Автор книги: Вильгельм Грёнбек
Жанр: Культурология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 23 (всего у книги 44 страниц)
Королева Вальхтеов также одарила героя: «Ласковым словом, / чашей медовой / был он привечен, / а также пожалован / двумя запястьями / златовитыми / да украшением / – кольцом ошейным, / какого в жизни / я и не видывал».
Это описание вовсе не кода, в которой мягко рассеивается прежнее возбуждение и мысли возвращаются к повседневным делам. Празднование в Хеороте и радость при виде золота являются ключевым моментом, объединяющим разные сцены поэмы в единое целое. Нам, привыкшим к тому, что рассказ в поэме заканчивается в тот момент, когда герой сокрушает последнего из своих врагов или демонов, странно видеть, что в древние времена – и не только на севере Европы – поэты изображали празднование победы, создавая тем самым новое напряжение; половина всей поэмы была посвящена триумфу, празднованию и играм.
И поэт остается верным себе, даже в мелочах. Он испытывает радость при описании золота и богатств, людей, которые даруют и которые принимают дары, и его образы и фразы снова и снова повторяют предыдущие. Благодаря эпическим поэтическим формулам, в поэме о Беовульфе беспрестанно и громко звенит золото, король «дробит» кольца, раздает сокровища, его люди жаждут золота, а зал – это место, где слышно, как король битв раздает кольца под звуки радостных криков: и все это совершенно искренне, поскольку эти образы принадлежат к традиционной речи сказителей.
Впрочем, сердце германца или грека радовалось и тогда, когда он получал в дар медный котел или серебряное запястье. Залогом дружбы между Одиссеем и феаками стали медные котлы, треножники и одежды из тонкой шерсти.
Получив в дар все эти прекрасные вещи, Одиссей воспрянул духом и с новыми силами устремился домой. А когда очнулся ото сна на пустынном берегу Итаки, первым делом пересчитал утварь и прочие подарки:
У германских народов любовь к золоту нашла еще более патетическое выражение. Беовульф, в час своей смерти, понимая, что время его земной удачи подошло к концу, пожелал осмотреть, на месте ли сокровища, которые он завоевал: «Спеши, о мой Виглаф, / сойди под землю, / в тайник курганный / под серыми скалами / (дракон, лишенный / своих сокровищ, / лежит, недвижный, / сраженный в сердце); / и я, увидев / казну издревнюю, / насытив зренье / игрой самоцветов / и блеском золота, / возлягу рядом / и без печали / жизнь покину / и власть земную».
Героическая жажда золота жила в душах людей, не завладевая, впрочем, всей душой и не иссушая разума. Эгиль, который, вероятно, был самым глубоким и, несомненно, самым человечным персонажем древнего времени, этот Эгиль, в тех фрагментах, что дошли до нашего времени, сохранил для нас «песнь песней», посвященную золоту. Любовь к благородному металлу придавала особую экспрессию чувству дружбы, и мы чувствуем ее в тех стихах, где Эгиль скорбит о гибели Аринбьёрна, своего доброго друга, и воспевает его щедрость:
Златолюбие тевтонов было велико, но и щедрость их была не менее впечатляющей. В короле это качество должно было, по необходимости, быть таким грандиозным, чтобы никто не сомневался, кого называют «дарителем сокровищ». Самое худшее, что можно было сказать о правителе, это то, что он скуп. Сыновей Эйрика Кровавая Секира ненавидели и презирали по всей Норвегии потому, что они хранили свои деньги, зарыв их в землю, «подобно ничтожным крестьянам». Частью королевской удачи было желание и умение одарять своих подданных сокровищами; так люди в поэме «Беовульф», узнав о скупости короля, сделали вывод, что его пожирает изнутри отсутствие удачи. В монархической Норвегии, вероятно, считалось, что присвоение себе привилегии щедрости является узурпацией королевских прерогатив, но щедрость в определенной степени была необходима всякому большому человеку. По мнению северян, она служила свидетельством того, что человек считает свою удачу такой большой, что способен укрыть под своим крылом множество людей.
Эти два противоположных качества, характеризующие отношение северян к золоту и богатству, никак не смягчались индивидуальной психологией. Любой из них по отдельности мог достичь совершенства, почти неведомого нам, не обращая внимания на суждения других; щедрость вовсе не осуждала и не отменяла любви к золоту, даже если она доходила до того, что мы называем жадностью. Когда радиусы проходят почти параллельно друг другу, центр находится очень глубоко. Самые резкие контрасты в жизни людей отмечают глубочайшее единство.
Люди очень жалели, что золото не обладает способностью лечить болезни. В «Саге о Вёльсунгах» находим такие слова: «Дайте ей золота и усмирите этим ее гнев» – так Гудрун, плача, жаловалась Сигурду, что Брюнхильд вынашивает планы мести, и все с ужасом ждали, чем кончится дело. Но Брюнхильд была выше всех женщин и презирала их слабости, поэтому ее не могли тронуть обещания озолотить ее.
Зато Эгиль нашел успокоение в золоте – оно помогло ему пережить потерю брата Торольва. После битвы при Винхейд скальд, сгорая от гнева, сидел на пиру в зале короля Адальстейна, не выпуская из рук оружия. Эгиль то вынимал, то снова вкладывал свой меч в ножны, сердито двигая бровями; он не стал пить, когда ему поднесли кубок с брагой, пока наконец Адальстейн не снял большое красивое запястье со своей руки и не передал ему через огонь на острие меча. Эгиль протянул свой меч и принял дар. Только тогда брови Эгиля расправились и он смог насладиться брагой. Адальстейн прибавил к кольцу еще много серебра, и Эгиль обрадовался этому. Он разразился стихами, каждая строчка в которых говорит о его противоречивом нраве:
Но с таким же успехом подарок мог внушить и ненависть к тому, кто его дарил, если он был преподнесен в неподходящее время. Мы тоже порой чувствуем себя оскорбленными, если случайный знакомый ищет нашей дружбы с помощью подарков, полагая, что его собственного желания заключить союз достаточно, чтобы пробудить ответ в нашей душе. Но мы чувствуем здесь нечто большее – взрыв гнева, внешнее проявление ненависти и неприязни, говорящее о том, что в душе этот человек испытывает страх. Ненависть находит самое яркое проявление, когда человек получает нежеланные подарки от короля.
Когда Кьяртан, впервые встретившись с Олавом Трюггвасоном, принял от него в подарок пурпурный плащ, его друзья выразили свое неодобрение тому, что он, не задумываясь о последствиях, унизил себя, отдав себе под власть конунга и его дружбы («Сага о людях из Лососьей долины»). В других случаях люди, принявшие подарки конунга, получали презрительные клички рабов. Но и сам король взрывался, когда кто-нибудь пытался унизить его и возвысить себя, предлагая ему «дружеский подарок».
Последствия получения неуместного подарка хорошо описаны в истории об Эйнаре и Эгиле. Молодой скальд Эйнар по прозванию Звон Весов однажды посетил дом своего более знаменитого собрата, также скальда, но, не застав его дома, оставил в качестве подарка прекрасный щит, полученный от ярла Хакона Сигурдссона. Увидев подарок, Эгиль пришел в ярость, ибо теперь, согласно обычаю, ему пришлось бы сочинить хвалебную драпу в честь Эйнара. Эгиль так рассвирепел, что был готов вскочить на коня и расправиться с Эйнаром, однако тот был уже слишком далеко. Что же оставалось делать Эгилю? Скальд сидел с подарком, не зная, как от него избавиться, и… все-таки сочинил хвалебную вису:
Следует добавить, что дружба Эгиля и Эйнара продолжалась до их смерти, а щит оставался у Эгиля до тех пор, пока не пришел в негодность, упав в чан с кислым молоком («Сага об Этиле»).
Гнев Эгиля вызвала вовсе не ценность подарка; в нем было нечто иное, что он ощущал, прикасаясь к щиту. Вручение подарка означало нечто большее, чем передача вещи из одних рук в другие; подарки имели внутреннее значение, которое зависело от отношения получателя к дарителю. Иногда оно выражалось в имени, которое передавалось вместе с оружием и ценностями. В Исландии к этому имени обычно прибавляли суффикс «наут» (nautr) производное от глагола «ньёт» (njota) – пользоваться. Это слово выражало духовную связь между вещью и ее первоначальным владельцем. Более глубокое значение, содержавшееся в нем, мы можем понять с помощью англосаксонского выражения «вепна неолан» (woepna neolan), которое находим в поэме «Битва при Молдоне»: «владеть этим оружием с пользой». Судьбоносное кольцо, которое Локи забрал у Андвари, получило в саге имя Андваранаут; а в реальной жизни оружие или платье, полученное из рук короля, называлось Конунгснаут.
Подарок несет в себе нечто от прежнего владельца, и его прежнее существование, хочет этого новый хозяин или нет, обязательно себя проявит. Меч, подаренный королем, не только отличается острым лезвием и особенно красивой рукоятью – он и бьет с удачей. Чтобы узнать, какие чувства испытывал тот, кто получил подарок, мы должны вернуться в то время, когда эта вещь еще принадлежала клану, и понять, как к ней относились тогда. Когда Глум прощался с отцом своей матери Вигфусом, жившим в Норвегии, тот подарил ему плащ с меховым воротником, секиру и меч, прибавив: «Я чувствую, что больше уже не увижу тебя, и дарю тебе эти ценные вещи; пока они будут с тобой, я буду спокоен – с тобой ничего плохого не случится, но если ты с ними расстанешься, то попадешь в беду».
И Глум, и его родственники были не одиноки в своей вере в наследство. Когда он позже подарил дедовы плащ, секиру и меч своим лучшим друзьям, в благодарность за то, что они помогли ему в борьбе с соседями, его противники решили, что пришло время расквитаться с ним. И они не ошиблись – первый раз в своей жизни Глум потерпел поражение. А с ним его навсегда покинула удача; по крайней мере, ему уже больше не удалось стать тем великим человеком, которым он когда-то был («Сага о Глуме Убийце»).
Хёвдинг Хёскульд на смертном одре подарил своему незаконнорожденному сыну Олаву Павлину золотое кольцо под названием Сокровище Хакона и меч Сокровище Конунга («Наут Хакона» и «Наут короля» соответственно), а с ним в его руки перешла удача его самого и всех его родственников: «И я хорошо понимал, что в него вселилась удача всей нашей семьи». Недовольный шепоток старших сыновей показал, как важна была поддержка Хёскульд а («Сага о людях из Лососьей долины»).
В словах «Саги о Греттире» «Их богатством был меч, который никогда не покидал эту семью» заключается понимание того, чем на самом деле был этот меч и как высоко его ценили, и пока единство семьи зависит от старых обычаев, благоговейное отношение к такому наследству сохраняет свою силу.
Топор, который Олаву Торевильсону в 1450 г. подарил Торгрим Хельгасон в знак «полного и окончательного примирения», был не обычным оружием; это был фамильный топор клана Олава, и обе стороны посчитали необходимым закрепить акт дарения в особом документе.
Вплоть до появления новых традиций связь между кланом и его собственностью сохраняла свое значение, как поэтическая данность. Мы читаем, что удача знатной датской семьи Ранцау заключалась в передаваемых из поколения в поколение драгоценностях: золотой прялке, золотой сабле и горсти золотых монет. Согласно семейной легенде, «люди из подземелья», вероятно гномы, подарили графине Ранцау эти золотые предметы в благодарность за то, что она помогла супруге подземного короля разрешиться от бремени. В одной версии этой легенды имеется добавление, из которого следует, что те ветви семьи, которые тщательно хранили свою часть наследия, всегда имели отпрысков, а те, кто утратил ценности, вымерли.
Упоминания о фамильных реликвиях очень часто встречаются в легендах отдельных местностей; примером этого служит предание о том, что шкура дикого вепря хранила замок Войергард в Ютландии от пожара и других несчастий. Мы не знаем, было ли это предание древней семейной легендой или одной из местных сказок, но в нем заключена так же самая идея, которая когда-то вдохновляла исландцев.
Поэтический символизм и реальный опыт причудливо сочетаются в истории о Сигмунде, сыне Вёльсунга-конунга, и его мече, которым он очень дорожил. Всю свою жизнь старый меч, подарок Одина, дарил ему удачу и победы, но в последнем бою Сигмунда сам бог выбил это оружие из его рук. Они встретились в самой гуще сражавшихся; бог нанес удар копьем, и Сигмунд выронил меч. После битвы Сигмунд был найден истекающим кровью; его хотели перевязать, но он отказался, добавив: «Многие люди выжили там, где надежды почти не было, но моя удача меня покинула». Однако его сын сумеет вернуть утраченную отцом удачу; когда он подрастет, надо будет выковать новый меч из обломков отцовского. «Он возьмет этот меч и совершит много великих подвигов, и его слава будет жить, пока стоит мир». Жена Сигмунда, Хьёрдис, бережно сохранила обломки меча, и, когда пришло время, Регин выковал из них знаменитый Грам, которым Сигурд поразил змея Фафнира. Тут автор саги пускается в рассуждения о том, что человек похож на свой образ; но они, скорее, свидетельствует о том, что чувства важнее ума.
По сравнению с эпической «Сагой о Вёльсунгах», события которой происходят в течение нескольких веков на территории нескольких государств, «Сага о Хёрде и островитянах» – это рассказ об объединении кланов, семейных реликвиях и несчастьях, которые несет их утрата. Сигню перед тем, как выйти замуж за старого Гримкеля, отдала брату все свои вещи, за исключением ожерелья и коня. Конь вскоре пал, что стало предвестием несчастного брака, а ожерелье разбилось. Хёрд, первенец Сигню, едва научившись ходить, подошел и ненароком сбросил с ее колен украшение, отчего то раскололось на части. «Твой первый шаг был неудачным, и многие еще последуют за ним, но самым худшим станет последний!» – рассердившись, воскликнула Сигню. Пророчество сбылось – Хёрд был изгнан из общины и против своей воли занялся грабежом. Вещи принадлежали Сигню, но удача, связанная с ними, оказала влияние на всю семью.
Как и Вёльсунги, потомки викинга Кари – Вигфус и Глум – и все кланы в древности имели вещи, приносившие им удачу; они считались оберегами удачи и богатства; но удача была того же сорта, которая оберегала всю семейную собственность, вплоть до самой последней безделицы. Меч и плащ олицетворяли благополучие семьи; так думали в древности, поскольку в них заключалась вся сила богатства. Удача не сводилась только к тем богатствам, которые хранились в доме, оно могло быть и в полях. Ценной собственностью были добрые кони, племенные быки и другие животные, которые не только помогали сохранять поголовье стада, но и гарантировали семье сытую, безбедную жизнь.
У верного друга сыновей Ингимунда Бранда был конь по кличке Факси, наделенный несравненной силой удачи. Ёкуль и Торстейн очень торопились, боясь опоздать на поединок, который был предложен и принят ими в сопровождении многочисленных торжественных слов. По пути братья попали в сильную метель; они хорошо понимали, что кое-кому совсем не хотелось, чтобы они добрались до цели. Эти люди сделали все возможное, чтобы они застряли где-нибудь по дороге. Но несмотря на все трудности, Факси сумел-таки пробиться сквозь снежные завалы, доставить их на место поединка, а потом отвезти домой, после того как они установили позорный шест – знак презрения к медлительному противнику, который он должен был увидеть, появившись на этом месте. Бранд знал, о чем говорил, убеждая друзей положиться на него и его коня, когда они обсуждали, как избавиться от колдовских чар. Другие тоже знали, о чем говорили люди, называя этого йомена скотиной и присвоив ему кличку Факсибранд (Гривастый Бранд), в честь его коня. Таких животных, как правило быков и коней, люди увенчивали золотыми украшениями и заплетали гривы в косы («Сага о людях из Озерной долины»).
Во многих историях нам приходится докапываться до истины сквозь искажения, вызванные суевериями или чрезмерным рвением христиан. Рассказ об ужасном сне Олава Павлина, вероятно, можно отнести к разряду легенд, но в реальности так оно и было. В хозяйстве Олава имелся огромный бык, к которому часть работников относилась с почтением и даже страхом. Олав в конце концов решил его зарезать, но тут ему приснилась великанша, которая сообщила, что этот бык – ее сын, и предупредила его, чтобы он и не думал убивать ее любимое дитя («Сага о людях из Лососьей долины»).
Полумифической-полусказочной является также история о быке Брандкросси, который причинил много неприятностей йомену по имени Грим. Тот очень заботился о быке, но тому все было мало, и однажды он уплыл в море и не вернулся. Соседи пытались успокоить Грима, убеждая его, что он легко найдет себе другого быка, что он должен гордиться тем, что залив, в котором исчезло животное, будет теперь называться в его честь, но все было напрасно. Брандкросси исчез, что бы ни говорили соседи. Далее мы узнаем, что Грим отправился в Норвегию и стал разыскивать быка там; наконец он нашел его в пещере великана. Дочь этого великана Дроплауг стала родоначальницей новой исландской семьи. В этом сказании запечатлено семейное предание, которое связывает происхождение этой семьи с быком, а отчаянное желание животного отправиться в дальнее плавание, вероятно, было связано со стремлением продемонстрировать, что эта семья переселенцев имела предков в Норвегии («Прядь о Брандкросси»).
Владеть животным, приносящим удачу, было сродни богатству, им очень дорожили и не продавали ни за какие деньги. Завладеть таким быком или конем можно было, лишь получив его в дар или похитив; убийство животных-талисманов каралось большим штрафом. Их берегли, чтобы сохранить все стадо; но в чем заключалась их руководящая и защитная роль? Только в том, что они олицетворяли удачу и честь своего хозяина. Конь Бранда Факси был силен, как медведь, и всегда выходил победителем в конных сражениях, а потому был особенно дорог хозяину. Таких животных нередко похищали, в надежде присвоить удачу прежнего хозяина; положение о краже или убийстве особо ценных животных было прописано в отдельном параграфе закона. За убийство или кражу скота короля франков надо было платить штрафы большего размера, чем за скот других людей. Следует отметить, что королевские быки стоили дороже, чем лошади, так как быков запрягали в повозки в церемониальных процессиях Меровингов.
В тщательно взвешенных словах закона, который уподобляет вора чудовищу, недостойному человеческого отношения, завистливое отношение к удаче в вещах находит более страстное выражение, чем в любой поэме. Горе тому, кто надевает на человека оковы, но вора тащат в суд со связанными сзади руками. К нему относятся как к существу, находящемуся за пределами человечества, его можно убить, подобно чудовищу, или даже искалечить у всех на виду. Вор всегда остается вором. Закон может установить разницу между крупномасштабным воровством и мелкой кражей, но это различие касается лишь внешних последствий его поступка; коренных отличий между ними нет; воровство не имеет прав на существование. Воровство – это поступок человека, лишенного чести; вор – тот же убийца, который набрасывается на свою жертву в темноте и исчезает, не оставив в ране оружия, по которому его можно было бы отыскать; грабитель, который открыто нападает на своих товарищей и забирает себе их вещи, – тот же убийца, который забирает у человека жизнь. Искренняя ненависть германцев к тем, чьи руки длиннее их храбрости, проистекает из страха тайного уничтожения чести и удачи. Эти люди, как и жители Южной Швеции в более поздние времена, знали, что тот, кто крадет у рыбака его снасти, лишает его возможности добывать себе пропитание и разрушает его удачу во время рыбалки точно так же, как тот, кто не-пользует чужого быка без разрешения, лишает это животное репродуктивной силы. Нападать на человека посредством грабежа его скота или имущества могут лишь люди, лишенные чести; они наносят удар в спину и крадут его силу в тот момент, когда он не способен защитить самого себя и свои права.
Похитителей скота ненавидели так же сильно, как убийц. Волк, крадущий скот, или скотий волк, – так в скандинавском законе называли конокрадов и похитителей скота. Это деяние было преступлением против чести, исландцы считали, что таких людей надо убивать на месте, но в определенных случаях наказывали кражу скота изгнанием из страны. В норвежских законах мы до сих пор находим указания на то, что человек, укравший скот, не может отделаться одним лишь штрафом; его изгоняли в леса без права возврата. А в датском законе Эйри было четко сформулировано, что за убийство домашнего животного полагается штраф в половину марки и что «это преступление, за которое штраф нужно платить королю».
Человек, способный на кражу и обман, особенно тот, что раз за разом оставался безнаказанным, в глазах древних германцев имел демоническую силу, считали их полутроллями и старались не вступать сними в открытый поединок, считая заговоренными. Чудовищ, вроде Гренделя и его матери, смертные герои могли победить лишь с помощью оружия, вырванного из рук врага или найденного в их логове. Северяне объясняли это явление так же, как и англосаксы, – во всем виновата не твердость костей, а колдовство, говорили они. О людях, которых не брало железо, и «заговоренных» предметах сложено немало сказаний. Так, в «Саге о Торстейне, сыне Викинга» глава семьи Коль Горбун, оборотень и колдун, с помощью заклинаний сделал себя и своих родственников совершенно неуязвимыми к любому оружию, кроме семейного меча Ангрвадиля («Приносящий горе»).
В саге о викинге Сварте по прозвищу Железный Череп, который спрашивал всех своих противников, знаком ли им Бладнир, можно легко распознать насмешку. Бладнир был фамильным мечом, который, когда Сварт последний раз слышал о нем, принадлежал его брату Аудуну, и Сварт всегда опасался, что однажды он будет пущен в ход против него. Ему нужно было выиграть время, если дело обернется подобным образом, чтобы использовать особое магическое заклинание, превращающее этот меч в безопасный предмет в руках грабителя. Но его в конце концов обманули, и, к несчастью, обманщиком оказался его собственный брат. Как-то раз Аудун отдал Бладнир своему другу Торгильсу; так случилось, что Торгильс остановился в одном доме, куда собирался приехать Сварт, чтобы встретиться с дочерью хозяина, и Торгильс охотно взялся почтить гостя. Ночью перед приездом ему неожиданно приснился его друг Аудун, который рассказал ему, что тревожится по поводу своего брата – шалопая, который странствует по округе, подвергая опасности честь дочерей всех порядочных людей. Победить его поможет Бладнир, если зарыть его в песок на месте боя и убедить Сварта, что никто не знал, что его рукоятка возвышалась над землей.
Многие люди в жизни поступали точно так же, как и Арнгрим в саге. Он разорил землю, которой владел король Свафрлами; когда они встретились на поле боя, Свафрлами был вооружен своим знаменитым мечом по имени Тюрвинг. Свафрлами набросился на Арнгрима, но тот заслонился щитом, меч отскочил от него и вонзился в землю. Арнгрим схватил Тюрвинг и нанес королю смертельную рану. Поэтому предположение о том, что такая смерть могла лишить его семью надежды на отмщение, было не лишено основания («Сказание о мече Тюрвинге»).
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
