Текст книги "Игра Лазаря"

К четырем часам вечера во вторник Дарения выглядела так сногсшибательно, словно собиралась любыми средствами отнять у своего инсонового прототипа пальму первенства в споре, кто из них самая привлекательная. Стоило признать – к свиданию она подготовилась со всей тщательностью. Шикарное вечернее платье, взятое в долг у Аймы, слой макияжа, за которым можно спрятать даже Вупи Голдберг, и обязательно духи «Premier Jour» от Nina Ricci – подарок Ника на Новый год. Она даже сделала перманент! Разлетающийся во все стороны пух превратился в красивые локоны, подрагивающие на голове десятками маленьких пружинок.

Лазарь догадывался об истинных причинах таких издевательств над собой. Где-то в глубине инсона Дара отчаянно сопротивлялась планам по саботированию ее отношений с Ником. Логика подсказывала ей, что альтернативы нет, но инсоны на то и инсоны, что далеки от логики настолько, насколько эмоции далеки от гласа рассудка. В них не существует понятия «надо» – есть только мещанское «хочу». Или «не хочу», в зависимости от ситуации. Сейчас Дара явно не хотела.

Идею с кинотеатром решили отменить, чтобы сразу начать с ресторана. Невозможно было предсказать заранее, как все пойдет, – многое зависело от таланта и, что немаловажно, самоотдачи актерского состава. Ни за одно из этих качеств Лазарь не мог поручиться, а посему счел за благо запастись временем впрок. К тому же новый инсон всегда непривычен. Это как поменять старую машину на новую – требуется время, чтобы свыкнуться с новым салоном и габаритами, выяснить, с какой стороны от руля замок зажигания и где на панели кнопка аварийной остановки. Заниматься этим в движении гораздо сложнее – еще одна причина, почему Лазарь решил не менять обстановку и сразу начать с ресторана. К счастью, Ник не выказал недовольства изменениями планов на вечер – да разве могло быть иначе?

Пока Дара наводила марафет, в спальне Сенса Лазарь с командой готовились к погружению в инсон. В комнате Лазаря со вчерашнего дня был объявлен трехдневный карантин. Оказалось, что добавлять в масляные краски сиккатив неизвестного производителя, купленный на блошином рынке за бесценок у мужика сомнительной алкогольной наружности, было не самой лучшей идеей. Мало того что краски теперь воняли, как взрыв нефтяной платформы в Мексиканском заливе, так они еще и сохли в два раза дольше, чем обычно, и в четыре, чем обещалось.

Яника лежала на диване, прикрыв глаза и готовясь к погружению. Лазарь сидел в кресле напротив и молча наблюдал за ней. С момента заключения унизительной сделки с офицерами Ведущего они ни разу не обсудили предстоящую Игру друг с другом. Нет, они, конечно, говорили на эту тему – например, когда строили план на сегодняшний вечер, – но внутренний правдолюб напомнил, что строил-то в основном Лазарь, тогда как Яника по большей части отмалчивалась. К тому же все разговоры касались рабочих моментов дела, а не его сути. Яника ни разу не высказала своего отношения к морально-этической стороне вопроса, что было, по меньшей мере, странно. Для человека, познавшего обратную сторону всех видов любви во всей ее разрушительной мощи, не выразить протеста по поводу происходящего равносильно крику об этом через рупор мегафона. Шестое чувство подсказывало Лазарю, что рано или поздно этот немой крик обретет герцовую частоту.

В пятнадцать минут шестого отзвонился Сенс. С деловитой интонацией Джеймса Бонда сообщил: «Дара в ресторане, все идет по плану». Лазарь шепотом подтвердил и нажал на отбой. Сидевший рядом Марс даже не вздрогнул – мальчишка завороженно наблюдал за тонкими струйками дыма, которые сочились из рыжего локона, тлеющего в блюдце на груди у Яники. Часть этих струек лениво заползала ей в ноздри (именно заползала, а не втягивалась, потому что грудь Яники почти не двигалась при дыхании) и, словно оптоволоконные провода, несла в себе сигналы от источника, находящегося в десятках километров отсюда.

Наконец, расслабленность в теле девушки пропала, она вздрогнула, напряглась. На лбу забилась тонкая жилка. Яника прошла.

– Я поведу, – вполголоса обратился Лазарь к Марсу, хотя соблюдать тишину уже было не нужно. Теперь Янику и пушечной канонадой не добудишься.

– Я сам могу!

– Знаю. Но сейчас не время экспериментировать. Если тебя забросит в соседний квартал, я искать не побегу.

– А тебя не может забросить? Или ее? Чо, думаешь, лучше меня, раз я младше?

– Слушай, Мало… Марс. Дело не в возрасте. Дело в опыте. Который приходит с возрастом.

– А еще он приходит с практикой, – резонно возразил мальчишка. – Можно сто лет учить правила дорожного движения, но, пока за руль не сядешь, тачку водить не научишься. Чо зенки вылупил? Думал, я только быдлить умею?

Лазарь действительно немного ошалел от такого ответа. И да, он действительно так думал. Но признаться в этом сейчас было все равно, что расписаться в собственной близорукости. Он уже допустил эту ошибку однажды, и не собирался наступать на старые грабли вторично.

– Ладно, умник… – Лазарь встал с кресла, забрал с груди Яники блюдце с дотлевающим локоном, обернулся к Марсу и приглашающе кивнул: – Ну чего зенки вылупил? Прыгай в тачку.

Никакого ресторана не было и в помине. Вокруг, насколько хватало глаз, вообще не наблюдалось никаких рукотворных построек. Сплошь деревья да подстриженные кусты вдоль узких асфальтовых аллей. Аллеи змеились черными лентами во всех направлениях; тут и там на них попадались низкие рейчатые лавки с покатыми спинками. Между лавок возвышались фонарные столбы с шарообразными пластиковыми плафонами. Люминесцентные лампы внутри еще не разогрелись – видимо, фонари включили совсем недавно, и сейчас плафоны горели тусклым желтоватым светом, которого явно не хватало для этого сумрачного места. Солнце почти село, слабые лучи с трудом пробивались сквозь кроны деревьев, сплетенные над головой в единый зеленый узор. Тут и там по аллеям прохаживались люди – небольшими компаниями, но преимущественно – парами. Другие давали отдых ногам на лавочках, пили воду, щелкали семечки и тихо разговаривали.

Парк.

«Видимо, ресторан на сегодня тоже отменяется», – с грустью подумал Лазарь.

Было бы глупо ожидать иного. Далеко не факт, что свидание Дары вообще отразится здесь в привычном понимании этого слова. Инсоны и явь так же далеки друг от друга, как кино – от реальной жизни. Если явь – глыба мрамора, то инсон – глыба, от которой отсекли все лишнее. Масляный экстракт из эмоций, выжатый из перемолотого и пережеванного жмыха ощущений.

Не сказать чтобы Лазарь исходил вдоль и поперек все ростовские парки, но его не покидало ощущение, что этот парк точно не найдешь на карте города. Слишком большой, густой и дикий. Ни тебе кафешек, ни каруселей – ничего из того, что призвано обирать до нитки романтически настроенный контингент. Что еще хуже, Яники и Марсена поблизости не наблюдалось. Хорошо хоть появление самого Лазаря осталось незамеченным – его выбросило между аллеями на полянке, загороженной от любопытных глаз стрижеными кубами кустов.

Лазарь попытался определиться со временем года. Судя по густой растительности на деревьях, получалось лето, но температура воздуха больше подходила для середины весны. Лазарь принюхался к самому воздуху. Слишком свежий и влажный для пыльной летней засухи. Стало быть, весна. В водолазке уже через полчаса станет жарко, но, памятуя о темных зонах Энуо, Лазарь решил пока не снимать ее.

Часы показывали половину пятого. Дарения уже давным-давно в городе, значит, времени в обрез. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Лазарь вышел на дорожку и еще раз огляделся. Никого. Медленно побрел вперед в случайно выбранном направлении, глазами выискивая ориентиры – любые заметные объекты, способные привлечь внимание Яники или Марса (да хватит тому мозгов!). Ориентиры служили местом сбора в случаях, если команда разделялась в незнакомом месте, а Дары рядом не было. Самое смешное, что сегодня Дара должна была находиться ближе, чем когда-либо могла мечтать – внутри самого инсона. Ну или почти Дара…

Очень скоро Лазарь нашел то, что искал. В ста метрах впереди на перекрестке двух аллей возвышался киоск с грибовидной крышей, выкрашенной в красно-белую полоску. Перед окошком выстроилась очередь в три человека, последнего из которых Лазарь знал даже ближе, чем иной раз хотел.

Лазарь ускорил шаг и пристроился к очереди вслед за Марсом.

– Тебя морозит или ты отморозок? – проговорил он краешком губ.

Мальчишка вздрогнул и обернулся.

На Марсе была традиционная красно-синяя болоньевая куртка, на которую уже бросали косые взгляды с соседних лавочек.

– А чо мне делать? – зашипел мальчишка в ответ. – Снять и выкинуть при всех?

Лазарь знал, что Марс ненавидит свою куртку всем сердцем. Если с шапкой ему еще удавалось сладить, то куртка совсем не желала слушаться. Эта сволочь возвращалась к нему снова и снова, как верный пес возвращается к хозяину, «случайно» забывшему о нем во время неожиданной поездки за город. Мальчишка никак не мог прийти в полное согласие со своей проекцией.

– Ладно, пошли отсюда.

– Скоро моя очередь.

– Янику сами найдем, нечего здесь отсвечивать.

Марсен посмотрела на Лазаря с таким выражением, будто собирался съездить ему по морде.

– Мне жарко. Я хочу пить.

Лазарь улыбнулся – необузданная дерзость мальчишки порой забавляла.

Нежная девичья ладонь ужом заползла Лазарю под локоть, и он обернулся. Рядом стояла Яника. Красивое лицо сияло, как начищенный медяк, вынуждая в очередной раз подивиться переменчивости ее настроения. Еще три месяца назад Лазарь усмотрел бы в этом незрелость, граничащую с инфантилизмом, но вот сегодня почему-то не усматривал. Говоря точнее, ему на это было плевать. А если уж совсем начистоту, ему это даже нравилось.

– Я нашла, – радостно сообщила она.

Разумеется, она имела в виду Умара и Хеспию – как и положено снайперу, Яника высадилась ближе всех к цели.

– А сюда пришла, чтобы нам рассказать? Или чтобы снова их потерять?

Подошла очередь Марса. Мальчишка снял куртку, заложил под мышку и сгорбился перед окошком, разглядывая товары.

Его не столько мучит жажда, сколько любопытство, понял Лазарь. Каково это – принимать пищу в инсоне? Лазарь и сам испытывал нечто похожее в свое первое настоящее путешествие. Будучи совершенно невпечатлительным по натуре, он счел все весьма банальным: вода имела вкус воды, а еда – еды.

– Они никуда не уйдут, – заверила Яника и засияла еще больше. – Им так хорошо вместе! Думаю, они останутся сидеть там, даже если с неба посыплется метеоритный дождь.

Она так искренне радовалась за них, словно забыла, зачем пришла сюда и что начнется здесь через час или того меньше. Лазарь собрался напомнить ей – просто в качестве еще одного эксперимента над ее сангвиническим темпераментом, – но в последний момент остановил себя. В этом не было ничего остроумного или забавного – сплошная похабщина, которой точно не сорвешь аплодисментов у публики.

«А ведь раньше для хамства тебе хватало одобрения и одного зрителя, – участливо напомнил внутренний правдоискатель. – Этим зрителем был ты сам».

Раньше – возможно. Но сегодня на концерт по заявкам от Лазаря не пришел даже этот единственный и самый верный поклонник.

– Давай быстрее, мы не на пикник приехали, – поторопил он Марса. – Бери что-нибудь и пошли отсюда.

Мальчишка вытащил из окошка белесую голову и заискивающе посмотрел на Лазаря:

– Слышь, дай денег. Все равно ведь ненастоящие.

От последней фразы брови продавщицы, терпеливо ждавшей за окошком, медленно поползли вверх и вскоре спрятались в редкой челке сухих крашеных-перекрашенных волос.

Яника уверенно вела их вглубь парка, прекрасно ориентируясь на местности, словно частенько захаживала сюда отдохнуть от городской суеты, шума и выхлопных газов. Марсен на ходу прихлебывал кока-колу, периодически чмокая губами и облизываясь. Судя по его дегустационным потугам, он тоже не страдал от излишней впечатлительности. Каждым новым глотком «кока-кола» доказывала, что она даже в инсоне имеет тот же вкус, как и положено потоковой продукции от известного бренда.

Они приближались к концу парка. Минут через пять на асфальтовых дорожках стало просторнее. Фонарей здесь почти не было, а те, что попадались, горели еле-еле или были разбиты. Редкие посетители все чаще встречались на уютных лавочках, а общение сладких парочек сводилось к «обжиманиям» и «обсасываниям», как называла это Дара.

Поворот, еще поворот. Лазарю уже стало казаться, что Яника заблудилась, но тут она замедлила шаг и вполголоса сообщила:

– Мы подходим. Вон они, видите? – И она украдкой ткнула пальцем куда-то вперед.

Третью лавочку от той, мимо которой они проходили, занимала парочка настолько «влюбленных», что над ними разве что не реял транспарант со стрелкой. Первое, что пришло на ум Лазарю при виде этих двоих: «Дара права – Ник и правда счастлив по самое не могу».

В своем инсоне Ник, он же Умар, не имел ничего общего с задохликом, которого Дара тащила за собой по танцполу, точно одну из тех декоративных шавок, напоминающих гигантских насекомых. Первое, что бросалось в глаза, – Умар был явно выше своего оригинала. Это был крепкий атлетичный юноша с чистым, без единого намека на прыщи и угревую сыпь, лицом. Свои волосы (не те мягкие паппусы, а именно волосы) Умар гладко, по-майклокорлеоновски зализал назад. Даже белая в красную полоску рубашка-поло с этим ее дурацким синим кантом на рукавах смотрелась вполне уместно и симпатично.

Что касается Дарении, то бишь Хеспии – на взгляд Лазаря, это были два совершенно разных, не идущих ни в какое сравнение друг с другом – нет, не человека – биологических вида! Все сегодняшние приготовления Дары к вечеру казались теперь мартышкиным трудом. Никакой стилист в мире, от Ли Стаффорда до Сергея Зверева, не помог бы ей затмить своей красотой Хеспию. Ни в этом мире, ни в мире инсона, ни в параллельной вселенной.

Хеспия была прекрасна вся – целиком. От кончиков пальцев на ногах, обутых в простые босоножки, до пшеничных волос на макушке – самой обворожительной в мире, если кому-нибудь взбредет в голову сравнивать женские макушки. Божественные пропорции, в сравнении с которыми «золотое сечение» Леонардо казалось просто словосочетанием, идеально вылепленная фигура, самые сексуальные ноги, какие когда-либо видел Лазарь. А грудь… честно говоря, Лазарь даже обрадовался, что грудь Хеспии скрывала от посторонних глаз застегнутая на молнию куртка.

Но главная изюминка Ангела заключалась даже не в идеальных формах. А в том, что в ней не было ничего искусственного – в ней все было от природы. Ни единого следа макияжа, никаких завивок и лака на ногтях. Она была естественна, как блик солнца на морской глади, как плач перемазанного кровью и плодными оболочками младенца, изгнанного из материнской утробы.

Лазарь не сразу понял это – нечасто встретишь женщину, которая красится полным отсутствием какой-либо краски. А когда понял, едва удержался от того, чтобы не подойти и не вызвать этого слащавого рыжего ушлепка на дуэль или как там еще у них принято оспаривать право обладания сим божественным существом.

Неудивительно, что Умар прятал свою красу в самом темном и укромном уголке парка. Возможно, не хотел провоцировать мужскую половину гулявших парочек, в поле зрения которых могла попасть его богиня, но Лазарь подозревал, что причина не только в этом. Учитывая почти раритетную редкость Ангелов, о которой упоминала Дара, прилюдно демонстрировать экстерьер своей подруги было немногим разумнее, чем с головы до ног увешаться бриллиантами и отправиться гулять по центральному парку в три часа ночи. Легкая полиэстеровая курточка успешно скрывала крылья Хеспии (если бы не рассказ Дары, Лазарь никогда бы не догадался об их существовании), но эта предосторожность все равно казалась полумерой. До сего дня Лазарь никогда не встречал Ангелов – кроме Хеспии, не видел вообще ни одного, – но то, что она одна из них, было написано у нее на лбу. А также на туловище, руках, ногах (о да, ногах, ногах!), шее и… да, на макушке тоже.

– Ну, разве она не ангел? – сказал Лазарь, не узнавая новых ласкательных ноток в своем голосе.

– Офигенная… – выразил солидарность тронутый до глубины души Марс.

Яника, ничего не ответив, продолжала улыбаться, как будто восхищенные отзывы адресовались ей. Похоже, она искренне наслаждалась картиной абсолютной любовной идиллии.

Лавочка напротив освободилась, как по заказу, – две молодые парочки, распивавшие алкогольные коктейли из алюминиевых банок, поднялись, побросали пустую тару в урну и, весело о чем-то переговариваясь, зашагали прочь.

– Займи место, – шепнул Лазарь Марсу и взял Янику под руку.

Мальчишка послушно рванул к лавочке.

Они с Яникой тронулись вперед прогулочным шагом.

– Если что, Малой твой племянник, а я набиваюсь в бойфренды, – на ходу сочинял Лазарь. – Наши отношения пока на первой стадии. Я усиленно делаю вид, что не собираюсь лезть тебе под юбку, а ты делаешь вид, что веришь мне. Выбрались в парк выгулять мальца, но это – просто предлог. Полезешь целоваться – сперва спровадь куда-нибудь балласт. А то не поверят.

Яника игриво наклонилась к нему, в огромных глазах два красных чертенка отплясывали гопака. Припухшие губы улыбались загадочной улыбкой.

– Складно говоришь, – похвалила она. – Я даже почти поверила.

– А может, к черту все? Отошлем мелкого на карусели и устроим виртуальное свидание? Говорят, в инсонах презервативы не нужны.

– Не получится. – Улыбка сошла с лица, и Лазарь понял, что она уже не глядит на него. Сузившиеся глаза смотрели куда-то мимо. – По-моему, у них там не все так хорошо, как казалось. Они вроде ссорятся?

Так и было. То есть еще не было, но неуклонно к тому шло. Если бы Лазарю пришлось сравнивать ссору между двумя влюбленными с грозой, то происходящее между Умаром и Хеспией было ее предвестием. Когда небо еще чистое, но уже парит, а воздух настолько влажный и липкий, что так и хочется вернуться домой, намылить руки и умыть лицо.

Когда Лазарь и Яника опустились на лавочку рядом с Марсом, милое чириканье влюбленной парочки переросло в спор на повышенных тонах.

– Мы не участвуем, мы наблюдаем. У нас все хорошо, – напомнил Лазарь, фамильярно закидывая руку на плечо Янике. Под ее весом девушка сначала напряглась, но почти сразу расслабилась. – Правда, солнышко?

Умар и Хеспия продолжали спорить, склонив головы и бубня что-то неразборчивое. Лазарь попробовал вслушаться, но быстро бросил эту затею – до него доносились лишь обрывки фраз, которые плохо складывались в предложения.

Впрочем, общая картина была ясна. Реальное свидание (не это, а то, которое в ресторане) проходило не совсем в соответствии с планами Ника, что отчетливо читалось на лице его проекции. Умар смотрел на своего Ангела удивленно, испуганно и немного обиженно. Он до сих пор не мог поверить в происходящее – так бывает, когда удачный и приятный во всех отношениях день неожиданно прерывается безобразной сценой. Ты пытаешься поскорее взять ситуацию под контроль, но, чем сильнее стараешься, тем хуже становится. Когда же до тебя доходит, что день окончательно испорчен и ничего уже не вернуть, ты злишься еще больше и думаешь: «Будь что будет». А потом идешь вразнос. И вот тогда все становится по-настоящему плохо.

То же самое происходило сейчас между Умаром и его Ангелом. Возбужденное бормотание не переросло в крик, как того ожидал Лазарь. Они продолжали спорить, не меняя тональности, еще минут пять, но было видно, что надолго Умара не хватит. Скоро он взорвется, и неизвестно, как на это отзовется инсон. Если это будет метеоритный дождь, Лазарю хотелось бы быть готовым к нему.

Лучи солнца окончательно оставили попытки пробиться через плотную завесу древесных крон. Отбрасываемые на дорожку тени расползлись во все стороны, как пятна масла на воде, сливаясь с другими пятнами и превращая сумерки во мглу. Ближайший рабочий фонарь отстоял на расстоянии двух лавочек, слабо светясь желтым плафоном, похожим на глазное яблоко больного гепатитом. Из-за недостатка света силуэты Умара и Хеспии напоминали полоски траурного крепа, ловко связанные друг с другом в причудливые фигурки людей. Лазарь не сразу заметил, как к паре бубнящих силуэтов на лавке присоединились еще двое. Один из них, коренастый и круглоголовый, подскочил к Хеспии, вытянув вперед руку. В следующее мгновение хлопнул выстрел.

Силуэт Хеспии отбросило на спинку лавки. Траурные ленты рук взмахнули над головой, тело вздрогнуло и опало. Силуэт Умара издал странный гортанный вой и вскочил на ноги. В ту же секунду другой «пришелец», высокий и плечистый, одной рукой схватил Умара за горло, точно курицу, которой суждено было окончить день в супе, а другой нанес сокрушительный удар в лицо. Казалось, кто-то подрезал невидимые нити, поддерживающие тело Умара на весу, и оно опало к ногам нападающего бесформенной черной кучей.

Силуэт Высокого подхватил на руки тело Хеспии и закинул себе на плечо, точно мешок с награбленным добром. Люди на соседних лавочках повскакивали с мест. Некоторые рванули прочь от греха подальше, но большинство осталось. Они с интересом наблюдали за происходящим с безопасного расстояния, тихо переговариваясь. У Лазаря сложилось впечатление, что все это они видели прежде и знали, чем должно кончиться.

– Тащи ее! – закричал кто-то из толпы, воздев над головой кулаки. – Давай! Давай!

Люди на аллее жались к бордюрам, освобождая похитителям дорогу к бегству. Силуэты грабителей (иначе и не назовешь) огляделись по сторонам.

– Дай ее мне! – приказал подельнику Коренастый.

Высокий без возражений передал ему тело девушки. Коренастый взвалил ее себе на плечо, махнул рукой в сторону фонаря, одиноко светившего в строю слепых собратьев, и приказал: «Туда!»

Грабители побежали. Толпа двинулась следом.

– ДА-ВАЙ! ДА-ВАЙ! – скандировал народ.

– За мной! – шепнул Лазарь своим и соскочил со скамейки.

Они бросились вслед за толпой. Лазарь беззастенчиво орудовал локтями, расталкивая людей, бегущих впереди, и вскоре выбился в авангард. Грабители двигались не спеша, почти вразвалку, и даже пару раз переходили на шаг. Со стороны это больше походило на торжественный марш вернувшихся с победой воинов к триумфальной арке, нежели бегство.

Лазарь нагнал похитителей там, где желтый круг света, разлитый под столбом единственного рабочего фонаря, вернул черным силуэтам человеческий облик.

– СТОЙ! – закричал Лазарь, обращаясь сразу к обоим похитителям. – ОБЕРНИСЬ!

Кое-кто из сопроводительной процессии послушно оглянулся, ища глазами кричавшего. Лазарь подумал, что сами грабители не услышали его, но тут Коренастый снова перешел с легкой трусцы на торопливую поступь, замедлил шаг и повернул назад голову.

Позади Лазаря ахнула Яника. Кажется, Марс прибавил что-то матерное от себя, но в данной ситуации никто не стал бы мыть ему за это рот с мылом.

С круглой стриженной ежиком головы Коренастого им улыбалось искаженное злобным экстазом, но все равно очень знакомое лицо Сенсора.