Текст книги "Mobilis in mobili. Личность в эпоху перемен"

В связи с этим и возникает вопрос о судьбе понятия «воля»: должно ли оно остаться в психологии или его следует заменить другими понятиями, более строгими по содержанию, например, понятиями – произвольная саморегуляция, произвольная мотивация, произвольный контроль за исполнением действий? И неизбежно возникает следующий вопрос о соотношении понятий произвольное и волевое поведение (регуляция) – они совпадают по своему содержанию или это разные реальности?

Если понятие «воля» является необходимым для науки, то надо ли понимать волю как самостоятельный психический процесс со своим результатом, аналогичный процессам восприятия, памяти, мышления, или признать, что человек достигает нужные результаты деятельности на основе совместной работы различных психических процессов? При этом необходимо выделить те задачи жизни и деятельности человека, которые требуют от него особой психической работы, обеспечивающей решение этих задач и называемой волей, а также те результаты, которые обеспечивает воля.

Ответы на эти вопросы невозможно получить без анализа истории введения понятия воли в психологию и тенденций изменения подходов к пониманию проблемы воли в истории психологии.

Понятие воли было введено в античной философии как теоретическая гипотеза (конструкт) для объяснения вначале любого поведения человека (Платон), а позже – особых действий человека (Аристотель). Особость действий заключалась в том, что это были действия, которые по разумному решению человека необходимо выполнить, но стремления выполнить эти действия у человека не было. То есть это действия надо было совершать в ситуации конфликта сознательных решений человека и его желаний и возможностей делать это. В терминах сегодняшней психологии это есть действие разумно необходимое для субъекта, но мотивационно не обеспеченное. Другой вариант таких действий – это действия очень желаемые, но неуместные (неправильные) в сложившейся ситуации, реализацию которых надо затормозить. Л. С. Выготский, с подсказки К. Левина, изменил саму ситуацию, которая требовала понятия «воля». Проблема воли ставилась им не в связи с порождением действий, как ставил эту проблему Аристотель, а в связи с задачей человека овладения своим поведением и своими психическими процессами. Поэтому Л. С. Выготский считал, что «…за волю следует принять только те средства, при помощи которых мы овладеваем действием» и что волевая активность человека «…представляет собой овладение собственным процессом поведения» [Выготский 1983: 118].

Такой подход открыл новые возможности исследования волевых процессов в советской психологии, но создал проблему неразличения произвольных и волевых процессов.

Со временем понятие воли стало использоваться для объяснения выбора человеком решений и соответствующих им действий из двух и более альтернативных возможностей – волевое решение личности. В ХХ в. стало популярным понятие «волевая регуляция действий (поведения)» в ситуации преодоления субъектом поведения препятствий (внешних и внутренних) – воля стала пониматься как механизм преодоления трудностей в поведении человека, что соответствовало житейским представлениям о воле.

То есть понятие «воля» никогда не было обозначением какого-то психического процесса, а вводилось и использовалось как теоретическая гипотеза, объясняющая какие-то особенности поведения человека. Одним из первых это понял русский ученый И. М. Сеченов. Анализируя понятия «память», «чувство», «ум», «воля», он писал:

С понятиями этими мы до такой степени сроднились и до такой степени привыкли объяснять психические проявления в себе самих, других людях и отчасти даже в животных (приписывая и последним в ограниченных размерах чувство, ум и даже род воли), что реальность их большинству людей кажется несомненной. Легко понять, однако, что все, подразумеваемое под названием специальные способности души, в самом счастливом случае имеет значение гипотез, созданных для объяснения известных циклов явлений, т. е. значение возможных реальностей [Сеченов 1953: 318–319].

Каждая наука начинается с таких теоретических конструктов и их судьба известна. После открытия реального механизма каких-то явлений (например, горение предметов), такие понятия либо уходят из науки (понятие флогистона), либо меняют свое содержание (понятие атома).

Это означает, что мы должны решать не проблему воли, а реальные задачи поведения человека, переходя от догадок про природу воли к исследованию тех реальностей поведения человека, которые породили проблему воли.

К таким реальностям поведения человека сегодня относят:

1. осуществление человеком действий, осознанно принятых к исполнению, но мотивационно необеспеченных, или торможение действий желанных, но, по мнению человека, ненужных (неуместных или вредных) в данной ситуации;

2. выбор действия в ситуации конфликтов желаний личности и нижележащих уровней;

3. мобилизация физических и психических возможностей для преодоления внешних и внутренних препятствий при осуществления деятельности (волевые усилия); проявление в поведении человека волевых качеств личности.

4. проявление в поведении человека волевых качеств личности.

Но если мы предполагаем, что произвольное и волевое поведение (регуляция), имея множество одинаковых характеристик, не совпадают между собой, то необходимо отметить, что выделенные задачи поведения человека не разделяют волю и произвольность. Сегодня можно утверждать, что волевые и произвольные процессы являются родственными процессами, как проявление способности человека овладевать своим поведением, психическими процессами и состояниями, но не совпадающими по своему содержанию, задачам и механизмам.

Выделения произвольных и волевых процессов как самостоятельных реальностей жизни человека требует факт многомерности человека [Асмолов 2007; Леонтьев 1975; Петухов 2013; Nuttin 1985]. Человек одновременно функционирует и как организм, и как единица вида Homo sapiens, и как природный индивид или субъект природных отношений, и как социальный индивид – субъект общественных отношений, и как личность – субъект отношений людей друг к другу как к самостоятельным ценностям [Иванников 2010].

У каждого уровня человека есть свои собственные задачи, которые не всегда находятся в согласованных, гармоничных, непротиворечащих друг другу отношениях с задачами других уровней. В жизни человека как социального существа далеко не всё поведение определяется его актуализированными потребностями. Включенность человека в общество часто ставит перед ним задачи на поведение, личной необходимости в котором у него нет. Выполнение этих требований предполагает умение человека либо принимать их к исполнению ради каких-то своих потребностей (ценностей), либо отвергать их. Наряду с такими выборами человек также часто сталкивается с необходимостью выбирать очередность удовлетворения актуализированных потребностей; конкретный объект в конкретных условиях из ряда объектов, имеющих смысл предмета потребности; способы деятельности и действий, включая и выбор средств операций, время начала действия и т. д. Обычно такой выбор делается из равноценных и равнопривлекательных вариантов, заменяющих друг друга (по принципу «или – или»). Именно такие выборы, по мнению Л. С. Выготского, можно решать через сравнение выгоды от выбора (соподчинение мотивов, целей и средств) или через жребий, и именно их можно понимать как выборы произвольные.

Однако человек часто оказывается в особых ситуациях, когда сталкиваются интересы человека как личности и интересы или возможности человека как природного или социального индивида. С позиции личности человек, например, может желать оказать другому человеку помощь в домашних делах, но как природный индивид он устал и испытывает желание полежать на диване, а как социальный индивид – прочесть интересную книгу.

Здесь выборы не равноценные и определяются не только и не столько задачами человека как природного и социального индивида, а задачами человека как личности. В таких ситуациях человек не просто выбирает, а, скорее, убеждает себя в необходимости принять позицию личности к исполнению в этих условиях несовпадения или конфликта интересов разных уровней функционирования человека и осуществить выбранное действие. Прекрасным примером волевого поведения в условиях конфликта задачи высшего уровня и возможностей исполнительского природного уровня является поведение летчика Гийома, о котором написал его друг А. де Сент-Экзюпери [де Сент-Экзюпери 1976]. Самолет Гийома потерпел аварию над Андами, упав в горы, и Гийом несколько суток выходил к людям с травмами и обморожением ног. Он вспоминал, что у него исчезло чувство самосохранения – хотелось лечь в снег и больше не вставать. Но он вставал и шел к людям, потому что знал, что пенсию его жене и детям назначат только тогда, когда найдут его тело. Поведением руководили не его личные потребности как организма, природного и социального индивида (выжить), а его личностные ценности – забота о других. Поступок Гийома подтверждает слова А. Н. Леонтьева: «Поэтому и происходит так, что когда на одну чашу весов ложатся фундаментальнейшие витальные потребности человека, а на другую – его высшие потребности, то перевесить могут как раз последние» [Леонтьев 2004: 149].

Понятно, что побеждают не потребности сами по себе, а человек как личность. Он побеждает себя как природное существо (индивида), способное физически осуществлять нужное поведение, но нежелающее это делать или испытывающее трудности при реализации требуемого поведения. Об этом писал, прошедший через ад фашистского концлагеря, В. Франкл: «Нет, опыт подтверждает, что душевные реакции заключенного не были всего лишь закономерным отпечатком телесных, душевных и социальных условий, дефицита калорий, недосыпа и различных психологических “комплексов”. В конечном счете, выясняется: то, что происходит внутри человека, то, что лагерь из него “делает”, – результат внутреннего решения самого человека» [Леонтьев 2013: 129]. Далее он поясняет, что «деформация внутренней жизни заключенного в концлагере зависела не только от психофизических причин, а в конечном итоге – от внутренней установки самого заключенного» [Там же: 135], что и создавало вариативность поведения разных людей. Это означает, что человек оценивает ситуации, в которые он попадает, и свои действия в них не только с позиций своих требований как природного и социального индивида, но и с позиций себя как личности, определяющей смысл событий в сложившейся ситуации.

Внутриуровневые конфликты желаний и возможностей решаются, как правило, путем непроизвольной саморегуляции, запускаемой мотивом основной деятельности. Конфликты между уровнями социального и природного индивидов решаются либо непроизвольно, на основе большей привлекательности социальных или природных потребностей (соподчинение мотивов), либо через осознанный произвольный выбор и произвольное поведение, учитывающее социальные последствия выбора для человека, или через жребий. Эти вопросы находятся в центре современных исследований самоконтроля и саморегуляции [Baumeister 2001; Duckworth, Seligman 2005; Diamond 2013; Hofmann et al. 2012; Mischel et al. 2011].

Задачи личности решаются только личностными средствами. т. е. с позиции человека как личности, выступающей судьей по отношению к задачам и возможностям более низких уровней, но учитывающей их при выборе и осуществлении поведения. Человек как личность должен овладеть на основе личностных ценностей не только своим поведением, но и своими психическими процессами и состояниями. Только овладев управлением и регуляцией уровней природного и социального индивидов, человек как личность получает свободу не только от внешних требований, но и от своих потребностей более низких уровней [Леонтьев Д. 2000]. Следовательно, этот вид саморегуляции можно выделить отдельно как волевую регуляцию (включающую самодетерминацию и самоконтроль), представляющую собой личностный уровень произвольной саморегуляции (в широком смысле), вооруженную личностными средствами регуляции. Т. е. волевая регуляция отличается, прежде всего, ситуацией, в которой она востребована (конфликт решений личности и требований и возможностей нижних уровней), задачами человека в таких ситуациях (победа высшего уровня) и средствами саморегуляции (личностными). Решение об осуществлении заданных (извне требуемых) действий и волевой регуляции процессов, обслуживающих осуществление таких действий, осознанно принимается (или отвергается) личностью на основе своих ценностей.

Анализ проблемы, поставленной Аристотелем, показал, что восполнение дефицита побуждения к действию, осознанно принимаемому человеком к исполнению, но мотивационно не обеспеченному (т. е. имеющему дефицит побуждения), или торможение действия желательного, но неприемлемого в данных обстоятельствах, можно объяснить, не обращаясь к понятию воля. Предлагаемая нами гипотеза заключается в том, что механизмом (средством) восполнения дефицита побуждения таких действий в условиях конфликта требований разных уровней может быть намеренное изменение или создание дополнительного смысла действия [Иванников 2006]. Это означает, что волевая регуляция (самодетерминация поведения как регуляция побуждения к действиям и самоконтроль как регуляция эмоций и состояний) представляет собой особую осознанную активность человека, имеющую свой самостоятельный мотив (ради чего исполнять действие с дефицитом побуждения?), свои способы и средства осуществления. Такими мотивами являются личностные ценности человека, определяющие отношение личности к поставленным или принятым ею целям и меняющие смысл принимаемых к исполнению действий, тем самым, придающие им дополнительное побуждение. Смысл действия определяется отношением цели к мотиву [Леонтьев 1975] и является тем психологическим механизмом, который переносит побудительность от мотива на цель. Способов намеренного изменения или создания дополнительного смысла действий может быть много [Иванников 2006].

Вначале смысл действий ребенка намеренно меняется с помощью взрослых, направленно изменяющих условия действий так, чтобы они оказались связанными с новыми мотивами ребенка и, тем самым, меняли бы его смысл для ребенка (или создавали дополнительный смысл). Затем человек научается самостоятельно связывать свои действия с новыми мотивами, переосмысляя ситуацию действия. Например, изменение роли (позиции) ребенка в коллективе меняет смысл его простых действий по написанию палочек и кружочков. Ребенка, отказавшегося выполнять эти действия, попросили обучить этому действию другого младшего ребенка, и старший ребенок увлеченно стал показывать младшему, как надо выполнять заданное действие [Выготский 1983, 5]. К. Левин описал поведение мальчика, неожиданно для себя обнаружившего в пустой комнате печенье. Ему очень хотелось съесть это печенье, но он знал, что его за это накажут. И тогда он убедил себя, что печенье лежит здесь давно и оно черствое, а потому и невкусное. Предвидение и эмоциональное переживание последствий действия или отказа от него могут актуализировать другие мотивы, которые изменят смысл действия.

Волевая регуляция предполагает дополнительное энергетическое обеспечение (которое не беспредельно) исполняемых действий через мобилизацию физических и психических возможностей природного индивида как исполнителя волевого действия, что и переживается субъектом действия как волевое усилие (с физическим и психическим компонентами в виде осознаваемой концентрации внимания, на что обращал внимание М. Я. Басов [Басов 1922]). Переживание усилий является характерной особенностью волевой саморегуляции и часто необоснованно принимается за механизм саморегуляции.

Гипотеза о смысловом механизме восполнения дефицита побуждения создает основание предполагать, что за субъективным переживанием волевого усилия скрывается намеренная осознанная работа человека как личности по временному ситуативному изменению смысла принятого к исполнению личностного действия (или торможения неприемлемого действия). Э. Мейман справедливо указывал, что волевая регуляция похожа на мнемотехническую операцию, т. е. особую работу человека, регулирующего свои психические процессы (психотехническое действие) [Мейман 1917].

Предложенная гипотеза о смысловом механизме волевой регуляции способна объяснить ранее необъяснимые факты поведения ребенка в ситуации, когда перед ним лежит награда (конфета или игрушка) за действие, которое его просят выполнить, и когда награда на глазах ребенка прячется в шкаф. Анализируя эту ситуацию, А. Н. Леонтьев писал:

Другое открывшееся в опытах правило тоже выглядит несколько парадоксально: оказывается, что в условиях двояко мотивированной деятельности предметно-вещественный мотив способен выполнить функцию подчиняющего себе другой раньше, когда он дан ребенку в форме только представления, мысленно, и лишь позже – оставаясь в актуальном поле восприятия [Леонтьев 2004: 158].

С позиции смысловой теории волевой регуляции это можно объяснить тем, что в реальном поле восприятия мотив действия (конфета) влияет на ребенка прежде всего своей побудительной функцией, вытесняя заданное действие; во второй ситуации, когда конфета не находится в актуальном поле восприятия и действия, на первый план для ребенка выходит смыслообразующая функция мотива, определяющая смысл заданного ребенку действия и, тем самым, побуждающая его. В первой ситуации ребенок действует как природное существо, желающее получить лакомство. Во второй ситуации, когда исчезает возможность прямого доступа к объекту, имеющему смысл предмета потребности, заданное ребенку действие приобретает смысл достижения желанного объекта и, получив через смысл дополнительное побуждение, произвольно осуществляется им.

Волевая регуляция действий через волевое усилие происходит, как правило, в новых или неожиданных ситуациях для человека, что можно обозначить как ситуативную или эпизодическую волевую регуляцию. В часто повторяющихся ситуациях конфликта уровней человек использует еще один механизм волевой регуляции, опирающийся на мотивационные привычки. За этими привычками стоят устойчивые отношения личности к данным ситуациям (смысловой опыт как установки к действию на основе прочных личностных ценностей), которые проявляются в деятельности в виде волевых качеств человека как личности, хорошо владеющего навыками исполняемых действий. Эти отношения представлены человеку как его личностные ценности, ради которых личность осуществляет волевую регуляцию деятельности, психических процессов и состояний, обслуживающих ее.

В итоге в схожих ситуациях на основе личностных ценностей создаются мотивационные, т. е. смысловые (личностные – А. В. Запорожец) установки к определенному поведению и способам действия, проявляющиеся в поведении как волевые качества личности. Другими словами, за волевыми качествами стоят смысловые установки личности, часто снимающие необходимость в дополнительной ситуативной сознательной саморегуляции действий.

Устойчивые формы волевой регуляции редко анализируются в работах психологов, а содержание понятия «волевые качества личности» остается далеким от определенности [Иванников 2006; Ильин 2009; Калин 2011]. Поэтому и нашем случае вряд ли надо искать у человека как личности такие особые образования как волевые качества (например, решительность, настойчивость, упорство и др.).

Волевые качества личности как психическая реальность проявляются только в поведении человека, выступая как ее характеристики, за которыми могут стоять различные причины и разные возможности человека (от нейрофизиологических и энергетических особенностей человека и адекватности понимания поведенческой ситуации до мотивации этого поведения и особенностей смысловой сферы личности). Поэтому вопрос о природе волевых качеств – вопрос принципиальный для проблемы воли. В каждой ситуации мы должны найти причину, по которой действие человека становится настойчивым, упорным, решительным или смелым.

Ситуации конфликтов уровней функционирования человека постоянно повторяются в жизни людей, а, значит, нуждаются в волевой регуляции, каким бы термином она не обозначалась. Если волевую регуляцию понимать как разновидность произвольной саморегуляции, которая отличается ситуацией, в которой она востребована, своими задачами и механизмами, то надо договориться о содержании понятия «воля».

Первый вариант – считать волю способностью человека к такого рода саморегуляции (самодетерминации). При этом «воля» теряет статус самостоятельного психического процесса.

Второй вариант – понять «волю» как высшую психическую функцию человека, рождающуюся в онтогенезе человека, опосредованную личностными образованиями и системно построенную [Выготский 1984]. Системность строения воли означает, что волевая саморегуляция обеспечивается совместной работой всех природных психических процессов (эмоции, внимание, мышление, память), значение которых для функционирования воли многократно подчеркивалось в работах многих исследователей.

Какой из этих вариантов, а возможно, из других, будет принят, покажет история науки. Однако понятие «воля» должно остаться в психологии, потому что поведенческие ситуации, требующие особой саморегуляции, никогда не исчезнут из жизни людей.