Текст книги "Миф о «застое»"

«Общество спектакля»

В ноябре 1967 года парижское издательство «Бюше Шастель» опубликовало книгу Ги-Эрнеста Дебора (1931–1994) «Общество спектакля». (Для справки: последние годы жизни страдал тяжёлым алкоголизмом и на этой почве 30 ноября 1994 г. покончил жизнь самоубийством, выстрелив в себя из револьвера. Его женой была Мишель Бернштейн, дочь еврейских эмигрантов из России.]

На протяжении всей книги он с гордостью говорит, что последующие затем события полностью подтвердили концепцию книги. Что, мол, это он сам проанализировал современное общество и сделал точные выводы. Да, читая книгу, можно прийти именно к такому выводу – выводу о сверхпрозорливости Ванги, т. е. Дебора. Но, зная его биографию, надо сказать: «Не верю!»

Ги Дебор

В 1957 г., т. е. практически одновременно с приходом де Голля, он и датский художник-сюрреалист Асгер Йорн (Олаф Йоргенсен. Он был членом некоей группы «Кобра» – международное сообщество художников и поэтов из Дании, Голландии и Бельгии. Интересное название выбрали себе художники… Такое же название носит особо секретный комитет Великобритании. Опять совпадение?) создали «Ситуационистский Интернационал» (СИ). Ячейки СИ как-то сразу появились по всей Западной Европе, в США и в Алжире (тогда части Франции). Программа СИ включала пункты о практической деятельности по конструированию ситуаций [299; с. 175] (отсюда и название Интернационала). То есть Интернационал был создан специально для конструирования ситуаций с целью создания нового общества с новыми культурными ценностями.

В 1957 г. Дебор выпустил книгу «Конструирование ситуаций», в которой писал: «Наша основная идея – это конструирование ситуаций, краткосрочных средств существования и их преобразующее воздействие в более высокое качество… Необходимо играть на максимальном разрушении внутренней гармонии… Роль “публики” должна минимизироваться и её место всё более должны занять “люди жизни”, в новом смысле этого выражения… Наши ситуации – без будущего, они – точки выхода» [299; с. 182]. Естественно, «мы должны бороться против пропагандистских методов воздействия высокоразвитого капитализма, противопоставляя капиталистическому образу жизни другие, желаемые» [299; с. 182]. Как же без этой демагогии привлечь левую молодёжь из бедных низов? Для самой же молодёжи пропагандировалась «жизнь без пределов»; задачей Дебора и Норна является скинуть порочную организацию мира, препятствующую освобождению; надо создать из спектакля новый образ жизни [299; с. 31].

Другими словами мы, обычные люди, стали как бы зрителями, наблюдающими за историческим действием – спектаклем. Актёрами же выступают политики, а статистами – люди, но не все, а относительно небольшое количество платных клакёров. Эти клакёры методами пропаганды и внушения действуют на наиболее внушаемую часть «электората».

Дебор показал, что современные технологии манипуляции сознанием способны разрушить в человеке знание, полученное от реального исторического опыта и заменить его «знанием», искусственно сконструированным режиссёрами. Ясно, что речь идёт не о всех людях, а только о т. н. «человеке толпы», легко внушаемом.

Был создан даже специальный метод для «революций – спектаклей» – непрерывное говорение. Слушая эти непрерывные выступления, «ток-шоу», человек просто не имеет времени проанализировать эти «речуги», вступить с ними во внутренний диалог. Об этом непрерывном говорении Дебор пишет: «(подавление воли) достигается посредством нескончаемой череды сообщений, которая идёт по кругу от одной банальности к другой, но представленных с такой страстью, как будто речь идёт о важнейших событиях». Для этого подходят и слухи, содержащие заведомую ложь. Первым, по праву, можно считать Гитлера с его пустыми, но эмоциональными, речами.

Дебор пишет, что фоном спектакля являются секретность и ложь. «Первым намерением господства спектакля было вообще устранить историческое познание и, прежде всего, все виды информации и разумные комментарии о самом недавнем прошлом. (Прямо, как сегодня на Украине. – А. С.) Спектакль мастерски организует неведение относительно происходящего и затем – почти тут же забвение того, что всё-таки могло быть из этого понятным. Самое важное – это наиболее скрытое… Отныне мы живём в мире без памяти и в нём, как на поверхности воды, один образ вытесняется другим» [299; с. 127]; «Исключительно полезная выгода, которую спектакль извлёк из этой постановки истории вне закона, заключается в том, что всю недавнюю историю он обрёк на подпольное существование, и ему почти удалось заставить общество вообще забыть о духе истории и покрыть общество своей собственной историей – историей хода нового завоевания мира. Его власть предстаёт уже знакомой, как будто всегда была тут. Узурпаторы всех времён хотели бы заставить забыть то, что их власти – без году неделя»; «С разрушением истории самое недавнее событие моментально отстраняется на мифологическую дистанцию и оказывается среди неподтверждённых рассказов» [299; с. 128], «Им приходиться сообщать новую, но ещё более лживую версию определённых фактов… и догматически повторять какой-нибудь алогичный авторитетный аргумент» [299; с. 136–137] (типа: «бен Ладен из афганских пещер руководит сетью системных программистов»); «А те крохи информации, как правило, оказываются заражёнными ложью, не поддающимися проверке и подтасованными» [299; с. 157].

Как мы видим, все методы «ситуационистов» сводятся к обычной лжи и сокрытию информации. Люди должны «верить тому, что им открывают!» [299; с. 157]. Да, нет ничего нового под Луной.

И Дебор делает вывод: «Короче говоря, дезинформация считается дурным использованием истины. Тот, кто её распространяет – виновен, а тот, кто ей верит – недоумок» [299; с. 147]. А что делать, чтобы не быть «недоумком»? Читать нормальные книги и делать правильные выводы.

А кто же режиссёры спектаклей? Дебор: «Если нечто существует, то говорить о нём больше нет никакой необходимости – воистину основной закон общества спектакля» [299; с. 121].

И, главное – «Самое амбициозное стремление театрализации состоит в том, чтобы тайные агенты стали революционерами, а революционеры превратились в тайных агентов» [299; с. 125].

До 1966 г. СИ издавал свой журнал, т. е. действовал пассивно, на уровне пропаганды и разговоров. Но в 68-м настало время активных действий.

Революция, ЦРУ, хиппи, ситуационисты и троцкисты

Надо отметить, что никаких причин для студенческих беспорядков и мощных забастовок не было: экономика была на подъёме, безработицы почти не было, жизнь улучшалась – сегодня это время можно назвать золотым веком. Внешняя политика де Голля была самостоятельной, чем французы могли гордиться (сравните с сегодняшними президентами). Казалось бы, такого человека надо бы всем поддерживать…

Зимой 1968 года в стране начались студенческие волнения. Предлог – жёсткий дисциплинарный устав, переполненность аудиторий, произвол профессоров и их отказ допустить студентов в администрации вузов, навязывание ненужных предметов, что преподают им «выжившие из ума» профессора. Причём «жёсткость» устава выражалась в том, что в общежитиях можно было «любить» только до определённых часов. А что касается «ненужных предметов» – то любой студент с этим согласится. По большому счёту, все эти претензии были смехотворными, всё можно было решить путём переговоров. Ясно, что это был только предлог к началу «революции».

С февраля по апрель произошло 49 выступлений студентов, а 14 марта был даже проведён Национальный день действий студентов.

Арест шести активистов «Комитета защиты Вьетнама» привёл к тому, что 22 марта в Пантере митинг студентов перерос в столкновение с полицией. Было создано «Движение 22 марта», руководителем которого стал Даниэль Кон-Бендит или «Красный Дани», о котором я ещё скажу.

Но толчок к активизации революции положило заседание Бильдербергского клуба, состоявшееся в апреле в Монжраблане (Канада). Заседание было посвящено обсуждению мер, которые необходимо принять против де Голля. Одними из главных инициаторов этих мер были барон Эдмон де Ротшильд, покровитель Помпиду, глава одного из отделов ЦРУ Джеймс Энглтон, и представители «Моссад». Как вы думаете, знали ли студенты об этом заседании?

1 мая (день образования Общества иллюминатов Вейсгаупта) Национальный студенческий союз совместно с Национальным профсоюзом работников высшего образования, в ответ на арест в Париже т. н. «леваков», объявил начало студенческой забастовки. 3 мая студенты Сорбонны захватили университет. Одновременно объявили забастовку и другие профсоюзы.

В строгом соответствии с этой программой в мае 1968-го во Франции начались выступления студентов. Сначала – крайне левых, которые финансировались и координировались американской разведкой.

Во главе студенческих волнений в Нантере и в Сорбонне «волею обстоятельств» [299; с. 178] на руководящих постах в студенческих комитетах оказались представители СИ (их называли “lesenrages” – бешеные). Из Сорбонны Дебор послал в ЦК КПСС телеграмму: «Трепещите, бюрократы! Скоро международная власть рабочих Советов выметет вас из-за столов! Человечество обретёт счастье лишь тогда, когда последний бюрократ будет повешен на кишках последнего капиталиста! Да здравствует борьба кронштадтских матросов и махновщины против Ленина и Троцкого! Да здравствует восстание Советов Будапешта 1956 года! Долой государство! Да здравствует революционный марксизм! Оккупационный комитет автономной Сорбонны» [299; с. 179]. Ясно, что эти бредовые лозунги были «для публики».

Как-то одновременно вспыхнули протесты во всех университетах Парижа. А затем – в вузах всей страны. В столице страны центром возмущений стал Латинский квартал. Протестующие стали поднимать алые и чёрные знамёна – флаги левых и анархистов. Власти пробовали подавить протесты силой, арестовав почти полтысячи студентов в ночь с третьего на четвертое мая. Ранения получили триста пятьдесят человек (погибли пятеро, из них только один студент).

Студенты в ответ стали строить баррикады в Латинском квартале. Начался хаос. Студенты даже пытались формировать параллельные органы власти. Показательно, что среди студентов на баррикадах Парижа были десятки людей, связанных с ЦРУ и МИ-6.

Столкновения с полицией распространились практически на весь Латинский квартал; в них участвовало более 2 тысяч студентов.

Сегодня эти беспорядки назвали бы «цветной революцией». Не зря же Дебор вспомнил о событиях в Венгрии. Всё правильно: эти две «цветные революции» были инспирированы и профинансированы из-за рубежа.

Ситуационисты организовали «Движение университетских действий», которое занялось просвещением студентов: они приглашали различных лекторов, которые читали лекции определённой направленности.

7 мая бастовали уже все вузы Парижа, а на демонстрацию вышли более 50 тысяч человек.

Участница революции троцкистка Клэр Дойл пишет, что «революция разразилась подобно вулкану» [235; с. 6]. То есть как гром среди ясного неба, без причин. Ведь ещё в январе 68-го английская газета «Социалист Реджистер» писала: «В ближайшем будущем не предвидится кризиса капитализма, который мог бы толкнуть рабочих на забастовки». Во Франции же был экономический бум [235; с. 7].

Демонстранты вышли с антидеголлевскими лозунгами (которые, судя по качеству материала и художественному оформлению, изготавливались не один день, а задолго до событий): «Десяти лет достаточно!»; «Де Голль, до свидания!» и т. д. В разгар событий в забастовках и митингах по всей стране участвовало до 10 миллионов человек [235; с. 6]. К студентам присоединилось большинство предприятий, банков, остановился транспорт.

Де Голля события застали врасплох, он не контролировал ситуацию.

Д. Кон-Бендит

Зато ситуацию контролировали сотрудники ЦРУ. В начале мая на парижской квартире резидента ЦРУ американский полковник Грэхем изложил план действий: «Нужно, чтобы наши друзья провоцировали беспорядки между манифестантами и полицией. Разрушения и побольше раненных – сейчас они наши лучшие союзники. Необходимо вызвать реакцию “молчаливого большинства”, которое, почувствовав опасность, заставит де Голля изменить политический курс. Давление со стороны правых вынудит его уйти, освободив место для правительства, с которым будет легче договориться»; «Необходимо проникнуть в руководящие органы подрывных сил, чтобы оказывать на них влияние в нужном направлении» [90; с. 274]. И агенты взялись за работу: они давали студентам советы, как строить баррикады, готовить бутылки со взрывчатой смесью. Агенты спецслужб были даже в составе комитета Сорбонны [90; с. 274].

Вспомните Будапешт и Майдан – там тоже были и провокаторы, и баррикады…

Более того, один из главных лидеров студентов Даниэль Марк Кон-Бендит был провокатором.

Он родился в 1945 г. в Монтобане в семье немецких евреев, бежавших от нацистских преследований в 1933 г. во Францию. Кон-Бендит в 18 лет получил гражданство ФРГ и Франции, однако отказался от последнего, чтобы избежать призыва в армию.

В 1966 г. он вернулся во Францию и поступил в Парижский университет на отделение социальных наук. Вскоре после поступления в университет примкнул к крупной и влиятельной Анархистской федерации, которую покинул в 1967-м и вступил в небольшую анархистскую группу в Нантере.

В своих выступлениях он говорил о необходимости разрушить буржуазное общество, совершить революцию, а главная на сегодня цель студентов – свалить режим де Голля.

(Сегодня этот педофил и извращенец – «вечный» депутат Европарламента, возглавляет фракцию Партии зелёных (почему не голубых?)).

Беспорядки начались именно на социологическом факультете. Группа студентов во главе с Кон-Бендитом сорвала мантию с профессора Пьера Жюкмена. Он был не «просто» профессором, а депутатом Национального собрания и членом ЦК ФКП. Группа захватила конференц-зал и присвоила ему имя Че Гевары (знал бы Че, что его именем воспользуются педерасты…)

Здесь надо немного сказать об идеологии большинства студентов. Творцом этой идеологии был даже не Дебор – он был лишь тактиком – а немецкий еврей Герберт Маркузе (1898–1979) (интересно, знали ли это имя студенты? Ответ ясен). В начале 30-х он эмигрировал в США. В годы войны Маркузе руководил отделом Американской стратегической разведки (разработка психологической войны против Рейха). В начале 60-х возглавил европейский филиал ЦРУ. Именно он стал отцом «новых левых».

Маркузе под видом профессора философии внедрял теорию радикального марксизма в Калифорнийском университете. Благодаря его энтузиазму почти всю Америку охватили студенческие беспорядки и забастовки. Это было, так сказать, испытание методов на «своих».

В 1955 г. он написал книгу «Эрос и цивилизация», в которой писал, что человеком руководит принцип удовольствия, но в обществе этот принцип заменён принципом реальности – делать то, что нужно, а не то, что хочется. Поэтому развитие цивилизации есть подавление свободных инстинктов и всё это ведёт к порабощению человека обществом (один из популярных лозунгов студентов был «Запрещается запрещать!»).

Главной его книгой стала «Одномерный человек. Исследование по идеологии индустриального общества» (1964). Эта книга была встречена восторженно среди «интеллектуалов», которые заявили, что теперь их кумиры – Маркс, Мао и Маркузе (какая смесь, какая каша в головах! Ленин правильно назвал «интеллигенцию» «говном нации»). Во время революции он был оратором, его цитаты были в листовках.

Ноу-хау Маркузе: идеологическая солянка из секса, наркотиков вкупе с героизацией Че Гевары, Марса, Мао и Фрейда. Тут тебе одновременно и пафос свободы, и секс, и революционная легенда. «Пипл хавал» на ура! Смотрите, именно в эти годы в Европе и Америке «вдруг» разразилась сексуальная революция, замешанная на наркотиках, появились хиппи и «Битлз». «Революция 68-го» родила т. н. «альтернативное общество» из хиппи, битников и прочих наркоманов. Покуривая травку и «изменяя сознание» с помощью ЛСД, молодёжь даже не догадывалась, что эту «контркультуру» придумали взрослые дяди из Тавистокского института человеческих отношений, такие как Маркузе, Аллен Гинзберг (он же «Рама Дасса»), Тимоти Лири (по совместительству сотрудник ЦРУ), Алан Уотч, Маршалл Маклюен, Кен Кизи. Все они выполняли заказ. Молодёжь, выпустив пар, отказалась от участия в политике, заменив её «наркотической сексреволюцией». Буржуазия могла спать спокойно.

Но Лири и Кизи не только «выпускали пар», но и создавали «новых людей». Об этом сказал сам Кизи на «кислотном фестивале»: «Я верю в то, что человек меняется».

В 1969 г. Маркузе написал «Очерк об освобождении». От чего? От нравственных устоев путём наркосексуальной революции?

Большую роль в событиях играли и троцкисты, члены Интернациональной Коммунистической партии (ИнКП).

29 сентября 1993 года «Комсомольская правда» опубликовала интервью с Кон-Бендитом. Был задан вопрос: «Некоторые наши авторы в своих книгах изображают вас провокатором. Мол, вы подстрекали других, а сами оставались в тени, когда дело доходило до уличных схваток с полицией». В ответ он говорил что-то о том, морально ли насилие в революции, т. е. уходил от ответа. И далее: «Что вы думаете по поводу намёка журнала “Штерн”, что “дети гнева-68” обеспечили себе хорошее материальное положение?» «Я получаю лишь компенсацию служебных расходов – 2000 марок».

С 1994 г. он, педофил и извращенец, – «вечный» депутат Европарламента от партии зелёных, живёт во Франкфурте-на-Майне. Выступает за расширение ЕС, говорит, что «интервенция НАТО в Косово была обоснована». Также выступает за отмену наказания за педофилию. А вот как он оценивает итоги революции: «Начало конца коммунизма на Западе положили бунт 68-го и такие люди, как я. Наш протест был направлен не только против голлизма, но, в равной степени, против традиционных левых партий, против коммунизма. Общество стало демократичнее»; «Социализм противопоставил рынку плановое хозяйство. Рынок можно сделать социальнее, но плановую экономику демократичнее – никогда. Что остаётся? Идея справедливого общества при двух условиях: рынке и демократии».

Как известно, справедливое общество при рынке и демократии невозможно – это показали «реформы» в России. А о том, был ли Кон-Бендит провокатором, он сам даёт ответ, правда, не прямо. «Самое амбициозное стремление театрализации состоит в том, чтобы тайные агенты стали революционерами, а революционеры превратились в тайных агентов» [299; с. 125].

После прочтения слов о «начале конца коммунизма», интересно посмотреть, как реагировали на события руководства СССР и ФКП.

СССР против де Голля

До мая 68-го советская пропаганда справедливо обвиняла де Голля в диктаторстве и считала его частью Запада.

Но вот началась революция. Вплоть до 5 июня, т. е. более месяца, советское правительство хранило молчание, не принимая ничьей стороны [235; с. 73]. Итак, более месяца – срок гигантский в революционное время! – советские пропагандисты не знали, что сказать. Почему? Потому, что шли тайные переговоры через «челнока» между правительствами СССР и США для выработки общей позиции (но ведь, согласно официальной трактовке, две страны были врагами в «холодной войне»!) Этим «челноком» был Г. Киссинджер, представитель не столько правительства США, сколько Королевского института международных дел и «Бнай-Брит» [102; с. 30]. «Друзья Киссинджера в Кремле регулярно получали доклады о глобальном моделировании» [102; с. 30]. Можно предположить, что Киссинджер контактировал с Косыгиным, Гвишиани, Громыко и Сусловым. Они и выработали совместную политику по отношению к де Голлю. СССР и США вместе, единым фронтом, выступили против генерала, который посмел покуситься на всевластие доллара.

Думаю, в выработке общей позиции сыграла роль не только принадлежность к масонству «элит» двух стран, но и боязнь Кремля, что революция может перекинуться и в Союз.

ФКП против де Голля

ФКП не являлась инициатором и вдохновителем революции. Сначала коммунисты осудили «бунт маменькиных сынков». Но уже в первую неделю мая лидеры ФКП и её профсоюза ВКТ в один голос с советской «Правдой» и правой «Фигаро» объединились в травле де Голля [235; с. 31].

«Юманите», «Правда», «Фигаро» совместно с газетами США и Англии поддержали «справедливые требования студентов». Коммунисты высказались за «путь переговоров» и против 24-часовой забастовки. Особенно рьяно выступал против забастовки будущий генсек ФКП Жорж Марше [235; с. 31]. Но к забастовке активно призывала ИнКП и ВКТ был вынужден так же присоединиться к забастовке. Во многом благодаря ВКТ число забастовщиков достигло 10 миллионов.

«Юманите» призывала рабочих создавать свои забастовочные комитеты, чтобы оттеснить радикальные элементы из молодёжи, которые проявляли творческий подход к борьбе, и направить действия в нужное русло [235; с. 38].

Вообще ФКП показала себя как правая буржуазная партия.

В 68-м году у ФКП была реальная перспектива взять власть, возглавить движение студентов. Да и в первые дни революции генсек Эмиль Вальдек-Роше писал: «Чтобы осуществить чаяния рабочих, студентов, учителей, ФКП предлагает осуществить национализацию банков и промышленных монополий… необходимо покончить с властью монополий и деголлевским режимом» [235; с. 41]. Но… вскоре майское движение было оценено коммунистами как исключительно экономическое – за повышение зарплаты.

И вот «Уолл-стрит джорнел» пишет: «Национальная ассамблея оглашается до странности неуместными речами. Лидер оппозиции социалист Ф. Миттеран вместе с руководителем компартии Э. Роше не уступают премьеру Ж. Помпиду в своей оторванности от происходящего. Все они принадлежат истеблишменту, которому внушает глубокий страх волна ненависти народных масс» [235; с. 44]. Со стороны виднее. Их объединяла не только «принадлежность к истеблишменту», но и принадлежность к масонам.

Руководство ФКП намеренно отказалось от захвата власти. ФКП изо всех сил тормозила революционное движение, чтобы оно не вышло из «рамок». Всё внимание руководства занимала главная забота – как погасить забастовку, как демобилизовать войско. Они призывали рабочих вступать в переговоры, выторговывать себе выгодные условия и возвращаться к работе, даже если рабочие – некоммунисты и продолжали забастовку [235; с. 80]. То есть фактически руководство ФКП призывало рабочих-коммунистов стать штрейкбрехерами. Такая позиция руководства ФКП порождала ненависть к штрейкбрехерам-коммунистам.

В конце 68-го ЦК писал: «Лучший путь к социализму в нашей стране ведёт через организацию борьбы народных масс за передовую демократию и ослабление позиций крупного капитала… и т. д.» [235; с. 81]. Сплошная демагогия!

Чем же оправдывали свою позицию руководители ФКП и ВКТ? В одной из телепередач члену ЦК Жоржу Сеги был задан вопрос: «Устав ВКТ провозглашает своей целью свержение капитализма и замену его социализмом. Как насчёт этого?» Сеги: «Это фундаментальная цель, но необходимо сперва убедиться, все ли социальные слои готовы пойти так далеко». И он приходит к выводу, что «массы не готовы» и, закрывая глаза, утверждает, что не видит революционной ситуации [235; с. 73].

«Юманите» от 8 июня 1968 года: «Необходимо, чтобы люди были проникнуты идеями социальной революции, а это нельзя сказать обо всех 10-ти млн и особенно о крестьянах» [235; с. 52]. Отлично сказано! Так можно оправдать всё, что угодно: мол, народ не готов. А когда это было, чтобы 10 млн пришли к одному мнению?!

Такая позиция компартии напоминает позицию Г. Зюганова, что, мол, «лимит на революции исчерпан».

Исходя из этого положения, ФКП отказалась от возможности создания рабочих Советов. Хотя рабочие сами создавали свои комитеты, но ведущую роль в них играла ИнКП (троцкисты). Это были, например, «Оккупационный комитет Сорбонны», «Пресс-комитет», «Комитет по пропаганде», «Комитет рабоче-студенческого взаимодействия» [235; с. 33]. Рабочие оказались левее компартии. Точнее, лидеров компартии.

Каков же результат этой оппортунистической деятельности Роше и его «братьев»? 30 июня состоялись выборы в парламент. ФКП приветствовала выборы как «возможность для людей сказать своё слово», как будто они не сказали «слова» на баррикадах! И народ сказал своё слово: ФКП потеряла 604.675 голосов и половину депутатских мест от того, что было до 68-го. Зато эти голоса получила партия де Голля.