Текст книги "Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев"

Глава 8
Искусство жизни

Нет ничего удивительного в том, что жизнь в Мидгарде казалась такой безопасной, несмотря на все превратности судьбы и непредвиденные обстоятельства. Человек стоял на ногах твердо и уверенно, не боясь всех этих существ из Утгарда, которые время от времени выбирались из мрака на Землю; он знал, что сражается на своей земле и имеет многочисленных союзников.

Однако за пределами своего мира человек бродит словно в потемках; каждый раз, прежде чем сделать шаг, надо было отгадать загадку из тех, что обычно предлагали великаны, а от ее решения зависела его жизнь. В Утгарде необыкновенно одаренный герой мог несколько дней продержаться живым и вернуться домой целым и невредимым, но жить там было невозможно. Если бы Мидгард был устроен так же и люди должны были бы прокладывать себе путь на ощупь, тогда великаны правили бы землей до скончания веков.

Теперь их власть прекратилась. Люди узнали душу всех вещей, узнали, что каждое существо имеет волю, добрую и злую; они познали природу ненависти и любви, научились использовать добрую волю и беречься от власти зла, они могли свернуть в нужном месте и в нужный момент заполучить то, что искали. Благодаря своей мудрости люди научились управлять душами вещей, животных и даже стихий, а там, где их власти было недостаточно, они тщательно разрабатывали планы своих действий, не опасаясь, что потерпят крах, как это часто случалось в стране демонов. Люди научили души вещей служить им, подружившись с ними. Растения, наделенные злой волей, способные пожрать человека изнутри, стали источником силы и исцеления для тех, кто познал их душу. Надо было только знать, как их правильно выращивать и употреблять после того, как они были сорваны. Люди поставили себе на службу камни, сделали их своими помощниками в тех случаях, когда надо было направить их разрушительную силу от себя, а всю добрую – к себе. Так, набираясь опыта и знаний, человек окружил себя укрощенными душами.

Нет, наверное, другой такой души, которая бы свидетельствовала о мудрости человека сильнее, чем огонь. О том, чем был огонь и чем он мог стать, говорят имена, которые он получал в разные времена. Его, как и волка, называет frekr (жадным, ненасытным), и благодаря этому имени он попал в компанию с «бесстыдным, прожорливым» зверем. «Укрощенный» и «прирученный» огонь стал главным помощником человека, что нашло отражение в народной мудрости: «Огонь – самый лучший из сыновей человека, огонь – отражение Солнца, воплощение здоровья и жизни без всякой вины». «Огонь защищает и помогает в болезни», – гласит другая древняя поговорка, и тот, кто знает кое-что о жизни народа и о той роли, которую играет огонь в благополучии человека и скота, хорошо понимает, сколь велико значение этого короткого высказывания. «Огонь питает жизнь», – говорит поэт. И своим преобразованием эта некогда неукротимая стихия обязана человеку; люди снова и снова приручают пламя, освящая его и ставя на службу Мидгарду. Древние ритуалы освящения огня ныне утрачены, но благодаря более поздним обычаям люди могут составить представление о них. В определенные праздники или тогда, когда потеря удачи требовала ее восстановления, члены общины собирались вместе и вызывали к жизни новый огонь, который затем разносили по всем домам. От новорожденного огня благословение переходило на овины и конюшни, на скот, людей и все селение. Так в очаге рождалась новая удача и новая жизнь.

Но это не означает, что жители Мидгарда целиком полагались на добрую волю душ; они не только умели пользоваться дружбой или благосклонностью других существ, но могли и силой заставить их подчиняться своей воле. Охотник знал, как надо организовать охоту, чтобы добыча от него не ушла, а пришла к нему по своей собственной воле, не таила на него зла и не мстила за то, что он ее убил.

Если человеку удавалось установить связь с чужой душой, то он получал ее всю. Человек далеких времен верил, что даже в малой частице тела какого-либо существа заключена жизнь, и не сомневался, что, съев или привязав эту частицу к своему телу, он поглотит душу это существа. Однако того же результата можно было достичь и с помощью духовных практик. Воспроизводя повадки, человек усваивал природу и становился обладателем всей души и тела нужного ему существа – или, по крайней мере, притягивал к себе часть. Человек мог проникнуть в сущность зверя, подражая его повадкам, имитируя его движения во время поиска добычи, его крик, его прыжки и даже, возможно, то, как он спаривается. Человек верил, что, действуя таким образом, он может заставить зверя подчиниться его воле.

Одной «идеи» достаточно, чтобы стать господином чьей-то души, если, конечно, человек сумеет зафиксировать эту идею в подходящей форме. Вероятно, истинным символом, в котором заключена душа, является название животного или сущности, его имя; и если требуется победить врага, следует применить чары. Некоторые опасные существа, стоящие на пути человека, открывают рты, чтобы проглотить, смотрят, пытаясь превратить в камень, но стоит сказать монстру: «Я знаю, как тебя зовут», и если человек действительно это знает, то чудовище бессильно падает или уползает прочь, бросая сердитые взгляды на своего победителя. Но истинное мастерство требует, чтобы человек знал все названия, которые обозначают привычки животного, его ярость и его уловки. Обладание требует реального знания и хорошего знакомства с предметом, или, иными словами, власти.

Тот, кто понимает природу вещей и знает, как избежать конфликта, способен не только подчинить себе живых существ, предметы и явления, но и вызвать прочное чувство солидарности, установив мир между собой и всем тем, что его окружает. Он даже может присоединиться к душе за пределами человеческого мира, навязав ей определенные обязательства по отношению к нему, со взаимными обязанностями, которые не оскорбят чести его дома. Впрочем, этого можно добиться, лишь соединив свою душу с душой животного в единое целое. Подобный союз создается взаимной передачей частиц души из тела в тело, вследствие чего возникает родственная связь. Вобрав в себя душу нового родича, человек приобретает право пользоваться его удачей, если в этом возникнет нужда. Германские народы хранят предания, о том, что люди перенимали силу животных, а также истории о силе чувств между назваными братьями.

Неподалеку от владений Эйрика Рыжего в Гренландии зимой появился большой белый медведь и стал нападать на людей. И когда Торгильс, гостивший в Браттахлиде, убил зверя, чтобы спасти жизнь своего маленького сына, все люди стали его благодарить. Молчал только Эйрик, и хотя он не возражал, чтобы люди использовали шкуру и мясо зверя, все поняли, что поступок Торгильса его оскорбил. Некоторые говорили, что Эйрик разделял «старинную веру» в медведя, тогда как Торгильс был христианином. Автор саги сообщает, что отношения двух мужчин после убийства медведя стали еще хуже, чем были до этого. Эйрик даже пытался погубить Торгильса.

Волка традиционно считали потусторонним животным, носителем зла, одним из чудовищ Утгарда, однако во все времена этот зверь был почитаем – перед битвой воины призывали дух волка, желая, чтобы тот вселился в их души и наделили силой и яростью. В языке германцев существовало два слова для обозначения волка: варг и ульв (у англосаксов «вульф»). Варг – это животное-демон; человек, изгнанный из фрита и бродивший по лесам, словно волк, под воздействием чар троллей мог превратиться в варга. Вульф – животное леса, друг короля, его именем часто называли людей. Широко распространенные фамилии Ульфинг, Ильвинг, Вольфинг свидетельствуют о том, что их далекие предки могли «сотрудничать» с этим зверем; они перенимали его привычки и вступали с ним в прочный союз. Такие люди-волки, несомненно, обладали волчьей натурой, силой волка и отчасти, его обличьем и нравом. Если верить намекам, встречающимся в древней литературе, можно предположить что Ильвинги[53]53
  Ильвинг – букв, волчонок.


[Закрыть] были волками в человечьем обличье. В «Саге о Вёльсунгах» говорится, как Сигмунд и его сын, юный Синфьётли, обернулись волками: «Сигмунд с сыном залезли в шкуры, а вылезти не могли, и осталась при них волчья природа, и заговорили по-волчьи: оба изменили говор. Вот пустились они по лесам, и каждый пошел своей дорогой»[54]54
  Здесь и далее «Сага о Вёльсунгах» цит. по изд.: Корни Иггдрасиля. М.: Терра, 1997. Сост. О.А. Смирницкая. Пер. Б.И. Ярхо (по изд. 1934 г., «Сага о Волсунгах).


[Закрыть].

Кетиль Лосось принадлежал к прибрежному племени, жизнь которого в значительной степени зависела от морской добычи. Его имя объясняется мифом, приведенным в семейной саге: юный Кетиль наказал обидчика, запустив в него рыбой, да так, что у того раскололся череп, а затем победил крылатого дракона. «Кетиль подумал, что не видал он такой рыбины или какого-нибудь другого чудовища и что предпочел бы иметь дело с множеством людей», – не без иронии отмечает автор. Заслужив таким образом расположение отца, юноша удостаивается имени, которое не только свидетельствует о его подвигах, но и указывает на связь между ним и рыбой. «Удача благоволит тебе, Кетиль, лосось так и просится на твою снасть, и потому имя твое как нельзя лучше отражает твою суть», – говорит старый Халльбьёрн, радуясь удаче сына («Сага о Кетиле Лососе»).

Другой рыболов по имени Отр из «Саги о Вёльсунгах» умел превращаться в выдру: «Он [Отр] был ловец великий превыше всех людей, и днем он ходил в образе выдры и все время плавал в воде и зубами ловил рыбу. Добычу относил он отцу, и было это тому большой подмогой. Очень он был похож на выдру; приходил вечером домой и ел, зажмурившись, и поодаль от всех, так как плохо видел на суше».

В «Саге об Инглингах» скальд изложил семейное предание о человеке-воробье: конунг Даг умел понимать язык птиц и имел воробья, который летал повсюду, принося своему хозяину сведения о том, что происходит в мире. Во время одного из своих полетов этот воробей сел на поля пшеницы и принялся клевать зерна, но тут крестьянин схватил камень и убил его. Когда Даг отправился туда с войском и подверг страну жестокому разграблению. Когда король переходил вброд реку, из лесу выбежал человек и метнул в него вилы. Так о смерти Дага говорится в «Саге об Инглингах»: «Когда поплыл / Искатель славы / За воробья / Мстить в Вёрви. / И принесли / Княжьи люди / Такую весть / На путь восточный: / Мол, не клинок / Настиг князя, / А кол кривой / Конского корма»[55]55
  Здесь и далее «Сага об Инглингах» цит. по изд.: Стурлусон С. Круг Земной. М.: Наука, 1980. Пер. М.И. Стеблин-Каменского.


[Закрыть].

Благодаря своему господствующему положению в природе человек мог сочетать души, наделяя одну из них свойствами другой. Он вселял душу в создания своих рук и наделял их качествами, необходимыми для действий. Привязав пучок перьев к стреле, он придавал ее полету точность птицы, а возможно, и умение птицы бросаться на свою добычу; точно так же он обретал птичью природу, украсив перьями свою одежду. Или он мог, используя свой талант художника, тешить себя изображением природы. Он высекал на мече змею, располагая «раскрашенного в кровавый цвет червя по краю» таким образом, чтобы его хвост обвивал рукоятку, и представлял себе, как меч «кусает врага». Или, используя свое умение петь, он пел о том, каким должен был быть меч. Он закалял сталь в огне, ковал меч с большим искусством и умением, натачивал его, украшал и писал на нем: пусть он будет змеем, который кусает, и огнем, который сам прокладывает себе путь. Также он строил себе судно, раскрашивал его, украшал нос резной фигурой и повелевал кораблю идти уверенным шагом коня, ступающего по воде. Естественно, одних слов было недостаточно, если творцу не сопутствовала удача.

Поэт – человек, обладающий огромной удачей. У него больше удачи, чем у любого другого человека – его слова способны влиять и на людей и на природу, повелевать ими. Мы, привыкшие к одностороннему взгляду, склонны видеть лишь эстетический аспект его произведений; словно все его искусство заключалось в том, чтобы описать, как боевой змей вылетает из руки воина и вонзается в тело врага; как сияет боевое пламя, когда герой подбрасывает его вверх и убивает людей при каждом ударе; как боевые птицы – стрелы – слетают, распевая, с кормы корабля; как морские кони скачут по лугам, где пасутся стада рыб. «Морской конь» в данном случае не сравнение, поэт вовсе не хочет сказать, что корабль похож на коня, – нет, судно так и остается судном; оно не скачет по волнам, как по «жесткобугристой» дороге, – морские кони без устали несутся по волнам:

 
Долго плыть пришлось мне.
Часто против ветра
направлял я смело
бег коня морского.
 

(Эгиль Скалагримссон. «Отдельные висы»)

Поэтический образ воина как древа битвы, которое старательный скальд вставляет повсюду, по-видимому, появился на Севере; по крайней мере, в поэзии других германских народов его нет. Но скандинавское оно или нет, образ этот, бесспорно, весьма древний:

 
Ясень вьюги ратной [воин]
Явно оным равен.
Кто Сигхвата судит,
Сам и примет сраму.
 

(Сигхват Тордарсон. «Отдельные висы»)[56]56
  Цит. по кн.: Поэзия скальдов. Л., 1979. (Литературные памятники.) Пер. С.В. Петрова.


[Закрыть]

Поэты более поздних времен предпочитали изображать воинов в качестве деревьев, противостоящих шторму битвы и яростно размахивающих руками, по стволу которых течет кровавая роса. В драпах говорится, что воин – это прочно укоренившееся в землях дерево с толстым стволом, которое способно выдержать многочисленные удары топором, не сломавшись. Описание ясеня, приводимое в руническом каталоге, как нельзя лучше характеризует это легендарное дерево: «Твердо [стоит] на земле, держится за свое место даже после того, как на него напало множество людей». Здесь встречаем игру слов – стойкое дерево ясень и непобедимое копье из ясеня. Нет сомнений в том, что поэт был человеком большой удачи, поскольку он наградил своего вождя образом души, главным качеством которой является упорная стойкость ясеня. Красота поэтической фигуры заключается в ее истинности – ибо если метафора не выражает реальности, то грош ей цена.

Как бы ни был воинствен древний народ Севера, основополагающей идеей его культуры был не конфликт и не господство, а примирение и дружба. Человек мечтал заключить мир с животными, деревьями и стихиями, которые он хотел влить в себя, так чтобы провести границу между своей собственной жизнью и жизнью окружающей природы было уже невозможно. Однако и в те далекие времена потребности его не ограничивались лишь тем, что необходимо для выживания. Его «дружба душ» распространялась не только на те существа, которые были необходимы ему для поддержания жизни или представляли смертельную опасность, человек стремился заключить союз и с более высокими материями.

Обрядовую сторону жизни, да и саму жизнь человек организовывал в соответствии с движением звезд, сменой времен года, а также ориентируясь на небесные знамения и процессы, происходящие в природе. В ритуальных действах, приуроченных к сезонным празднествам или большим событиям, люди воссоздавали сцены космогонического характера, обращались к душам небесных светил и стихий, силам природы. Эти действа, фрагментарно отображенные в поэтическом наследии, мифах и легендах, свидетельствуют о том, как важно было для наших предков поддерживать свое духовное существование на должном уровне.

Следы ритуальной жизни наших предков, дошедшие до нас, очень скудны, но и их вполне достаточно, чтобы показать, что древние люди общались и с высокими, и с низкими материями – от небесных тел до земляного червя. Они могли найти себе друзей среди зверей и растений, как мы уже имели случай убедиться. Их жизнь была одновременно солнечной и лунной. Солнце было настолько важно их жизни, что являлось главным ориентиром во времени и пространстве. Если хочешь добиться успеха в каком-нибудь деле, делай это в соответствии с движением солнца – с востока на запад. Шведский король совершал Эриксгату (Eriksgata, «Дорога Эйрика») – триумфальное шествие по всем городам королевства – в соответствии с движением солнца. Точно так же, с востока на запад, вероятно, люди несли огонь, когда освящали новое жилище или приступали к обработке новых земель.

В период, когда Исландия активно заселялась и свободных земель становилось все меньше, было решено, что ни один человек не может взять себе больше земли, чем та, которую он сможет обойти с огнем за один день. Церемония происходила следующим образом: на рассвете надо было разжечь костер, пройти какое-то расстояние и разжечь новый, но в таком месте, откуда еще был виден дым предыдущего, и продолжать «обход с огнем» до тех пор, пока не зайдет солнце. В том месте, где человека застал закат, нужно было разжечь последний костер.

Солнце руководило даже делами повседневной жизни. В пиршественном зале рог, из которого пили, передавался только посолонь, то есть по ходу солнца. При обычных обстоятельствах люди обходили дом, двигаясь с востока на запад, тогда как в сакральных местах следовало поступать наоборот, если судить по отрывку из «Саги о сыновьях Дроплауг». Грим и Хельги заблудились во время пурги и не имели никакого понятия, где они находятся, пока не наткнулись на стену дома; они обошли его по ходу солнца и обнаружили, что это капище, где Берси Умник приносил жертвы старым богам. Берси решил, что обход вокруг капища посолонь и вызвал бурю, продолжавшуюся целых две недели. Если же супротив солнца обойти человеческое жилище, можно направить силы природы против людей, живущих в нем, или даже навлечь беду на все селение. В Исландии ведьмы, обойдя дом, могли вызвать разрушительные оползни. Колдунья Гроа, имевшая зуб на влиятельных сыновей Ингимунда, приготовила пир смерти и разослала приглашения своим жертвам, но, как обычно, удача и мудрость семьи оказалась сильнее колдовства – Торстейн увидели во сне, что их ждет, и не явились на пир. Гроа обошла после заката вокруг своего дома, двигаясь с запада на восток, посмотрела на вершину горы, помахала тряпицей, в которую она завязала свое золото, и воскликнула: «Пусть же свершится то, что было задумано». На дом сошла лавина, погребя под собой множество людей («Книга о занятии земли»).

Тем же способом воспользовалась и Аудбьёрг, желая отомстить Бергу Коротконогому за то, что он унизил ее сына. Ночью она не могла уснуть от горя. Ночь была тихой, ясной и морозной. Она вышла на улицу, обошла свой дом против солнца, подняла голову и презрительно фыркнула на все четыре стороны. Погода сразу же переменилась, поднялся ветер, началась оттепель, и на дом Берга сошла лавина, погреби под собой двенадцать человек («Сага о Гнели»).

Для тех, кто знал законы магии, движение против солнца, вероятно, не оказывало пагубного влияния; оно даже могло, если его правильно направляли, помочь человеку. В одной из саг позднего времени говорится о человеке, которому удалось прекратить бурю, пройдя по кругу, который образовали его товарищи, против движения солнца. То, что он посчитал нужным в это время говорить по-ирландски, вероятно, означало, что сама культура закончилась, забрав с собой в могилу истинное знание, и пришло время, когда мистицизм должен быть заменен на практическое знание или спекулятивную абракадабру. И этот процесс, вероятно, был продиктован самой культурой.

Тесную связь человека и солнца отмечал также и закон. Юридические сделки и действия считались действительными только в том случае, если они совершались при свете солнца или в середине дня. В шведских законах клятвы, данные ночью, после того как солнце опустилось за лес, считались недействительными. Убийство, совершенное ночью, каралось смертью, и причину этому не надо было искать в том, что убийца хотел совершить свое злодейство тайно от других. То, что делается в темноте, коренным образом отличается от того, что совершается в союзе с солнцем или под его властью. Аринбьёрн, желая уберечь Эгиля от расправы, напоминает конунгу Эйрику, своему господину, что «убийство ночью – это низкое убийство»; на такой подлый поступок способен лишь человек без чести, ибо это подрывает моральные устои и лишает удачи. Ночное убийство выявляло в характере человека моральный изъян, или, как говорили древние, душевную грязь. Считалось также, что в ночное время в человека мог вселиться злой дух, который временно ослаблял его разум.

Что касается луны, то Тацит сообщает нам, что она управляет народными собраниями; люди собирались на заседания суда во время новолуния и полнолуния и «во всех других делах считали это время самым удачным для начала каких-либо действий». Наблюдения Цезаря, касающиеся выбора германцами дней, также очень интересны: «Ариовист и его люди знали, благодаря пророческим предупреждениям женщин, что нельзя рассчитывать на победу, если начать битву до новолуния». Мы можем без труда пополнить список этих предрассудков современными народными поверьями с их сотнями правил по поводу того, что нужно делать во время растущей луны и какие дела нужно отложить до того времени, когда луна начнет убывать. Если соблюдать осторожность, то можно почерпнуть очень много мудрых советов из этого засоренного колодца. Мы узнаем, что влияние луны не ограничивается лишь делами общественной жизни, но пронизывает все существование людей, даже в повседневных делах. К сожалению, древнее знание о влиянии луны в наши дни утеряно, и ее характер представляет для нас неразрешимую загадку. Мы знаем лишь то, что по движению луны люди определяли календарное время и то, что, согласуясь с ее фазами, начинали или откладывали дела, ибо удача прибывала и убывала с луной.

Солнце, как и луну, обожествляли, почитали источником жизни и стремились завоевать его благосклонность. Люди поглощали и фиксировали в себе солнечную энергию, благодаря которой они приобретали власть и удачу. Заключая союз с душами небесных светил, животных, природных стихий и объектов, человек сплетал сеть родственных отношений, обеспечивая себе тем самым фрит со всем миром. Пребывая во фрите со всеми, человек ощущал силу своей удачи и не страшился мрака Утгарда.

Норвежцы говорят, что было время, когда весь мир был лишен удачи, когда великаны делали с ним что хотели, считая себя господами всего сущего. Но их прогнало племя сильных и мудрых, и с тех пор чудовища живут за пределами Мидгарда, грызя кости и кусая себе пальцы от досады. Так земля отделилась от неземли, удача от неудачи. Порядок и красота этого «светлого мира» не появились сами собой, они были принесены стараниями богов и героев. Говорят, что первое истребление великанов спровоцировали боги, они убили самого главного великана, и сотни его потомков утонули в его крови, а остальных боги выгнали из Мидгарда. Но даже в наши дни надо очень тщательно охранять границы двух миров. По сей день то один, то другой обитатель Утгарда, выбравшись из мрака, пытается подчинить солнце и луну своей власти; по сей день Тор обходит границы Мидгарда, проверяя, все ли спокойно.

Этот взгляд норвежцев разделяют люди в других частях света. Автор «Прорицания вёльвы», средневековый философ, который имел свои собственные идеи, но брал материал из древних мифов, оставил нам рассказ о государстве на небесах, каким оно было до того, как проявились организующие силы: «Солнце не ведало, / где его дом, / звезды не ведали, / где им сиять, / месяц не ведал / мощи своей».

В форме легенд, которую приобрел миф, когда их превратили в истории философы новой религии, казалось, что судьбоносное сражение произошло между богами и великанами, в то время как жители Земли, затаив дыхание, смотрели на него. Поэт ведет свой рассказ в прошедшем времени, словно все уже закончилось; по подбору слов можно подумать, что слушатели чувствуют себя в полной безопасности, вспоминая момент, когда судьба мира висела на волоске, но в конце концов победа оказалась на правильной стороне. Но литературная форма, которую мифы обрели в руках поэтов в эпоху викингов и позже, затуманила истинное значение, которое было хорошо понятно слушателям в ту пору, когда эти легенды декламировались на пирах и иллюстрировались или, скорее, дополнялись ритуалами и церемониальными обрядами. Борьба ведется ежедневно, в самом центре человеческого мира, и ни один человек не может быть уверен, что ему удастся сохранить свет и тепло, если он и его друзья с помощью той или иной церемонии не будут укреплять связи между собой и поддерживать горящие высоко в небе огни. Если союз ослабнет хоть на мгновение, небесные светила потеряют дорогу, и тогда воцарится тот ужас, который описал автор «Вёлуспы».

Опасности, которая угрожающе нависла над землей, подвергается всякая душа в Мидгарде. Несмотря на все силы безопасности, существует очень грустный факт, что все сущности обладают потенциальной враждебностью; что они могут вырваться на свободу и стать неуправляемыми. И это время от времени происходит, когда люди не могут удержать себя и свою удачу, а с ними – и свой союз с окружающей их средой. Тогда тучные поля становятся бесплодными, скот выходит из повиновения, деревья становятся носителями несчастья; рыба плотными косяками уходит в море, а воды обрушиваются на землю. Для того чтобы сохранить мир на земле, люди должны беречь честь, сохранять твердость духа, чтить традиции и исполнять обряды.

Ни Мидгард, ни человек не могли существовать без тесных связей между собой и другими объектами природы. Если правильно читать мифы, то мы поймем, что человек создал обитаемый, упорядоченный мир среди хаоса и для того, чтобы выжить, он должен всегда поддерживать связь со всеми душами на свете и постоянно воспроизводить в мире созданный им порядок. Примитивный человек обладал чувством защищенности, но только потому, что хорошо знал, как создавался этот порядок в мире и как его надо охранять.

Человеку никогда не удастся обнять все существа и включить все объекты природы в круг своих симпатий и понимания. Существа, оставшиеся за пределами его мира, на границах реальности, стали угрожающей и нарушающей порядок силой. Через весь культурный мир проходит раскол, отделяющий теплую, дружелюбную реальность от холодного, чуждого, неизведанного мира, удачливых от неудачливых. И все люди в глубине души испытывают страх перед неизвестным, чувство, которое, будучи на первый взгляд простым и понятным, при более тщательном рассмотрении ведет человека вниз, в глубину всех глубин. Это беспокойство порождается тем, что человек не имеет возможности оценить опасность. Однако страх неизвестного в реальности простирается далеко и не ограничивается лишь опасением потерять какую-то часть тела или саму жизнь; он превращается в болезненное ожидание того, что человека в любой момент может охватить отчаяние; ибо там, где души тем или иным способом не связаны друг с другом, человек должен быть готов к тому, что враждебные существа могут ударить с катастрофической силой. Силы, которые исходят из враждебных источников, совсем другого рода, чем человеческие, и действуют совсем по-другому, так что попавший под их удар может почувствовать его только тогда, когда вред уже нанесен, и в любом случае не имеет средств для защиты, которые помогли бы предотвратить трагедию.

Линия разграничения проходит по всем культурам, но она смещается от одного народа к другому, и совершенно невозможно определить, какие существа обитают по обе стороны от границы. Естественно, пустыни и пахотные земли, высокие горы или дикие леса и плодородные поля всякого рода отделяются друг от друга очень четко. Однако причину, объясняющую, почему одно животное является частью сообщества, а другое – изгоем, нужно искать в индивидуальном опыте каждого народа. В одном месте змея – это священное животное, в другом – проклятая тварь; так обстоит дело в Северной Европе, где всякое пресмыкающееся считается порождением Утгарда. Позже в мифологии появляется волк Фенрир, змей Мидгарда Ёрмунганд и Хель – смерть; их матерью называют великаншу по имени Ангрбода: «Сидела старуха / в Железном Лесу / и породила там / Фенрира род; / из этого рода / станет один / мерзостный тролль / похитителем солнца. / Будет он грызть / трупы людей, / кровью зальет / жилище богов; / солнце померкнет / в летнюю пору, / бури взъярятся»[57]57
  Прорицание вёльвы. Пер. А.И. Корсуна.


[Закрыть].

Главным в этой конструкции был тот факт, что волк Фенрир, змей Ёрмунганд и Хель появились на свет в Железном лесу, в мире чудовищ, где нет удачи.

Раскол продолжается и в мире людей. Человечество состоит из семей и племен, с которыми общается наш народ, ибо сотрудничество обозначает постоянный обмен миром, честью и удачей; вне этого мира живут «чужие». Чужие – это совсем другой тип людей, поскольку никто не знает, что у них на уме и на что они способны. Иногда их называют колдунами, но это слово только подчеркивает тот факт, что их дела похожи на дела демонов и троллей, они темные и непредсказуемые, и никогда не знаешь, чего от них ждать. Единственный способ победить их – это лишить их удачи, чести и ума (в данном случае – обхитрить, обмануть). Люди могут воевать друг с другом, общество может быть разделено на враждующие партии, но эта борьба ведется по честным правилам; зато с чужими люди воюют постоянно, и способы этой борьбы нужно постоянно изменять, поскольку демоны исключительно изобретательны и проявление великодушия по отношению к ядовитым и диким тварям неуместно.

Всем известно, что Утгард полон злых чар и несчастий, и тот страх, с которым люди смотрят на пределы человеческой жизни, в конце концов, совсем другого рода, чем страх ведовства, рожденного в своем доме. Ибо когда член сообщества разрывает духовную связь со своими братьями или когда человек, занимающийся черной магией, поселяется на границе земли и неземли, его присутствие парализует волю и силу людей, словно присутствие инкуба. Его деяния и даже мысли создают постоянную опасность для удачи жителей этих мест; они, сами не понимая почему, начинают ссориться с соседями, а почвы в их краях теряют плодородие. Присутствие таких людей разрушает духовную безопасность, создает брешь в космосе, как если бы небесные светила и сама Земля стали вести себя непредсказуемо. Чтобы сохранить мир, человек должен уничтожить и убрать всех колдунов вместе с их жилищами и вещами. Граница, отделяющая человечество от магов, прочерчена очень четко, поскольку не зависит от всех внешних оценок черного и белого; ее невозможно стереть, даже если колдуны и маги будут вести себя как обычные люди.

Из северных саг и сказаний мы узнаем, что практики колдуна не сильно отличались от ритуалов простых людей, когда он изменял до неузнаваемости свой облик или наводил чары, создавая оптические иллюзии. Он мог научиться ведовству у соседних племен – например, у лапландцев, но в целом делал то, что придумали когда-то люди его народа. Его ненавидели за то, что он занимался чародейством под покровом ночи, в уединенном месте; он был чужаком, стоявшим отдельно ото всей общины, и потому в его поступках всегда отсутствовала удача.