Автор книги: Вильгельм Грёнбек
Жанр: Культурология, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 14 (всего у книги 44 страниц)
Быть человеком – очень трудно, гораздо труднее, чем можно было бы судить по человеческим потребностям и условиям жизни. Ежедневные заботы о пище, крове, огне, одежде, оружии, в случае вторжения врага, добывании всего необходимого вынуждали человека крутиться как белка в колесе; но добыча пропитания не способна породить то волнение в крови, которое способно вывести человека из себя. Задача удерживать солнце и луну на их орбитах, держать шлюзовые ворота дождя открытыми, направлять косяки рыб к берегу, покрывать леса зеленью весной и поддерживать гармонию в мире – очень трудная задача. Но она все-таки во много раз легче другой, гораздо более сложной, от которой никак нельзя отказаться, а именно: держать мысли в порядке и сохранять целостность души. Бог, сотворивший Вселенную, – грандиозная маска, а позади нее прячется человек, который трудится над решением не менее сложной задачи – создания ясного и тесного единства на основе своего опыта. Тревога, которая заставляет людей соединять природу со своей собственной волей и чувствами, гораздо глубже, чем весь страх за безопасность тела, ибо это страх внутреннего хаоса. Мы, европейцы, родились очень поздно, в том смысле, что в результате научно-технического прогресса и социальных преобразований мы утратили способность воспринимать мир напрямую. Мы живем в просвещенном мире, где после захода солнца мир не погружается во мрак – так как можно включить свет; а забота о пропитании сводится к походу в лавку. Мы больше не зависим от ритмов природы, засух и наводнений; капризы природы уже не влияют на нас напрямую, но являются в форме экономических кризисов и социальных потрясений. Мы смотрим на мир как на хорошо отрегулированную, легко управляемую машину, и весь этот порядок вещей воспринимаем как само собой разумеющееся. Каждый индивидуум является центром, вокруг которого без остановок и поломок вращаются солнце, луна и звезды; лето сменяется зимой, день – ночью. И нам никогда не приходит в голову считать их непрерывное вращение одним из самых великих деяний наших предков; еще меньше мы понимаем, что без них на Земле воцарился бы хаос, который утащил бы нас, бедных, прямо на дно.
Человек рождается в огромном океане звуков и визуальных образов, которые обрушиваются на него по отдельности, без какой-либо связи или единства. И он должен превратить всю эту массу в формы и структуры. Он должен превратить солнце и луну, облака и дождь, животных и деревья в связанные между собой объекты так, чтобы они превратились в постоянные узнаваемые формы. Установление порядка и гармонии требует отбора и исключения, а также добавления. Согласно нашей классификации, огонь и материя – это разные вещи, и мы беспечно отбрасываем тот факт, что определенные камни высекают искры, а отдельные виды дерева, под влиянием трения, порождают огонь. Примитивный человек организует эти факты совсем по-другому, утверждая, что огонь принадлежит природе или душе дерева и камня – искры зачинаются и рождаются в результате трения; соответственно, между камнями и деревьями, с одной стороны, и огнем, который спускается с небес, существует внутренняя связь.
В нашем понимании люди и животные связаны друг с другом внешним телесным единством и неразрывностью, создавая тем самым массу изолированных индивидуальных существ там, где примитивный человек видит проявление всеобщего фрита; они собирают всю массу фактов в реальность, называемую человеком, и конструируют его «душу», в которую включают силу его слов и духовные эманации, силу внушения и прикосновения его рук, а также формы и черты, в которых признается солидарность многих и ответственность каждого.
Глава 9
Душа человека
В центре мира душ стоит человек, ибо он наделен главным свойством души – жизнью. Свойства души неизъяснимы и противоречивы, что нашло отражение в древнеанглийской загадке: «Я знаю одну необыкновенную вещь – она незрима, но стоит перед глазами каждого; она не выше шести футов, и тем не менее никто не может увидеть больше одного ее конца; ее можно ощутить, прикоснувшись руками, однако схватить ее и удержать невозможно; она стремительна, как облако, несущееся по штормовому небу, но ее может догнать и собака; она витает в воздухе и одновременно лежит и спит в зале. Она связана с телом, но свободна двигаться, где хочет, без оглядки на время, место и тягу земную. Она не имеет формы, как тепло, передающееся при рукопожатии от одной руки к другой, и невидима, как сила, которая передается от одного воина к другому и сообщается всему войску, вдохновляя на победу. И она рано или поздно обретает форму, чтобы явиться в образе человека».
Если мы хотим понять, что такое человеческая жизнь, то должны, в первую очередь, отбросить все наши прежние представления о душе и теле и их антагонизме и просто поискать отличительные черты человеческой натуры или, иными словами, ее способы проявления себя.
В старых языках существует слово метин (megin); в нем заключена идея власти, и в этом слове встречаются все живое, что есть в мире. О душе Земли, о ее метине, часто говорят как о бесценной сущности. Питье, в которое подмешали землю-мегин, крепче пива и браги, ибо содержит силу, которая может уберечь от опьянения.
На заре времен, еще до того, как в мире воцарился порядок, уже существовали луна и солнце, но они не знали своего мегина, иными словами – не ведали своего могущества, своей цели и своего назначения.
Когда говорят о мегине человека, имеют в виду его силу. Но мегин – это нечто большее, чем сила мускулов; это – мощь, могущество и власть, без которой невозможна победа. И наконец, мегин – это сила души, тот, кто теряет свой мегин, падает без сознания.
То, что отличает бога, или аса, от всех других существ, называется асмегином – душой аса, наделенной очень большой силой. Стоя посреди реки в Йотунхейме, Тор кричит:
Вимур, спади,
вброд я иду
в Страну Великанов.
Если растешь,
то знай, что растет
до неба мощь аса[58]58
«…Мощь аса» – в оригинале asmegin.
[Закрыть]’ [59]59
Язык поэзии. Пер. О.А. Смирницкой.
[Закрыть].
Душу называют также словом «фьёр» (Fjor), которое с гибелью старого мира практически исчезло из употребления. Фьёр – это сама жизнь, которая позволяет человеку говорить и ходить, занимать свое место под солнцем. Фьёр – это также и душа, которая после смерти хозяина пускается в собственное путешествие. Фьёр – это то, что делает человека человеком, его сущность; фьёр способна вернуться в тело даже после того, как его коснулась смерть. Фьёр – это удача, послушная своему хозяину, дарующая крылья его разуму, порождающая его мысли, поддерживающая его и обеспечивающая осуществление его планов. Когда Хакон Добрый возвращался в свою родную страну, чтобы стать ее королем, его корабль попал в шторм; прошел слух, что Хакон погиб вместе с ним. Король Эйрик Кровавая Секира с радостью поверил этому слуху, но Гуннхильд, его жена, покачала головой – она была мудрой женщиной и знала, что Хакон обладает королевской фьёр. Так и вышло: корабль Хакона не пострадал от бури и благополучно прибыл в Норвегию («Сага о Хаконе Добром»).
Душу называют еще и словом «хуг» (hugr), обозначая этим словом желания и склонности, храбрость, ум человека, его дух. Хуг вдохновляет и определяет поведение человека, направляет его слова и поступки, в зависимости от того, что их порождает – высокое или низменное. Хуг живет в человеке и побуждает его действовать. Локи, заканчивая свою речь перед богами, произнес: «Я высказал то, что велел мне мой хуг»; так сказал Сигурд, когда змей Фафнир спросил, кто подговорил его завладеть золотом: «Подстрекнул меня крепкий дух (хуг), а совершить помогла эта мощная длань и этот мой острый меч, как ты теперь изведал; и редко в старости стоек, кто в детстве дрябл»[60]60
Сага о Волсунгах. Пер. Б.И. Ярхо.
[Закрыть]. Он сидит внутри человека, давая ему советы или предупреждая; «Мой хуг говорит мне» – очень весомый аргумент, поскольку, услышав совет духа, дело можно считать решенным. «Он кажется мне ненадежным человеком, вот увидишь, он скоро проявит свою подлую суть; я не хочу, чтобы он был с тобой, ибо мой хуг говорит мне, что он плохой человек» – так Ингольв увещевал своего брата Хьёрлейва выгнать бродягу, который попросился к ним в дом. Когда зима прошла, Ингольв мог сказать, что все случилось именно так, как и предрек его хуг. Атли Хастейнсон после битвы с Хравном поучает наследника: «Ты, мой сын, отомстишь за своего отца, если пойдешь в мою родню, и мой хуг сообщает мне, что ты станешь знаменитым, и твои дети – тоже». Если же хуг пребывает в сомнениях, как тогда, когда можно было повторить вслед за Гудрун: «Долго я сомневалась, долго мой хуг был разделен», то жизнь становится несчастной. Зато когда человек следует доброму совету своей души и достигает цели, тогда из его души исторгается победный крик – это его хуг смеется в его груди.
И наконец, у древних было еще одно слово для обозначения души – «мод» (тобг). Мод человека – его ум, воля и сила, долгосрочная память, которая сохраняет душевные раны и дружбу в тайниках сознания, а также гнев и бесстрашие, которые не позволяют его воле и памяти поглотить друг друга в неуверенности. Мод – это душа в ее самом ярком проявлении. Когда Тор целиком осознает себя, он пребывает в своей божественной душе (asmodr); безымянный великан, скрывавший свою сущность, выдал себя, впав в гнев. Боги наняли строителя, чтобы тот возвел стену вокруг Асгарда, пообещав за работу солнце, луну и Фрейю, если тот завершит работы до начала лета; тогда они не знали, с кем имеют дело. Работа шли с бешеной скоростью, Свадильфари – жеребец строителя – ночью таскал огромные камни, а днем мастер складывал из них прочную стену. Когда он окружил ею уже почти весь Асгард и боги начали определять место для ворот, они устроили совет и вспомнили, что, когда заключали соглашение, посредником между ними и строителем был Локи. Один, не желая отдавать обещанное, велел Локи найти возможность избежать расплаты. Локи обернулся кобылой и заманил коня строителя в лес; хозяин гнался за ним всю ночь, но не смог поймать. Поняв, что не успевает завершить работу в срок, строитель «впал в ярость великанскую[61]61
В оригинале – jötunmóð.
[Закрыть]», тогда боги распознали в нем горного великана и разорвали соглашение. Великан попытался возражать, однако явился Тор и уладил дело ударом молота.
Мы продвигаемся все глубже и глубже в самую сокровенную часть души – в ее центр. Жизнь познается благодаря чести. Мы уже узнали о тесной связи удачи и чести или, скорее, увидели, что оба этих понятия – две стороны одного понятия. Древние люди хорошо понимали, что в тот самый момент, когда они теряли честь, когда забывали о добром имени своих предков, когда они не могли уже сохранить свое доброе имя, когда они совершали какой-нибудь подлый поступок, их покидала удача. И их уверенность в этом основывалась на опыте. Они хорошо понимали, как важно сохранять хорошую репутацию – от этого зависела жизнеспособность подрастающего поколения, его здоровье, удачливость и храбрость. Они знали, что бесчестье убивает ребенка еще в утробе матери и делает женщину бесплодной.
Честь ценилась не меньше, чем сама жизнь, ибо, если душа человека находится в полузадушенном состоянии, его потомки придут в мир слабыми, лишенными смелости людьми. Если же человек заботился о своей душе и превозносил честь, в его семье рождались герои, люди острого зрения и большой силы – дети, которые тянулись к оружию еще в колыбели. Хельги, сын «славного Ильвинга», облачился в кольчугу и взял в руки оружие едва ли не в первый день жизни:
Но чаще мы читаем, как мальчик крепко схватил мужчину, подвергавшего его наказанию, за бороду и совершил свое первое убийство в том возрасте, когда другие дети еще держатся за юбку матери. Или, быть может, у детей будет столько силы, что они сами сумеют вернуть себе жизнь. Сын херсира Ас грима из Телемарка должен был умереть сразу после рождения. Когда раб отправился копать могилу для нежеланного новорожденного, все присутствующие услышали, как младенец проговорил: «Верните меня к матери; здесь, на полу, очень холодно; какое другое место лучше подходит для мальчика, чем очаг его отца? Отложите заступ, не тревожьте дерн – меня ждет будущее среди людей». Пораженный Асгрим не посмел загубить невинную душу, назвал сына Торстейном и предрек ему славное будущее («Прядь о Торстейне Палаточнике»).
Но если дети служили очень точным показателем состояния души рода, это вовсе не означало, что человек должен был дожидаться появления потомства, чтобы убедиться, как его жизненный корень грызет бесчестье. Для исландца выражение «храни свою честь» совершенно идентично выражению «храни свою удачу»; когда он говорит: «Не думаю, что смогу сберечь свою честь, если буду сидеть и ничего не делать», его слова имеют вес, поскольку это высказывание для сердца, а может быть, и для разума, ибо оно равно стремлению избежать смерти и сохранить свою жизнь.
Честь, как и душа, существует в реальности, и потому надежда воскреснуть во славе помогает победить страх смерти. Герой радуется не только тому, что его имя после гибели будет произносить множество людей; его уверенность в будущем лежит в убежденности в том, что в упоминании и восхвалении его имени его глубинная сущность распространится широко, управляя и наслаждаясь, живя новой жизнью. Когда норвежец говорит: «Этот родственник умер, и этот тоже, все должны умереть, но я знаю, что никогда не умирает – слава человека погибшего с честью»; когда Беовульф успокаивает Хродгара в его горе, говоря: «Мудрый! Не стоит / печалиться! – должно / мстить за друзей, / а не плакать бесплодно! / Каждого смертного / ждет кончина! Пусть же, кто может, / вживе заслужит / вечную славу! / Ибо для воина / лучшая плата – / память достойная».
Эти слова в то время, когда они были произнесены, вероятно, не означали больше того, что мы вкладываем в них, читая эти строки сейчас. Они имели свою силу в то время, когда реальность простиралась гораздо дальше той границы для посмертной славы, которую мы можем себе представить; мы можем адекватно оценить эту реальность, заменив это понятие несколько иным: перерождение или воскресение.
Поэтому жить во славе после смерти, и лучше всего столько же времени, сколько будет существовать мир, было самой заветной мечтой тевтона. Это слово его губы произносили в самые торжественные моменты жизни: когда Хёскульд приветствует своего сына Олава Павлина, благословляя его новый дом, он желает, чтобы его благополучие приняло такую форму: «Я искренне верю, что твое имя будут помнить очень долго». И жажда славы царствовала во всем германском мире. Мечта о посмертных почестях, о том, что слава не умрет вместе с самим героем, звенит, не умолкая, и в христианской поэме «Хелианд»[63]63
«Хелианд» («Спаситель») – древнесаксонская эпическая поэма о жизни Иисуса Христа, созданная около 830–840 гг.
[Закрыть], и во всех творениях героических поэтов. «Человек счастлив стоять твердо со своим господином, он с радостью умрет вместе с ним. И мы все последуем за ним, не щадя своей жизни, умрем вместе с королем в чужой земле. И тогда мы обретем честь и добрую славу среди тех, кто придет после нас» – так святой Фома подбадривал других учеников Христа, «Небесного Конунга». Англосаксонский мореплаватель, который не мог добиться от Христа, чтобы тот утихомирил бурю, бушевавшую изнутри и снаружи, держался той же веры в суждениях, вынесенных в адрес умерших. Для него весь мир, лишенный надежды, пребывает в скорби, в хаосе бед, страданий, разбитых надежд и разлук там, где человек ищет встречи. Но он не может найти ничего вечного. Болезни, старость и войны, объединившись, грабят человечество. И потому можно надеяться лишь на одно – добрую память потомков. Он советует: пользуйся жизнью, пока не пришел конец, храбро сражайся с врагами и демонами, чтобы дети людские воздали тебе хвалу, и твоя слава будет жить среди ангелов. Он родился поздно и считал зрелые годы мира его концом; времена, когда люди жили и верили в жизнь, дарили драгоценности и ловили удачу, пока имели силы, эти времена давно миновали – таков был его приговор. И с постоянством разочаровавшегося человека он обвинял во всем саму жизнь и показывал всем ее тяжесть, которую невозможно облегчить. Но хотя циники во все времена одинаковы, их презрение несет на себе печать их возраста и места проживания. Один говорит: «Ну что ж, будем есть и умирать», другой: «Будем пить и умирать», а мореплаватель произносит: «Умрем же так, чтобы о нас помнили».
Если считать славу чем-то, что живет исключительно в словах других, что зависит от доброй воли незнакомых людей и от их способности оценить великие дела, тогда это было бы слишком неопределенным значением, чтобы примирить тевтона со смертью или даже сделать смерть выгодой. Радость, которую приносит громкая слава, имела неукротимую силу и свою идеальную ценность в том, что она основывалась на реальном положении дел. Жизнь во славе после смерти была для тевтона реальной жизнью.
Нам довольно легко понять тот энтузиазм, который испытывали древние люди при мысли о посмертной славе. Мы быстро замечаем огонь и в их словах, но вряд ли способны ощутить их умение распространять тепло. Современный читатель, вероятно, думает, что он оказывает поэту большую честь, воспринимая его слова в духовном смысле, но на самом деле своим восхищением он убивает их реальное значение. Другое объяснение той ценности, которой обладает имя человека, можно найти в древнем предупреждении бойцам, которое находим в наставлении для хирда (боевой дружины) норвежских королей: «Помни, что тот, кто однажды умрет обесчещенным, никогда уже больше не станет храбрецом, но если он умрет, добившись звания храбреца, то память о его славе будет жить вечно». Мы видим, что здесь старое чувство реальности выражено с предельной ясностью. Если нам удастся, помня о том, как ценилась слава человека после его смерти, воспринять это поучение буквально, каким оно, в сущности, и было, то мы сумеем понять, как искренне и совершенно серьезно древние люди мечтали о великой славе.
Таким образом, имя человека, который носит его по праву победителя, отрывается от него и кладет к его ногам весь мир; его слава не меркнет и после смерти, потому что она имеет душу, вернее, это сама душа. Когда человек умирает, вся его жизнь сосредоточивается в его чести, в посмертной славе и живет своей жизнью. Она может в любой момент вселиться в новое тело и вдохновить его на жизнь во славе и удаче. Когда его имя присваивают родственнику, то душа снова является на свет, словно герой и не умирал. Он вернулся, говорят люди.
Еще одним словом, обозначающим человеческую душу, было исландское aldr (альд) (англосаксонское ealdor), которое с точки зрения современных языков в одних случаях переводится как «возраст, время жизни», а в других случаях – как сама «жизнь». В текстах находим такие выражения: потерять жизнь, отобрать жизнь у другого человека, поставить свою жизнь на карту. Человек мог подвергнуть опасности свою альд и потерять ее, он мог забрать альд у другого человека во время сражения. Альд – это фьёр, что обитает в груди; меч может пробраться к нему и погубить. Душа, альд, не является чистым листом, на который мир отбрасывает свою тень, она имеет определенное содержание, и это содержание – судьба. В «Песни о Вёльсунгах» норны, богини судьбы, пришли в дом героя в ночь его рождения и предопределили его судьбу:
Ночь была в доме,
норны явились
судьбу предрекать
властителю юному;
судили, что он
будет прославлен,
лучшим из конунгов
прозван будет[64]64
Первая Песнь о Хельги Убийце Хундинга. Пер. А.И. Корсуна.
[Закрыть].
Жизнь человека, по убеждению норвежцев, определяется при его рождении. Это означает, что биография человека, как сказали бы мы, или его судьба, как сказали бы они, задана с самого начала; норны будут вести его через те или иные события до самого конца. Можно узнать героя прошлых времен в одном из современников по его храбрости и силе его чести. Его жизнь – доказательство, причем самое убедительное, что прошлое и настоящее тесно связаны между собой. Когда мы узнаем, какого рода душа заключена в человеке, мы можем с большой долей вероятности предсказать, что ждет его в будущем и каков будет его конец. Судьба человека предопределена, а с нею и друзья и враги этого человека, союзы и конфликты, традиции и цели, а если добавить сюда характерные особенности его народа, которые ритмично повторяются, то и его история. Атли Хастейнсон после сражения с Хравном отказался от дружеского приглашения Энунда, разнявшего противников: «Я лучше вернусь домой, ибо мое имя предвещает скорую смерть от ран: так умер отец моего отца, ярл Атли, чье имя и жизнь я повторил» («Книга о занятии земли. Часть пятая»).
В одной из частей Снорровой «Эдды» встречаются такие слова: «Добрые норны и славного рода наделяют доброю судьбою. Если же человеку выпали на долю несчастья, так судили злые норны»[65]65
Видение Гюльви. Пер. О.А. Смирницкой.
[Закрыть]. Норны были не чем иным, как воплощением человеческой удачи и истории.
Наше восприятие такого понятия, как судьба, серьезно отличается от его восприятия древними – мы считаем судьбу таинственной и непредсказуемой силой, тогда как наши предки наделяли судьбу свойствами личности – характером, страстями, склонностями. Судьба человека определяла всю его жизнь, побуждая одних постоянно применять силу, ввязываться битвы, других, наоборот, всегда искать возможность начать переговоры. Судьба всегда индивидуальна, принадлежит одному человеку и отличает его от других, и эту судьбу можно по праву назвать душой. Она может покидать его и вселяться в других людей, судьба может пережить второе рождение. Об этом говорится в прозаическом завершении «Второй песни о Хельги»: «В древнее время верили, что люди рождаются вновь, но теперь это считают бабьими сказками. Говорят, что Хельги и Сигрун родились вновь. Он звался тогда Хельги Хаддингьяскати, а она – Кара, дочь Хальвдана, как об этом рассказывается в «Песни о Каре». Она была валькирией»[66]66
Пер. А.И. Корсуна.
[Закрыть]. Мы имеем здесь три параллельные легенды, связанные с героем, который своей могучей и торопливой жизнью был обязан женщине-богине. Хельги Хьёрвардсон был вызван к жизни валькирией Свавой и обречен на смерть поспешной клятвой своего брата отобрать у него его любовь. Хельги Сигмундсон в своей военной экспедиции завоевал любовь и защиту Сигрун, дочери Хёгни, но ради нее ему пришлось убить Хёгни и тем самым обречь себя на гибель. О третьей легенде известно лишь по туманному упоминанию в мифической саге, где Хельги нечаянно ранил женщину, которую любил и которая была его защитницей, лишившись из-за этого удачи, а потом и жизни. Сейчас отдельные части этой трилогии располагаются в полном беспорядке, вне связи со временем их появления и хода развития событий. Мы видим лишь то, что причиной, объединившей их в единое целое, было сходство судьбы, связавшее эту пару. Хельги и Свава больше уже не появлялись на свет, зато герой, девушка-валькирия и их любовь возродились, но все закончилось трагически.
Тот, кто превратил эти три истории в поэмы, скорее всего, сам, в ходе долгих раздумий, пришел к идее возрождения; однако совсем не важно, присутствовало ли зерно этой идеи в комбинации легенд или нет, поскольку эти прозаические истории опирались на авторитет древней философии. Жизнь познается ее делами. Одним из неотъемлемых свойств души является заключенная в ней жизнь. Судьба или, можно сказать, история, так же как и удача, находится за пределами человеческого тела; не висит она над ним и как необходимое следствие его характера. Это – сама удача, это – его природа. Она рождается из него точно так же, как дети и победы. Именно на это сходство судьбы и воли и опирался фатализм тевтонов.
Так что слова Атли были вызваны вовсе не покорностью или смирением. Германец не позволял судьбе тащить его за собой, он шел за ней по собственному желанию, выбрав свою судьбу самостоятельно, готовый принять неизбежные следствия своего свободного выбора, как бы парадоксально это ни звучало. Судьба для германцев была необходимостью, которой человек избежать не мог, но они тем не менее ощущали ее как следствие своего собственного выбора. Тевтоны принимали советы и планы своих родственников близко к сердцу и повторяли судьбу своих предков с горячим желанием. Они твердо держали судьбу в руках своей воли, которая была одновременно и волей их судьбы – именно в этом и заключался секрет их прочного чувства жизни; с другой стороны, они утешали себя мыслями о том, что их жизнь такова, какой она и должна быть.
Имя и судьба переплетены друг с другом. Имя обладает большой силой, поскольку в нем заключена не только история того, кто его носит, но и его предков, и всего клана. В имени заключены их деяния и слава, и слава эта может расцвести еще сильнее, благодаря чему само имя превратится в сжатый эпос. Такие имена, как Ан Сгибатель Лука, Сигурд Фафниробойца или Хрёрек Метатель Колец, стали легендарными и передавались потомкам из поколения в поколение.
В каждой душе заключены неизведанные глубины, однако без тела она не может действовать, жить. Когда рождался ребенок, мать относила его к отцу, чтобы тот определил, кто из старых родичей снова явился на свет. Вполне возможно, что отец мог разглядеть характер предка в движениях или голосе ребенка. Некоторые дети рождаются со сжатыми кулачками, другие издают крик героя в самом начале своей жизни. Люди говорят, что этот ребенок обещает очень многое, он станет стойким бойцом и защитником. Но в первую очередь отец определят, чьи черты, глаза и облик в целом передались ребенку. Душа не меняется. Сильное тело, проницательные глаза, вьющиеся светлые волосы – не
случайные признаки героической души, точно так же, как твердость и холод камня – вовсе не случайные признаки тела, которое «надевает» на себя душа камня. В сагах постоянно повторяется мысль, что будущего вождя можно узнать по глазам. У него очень пронзительный взгляд, точно такой же, какой бывает у истинных повелителей войны – так говорили о Хельги Убийце Хундинга. То же самое читаем и о рождении Сигурда: «Сказывают так, что Хьордис родила мальчика-сына, и отвезли мальчика того к Хьялпреку-конунгу. Обрадовался конунг, когда увидел острые те глаза, что были у него во лбу, и сказал, что ни с кем он не будет схож и никому равен. И окропили его водою и дали ему имя – Сигурд»[67]67
Сага о Волсунгах. Пер. Б.И. Ярхо.
[Закрыть].
В сагах такой взгляд являлся главным признаком благородства; он мог подчинять себе и укрощать людей и животных. Убийце Сигурда пришлось два раза выйти из зала ни с чем, ибо взгляд Вёльсунга обладал такой силой, что не многие осмеливались смотреть ему в глаза. Кони не смели растоптать Сванхильд, пока на ее лицо не набросили мешок, ибо она была «как солнечный луч, светлее ясного дня».
Взгляд витязя Оло был таким суровым, что разил врага сильнее оружия. По свидетельству Саксона Грамматика, самые храбрые цепенели от страха, увидев его глаза. В хронике «Деяния данов» летописец поведал, как этот витязь явился ко двору короля соседнего государства. Дочь короля любила на пиру, проходя по залу, осматривать гостей; по лицам она судила об их нраве и положении. Посмотрев в глаза Оло, она трижды падала в обморок. «Этот герой – королевского рода», – сказала дева. Пирующие пожелали, чтобы гость сбросил капюшон. Когда Оло сделал это, люди онемели от восхищения, увидев его красоту и светлые кудри, но он стоял, опустив глаза, «чтобы никого не напугать».
Дева, упомянутая в хронике, несомненно, обладала даром прозорливости, «люди верили, что она смогла прочитать будущее Оло по выражению его лица», – сообщает Саксон Грамматик. Впрочем, будущего короля можно распознать, не обладая особым даром. Человек высокого рождения не сможет скрыть свою сущность, даже если наденет лохмотья, обвяжет голову платком и будет поставлен крутить жернова – люди все равно заметят, какой у него острый взгляд, и поймут, что этот юноша не мог родиться в семье раба. Хельги из рода Вёльсунгов, скрываясь от конунга Хундинга, «не мог укрыться иначе, как одеться рабыней и начать молоть зерно». Юноша вращал жернова с такой силой, что камни едва не разлетелись в разные стороны:
Красота и сила принадлежат его хамингье, его натуре. Высокий, статный, красивый – той самой благородной красотой, в которой нет никаких простонародных черт, – он обречен стать вождем, и никем иным. Когда душа такого человека рождается вновь, она создает себе тело с такими же членами, с такими же глазами и волосами, ибо иначе быть не может. Или, лучше сказать, сама душа златовласа, голубоглаза и стройна – такова ее истинная суть.
Все эти индивидуальные качества души можно определить одним словом – удача. Душа – это удача во всех смыслах этого слова, которая раскрывается перед нами, когда мы внимательно следим за ее делами в течение полного цикла. И когда удача заканчивается, то заканчивается и сама жизнь, но не потому, что она зависела от определенных внешних условий, а потому, что само существование человека прекращается, когда от него отворачивается удача. Быть удачливым, обладать удачей – значит жить полной жизнью.
Эта жизненная сила в человеке, которая проявляет себя различными способами, согласно нашей терминологии, очень точно называется душой, но мы можем назвать ее жизнью или существованием, не исказив при этом ее смысла. Здесь проявляется радикальная разница между примитивным и современным опытом. Когда мы задумываемся об идеях, лежащих в основе нашего исследования сил, которые движут нами и движутся в нас, у нас возникает образ чистого, незамутненного потока чувств и настроений; жизнь – это то общее, что объединяет нас со всеми другими существами, и когда она использует чисто человеческие свойство и составляющие, то превращается в жизнь человека. У наших предков дело обстояло наоборот: жизнь, по их представлениям, могла быть только человеческой, и не просто человеческой, а личной, такой же личной, как имя и прозвище. Сила и результат, на наш взгляд, так далеки друг от друга, что мы можем задать себе вопрос: посмотрим, к какому результату приведет приложение этой силы; для примитивного разума сила и результат – это одно и то же, и растут они вместе.
Стоит только заменить слово «душа» на слово «хамингья», как наш бледный взгляд на жизнь превратится в полнокровную и мускулистую идею прошлого. Хамингья – это природа, которая может действовать в определенной манере и только для достижения той цели, которая заключена в ней самой. Хамингья – это свойство, которое может проявить себя в тех или иных личностях, но, с другой стороны, должна произвести свой предопределенный эффект. Эти конкретные честь, волю и судьбу должны создать те или иные личности с их особыми взаимоотношениями внутри и снаружи. Поэтому хамингья в одном случае проявляется в виде человека, в другом – как нечто человеческое, в третьем – как личность, в четвертом – как сила, но всегда сохраняет саму себя, не более и не менее. Ее природе безразлично, как она проявляется – идет ли во главе армии, создает ли тело того или иного рода или исходит из человека в почву и заставляет семена прорастать. Удача – это, как мы уже выяснили, закрытое целое, полное и неделимое. Поэтому любое качество человека обладает всей силой хамингьи; посмертная слава заключает в себе живую душу или живое человеческое существо. В этой однородности жизни заключено необходимое условие для таких выражений, как, например, две старые английские поговорки: «Язычник пал, лишенный фрита, на поле боя» и «Для него пришло время расстаться с фритом». Эти слова нельзя понять, если рассматривать их только с одной стороны – как свидетельство того, что жизнь на земле была для предков англосаксов, в первую и главную очередь, общей жизнью в составе фрита; нельзя их считать и примерами поэтического использования слова «фрит» в смысле «душа». Объяснение лежит гораздо глубже; фрит на самом деле был формой жизни, а это, по мнению германцев, означало саму душу, поэтому потерять фрит и удачу в буквальном смысле означало погибнуть.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
