Текст книги "Миф о «застое»"

«– Проведение ликвидации было поручено врачу-реаниматологу Анатолию Федотову, которого завербовали незадолго до этого. Его сломали на наркотиках, которые он доставал не только для Высоцкого. Сначала Анатолия использовали “втёмную”: мол, Высоцкий нужен стране, он нуждается в контроле, наши врачи будут вас консультировать, а вы обязаны строго придерживаться их рекомендаций, иначе сядете за наркотики на всю катушку. Методы лечения, которые применял Федотов, вызывали у его коллег-медиков удивление. С одной стороны, он колол успокаивающее, снотворное, а с другой – вводил тонизирующие препараты, что приводило только к разладу нервной системы».

Его смерть выдали за естественную [402; с. 401]. Но, якобы, незадолго до смерти Высоцкий попросил шампанского и врач кинул туда какую-то таблетку [402; с. 405]. Поставили диагноз – инфаркт миокарда. Но кардиограмму подменили [402; с. 406]. Его смерть не вызвала ни у кого удивления – спился, мол…

Федотов умер в ноябре 1992 года, диагноз – алкогольная интоксикация и передозировка морфина. Якобы, он решил покончить с собой [402; с. 405, 410].

Как стало такое возможным, чтобы псевдооппозиционного барда не вывели на чистую воду при жизни? Это можно объяснить только одним – тотальным сокрытием информации и пропагандой образа «гонимого».

В «перестройку» писали, что он, мол, «надорвался», «лопнула струна» и т. п. На самом же деле певец был алкоголиком, а непосредственной причиной смерти послужила передозировка наркотиков (а, возможно, и убийство)…

Итак, авторы издали книгу. И вот в июле 2013 года Никита Высоцкий подал иск в Хорошёвский суд г. Москвы на издательство «Алгоритм» с требованием признать факты, изложенные в книге, не соответствующими действительности (иск «О защите чести и достоинства»). И в сентябре суд удовлетворил исковые требования. Суд установил, что сведения, содержащиеся в книге, не соответствуют действительности и порочат честь и достоинство покойного музыканта. Так, например, клеветнической является информация, что Высоцкий трудился добровольным и тайным агентом КГБ, а его брак с Мариной Влади был составной частью агентурной работы. Книги изымаются из продажи, клеветники должны будут выплатить наследникам Высоцкого по 300 тыс. рублей моральной компенсации за каждое произведение.

Вот что сказал 29 июля 2013 года в интервью «Комсомольской правде» директор издательства «Алгоритм» Сергей Николаев: «Речь идёт о двух книгах нашего автора Фёдора Раззакова о Высоцком: “Другой Высоцкий” и “Высоцкий – суперагент КГБ”. Никита Владимирович подал в суд за обе книги. Что странно, потому что нам, чтобы издать книгу о Высоцком, точно не нужно разрешение его сына. Мы за 20 лет нашего существования издали про Владимира Высоцкого уже штук 30 разных книг. Нам достаточно договора с автором и типографией. А если Никите что-то не нравится в тексте, то он может обсуждать это с автором. Первая книжка вышла два года назад, а вторая год назад, но в суд Никита подает почему-то только сейчас. Из чего я заключаю, что ему именно сейчас для чего-то нужен всплеск информационный. Смешно думать, что он выиграет это дело – он же не может всерьез доказать был или не был его отец агентом КГБ. Это нельзя ни доказать, ни опровергнуть. Это точка зрения авторов. Любой суд это понимает и прецедента создавать не будет.

Но вот что любопытно. О причастности Владимира Высоцкого к Комитету госбезопасности прочитало бы не так много народу – учитывая скромный тираж 2000 экземпляров. Но теперь, благодаря Никите, эта информация, попав в интернет, облетела весь мир. Для чего-то это ему нужно? Собственно, он сам и “сделал” своего отца агентом КГБ, а не авторы, которые предложили всего лишь тему для дискуссии тиражом в 2000 экземпляров! И даже если Никита выиграет это дело, никого он уже не убедит в обратном.

И второе – а что плохого в том, что Высоцкий мог быть агентом КГБ? Что плохого в том, что он работал на организацию, которая боролась с врагами государства? Странно даже. И возмущаться по этому поводу смешно. Можно одобрять отца или не одобрять».

Но суд не мог принять иного решения! Что требует суд? Подлинные документы или их заверенные копии. Ясно, что подлинников у авторов не было. Даже если документы и были, то они будут рассекречены очень не скоро – если вообще не были уничтожены после «путча ГКЧП».

Но, видимо, таких документов нет. Во-первых, агент фигурирует в донесениях под псевдонимом, а его расшифровку знало несколько человек. Во-вторых, документы, видимо, были уничтожены. В-третьих, «бумажки» в таком деле никто не писал.

Но вот на два официальных запроса Государственного культурного центра-музея (ГКЦМ) Владимира Высоцкого поступили два стандартных ответа: «В архивах бывшего КГБ СССР “Дело Высоцкого” не хранится». Валерий Перевозчиков, автор книги «Факты его биографии. Людмила Абрамова о Владимире Высоцком» пишет: «Л. В. Абрамова, вторая жена В.В., несколько раз обращалась в архив бывшего КГБ как художественный руководитель музея Высоцкого. Ей отвечали: “Дела Высоцкого» не обнаружено”. А потом вдруг заявили: “Если вы его получите, то узнаете такое!” Людмила Абрамова: “И не нужна мне вся эта грязь. Мне говорили в театре, кто ‘стучал’ на Володю… Но пусть это откроется через сто лет”». Так есть «дело» или нет?

В своей стихии. Интеллектуал

Да, о том, что советская творческая интеллигенция была под плотным колпаком КГБ, что значительная её часть работала на Лубянку, написано уже достаточно.

Далее. Был такой фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой», сценарий к которому написал сам Никита Высоцкий. Фильм получился какой-то мутный.

Как начинается фильм? Высоцкий собирается лететь во Францию, но в аэропорту его просят пройти в подвальное помещение для уточнения чего-то в документах. Там, в конспиративной обстановке, его встречает его хороший знакомый, сотрудник КГБ, который сообщает, что лететь ему придётся позже, когда будут готовы другие документы. Вот вам типичный пример встречи оперработника и кандидата на вербовку в явочном пункте. Что этим хотел сказать автор сценария? Другими словами, была создана «вербовочная ситуация» для вербовки Высоцкого на компрматериалах с использованием шантажа (ареста любимой девушки). Уверен, что Никита прекрасно знал, что его отец был завербован КГБ, но, с другой стороны, он хотел поддержать миф о Высоцком как об «оппозиционере» (с самой высокой зарплатой и «Мерсидесом»). Получился винегрет – умные поймут, а тупые схавают. Кстати, Никита служил в армии в Ивано-Франковске и очень часто общался с сотрудником областного УКГБ, коллекционером материалов о Высоцком. Ничего удивительного в поступке Никиты нет – просто хотел получить деньги. И суд формально прав: документов-то нет! Так может любой агент подать в суд.

Да, мы до сих пор живём в плену разного рода мифов и легенд. Одна из них – «Высоцкий – жертва режима». Он не жертва. Он служил режиму верой и правдой. Только под «режимом» надо понимать «команду Андропова», которой Высоцкий помогал прийти к власти. Напомню, тогда все эти бурлацкие-бовины создавали о себе миф, как о либералах, борцов с «застоем», а об Андропове распускали слухи, как об интеллектуале… хотя любимой игрой Андропова было домино, а любимый роман «Двенадцать стульев».

Проект «Солженицын» – мистификация века

В «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын очень живописно описал все ужасы, выпавшие на долю жертв сталинизма. Но, если верить его же «Архипелагу», то заключённый Солженицын должен был быстро умереть в нечеловеческих условиях ГУЛАГа. Но он не только выжил, но и попал в относительно хорошие условия «шарашки». Вопрос: как рядовой заключённый, не учёный, попал с «северов» в «шарашку»? По логике «Архипелага», этого никак не могло бы произойти – помер бы в лагере. Но если это произошло, то, значит, надо опираться на другую логику. Например, на логику работы спецслужб с особо ценным агентом.

По этой нормальной логике биография Солженицына выглядит очень логично. По логике сфабрикованного им «Архипелага» – нет. Так ли это?

С середины 60-х годов считается, что Солженицын – даже не Великий писатель, что подразумевалось как бы само собой, а – Великий Борец с Тоталитарной Системой. И что, благодаря своим книгам, он разоблачил… заклеймил… сыграл большую роль… Вот это, последнее, верно: сыграл роль. Но кто был режиссёром?

Сразу надо сказать, что режиссёром был не Андропов, хотя именно при Андропове он достиг пика славы. Как и Бобкова, его стали растить с конца войны. Даже несколько ранее.

Слава пришла к Солженицыну после «Одного дня Ивана Денисовича», опубликованного в 1962 г. в «Новом мире» Твардовского. В 1963 г. повесть вышла отдельной книжкой.

В ней писатель поднял лагерную тему. Но пик славы пришёлся на 70-е годы. В те годы Солженицын жил в США и в СССР его произведения не публиковались. Правда, какие-то отрывки публиковались в самиздате. Отрывки передавали по «голосам». Авторитет его можно выразить словами: Солженицын – борец, выслан за Правду, пишет книги, но их власть запрещает. То есть авторитет Солженицына рос, благодаря «пропаганде замалчивания» – из серии «гонимых любят».

А надо было бы опубликовать хотя бы его автобиографию «Бодался телёнок с дубом». Можно было и «Архипелаг», как книгу – саморазоблачение. А лучше – все его книги и тогда сразу стало бы ясно, что Солженицын – никакой ни «гений», а графоман, которого завтра забудут. Как это и случилось сразу после его смерти. Но власть создавала из Солженицына «Великого».

Солженицын рассказывает о своих предках: «Деды мои были не казаки, и тот, и другой – мужики. Мужицкий род Солженицыных зафиксирован даже документами 1698 г., когда предок мой Филипп пострадал от гнева Петра… А прапрадеда за бунт сослали из Воронежской губернии на землю Кавказского войска».

Поселившись на земле Кавказского войска, Солженицыны осели в станице Саблинской, недалеко от небольшого города Георгиевска. Что это был за городок? В одном из дореволюционных изданий о нём сказано, что это – «малолюдное еврейское поселение, окружённое немецкими колониями» [298; с. 10].

Почему же высланный поехал именно туда, ведь есть, например, Ростов, другие русские города? Прапрадеда звали Семён, сына его – Ефим, внука – тоже Семён. Семён Ефимович был женат дважды на казачках – Пелагее и Марфе, от которых имел много детей – Константина, Василия, Исаакия, Евдокию, Анастасию, Илью и Марию. (До революции имя Исак (Исаакий) было христианским, а не только еврейским.).

Солженицын пишет, что жили они в «глинобитной землянке», но где тогда умещались все дети? И как это женщины выходили замуж за бомжей из «землянки»? А они и не выходили за бомжей. Солженицын, противореча сам себе, пишет в «Телёнке», что его отец Исак имел несколько пар быков и лошадей, десяток коров да двести овец. И это – бедность?! Кстати, «землянка» сохранилась до наших дней: по словам директора саблинской школы Г. Смородина, это – «запущенная старинная рыжего кирпича двухэтажная постройка с высокими некогда изящными окнами» [298; с. 11]. Семён, по всей видимости, арендовал землю.

Сын Семёна от первого брака Исаакий родился 6 (18) июня 1891 года. Закончив пятигорскую гимназию, поступил в Харьковский университет, в 1912 перевёлся в Московский. Откуда, интересно, в «землянке» взяли деньги на учёбу только одного ребёнка, а их было целых семь?

Стоп. Итак, Солженицын происходил из крестьян. Ложь. Напомню, русское общество делилось на сословия. Это было не аморфное деление, а жёсткое кастовое общество. Соответственно, были и сословные учебные заведения. И не мог сын крестьянина поступить в гимназию и потом в университет. А что касается гимназии, то это – чисто дворянское учебное заведение. Солженицыны были дворянами.

После революции (по понятным причинам) все стали происходить из «рабочих» и «крестьян», а о «мелочах», типа гимназии или семинарии, забылось. Но именно на «мелочах» всех и ловят.

По окончании артиллерийских курсов Исак ушёл на фронт (был описан Солженицыным в романе «Август Четырнадцатого» под именем Исаака Лаженицына). Стал подпоручиком (а тогда все офицеры были дворянами). Весной 17-го получил возможность приехать домой, познакомился с Таисией Захаровной Щербак. Её отец арендовал 2 тыс. десятин и имел 20 тысяч овец. И этот богач выдал дочь за бомжа! Во чушь!

Своего сына Исаак и Таисия назвали Александром, крёстной матерью стала некая Мария Васильевна Кремер [298; с. 13]. Видимо, крещёная в православие немка.

В середине 20-х Таисия с сыном переехала в Ростов, где стала работать стенографисткой и машинисткой в ростовской милиции, а потом в облисполкоме [298; с. 15]. В сентябре 1926 Солженицын пошёл в Покровскую школу им. Зиновьева, где получил кличку «Морж» [298; с. 16]. Дружил с Николаем Виткевичем, с которым будет дружить всю жизнь.

В 1936 году Солженицын окончил школу с золотой медалью и поступил на физмат Ростовского университета. Виткевич так же туда поступил. (В скобках замечу, что в журнале «Студенческий меридиан» в № 7 за 1990 год была опубликована статья Иосифа Гегузина «Студенческие годы Александра Солженицына», в которой была воспроизведена фотокопия аттестата, выданного 22 июня 1936 года на имя Солженицына Александра Исааковича, а на следующей странице – заявление от 8 июля с просьбой о зачислении в университет – там он уже стал Исаевичем.) В университете Солженицын знакомится с Натальей Алексеевной Решетовской. У Решетовской уже был ребёнок от первого брака.

Начало «Великого служения»

«Я, – пишет Солженицын в «Архипелаге», – вспоминаю третий курс университета, осень 1938 года. Нас, мальчиков – комсомольцев, вызывают в райком комсомола раз и второй раз и, почти не спрашивая о согласии, суют нам заполнять анкеты: дескать, довольно с вас физматов и химфаков, Родине нужней, чтобы шли вы в училище НКВД. Годом раньше тот же райком вербовал нас в авиационное училище. И мы тоже отбивались, но не так стойко, как сейчас… Всё же кое-кто из нас завербовался тогда. Думаю, что если бы очень крепко нажали – сломали б нас всех». И в первом, и во втором случае речь шла о направлении в училища по путёвкам комсомола. Солженицын пишет о «вербовке в авиационное училище». Но между «вербовкой» в авиационное училище и вербовкой в училище НКВД – большая разница.

В советское время при каждом вузе существовали кураторы из «органов» и ясно, что Управление НКВД согласовывало список кандидатов-студентов с куратором. Более того, в такие училища направлялись по представлению куратора. Следовательно, Солженицын «проявил себя» перед куратором. В чём проявил? В стукачестве.

Придя в НКВД, Солженицын пишет, что его «почти не спрашивали». «Почти не спрашивали» означает только одно: спрашивали, и он дал согласие. Иначе бы, в случае отрицательного ответа, ему бы не дали заполнять анкеты.

Вопрос: зачем он всё это написал? Да потому, что постоянно ходили слухи о его связях с НКВД. И он решил написать: вот, мол, хотели завербовать, а я, такой молодец, отказался. Кстати, Солженицын прямо не пишет, дал ли он согласие или нет. Но этот «прямой ответ» и не нужен… Кстати, Солженицын не пишет, кто из студентов был в НКВД вместе с ним.

А был ли завербован Виткевич? Он категорически заявил, что «его туда никто не приглашал» и он даже не знал о предложении, сделанном Солженицыну [298; с. 24]. Врёт, как это будет ясно из дальнейшего.

Дав согласие на сотрудничество с НКВД (или на работу в НКВД?), Солженицын обрёл «старших товарищей», которые вели его по жизни. Летом 1939 г. Солженицын, Виткевич и Кирилл Симонян как медалисты без экзаменов поступили на заочное отделение Московского института истории, философии и литературы (МИФЛИ). Но ведь в то время для поступления на заочный факультет требовалась справка с места работы. С КАКОЙ работы, ведь ребята ещё учились в Ростовском университете? Вопрос риторический. Им помогли поступить.

В 1940 г., на четвёртом курсе, Солженицын стал получать Сталинскую стипендию; тогда в университете было только восемь сталинских стипендиатов.

Закончив Ростовский университет, он едет в Москву на экзамены в МИФЛИ. В Москву он прибыл 22 июня 1941 года. Решетовская пишет: «Многие студенты МИФЛИ записывались добровольцами, а Санин военный билет остался в Ростове. Надо возвращаться» [298; с. 28]. Ещё одна странность: дело в том, что в те годы военные билеты представляли собой удостоверение личности только офицерского состава, а рядовые имели «Красноармейские книжки». У Солженицына такой книжки быть не могло, т. к. до этого он в армию не призывался. Но был военный билет. Откуда? Он был офицером НКВД?

18 октября 1941 года Солженицын был призван Морозовским РВК г. Ростова. Но был направлен не на передовую, где была страшная нехватка офицеров, а в Отдельный Гужтран-спортный батальон Сталинградского военного округа, т. е. далеко в тыл [298; с. 29]. Почему, Солженицын не пишет, зато пишет Решетовская: «Саня был ограниченно годен к военной службе», так как у него на руках имелась справка и «Он даже немного постарался получить эту справку» [298; с. 30]. Тут одно из двух: либо помогли «органы», либо дал врачу денег. Возможно как первое, так и второе: если бы Солженицына отправили на фронт и там бы убили, то «органы» нашли бы другого «Солженицына».

14 апреля 1942 году он получил направление в Третье Ленинградское артиллерийское училище, которое было эвакуировано в Кострому. Через 7 месяцев училище было окончено и 1 ноября 1942 года ему было присвоено звание лейтенанта, а 5 ноября его зачислили в 9-й Запасной разведывательный артиллерийский полк (ЗРАП). Следовательно, закончив училище, Солженицын направляется не в артиллерию, а в артиллерийскую разведку. Ясно, не без помощи «кураторов».

5 декабря, по прибытии в Саранск, он назначается командиром батареи звуковой разведки 794-го ОАРАД (Отдельного армейского разведывательного артиллерийского дивизиона).

Попадает же на фронт Солженицын только в середине войны: 13 февраля 1943 г. его батарея из Саранска была доставлена в район Старой Руссы и включена в состав 13-й артдивизии 1-й Ударной армии Северо-Западного фронта, но в мае дивизия была переброшена на 1-й Белорусский.

Весной 1944 года он получает отпуск – во время войны! Как? – Солженицын умалчивает. Был в Ростове, потом в Москве. Видимо, это был не отпуск, а командировка в Москву. Зачем? Хотел встретиться с женой, заехал в Ростов, но она несколько недель назад уехала в эвакуацию в Алма-Ату. Узнав, что Наталья приехала назад в Ростов, что же делает Солженицын? Он посылает в Ростов своего адъютанта Илью Иосифовича Соломина. Зачем? Передать письмо? Нет.

Решетовская: «Он привёз гимнастёрку, кожаный пояс, погоны и звёздочку. Дата выдачи красноармейской книжки свидетельствовала, что я уже некоторое время служила в части. Было даже отпускное удостоверение» [298; с. 38]. Итак, с неизвестно как полученными документами Соломин привёз Решетовскую прямо в постель к «борцу за права человека». Много ли офицеров привозили к себе жён на фронт? Думаю, один Солженицын.

Самострел или Арест по договорённости

Исследователь творчества Солженицына Владимир Бушин пишет, что Солженицын сам спровоцировал свой арест, так как он боялся, что после разгрома немцев начнётся война с американцами [301; с. 159]. Да, возможно, до Солженицына – сотрудника разведки – доходили какие-то сведения о возможности такой войны (может, о плане «Немыслимое»). Ну и что? С чего это Солженицын взял, что если на этой войне он не был на передовой, то на следующей – обязательно будет идти в атаку? Он бы и тогда, вместе с женой, работал бы в разведке. Солженицын мечтал сесть в лагерь? Может, Солженицын был сам себе врагом? Нет, не был. Так что версия о «самостреле» и «самосаде» не выдерживает критики.

Но почему же она вообще появилась? Видимо, связано это с загадочностью и какой-то неправдоподобностью самого ареста.

Как-то так получилось, что на соседнем участке фронта воевал Виткевич. Они состояли в переписке. Первое письмо датировано 30 мая 1944 года [298; с. 39]. И началась переписка, но не «как дела – хорошо», а философско-политическая. Конечно, Виткевич и Солженицын прекрасно знали, что вся почта просматривается военной цензурой – треугольники даже не запечатывались. И что же они писали? В письмах они резко критиковали Верховное командование, ругали лично Сталина, политику правительства.

Солженицын направлял письма аналогичного содержания и своим знакомым. Вот что вспоминает Симонян: «Письмо было таким, что если бы оно было написано не нашим приятелем Моржом, мы приняли бы его за провокацию. Именно это слово пришло нам с женой в головы. Посылать такие письма в конверте со штемпелем “Просмотрено военной цензурой” мог либо дурак, либо провокатор». Письмо противоречило всему облику их приятеля – его «извечной осторожности, трусости и его мировоззрению, которое нам было хорошо известно» [301; с. 151].

Но никаких мер контрразведка смерш не предпринимала – и это во время войны! Более того, эти письма цензура фотографировала в течение целого года!

И только 30 января 1945 года – т. е. за несколько месяцев до конца войны, когда советские войска уже были в Европе, было решено арестовать Солженицына.

«Я, ст. оперуполномоченный 4 отдела 2 Управления НКГБ СССР, капитан Госбезопасности Либин, рассмотрев поступившие в НКГБ материалы о преступной деятельности Солженицына Александра Исаевича, 1918 года рождения, уроженца г. Кисловодска, русского, беспартийного, с высшим педагогическим образованием, находящегося в настоящее время в Красной Армии в звании капитана, НАШЁЛ:

Имеющимися в НКГБ материалами установлено, что Солженицын создал антисоветскую молодёжную группу и в настоящее время проводит работу по сколачиванию антисоветской организации.

В письмах единомышленникам Солженицын критикует политику партии с троцкистско-бухаринских позиций, постоянно повторяет троцкистскую клевету в отношении руководителя партии тов. Сталина» [302; с. 333–34]. Далее приводятся отрывки из писем Солженицына Виткевичу с критикой Сталина. И в конце: «На основании изложенного, руководствуясь ст. ст. 146 и 158 УПК РСФСР, ПОСТАНОВИЛ:

Солженицына Александра Исаевича подвергнуть обыску и аресту с этапированием в Москву для ведения следствия».

Чтобы понять, что эти письма представляли собой не критику «с троцкистско-бухаринских позиций» – это очень высокая оценка для них – а словесную белиберду, приведу небольшой отрывок из письма Виткевичу: «Я указал ей (жене), что всякие учения о трёх сторонах, пяти особенностях, шести условиях никогда даже не лежали рядом с ленинизмом, а выражают чью-то манеру считать по пальцам» [302; с. 334]. Только представьте: Солженицын пишет с фронта жене не «дорогая, как я соскучился», а ведёт спор об «условиях»… То же касается и Виткевича: когда фронтовику заниматься теорией? Абсурд! Показательно, что ответа жены не найдено.

Из Прокуратуры Постановление было передано в СМЕРШ, которую тогда возглавлял Абакумов. Отсюда 2 февраля 1945 года за подписью генерал-лейтенанта Бабича в СМЕРШ 2-го Белорусского фронта ушла секретная телеграмма № 4146 о необходимости ареста Солженицына. Контрразведка фронта отдала соответствующее распоряжение контрразведке 48-й армии и 9 февраля 1945 года на командном пункте 68-й Севско-Режицкой бригады в Восточной Пруссии в г. Вормдит Солженицын был арестован.

Вот как Солженицын описывает свой арест в «Архипелаге»: «Комбриг вызвал меня на командный пункт, спросил мой пистолет, я отдал, не подозревая никакого лукавства, – и вдруг из неподвижной в углу офицерской свиты выбежали двое контрразведчиков, в несколько прыжков пересекли комнату и, четырьмя руками одновременно, хватаясь за звёздочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали (В два голоса? – А.С.): “Вы арестованы!”»

Прямо арест не капитана, а какого-то шибко опасного преступника! Представьте себе эту ситуацию. Одно из двух: либо ареста не было, либо он проходил несколько по-другому. О «другом» пишет Решетовская в книге «В споре со временем»: «Всё произошло неожиданно и странно. 9 февраля старший сержант Соломин зашёл к своему командиру с куском голубого бархата и сказал: “У меня ведь всё равно никого нет. Давайте пошлём в Ростов Наташе, блузка выйдет”». Как видим, обычные будни: командир и ординарец заняты обычным тогда делом: как использовать трофейные вещи. Далее: «В этот момент вошли в комнату двое. Один говорит: “Солженицын Александр Исаевич? Вы нам нужны”. Его увезли. Больше я его не видел» [301; с. 139].

Как видим, никаких хватаний в десять рук. Зачем Солженицын врёт? Чтобы показать «ужас» сталинизма; ведь читать будут его, а не Решетовскую.

Но и в двух версиях ареста нет сцены обыска, обязательного при аресте. Солженицына просто арестовывают и увозят. А ведь за время отсутствия Солженицына в его вещах могли «найти» всё что угодно – от «Майн Кампф» до наркотиков.

По словам Солженицына, в контрразведку 48-й армии его доставили после полуночи и только там был составлен протокол обыска. У Солженицына были изъяты поразительные вещи: портрет Троцкого, портрет Николая II, дневник [302; с. 343]. Скажите, читатели, вы носите с собой портрет – даже не Николая – Путина или Медведева? Более того, в те годы портреты Троцкого, а, тем более, Николая, не производились и в книгах их не было. Вывод: доказательства преступления специально готовились или даже были вынуты из стола следователя.

Вывод только один: все эти философские письма, аресты в десять рук, портреты царей были созданы для Истории, чтобы потом сделать из Солженицына Великого Гонимого. Значит, уже тогда Солженицына готовили… Кто?

На Лубянку Солженицын был доставлен 19 февраля 1945 года. Там на него было заведено дело № 7629, вёл следствие помощник начальника 3-го отделения 11-го отдела 2-го Управления НКГБ капитан И. Езепов. 7 июля 1945 года Особое совещание при НКВД СССР за совершение преступлений, предусмотренных ст. 58.10 ч. II и 58.11 УК РСФСР приговорило Солженицына к 8 годам ИТЛ [302; с. 345]. При этом не было решения о лишении его воинского звания и орденов.