Текст книги "Тридцать три ненастья"

Дисциплинированные немцы пели ладным хором и казались очень нормальными ребятами, но звук немецкой речи вызывал совсем иные ассоциации. «Всё равно мы вас победили!» – счастливо думала я.

Англичане лениво и равнодушно потягивали виски, положив ногу на ногу. Казалось, они не любят никого, даже друг друга. «Какое высокомерие!» – думала я.

Больше других нравились японцы. Какие заводные у них девчонки! Как интересно они радуются отключению от своей каторжанской, строго регламентированной жизни!

Нас, троих русских пересмешников, никто не замечал. А нам и плевать было!

Захотев покурить, я поднялась на верхнюю палубу. Боже! Как прекрасно оказаться на свежем воздухе, в одиночестве, при вольном обзоре проплывающего мимо Каира, наивно обольщающего туристов главной ночной достопримечательностью – многокиловаттным расходом электроэнергии.

Было бы любопытно увидеть в грязно-масляной воде омертвевшего Нила хоть одну крокодилью рожу. Увы! Выше Асуанской плотины их давно уже нет. До самой Александрии только эта ужасная вода, в которую даже руку окунуть небезопасно.

Меня потрясло ощущение острого чувства, что я одна под этим небом и вижу всё воочию. Надеюсь никогда не забыть этот страшащий душу и плоть Нил, двуликий, непостижимый Каир, сидящих палубой ниже сестру и мужа, которых так люблю в эту минуту, ибо некого больше любить на долгие, долгие тысячи километров.

В день отъезда, на выезде из Каира, купили два кальяна – много дешевле, чем они стоили в Хургаде. Едем: слева Красное море, справа пустыня Сахара.

Макеев хохмит:

– Татьяна, поди пописай в Сахаре.

– Отстань! Сам поди пописай…

Но дорога до Хургады такая неблизкая, что всем пришлось тормознуться и совершить ритуальное орошение самой великой в мире пустыни.

Не заради же Красного моря мы летели сюда! Чёрное ничем не хуже. Главной целью были конечно же пирамиды, Каир, Нил, Сахара.

Всё-таки я прикоснулась рукой к пирамиде Хеопса!

Ирочкино венчание

Начальница моя, Галина Михейкина, была в командировке, когда я улетела в Хургаду. Приехав, она узнала, что в её подчинении новая сотрудница, но она отправилась в Египет. То, что мы знакомились полгода назад по её инициативе, значения не имело: прав тот, у кого власть!

Галя – совсем не злой человек, но как ей было реагировать на такое неожиданное исключение из правил? Она отчитала меня невзирая на все сопутствующие обстоятельства и прочие заслуги. Я попыталась объяснить, что путёвки были заказаны ещё с прошлого года, когда я работала в комитете культуры. Галина всё понимала, но административный кодекс диктовал своё: отчитать, в лучшем случае поставить на вид!

Ничего она не поставила, мягко все спустила на тормозах, и я от искреннего сердца подарила ей завитушный флакончик с арабским парфюмом. Две вольные души, я уверена в этом, мы стали искать точки дальнейшего соприкосновения, чтобы работать без ненужного напряга.

Реальная моя служба в комитете по печати началась с первых чисел мая. Об этом в следующей главе. Пока же главной проблемой была дача. Упущенный апрель давал о себе знать жуткими сорняками, цветущими сплошным ковром одуванчиками, густо взошедшей, но не продёрнутой редиской. С вечера пятницы по утро понедельника – посадка да прополка, среда – полив. Кому это объяснишь? После египетских гастролей родная дачная жизнь при всех её проблемах казалась упоительной.

Макеев, не обижавший меня почти уже полгода, копал грядки, жёг мусор, ел, что подадут.

– Вася, может, ты в самом деле хороший?

– А какой же я, когда ты не заставляешь меня заниматься ремонтом и есть сосиски?

Подошёл июнь. По всему огороду запетушился укроп. Зацвели пионы, ромашки, васильки и колокольчики. Огурцов в этом году не будет, но помидоры и перцы уже укрепились, пошли в рост.

Через забор перевесилась дачная соседка тетя Полина.

– Таня, у тебя чеснок дал хорошую ботву?

– Да. Стоит, как соколик.

– А у меня желтеет и падает. У вас с Васей не найдётся чего-нибудь… пока дядя Валя ушёл на рыбалку? Сам, небось, прикладывается к Михалычевой самогонке, а мне ни-ни? Граммочков бы хоть семьдесят… Душа горит!

– Найдётся, перелезай!

Начавшись с Египта и нового места работы, лето того года было каким-то особенным. Однажды приезжаем на дачу, а на веранде нас ждут Ирочка Фадеева с мужем Мишей. Они давно живут семьёй, но без официальной регистрации. Какая, казалось бы, разница? Семь лет вместе – значит муж и жена! Ирина больше десяти лет в писательской организации. Сначала работала барменшей, а на момент моего рассказа – секретарь-референт. Умница, деликатный человек, книгочейка. От первого брака у неё подрастал сын Витюшка – любознательный, ласковый мальчишка. Второй муж, Миша, считался вроде как другом первого, Алексея. Они сошлись, когда Ира была уже в разводе.

У ребят возникла жилищная проблема, разрешить которую без регистрации брака оказалось сложно. Дело дошло до суда с родственниками Михаила, претендующими на часть квартиры. А Ира там даже не прописана. Что-то вроде этого. Одним словом, Миша пошёл в суд, а Ирочка побежала в городскую администрацию забрать у Овчинцева трудовую книжку. Более точных деталей этой суеты я не знаю.

Договорившись встретиться в Союзе писателей, бедные мытари столкнулись нос к носу у дверей Центрального загса, посмотрели друг на друга – значит, это судьба! – и зашли… Их тут же и расписали без церемоний и торжественных речей. Даже без друзей-свидетелей.

Всю эту историю Ира и поведала нам на дачной веранде.

Ирочку все любили в Союзе писателей, и наша радость хлынула чуть ли не слезами восторга.

– Так вы стали мужем и женой по-настоящему?

– Да! Можно свадьбу играть.

– Теперь вам осталось только повенчаться. Планируете?

– Ой, Татьяна Ивановна! Сейчас не до этого. Столько проблем…

– Никаких проблем! – возликовал Макеев. – Сейчас я вас обвенчаю! Татьяна, плети венки! Ира, Миша, переодевайтесь в купальники!

Загораясь общим азартом, я принялась плести венчальные венки: Мише – из виноградных лоз, Ирочке – из ромашек и васильков. Повели новобрачных к колодцу, в два ведра набрали ледяной воды. Связали ребятам руки травой, украсили головы венками.

Василий торжественно произнёс:

– Венчается раб Божий Михаил рабе Божьей Ирине! – И окатил хохочущих и визжащих Иру с Мишей колодезной водой – ведро за ведром.

– Горько! Горько! Горько!

На шум прибежал Валера Белянский, чья дача торцом соседствовала с нашей.

– Что же вы, черти, без меня такое великое дело сотворяете?

– Валерочка, готовься! Сейчас будем свадьбу играть.

На стол собрали всё, что было, даже заначенное на всякий случай. Случай такой настал. Куда уж важнее!

К вечеру подъехал Саша Цуканов, ещё кто-то из дачных подошел. Собрали всю денежную наличность в общую кучу и подарили молодым на холодильник.

Такие прекрасные, искренние праздники случаются нечасто. Если бы всем молодожёнам на свете желали счастья и благополучия с таким же восторженным жаром, разводов было бы намного меньше. Ведь нельзя же, в самом деле, сдаваться несчастьям, будучи венчанными чистой водой из колодца самим Василием Макеевым!

Гуляли до самой ночи, а потом всем захотелось сходить на пруд, поплавать, освежить хмельные головы. Я осталась убирать со стола и мыть посуду.

Наконец купальщики вернулись, долго толкались у калитки, соображая, где бы ещё раздобыть горячительного. Стали допрашивать меня:

– Признавайся честно, у тебя есть ещё чего-нибудь?

– Нет. Честное слово, нет. А где же невеста? Не на берегу ли вы её оставили?

Все разом испуганно замолчали. В наступившей тишине послышался какой-то писк из-за дома: «Я здесь…»

Кинулись туда, откуда вроде бы как раздался слабый голосок. Василий осветил фонариком дорожку. На ней ровненько стояли тапочки Иры. А сама она из-под куста смородины снова пролепетала:

– Я здесь…

– Господи! Слава богу!

Так завершилась самая весёлая и счастливая свадьба из всех, на которых мне довелось попраздновать.

Ирочка, всё хорошо. И в твоей не слишком счастливой жизни Господь разрешает всё к лучшему: золотой сын, прекрасные внучки, совершенно незлобный Миша… Будьте здоровы, мои дорогие!

Летела гагара

Коллективная фотография

Должность руководителя творческой группы комитета по печати была, как я понимаю, компромиссной должностью. Собрались главные комитетчики и стали думать, чем бы занять неожиданного человека. А пусть, мол, мониторит районную прессу и занимается насыщением слабых районных газет областной информацией! – решили они.

Ну, что же, годится! Поначалу даже гонорарный фонд определили: до пятисот рублей за материал о деятельности губернатора и областных структур; до трёхсот – за всё остальное. Журналисты охотно откликнулись.

Тогда ещё не было электронной почты, и рассылку осуществляли в конвертах – материалов по пять единовременно. Иногда я дополняла рассылку подборками стихов волгоградских поэтов, заметками на творческие темы. Редакторы газет по-разному к этому относились. Кто-то радовался, а кто-то, как Ирина Маслова из Камышина, упирался. С ней доходило до серьёзных баталий. Комитет давил, угрожал сокращением финансовой помощи.

Проходила неделя, и начинался отсмотр публикаций. Ага! Ленинская газета «Знамя»… Глянем, как Паршин распорядился нашей последней рассылкой. Молодец! Опубликовал четыре материала и даже стихи дал, что неудивительно. Ведь он сам поэт. И еланский редактор Литвинов не подвёл, дал три публикации. А Маслова опять только одну – зараза такая!

В конце месяца пишу отчёт для Михейкиной: где, кто, сколько… Это и называется мониторинг.

Панорамную ведомость визирует Мария Тихоновна Еронова. Она строга в этом вопросе, но вполне сговорчива.

– Танюшка, опять в ведомости вы с Михейкиной засветились! А публикации-то есть?

– Ну, конечно, Мария Тихоновна! Как же без публикаций?

У Галины служебная машина, и мы время от времени выезжаем в районы, проводим совещания с местными газетчиками. Иногда заглядываем и к главам администраций. Они принимают хорошо, кормят обедом, ставят на стол бутылку коньяка.

Потом освоили рассылку по электронной почте. Связь с редакциями упростилась.

В начале нулевых всё чаще стали говорить о переводе районок на самоокупаемость. А это значит, что материалы наши стали нежелательны. И сразу же прекратилась выплата гонораров. Плохи дела! Кто же из областных журналистов будет писать бесплатно? А губернатор-то работает! Его деятельность должна освещаться. И идеологическую составляющую никто не отменял. Сельский читатель к тому же привык верить прежде всего своей, районной газете. Областники, мол, чего только не насочиняют – верь им…

И тогда решили издавать свою газету, чтобы шла она бесплатным приложением ко всем районкам. Назвали мы её «Земля Волгоградская», и я стала главным редактором газеты с трёхсотпятидесятитысячным тиражом. Финансирование, естественно, бюджетное.

Чтобы вывести комитет по печати за рамки ответственности перед Законом о СМИ, «Землю Волгоградскую» перевели под юрисдикцию сначала ГУ «Издатель», а затем ГУ «Пресс-Издат». Моим новым формальным начальником стала Елена Леонидовна Лукьянова. Но и Галина Михейкина не выпускала новую газету из-под своей жёсткой опеки.

Понимаете, каково мне стало работать? Мало того что вылетела из штатного расписания комитета, так ещё и начальством обросла со всех сторон. Все командуют, все контролируют, все недовольны.

Эх ты, гагара-гагара, высоко хотела летать, а села, как простая галка на дощатый забор!

Помню, собрал комитет совещание с редакторами областных газет в актовом зале Союза писателей. Все возмущаются, требуют финансовой помощи, упрекают председателя комитета Камышанова в исключительном отношении к «Волгоградской правде» и полном содержании «Земли Волгоградской».

Ефим Шустерман, будучи редактором либерального «Интера», кричал:

– Ладно «Волгоградская правда»! Но почему такие привилегии у Брыксиной? Она гонит 350 000 тиража за бюджетные средства, а мы еле выживаем. Татьяна, учти, я уничтожу и тебя, и твою газетёнку!

По сути он был прав, но не хотел подумать, что не Брыксина всё это решает и даже не Камышанов. «Земля Волгоградская» была губернаторской трибуной, но ведь и Максюта имел на это право. Как иначе он мог выходить на короткую связь с сельским народом?

Время менялось стремительно. Привычный газетный мир Волгограда рассыпался, перерождался в новые формы СМИ. Теперь вообще трудно понять, что такое «Волгоградская правда», «Вечерний Волгоград», «Областные вести», «Городские вести». Они вроде бы как и выходят, но это уже не те газеты, которые любили, выписывали, покупали в киосках сотни тысяч областных читателей.

Говорят: всё есть на сайтах. Интересно, а комбайнёр Пётр Петрович может в обеденный перерыв зайти на сайт и узнать, какая завтра будет погода, что сказал губернатор по поводу строительства новых дорог, как обстоят дела в животноводстве соседнего района, какую книжку выпустил известный волгоградский писатель? А как славно было бы пошуршать газеткой на скамеечке у сельского правления!

Когда в 2001 году я пришла в комитет по печати, жизнь там была какой-то человеческой, можно сказать, коммунальной. Накрытыми столами отмечали дни рождения, могли покурить в открытую форточку, похвастаться только что купленной обновкой.

Через некоторое время после меня пришел и новый председатель комитета, бывший руководитель Калачёвского района Виктор Селиванович Камышанов. С первого взгляда все поняли, что он добрый и мягкий человек. Печать и информация были для него делом незнакомым, но при наличии опытного штата сотрудников – вполне постигаемым.

Селиваныч охотно присоединялся к нашим праздникам. И у себя в кабинете мог собрать людей перед Новым годом или Женским днём. Опытный администратор – он и психологом был хорошим, старался понять каждого, никого не ломал через коленку.

Мысленно представляю себе тот наш коллектив: Виктор Селиванович Камышанов, Мария Тихоновна Еронова, Галя Михейкина, Саша Ромашков, Елена Леонидовна Лукьянова, Володя Огарёв, Люда Бочкова, Володя Волкин, Вася Атаманюк, Олег Еронов, девчонки из бухгалтерии, из производственного отдела, редакторы, наборщицы, корректоры, водители… Получается большая коллективная фотография, и каждое лицо мне по-своему дорого. Где-то сбоку на этой виртуальной фотографии стою и я. Может быть, рядом с Марией Тихоновной или Галей Михейкиной. Они мне самые близкие. И Ромашков, конечно. Мы вместе обедаем, взяв в складчину курицу-гриль и фляжку коньяка. Иногда ходим на «собачью площадку» есть азербайджанские шашлыки. Саша Ромашков знаком с главным шашлычником, и нам дают очень приличное мясо.

Но были в комитете и подводные течения, интриги, говорения за спиной. Иногда не понимаешь, с чего вдруг человек так к тебе переменился.

– Галь, ты чего?

Фырчит! Но не выдерживает и говорит направдок:

– У нас непонятно, кто кем руководит: ты мной или я тобой! Уже и от Селиваныча пошли эти разговоры.

– Да брось ты! Конечно, ты мной руководишь. А Ромашков пусть не ревнует.

Статус-кво восстановлен, и жизнь продолжается.

В комитете часто появляются знакомые и очень даже симпатичные личности: Коля Антимонов, Таня Давыдова, Слава Коваль, Лёва Куканов. Писатели шли в основном к Лукьяновой и Волкину – по издательским делам. Маркелов иногда шумел, а то и угрожал, подозревая недоплату гонорара. Из наших чаще других ко мне заглядывал Серёжа Васильев. Мы как обычно радовались друг другу. К тому же и сам он постоянно находился на орбите СМИ: выпускал детский журнал «Простокваша», работал в областных газетах, в том числе и в «Первом чтении», органе областной думы.

Птицей высокого полёта я себя, конечно, не ощущала. Какая уж там птица! Зарплата на уровне рядового сотрудника комитета, никто во мне особо не заинтересован, в элитный круг зовут лишь по праву дружбы с Марией Тихоновной и Галей Михейкиной. Для меня это была дружба; надеюсь, что и для них тоже, особенно для Галины – доверительная, искренняя, но и сложная. Свои интересы Галя умела чётко очертить. При этом она не пренебрегала нашим домом, нашла общий язык с Василием. И мы изредка ездили к ней в гости, радуясь душевному приёму, весёлым застольям с казачьими песнями. Было очень приятно, что Макеев ей интересен как поэт, как мужчина, как неординарная личность.

Василий, если нет фальши и ненужного напряга, умеет быть лёгким и даже галантным. А уж если стихи начинает читать – мир принадлежит ему. Галя макеевскими стихами заслушивалась. Она в этом хорошо разбиралась.

Макеева вообще в комитете высоко ценили: Ромашков – друг юности, Камышанов – казак-односум, Мария Тихоновна – кормилица, говорившая о нём: «Вася – зайка мой!»

К юбилею мы купили ей набор чая «Камасутра», и Василий написал стихи:

 
Кормилица моя! Под утро,
С похмелья, проще говоря,
Отведав чаю «Камасутра»,
Я возбуждаюсь втихаря…
 

И т. д.

Стихи получились смешные, с развёрнутым сюжетом. Юбилярша порадовалась от души, зачитывая их всем поздравителям того дня. Я находилась рядом, на подхвате, и была тому свидетелем. Мы вообще хорошо общались, много разговаривали, постоянно что-то дарили друг другу. В отпуск Мария Тихоновна любила ездить в Сочи и всякий раз привозила мне серебряные серёжки с натуральными камнями, браслетики, бусы, а Макееву – стильные футболки.

Естественно, на все праздничные гулюшки мы приглашали друг друга, даже когда она перешла в областной Совет ветеранов. Мы и Новый год однажды встречали вместе в кафе «Огонёк». Если бы условно каждая из нас определила по пять ближайших подруг, то и она, и я входили бы в эти сокровенные пятёрки. На нашей с Василием серебряной свадьбе Мария Тихоновна вообще пребывала в материнской роли, встречала нас обрядовым хлебом-солью.

Большая была разумница – весёлая, компанейская, заводная. Случалось, и озоровала, как девчонка, попадала в казусные ситуации. После одного из корпоративов вместо своей шубейки надела куртку Володи Огарёва и уехала домой. Ей-то что, ключи от квартиры в сумочке. А бедный Огарёв не мог самостоятельно попасть домой, оставив ключи в куртке. В «ничейной» шубейке не сразу разгадали одёжку Ероновой. Смех и грех!

Могла по ошибке сунуть свой кошелёк в чужую сумку, купить вещь на два размера меньше и потом отдать её мне.

В комитете работали её сын Олег и сноха Саша. Олег боролся с моим курением у форточки и вешал на стенах объявления: «Татьяна Ивановна, курить – здоровью вредить!», «Табачный дым не красит дам!»

А Саша – милейшее создание! Тактичная, очень воспитанная девушка, не сказавшая никому, никогда, ни одного резкого слова. При мне она работала корректором в «Издателе», а с годами пошла на повышение, став директором.

Жалуюсь Марии Тихоновне:

– Олег меня достал! И как с ним Саша живёт? Такой занудный репей!

– Да наплюнь ты! Кури, где хочешь. Это он в отца пошел характером.

С отцом Олега, Николаем, она давно уже развелась, но тот заглядывал к ней иногда с кульком пряников, мол, перекуси на досуге, а то всё тебе некогда.

– Мария Тихоновна, а ведь он вас любит! И какой красавец!

– А чего же меня не любить! Сына вырастила без него, внукам помогаю… А он пряники принёс от щедрот душевных, козел старый!

Внукам она и в самом деле крепко помогала – и Надюшке, и Фёдору. Мне всегда думалось, что ребята растут очень благополучными, защищёнными. Так оно и было. Хотя, насколько знаю, Олег был строгим отцом.

Однажды приносит мне Мария Тихоновна два золотых колечка: одно с крохотным бриллиантиком, второе с цирконием.

– На, носи… Хотела Надюшке подарить, а она меня на смех подняла. Не в моде, видите ли, золото! Мне кольца давно уже малы. А Олег дал точный адрес: «Брыксиной подари! Ей в самый раз будут».

– Мария Тихоновна, но ведь это же дорого…

– Да брось ты! Мой кот Топсик всё золото растащил по квартире. Начинаю убирать – то цепочку обнаружу под плинтусом, то серёжку… Глядишь, ещё что-нибудь для тебя найду.

И опять я чувствовала в ней материнскую доброту. Она и Васю не меньше любила. Читала наши книжки умными глазами, всё в них понимала. Показывать ей новые стихи было интересно.

– Вот, написала вчера…

– Оставь, мне надо внимательно почитать.

И ещё одно кольцо я получила от неё в подарок. Мария Тихоновна делала его на заказ – тоненькое, витое.

– Танюшка, считай, что это мой тебе оберег от всех несчастий.

С тех пор я из дома без него не выхожу, много уже лет.

Мария Тихоновна Еронова ушла из жизни 4 января 2015 года. Ей было чуть больше семидесяти трёх лет. Тяжелая болезнь сожгла её почти моментально. Разбитая радикулитом, я лежала дома и плакала, не смогла попрощаться.

Но, слава богу, есть стихи, посвященные ей. Вот отрывок из них:

 
…Боль откликается эхом,
Эхо смеётся вослед…
Коршунам чёрного смеха
Что отповедать в ответ?
Вьюги, отроги, яруги —
Падаю, света прошу.
Добрые люди в округе —
– Кшу! – поднимаются. – Кшу-у-у!
 
 
Фартуком руки сырые
Вытру, повешу бельё…
Бог да услышит, Мария,
Остереженье твоё!
– Кшу-у-у!
 

Беднеет, теряет людей коллективная фотография «нашего» комитета. Не стало Володи Огарёва, Володи Волкина, Коли Антимонова… Ушла и Мария Тихоновна. О живых я ещё попытаюсь рассказать, если сил хватит.