Текст книги "Mobilis in mobili. Личность в эпоху перемен"

С вопросами о том, как изучать скрытое, неочевидное, неустойчивое и лабильное, психологическая наука столкнулась, начиная с той поры, когда в ее контексте стали осмысливаться непоследовательность человеческого поведения и неосознаваемые психические феномены. Заслуга З. Фрейда состояла в том, что одним из первых он показал значимость не только очевидного психического содержания, но и того, что скрыто за психикой (а это наряду с влечениями человека, прошлым опытом и иррациональными свойствами его природы, также – что менее очевидно – трансформации социокультурного контекста). Чем больше психология признавала роль культуры в развитии человека, тем информативнее становился анализ ее текущих изменений. При изучении идентичности в транзитивном обществе поле психологического анализа необходимо включает как психические феномены разной степени осознанности, так и латентные интеллектуальные и социокультурные движения.

Тем не менее наиболее значимые тенденции нередко оказываются за фокусом исследовательского внимания. Эпистемология латентности – трансдисциплинарное пространство знания, охватывающее социологию неочевидного, психологию бессознательных явлений, латентные движения в истории культуры, феноменологию невидимых реальностей в антропологии, «ошибки» и «аномалии» в методологии и истории науки – стремится изучать игнорируемые и скрытые тенденции. Она фокусирует, что как в повседневных коммуникациях, так и в анализе перспектив развития науки важны не столько ведущие дискурсы, сколько лакуны, то есть то, о чем умалчивается. Сферой ее анализа являются также проблемы методологической оптики, интерпретации реальности в перспективе ограничивающих парадигм, недостаточности терминологии и аналитического инструментария [Гусельцева 2016].

В 2006 г. в контексте обсуждения вопросов искусствознания безвременно ушедший на момент выхода публикации Л. С. Мусаханов ввел термин «латентная художественная культура», поделив сферу социального функционирования искусства на активную, т. е. непосредственно влияющую на окружающую действительность, и латентную, незаметно воздействующую как на художественное сознание, так и на смежные виды искусства. Несмотря на то, что предложенный термин являлся условным, объединяя «множество разнообразных, разнохарактерных и несходных феноменов» [Мусаханов 2006: 215], он позволил зафиксировать весьма значимый общий признак: «При особо неблагоприятных социальных условиях латентная художественная культура может способствовать сохранению важнейших функций искусства, и подчас даже элементарному выживанию творческих личностей – история искусства, и особенно наше ХХ столетие, дают тому множество примеров» [Там же]. В более же широком методологическом контексте данный термин открывает направление для изучения периферийных, косвенных и неочевидных процессов социокультурной динамики общества, являющихся подспудными предпосылками и источниками грядущих изменений.

Если эпистемология латентности обращена в сторону философского и теоретического осмысления возможностей изучения трансформаций, неочевидного опыта, скрытых процессов и тенденций в современном мире, то методология латентных изменений имеет более прикладную направленность. Это обобщающее название для широкого диапазона аналитических стратегий – от классического психоанализа до новых поворотов в сфере социогуманитарного знания (см.: [Современные методологические стратегии… 2014; Современные тенденции… 2014; Rudrum, Stavris (eds) 2015]). Методология латентных изменений разрабатывается нами в концептуальных рамках культурно-аналитического подхода, интегрируя представления об «уликовой парадигме» (К. Гинзбург)2727
  В статье «Приметы» К. Гинзбург показал, что к началу ХХ в. в социогуманитарном знании возникла эпистемологическая модель, которую он назвал «уликовой парадигмой»:
  Нити, составляющие это исследование, можно сравнить с нитями ковра. <…> Этот ковер и есть парадигма, которую мы называли попеременно, в зависимости от контекстов, следопытной, дивинационной, уликовой или семейотической. Очевидно, что все эти прилагательные не синонимичны друг другу; однако все они отсылают к общей эпистемологической модели, артикулированной в различных дисциплинах, между которыми часто обнаруживается связь в виде заимствования методов или ключевых понятий [Гинзбург 2004: 217].


[Закрыть], «проблематизации» (М. Фуко)2828
  Проблематизация в трактовке М. Фуко предназначена «заново вопрошать очевидности и постулаты, сотрясать привычки и способы действия и мысли, рассеивать то, что принято в качестве известного, заново переоценивать правила и установления…» [Фуко 1996: 323].


[Закрыть], «латенциях» (Э. Блох)2929
  Термин «латенции» – скрытые тенденции – возник в контексте концепции неодновременности современности немецкого философа Э. Блоха, показавшего гетерохронность всякой современности, наличие сложных и антиномичных взаимоотношений между разными культурными слоями и социальными группами внутри одной эпохи [Гусельцева 2016].


[Закрыть] [Гусельцева 2016].

К методологическим трудностям изучения неочевидных феноменов и латентных изменений обращено также открытие «спирали молчания» [Ноэль-Нойман 1996], суть которого в том, что если в социологических опросах респондент ориентируется на мнение большинства, на уже проартикулированные и социально желательные представления, то анализ его ответов малоинформативен относительно того, что он действительно думает, и, главное, не позволяет прогнозировать реальные поступки.

Одним из проявлений этого феномена является уже упомянутое расхождение риторики и повседневной практики, чему немало примеров в отечественной реальности, где люди говорят одно, думают другое, а делают третье. В психологии каждому из этих трех модусов соответствует представление о декларируемых, реальных и неосознаваемых ценностях. Общий же рисунок поведения складывается в результате их стихийной интеграции, где в расчет принимаются также множественные ситуативные контексты. В этой связи Д. Б. Дондурей обратил внимание на когнитивную сложность социализации российских детей как предпосылку национального характера: «Российская культура сразу ребенку объясняет между тремя и шестью годами, что он должен отличать тот факт, что говорить можно одно, думать другое, подразумевать третье, и наряду с этим третьим еще есть двадцать контекстов, которые он может иметь в виду…» (см.: http://www.medved-magazine.ru/articles/Predvaritelnoe_zakluchenie_Daniil_Dondurey.2422.html).

Подмеченную особенность Д. Б. Дондурей передал словом «ум» за неимением готового конструкта. Также ее можно назвать адаптивностью, пластичностью, но обозначение не будет точным. Суть данного феномена – в повышенной чувствительности россиян к контекстам, своего рода контекстуальная сложность. Если посмотреть на это качество через оптику принципа антиномий (то есть удерживая в конструктивном напряжении мысли полярные позиции), то в своем негативном проявлении такая особенность обусловливает «гибкий позвоночник», угодливость, «самоцензуру», угадывание невысказанных пожеланий начальства, ожидание «знаков» и значимость символов, готовность интерпретировать идущие «сверху» сигналы и т. п., тогда как в позитивных проявлениях становится предпосылкой креативности, мобильности и характеризует ту потенциальную затаенность, лакунность, которая выступает источником готовности к модернизации, к самоорганизации и новаторству. Это качество нашло отражение в поговорке о русских, которые «долго запрягают, но быстро ездят», и неоднократно отмечалось исследователями российской культуры. «Опыт постсоветского существования показывает, что российское общество необыкновенно креативно и адаптивно отвечает на вызовы модернизации; в тяжелейших условиях развала экономики и государственности в начале 1990-х гг. оно сумело самоорганизоваться и не просто выжить, но и заложить основы нового социального устройства. Но как только государство встает с колен, оно сжимает общество в своих медвежьих объятьях, снова навязывая ему архаичную систему управления и социальных отношений» [Прохорова 2014]. Наконец, именно это качество разъясняет отмеченную в начале статьи коллизию: исчезновение и неожиданное появление тех или иных трендов, когда прогрессистские и консервативные ценности, магистральные и маргинальные движения с удивительной легкостью сменяют друг друга в видимом поле анализа. В этой связи повышенного исследовательского внимания требуют латентные, происходящие как в глубинах, так и в разнообразии локальных культуральных слоев процессы, а также расхождения деклараций и культурных практик, аналитических ожиданий и вторгающейся реальности.

В опыте повседневной жизни мы постоянно имеем дело со смешанными трендами и недифференцированными уровнями ценностей: с одной стороны, декларируемые, которые прежде всего фиксируются в опросах и анкетах, с другой – реальные, выступающие предпосылками действий и поступков, которые, в свою очередь, могут быть как отрефлексированными в качестве личных позиций и убеждений человека, так и неосознаваемыми. Таким образом, ведущими факторами методологического риска при интерпретации проблем идентичности в транзитивном обществе становятся смещение (лабильность) и смешение (антиномичность) системы ценностей, а также тот факт, что более выраженные движения, четкие тренды и доминирующие дискурсы перекрывают и затмевают в глазах наблюдателя латентные и неоднозначные тенденции.

Опора на методологию латентных изменений позволяет обнаружить антиномичные тренды и смешанные культурно-психологические феномены (в том числе – ценностную неоднородность), выражающиеся в том, что с равной долей вероятности могут быть экстраполированы векторы развития полярных тенденций, а обобщения, работающие в одной области, неэффективны в другой. Так, человек на риторическом уровне поддерживающий консервативные ценности в учреждениях, не готов практиковать их в собственном семейном кругу; напротив, лицо, развивающее в публичном пространстве либеральный дискурс, в повседневности реализует авторитарные практики. Наряду с этим весомую роль играют факторы неочевидного разнообразия в обществе (множественность и изменчивость социокультурных контекстов, высокая поведенческая дифференциация социальных, культурных, этнических и возрастных групп; ситуативные конфигурации смешанных слоев архаичной, индустриальной и информационной культуры). Так, например, подростки как в разных регионах, так и в близких возрастных когортах могут разительно отличаться друг от друга [Гусельцева, Изотова 2016]. Латентная сложность выражается в том, что происходящее на уровне повседневности усложнение жизненных практик нередко обгоняет процессы их рефлексии.

Уже лет пятнадцать назад чисто внешне подростки России, особенно в крупных городах, перестали отличаться от западных сверстников. Однако внутренне они еще долго сохраняли российское своеобразие. Но в эпоху интернета, соцсетей, открытого культурного обмена с заграницей соответствующий менталитет быстро распространялся и в нашей стране, нравы смягчились [Артемьев 2017].

В диссертации Т. И. Шнуренко изучалась структура ценностей трех поколений [Шнуренко 2009]. Младшее поколение продемонстрировало гедонистические устремления, семейные ценности, мотивацию на индивидуализацию, а также страх перед будущим и нежелание его прогнозировать. Среднее поколение отличала низкая социальная активность, ориентация на профессиональные и семейные ценности. При изучении же старшего поколения не подтвердилась его приверженность традиционным ценностям, был выявлен приоритет семейных ценностей. Как уже отмечалось, с позиций эпистемологии латентности, прогностическую значимость играют именно неподтвержденные гипотезы и нестыковки. Данное изучение ценностных ориентаций молодежи также показало, что во всех социальных группах имело место расхождение между риторикой (провозглашаемыми нормами) и жизненной практикой (поведением) [Там же]. Также значимыми ценностями россиян оказались приятное времяпровождение и материальное благополучие, тогда как социальная активность – малозначимая ценность [Там же].

Из вышесказанного проистекает предостережение от поспешности выводов: когда социологи, историки и политологи сообщают о консерватизме россиян, их склонности к традиционализму в ущерб прогресса, мы снова должны обратить внимание на разрыв риторики и культурных практик. Например, обсуждая запрос на демократию, важно различать непопулярность этого термина в обществе и востребованность демократических практик в повседневности, в быту. Также следует отнестись более дифференцированно к тому, что понимать под демократией, поскольку демократия как справедливость отвечает чаяниям россиян гораздо больше, чем демократия как свобода (см.: [Поляков 2010]).

В эпохи трансформаций, как правило, наблюдаются размывание и повышенная лабильность ценностной системы. При этом разнонаправленность тенденций в ситуации транзитивности является скорее нормой в современном мире, где мы наблюдаем сложность и антиномичность трендов3030
  Следует отметить, что в анализе сложной реальности гораздо продуктивнее принцип «и то, и это», нежели логика «или/или». Так, Р. Мартин, развивая представления об интеграционном мышлении, позволяющем удерживать в конструктивном напряжении две конфликтующие идеи, делает эпиграфом своей книги высказывание Ф. С. Фицджеральда: «Наилучшей проверкой выдающегося разума является способность одновременно держать в уме две противоположные идеи и сохранять при этом способность к функционированию» [Мартин 2016: 12].


[Закрыть]. Наряду с глобализацией и изменениями здесь имеют место стабильность и консерватизм традиционных ценностей. Однако эволюционно устойчивые общемировые тенденции, так или иначе, характерны и для российской молодежи (особенно охваченной интернетом). Молодой человек ищет себя среди смешанных и переплетающихся слоев идентичности: планетарная (житель планеты Земля), цивилизационная (единое эволюционирующее человечество), национальная и гражданская (принадлежность к стране), социокультурная (самоопределение в локальном пространстве, в ближних кругах культуры), социальная и профессиональная (самоопределение среди тех или иных социальных групп), этническая, персональная (личность, самость, индивидуальность). Следует отметить, что не все слои идентичности отрефлексированы субъектом, некоторые остаются для него латентными. С позиции развития цивилизационного (транснационального) тренда триада развития личности молодого человека включает социальную активность, возможности / доступность когнитивного развития, ценности самовыражения. В результате происходящей в условиях глобализирующегося мира смены поколений транснациональные ценности все шире распространяются по планете, при этом та или иная идентичность как осознанный выбор является маркером смены парадигмы.

В этой связи обратимся к концепции морально-нравственного развития Л. Кольберга, которая была нами проинтерпретирована в рамках культурно-аналитического подхода [Гусельцева 2015], помещена в общий контекст эволюции культуры и соотнесена с динамикой WVS (см. табл. 1).

Таблица 1

Интерпретация стадий морально-нравственного развития, по Л. Кольбергу, в контексте культурно-аналитического подхода

Поместив модель аксиологической социализации Л. Кольберга в контекст глобального цивилизационного тренда (от жестких догм и консервативных ценностей – к личной автономии и творчеству ценностей в индивидуальном стиле жизни), мы видим, что в традиционных (архаичных) и тоталитарных обществах доминируют стадии доконвенционального и конвенционального морально-нравственного развития, что выражается во внешней регуляции социально желательного поведения посредством системы запретов, наказаний и поощрений (пресловутые «сакральность власти» и «культ начальника»). Векторы же цивилизационного развития простираются от приоритета государства к ценности личности. Транснациональный тренд – это движение от ценностей безопасности к ценностям развития; от ценностей выживания к ценностям самореализации; в том числе приоритет личности человека перед государством (индивидуализация); научная и правовая рациональность (секуляризация); гуманизм и толерантность, критическое мышление и ценности свободы, приватности и солидарности (гуманизация и глобализация).

В критике европоцентризма (во многом справедливой) важно с водой не выплеснуть ребенка, поскольку именно в западном сообществе к концу ХХ в. возникла критическая масса субъектов постконвенционального уровня развития, то есть способных «действовать как автономные, свободные люди, руководствующиеся высшими ценностями – уважением к жизни человека и его достоинству» [Анцыферова 2004: 269]. Здесь следует отметить, что «европейскость»3131
  «“Европейскость” – это способность инициировать определенные культурные возможности, фундированные в национальных сообществах (правда, возможность, чреватая вступлением новообращенной культуры на путь дальнейших культурных революций, отторжением и страхом перед которыми питаются фундаменталистские интуиции и консервативные формы национального самосознания)» [Павлов-Пинус 2015: 146].


[Закрыть] – отнюдь не особое свойство жителей Европы, а «способность инициации определенных процедур смыслопорождения и жизненной организации», так или иначе распространяющаяся по всему миру, где «подлинными европейцами и …хранителями европейской культуры» в наши становятся, например, Китай, Бразилия и Япония (поскольку «уже сегодня одними из лучших исполнителей европейской музыки являются японцы и китайцы, не говоря уж о японских достижениях в области науки и техники») [Павлов-Пинус 2015: 147].

Локальные исследования ценностных предпочтений российской молодежи (например: [30 фактов… 2016]) вписываются в цивилизационный тренд от ценностей выживания к ценностям самореализации. Парадоксальным образом российская молодежь, риторически упрекаемая за отсутствие ценностей, имплицитно вырабатывает ценностные позиции и высказывает высокий запрос на современность, социальную справедливость и нравственные нормы в обществе. Это довольно устойчивый тренд, который, на наш взгляд, продолжит набирать силу, несмотря на осцилляции (колебания – возвращение от модернизма к архаике, смешивание с консервативными трендами). Его устойчивость базируется на двух факторах: прогрессивном векторе цивилизационного развития (где так или иначе все остальные страны подтягиваются за мировыми лидерами, вступая в волны постиндустриальных модернизаций, в наши дни – информационной культуры); поколенческом факторе, где запрос на обновление реализуют накатывающие волны новых поколений.

Несмотря на рисуемую СМИ ужасающую картину падения нравов, невежества и безграмотности подростков, в культуре имеет место устойчивый гуманистический тренд, отражающий запрос на человечность, ценности приватной сферы, семейных отношений, личной свободы (нерегламентированности), сензитивность к государственному насилию и т. п. [Архангельский 2017; Шульман 2015; Петрановская 2016]. Трансформации ценностей чаще всего протекают незаметно для наблюдателя, тогда как произошедшие изменения (вершина айсберга) неожиданно проявляются в критических ситуациях. На пути изучения этих изменений лежат методологические трудности, связанные с тем, что феномены, представляющиеся структурно устойчивыми с позиции классической психологии, в современном мире антиномичны и лабильны, а доминирующие и глобальные тренды нередко подавляют возможность увидеть значимые для надежных прогнозов микроизменения. Здесь обнаруживается поле потенциальной сшибки формативного тренда, несущего доминирующие дискурсы о важности воспитания и государственной идеологии, с историческим цивилизационным вектором (конструктивизм, транзитивность, множественность социокультурных контекстов социализации и т. п.), что создает объективные предпосылки для прогнозирования каскадных молодежных протестов.

30 фактов… 2016 – 30 фактов о современной молодежи. [Совместный проект Сбербанка с исследовательским агентством Validata.] 2016. (URL: www.sberbank.ru/common/img/uploaded/files/pdf/youth_presentation.pdf)

Анцыферова 2004 – Анцыферова Л. И. Связь морального сознания с нравственным поведением человека (по материалам исследований Лоуренса Кольберга и его школы) // Развитие личности и проблемы геронтопсихологии / Под ред. Л. И. Анцыферовой. М.: Институт психологии РАН, 2004. С. 260–285.

Артемьев 2017 – Артемьев М. Снова массовые протесты: смена поколений или бег на месте? Forbes, 2017. (URL: http://www.forbes.ru/biznes/341663-snova-17-y-smena-pokoleniy-ili-beg-na-meste)

Архангельский 2017 – Архангельский А. Звонок прозвенел для учителя. Inliberty, 2017. (URL: http://www.inliberty.ru/blog/2539-Zvonok-prozvenel-dlya-uchitelya)

Банников 2013 – Банников К. Архаический синдром. О современности вневременного // Отечественные записки. 2013. № 1. (URL: http://www.intelros.ru/readroom/otechestven-nye-zapiski/o1-2013/19611-arhaicheskiy-sindrom-o-sovremennosti-vnevremennogo.html)

Время – назад… 2017 – Время – назад! Реинтерпретация прошлого и кризис воображения будущего: материалы XIII Больших Банных чтений, 2017. (URL: http://www. nlobooks.ru/node/8128)

Время реакции… 2017 – Время реакции. Траектории исторического движения: материалы XIII Малых Банных чтений, 2017. (URL: http://www.nlobooks.ru/node/8304)

Гинзбург 2004 – Гинзбург К. [Ginzburg K.] Мифы – эмблемы – приметы. Морфология и история. М.: Новое издательство, 2004.

Гусельцева 2015 – Гусельцева М. С. Образы достойного будущего как фактор позитивной социализации детей и подростков: ценности гуманизма // Образовательная политика. 2015. 4 (70). С. 12–32.

Гусельцева 2016 – Гусельцева М. С. Разработка проблемы бессознательного в подходе Э. Блоха // Мир психологии. 2016. № 2. С. 137–149.

Гусельцева, Изотова 2016 – Гусельцева М. С., Изотова Е. И. Позитивная социализация детей и подростков: методология и эмпирика. М.: Смысл, 2016.

Зубова 2010 – Зубова Л. В. Ценности трансформирующегося общества как фактор самореализации личности // Аксиология и инноватика образования. 2010. № 1. С. 91–99. (URL: http://www.orenport.ru/axiology/docs/8/11.pdf)

Инглхарт 2002 – Инглхарт Р. [Inglehart R.] Культура и демократия // Культура имеет значение. Каким образом ценности способствуют общественному прогрессу / Под ред. Л. Харрисон, С. Хантингтон. М.: Московская школа политических исследований, 2002. С. 106–128.

Инглхарт 2018 – Инглхарт Р. [Inglehart R.] Культурная эволюция: как изменяются человеческие мотивации и как это меняет мир. М.: Мысль, 2018.

Инглхарт, Вельцель 2011 – Инглхарт Р., Вельцель К. [Inglehart R., Welzel Ch.] Модернизация, культурные изменения и демократия. Последовательность человеческого развития. М.: Новое издательство, 2011.

Йоас 2013 – Йоас Х. [Joas H.] Возникновение ценностей. СПб.: Алетейя, 2013.

Липовецки 2001 – Липовецки Ж. [Lipovetsky G.] Эра пустоты. Эссе о современном индивидуализме. М.: Владимир Даль, 2001.

Мартин 2016 – Мартин Р. [Martin R.] Мышление в стиле «И». Как мыслят успешные лидеры. М.: Юрайт, 2016.

Марцинковская, Турушева 2017 – Марцинковская Т. Д., Турушева Ю. Б. Нарратив как методология исследования личности в ситуации транзитивности // Психологические исследования. 2017. 10 (52). 2. (URL: http://psystudy.ru)

Межуев 2009 – Межуев В. М. Уроки свободы еще не выучены // Знание – сила. 2009. № 11. С. 43–51. (URL: http://polit.ru/article/2009/12/25/mezhuev/)

Мусаханов 2006 – Мусаханов Л. Р. Латентная художественная культура и театр // Объект исследования – искусство. (По страницам «Культурологических записок».) М.: Индрик, 2006. С. 214–236.

Ноэль-Нойман 1996 – Ноэль-Нойман Э. [Noelle-Neumann E.] Общественное мнение. Открытие спирали молчания. М.: Прогресс-Академия, 1996.

Павлов-Пинус 2015 – Павлов-Пинус К. А. Кросс-культурная жизнь философии и ее национальная самобытность // Философский журнал. 2015. 8 (4). С. 135–149.

Петрановская 2016 – Петрановская Л. В. Тайная опора. Привязанность в жизни ребенка. М.: АСТ, 2016.

Поляков 2010 – Поляков Л. В. Демократия: перезагрузка смыслов. М.: Праксис, 2010.

Прохорова 2014 – Прохорова И. Д. Светское общество и традиционалистское сознание // «Сноб», декабрь 2014. (URL: https://snob.ru/selected/entry/84749)

Современные методологические стратегии… 2014 – Современные методологические стратегии: Интерпретация. Конвенция. Перевод // Под ред. Б. И. Пружинина, Т. Г. Щедриной. М.: Политическая энциклопедия, 2014.

Современные тенденции… 2014 – Современные тенденции в антропологических исследованиях // Антропологический форум. 2014. № 1. С. 6–101.

Тихомандрицкая 2000 – Тихомандрицкая О. А. Ценности и самоотношение на этапе юношеской социализации: Автореф. дис. … канд. психол. наук. М.: МГ У, 2000. (URL: http://nauka-pedagogika.com/viewer/170888/a#?page=20)

Фуко 1996 – Фуко М. [Foucault M.] Воля к истине: по ту сторону знания, власти и сексуальности: работы разных лет, 1969–1984. М.: Касталь, 1996.

Фурман 2010 – Фурман Д. Е. Движение по спирали: Политическая система России в ряду других систем. М.: Весь мир, 2010.

Шнуренко 2009 – Шнуренко Т. И. Ценностные ориентации студенческой молодежи как результат межпоколенной преемственности: Дис. … канд. психол. наук. Воронеж, 2009.

Шульман 2015 – Шульман Е. М. Практическая политология: пособие по контакту с реальностью. М.: Издательские решения, 2015. (URL: http://coollib.com/b/329651)

Drucker 1995 – Drucker P. F. Post-Capitalist Society. N. Y., NY: Harper-Collins Publishers, 1995.

Findings, Insights 2015 – Findings and Insights. World Values Survey, 2015. (URL: http://www.worldvaluessurvey.org/WVSContents.jsp)

Inglehart 1977 – Inglehart R. The Silent Revolution. Princeton: Princeton University Press, 1977.

McPherson (ed.) 2008 – Digital youth, innovation, and the unexpected / Ed. by T. McPherson. Cambridge, MA: The MIT Press, 2008. (URL: https://mitpress.mit.edu/sites/default/ files/9780262134958.pdf)

Rudrum, Stavris (eds) 2015 – Supplanting the Postmodern: An Anthology of Writings on the Arts and Culture of the Early 21^st Century / Ed. by D. Rudrum, N. Stavris. N. Y., NY.: Bloomsbury Academic, 2015.