Текст книги "Mobilis in mobili. Личность в эпоху перемен"

Сказанное позволяет по-новому подойти к пониманию сути экзистенциальной психологии и ее соотношения с академической психологией личности.

Ограниченность аристотелевского способа мышления, исходящего из первичности неизменной внутренней сущности, осознавалась не только экзистенциализмом. На этой парадигме строилось, в частности, учение И. П. Павлова и опиравшийся на него бихевиоризм, которые исходили из реактивного характера любого поведения, в начале которого всегда лежит внешний толчок – стимул, а активность организма есть ответ на это воздействие извне. В эту же парадигму вписывались и другие психологические теории, например, психоанализ: вспомним, что З. Фрейд рассматривал влечение также как вид раздражения, своеобразный зуд, источник которого исходит не из внешней среды, а изнутри самого организма, и поэтому от него невозможно уклониться и устранить его иначе, чем осуществив ту активность, к которой влечение побуждает организм [Фрейд 1989: 359]. Упоминавшаяся выше дифференциальная психология и ее основа – понятие черт личности, – позволяла объяснить и измерить неизменность, самотождественность личности, ее равенство самой себе. Механизмы поддержания устойчивости личности считались наиболее существенными; суть процессов поведения и личностного развития виделась в том, чтобы обеспечить эту устойчивость, адаптацию к сравнительно стабильной среде.

Господствовавшей в психологии реактивно-диспозициональной парадигме противостояли более сложные взгляды на природу активности человека. В 1940-е гг. зародилась и получила бурное развитие кибернетика, описывающая целеустремленное поведение живых и искусственных систем не как реактивное, а как саморегулирующееся. Принято считать за точку отсчета опубликованную впервые в 1943 г. статью А. Розенблюта, Н. Винера и Н. Бигелоу «Поведение, целенаправленность и телеология» (см.: [Винер 1968: 285–294]). Свой подход, который они обозначили как функциональный, авторы противопоставили бихевиоризму; если бихевиоризм не интересует внутренняя организация системы между ее «входом» и «выходом», то для функционального анализа активного поведения внутренняя организация анализируемой системы принципиально важна. Активное поведение отличается от пассивного тем, что запускающий его стимул сам не служит энергетическим источником этого поведения, а высвобождает внутренние источники энергии, аккумулированные в самой системе. Авторы этой статьи показали, что любая целенаправленная активность как живых организмов, так и сложных технических устройств регулируется обратными связями, восприятием отклонений фактических результатов собственной активности от желаемых результатов. Воспринятое отклонение приводит к тому, что в активность вносятся коррективы, направленные на уменьшение этого расхождения. Абсолютно аналогичную схему циклической коррекции поведения на основе обратных связей опубликовал за 14 лет до этого Н. А. Бернштейн, назвав ее принципом рефлекторного кольца, и чуть позже П. К. Анохин (см.: [Леонтьев 2011а]).

Суть принципа саморегуляции состоит в антиаристотелевском тезисе о том, что протекающий в настоящем процесс активности живого организма или сложной целеустремленной системы определяется не устойчивыми априорными характеристиками, а актуальным взаимодействием с миром, управляемым обратными связями; устойчивые структуры, напротив, порождаются и закрепляются в этом взаимодействии как его продукт. Этот тезис был схожим образом сформулирован в экзистенциализме («существование предшествует сущности» – Ж.-П. Сартр), физиологии активности («задача рождает орган» – Н. А. Бернштейн) и теории деятельности «деятельность порождает психику» (А. Н. Леонтьев). Это три перекликающиеся формулировки одной и той же общей идеи, которая может претендовать на статус глобального объяснительного принципа (см.: [Леонтьев 2011б]). Его можно назвать функциональной (Н. Винер), или процессуальной – И. Пригожин) парадигмой, приходящей на смену господствовавшей в прошлом веке диспозициональной парадигме в психологии. Суть ее заключается в том, что индивид находится в постоянном потоке изменяющихся отношений с миром и стремится улучшить эти отношения. Эти отношения предшествуют любым устойчивым структурам психики и личности и объясняют их возникновение и динамику.

С этой точки зрения выбор субъекта в той или иной ситуации не определен его изначальными диспозициями, предпочтениями и т. д., наоборот, актуально совершаемый выбор определяет, каким становится субъект в результате его осуществления. Это не означает, что нет таких выборов, которые были бы предсказуемы, предопределены какими-то чертами или особенностями субъекта. Это означает, что бывают выборы и того, и другого типа, и даже в поведении одного и того же человека в разных ситуациях может быть верным либо диспозиционное объяснение, либо экзистенциальное. В какие-то моменты он действует на одном уровне отношений с миром и оказывается предсказуемым исходя из черт, диспозиций, характера ситуации; в другие моменты он действует на другой регуляторной основе, и его действия оказываются непредсказуемы, не выводимы из того, что было раньше, но напротив, определяют то, что будет потом (см.: [Леонтьев и др. 2015]). В жизнедеятельности человека присутствуют и те, и другие процессы, и центральная проблема заключается в том, чтобы понять, как они между собой соотносятся и сопрягаются.

Экзистенциальная психология сближается тем самым с культурно-деятельностной психологией и системными моделями саморегуляции и самоорганизации в понимании того, что процесс взаимодействия с миром является первичным и определяющим по отношению к устойчивым психологическим характеристикам индивидов, а не выводимым из них. Описание и объяснение процессов в терминах экзистенции и бытия в мире, в терминах деятельности и в терминах саморегуляции и самоорганизации представляют собой три взаимодополняющих способа применения одной и той же объяснительной схемы. Именно эта схема оказывается наиболее адекватной психологии нового столетия. Таким образом, экзистенциальное направление в психологии в XXI столетии решительно меняет свой статус. Соединяясь с близкими ему по духу культурно-деятельностными и системно-кибернетическими подходами, оно выступает в общей психологии и психологии личности на первый план.

Характерно, что Н. Винер относился с симпатией к философскому экзистенциализму, отмечая, что предпосылки его взглядов близки к предпосылкам экзистенциалистов, но, в отличие от беспросветного, по его мнению, пессимизма последних, совместимы с положительным отношением к миру и к нашему существованию в мире [Винер 1964: 314–315]. Это сходство позиций отмечал и создатель общей теории систем: «Изложенная в данной работе концепция, которую можно назвать концепцией спонтанной активности психофизического организма, является более реалистической формулировкой того, что выражают экзистенциалисты на их часто весьма туманном языке» [Берталанфи 1969: 65]. Идеи системности и саморегуляции начиная с 1980-х гг. стали активно проникать в культурно-деятельностную психологию; Б. В. Зейгарник [1981] назвала проблемы опосредования и саморерегуляции ключевыми проблемами деятельностной психологии на современном этапе ее развития. Наконец, на связь и близость теории деятельности с экзистенциально-феноменологической традицией неоднократно указывали представители как той, так и другой (А. Г. Асмолов, Ф. Е. Василюк, Е. В. Субботский, А. Лэнгле, Х. Томэ).

Функциональная парадигма дает ответ не на вопрос ХХ в.: «как мы сохраняем устойчивость?», а на вопрос XXI в.: «каким образом мы умудряемся целесообразно изменяться?» Два главных принципа такого изменения сформулированы отечественными учеными: «Изменяющаяся личность в изменяющемся мире» [Асмолов 2001] и «Изменять себя, не изменяя себе» [Анцыферова 2006: 341].

Фоном для этого изменения служит вызов неопределенности, который в наши дни осознан как одно из главных условий человеческого существования. Неопределенность рассматривается как один из вызовов современного мира, по отношению к которому возможен широкий спектр индивидуальных стратегий – от максимального избегания неопределенности и изгнания ее из жизни, иногда принимающего формы клинического невроза, до принятия неопределенности и получения удовольствия от гибкого реагирования на изменяющиеся условия (см.: [Леонтьев 2015]). Проблема неопределенности и стратегий отношения к ней видится центральной, основополагающей для понимания специфики экзистенциального миропонимания.

Главное, чем отличается экзистенциальная психология от традиционной: если последняя изучала детерминированного человека, находящегося в пространстве необходимости, законов и причинно-следственных связей, то экзистенциальная психология изучает самодетерминированного человека, находящегося в пространстве неопределенности и возможностей (см.: [Леонтьев 2014]). Экзистенциальное мировоззрение – это отношение к миру как к тотальной неопределенности, единственным источником внесения определенности в которую являетесь вы, при условии, что вы осознаете и принимаете ограниченность вашего понимания и стремитесь ее преодолеть, вступая в диалог с другими людьми и с миром, чтобы верифицировать это понимание. Обратные связи, получаемые в этом диалоге, служат главным ресурсом как приспособления, так и трансценденции и личностного развития.

По отношению к человеку верно и то, и другое, мы одновременно находимся и в поле необходимого, и в поле возможного, проблема заключается в связи между этими двумя уровнями существования, в переходе между ними. Свобода человеческих действий – это не столько «осознанная необходимость» (Ф. Энгельс), сколько осознанная возможность. Этот переход осуществляется не автоматически, а через осознанное усилие. Поэтому фокусом экзистенциального подхода является сознание, укорененное в личности, и личность, центрированная вокруг сознания. Именно поэтому экзистенциальная психология в большей мере, чем любая другая, является психологией взрослого человека (не в паспортном, а в личностном измерении).

Таким образом, в наши дни экзистенциальная психология окончательно утратила свой когда-то маргинальный статус. Развив свои подходы в русле неклассической методологии, став востребованной в академической науке и соединившись в функциональной объяснительной парадигме с системно-кибернетическими и культурно-деятельностными воззрениями, она может рассматриваться сегодня не только как важная область психологической науки, но и во многом как зона ее ближайшего развития.

Анцыферова 2006 – Анцыферова Л. И. Развитие личности и проблемы геронтопсихологии. 2-е изд., испр. и доп. М.: Институт психологии РАН, 2006.

Асмолов 2001 – Асмолов А. Г. Психология личности: принципы общепсихологического анализа. М.: Смысл, 2001.

Берталанфи 1969 – Берталанфи Л. фон. Общая теория систем – критический обзор // Исследования по общей теории систем: Сб. перев. / Под общ. ред. В. Н. Садовского, Э. Г. Юдина. М.: Прогресс, 1969. С. 23–82.

Бинсвангер 1999 – Бинсвангер Л. Бытие-в-мире. М.: КСП+; СПб.: Ювента, 1999.

Винер 1968 – Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. 2-е изд. М.: Советское радио, 1968.

Винер 1964 – Винер Н. Я – математик. М.: Наука, 1964.

Гордеева 2015 – Гордеева Т. О. Психология мотивации достижения. 2-е изд. М.: Смысл, 2015.

Дергачева, Леонтьев 2011 – Дергачева О. Е., Леонтьев Д. А. Личностная автономия как составляющая личностного потенциала // Личностный потенциал: структура и диагностика / Под ред. Д. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2011. С. 210–240.

Зейгарник 1981 – Зейгарник Б. В. Опосредствование и саморегуляция в норме и патологии // Вестн. МГ У. Сер. 14. Психология. 1981. № 2. С. 9–15.

Зинченко 2000 – Зинченко В. П. Мысль и слово Густава Шпета. М.: УРАО, 2000.

Леонтьев 1997 – Леонтьев Д. А. Гуманистическая психология как социокультурное явление // Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред. Д. А. Леонтьева, В. Г. Щур. М.: Смысл, 1997. С. 19–29.

Леонтьев 2005 – Леонтьев Д. А. Неклассический вектор в современной психологии // Постнеклассическая психология. 2005. № 1 (2). С. 51–71.

Леонтьев 2006 – Леонтьев Д. А. Личность как преодоление индивидуальности: основы неклассической психологии личности // Психологическая теория деятельности: вчера, сегодня, завтра / Под ред. А. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2006. С. 134–147.

Леонтьев 2008 – Леонтьев Д. А. Абрахам Маслоу в XXI веке // Психология. Журн. Высшей школы экономики. 2008. Т. 5. № 3. С. 68–87.

Леонтьев 2011а – Леонтьев Д. А. Самоорганизация живых систем и физиология поведения // Мир психологии. 2011. № 2 (66). С. 16–27.

Леонтьев 2011б – Леонтьев Д. А. Саморегуляция как предмет изучения и как объяснительный принцип // Психология саморегуляции в XXI в. / Под ред. В. И. Моросановой. СПб.; М.: Нестор-История, 2011. С. 74–89.

Леонтьев 2012 – Леонтьев Д. А. Позитивная психология – повестка дня нового столетия // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2012. Т. 9. № 4. С. 36–58.

Леонтьев 2014 – Леонтьев Д. А. Конец имманентности и перспектива возможного // Место и роль гуманизма в будущей цивилизации / Отв. ред. Г. Л. Белкина. М.: ЛЕНАНД, 2014. С. 174–185.

Леонтьев 2015 – Леонтьев Д. А. Вызов неопределенности как центральная проблема психологии личности // Психологические исследования. 2015. Т. 8 (40). (URL: http://psystudy.ru/index.php/num/2015v8n40/1110-leontiev40.html)

Леонтьев и др. 2015 – Леонтьев Д. А., Овчинникова Е. Ю., Рассказова Е. И., Фам А. Х. Психология выбора. М.: Смысл, 2015.

Олпорт 2002 – Олпорт Г. Становление личности: избранные труды / Под ред. Д. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2002.

Рассказова, Леонтьев 2011 – Рассказова Е. И., Леонтьев Д. А. Жизнестойкость как составляющая личностного потенциала // Личностный потенциал: структура и диагностика / Под ред. Д. А. Леонтьева. М.: Смысл, 2011. С. 178–209.

Тиллих 1995 – Тиллих П. Мужество быть // Тиллих П. Избранное. Теология культуры. М.: Юрист, 1995. С. 7–132.

Фрейд 1989 – Фрейд З. Введение в психоанализ. Лекции. М.: Наука, 1989.

Фромм 1992 – Фромм Э. Душа человека. М.: Республика, 1992.

Хекхаузен 1986 – Хекхаузен Х. Мотивация и деятельность: В 2 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1986.

Чистопольская, Ениколопов 2014 – Чистопольская К. А., Ениколопов С. Н. Теория управления страхом смерти: основы, критика и развитие // Вопросы психологии. 2014. № 2. С. 125–142.

Штерн 1998 – Штерн В. Дифференциальная психология и ее методические основы. М.: Наука, 1998.

Ясперс 2012 – Ясперс К. Философия: в 2 кн. Кн. 2: Просветление экзистенции. М.: Канон+, 2012.

Allport 1937 – Allport G. W. Personality: A psychological interpretation. N. Y.: Holt, 1937.

Batthyany, Russo-Netzer (eds) 2014 – Meaning in positive and existential psychology / Ed. by A. Batthyany, P. Russo-Netzer. N. Y.: Springer, 2014.

Deci, Flaste 1995 – Deci E., Flaste R. Why we do what we do: Understanding self-motivation. N. Y.: Penguin, 1995.

Deci, Ryan 2000 – Deci E. L., Ryan R. M. The «what» and «why» of goal pursuits: Human needs and the self-determination of behavior // Psychol. Inquiry. 2000. Vol. 11. No. 4. P. 227–268.

Deci, Ryan 1985 – Deci E. L., Ryan R. M. The General Causality Orientation Scale: Selfdetermination in personality // J. of Research in Personality. 1985. No. 19. P. 109–134.

Greenberg 2012 – Greenberg J. Terror Management Theory: From genesis to revelations // Meaning, mortality, and choice: The social psychology of existential concerns / Ed. by P. R. Shaver, M. Mikulincer. Washington, DC: APA, 2012. P. 17–35.

Greenberg et al. (eds) 2004 – Handbook of experimental existential psychology / Ed. by J. Greenberg, S. Koole, T. Pyszczynski. N. Y.: Guilford, 2004.

Kelly 1969 – Kelly G. Clinical psychology and personality: The selected papers of George Kelly / Ed. by B. Maher. N. Y.: Wiley, 1969.

Koole et al. 2004 – Koole S., Greenberg J., Pyszczynski T. The best of two worlds: experimental existential psychology now and in the future // Handbook of experimental existential psychology / Ed. by J. Greenberg, S. Koole, T. Pyszczynski. N. Y.: Guilford, 2004. P. 497–504.

Maddi 1984 – Maddi S. R. Personology for the 1980’s // Personality and the prediction of behavior / Ed. by R. A. Zucker, J. Aronoff, R. I. Rabin. N. Y.: Academic Press, 1984.

Maddi 1998 – Maddi S. R. Creating meaning through making decisions // The human quest for meaning: A handbook of psychological research and clinical applications / Ed. by P. T. P. Wong, P. S. Fry. Mahwah, NJ: Lawrence Erlbaum Assoc., 1998. P. 27–50.

Maddi 2013 – Maddi S. R. Hardiness: Turning stressful circumstances into resilient growth. N. Y., NY: Springer Science + Business Media, 2013.

Pyszczynski et al. 2004 – Pyszczynski T., Greenberg J., Koole S. Experimental existential psychology: Exploring the human confrontation with reality // Handbook of experimental existential psychology / Ed. by J. Greenberg, S. Koole, T. Pyszczynski. N. Y.: Guilford, 2004. P. 3–9.

Ryan, Deci 2002 – Ryan R. M., Deci E. L. Overview of self-determination theory: an organismic dialectical perspective // Handbook of self-determination research / Ed. by E. L. Deci, R. M. Ryan. Rochester, NY: The University of Rochester Press, 2002. P. 3–33.

Seligman 2002 – Seligman M. E. P. Authentic happiness: Using the new positive psychology to realize your potential for lasting fulfillment. N. Y.: Free Press, 2002.

Shaver, Mikulincer (eds) 2012 – Meaning, mortality, and choice: The social psychology of existential concerns / P. R. Shaver, M. Mikulincer (eds). Washington, DC: APA, 2012.

Solomon et al. 2013 – Solomon S., Greenberg J., Pyszczynski T. The worm at the core: on the role of death in life. N. Y.: Random House, 2013.

Solomon et al. 2004 – Solomon S., Greenberg J., Pyszczynski T. The cultural animal: Twenty years of Terror Management Theory and Research // Handbook of experimental existential psychology / Ed. by J. Greenberg, S. Koole, T. Pyszczynski. N. Y.: Guilford, 2004. P. 13–34.

Wong 2010 – Wong P. T. P. What is existential positive psychology? // Internat. J. of Existential Psychology and Psychotherapy. 2010. No. 3. P. 1–10.

Yalom 1980 – Yalom I. D. Existential psychotherapy. N. Y.: Basic Books, 1980.

Е. П. Белинская
Изменчивость Я: кризис идентичности или кризис знания о ней?4040
  Исследование выполнено при поддержке гранта Российского научного фонда, проект № 14-18-00598 «Закономерности и механизмы позитивной социализации современных детей и подростков». Впервые опубликовано: Белинская Е. П. Изменчивость Я: кризис идентичности или кризис знания о ней? // Психологические исследования. 2015. 8 (40). 12. (URL: http://psystudy.ru)


[Закрыть]

Проблематика идентичности сегодня является, на наш взгляд, одной из «болезненных точек» наук о человеке. Почему?

С одной стороны, существует уже достаточное количество теоретических положений, которые фактически перестали требовать развернутых дискуссий, превратившись в некоторые «общие места» – причем далеко не всегда в силу их тривиальности, а, скорее, по причине постепенно формирующегося смыслового консенсуса исследователей. Среди таких положений и общее для постнеклассической парадигмы понимание Я как принципиально неунитарного (постоянно изменчивого, множественного и т. п.), и констатация кризиса идентификационых структур человека в условиях современности (как бы содержательно не характеризовался сам кризис), и мысль об определяющем влиянии на Я изменяющихся социальных реалий постмодерна (и дело уже не только в том, что идентичность «связывается» с образом мира, а том, что она понимается как принимающая в себя системные характеристики этого образа: например, обретая текучесть в «текучей современности»). С другой стороны, – значительная часть этих положений либо ставит под сомнение само понятие идентичности, расширяя его практически безгранично (почти отрицая тем самым предмет исследования), либо же эмпирически трудно верифицируема (что порождает риски научных спекуляций). Добавим к этому, что само понятие идентичности за последние 30–40 лет наполнилось весьма разнообразным содержанием. Это произошло не только в силу его все большей «принадлежности» к разным областям гуманитарного знания, но и – прежде всего, – в силу внимания исследователей к различным частным аспектам процесса социальной идентификации (гендерному, профессиональному, этническому, религиозному и т. д.). Заметим здесь же, что подобное расширение рассматриваемой феноменологии сопровождается (во всяком случае – для психологии) все большим включением понятия идентичности в круг других психологических концептов (среди которых лидирующие – мотивация, смыслы, переживания), но, однако, далеко не всегда ведет к созданию специфического методического инструментария. В итоге – «проблема идентичности» грозит превратиться в поистине «безграничную».

Нельзя сказать, что констатация «кризисности» самой этой проблемной области остается без внимания исследователей. Так, анализируются ограничения, связанные с нарастающей междисциплинарностью самого понятия идентичности [Тхостов, Рассказова 2012], или же демонстрируются новые возможности междисциплинарного ракурса в ее анализе (см., например: [Соколова 2014]). Отмечаются также потенциальные «точки развития» данной проблематики, прежде всего – связанные с изучением кризиса идентичности в ситуации радикальных социальных изменений [Андреева 2011; Белинская 2013] или же подвергаются методологическому переосмыслению более «широкие» по отношению к идентичности понятия кризиса [Асмолов 2014] и социализации [Марцинковская 2014]. Кроме того, все более включается в общий контекст изучения идентичности ценностный компонент анализа [Леонтьев 2009].

При этом одной из центральных «точек внимания» в проблематике идентичности для психологии остается проблема ее изменчивости / устойчивости, и тому, как признается многими исследователями, есть две основополагающих причины. Во-первых, вопрос о том, являются ли представления человека о самом себе некоторой консолидирующей и интегрирующей константой личности, ее неизменным «ядром», или же эта реальность принципиально изменчива и множественна, онтологически является для любого человека вопросом о его субъектности, свободе воли и возможности выбора. Последнее, заметим, помимо сугубо экзистенциального значения, имеет и вполне «приземленные» следствия в виде тех или иных наших решений: например, о том, каков будет и будет ли вообще результат воздействия на меня каких-либо других социальных субъектов – от СМИ до психотерапевта, смогу ли я противостоять им или же изменюсь в итоге. Во-вторых, то или иное понимание изменчивости / устойчивости Я, будучи неразрывно связано с социально-историческими образами человека, с возможными культурными вариациями понимания личности, неизбежно становится центральным при смене методологических установок психологии. Более того, сама эта проблема возникает лишь в эпоху постмодерна как некий «ответ» наук о человеке на вызовы нарастающей социальной динамики и неопределенности. Как справедливо замечает Т. Д. Марцинковская, «проблема идентичности всегда актуализировалась в сознании и ученых, и общества в периоды слома, кризиса, неопределенности, когда вставали вопросы о том, какие нормы, ценности, эталоны будут востребованы завтра, как будут трансформироваться нормы и правила поведения» [Марцинковская 2014]. Тем самым «поиски идентичности» во многом становились попыткой понимания того, «как человек в реальной, жизненной ситуации противостоит неопределенности» [Зинченко 2007: 17].

Итак, как трактовалась и трактуется проблема изменчивости/устойчивости идентичности? Заметим, что далее мы будем придерживаться все-таки преимущественно социально-психологического ракурса изложения. Для него, как представляется, данная проблема преимущественно выступала двояко: во-первых, как множественность Я и, во-вторых, как потенциальность (вероятностность рефлексии) различных Я-структур. Несмотря на их очевидную внутреннюю связь, остановимся на них последовательно.