихо. Не двигайся, или ты покойник». Фрайковски сказал что-то вроде: «Кто вы такие и что вы тут делаете?»

– Что на это ответил Текс, если вообще ответил?

– Текс сказал ему: «Я Дьявол, и у меня здесь свои дьявольские дела…» После чего Текс приказал Сьюзен посмотреть, нет ли в доме еще кого-нибудь. В первой спальне она увидела женщину, читавшую книгу (по фотографии Сьюзен узнала в ней Эбигейл Фолджер):

– Она посмотрела на меня и улыбнулась, и я тоже поглядела на нее и улыбнулась ей.

И Аткинс продолжала обход. В следующей спальне она увидела двоих – мужчину и женщину. Мужчина сидел спиной к заглянувшей в комнату Сьюзен, на краешке постели. Беременная женщина лежала в кровати (Аткинс опознала Джея Себринга и Шэрон Тейт по фотографиям). Оба были поглощены разговором и не заметили ее. Вернувшись в гостиную, Сьюзен доложила Тексу, что в доме находятся еще трое.

Текс передал Сьюзен веревку и велел связать мужчину на диване. Когда она сделала это, Текс приказал привести остальных. Сьюзен вошла в спальню Эбигейл Фолджер:

– Я приставила ей к горлу лезвие ножа и сказала: «Вставай и иди в гостиную. Не задавай вопросов. Просто делай, что сказано».

Вооруженная ножом Кэти взяла на себя Фолджер, в то время как сама Сьюзен присматривала за двумя остальными. Никто не оказал сопротивления. У всех было одинаковое выражение на лице: шок.

Войдя в гостиную, Себринг спросил у Текса: «Что вы здесь делаете?» Текс велел ему заткнуться и приказал всем троим улечься на пол перед камином лицами вниз. «Ты что, не видишь, она беременна? – спросил Себринг. – Позволь ей сесть». Когда Себринг отказался «выполнять распоряжения Текса… Текс застрелил его».

– Вы своими глазами видели, как Текс стрелял в Джея Себринга?

– Да.

– Он стрелял из оружия, привезенного с ранчо Спана?

– Да.

– Что произошло потом?

– Джей Себринг упал у камина, а Шэрон с Эбигейл вскрикнули.

Текс приказал им молчать. Когда он спросил, есть ли у них деньги, Эбигейл сказала, что в спальне лежит сумочка, в которой есть немного. Сьюзен сходила вместе с ней забрать наличные. Эбигейл отдала ей семьдесят два доллара и спросила, не нужны ли кредитные карточки. Сьюзен отказалась. Когда они вернулись, Уотсон приказал Сьюзен найти полотенце и заново связать руки Фрайковски, но узел получился недостаточно крепкий. Сам Текс взял веревку и затянул на шее Эбигейл и Шэрон. Он перекинул свободный конец веревки через потолочную балку и потянул за него.

– Тут Шэрон и Эбигейл пришлось подняться на ноги, чтобы не задохнуться… А дальше кто-то из них спросил: «Что вы хотите с нами сделать?» – и Текс ответил: «Вы все умрете». И тогда они стали молить нас о пощаде.

– Что случилось затем?

– Текс приказал мне подойти к Фрайковски и убить его.

Когда Сьюзен занесла над ним нож, Фрайковски, сумевший высвободить руки, вскочил.

– Он сбил меня с ног, а я вцепилась в него, и тогда мы оба начали сражаться за собственную жизнь. Ему удалось схватить меня за волосы, он с силой рванул, и я крикнула Тексу, чтобы он помог мне, или хоть кто-нибудь, а Фрайковски – он тоже что-то кричал. Он как-то сумел оказаться у меня за спиной, а у меня в правой руке был нож, и я… я… я не знаю, во что я попадала, но я размахивала ножом и, помню, ткнула во что-то, может, раза четыре или пять подряд, куда-то за спину. Я не видела, куда попала.

– Но вам показалось, что в человека?

– Я прежде никогда не била ножом человека, просто нож втыкался во что-то – и все.

– Это «что-то» могло быть Фрайковски?

– Может, Фрайковски, или кресло, или еще что-то, – я не знаю, во что попадала.

Сьюзен внесла в свой прежний рассказ заметные изменения. Во время моей беседы с ней и на сделанной адвокатом записи она признавала, что ударила Фрайковски «четыре-пять раз в ногу». Кроме того, если она не лгала Вирджинии, то ей было прекрасно знакомо чувство, возникающее, когда вонзаешь в человека (Гэри Хинмана) нож.

Фрайковски бежал к парадной двери, «вопя во всю глотку, чтобы кто-нибудь помог ему». Текс догнал его и несколько раз ударил по голове «по-моему, рукоятью револьвера». Позже Текс сказал Сьюзен, что разбил револьвер о голову Фрайковски, и теперь им уже невозможно пользоваться[68]68
  Во Фрайковски дважды стреляли, но Сьюзен не помнила, когда именно это произошло, – поэтому точное время, когда раздались выстрелы, до сих пор остается неизвестным. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Очевидно, Текс держал наготове и нож, поскольку он начал бить им Фрайковски «изо всех сил, потому что тот продолжал сопротивляться». В то же самое время Эбигейл Фолджер высвободилась из веревочной петли и боролась с Кэти, Патрицией Кренвинкль…

Старшина жюри:

– Одному из заседателей необходимо выйти на несколько минут. Был объявлен короткий перерыв. На скамье заседателей я заметил не одно бледное лицо.

Сьюзен возобновила рассказ там, где он оборвался. По ее словам, она слышала чьи-то стоны. Текс подбежал к Себрингу, «наклонился над ним и с яростью принялся тыкать ножом ему в спину… Помню, как Шэрон Тейт сражалась с веревкой». Текс приказал утихомирить ее. Сьюзен рукой обхватила Шэрон за шею и силой принудила ее опуститься на диван. Та умоляла о пощаде.

– Я посмотрела на нее и сказала: «Мне не жаль тебя, женщина». И я знала, что говорю о себе, а вовсе не о ней.

– Упоминала ли Шэрон о ребенке?

– Она сказала: «Отпусти меня, пожалуйста. Я только хочу родить ребенка». Там был такой переполох… Текс подскочил, чтобы помочь Кэти… Я видела, как Текс ударил ножом Эбигейл Фолджер, и как раз перед ударом – наверное, за миг до того, как он ее ударил, – она посмотрела на него, опустила руки, обвела нас всех взглядом и сказала: «Сдаюсь. Делайте что хотите».

Я спросил у Сьюзен, сколько раз Текс ударил ножом Эбигейл.

– Только однажды. Она прижала руки к груди и упала на пол.

Затем Текс выбежал наружу. Сьюзен отпустила шею Шэрон, но продолжала сторожить ее. Вернувшись, Уотсон бросил Сьюзен: «Убей ее». Но теперь Сьюзен рассказала другую версию:

– Я не смогла. Чтобы Текс видел, что я не могу ее убить, я схватила ее за руку и держала за плечи, и тогда Текс ударил ее ножом в область сердца, в грудь. Шэрон упала с дивана на пол.

По нынешним показаниям Сьюзен, Текс лишь однажды ударил Шэрон Тейт, между тем заключение патологоанатомов насчитывает шестнадцать ножевых ран. В признании Ронни Ховард Сьюзен сказала: «Я просто втыкала в нее нож, пока та не перестала кричать».

Следующая сцена развернулась на газоне перед домом:

– Я увидела Эбигейл Фолджер, она согнулась пополам и повалилась на траву… Я не видела, как она вышла из дома… Текс подошел к ней и ударил ножом раза три или четыре – я не помню, сколько раз… – У Эбигейл Фолджер было двадцать восемь колотых ножевых ран. – Пока Текс занимался этим, мы с Кэти искали Линду, которой нигде не было видно… и затем Текс подошел к Фрайковски и пнул его в голову. Тело не шевельнулось, и мне кажется, в то время он был уже мертв. – Неудивительно: в Войтека Фрайковски дважды стреляли, тринадцать раз ударили тупым предметом по голове и нанесли ему пятьдесят одну колотую рану. – Текс приказал мне вернуться в дом и написать что-нибудь на двери кровью жертв… Он сказал: «Напиши что-нибудь такое, что потрясет мир»… Я и раньше участвовала кое в чем подобном [Хинман], видела там надпись «политическая свинка» на стене, и эта фраза запала мне в память…