Текст книги "Игра Лазаря"

3

Было решено устроить засаду в машине. Сенс припарковал свою «шестерку» на Стандартной, чуть выше перекрестка. Стекла были тонированы, так что снаружи невозможно было определить, пустой салон или нет. Из такого наблюдательного пункта открывался замечательный вид на дом Энуо, перекресток и саму улицу в оба конца.

Долгое время Стандартная оставалась безлюдной. Часы показывали обед, редкие взрослые пешеходы аккуратно поднимались и спускались по заледеневшим тротуарам. На участках гололеда они хватались руками за забор или кирпичную стену и, возя подошвами по наледи, шажок за шажком продвигались вперед. На их месте малышня наверняка разогналась бы и проехала опасный участок на ногах, но до сих пор по улице не прошел ни один школьник.

– Зачем устраивать слежку, если можно просто поговорить с мальчиком? – спросила с заднего сиденья Яника, нарушив блаженную тишину. Минуту назад они с Дарой исчерпали общие темы для разговора и теперь переводили дух перед новым раундом.

– Нельзя, – охотно ввязался в диалог Сенсор. Ему-то как раз надоело молчать. – Контактировать с объектом Игры напрямую категорически запрещено.

– Почему?

– Ну есть две причины. Первая – это проблема «двойника».

– То есть?

– Когда знакомишься с человеком достаточно близко, ты как бы оставляешь след в его душе. Тогда объект Игры создает в инсоне твою проекцию – копию тебя реального, но подправленную в соответствии с его личным восприятием. Когда копия создана, шастать по такому инсону уже небезопасно. Теперь ты всегда рискуешь встретиться со своим двойником. Если это произойдет в присутствии хозяина инсона, он сразу определит подмену.

– Как?

– Не знаю, – пожал плечами Сенс. – Интуитивно, наверное. Созданная проекция всегда ближе, чем Бегун. Ведь мы, по сути, – что-то типа инородного объекта в теле инсона. Если тебя вычислят, инсон вытолкнет тебя наружу, как занозу из гнойной раны, и прости-прощай – фиг ты теперь туда войдешь.

Яника помолчала, обдумывая услышанное. Потом спросила:

– Но эта проблема касается только Бегунов, так? А если ты не Бегун и в инсон не собираешься?

Сенсор бросил на Лазаря осторожный взгляд, как будто хотел спросить: «Не слишком ли я тут раскудахтался?» Но Лазарь отвернулся к окну и принялся рисовать пальцем на заиндевелом стекле рожицу.

Сенс продолжил:

– Вторая причина – это соглашение. Между нами и офицерами Ведущего существует уговор – не помогать объекту Игры никаким иным способом, кроме инсона. Иначе вся Игра сведется к догонялкам, а это не устраивает ни одну из сторон.

– Ясно. Ну, а этот Ведущий – кто он?

– Никто не знает. Одни говорят – целая компания лиц, другие – один человек, но из высших эшелонов власти. А я вообще не уверен, что он человек.

Дара тепло улыбнулась и потрепала Сенса по плечу:

– Сенс у нас питает слабость ко всяким антинаучным глупостям. Ведущий Игры гораздо способней и могущественнее всех нас вместе взятых, но он обычный человек. Такой же, как ты или я. Просто он выбрал темную сторону, мы – светлую. Вот и вся разница.

Рожица получилась похожей на Сенса. Лазарь соответствующе подписал ее и отвернулся от окна.

– Не слушай их, – посоветовал он Янике. – Они верят в сказки, но каждый – по-своему.

Дара и Сенс надулись и замолчали, недовольные характеристикой. Тем разговор и кончился. В молчании просидели до тех пор, пока на улице не появились первые школьники.

– Кажется, я его вижу. – Яника прижалась носом к стеклу.

Она не ошиблась – с вершины холма спускались вниз два человека. Нищеватого вида женщина в видавшей виды фетровой шляпке, из-под которой выбивались наружу спутанные нити волос, тащила за руку мальчишку. Парень был одет в коричневую кожзамовую куртку, из которой давно вырос, и старые джинсы, до которых еще не дорос. Внешне он очень напоминал Энуо, но были и различия. Сенс не ошибся – наяву парень действительно выглядел куда симпатичней созданной им проекции. Если бы не ношеная-переношеная одежда и общий неухоженный вид, он ничем не выделялся бы среди сверстников.

Лазарь подумал, что популярность сына мало заботила его мать. Если она и придавала чему-то серьезное значение, то участие в жизни ребенка явно не входило в топ-лист.

– О, Господи! – ахнула Дара, когда Энуо и его мать поравнялись с машиной.

– Что такое? – напрягся Сенсор. – Что ты видишь?

– Ничего. В том-то и дело – ничего! Мальчик держится рукой за воздух… – Дара отлипла от окна и уставилась на Лазаря. – Ты был прав… мать для него – пустое место.

– Что и требовалось доказать, – кивнул Лазарь. – Везунчики вроде Энуо привыкли к мысли, что дети и взрослые существуют в разных измерениях, чуждых проблемам друг друга. Забавно, но в их случае так оно на самом деле и есть.

– Что дальше? – спросил Сенсор, когда Энуо с матерью исчезли за калиткой. – Неплохо бы раскопать что-нибудь о Тихоке, раз уж мы здесь. Если он пропал, об этом должны знать соседи.

– Будем ждать, – сказал Лазарь. – Думаю, очень скоро Лилит устроит для Энуо новую поисковую операцию. Вот и посмотрим, кого они ищут.

4

Прождали еще два часа. Несколько раз Сенсу приходилось прогревать двигатель и включать печку – салон машины быстро остывал. На улице веселилась детвора. Те, что помладше, играли в снежки и катались на санках, ребята постарше оккупировали лавочку.

Лазарь гадал, много ли среди них тех, кто получил от Лилит по свинцовой пилюле успокоительного? В инсоне, разумеется, – здесь никто ни от кого ничего не получал.

Время тянулось ужасно медленно. Когда стало казаться, что сегодня мальчишка останется дома, зеленая калитка вдруг открылась, и на улицу вышел Энуо. Со знанием дела мальчик направился вверх по склону. Проходя мимо компании на лавочке, он ускорил шаг, желая прошмыгнуть нежелательный участок как можно незаметнее. Он семенил по укатанному снегом тротуару, опустив голову и стараясь смотреть под ноги, как будто эта страусиная тактика могла помочь ему стать невидимым. Сначала на него действительно никто не обращал внимания – Энуо делал шаг за шагом, умело сливаясь с грязными заборами. Ему почти удалось пройти незамеченным, но тут он вдруг поскользнулся и упал, раскинув конечности в позе морской звезды.

– Растяпа! – воскликнула Дара, касаясь губ кончиками пальцев.

Разумеется, Энуо сразу заметили. В мгновение ока паренька обступили несколько мальчишек из тех, что курили и хрипло гоготали на лавочке. Когда парень попытался встать, один из них подсек ему опорную ногу. Конечность охотно выскользнула, и бедняга снова оказался на льду. Когда попытался подняться, все повторилось.

– Бича валяют! Бича валяют! – кричали те, кто не принимал участия в «валянии». – Ползи, бичара! Ползи, бичара!

На Лазаря накатила волна отвращения. Он узнавал этих мальчишек. Узнавал так хорошо, что дрожь пробирала, а спина покрылась гусиной кожей. Он узнавал их и ненавидел всем сердцем, всей душой, каждым кубометром инсона.

– Вот они – морлоки, – елейно промурлыкал он. Упаси бог, чтобы они догадались о его чувствах. Знали бы они, что он на самом деле испытывает в эту минуту – и Сенс не выпустил бы его из машины.

– Какой ужас… – прошептала Дара.

– Не говори глупостей, – оборвал ее Лазарь. – Дети – цветы жизни. В нашем случае – хищные мухоловки.

– Мы так и будем сидеть и смотреть? – спросила Яника. – Никак не поможем?

– Политика невмешательства, – строго напомнил Сенсор и сжал руль так, что кровь отошла от костяшек.

Экзекуция продолжалась минут пять. Когда Энуо, наконец, разревелся, его отпустили. Лазарь решил, что сейчас мальчишка вернется домой, но ошибся – тот упрямо побрел вверх по улице, ведомый твердой рукой Лилит.

Когда он скрылся из виду, Лазарь дернул ручку двери:

– Пора побеседовать с нашими насекомоедами.

Все четверо вышли из машины и направились к лавочке, на которую уже вернулись истязатели Энуо. Их было человек семь. Завидев Лазаря и компанию, ребята на миг притихли, но потом продолжили гоготать веселее прежнего.

– Привет, парни, – первым поздоровался Лазарь. – Не замерзли?

– Нормально, – спрятав нос в воротник красной куртки, пробубнил один.

Остальные продолжали оживленно переговариваться, демонстративно игнорируя незнакомцев.

– У меня пара вопросов относительно мальца, которым вы сейчас так классно поиграли в футбол, – продолжал Лазарь. – Уделите минутку?

Вот теперь все примолкли и насторожились. Впрочем, почти никто не испугался. Знают, что отделаются мелким выговором, – так чего бояться?

– И чо за вопросы? – бравируя своей неподсудностью, спросил «красная куртка».

– Вам не стыдно?! – вскричала Дара. – За что вы его унижаете?

Лазарь одарил ее недобрым взглядом и попытался оттеснить в сторону. Дара на секунду смешалась (всегда боялась его глаз), но потом взяла себя в руки и оттолкнула Лазаря обратно.

– Он бомжара, – заявил самый младший из «лавочников». – С ним никто не дружит, потому что он вонючий бичуган. И алкаш. Ну пока не алкаш, но у него предки такие, а значит, он тоже скоро будет алкашом.

Лазарь морально приготовился к нравоучительной проповеди от Дары. Сейчас она пустится в долгие объяснения, втолковывая разницу между бомжем и малоимущей семьей, и что в таких семьях дети редко носят фирменный «Адидас», но это вовсе не означает, что их нужно автоматически записывать в алкоголики.

Но Дара смолчала.

– Довольна ответом? – обратился к ней Лазарь. – Железная логика. Больше на ее вопросы не отвечайте, ребята. Лучше скажите, у Димы…

– Его Петя зовут, – буркнул «красная куртка».

– У Пети есть брат?

У ребят сделались напряженные лица. Многие бросали на «красную куртку» настороженные взгляды.

– Не парьтесь, парни, мы не из общества защиты детей, – подбодрил Лазарь. – И нам плевать, если он у вас в роли запасного мяча. Нам просто нужно знать имя и где его можно найти.

– Антон, – наконец с неохотой выдавил из себя «красная куртка». – Найдете его на Северном кладбище – полгода назад под машину попал.

Позади Лазаря Дара и Яника сдавленно охнули.

– Уверены, что это не другой брат?

– Сто пудов, – подал голос мальчишка с замерзшей слизью под носом. – У него больше нет братьев. Я сам видел, как Тоху сбили.

Дальнейшие вопросы отпали сами собой. Как, впрочем, и дальнейшие поиски самого Тихоки.

Возникла тяжелая пауза. Неприятное напоминание о смерти Антона незримо давило на всех.

– Все равно не парьтесь, – Лазарь наклонился к скамейке и сделал несколько пассов руками: – Как говорил один близкий вам по духу человек: я освобождаю вас от химеры по имени совесть. Ну, удачи!

Когда они вернулись в машину, Яника сказала:

– Не понимаю. Антон умер полгода назад, но в инсоне Пети он продолжает жить. Разве такое возможно?

Сенсор изобразил кислую мину:

– Инсоновый бред… Та еще гадость.

Про эту напасть Лазарь слышал и раньше, но в своей практике встречался впервые. В редких случаях инсоновый бред проявляется у людей, проекции которых не сумели окончательно смириться с утратой. Что ж, если Энуо бредит, они по уши в гуано. Переубедить мальчика будет почти нереально.

Яника помотала головой:

– Все равно не сходится! Антон погиб полгода назад, так? Но в инсоне Энуо брат всего как неделю исчез.

– Такое возможно, – возразила Дарения. – В инсоне время течет не совсем так, как в жизни. Хорошее подолгу помнится, а плохое быстро забывается. Но если уж что-то заставляет вспомнить плохое, то иногда кажется, что это было вчера. – Она коснулась пальцами стекла машины и сделалась очень печальной. – Наверное, в последнее время паренька совсем зашпыняли. Разбередили старую рану, вот он и вспомнил о том, что так долго пытался забыть. Так несправедливо…

Не знай Лазарь наверняка, что из глаз Дары не выжать слез и лакриматорами, он бы решил, что она сейчас расплачется.

– Да-да, дети встречают по одежке, а провожают пинками. Если ты не росла на необитаемом острове, для тебя это не должно стать новостью. Поехали, Сенс.

– Ты поэтому так ненавидишь детей? – спросила Яника, когда машина тронулась.

– Глупые, жестокие, алчные, эгоистичные существа, заочно оправданные своим возрастом, – причин для ненависти масса. – Лазарь включил печку и подставил под дефлектор окоченевшие пальцы. – И нет, меня не обижали в детстве, если твой следующий вопрос об этом.

5

Лазарь дожидался возвращения Сенса и Яники в гостиной. Развалившись на диване, он щелкал пультом от телевизора, когда в комнату ворвалась взбешенная Дарения. Волосы овевали голову белым пуховым нимбом, лицо перекосило, заостренные черты сделались почти дерзкими.

– Ты выгоняешь Марса! – вскричала она, тыча в Лазаря розовым пальчиком. – Он только что признался! Через слезы! Еле-еле убедила не уходить прямо сейчас – он уже собрал вещи! Если не хочешь, чтобы я убила тебя на месте, скажи, что он неправильно все понял.

Она замерла перед Лазарем в позе колосса Родосского, полностью заслонив телевизор, и, казалось, вот-вот набросится на своего визави с кулаками.

– Он все правильно понял, – ответил Лазарь. – А теперь либо отойди в сторонку, либо включи режим невидимости. И, если можно, неслышимости.

– Никуда я не отойду! – накручивала себя Дара. – Да я скорее выселю тебя в эту твою поганую нору, чем отдам Марса! Заключил сделку с Симоном, как мерзко… Ради этой, этой… – она задохнулась, подыскивая нужно слово, – суицидницы! Я просто не могу поверить…

– Тебе все равно не встать между нашей любовью, – проговорил Лазарь, а когда лицо Дарении приняло соответствующий оттенок, пояснил: – Я про себя и телевизор, а ты что подумала?

Острый язычок Дары выскакивал изо рта и облизывал губы, делая ее похожей на гадюку, которой наступили на горло.

В комнату вошла Айма, окинула ситуацию понимающим взглядом и сообщила:

– Он все-таки разревелся. Я пыталась успокоить, как могла, но он наорал на меня и вытолкал за дверь. Сказал, завтра же уходит отсюда.

– Не знал, что Матвей такой чувствительный. – Лазарь подвинулся на диване так, чтобы телевизор снова попал в зону видимости.

Сарказм – еще одна защитная реакция, работающая по принципу «лучшая защита – нападение». И, пожалуй, единственная в арсенале того, кто слишком горд для положения осажденного. С одной стороны, Лазарь хотел сказать, что идею вытурить мальчишку из дома ему навязал Меценат. С другой – он скорее застрелится, чем станет оправдываться. Оправдания – удел виноватых. Удел осажденных. А Лазарь никакой вины за собой не ощущал. Ну, практически…

– Он еще шутит… – Айма уселась в вытертое вольтеровское кресло напротив камина. – Так держать, Лазарь… или, лучше, Иуда? Ты проверь, может, проекция уже сменила кличку?

Еще одним из своих талантов Лазарь считал умение отключать в нужный момент слух. Как сейчас, например. Нотации Инь и Ян, точно по мановению кнопки «mute» на телевизоре, который Дарения снова загородила собой, превратились в черно-белое немое кино. Лазарь пребывал в этой сенсорной депривации до тех пор, пока в гостиную не вошли раскрасневшиеся с мороза Сенсор с Яникой.

– Что происходит? – тут же спросил Сенс.

Дарения в красках и со вкусом поведала о причинах переполоха, Айма с видимым удовольствием поддакивала в нужных местах.

– Это правда? – серьезно спросила Яника, когда они закончили.

– Нет, – коротко ответил Лазарь. – Но хорошо, что приехали. Теперь мне будет еще легче не поддерживать беседу с «черным и белым».

Он действительно сказал «нет»? Это «нет» вырвалось самопроизвольно, стоило Янике спросить. Интересная подсознательная реакция.

У Дары и Аймы повытягивались лица.

– Как это «нет»?! – взвилась Дара. – Еще минуту назад было «да»!

– Мы, Иуды, такие переменчивые. Тебе ли не знать?

Яника подошла и встала бок о бок с Дарой.

– Лазарь, если из-за меня Марсу придется вернуться на улицу, я сегодня же соберу вещи и съеду. Хочу, чтобы ты это знал.

Дарения бросила на Янику взгляд, который Лазарь сразу распознал – стыд. Ей стало неловко за свои слова в ее адрес.

– А я ее отвезу, – пообещал Сенсор.

В руках он держал свернутую в рулон газету, которую поминутно стягивал все туже и туже.

– Принято, – согласился Лазарь, снимая ноги с дивана. – А теперь, если не возражаете, займемся делом. У нас тут еще один несовершеннолетний, который скоро может оказаться в куда более холодном месте, чем улица. Айма, солнышко, в нашем клубе бесплатный вход только для членов… и девушек.

Покачивая ногой в кресле, японка потянулась к карманам джинсов:

– Возьмешь сребрениками?

– Уделала, – признал Лазарь. – Ну хвастайтесь! Чего нашли?

Он ловко выхватил у Сенсора газетный рулон и развернул его. Дарения, все еще сердитая, но уже заинтригованная, присела на краешек дивана.

На радость Лазаря, тему изгнания Марса незаметно замяли, как это бывает с любой темой, чересчур невероятной и слишком безумной, чтобы отнестись к ней всерьез. А зря. Все предельно серьезно.

И все же он сказал «нет». Это слово вылетело бездумно, на уровне порыва. И это беспокоило…

Оказалось, Сенсор и Яника довольно продуктивно провели утро. Посчитав необходимым детально разузнать о гибели Антона, они снова поехали к дому Энуо. Из расспросов местных старушек выяснилось одно важное обстоятельство, о котором забыли упомянуть «красная куртка» со товарищи. Под колесами машины в тот злополучный день должен был умереть не Антон, а младший – Петя.

Братья ждали автобуса у школьной остановки, вокруг крутилось много ребят. Кто-то из мальчишек сорвал кепку с головы Пети и выбросил на проезжую часть. Тот кинулся догонять.

– На остановке топталась куча народу, но никто и глазом не моргнул, – рассказала Яника. – Только Антон не растерялся. Вытолкнул младшего прямо из-под колес внедорожника, который уже не успевал затормозить. Сам погиб, но брата спас.

Дарения зажала рот ладошкой. Айма закусила нижнюю губу.

– И сразу увековечил себя в анналах местной хроники. – Лазарь долистал до страницы, где была дана небольшая заметка, освещавшая подвиг Антона на школьной остановке. – «Самый верный брат», – прочитал он вслух заголовок, набранный 24-м кеглем. – Это же июньский номер региональной «Комсомолки». Откуда достали?

– У меня читательский билет в Публичке, – отозвался Сенсор. – Соседи рассказали, что Антон попал в газету, но не смогли вспомнить когда. Тогда мы с Яникой запросили три месячные подшивки за прошлое лето и в самой первой нашли это.

Айма не удержалась и подсела на диван к Даре.

Лазарь быстро пробежал текст глазами. Как он и ожидал, статью преисполняли пафос и краснобайство, а количество морализаторства в концовке вообще зашкаливало. Внизу страницы была черно-белая фотография, на которой чернявый мальчишка, очень похожий на Энуо (но, конечно, не он), одиноко стоял посреди пустынной улицы, свесив голову на грудь. Влажные от пота волосы острыми когтями обхватывали лоб, скрывая половину лица. На задний план фотографии была вставлена перебегающая дорогу куцая дворняга, призванная должным образом подчеркнуть драматизм ситуации.

Лазарь видел в собаке лишь символ того, что некоторые бездомные собаки умеют переходить дорогу лучше людей. Сама фотография была настолько приторной, что ей не хватало только потеков патоки, «мироточащей» прямо из бумаги.

Лазарь защелкал пальцами:

– Предположения, мысли, домыслы – что угодно.

– Он здесь такой одинокий. – Дара с похоронным видом разглядывала фотографию.

– Да, давай повздыхаем на эту тему, у нас же куча времени. Не будь Дуренией – это не он.

Яника отклонилась от газеты и оглядела друзей:

– Мы до сих пор не знаем, каким образом Ведущий собирается ломать мальчика. Может, стоит сконцентрироваться на этом?

– Вот видишь, не так уж сложно, – сказал Лазарь Даре. – Бери пример, не то очень скоро составишь Малому компанию.

Дарения ударом ладони выбила газету из его рук.

– Эй, потише! Мне ее еще сдавать. – Сенсор поднял газету, бережно расправил и снова скатал в рулон. – Думаю, надо побольше разузнать про приют, куда так рвется Энуо. Слушайте, а что, если это кладбище? То есть могила Антона?

– Идиотская мысль, – отрезал Лазарь. – Думаешь, Лилит каждый день таскает мальчишку по темным зонам морлоков ради закопанных под землей костей? И зачем ей это? Нет, тут что-то другое…

– Может, вся соль как раз в катании? – предположила Яника.

– Поясни, – попросил Лазарь.

От идеи веяло свежестью.

– Может, Лилит старается сделать его жизнь невыносимой? Обратить весь мир в одну сплошную темную зону, кишащую морлоками. Изолировать мальчика от людского общества и сделать из него Робинзона Крузо, как они делали это со мной?

Мысль Яники, точно тронувшийся паровоз, сдвинула с места мысленный состав Лазаря и потащила по рельсам, плавно набирая ход.

– На фотографии он одинок, но не полностью, – задумчиво проговорил Лазарь. Он пытался ухватить за хвост идею, порхавшую над головой, как воздушный змей, – уже совсем низко, но еще недостаточно для прыжка.

– Дальше некуда, – сказала Айма. – Осталось только прикончить его родителей, а самого закинуть в замок Иф.

– Думаю, если бы это не шло вразрез с договором о невмешательстве, Ведущий подготовил бы почву в реальности, – с нажимом произнесла Яника.

Она как бы подталкивала Лазаря к нужной мысли, подставляла лестницу, по которой он мог взобраться и поймать змея, но почему-то не хотела лезть сама. Что это – боязнь спороть глупость или, наоборот, умность? Но кто боится говорить умности? А может, она просто хочет, чтобы умности говорил он? Или это Лазарь хочет, чтобы она так хотела?

«Нет», – ляпнул он, стоило ей вступить в разговор. Бездумно ляпнул.

– Например, на меня он воздействовал извне через отчима и обошел правила, не нарушив их, – продолжала Яника. – Что мешает ему проделать тот же трюк с Энуо?

Неожиданная идея заставила Лазаря выхватить газету из рук Сенсора, раскрыть на странице со статьей и снова бросить на пол. В голове взорвался фейерверк, окатив все горячими брызгами озарения.

– Какого хрена ты делаешь! – вскричал Сенс. – Ее вообще-то занесли в формуляр!

– Что с тобой, Лазарь? – встревожилась Дара.

Лазарь молча встал с дивана, не преминув наступить ногой на разложенную газету, и зашагал к выходу из комнаты.

– Ты куда намылился? – крикнул вслед Сенсор.

Лазарь выглянул из прихожей:

– Готовить маленький эксперимент.

– Не хочешь поделиться с нами?

– Он не станет рисковать, Сенс. – Дара наградила Лазаря ядовитой ухмылкой. Было видно, что она все еще злится. – Побоится выставить себя идиотом, если окажется неправ. Это так на него похоже.

Чтобы оградиться от ее ухмылки, Лазарю пришлось снова спрятаться за стену.

Выходит, это он тут боится спороть глупость. Заниматься психоанализом его поведения было излюбленным хобби всех домочадцев во все времена. На этот случай у Лазаря выработалось весьма жесткое правило – отмалчиваться. Отмалчиваться, пока хватит сил. Отмалчиваться, чтобы сама группа контрольных вопросов, так необходимых этим ходячим полиграфам, всегда оставалась без ответов.

– Жду всех, кому интересно, на Стандартной через три часа. Даре быть обязательно, остальным – по желанию. И еще, Сенс, мне понадобится твоя тачка.

– А мы как добираться будем?

Лазарь снова выглянул из-за стены. Улыбочка Дары исчезла – стало быть, можно побаловать их своей:

– По суше, по морю, по воздуху, через гиперпространство – выбирайте сами. Через три часа!