Текст книги "Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев"

Глава 2
Меч, приносящий победу

Чтобы оружие разило врагов, нужно, чтобы в нем была заключена удача, иначе оно будет совершенно бесполезным. Удачу меча составляли острота, красота, удобная рукоять и, конечно же, самое необходимое свойство победы – быстрота. Однажды, когда Ёкуль из Озерной долины оказался под действием очень сильного колдовства, он с удивлением обнаружил, что его меч, фамильное оружие по имени Эттартанги, подвел его – он ударил им со всей силы, но не смог ранить врага. Ёкуль с удивлением посмотрел на клинок и спросил: «Неужели тебя покинула удача, Эттартанги?» Та же самая история произошла и с Хрунтингом, мечом Беовульфа, когда он сражался с матерью Гренделя, – впервые в жизни меч подвел его, Хрунтинг утратил честь, удачу и силу.

Корабль тоже должен обладать удачей, чтобы ходить по морям: он должен как можно лучше использовать ветер – и во время лавирования, и тогда, когда дует попутный ветер; его корпус не должен пропускать воду или садиться на мель. Семья Ватнсдаля имела прекрасный корабль, отвечавший всем этим требованиям. Его подарил Ингимунду король Харальд. Этот корабль назывался «Стиганди» («Умный пешеход»); его паруса очень хорошо держали ветер, и он был очень устойчив.

Но мы знаем, что мечи бывают разными. Некоторые можно было с полным правом называть оружием победы, как это делал Беовульф. Такие мечи обеспечивали владельцу победу в любом бою. В сагах мы находим такие описания: «Именно его меч принес ему победу в бою», или «он пробивал сталь, словно ткань, никогда не ржавел, и, кто бы им ни владел, он всем приносил победу в бою или в поединке». Несомненно, копья и мечи притягивали победу, а корабли – попутный ветер, и тот, кто приобретал их в качестве приза, обогащал себя новыми счастливыми свойствами. Отсюда желание добывать вещи из могил и курганов; их раскапывали и, если нужно было, заключали сделку с могильными жителем – так гласят саги, – чтобы завладеть старым проверенным оружием, гарантирующим победу. Прекрасный меч Скофнунг («Пламя Битвы»), который был гордостью Скегги из Мидфьорда и сыграл определенную роль в судьбе его потомков, был найден в могиле самого Хрольва Жердинки. Этот меч был столь яростным, что никогда не возвращался в свои ножны, не пронзив живую плоть; нанося удар, клинок громко пел, и ни одна рана, нанесенная им, не заживала. Но, с другой стороны, у него были свои причуды: он требовал бережного обращения, не переносил, когда солнечные лучи светили на его навершие и отражались в рукояти, обнажать клинок в присутствии женщин также не следовало.

Павел Диакон в «Истории лангобардов» поведал, что Гизельберт, герцог Вероны, вскрыл гробницу короля Альбуина, вынул его меч и другие сокровища, а потом похвалялся, что получил все это самолично от самого Альбуина.

Но не следует думать, что с таким сокровищем мог управиться любой человек; зачастую меч вел владельца в бою, а тот просто следовал за ним. Скирнир получает от Фрейра меч, «разящий ётунов род, если мудрый им бьется»[89]89
  Поездка Скирнира // Беовульф. Старшая Эдда. Песнь о Нибелунгах. М.: Художественная литература, 1975. (Библиотека всемирной литературы. Т. 9.) Пер. А.И. Корсуна.


[Закрыть]. В поэме «Беовульф» описан верный спутник витязя: «Меч с рукоятью, / старинный Хрунтинг, / лучший из славных / клинков наследных / (были на лезвии, / в крови закаленном, / зельем вытравлены / узорные змеи); / в руке героя, / ступить решившегося / на путь опасный, / на вражью землю, / тот меч не дрогнет – / не раз бывал он, / клинок остреный, / в работе ратной». Наделенное силой удачи оружие передавалось бойцу с предупреждением, что только «умелый и бесстрашный человек» может им пользоваться.

Особое значение придавалось гармоничным отношениям между вещью и тем, кто ее использовал. Ингимунд однажды решил испытать «Стиганди»; он хотел проверить, сможет ли корабль лететь по волнам в его отсутствие. Корабль прошел это испытание с честью; команда, вернувшись из Норвегии, не могла на него нахвалиться. Но бывали случаи, когда судно и оружие отказывались служить человеку. Так произошло с кораблем Олава Трюггвасона под названием «Великий змей», который после смерти Олава отказался подчиняться рулю. Всегда возникал вопрос: хватит тому или иному человеку умения правильно «взять» оружие, знает ли он его удачу и уважает ли ее, иными словами, смогут ли боец и меч найти общий язык. Когда Кормак попросил Скегги одолжить ему меч Скофнунг, тот не хотел этого делать по той простой причине, что сомневался в Кормаке. «Ты – очень вспыльчивый человек, а Скофнунг – холоден и строг». Меч и Кормак не смогли «договориться» и оба пострадали из-за своей несовместимости («Сага о Кормаке-скальде»).

Непременным условием для того, чтобы чье-то оружие принесло победу другому человеку, было вот что: взявший меч должен был либо подружиться с ним, либо подчинить его себе. Воин, вероятно, был сильно удивлен неожиданным упрямством оружия, проявившего темную волю, которая противоречила его собственной. Так неожиданно проявлялся дух его прежних владельцев. Волю, которая была однажды навязана мечу, сломать было очень трудно; норвежец Гейрмунд, не желая расставаться с любимым мечом по имени Фотбит («Кусающий за ноги»), предрек Турид, похитившей его оружие, что меч не принесет ей счастья и станет причиной утраты самого дорогого члена семьи. Так и вышло: Турид подарила Фотбит родичу, которого любила больше, чем родных братьев – Болли, – и тот поднял его на Кьяртана, своего названого брата и самого любимого сына Олава Павлина («Сага о людях из Лососьей долины»).

Меч Серый Клинок, которым обманом завладел Гнели Сурсон, узнал своего бывшего хозяина и после того, как отнял у него жизнь, раскололся на части. Из осколка меча сделали копье, и копье это погубило двух людей, связанных с Гисли узами дружбы и брака («Сага о Гнели»).

Таким образом, когда меч, ожерелье или другая ценная вещь переходили в другие руки, с ними переходила их история; получавшему эти вещи рассказывали, какое сокровище ему досталось, сопутствовали ли ему честь и удача, и объясняли, каков у него характер и воля. Беовульф, преподнеся Хигелаку дары, поведал, кто владел этими вещами в прошлом: «В дом внести повелел он / вепреглавый стяг, / шлем высокий, / кольчугу железную / и отменный меч; / молвил Беовульф: / «Мне от мудрого старца, / от державного Хродгара, / был наказ такой: / чтобы в первую голову / я тебе поднес / это оружие / да сказал бы, / что конунг Херогар, / властный Скильдинг, / владел до срока / этим ратным нарядом, / но оставил его / не наследнику, / не любимому сыну / всехраброму Хероварду, – / ты хозяин сокровища!»

В тот момент, когда Виглаф спешил на помощь Беовульфу, поэт решил привлечь внимание читателя к его мечу: «И поднял Виглаф / щит желто-липовый / и меч, наследье / потомка Охтхере, / скитальца Эанмунда, / который был в битве / убит, бездомный, / в сраженье с Веохстаном, / взявшим в добычу / это оружие: / нагрудник кольчатый, / шлем железный / и меч отменный, / подарок Онелы, / издревнее лезвие, – / одежды битвы, / орудие сечи, / наряд воителя / (однако Онела / за смерть племянника / не мстил убийце) / тот меч хранился / и щит и кольчуга / у Веохстана, / покуда не вырос / ему преемник, / дабы продолжить / славу отцовскую / среди гаутов, – / оставил старец, / покинув землю, / наследство сыну. / И вот впервые / воина юного / призвал державный / делить с дружиной / удары битвы: / был духом он крепок, / а меч наследный / остро наточен, – / и скоро на деле / дракон изведал / его могучесть!»

Меч, о котором идет речь, попал в эту семью, когда Веохстан, отец Виглафа, убил на боле боя Эанмунда, и Онела, в войске которого воевал Веохстан, отдал ему этот меч, несмотря на то что убитый был сыном его собственного брата.

Таким образом, в этих наследственных вещах жили не простое абстрактное благословение, не просто удача в житейском смысле этого слова, а душа клана. В словах матери Греттира, протягивавшей ему драгоценную семейную реликвию, меч Эттартанги, основной упор был сделан на общности меча и его владельцев: «Этим мечом владел отец моего отца Ёкуль, а до этого – древние люди Ватнсдаля; его всегда сопровождала победа». Легенда гласит, что меч может принадлежать только правильному человеку. Меч, который Один принес в дом Вёльсунга и вонзил глубоко в «семейное древо», мечтали заполучить многие, но он не давался в руки никому, пока счастья не попытал Сигмунд («Сага о Вёльсунгах»); а когда Бёдвар Бьярки, следуя совету своей матери, явился в пещеру, где его несчастный отец-медведь прятал свое оружие, меч сам упал к нему в руки, стоило ему лишь дотронуться до его рукояти («Прядь о Бёдваре»). Первая из этих легенд, несомненно, была создана в виде семейного мифа, а вторая – в виде сказки, но обе основываются на знакомых всем идеях: когда встречаются родственные души, обе стороны хамингьи сливаются в единое целое.

Способность меча приносить победу – это всего лишь одна сторона его сущности, которая обращена к остальному миру; что касается его опасных качеств, то существует более характерная, более личная оценка – это предмет, который связан с какой-то конкретной семьей. Каким бы удачливым ни был обычный человек, он вряд ли обладал всеми видами военной удачи; только оружие вождя содержало в себе все виды этой удачи и все способы сражения. Поэтому добавление, сделанное в отношении меча Тюрвинг, о том, что он приносил удачу в поединке и в сражении, вовсе не было лишним, как могло кому-то показаться.

С другой стороны, дар победы, присущий оружию, предполагает многосторонность, как и самих родственников; меч, копье и щит должны были обладать удачей всего клана, как и его исцеляющей властью, плодородием, изобилием земных даров и мудростью. Могу себе представить, что меч или молот, а также плащ могли «открыть чрево» женщины, когда клан нуждался в рождении новых детей; она могла закутаться в одежду, как в облако власти, она могла положить молот себе на колени, как сделал Тор в обличье невесты в «Песни о Трюме». Я должен также думать, что опущенное в ведро с молоком копье могло обеспечить удачу в приготовлении пищи и способность накормить всех, кто садился за стол. В Норвегии до недавнего времени сохранялся обычай использовать в повседневной жизни семьи и хозяйства вещи, доставшиеся людям по наследству. То там, то здесь встречалась семья, у которой был старый нож, помогавший улаживать все ссоры и исцелять от колик одним лишь своим прикосновением. В одном ряду с этими ножами был и победоносный топор Скрукке, который оставил память о своих противоречивых подвигах у добрых людей из Квитесейда в Телемарке. Во-первых, именно ему они были обязаны тем, что их деревня никогда не страдала от перенаселения, а во-вторых, он помогал выжившим избавиться от нарывов, а также от болезней, которые возникали от прикосновения ночной нечисти. Достаточно было ударить им плашмя по заду, и человек выздоравливал. Объяснение тому факту, что норвежские ножи и топоры в глубокой древности сохраняли свои лечебные свойства, нужно искать в многочисленных костях и мощах святых, частицах креста и в евангелических книгах, которые в Средние века помогали людям Европы сохранять свое здоровье. Впрочем, одну особенность эти инструменты приобрели извне, кроме того, людям очень важно было знать то, что их сила порождалась их славой. Люди верили, что нож, которым было зарезано много людей, способен излечить паралич, это объяснялось тем, что он выпил много крови – фьёра. Скрукке обладал огромной силой, поскольку принадлежал очень суровому человеку, убившему много людей.

Из саг, сложенных в Исландии, мы узнаем очень мало о повседневной жизни ее обитателей и их поступках, которые вызывают сейчас особый интерес у историков культуры. Содержание и стиль саг отмечены большой концентрацией жизни; они демонстрируют нам, что честь и удача были тесно связаны между собой, и события повседневной жизни никогда не включались в рассказ сами по себе; только тогда, когда они служили источником великих дел, они обретали бессмертие. Поэтому наши знания о том, как жили люди в эпоху саг, не являются односторонними, но зато очень фрагментарны. Мы хорошо знаем, чем мог закончиться праздник, но нам совершенно неизвестно, как справлялись исландские свадьбы – до нас не дошло никаких подробностей свадебной церемонии. Нам хорошо известно, что представляло собой наследство, и это помогло нам, учитывая наши знания о природе удачи, составить представление о ценности дома, но если мы хотим получить достоверные примеры, то должны будем искать их где угодно, но только не в исландской литературе, или, вероятно, нам придется удовлетвориться сведениями о наследном праве крестьян, поскольку они до сих пор получают и оставляют его так же, как их предки.

Тем не менее у нас есть одно свидетельство, дошедшее с древних времен, которое можно поставить в один ряд с норвежским опытом использования Скрукке и других ножей, и эти сведения хороши еще и тем, что они рассказывают нам о рождении Олава Святого и его связях с его тезкой. В те дни, когда Олав, позже названный Святым, еще был в утробе матери, один из Олавов прежних дней, а именно Гейрстад-Альв, явился во сне доброму человеку из Уппланда, по имени Храни. Он был близки другом отца и матери будущего святого Харальда Гренски (Гренландца) и Асты. Гейрстад-Альв рассказал Храни историю своей жизни и попросил его помочь ему возродиться; он сообщил, где и как он был похоронен, и велел вскрыть его могилу, где он найдет золотое кольцо, меч и пояс. Он даже составил – если наш источник был хорошо информирован – сложный план, согласно которому Храни должен был найти себе помощников, а обитатель могилы обещал прогнать их, как только они сделают то, что от них потребуется, и избавить его от их любопытства. Продумал ли добрый Гейрстад-Альв все детали сам или, как делали многие ушедшие, оставил кое-что и смертным, которые будут заниматься этим делом, нам неизвестно, но мы знаем, что Храни сумел добыть кольцо, меч и пояс. С этими сокровищами он явился в дом Харальда Гренски, где обнаружил, что Аста лежит на полу и никак не может разродиться. Как только она узнала о желании Гейрстад-Альва, она охотно согласилась на то, что имя ребенку даст Храни. После этого он подошел к ней и обвязал ее поясом, и ребенок тут же появился на свет. Это был мальчик, которого назвали Олав; он получил меч Бесинг и золотое кольцо своего тезки.

Как только мы переходим к вопросам чести, в разговор вступают древние времена и предоставляют нам свидетельства на разных языках. Вся жизнь в эпоху викингов была пронизана острым чувством признательности за подарки. Как часто читаем о том, что гости перед отъездом получили богатые дары и отправились домой, испытывая благодарность за оказанную им честь. Англосаксы, так сильно любившие громкие слова, описывали, как Беовульф, покинув дом Хродгара, ехал, радуясь и гордясь своим сокровищем. Тогда как скандинавы просто отмечали, что подарки были достойны великих людей или что они были значительными. Для Эгиля королевское запястье и серебро стали настоящими дарами чести, которые помогли ему воспрянуть духом и вернули радость. Хороший дар не только приносит удовольствие, но и повышает самооценку и даже статус одаряемого. Получая от мужа «утренний дар», новобрачная согласно закону Упплёнда в Швеции утверждалась в статусе полноправной жены и хозяйки дома.

Получавший подарок человек и впрямь приобретал солидный кусок чести; в его руки переходила вещь из благородного металла, составленная из древних достижений, древней рассудительности, способности древних вождей творить чудеса, славы владельцев и слов восхваления, произнесенных поклонниками. Старую фигуру речи, гласящую, что «вместе с сокровищем мужество передается от старого владельца к новому», надо понимать буквально. А когда человек в ярости бросался преследовать вора, пытаясь всеми способами перехитрить его, пока он еще не спустил то, что ему удалось украсть, он делал это потому, что в буквальном смысле слова хотел вернуть свою честь, пока ее не измазали грязью и не повредили с помощью магии.

Большим позором было потерять оружие, даже в бою; таким же позором были и неудачи. Кроме того, очень зазорно было пораниться своим же оружием, даже если рана была невелика. Так что теперь мы можем понять, какое неукротимое чувство загоралось в душе людей, когда они узнавали, что кровь их родственника была пролита оружием, принадлежавшим их семье. Если такое горе случалось, то оно ложилось позорным клеймом на все оружие семьи; и люди начинали побаиваться его, полагая, что каким-то необъяснимым образом оно нанесет рану их плоти и крови; они не могли предугадать, в какую минуту оно может развернуться и в своем гневе ударить по хозяину. Проклятие «Пусть твой меч никогда не рубит ничего другого, кроме твоей собственной головы» помогает нам понять, в каком ужасном состоянии оказывался человек, потерявший удачу и власть над собственным оружием.

И если в этих сокровищах таилась честь человека, то тогда в них должны были заключаться и его фрит, и его судьба. С помощью меча и копья родственники твердо держали в руках саму удачу, и если их хватка не ослабевала, то оружие приносило им победы, как и оружие их предков.

На идее о том, что история и судьба связаны с тем, чем люди владеют, скандинавы построили самую знаменитую сагу, которая стала частью мировой литературы. «Сага о Вёльсунгах» пронизана влиянием судьбы, которое началось, когда Хрейдмар, на пороге смерти, потребовал отомстить своему сыну Фафниру, который его погубил. Снова и снова судьба демонстрирует нам свое вмешательство разными бедами: смерть Фафнира, спланированная Регином, его братом, от раны, нанесенной мечом, который Регин выковал собственноручно; гибель Сигурда, вызванная нарушением клятвы и, конечно же, тем, что его вероломных зятьев Нибелунгов заманил к себе в гости Атли и убил: у Хёгни вырезал сердце, а Гуннара бросил в змеиную яму. Судьба, объединяющая все эти звенья в одну хамингью, была заключена в золоте, которое давным-давно проклял Андвари, которое Хрейдмар утаил от своих сыновей, которое Фафнир хранил в своей драконьей пещере, а Грани принес в дом Гьюки. Это было сокровище Нибелунгов, которое в конце концов заставило судьбу угомониться, погрузившись на дно Рейна.

Не менее экспрессивно эта старая идея изложена в «Саге о Хервёр и Хейдреке». Она гласит, что владелец и то, чем он владеет, дополняют друг друга, что только сокровище может выявить нам человека, а само сокровище может быть объяснено только человеком. Автор саги сначала видит меч по имени Тюрфинг, а за ним – человека, которому он принадлежал. Этот меч поднимается во всем своем бесстрашии; победоносный, никогда не знавший поражения, Тюрвинг был так яростен, что даже малейший его укол приводил к смерти, и он не останавливался, пока не дотрагивался до земли. Упрямый и своенравный, не терпевший, когда его клинок обнажали без цели, и не желавший возвращаться в ножны, пока не напьется крови; меч этот не знал поражений, но тот, кто владел им, должен был знать, что рано или поздно он может обрушиться на его голову. Такова была его судьба. Такой же была и семья, которой он принадлежал, таковы были Ангантюр, Хервёр и Хейдрек. Все люди этого клана имели неукротимый характер; они были бойцами от рождения, и их удача в темных и светлых делах соответствовала ярости самого Тюрфинга. Об Ангантюре мы знаем лишь то, что он всю жизнь владел этим мечом и унес его с собой в могилу, не зная, что у него есть наследник. Из могилы меч был извлечен его дочерью, родившейся уже после смерти отца, которую назвали Хервёр. Так древнее наследство было возвращено к жизни. Но не успел Тюрфинг вновь появиться на свет, как он тут же вступил в бой; Хервёр пришлось наказать смертью человека, который захотел увидеть обнаженный клинок Тюрфинга; после этого убийства она стала странствующим викингом. Но вот ей пришло время выполнить свой долг и возродить к жизни свою семью; она родила королю Хёвунду двух сыновей. В младшем сыне, Хейдреке, она нашла того, кому смогла передать свой меч. Он тут же вытащил меч из ножен, и он превратился в хамрамра, подобно своему предку, и вынужден был покинуть свой дом, убив своего брата. Тюрфинг проложил ему новый путь к чести и к королевскому титулу, но для этого ему пришлось предать и убить своего тестя. В конце концов его зарезали собственные рабы, которые унесли с собой сокровище, но человек, отомстивший за короля, нашел их и принес с собой меч, в доказательство того, что месть осуществилась. Так заканчивается сага о Тюрфинге. О сыне Хейдрека, Ангантюре, рассказывает уже другая сага, посвященная иным событиям, а Тюрфинг упоминается как обычное оружие без сверхъестественных способностей.

Основной костяк семьи Инглингов, правившей Уппсалой, состоял из череды храбрых конунгов, которым не повезло с родственниками их жен. Они редко прислушивались к советам супруг и зачастую погибали из-за собственной непредусмотрительности. Ванланди захватил Финляндию и взял себе в жены Дриву, дочь Сньяра Старого. Она ждала его десять месяцев – от одной весны до другой, а потом прибегла к ворожбе, и конунг погиб во сне от удушения. Ванланди наследовал сын Висбур; кроме всего прочего, ему достался неспокойный характер отца: он бросил первую жену ради другой женщины, но не вернул ей вено, «невестин подарок», и она в отместку приказала своим сыновьям сжечь отца в его доме. Судьбу Ванланди и Висбура повторил Агни, сын Дага. Он отправился в поход в Страну Финнов и здесь взял себе в наложницы Скьяльв, дочь вождя финнов, против ее воли; однажды ночью, когда справляли арвэль, или тризну, по ее отцу, Агни, напившись пива, улегся спать с унаследованной от Висбура золотой гривной на шее. Скьяльв привязала к гривне веревку и велела своим людям вздернуть короля на дереве.

О двух сыновьях Агни, Альреке и Эйрике, известно лишь то, что их нашли в лесу с проломленными черепами; у каждого в руке были окровавленные уздечки. У Альрека было двое сыновей, Альв и Ингви, которые правили после него. Они закололи друг друга в пиршественном зале своего дома, поскольку жена Альви слишком часто говорила мужу, что она была бы счастлива, если бы вышла замуж за его брата. Сыновья Висбура поклялись, что в семье их отца никогда не будет мира, и все беды начались с того, что король не вернул своей первой жене ее свадебный дар.

Из легенд хорошо видно, что духовный аспект идентичен материальному. Поэты называли золото «рудой борьбы», в том смысле, что причиной вражды двух партий было богатство. Однако судьба была заключена в душе его владельцев. Родственники владели своими сокровищами и одновременно были рабами своих страстей. Несмотря на проклятие, все жаждали заполучить побольше колец и оружия. Получив предупреждение, они отвечали так же, как и Сигурд, – каждый человек будет владеть своими сокровищами до тех пор, пока не придет время умирать. Гьюки сформулировал эту мысль так: «Как хорошо владеть золотом Рейна и радоваться тому, что ты богат и обладаешь удачей». Они знали, что на сокровище наложено проклятье, однако верили в то, что, завладев им, они обретут хамингью необычайной силы, которая сможет нейтрализовать всякое проклятие.

Хервёр идет к могиле Ангантюра, чтобы забрать оттуда старое оружие ее клана, – все предупреждения Ангантюра о том, что Тюрфинг уничтожит ее род, ее не страшили – она их и слушать не хотела. С мечом в руке она ворвалась в поэму, звеня старой радостью своей семьи: «Вы хорошо сделали, сыновья викингов, отдав мне меч из могилы, я испытываю больше радости от того, что чувствую его в своей руке, чем если бы вся Норвегия была моей! Теперь сердце дочери вождя ликует, и я не боюсь того, что будет, и того, что мои сыновья задумают друг против друга!» Ангантюр предрек: «Ты родишь сына, и придет время, когда он станет сильным, и будет владеть Тюрфингом; не родился еще под солнцем тот, у кого удача сильнее!» И когда позже Хейдрек убьет своего брата, позор этого черного дела не сможет уничтожить всепоглощающую радость, ибо мать заклинала его никогда не забывать, какая сила заключена в этом мече; какая слава сопровождала тех, кто владел им, и какие великие победы он приносил.

В конечном счете решающим фактором было чувство общности между человеком и вещью. Ангантюр очень боялся, что его дочь не будет знать, как надо обращаться с мечом, но понимал, что если она будет делать то, что надо, и доводить все свои начинания до конца, то она понесет с собой «жизни двенадцати человек, их фьёр, их силу и мощь, все то хорошее, что оставили после себя сыновья Арнгрима» – все сокровища клана. Ангантюр и одиннадцать его братьев, сыновей Арнгрима, уже покинули могилы, чтобы начать новую жизнь, когда Хервёр унесла их меч, и он снова засверкал на солнце.

Какими бы возвышенными и прекрасными ни были поэмы о неумолимой судьбе и проклятых сокровищах, люди Севера с не меньшим удовольствием слушали сказания об обычных людях, их соотечественниках, предках и родичах, которые завоевывали богатства, славу и преумножали удачу благодаря телесной силе, доблести и смекалке, а не вмешательству высших сил или всепоглощающему чувству мести, которое предопределяет не только поступки, но и саму жизнь героя. Храбрецы из родовых саг не мечтали о великой посмертной славе, но пускались в опасные приключения, чтобы найти применение собственной силе, обзавеститсь богатством и жить долго, чтобы воспользоваться им вполне.

И таких героев в северных землях было немало. Высокочтимые семьи Исландии гордились родством с суровыми рыбаками с Хравнисты, острова близ Наумудаля в северной части Норвегии. Подвиги этих народных героев описаны в нескольких небольших сагах – прядях. Исландские скальды более поздних времен, одурманенные блеском средневековых романов, доходивших из Англии и Франции, всячески пытались модернизировать и «улучшить» суровые предания, превратив их в изящные вещицы модной литературы, но эти древние истории были слишком реалистичными, чтобы превратиться в красивые сказки о странствующих рыцарях.

Мореплаватели, бороздившие северные моря, такие как Кетиль Лосось и Грим Мохнатые Щёки, совершали свои походы с отвагой короля Артура, но мотивы, заставлявшие их пускаться в путь, не имели ничего общего с рыцарскими. Их предприимчивость порождалась обычным голодом, ибо северные земли частенько страдали от неурожая, и тогда все – от вождя до последнего крестьянина – должны были выйти в море, чтобы добыть себе пропитание. Для того чтобы эти герои полностью предались приключениям, необходимо было, чтобы случился голодный год, когда посевы вымерзали, а рыба уходила от берегов в океан. Тогда, чтобы не умереть с голоду, приходилось уходить далеко в море. Как-то юный Кетиль за целый день сумел поймать лишь одну несчастную треску, а когда над ним стали потешаться рыбаки с другой лодки, он швырнули эту рыбину с такой силой, что один из насмешников упал за борт.

Приключения, которые поддерживали их героические силы, включали в себя сражения за выброшенного на пустынный берег кита; плавание на весельных лодках во время жестокой бури, когда их преследовали киты с человеческими глазами («Сага о Кетиле Лососе»). И люди были достойны этих испытаний; это были не меченосцы, а лучники и охотники, которые вполне могли научиться у финнов, слывших колдунами, преследовать добычу и попадать точно в цель. Это было племя суровых бесстрашных рыбаков северных морей, которые управляли своими большими лодками, стоя у руля в одиночку; их удача заключалась в том, чтобы, подняв парус, сразу же поймать ветер и убить своими стрелами любое существо, годное в пищу, на суше и в воздухе.

Их мир состоял из полоски берега, которым люди владели, пока у них были силы сражаться, и внутренних территорий, теснимых бесплодными скалами, откуда великаны и великанши, жадные до человеческой плоти, спускаются вниз, чтобы захватить побережье и островки в водах фьорда. Для того чтобы повстречать чудовищ и великанов, достаточно было свернуть в сторону от главной дороги. Могло случиться и так, что рыбак утром выходил на берег и видел, как две троллихи пытаются разломать его лодку на части («Сага о Гриме Мохнатые Щёки»), или отправлялся с ведром к роднику и встречал там тролля. Древние исландцы верили, что в краях, именуемых в сагах Гаутландом, Валландом, Уэльшландом и Землями Черных людей[90]90
  Гаутланд, или Гёталанд, – историческая область на юге Швеции; Wealland в староанглийском – букв. Чужие земли – название, первоначально применявшееся к кельтским землям, позже распространившееся на романоязычные регионы; Wälschland в старонемецком – Чужие земли, Италия; Welshland – Уэльс; Земли Черных людей (blámennland) – Северная Африка; Скерлинги (Skrælingjar) – коренное население Северной Америки.


[Закрыть], можно встретить настоящих драконов.

Эти легенды вовсе не похожи на истории, которые могли произойти где угодно; они прочно привязаны к определенному региону. Места, упомянутые в этих сагах, вполне реальны и зачастую до сих пор именуются старыми именами. Обучая сыновей ориентироваться в море, Халльбьёрн называет имена фьордов: «Сначала пройдете Нестифьорд (Ближний фьорд), за ним будет Мидфьорд (Средний фьорд), а потом – Витадсгьяви».

Да и сами люди с Хравнисты – не выдуманные герои, это вполне конкретные исторические личности, чьи имена сохранились в истории благодаря их силе и умениям этих людей. Мужчины с Хравнисты от рождения были умелыми лучниками – большинство прославленных лучников Исландии, включая Гуннара из Хлидаренди, были потомками Кетиля Лосося с Хравнисты. Одду Стреле, сыну Грима Мохнатые Щёки, всегда сопутствовал ветер, о его победах над великанами и походах в чужие земли слагали легенды («Сага об Одде Стреле»). Орм Сторольвсон был так силен, что уже в двенадцать лет мог не просто поднять, а закинуть лошадь в полной сбруе на вершину стога, приходился Кетилю внуком («Прядь об Орме сыне Сторольва»). Родич Кетиля – Эйнар Тамбарскьельве (Потрясатель Тетивы, или же Брюхотряс) – самый меткий лучник в войске Олава Трюггвасона – продемонстрировал ярлу Эйрику свое мастерство, пустив стрелу в руль его корабля, а когда в его лук попала стрела и расколола его надвое, взял лук Олава, натянул тетиву и тут же отбросил в сторону, заявив, что лук конунга для него слишком слаб («Сага об Олаве сыне Трюггви»). Только Орму удалось согнуть лук Эйнара, так, что наконечник стрелы уперся в дугу лука. Торкель Торгейрсон велел вырезать на троне сцену своей битвы с троллями, случившейся в тот вечер, когда они пытались помешать ему набрать ведро воды; он тоже по праву считал себя потомком людей с Хравнисты.

Сокровищами клана Хравнисты были стрелы Флауг, Файфа и Хремса, которые били в цель без промаха и были всегда под рукой, готовые пронзить и человека и великана. Их называли Гусирнаут (Дар Гусира). Легенда рассказывает, откуда они появились и почему получили такое название. Это случилось в тот счастливый час, когда родоначальник клана встретил в Финнмёрке короля финнов Гусира и сразился с ним в стрельбе из лука. Оба были искусными лучниками, но ни одна из стрел не достигла цели, тогда Гусир взялся за копье, а Кетиль за дротик. Кривое копье подвело Гусира, а дротик Кетиля угодил финну в грудь. Кетиль забрал стрелы поверженного врага в качестве трофея и с тех пор не расставался с ними, ибо благодаря им он раз за разом одерживал победу («Сага о Кетиле Лососе»). В стрелах этих заключалась удача клана, не отягощенная злым роком, и потому потомки Кетиля Лосося обладали большой физической силой, жили долго, имели по многу детей и видели в них свою удачу, были свободны в выборе судьбы, радовались славе клана и наслаждались ее плодами.