Текст книги "Игра Лазаря"

Глава 3
Марафон

1

Голова двойника Сенсора повернулась затылком и через пару секунд снова превратилась в черный кочан на квадратной тумбе – они с подельником вынырнули из-под фонаря обратно в ночь.

Лазарь, Яника и Марс остановились. Некоторые из посетителей парка продолжали сопровождать беглецов, но с каждым шагом их численность уменьшалась. Понемногу процессия распалась на части. Одни вернулись к неспешной прогулке, другие заковыляли к лавочкам, третьи – в основном, одиночки – продолжали размахивать руками и выкрикивать вслед убегающим ободрительные реплики.

К одному из таких подошел Лазарь. Молодой парень с длинными волосами, собранными сзади в конский хвост, одетый в черную футболку с аппликацией солистов группы «Би-2» на спине. Яника и Марс следовали за Лазарем, не переговариваясь и ни о чем не спрашивая. Похоже, понемногу учились отличать время, отведенное для разговоров, от времени, предназначенного для действия.

Патлатый фанат «Би-2» раскручивал над головой кулак, безостановочно скандируя, как мантру: «Да-вай! Да-вай!» Можно было подумать, что он на ипподроме – болеет за мастистого Рыжика под номером девять, на которого поставил последние деньги.

Лазарь опустил ладонь ему на плечо.

Патлатый умолк на слоге «да», кулак застыл в воздухе. Он удивленно обернулся:

– Тебе чего?

Рука продолжала висеть над головой, точно он держался за невидимый поручень.

Лазарь попытался улыбнуться как можно дружелюбнее:

– Слушай, друг, а что сейчас произошло? Вроде грохнули кого?

Подозрительность на лице патлатого сменилось благодушным пониманием.

– Да не-е, – протянул он, опуская костлявую руку. – Ангела у какого-то лоха тиснули. Красавчики, вообще! Столько народу вокруг, а они при всех.

Парень заулыбался той злорадной ухмылкой, с какой обыватель наблюдает за арестом очередного проворовавшегося олигарха по телевизору.

– А мне послышалось, стреляли.

– Ну, так в Ангела и стреляли! Им-то побоку, они же типа того – бессмертные. Ее вырубили, лоху – в зубы. Назавтра поскачет небось на «Марафон» за телкой своей. Пойдешь смотреть?

«Марафон» – эхом отозвалось в голове у Лазаря. Воображение нарисовало трибуны ипподрома, битком набитые игроками, выкрикивающими номер своей ставки, будто это может помочь лошадям бежать лучше.

– Может, и пойду, – ответил Лазарь с ленцой. – Если время будет. А ты?

Патлатый дернул плечами:

– Наверное. Борзый чувак, я б на такого поставил. Если б деньги были. – Он неприятно рассмеялся.

«Да-вай, девятка! Да-вай, девятка!»

Тема для разговора была исчерпана. Лазарь собрался уходить, но в последний момент нахмурился, как бы вспомнив о чем-то:

– А не подскажешь, где у вас здесь «Марафон»? Мы с девушкой не местные, к друзьям приехали в гости.

В следующее мгновение Яника очень естественно скользнула ему под руку и прильнула к плечу щекой. Лазарь почувствовал аромат ее духов и холодные пальцы на запястье.

Черт, до чего же натуральны все-таки эти инсоны!

В порыве чувств он наклонился и поцеловал ее в висок, что, в общем-то, было совсем необязательно – патлатый хикки на Шерлока Холмса явно не тянул.

– Претенденты записываются на площади Гагарина – это здесь недалеко. От парка вниз по улице и до кольца. А как бежать будут, тебе уже там расскажут. – Некоторое время парень с любопытством рассматривал Янику, потом облизнул белесый пушок над верхней губой и осведомился: – Обыкновенная?

Лазарь не сразу понял, о чем он.

Зато Яника не растерялась:

– Обыкновенная-обыкновенная. Что, непохожа?

– Ну мало ли! – Патлатый обнажил зубы в улыбке и перевел взгляд на Лазаря. – Не, чувак, ты не подумай, что я там Ангелов пасу или наводчиком подрабатываю. Просто девчонка симпатичная.

– Спасибо за комплимент, – улыбнулась Яника и еще крепче прижалась к Лазарю.

Тот попытался придумать, о чем бы еще расспросить парня так, чтобы не навлечь на себя подозрения, но ничего не придумал и попрощался. Патлатый махнул напоследок рукой и стал провожать их взглядом. Лазарю не нужно было оборачиваться, чтобы понять – глаза рокера внимательно изучают спину Яники в поисках малейшего признака крыльев.

Они, не спеша, побрели к выходу из парка. Шагов через сто Яника отстранилась от Лазаря, и дальше они шли на таком расстоянии друг от друга, что он больше не мог чувствовать аромат ее духов.

2

Они покинули инсон около десяти. Очнулись в душной спальне Сенса, насквозь мокрые от пота, с пересохшими глотками. Лазарь попытался представить, каково им было бы в его отравленной ядохимикатами комнате, и почувствовал подступающую тошноту.

К половине двенадцатого вернулась Дара. Влетела в дом на всех парусах, раскрасневшаяся и перевозбужденная, словно в ресторане вместо мартини в низких бокалах подавали гранеными стаканами энергетический «Ред-Булл» с водкой. Следом за ней в дом вошел Сенсор, являвший собой полную противоположность подруге, – подавленный, замкнутый и молчаливый. Тонкие губы алели смазанной помадой, которую он так и не оттер до конца. Матвей прибыл последним. Сдержанно поприветствовал всех и быстро ретировался в комнату, явно довольный тем, что умудрился оказаться причастным ко всей этой истории и непричастным к ее последствиям. Коренастый, Высокий и подстреленный Ангел – все на месте.

Несмотря на не слишком боевое настроение участников заговора, первый этап операции по срыву отношений Дары и Ника прошел без сучка без задоринки. Даже лучше и быстрее, чем рассчитывал Лазарь. На поверку темперамент Ника оказался плодородной и невозделанной нивой для подобных трюков – парень был из тех, кто ревнует девушек даже к девушкам и устраивает сцены по поводу и без. Лазаря это ничуть не удивило – ничто не характеризует незрелость человека лучше, чем собственнические капризы.

Душевные муки Ника нисколько не трогали Лазаря. Напротив – он был уверен, что оказывает парню услугу. Конечно же, это была игра в любовь, ничего больше. Когда в отношениях новоиспеченных Ромео и Джульетты исчезает остринка новизны – желание испытать на себе всю палитру любовных переживаний, включая холодные тона, обостряется. Тогда они принимаются искусственно создавать себе условия для проблем, а преуспев в этом, с упоением малолетних детей, дорвавшихся до любимой игрушки, кидаются в разборки. При этом оба испытывают вполне натуральные побочные эффекты: ругаются, плачут и страдают (что очень благоприятно сказывается на доходах сотовых операторов). Потом неизбежно мирятся, но лишь затем, чтобы вскоре зайти на новый круг.

Они играют друг с другом и не понимают этого. Не понимают, что рано или поздно любая игра закончится. Каким будет ее финал, напрямую зависит от того, как скоро он наступит. У одних он наступает вовремя, у других – раз и навсегда. Что касается Ника, его игра в любовь только начиналась. С одной стороны, это играло на руку Лазарю, с другой – и Ведущему Игры тоже.

Пока Дарения металась в немой ярости по гостиной, Сенс вкратце пересказал события вечера. Он начал с момента, когда они с Матвеем «совершенно случайно» оказались за соседним столиком того же ресторана, что выбрал Ник, – уже навеселе и без подружек. Надо отдать Сенсу должное – свою роль он отработал на пять с плюсом. Матвей тоже не подкачал, хотя и отказывался поначалу принимать участие в этом, как он выразился, «скетч-шоу Монти Пайтона[26]26
  Скетч-шоу Монти Пайтона – английский комедийный скетч-сериал, известный своими абсурдистскими сюжетами.


[Закрыть]». Даре оставалось подыгрывать, скрипя зубами от злости, неизвестно кому адресованной – Ведущему, Лазарю, самой себе за то, что согласилась на участие в идиотском спектакле, вместо того чтобы послать всех куда подальше.

До сегодняшнего вечера Ник пребывал в святой уверенности, что Дара приходится Сенсу не более чем хорошим другом. После первого медленного танца, на который Сенс пригласил ее еще до того, как на столик подали аперитив, от былой уверенности не осталось и следа.

– Лапал меня, как скульптор скульптуру!

Дара стояла посреди комнаты и взирала на Сенса с таким выражением, будто именно он был инициатором сего непотребства. Под гнетом ее взгляда Сенс съежился и смиренно потупился, словно и сам в это верил.

Вся соль заключалась в том, что Дара не должна была оказывать сопротивления. Все, что от нее требовалось, – хохотать, как умалишенная, при каждой удачной попытке ущипнуть ее за ягодицу. На этом моменте настоял Лазарь, и, кажется, именно это выводило ее из себя больше всего.

В принципе, первого танца уже было достаточно. Вернувшись за столик, Дара обнаружила Ника в состоянии близком к нервному срыву. Поданный к тому времени аперитив (чилийское сухое «Шардоне») можно было обновлять, причем оба бокала сразу. К счастью, разгоревшийся пожар был потушен Дарой в зародыше. Каким-то чудом ей удалось убедить Ника, что происходящее на танцполе – не более чем дружеское дуракаваляние. Пока она оправдывалась, от соседнего столика исправно приходили приятные «посылки» в виде пошлых подмигиваний и лошадиного ржания.

И все-таки Ник поверил. Или сделал вид, что поверил. В любом случае, дорога ко второму акту была открыта. Расчет Лазаря состоял в том, чтобы ударить как можно больнее, когда они снова заберут эту веру с вероломством…

«…налетчиков в масках», – подсказал внутренний голос.

Когда Дара расправилась с двумя бокалами спиртного (теперь она пила мартини «Бьянко»), при этом почти не прикоснувшись к еде, все повторилось. На сей раз – с поцелуями.

– Облобызал меня всю! Да еще язык совал!

Сенсор попытался вставить нечто нечленораздельное в свое оправдание, но был придавлен взглядом женщины, изнасилованной в подворотне пьяным бродягой, и заткнулся на полуслове.

Тот факт, что язык Сенса пытался прорваться в ротовую полость Дары, показался Лазарю весьма занимательным. Либо старый друг хорошо вжился в роль, либо не вживался вовсе.

«Грязные танцы – часть вторая» переполнил чашу терпения Ника. Теперь алкоголем дело не обошлось. Музыка еще играла, когда он вскочил с места и направился к танцполу с явным намерением пустить в ход кулаки. В этот момент в постановку со своей партией вступил Матвей. Пьяно улыбаясь, он схватил Ника за рукав, не успел тот сделать и пары шагов, и силой развернул к себе. Со слов Сенса, эти двое смотрелись друг против друга, как суровый отец и нашкодивший сынишка. Матвей был тяжелее Ника чуть ли не в два раза, и раза в четыре сильнее. К чести Ника, разница в весе не смутила его. Матвей приготовился произнести заранее заготовленную речь, но не успел и рта раскрыть, как рыжий мальчуган кинулся на него, точно моська на слона.

Один кулак угодил в грудь, другой – в живот. Оба удара не несли по своему разящему потенциалу и трети той мощи, что вложил Матвей в единственный ответный удар, угодивший парню в грудь. Рыжий согнулся пополам, но упасть не успел – Матвей ловко запрыгнул ему под мышку и усадил обратно за стол. Все произошло так быстро, что никто из посетителей ничего не заметил. А если и заметил – предпочел не замечать.

Все это время Сенсор намеренно вел Дарению в танце таким образом, чтобы она оставалась спиной к столику и не могла видеть заключительной части плана, в которую ее, по странному недоразумению, забыли посвятить.

– По недоразумению! – вскричала Дара. – А у этого недоразумения есть имя? Уж не аморальный ли дружок Лазарь?

Танец номер три последовал сразу за танцем номер два, не сходя с танцпола. Суть его состояла в том, чтобы дать Нику время покинуть ресторан. Когда Дара вернулась к столику, раскрасневшаяся и чуточку пьяная, ее ждал пустой стул и две синие купюры, подсунутые углом под тарелку – расплата за ужин и напитки. Все свидание длилось не больше часа. В инсоне это время растянулось почти на два, но течение времени здесь и там иногда может отличаться. Особенно когда эмоции преобладают над действием.

– Браво, Лазарь! – всплеснула руками Дара. – Второго свидания и не надо! После такого он не то что бороться за меня не станет – он меня даже видеть не захочет. Мне самой себя видеть противно.

– К счастью, мы не строим догадок и не проводим психоанализов, – отозвался Лазарь. – Мы наблюдаем изнутри, а это гораздо круче. Можешь не сомневаться – Тристан уже собрался в поход за своей Изольдой.

– Он будет бороться, Дара, – заверила Яника. – В инсоне Ника ты ушла от него не добровольно. Тебя у него украли. А значит, сдаваться он не намерен.

Яника была мрачнее тучи. Она подчеркнуто не смотрела на Лазаря, давая понять, что своим взглядом может обидеть его, чего делать совсем не хочет.

Такое поведение казалось Лазарю нелогичным. Раз она понимает в глубине инсона, что все прошло, как должно, то почему тогда дуется? А если не дуется, то почему боится поднять глаза? Ответ пришел сам собой – конечно же, она не одобряет заключительную часть ресторанной пьесы, в которую ее забыли посвятить точно так же, как Дару.

– Прискорбно, но факт, – согласился Лазарь. – Умар обожествил тебя настолько, что ты для него теперь как понюшка для кокаинщика. Физической зависимости не вызываешь, но по сравнению с психологической это игрушки.

Он все-таки добился своего – Яника обожгла его ледяным, как фреон, взглядом. Теперь ясно, что ее так коробит. Как и положено тонко организованным натурам, ее беспокоит не безнравственная составляющая его действий, а его безнравственное отношение к собственным действиям.

Дара долго взвешивала в голове – спросить или нет – и не выдержала:

– И как она… э-э, поживает? – поинтересовалась она таким тоном, словно с ее последнего визита в инсон Хеспия могла измениться в худшую сторону.

А может, надеялась, что сама изменилась в лучшую?

– Отвечу на вопрос, который сквозит у тебя между слов, – отозвался Лазарь. – Не люблю обижать друзей, но, по сравнению с Хеспией, ты по-прежнему похожа на удивительный говорящий гибрид шимпанзе и пуделя.

Марсен затрясся от хохота. Сенсор, весь вечер пасмурный, как Петербург девять месяцев в году, обнажил зубы в улыбке. Реакцию Яники Лазарь предпочел игнорировать.

На лице Дары крупным шрифтом изобразилось: «Ничего другого я и не ожидала», – что являлось, конечно же, абсолютным лицемерием. Люди, которые ничего не ждут, ни о чем и не спрашивают.

– Представляю, на кого тогда похож я, – угрюмо буркнул Сенс.

– О, – сказал Марс, – это ваще песня!

Далее последовал краткий пересказ событий инсона, дополненный замечаниями Марса, отчего вся история приобрела оттенок остросюжетного боевика. Яника за все время не проронила ни слова. Лазарь знал ее достаточно, чтобы насчитать, как минимум, пару мест, где она могла вставить свою ремарку, будь у нее желание. Но его не было. Переменчивое настроение сменило направление с легкостью флюгера на порывистом ветру.

– Что собираетесь делать завтра? – спросил Сенсор, потихоньку приходя в себя. – Пойдете покупать билеты на этот «Марафон»? Может, заодно и ставки сделаете?

Лазарь удивленно оглядел друзей. Нет, ну неужели у них и правда так бедно с фантазией?

– Думаю, мы с Яникой окажемся по другую сторону букмекерской конторы, – сказал он, взлохмачивая свои и без того растрепанные волосы. – Завтра, мальчики и девочки, мы запишемся в участники.

3

Наяву главной достопримечательностью площади Гагарина являлся корпус Донского государственного технического университета – альма-матер Инь, Ян и, что немаловажно, самого Ника. Парень выбрал тот же гуманитарный факультет, что и Дара, – рекламы и менеджмента. Ангельский, надо заметить, факультет. В группе Дары мужское население составляло человек пять, в группе Ника, вероятно, и того меньше. Неудивительно, что своего Ангела он нашел именно там. Еще менее удивительно, что в его инсоне на площади Гагарина никто никогда не слышал ни о каком ДГТУ.

Парк был (тот самый, откуда вчера вечером выкрали Хеспию), а университет отсутствовал. Вместо большого четырехэтажного здания с шестиколонным портиком, отделанным лепниной из арсенала классицизма, площадь имени первого космонавта планеты украшала небольшая двухэтажная постройка белого кирпича, очень похожая на дворец бракосочетаний. У здания имелось два входа, представлявших собой пристроенные к фасаду мраморные ротонды. Сквозь ротонды постоянно входили и выходили люди. Через зеленый садик, обсаженный карликовыми елями, к дверям тянулись две асфальтовые дорожки, между которыми возвышался на постаменте бюст Юрия Гагарина – единственная вещь, позаимствованная из реальности без изменений. На крыше здания красные плоские буквы высотой в метр образовывали три слова: «МАРАФОН БУКМЕКЕРСКАЯ ЗАГС».

На парковке Лазарь не заметил ни одной свадебной машины, что было, в принципе, неудивительно для буднего дня. Что касается людей, то их наблюдалось предостаточно. Они тянулись в здание и из него двумя разноцветными муравьиными дорожками, причем муравьи явно принадлежали к разным видовым колониям. Люди в левой дорожке определенно ненавидели людей в правой, а те отвечали им взаимностью. Приглядевшись внимательнее, Лазарь заметил еще одну интересную особенность – людей слева было чуть ли не вдвое больше, чем справа. Это объяснялось тем, что почти все левые шли попарно, в то время как правые шагали поодиночке.

– Смотрите, – Яника указала пальцем на левую дорожку. – Это что – цепи?

Они вышли из парка и теперь стояли посреди двух дорожек, не зная, какую выбрать. Лазарь присмотрелся к тем, что шагали в парах, и действительно – между мужчинами и женщинами поблескивала тонкая парабола металлической цепи. Справа ничего похожего не наблюдалось.

– Они вроде рабы, да? – подал голос Марс.

– Только половина, – сказал Лазарь. – И где-то среди них наш герой. Что ж, теперь мы знаем, какую дорожку выбрать. Достать бы еще парочку таких браслетов.

– Дай денег! – Марс требовательно протянул Лазарю раскрытую ладонь. – Все, что есть, давай. Сдачу принесу.

– Хот-доги здесь такие же, как и кола, но без риска подхватить бычий цепень, – предупредил Лазарь, вынимая из кармана бумажник и протягивая мальчишке. – Сдачу оставь себе. Это на карманные расходы до конца недели.

Схватив бумажник и крикнув: «Идите, я догоню», – Марс умчался в сторону парка. Лазарь и Яника зашагали по левой дорожке, на ходу выискивая Хеспию или Сенсора. Пока они шли, Лазарь насчитал около дюжины пар, скованных цепью, еще с полдесятка одиночек угрюмо брело навстречу. В основном, молодежь – только в одной паре Лазарь заметил зрелых мужчину и женщину. Обоим было лет за тридцать.

У ступеней ротонды образовался затор. Перед Лазарем бритый наголо парень спортивного телосложения и нагловатого вида тащил за собой рослую блондинку на голову выше себя. Заметив Лазаря, он улыбнулся:

– Не боишься без цепи?

– Она у меня ручная. – Лазарь привычным движением приобнял Янику за плечи.

– Она-то, может, и ручная, а хозяин? У моего знакомого вот так увели у самого порога. Тоже без цепи вел. А у другого – прямо с регистрации. По башке арматурой – и тю-тю. Регистратор даже пикнуть не успел. Да и нафиг оно ему надо…

– А что, охраны нет?

– Балда, – усмехнулся парень. – Ты и есть охрана.

Впоследствии Лазарь узнал, что отсутствие охраны и вообще какой-либо системы контроля правопорядка вблизи ЗАГСа объяснялось очень просто. Все дело в том, что Ангелы, несмотря на свою богоподобность, считались здесь абсолютно бесправными существами. Даже хуже. Благодаря их так называемой бессмертности даже бездомные собаки имели больше общественных правозащитников. Да что там собаки – памятники архитектуры, и те охранялись лучше. Поэтому похищение, как и любое другое противоправное действие в отношении Ангелов, за преступление не считалось. То есть «сцапать» Ангела было не страшнее, чем украсть камень с дороги, тогда как нападение на похитителя «камня», повлекшее тяжкие телесные, каралось в соответствии с буквой закона. Вот почему похитители чувствовали себя относительно спокойно даже в непосредственной близости от хозяев. Панацеей от «дать по башке, схватить и убежать» была цепь – вся остальная защита возлагалась на закон.

На стеклянной двери левой ротонды висела табличка. Золотые буквы на черном фоне гласили:

ЛЕВЫЙ ЗАЛ – РЕГИСТРАЦИЯ ПРЕТЕНДЕНТОВ

ЗАПИСЬ НА МАРАФОН

ПЕРВАЯ СМЕНА 10–00 ДО 12-00

ВТОРАЯ СМЕНА 14–00 ДО 16-00

ОПОЗДАВШИЕ ВНУТРЬ НЕ ВПУСКАЮТСЯ

ПОЖАЛУЙСТА, СОБЛЮДАЙТЕ ОЧЕРЕДНОСТЬ

И ПОРЯДОК

ЗАГС 2 ЭТАЖ

БУКМЕКЕРСКАЯ 3 ЭТАЖ

Лазарь с беспокойством посмотрел на Янику (та ответила ему тем же), толкнул дверь и вошел в прохладное мраморное помещение левого зала.

4

Здешнее убранство чем-то напоминало приемное отделение детской поликлиники. Всю левую сторону занимала цепочка длинных лавок, обитых красным дерматином. Справа располагались три одинаковых двери, на каждой – табличка с надписью «регистратура» и золотая цифра, соответствующая порядковому номеру кабинета. В дальнем конце зала поднималась на второй этаж широкая мраморная лестница, застеленная красной дорожкой. Над лавками на стене висели глянцевые плакаты под стеклом. Запечатленные на них красивые юноши и девушки с гротескным воодушевлением на лицах продирались сквозь лесную чащу, переходили вброд мелкие речушки, героически отбивались от бродячих волков. Внизу каждого плаката золотым тиснением была напечатана не менее вычурная фраза вроде «Любовь – игра, в которой всегда шельмуют». Или «Любовь, как удача, не любит, чтобы за ней гонялись». Или вот еще: «Любовь – трижды вор: не спит, смела и раздевает догола». Особенно Лазарю запомнился плакат, на котором крепкий светловолосый юноша держал за руку спутницу, висевшую над пропастью. Надпись на дне пропасти гласила: «Любовь никогда не умирает от нужды, но часто – от несварения желудка».

Из вмонтированных в потолок динамиков лилась негромкая музыка. Приятный мужской баритон неторопливо напевал:

Waiting on an angel,

One to carry me home

Hope you come to see me soon,

Cause I don’t want to go alone,

I don’t want to go alone.

Now angel won’t you come by me?

Angel hear my plea!

Take my hand lift me up,

So that I can fly with thee,

So that I can fly with thee.

(В ожидании ангела,

Который проводит меня домой,

Надеюсь, скоро придешь повидаться,

Потому что не хочу идти один,

Не хочу идти один.

Ангел, неужели ты не хочешь прийти за мной?

Ангел, услышь мою мольбу!

Возьми меня за руку, подними над землей,

Чтобы я мог полететь с тобой,

Чтобы я мог полететь с тобой.)

Лазарь с Яникой заняли очередь во вторую дверь (туда было всего три пары) и приготовились ждать. Круглые часы над входной дверью показывали почти полдень.

Лазарь огляделся. Люди вокруг напоминали молодоженов, вынужденных отстаивать очередь на консультацию к семейному психологу, причем далеко не первую, ибо одного из супругов в буквальном смысле пришлось тащить на цепи. В каждой паре Ангел угадывался невооруженным глазом. Своей красотой ни одна из них (а это были преимущественно девушки) не уступала Хеспии, а некоторые экземпляры даже превосходили ее. Лазарь не был уверен, что смог бы самостоятельно оторвать взгляд от брюнетки, подходящей на главную роль в эротическом ремейке «Зены, королевы воинов», если бы не Яника – благо девушка вовремя пришла на выручку, захлопнув ему рот кончиком пальца.

Из пестрого женского коллектива выбивалась одна пара на очереди в третью дверь. У этих двоих Ангелом была либо не слишком привлекательная девушка с короткострижеными фиолетовыми волосами, зачесанными на затылке, как «у курочки под хвостиком», либо слишком красивый, даже с сугубо мужской позиции Лазаря, юноша. Лицо молодого человека могло показаться чрезмерно смазливым, но это уже касалось персональных представлений Ника, как хозяина инсона, о мужской красоте. Еще одна примечательная пара: парень лет двадцати пяти и крылатая компаньонка – очаровательная нимфетка на вид не старше пятнадцати. Интересно, что бы сказал Набоков, выпади ему шанс увидеть такую бабочку?

And I’m waiting on an angel,

And I know it won’t be long.

To find myself a resting place

In my angel’s arms,

In my angel’s arms.

So speak kind to a stranger,

Cause you’ll never know —

It just might be an angel come

Knockin at your door,

Knockin at your door.

(Я жду ангела,

И знаю – осталось ждать недолго.

Окажусь в спокойном месте

В объятиях моего ангела,

В объятиях моего ангела.

Будь добр к незнакомцам,

Ведь никогда не знаешь —

Вдруг это ангел пришел

И стучит в твою дверь,

И стучит в твою дверь.)

К сожалению, обещанные Дарой крылья до сих пор оставались для Лазаря гипотетическими. Ему не удалось рассмотреть ни у одного из Ангелов даже намека на нечто похожее, сколько он ни пытался. Казалось, все они прибыли сюда в том виде, в каком были похищены, пряча крылья под легкими куртками и рюкзаками. Почти все ангельски прекрасные лица имели схожее выражение: пятьдесят процентов обреченного опустошения, тридцать процентов смирения перед судьбой и двадцать процентов надежды на счастливый исход. Ангелы не переговаривались друг с другом или с пленителями – только угрюмо пялились в пространство в ожидании своей очереди и участи.

Представители второй, сильнейшей, половины команд (почему-то именно эта ассоциация приходила на ум, независимо от их пола) тоже хранили молчание. Но в отличие от Ангелов, это было решительное молчание паровозов, прущих за собой вагонный состав, на который невозможно оглянуться, дабы обозреть его длину. Однако их это не останавливало. Некоторые бросали на Лазаря, Янику и отсутствие цепи между ними неодобрительные взгляды.

Минут через десять в зал вбежал белобрысый мальчишка с россыпью веснушек вокруг носа. В одной руке он нес бутылку такой же оранжевой, как нос, жидкости (теперь он решил опробовать «Фанту»), в другой – заламинированные в пленку кандалы. Новехонькие, блестящие, только-только с прилавка. Не обращая внимания на удивленные взгляды окружающих, мальчуган бодро прошагал к скамейке Лазаря и плюхнулся рядом.

Не успела дверь за ним закрыться, как в зал вошли еще двое.

У Лазаря засосало под ложечкой – это были Хеспия и Сенсор. Ну или то, что осталось от Сенсора, после того как он перешел на темную сторону «силы». Лазарь и не подозревал, что лицо его друга, всегда доброе, как у Мурзилки, может выглядеть так устрашающе.

Холодная ладошка Яники легла ему на запястье.

– Вижу-вижу, – пробормотал он, наблюдая за тем, как Хеспия и Сенсор занимают свободную лавочку слева.

– Кто последний во вторую? – осведомился Сенсор, обводя глазами зал.

– Здесь, – поднял руку Лазарь.

На секунду их взгляды встретились, и у Лазаря мурашки побежали по спине. Захотелось сию же минуту сдать ему очередь и перейти в другую, а лучше вообще покинуть помещение, пока не поздно.

– За вами буду, – заявил Сенсор и отвел взгляд.

Лазарь усилием воли заставил себя оторваться от созерцания этого странного существа в облике лучшего друга и посмотреть на Марсена.

– Держи. – Мальчишка вручил Лазарю упакованные, как копченая колбаса в нарезке, кандалы. Надпись на красочной этикетке под пленкой гласила: «ОКОВЫ ЛЮБВИ. УЛЬТРАПРОЧНЫЕ. РАЗРЫВОСТОЙКИЕ». – Хочешь спросить, где купил?

– Это ты хочешь, чтобы я тебя спросил.

Лазарь распаковал кандалы. В ладонь выпала пара ключей на кольце, и он тут же спрятал их в карман джинсов. Под одобрительные взгляды окружающих он защелкнул один серебряный браслет на запястье Яники, а второй – на своем.

– Ну так где купил?

– Увидел магазин скобяных изделий на выходе из парка, – с удовольствием объяснил Марс. – Подумал, раз уж здесь держат людей на цепи, такие штуковины должны продаваться там.

Лазарь с усмешкой толкнул парня плечом:

– Думать иногда полезно, а?

Когда на часах над входом минутная и часовая стрелки соединились в самой верхней точке циферблата, дверь первой регистратуры открылась. Оттуда вышла дородная женщина с ярко напомаженными губами, просеменила на коротеньких конических ножках к дверям ротонды и заперла их на ключ. После Сенса и Хеспии внутрь никто не входил – похоже, поток претендентов на сегодня иссяк. Женщина спрятала ключ в кулак и заторопилась обратно, бросив на ходу:

– Первые, пожалуйста, заходите.

Три пары одновременно встали со своих скамеек и вошли в три двери.