Текст книги "Игра Лазаря"

8

На этот раз Симон Петрович курил наргиле, увлеченно потягивая ароматизированный яблочно-банановый дым из деревянной трубочки на длинном рукаве. Рукав тянулся из изысканного сосуда, расписанного индийскими тематическими узорами. Помещение давно не проветривалось, в комнате стояла тошнотворная смесь запахов пота, табака и фруктовых ароматизаторов, от которой резало в глазах. Бульканье, исходящее от наргиле всякий раз, когда Симон тянул из трубки, наводило на мысли о ведьмином котле. Лазарь прикинул в уме, сколько угарного газа пассивно вдохнет, пока находится здесь, и решил приступить к делу, не мешкая.

– Мне нужны оба, – заявил он, едва опустившись в кресло.

Симон Петрович утопал в пышной напольной подушке, с умиротворенным видом обсасывая мундштук. Наблюдая за его неистребимой тягой к табачным изделиям, граничащей с культом, невольно верилось, что рак легких – миф, придуманный фармакологическими компаниями и продажными врачами. Легкие Симона, до сих пор исправно доставлявшие кислород в кровь, подтверждали эту гипотезу.

– Да что ты? – вздернул белесые брови Симон. – Сначала приходишь за час до назначенного, потом будишь посреди ночи, а теперь вообще заявляешься без приглашения, да еще требуешь что-то, ничего не предлагая взамен. Ты, часом, ничего не напутал, мальчик?

– В следующий раз принесу с собой «ганджи», – пообещал Лазарь.

У Симона вытянулось лицо.

– Ну, хорошо-хорошо, и хавчик.

Симон Петрович выплюнул мундштук, выпустил облако дыма и прищурился:

– А ты наглый парень, Лазарь. Я уважаю наглость – полезная черта в наше время. Но только до тех пор, пока не переходит в хамство. И сейчас ты очень близок к тому, чтобы потерять мое уважение.

– Серьезно, мне нужны оба. – Лазарь вытравил из голоса шутливые нотки. – Вам прекрасно известно, что мне нечего предложить взамен. Если дело в деньгах… так и быть, готов делить долю Малого с Яникой.

На щербатой физиономии Симона появилась запоздалая полуулыбка, которую он умело скрыл, снова закусив свой мундштук.

– Еще пару месяцев назад тебе не нужен был никто. А теперь подавай сразу двоих. Я всегда считал, что люди не меняются, и уж ты последний человек, который станет меня в этом разубеждать.

Люди не меняются – с этим Лазарь был согласен. Скорее, прогибаются. Пытаются прогнуться. Под гнетом неких жизненных факторов, желаний или потребностей. Все равно, что гнуть ветку, – пока тянешь, она меняет форму. Можно гнуть себя определенный отрезок времени или всю жизнь, но вот незадача: стоит только ослабить хватку – и природа сразу возьмет свое.

– Люди не меняются – меняются обстоятельства. И нужды. Послушайте, ну это же идиотизм! Ведущий Игры идет по трупам – дай только дефлорировать еще одного Эмпата, а мы разбрасываемся ими направо и налево!

– Слава богу, это не единственное, что отличает нас от Ведущего. А что касается нужд, то количество не определяет качество. Уж ты-то должен знать.

Лазарь почувствовал, что снова уходит под контроль гнева. Нужно было успеть сказать как можно больше по существу, прежде чем полностью отдаться в его власть.

– Скажите это китайским промышленникам. Поймите, без Яники я бы еще очень не скоро догнал, что брат мальчишки на самом деле вылизывает себе зад и лает на прохожих. А без помощи Малого мне бы точно не хватило времени придумать, как переубедить Энуо. Не говоря уже о том, что без его «BFG9000» мы бы сейчас с вами ни о чем не спорили.

– Как интересно, – прошепелявил Симон, зажав зубами чубук, – в твоей речи по-прежнему главенствуют личные местоимения. Уверен, что тебе действительно нужна команда?

Лазарь раздраженно выдохнул. Вот что бывает, когда слова опережают мысли. Надо взять себя в руки.

– Слушайте, если это какой-то психологический эксперимент Мецената по усмирению моего эго, то он успешно завершен. Я уже признал, что мне нужна команда. Помощь, надзор, контроль – называйте как хотите. Но если он ждет, что в придачу ко всему я стану умалять свои заслуги – пусть готовит эксперимент номер два.

Какое-то время Симон задумчиво потягивал яблочно-банановую дрянь из остывающего наргиле. Потом наклонился вперед и сделал нечто такое, чего никогда не делал прежде.

– Будешь? – предложил он, протягивая Лазарю матерчатый рукав с деревянной трубкой на конце.

– Нет, спасибо. За прошедшую неделю мне хватило суицидальных актов.

– Как хочешь, – пожал плечами Симон и вернул трубку в рот. Наргиле снова забулькало, хотя угли окончательно потухли. – Поверь, Лазарь, у Мецената и в мыслях не было умалять твои заслуги.

Лазарь сделал страшные глаза:

– И вы так хорошо это знаете потому, что сейчас объявите Меценатом себя?

Симон Петрович запрокинул назад голову и хрипло расхохотался.

– Скорее ты, чем я, Лазарь, – сказал он, отсмеявшись. – Но ты прав насчет эксперимента. И да – дело вовсе не в деньгах, жилплощади или еще какой бытовухе. В одном ты ошибся. Никто не знает, когда эксперимент начался и, тем более, когда ему суждено закончиться. Даже я.

Лазарь привстал в кресле:

– Это что – «да»? В смысле Меценат дает добро?

На пористом лице Симона мелькнул полумесяц улыбки:

– Окончательный вердикт будет завтра. Я сообщу по телефону. А теперь выметайся отсюда. Я же вижу – у тебя глаза на лоб лезут.

Лазарь подскочил на ноги:

– Ну наконец-то! То есть… глаза и правда режет. Спасибо.

– Не за что, – прищурился Симон. – И это не политес. Я здесь действительно ни при чем.

– Ну конечно. Просто по соседству горит склад яблоко-бананов, а дым в форточку надуло, – усмехнулся Лазарь уже у двери.

Потом он открыл ее, подмигнул Симону на прощанье и выскочил вон.

9

Лазарь вышел на балкон глотнуть свежего воздуха перед сном, а заодно проветрить комнату. На улице совсем стемнело. Желтый свет из соседских окон посверкивал золотом на разноцветной мишуре, которой некоторые жильцы украсили свои заборы и деревья в преддверии Нового года. Лазарь посмотрел через дорогу. Напротив их коттеджа жила баба Ната – грузная восьмидесятилетняя бабка удивительно трезвого ума, чего, по мнению Лазаря, уже было достаточно, чтобы внести ее в Красную книгу. К молодежи баба Ната относилась весьма лояльно, а в Даре и Айме, часто помогавших ей с покупками, и вовсе души не чаяла. Ее внуки – двое мальчишек-близнецов, каждый год наезжавших к бабке на зимние каникулы, нарядили разлапистую восточную ель, росшую во дворе. Пластиковые шары и шишки, покрытые сусальным золотом, продирались сквозь завесу серебряной мишуры, сверкая отраженным светом фонарей и луны не хуже электрической гирлянды. К тому же гораздо естественней и как-то волшебней.

Открылась дверь, и на балконе появился Сенс. Укутанный в красный махровый халат, он напоминал внука Деда Мороза.

– Извини, что отсвечиваю своей сонной рожей, но мне надо проветриться перед сном, – буркнул он, облокачиваясь на перила рядом с Лазарем.

– Глянь на ту елку. – Лазарь кивнул на двор бабы Наты. – Будто прямиком из детства, а? Помнишь тот Новый год, что мы встречали у твой бабки? У нее такая же была.

Брови Сенса взлетели вверх:

– Ты… ностальгируешь? Не заболел часом?

– Профессиональная деформация, – пожал плечами Лазарь. – Договорился оставить обоих, признал, что нуждаюсь в помощи. Вот что бывает, когда работаешь с эмоциями в чистом виде.

– А всего пару дней назад почти выгнал мальчишку на улицу и так довел, что он чуть тебя не прикончил.

Лазарь раздраженно отмахнулся:

– Брось! Никто не собирался никого выгонять. Неужели ты поверил, что мне действительно понадобился его дурацкий совет насчет вольеров? Я специально попросил Дару позвать его в комнату.

Сенс оторвал созерцающий взгляд от елки бабы Наты и повернулся к Лазарю:

– Специально? Зачем?

– Чтобы он «нечаянно» узнал, что у меня неприятности, – нехотя ответил Лазарь.

Сенс долго изучал его взглядом – только он был способен видеть Лазаря насквозь без всяких «контрольных вопросов». Качество, которое Лазарь по-настоящему ценил в людях, а иной раз даже побаивался.

– Ты проверял его на вшивость, – предъявил обвинение Сенс. – Марс, конечно, самородок, но тогда ты еще не мог знать этого. Значит, не мог ждать, что он сумеет самостоятельно выйти в инсон. Но ты хотел проверить – попытается или нет?

На секунду Лазарь почувствовал себя прозрачным, как аквариум.

– Не-ет, – протянул он тоном капризного ребенка, – я мог знать, что у него получится. Я мог это предполагать. Мы оба знаем, как минимум, одного человека, которому удавалось такое в его возрасте.

– История Лилит здесь не катит, – возразил Сенс. – Она связана с Ведущим – черт его знает, какими допингами он их там пичкает. Но, даже если так, ты все равно не мог знать наверняка. Дара не показывала Марсу инсон, он не знал, где именно вы находитесь. То, что его выбросило рядом с приютом, а не с Энуо, просто чудо!

– Нет-нет-нет. Если бы ты читал поменьше сказок, то помнил бы, что чудес не бывает. Малой прекрасно знал, где мы. Он уже бывал в приюте раньше. В игре «Темная зона», помнишь? Все что от него требовалось – стырить локон Энуо, запереться в ванной и поднапрячь память.

Сенсор медленно раскрыл рот, придавленный весьма зыбкими аргументами, на которые все равно не нашел бы контраргумента, и ничего не ответил. В противовес своему «суперзрению» он страдал от одного недостатка, которым Лазарь всегда умело и с удовольствием пользовался, – податливость. Вся его натура была как из глины – где надавишь, там прогнется. Если бы не сенсорные способности, ему бы следовало назваться Големом.

Помолчав, Сенсор с отвращением выговорил:

– Ты манипулятор. Да похуже Лилит! Выходит, ты сознательно рисковал жизнью мальчишки, а сам просто использовал его, чтобы…

– …чтобы он не вернулся обратно к жизни Оливера Твиста! – вспылил Лазарь. – Да я просто монстр!

Они немного помолчали.

«Жалко, что сейчас не идет снег», – думал Лазарь, разглядывая улицу. Старый уже почти весь растаял и сбился по обочинам в грязные ледяные глыбы, а елке бабы Наты очень не хватало свежего снега.

– Если собаки не станет, они снова начнут издеваться над ним. – Сенс приподнял фалды своего халата – те уже изрядно подмокли, болтаясь по влажному полу.

– Да. Но без злокачественной «игрономы» внутри он уже не будет воспринимать все так остро. Мы удалили опухоль, а радиоактивные эманации, ее вызвавшие, остались. Отсюда вывод: все дети – мелочные, подлые эгоисты, не способные извлечь урок. Так было всегда, и так будет всегда. И присно, и во веки веков…

– …аминь, – закончил Сенсор.

Посмотрев друг на друга, друзья в унисон рассмеялись.

– Яника по-прежнему думает, что тебя обижали в школе? – спросил Сенсор уже серьезно.

– Нет. Я же сказал, что нет.

– А она в курсе, скольких обидел ты?

Лазарь не хотел видеть лицо Сенса, поэтому отвернулся и снова посмотрел на елку бабы Наты.

– Нет, – повторил он. – Такие картины из прошлого лучше оставлять на холсте. И лучше – в абстракции.

Он и сам не помнил, скольких. Знал только, что их было много. Одна половина класса его ненавидела, вторая боялась. Но никто никогда не заискивал, не предлагал дружбу, не выдвигал в старосты. Его презирали даже самые отъявленные подпевалы.

– Намалюешь завтра что-нибудь эдакое в своей берлоге?

– Ключ от берлоги придется сдать. У нас ожидается небольшое расширение кадрового состава, а это всегда плохо сказывается на зарплате.

Сенс издал ехидный смешок:

– Выгоняешь из дома Марса, идешь на сделку с Симоном, а теперь отказываешься от любимой мастерской. Крепко же она тебя зацепила.

Лазарь оторвался от созерцания елки бабы Наты и всмотрелся в широкое добродушное лицо друга. Его охватило необъяснимое желание съездить по нему кулаком. Несильно – так, по-дружески. Просто чтобы сбить оттуда эту ухмылочку, как орущего котяру с дерева. А потом по-взрослому получить в ответ.

– От ревности к неодушевленным предметам перешел на ревность к людям, – констатировал Лазарь. – Ты эволюционируешь.

– А ты переводишь тему.

– Сотри с лица этот идиотский лыбон. Он тебе не идет.

– А ты переводишь тему.

– Я бы с удовольствием перевел тебя – на первый этаж через перила.

– Теперь моя очередь, да?

Разговор заглох сам собой. Они помолчали. Потом одновременно душераздирающе зевнули, и это стало сигналом к тому, что пора расходиться. Уже у порога Сенс обернулся. Лазарь решил, что тот просто забыл пожелать спокойной ночи, но вместо этого услышал:

– А все-таки ты предал Марса. Знаешь, он имел полное моральное право сэгоистничать. И сподличать.

– Да, – нетерпеливо кивнул Лазарь, – я извлек урок. Завтра же запишусь волонтером в детский хоспис.

Сенсор недоверчиво хмыкнул, покачал головой:

– И еще… Он не говорит, но ему не нравится, когда ты называешь его Малым. Так, для справки.

– Спокойной ночи, Сенсор.

– Спокойной ночи, Лазарь.

Часть 3
Три свидания

Глава 1
Три свидания

Не везет в любви – повезет в игре.

Поговорка

1

В ночном клубе «Люди» было по-настоящему людно. Январские праздники набирали обороты, и все мысли скучающей молодежи были заняты исключительно тем, как бы не истратить ни единой праздничной минутки впустую. Сбиваясь в огромные стада, она спешила охватить как можно больше увеселительных заведений города до наступления невыносимо долгих серых зимних будней. Днем основной удар приходился на торгово-развлекательные комплексы вроде «Вавилона» или «Горизонта» с их бесконечными кинотеатрами, кофейнями и суши-барами. Ночью проблему досуга самых неутомимых охотно решали ночные клубы.

Идею пойти в «Люди» подкинули Инь и Ян – заядлые тусовщицы, давно обскакавшие все злачные места города и области. Если ты собрался хорошенько оттянуться в крутом и, желательно, цивильном заведении с терпимыми ценами и хорошим персоналом, но понятия не имеешь, куда податься, – ищи Айму и Дару. Лучших советчиков в этом смысле не найти. Расскажут, покажут, охотно поделятся впечатлениями и, если повезет (или не повезет), набьются в компанию.

Предстоящий поход в клуб не внушал Лазарю особого энтузиазма. В общем-то, он никогда не жаловал подобных заведений. Не то чтобы он не любил или не умел танцевать – на его скромный взгляд, еще как умел, а иногда даже с удовольствием (особенно после пары-тройки «Отверток»). Чего он действительно не любил, так это большого скопления народа и шума. Особенно шума. Когда вокруг слишком громко, невозможно нормально ни поговорить, ни послушать, а именно этим двум развлечениям Лазарь мог предаваться с истинным упоением в любое время дня и ночи.

К сожалению, идею «даосской монады» живо поддержали все домочадцы, за исключением Матвея и Марса. Первого с души воротило от подобных мероприятий, второй не проходил по возрасту. В итоге перед Лазарем встала дилемма – провести вечер в неприятной компании или в неприятном месте. Пришлось выбирать из двух зол меньшее. Перевесить чашу весов в пользу клуба помогло еще одно обстоятельство – Лазаря одолевало любопытство узнать, насколько хорошо танцует Яника.

Итак, в клубе «Люди» было полным-полно народу. Интерьер небольшого полуподземного помещения был выдержан в стиле андеграунд: грубые дубовые столики и стулья, вытертый паркет на танцполе, дешевые декорации в виде старых цепей, непонятного рванья и ржавых металлических бочек, на которых танцевали люди. Барную стойку пронзало три хромированных шеста, служивших осью событий для аппетитных танцовщиц, а по особым дням – танцоров. Несмотря на грошовость всех элементов декора по отдельности, в общей картине они смотрелись вполне ничего.

Полутемное помещение громыхало тяжелым «индастриалом». В плотной завесе искусственного дыма, пронизываемого разноцветными лучами светодинамической установки, извивались человеческие тела. Одни держались сами по себе, другие парами. Попадались и целые компании, пляшущие кружком. На небольшом дощатом помосте в дальнем конце зала, за опутанным проводами микшерным пультом кивал в такт музыке огромными наушниками диджей. С балконов второго этажа, опираясь руками на перила, крутили задиками симпатичные девушки.

Лазарь и Сенс сидели за самым ближним к танцполу столиком и наблюдали за Аймой и Яникой – девушки выплясывали на пару так, что любо-дорого было смотреть. Дара умчалась на улицу встречать своего нового ухажера – тот только что подъехал. Некие неотложные дела не позволили ему явиться вовремя, но Дару это ничуть не смутило. Предположение Лазаря, что парень просто заблудился по дороге к клубу, она восприняла как личное оскорбление.

Вообще, казалось, что Дара совершенно очарована своим новым бойфрендом. Одного этого уже было достаточно, чтобы заинтересовать Лазаря. Он-то всегда считал, что, несмотря на несчетное количество кавалеров, она полностью и бесповоротно очарована им. Впрочем, как это часто бывает с женщинами, одно вовсе не исключало другое.

Правда, сейчас Лазарь почти не думал о Даре – он внимательно следил за танцующей Яникой. В черном платье в облипку, с элегантным узлом огненно-рыжих волос на затылке, она выглядела как никогда пикантно и соблазнительно. Черные вязаные нарукавники от кистей до локтевых сгибов скрывали изрытые шрамами предплечья, прибавляя хозяйке особого, ни с чем не сравнимого шарма. Время от времени к Янике подкатывали парни, свято верившие, что их конвульсивные подергивания конечностями есть не что иное, как танец. В таких случаях плясавшая поблизости Айма служила чем-то вроде громоотвода. Всякий раз, когда кто-то предпринимал попытку заговорить с Яникой, та отвечала лучезарной улыбкой и отворачивалась к японке, как бы переводя назойливое внимание на нее. Айма с готовностью принимала удар, и уже через минуту неудачливый казанова отваливал.

Лазарь все ждал, когда же кто-нибудь из этих подвыпивших пикаперов перешагнет за рамки приличия и отважится применить к Янике какой-нибудь запрещенный прием – приобнимет за плечи или попытается на ощупь определить, где заканчивается ее спина. Не то чтобы Лазарь искал повода немедленно встать на защиту чести дамы и преподать ублюдку урок рыцарства – собственно, она и дамой-то его не являлась. Просто ему хотелось понаблюдать за реакцией Яники, чтобы потом сравнить с проекцией ее поведения, выстроенной у себя в голове за те полтора месяца, что они были знакомы.

Лишь научившись предсказывать реакцию интересующего тебя человека в тех или иных ситуациях, можно с определенной долей уверенности заявить, что ты знаешь его. До тех пор вы просто знакомы.

Ощущение, что кто-то зовет его по имени, заставило Лазаря оторваться от абриса изящной талии, обтянутой черным бархатом, и оглядеться. Он не ошибся – перегнувшись через стол и сложив ладони рупором у рта, Сенс пытался докричаться до него сквозь гремящую музыку. Диджей разошелся не на шутку, каждое второе слово сносило грохотом ритмичных модуляций:

– Я… чувства… народу… пойду… нужно… верить…

Лазарь даже не пытался понять суть сказанного и просто покивал в знак согласия, что бы это ни значило. Сенс крикнул напоследок нечто неразборчивое, поспешно встал и затерялся в толпе. Спустя минуту оглушительная композиция, моргающая лучами стробоскопов так, словно организаторы шоу намеревались закончить вечеринку массовым эпилептическим припадком, смолкла. К столику подсели раскрасневшиеся девушки.

– Жарко, – выдохнула Айма, обмахиваясь ламинированным листом алкогольного меню. Схватила со стола стакан кока-колы с истлевающими останками льда и жадно прильнула к нему губами.

– Вот почему хозяева ночных клубов больше других экономят на отоплении, – ухмыльнулся Лазарь. – Две сотни оголтелых прыгающих радиаторов вырабатывают столько энергии, что хватило бы на освещение спального микрорайона.

– А где остальные? – спросила Яника.

Краешком сознания Лазарь отметил, что румянец на ее щеках приятно гармонирует с черным платьем и чуть растрепавшимся рыжим узлом на затылке.

– Сенсор пошел к народу, потому что почувствовал, что тому можно верить, – ответил Лазарь и вдруг вытянул шею: – А Дара сейчас идет из народа к нам в сопровождении… рыжего одуванчика?

Девушки недоуменно огляделись по сторонам. Дара на мгновение скрылась из виду – она как раз пересекала танцпол, вклиниваясь в людскую гущу, приветствовавшую новую музыкальную композицию поднятыми вверх ладонями и дружным визгом. Когда она вынырнула с другой стороны, недоумение на лицах Яники и Аймы сменилось веселым пониманием.

Гордо выпятив грудь, Дара тащила за собой худосочного мальчишку – издалека парень выглядел немногим старше Марса. Впечатление недоразвитости усиливала огромная голова с копной мягких рыжих волос, напоминавших сладкую вату, крепившаяся к тощему телу посредством тонкого отростка телесного цвета, который Лазарь принял за шею. Не по годам молодое лицо, сплошь усеянное оранжевыми веснушками, высокий и гладкий, как яйцо, лоб… Даже одежда на нем казалась какой-то «мальчиковой».

«Впрочем, – думал Лазарь, – на нем любая одежда смотрелась бы по-детски». Что будет, если нарядить семилетнего мальчика в костюм-тройку? Правильно – он превратиться в семилетнего мальчика в детском костюме-тройке.

Дара и ее малахольный кавалер приблизились к столику.

– Знакомьтесь: Ваня, Катя, Айма. – Жестом руки Дара поочередно указывала на того, чье имя озвучивала. Музыка еще не разыгралась вовсю, и можно было слышать, что она говорит.

– Николай, – важно представился рыжий и протянул Лазарю раскрытую ладонь.

Пожимая ее, Лазарь подумал, что надави он чуть сильнее – и она захрустит, как крошащиеся чипсы.

– Соня очень много о вас рассказывала, – сказал Николай, обнаруживая дефект прикуса, из-за которого он плохо выговаривал щелевые согласные.

Эта дежурная фраза не имела ничего общего с правдой. Разумеется, ничего Дара ему не рассказывала – просто не могла этого сделать. Она бы не стала врать ему с три короба, если бы не знала, что на правду от нее будут шарахаться, как от прокаженной, а врать она не любила. Но если б даже наврала, то обязательно заранее посвятила бы остальных в детали своей вымышленной биографии.

Перед тем как сесть, Николай галантно отодвинул стул для дамы и только потом – для себя. Лазарь с удивлением отметил, что все девушки за столом наблюдают за ним с каким-то материнским умилением на лицах. Видимо, в парне сочеталось нечто такое, что пробуждало в них древний гормональный инстинкт, побуждающий любить и защищать.

– От сложения ваших имен можно получить много интересных имен для ваших будущих детей, – сказал Лазарь, когда все расселись. Музыка загремела с прежней силой, однако все за столом прекрасно его расслышали. – Николсон, если вам нравится кинематограф. Или Никсон, если политика.

– Это фамилии, – холодно возразила Дара, меняясь в лице, и поспешила перевести разговор: – Девочки, а куда делся…

– Или Соник, – мечтательно продолжал Лазарь, – если вам нравятся детские компьютерные игры.

– Тогда лучше просто Коля, – немного подумав, улыбнулся рыжий. Улыбка получилась до того милой и обезоруживающей, что девушки немедленно отреагировали на нее нежными взглядами.

– Финист Ясный Сокол, – уважительно кивнул Лазарь. – Неплохо. А для девочки подойдет Коляда, если вы любите петь песни и получать за это конфеты. Ты спросишь, откуда взялся слог «да»…

– Ник, будь добр, закажи мне «Фею»! – прокричала Дара на ухо рыжему. – Его в баре делают. Махни мне, когда будет готово, – я подойду!

Не отрывая улыбающихся глаз от Лазаря, Ник кивнул и стал подниматься из-за стола.

Лазарь не удержался:

– Махни мне, если не продадут, – я подойду.

Эндорфиновая улыбочка померкла, но уже через мгновение зажглась вновь. Ничего не ответив, Ник отошел.

Неожиданно музыка стихла. Под неодобрительный свист толпы на сцену вышел молодой парень, одетый как банковский клерк: белая рубашка, черные брюки на подтяжках. Прилепив микрофон к губам, парень принялся объяснять, что банк, в котором он работает, только что ограбили и вечеринка не продолжится, пока похитители не будут найдены.

Ясно – началась шоу-программа.

Дара скрестила на груди руки и уставилась на Лазаря, напоминая закипающий чайник, который вот-вот разразится пронзительным свистом.

– У тебя что, физиологическая потребность издеваться над людьми? – Айма решила снять подругу с огня, пока та не начала плеваться кипятком. – Мы поняли: он тебе не понравился. Ему-то зачем об этом сообщать?

Лазарь откинулся на спинку стула:

– Называть его Ником – вот подлинное изуверство.

– А ему нравится! – вскричала Дара, уже вся красная.

– Это он тебе сказал? Да называй ты его Николсоном или Грязным Никки, он и тогда был бы не против. Вы вдвоем, как Земира и Азор[23]23
  Земира и Азор – французская комическая опера-балет на сюжет «Красавицы и чудовища».


[Закрыть]. Сколько ему – семь, восемь?

– Ему восемнадцать! Младше меня на год!

– По марсианскому календарю. У них рыжий цвет не выходит из моды.

– У нас разные цвета в моде, – улыбнулась Яника, а потом ободряюще потрепала Дару по плечу. – А мне он понравился. Очень положительный парень. Такая красивая улыбка, а выговор – вообще очарование.

Лазарь почувствовал особый прилив язвительности, случавшийся с ним в тех случаях, когда он был чем-то или кем-то сильно раздражен.

– У тебя гормональная реакция. Если бы придурки на фейсконтроле не проверяли у посетителей паспорта, его бы сюда на порог не пустили. Советую прикупить пару тестов на беременность.

Лицо Яники потемнело. Она убрала руку с плеча Дары, повернулась вполоборота к танцполу и принялась наблюдать за шоу. Участники с завязанными глазами пытались поймать пухлые белые мешки с эмблемой доллара, которые зрители перекидывали друг другу по полу.

Дара смотрела на Лазаря так, будто он отвесил ей пощечину. Лазарь так и не понял до конца, чем вызвана ее реакция – его отношением к Нику или шпилькой в адрес Яники. Скорее всего, и тем и другим сразу.

– Мне он нравится, понял? Не смей его унижать! Он очень открытый, ранимый…

– И безопасный, как презерватив, – закончил Лазарь. – Поэтому ты всерьез подумываешь подарить ему свою девственность. Кстати, статью за растление малолетних еще никто не отменял.

Дара делано рассмеялась:

– Намекаешь, что я девственница?

Она уже не знала, как реагировать, – Лазарь менял углы атаки раньше, чем она успевала выставлять блоки.

– Так ты с ним спала?

– Не твое собачье дело…

– Значит, нет.

– Да у меня парней было больше, чем девушек в твоих эротических фантазиях.

– И каждая моя фантазия длилась дольше любого твоего романа. Кратковременные связи говорят о двух вещах: либо ты общедоступная нимфоманка, либо целомудренная монашка. В первом случае отношения быстро сходят на нет после первого полового акта, во втором – до момента, когда перспектива такого акта превращается в неизбежность. Спорю, что ты из вторых.

Дарения часто задышала – грудь вздымалась и опадала, как после спринта на стометровке, ноздри раздулись и покраснели. Айма бросила на подругу короткий, но очень красноречивый взгляд и улыбнулась Лазарю:

– Она не девственница. Поверь.

– Ну стопроцентно я уверен только в тебе, потому что ты все еще живешь с Матвеем, и в Янике, потому что она уже не живет с папой…

Послышался протяжный скрип деревянных ножек о паркет – Яника отодвинулась на стуле, порывисто встала и, старательно скрывая лицо от взглядов, быстро зашагала в сторону туалетов.

С Лазаря слетела вся дурашливость. Он пристально следил за ней, пока она не исчезла за поворотом, а потом встал сам.

Дара на время забыла о Нике:

– Своими постоянными дурацкими шуточками над ее горем ты не уменьшишь ее боль.

– Ну, спасибо, Дуэнья, что бы я без тебя делал! – Дурашливость быстро вернулась на положенное ей место. – Что-то твоего марсианина давно не видно. Пойду, проверю детский чил-аут.

С этими словами Лазарь вышел из-за столика и отправился вслед за Яникой.