Текст книги "Тридцать три ненастья"

Дождь над «Горизонтом»

Наш санаторий назывался «Горизонт». По совету сестры Оли путёвки взяли в старый корпус – не шик-модерн, но вполне прилично и цена подходящая. А что и нужно-то? Номер с удобствами, второй этаж, балкон во внутренний двор, столовая, процедурные кабинеты… Природная зона отдыха находилась в нескольких минутах ходьбы. Там всё цвело, зеленело, источало ароматы. Красиво, но скучно. Просто отдохнуть можно было бы и дома, в Детском парке. Или поехать за те же деньги в санаторий «Волгоград». Там тоже неплохо. Но где возьмёшь такой воздух и текущую в бювете устойчивым ручьём натуральную минеральную воду?

Воду трижды в день пил перед едой Василий, а я попробовала пару раз и отказалась – не понравилось.

Не в пример нашим региональным санаториям, в «Горизонте» к отдыхающим относились с невиданным тщанием. Нас обследовали от и до и сделали заключение: мне – сердце изношено, сосуды плохие, печень и поджелудочная требуют строгой диеты, бассейн противопоказан, терренкур категорически противопоказан; Василию – застарелый радикулит, нарушение мозгового кровообращения, высокий риск гипертонических кризов, печень и поджелудочная – сами понимаете.

Мы приуныли. Что же нам можно? Можно солелечение, аромотерапию, лёгкие прогулки, ингаляция и прочую ерунду из арсенала любой районной поликлиники.

Для меня вызвали профессора-кардиолога, и он долго слушал, стучал, мерил давление, изучал кардиограмму.

– Курите?

– Да.

– Напрасно. А какие отношения с алкоголем?

– Умеренно-спокойные, переходящие иногда в стадию обострения.

Профессор рассмеялся:

– Объясняете, как профессионал. А без стадии обострения нельзя обойтись?

– Хочу всегда, но не всегда получается.

– Стрессовая профессия?

– Мы с мужем поэты…

– Понятно. Если нельзя поменять мужа, поменяйте профессию.

– В шестьдесят-то лет?

– Я пошутил, конечно, но с сердцем шутки плохи. Боюсь, без варфарина вам не обойтись. Начните хотя бы с полутора таблеток. И вообще… Кисловодск не для сердечников.

Василию, сидевшему в коридоре, моё настроение не понравилось:

– Что с тобой?

– Опять сердце. Мне сказали, это место не для меня. 2000 метров над уровнем моря… Надо лечиться. И побольше отдыхать.

– А мы и приехали отдыхать. Пойдём шашлычков поедим.

По вечерам над Кисловодском сгущались пугающие тучи и начинался холодный дождь. Единственное развлечение – потеплее одеться, укутаться сверху одеялом и сидеть на балконе. Процедура называлась «подышать воздухом», выкурив пару сигарет. Без видимой причины в те дождливые вечера я стала почему-то вспоминать покойного отца, как двадцатидвухлетним мальчишкой он вернулся с войны, уже раненный и весь завшивленный. Бабушка Оля щелоком промывала его чёрные кудри, выжаривала в прогоревшей печи одежду.

«Ванятка-то у меня был самый добрый из всех, а с войны пришёл – глаза не его. Сказать супротив ничего нельзя. Алексей тоже воевал, да, видать, не так страшно. Возьмутся между собой петушиться – хоть святых выноси», – рассказывала она.

Отец умер в 63 года. А тут и мне уже 60. Я думала о нём, о его ровесниках, и мысли стали складываться в строчки. Записала что-то на полях газеты, а Макеев случайно выбросил. Так и не дописала, а ход вроде бы нашла интересный. Редкий день с 13 ноября 1986-го, со дня его ухода, я не вспоминаю отца, не забывая и дату его рождения – 4 апреля 1923 года.

Других стихотворных моментов у нас с Василием в Кисловодске не возникло. Слишком, должно быть, расслабились, передышали кислородом.

Однажды раздался звонок на сотовый телефон. Я испугалась: не случилось ли чего?

– Татьяна Ивановна? Это бухгалтерия комитета культуры. Вам надо срочно отчитаться за 30 тысяч.

– Я в Кисловодске. И подарок ещё не купила.

– Какой подарок? Мы же предупреждали!

– И что вы предлагаете?

– Отчитайтесь чеками за воду, фрукты, конфеты. Только чтобы даты совпадали с днём юбилея.

– Помилуйте! Я же в Кисловодске сейчас, приеду в конце мая.

И где я столько чеков наберу с нужными датами?

– Думайте сами.

Я расстроилась. Ничего себе подарочек! Придётся искать защиты у Галушкина. А так не хочется его беспокоить.

Чем ближе к отъезду, тем больше хотелось наглядеться на город – в самом деле и красивый, и своеобразный. Мы часами бродили по кривым и горбатым улочкам, иногда заходили в кафе. Но приличные шашлыки готовили только против «Горизонта», о чём и предупредила нас моя сестра. Она была здесь год назад.

Кисловодск хоть и считается русским городом, но живёт в нём множество национальных диаспор: греки, грузины, турки, не говоря уже о кавказцах, евреях и украинцах. Отпечаток многонациональности чувствовался на всех базарчиках, в кафешках, на стоянках такси, на лоточной привокзальной торговле. Свои кучкуются со своими, говорят по-своему и выглядят соответственно. Хочешь хорошего кофе – иди к армянам, хочешь спелых помидоров – к азербайджанцам. Не хочешь, чтобы тебя надули – ни к кому не ходи. Ушлый там народ! Мы в этом не раз убедились.

В день отъезда забирать нас от «Горизонта» подъехал таксист-грек.

– Сколько возьмёте?

– Двести.

– Почему так много?

– Ехать далеко.

– Так два квартала всего!

– Ладно, садитесь за сто.

Пока ехали, рассказал, какая у него дура жена, какая шалава теща, какие тупые дети. А он один работает, кормит всю эту ненасытную ораву.

– Ну добавьте ещё рублей пятьдесят!

– Договор дороже денег. Хватит и ста.

– Э! Русские, если вы такие бедные, то зачем в Кисловодск едете?

– Больше не приедем! – резко ответил Макеев.

Сели в вагон. Слава богу! И понеслись тоннели, мосты, ореховые плантации, особняки, хибары…

– Северный Кавказ… – сказал попутчик. – Чего здесь только не увидишь! А зачем едем? Деньги менять на воздух… Вы где отдыхали?

– В «Горизонте». Половину срока под дождём просидели на балконе. А вы?

– Я в «Плазе». Думаю, наш покруче будет. А всё одно – деньги на воздух.

И жизнь, и слёзы, и любовь

18 сентября 2009 года в «Волгоградской правде» вышла небольшая заметка Татьяны Кузьминой «Ещё не вечер!» Приведу её полностью:

«В Доме литераторов лауреат Государственной премии Волгоградской области Татьяна Брыксина представила общественности юбилейное трёхтомное издание своих сочинений, куда вошли поэзия, цикл повестей «Трава под снегом и другие истории», эссеистика, книга воспоминаний о собратьях по перу из общего сборника «Небесный ковчег», критические статьи о творчестве поэтессы, подробная библиография.

На редкость содержательным, трогательным получился этот вечер. В выступлениях коллег, друзей, почитателей личность и судьба Т. Брыксиной предстала в динамическом единстве, присущем истинно талантливым людям. Председатель правления областной организации Союза писателей РФ Владимир Овчинцев выступил с задушевной речью, в которой воздал должное незаурядным деловым и человеческим качествам героини, на протяжении многих лет являющейся ответственным секретарём Союза. Звучали лучшие стихи. Читали Василий Макеев, другие поэты, читала сама Татьяна Ивановна. Наши известные барды Наталья и Сергей Волобуевы исполняли свои песни на её тексты, давно ставшие популярными не только здесь, в Волгограде, но и во многих других российских городах.

Трёхтомник оказался образцовым произведением современной полиграфии. Цвет, бумага, шрифт, общая гармония всех книжек вызвали искреннее восхищение.

На обложке изображена ласточка. Гости от всей души пожелали Татьяне Брыксиной и впредь «летать» высоко и красиво, как это свойственно её любимой птице».

Издание и в самом деле великолепно красивое. Первое спасибо хочу сказать директору «Издателя» Елене Леонидовне Лукьяновой. Она нашла для обложек трёхтомника бумвинил необычного светло-зелёного цвета, прекрасную бумагу, от начала до конца держала под контролем весь издательский процесс. Без души такую красоту не издашь!

Спасибо Владиславу Эдуардовичу Ковалю, придумавшему и воплотившему в реальность всю изобразительную систему. Он обещал и сделал! Каждый фрагмент его работы достоин восхищения.

Спасибо редактору Татьяне Петровне Лакеевой, художественно-техническому редактору Тамаре Давыдовой, техническому редактору Татьяне Востриковой, корректору Элле Долгилевич и всем, всем, чьи добрые, умные, талантливые руки прикасались к моим текстам, а значит, к моей судьбе.

Каждый том представлен двумя предисловиями: Станислав Куняев и Василий Макеев, Михаил Рощин и Лариса Баранова-Гонченко, Сергей Васильев и Владимир Овчинцев. Сколько души! Сколько доброго чувства! Спасибо! Спасибо!

Отдельная благодарность Ирине Фадеевой. Она сделала очень много, чтобы насочинённое мной стало полноценной рукописью.

Три тома вышли в 2009 году, но я не считаю это своим итогом. Ведь и позже написано немало, издано две книги стихов и книга публицистики. Да и то, что пишу сейчас, возможно воплотится в полновесную книгу исповедальной прозы. Очень надеюсь на это, но загадывать пока рано. От рукописного листа до готовой книги очень долгий и нелёгкий путь. Лишь бы хватило сил.

Вспоминаю первое стихотворение, опубликованное в газете «Целиноградская правда», тогда мне было 16 лет.

Вспоминаю первую книжку стихов «Повороты», вышедшую в кассете под общей обложкой «Грани» – 1979 год.

Вспоминаю первую отдельную книжку «У огня» – 1981 год.

Тогда молодая сочинительница, я и надеяться не смела, что когда-то меня назовут поэтом, писателем. Я и сейчас-то на этом не настаиваю. Провинциальные ранжиры в литературе часто бывают смешны. Властителями дум становятся единицы. Хорошо и то, что нас прочитывают иногда согласно указанному на последней странице тиражу, дают почитать соседям и родственникам. Ну какие тут могут быть претензии на славу?

В писательском творчестве одна радость – процесс творчества. Остальное – не нашего ума дело. Мудрый Макеев в этом смысле правильно меня воспитал.

Удивительно другое. Откуда вообще взялась во мне отвага пойти этой дорогой? Выдумщица я никакая, всю жизнь работаю, что называется, на душе. Настоящие писатели пишут романы, а я всё исповедуюсь, жизнь свою вспоминаю – и стихом и прозой. Другое дело, что не каждому выпадает такая судьба. Она похлеще иного художественного вымысла. Так я и пою свою песню вечной дороги. Об этом и стихи.

 
В синей дымке одна бесконечность – дорога,
И по ней, по родимой, по ней
От порога до луга, с холма до отрога,
Через лес, через поле – крута иль отлога,
Жизнь летит, не меняя коней.
 
 
С путеводной звездой путеводная птица
Делят небо судьбы над тобой,
Синей дымкой меж ними размыта граница,
И нельзя на чужую дорогу польститься,
И нельзя возвратиться домой.
 
 
Что ни столб верстовой,
Что ни куст приовражный —
Сбочь дороги навстречу летят
Пирамидки да крестики в ризах бумажных,
Осенённые светом ромашек отважных,
Чистотой утоляющих взгляд.
 
 
Лишь они, бескорыстные, с первого луга
До последнего лога верны
И дороге твоей, что лучится упруго,
И траве, и могилке безвестного друга
На просторе земной тишины.
 
 
И твоя в синей дымке судьба оборвётся,
Назовётся дорога стезёй…
Ангел воду крылом зачерпнёт из колодца
И чело окропит, и душа улыбнётся,
Умываясь небесной слезой.
 

Тема смерти в стихах неизбежна, если пишешь по-честному. И куда от неё денешься в мире, где всё завершается для всех одинаково? Теряем родителей, теряем друзей, теряем любимых… Плачем и живём дальше.

16 октября 2009 года не стало Валентина Васильевича Леднёва – нашего друга, пламенного поэта-патриота, многолетнего руководителя писательской организации. Было ему 85. В своём очерке «Уроки Леднёва», опубликованном в книге «Ипостаси», я написала всё, что смогла. Повторяться не буду. Потеря не из лёгких, хоть и понимаешь зыбкость этой возрастной линии. Мы говорим: умирает тело, а дух остаётся. Но с нами ли он остаётся? Леднёвского духа как раз-таки и не стало хватать многим из нас.

Я почувствовала это ещё на презентации своих юбилейных книг. Валентин Васильевич уже не вставал с постели, говорил с трудом – до меня ли ему было?

Максюте и Галушкину, как и обещала, я подарила трёхтомники с искренней благодарностью.

Василий Иванович спросил:

– Ну, как сплит-система? Работает?

– Работает вашими молитвами. Всё лето спали, как в раю. Спасибо, что надавили на комитетчиков. Без вашей помощи я бы с ними не справилась. И дело, конечно, не в сплите!

– Всё нормально! Обращайся, если чего…

Чередуя праздники и тризны, жизнь и дальше потекла ведомым лишь ей путём. А мы… Что мы? Как бумажные кораблики в её потоке, кружились то весело, то обреченно, то замирали у берега, то вырывались на стремнину, боясь больше всего потерять друг друга из виду.

«Я не одна, пока я с вами»

Уроки честности

Видимся редко и созваниваемся не часто, не забегаем друг к другу попить чаю и поболтать о женском, как это водится у подружек, но каждая скажет о другой: она мой друг. Дружба наша необременительна для обеих, поскольку не отнимает ни сил, ни времени, зато, при необходимости, подставляет надёжное плечо и даёт силу преодоления. Во всяком случае, так думаю я.

Человеческие взаимоотношения у большинства людей складываются, в общем-то, стандартно. Знакомясь, мы определяем для себя на подсознательном уровне, приятен человек или нет, улыбнётся ли душа при следующей встрече с ним. Так же и с другой стороны. Ведь симпатия может не оказаться взаимной. И даже причины порой не определишь!

В моей жизни случалось всякое. Галина Ильинична Хорошева – счастливый случай. Красивая, статная женщина с внимательными глазами – она не стремилась показаться начальницей даже на посту заместителя губернатора Волгоградской области. В её кабинете мы и познакомились, хотя знали друг о друге что-то на уровне общеизвестного. Таня Брыксина? Да, есть такая поэтесса… Галя Хорошева? Кто же не знает комсомолку Галю? Имя её часто произносилось Володей Овчинцевым, когда он рассказывал о своей комсомольской молодости, о работе в обкоме комсомола – и всегда уважительно. Я тоже в юности немного подвизалась на незначительных комсомольских должностях, была даже врио секретаря заводского комитета на СК, избиралась в какую-то структуру обкома комсомола, но дальше дело не пошло по весьма смешной причине. На работу в волжский горком меня не взяли по несоответствию физических данных стандартам комсомольского работника. Именно так выразился один циничный горкомовский комсомолист. Я поняла в себе нехватку обаяния и сексуальности и на комсомольской карьере поставила крест. Хотя со многими осталась в добрых дружеских отношениях – с тем же Валерой Кирилловым, вторым секретарём горкома.

В любом случае вырастание Галины Хорошевой из комсомольских начал было для меня хорошим признаком. Значит, честная, справедливая, принципиальная и, конечно, романтичная – наверняка любит стихи и бардовскую песню у вечернего костра.

Так оно и оказалось. Думаю, именно стихи перевели наши деловые контакты в крепкую человеческую дружбу – не женскую, заметьте. Для подружества нужно нечто другое, вплоть до быта, общих тайн, новогодних застолий. Между нами этого нет, почти нет. К тому же в дружбе нашей присутствует и третий человек – Вася Макеев. За Галину Ильиничну не могу говорить, но мне кажется, она нас по отдельности и не мыслит, обоих считает хорошими поэтами, верит в нашу искренность.

Навстречу друг другу мы шли медленно, в зависимости от обстоятельств самого разного толка: общие дела, общие мероприятия, встречи в ТЮЗе, в писательской организации. Хорошева была добра и приветлива неизменно. Я бы назвала это политесом, правилами хорошего тона, но и не только… Приятно, когда человек административной элиты не смотрит сквозь тебя, не отгораживается высокими должностями. А должностей – о-го-го! Одной комсомольской работы больше 15 лет, начиная с освобождённого секретаря школьной комсомольской организации до секретаря обкома. А затем и партийная работа на уровне зав. отдела, и административная – вице-мэр, вице-губернатор.

Собственно, ничего другого я и не знала о Галине Хорошевой до нашего личного знакомства в 1997 году, когда она стала заместителем Максюты. Я чувствовала себя немножко девчонкой перед ней, хотя моложе всего на три года.

Позже выяснилось, что родилась Галина в Челябинске, а в 6 лет переехала с родителями в Сталинград, где окончила пединститут, с головой ушла в комсомольскую работу. Казалось бы, девочка-горожанка из благополучной семьи, объект зависти школьных подружек, умница, красотка! Ей бы в артистки податься, на худой конец в филологини, а она нырнула, как в море, в бурливую стихию идеологии и поплыла в ней далеко не девичьими саженками, одолевая веху за вехой.

У всех свои ориентиры. На некоторые явления общественного мироустройства мы смотрим по-разному, но в одном едины: обе патриотки. И я плачу о России, о родном народе, а она ещё и борется за государственность и равноправие трудящихся. Мои литературные усилия вознаграждены званием «Заслуженный работник культуры РФ», двумя государственными премиями Волгоградской области, несколькими литературными премиями, почетными знаками «За вклад в российскую культуру» и «Патриот России». Её труды высоко отмечены орденом Почёта, медалями «За трудовую доблесть», множеством профильных почётных знаков. О наградах можно было и не писать здесь, но почему бы и нет? Кто-то хвастается новыми платьями, а кто-то доспехами покруче. Макеев мой – так вообще «Почётный гражданин Волгоградской области»! Почему бы и не погордиться?

Конечно, многое из перечисленного – обретения последних двух десятилетий. А в 1997-м и позже я не раз приходила к Хорошевой, хлюпая носом.

– Оказалась без работы… Максюта обещал помочь, но что-то не сложилось! Ему вообще сейчас не до меня.

– Так, перестань гузыниться! – строго встречала Галина Ильинична. – Ты на кого похожа? Приведи себя в порядок! Одета кое-как, на голове тихий ужас… Николай Кириллович звонил мне. Я подумаю.

И помогала в итоге.

Бывали разговоры и другого порядка, где надо было отвечать честно, а честно не хотелось, честно не выговаривалось. Я пыталась выкручиваться, но встречала проницательный взгляд.

– Таня, так дело не пойдёт. Либо ты говоришь правду и я тебя защищаю, либо ищешь защиты в другом месте. Врать-то всё равно не умеешь!

И мир приходил в равновесие. Чтобы было понятнее – речь шла о сложных ситуациях на выборах губернатора. Я об этом уже писала.

А потом начались сплошные юбилеи: Василию 50, мне 50, Василию 55, мне 55, Василию 60, мне 60… Галина Ильинична приходила всегда, и не только по служебной обязанности – с грамотой и официальным букетом. От себя приносила изумительные подарки. Самые красивые вазы и наборы посуды в нашем доме от неё. А если французские духи, то, естественно, настоящие.

Погуляли и мы на её 60-летии в 2006 году. Что вытворял Макеев! Прочел стихи, посвященные юбилярше, встал на колено, поцеловал руку, вывел на тур вальса, предупредив перед этим, что поздравляет от нас двоих:

– Татьяна не может. Она сейчас зубы вставляет и стесняется шепелявить.

А народу было человек сто во главе с губернатором Максютой. Николай Кириллович помахал мне рукой: мол, ситуацию понял, не тушуйся, все когда-нибудь вставляли зубы.

Самым близким человеком, не считая родни, для Галины Ильиничны была Алевтина Викторовна Апарина. Дай бог каждому обрести в дружбе такую опору и верность. Вот кто был политиком до мозга костей! Убеждённая коммунистка, ленинка, начавшая с комсомола и дошедшая до секретаря Волгоградского обкома КПСС, она даже общество создала в Волгограде «Ленин и Отечество», была депутатом Государственной думы четырёх созывов.

Я её побаивалась, но ради Галины Ильиничны старалась идти на контакт, потому что встречаться в общем кругу нам приходилось довольно часто. Меня донимала мысль: как может быть женщина председателем областного отделения общероссийского общественного движения «Народно-патриотический союз России»? Тут не сразу и выговоришь такое.

Однажды Апарина пришла к нам в Союз писателей на собрание – деловая, приветливая. Народ её окружил у входа в зал, а поэт Александр Максаев с простой головы обнял партийную даму высокой рукой за шею и говорит:

– Алевтина Викторовна, милушка моя, ты одинока, я одинок, чего бы нам не пожениться? Я пить брошу, буду рассольники варить… Знаешь, как заживём! А то всё ты о партии беспокоишься.

Растроганная Апарина даже помогла нам в решении какого-то вопроса – оказание материальной помощи ветеранам, по-моему.

Пару раз собирались и у нас дома: Галина Ильинична, Алевтина Викторовна, Александр Величкин, Лена Каменская, мы с Макеевым. Называлось это «Посиделки на макеевской кухне». Гости приносили всяческую вкусноту, я тоже запекала какую-нибудь утку. Однажды это было перед Новым годом. Квартира прибрана, ёлка наряжена, стол в зале накрыт. Хорошо сидели, весело. Удивило, что Хорошева лишь слегка похрустывает овощами и почти совсем не пьёт. Благо, было сухое красное вино. Его она и прихлёбывала помаленьку.

Зашел разговор о жизни двух поэтов под одной крышей. Апарина спросила:

– Как вы с бытом-то справляетесь? Говорят, поэтессы никакие жёны. А у вас чисто, уютно.

– Пойдёмте, что покажу… – заговорщицки шепнула я и повела гостей в спальню, распахнула настежь три шифоньера, где в геометрическом порядке висели и лежали наши одежды, простыни, полотенца, бельё…

– Фантастика! – воскликнула Лена Каменская.

– Беру свои слова обратно, – улыбнулась Алевтина Викторовна.

Не обошлось и без чтения стихов, ради чего, собственно, и собрались.

– Василий, пожалуйста, про маму… – попросила Галина Ильинична.

И сразу повеяло надрывной болью и высоким светом от строк:

 
Оставит мать мне тихий угол дома,
Когда устанет сердце у неё.
Пройдут дожди, и рыжая солома
На беззащитной крыше погниёт.
 
 
Дожди карниз дощатый покоробят,
Начнёт мороз завалины крошить.
Бельмом золы затянутый колодец
Одни синицы будут сторожить.
 
 
И кто придёт на светлый палисадник
Сажать сирень и сеять семена
Забытых трав? И запоздалый всадник
Не стукнет в переносицу окна.
 
 
Кому тогда откроют и доверят
Глухую тайну этой тишины
Крест-накрест заколоченные двери
И брёвна перекошенной стены?
 
 
Но запылит забытая дорога,
Оставит зной полынную межу,
И я приду к скрипучему порогу
И голубей на крыше разбужу.
 
 
И, вспомнив тех приветных и усталых,
Кто обживал дубовые углы,
Поставлю в угол ветку краснотала,
Травой зелёной выстелю полы.
 
 
И лишь потом, с печалью неизбежной,
За скромный ужин сяду без огня,
Чтоб никогда во тьме её кромешной
Не обижалась мама на меня.
 

Василий читал так, что становилось тревожно за его эмоциональное состояние, потому что звучали не просто стихи, но горючая тоска по вечно недоступной матери. Это чувствовали все, а Хорошева, казалось, шаг в шаг идёт рядом с ним от первой до последней строки. Я всегда изумлялась этому, когда видела, как Галина Ильинична слушает Макеева.

Однажды нас включили в творческую группу для поездки на Дни российской культуры в Карачаево-Черкессии. Хорошева с Величкиным добирались самостоятельно, а нас с Василием подсадили в автобус, где ехал фольклорный коллектив «Казачий курень» во главе с руководителем Виктором Гепфнером. Нам не были рады, с передних мест отогнали в хвост автобуса, давая понять, кто здесь на каких правах. Более всего угнетало высокомерие Гепфнера. Да и в самом деле: что собой представляли два пожилых поэта на фоне молодых и красивых плясунов «Казачьего куреня»?

Поселили в холодной гостинице «Домбай», кормили так, что впору было заглядывать в чужие тарелки. Это упрёк к принимающей стороне.

Гепфнер здесь ни при чём.

Когда Хорошева с Величкиным узнали, как мы перебиваемся, ежевечерне стали приглашать к себе в VIP-корпус, подкармливали, обогревали, настояли на включении нас в элитный список с банкетным приёмом накануне отъезда.

Но больше помнится хорошее: выступление «Казачьего куреня», отчего пятки наши горели плясовым азартом и сердце поднималось к горлу, путешествие на фуникулёре на гору Чегет, испугавшее меня так, что я сошла на промежуточной площадке, посещение заповедника, чудесные вечера со стихами и долгими тихими беседами.

В простоте и сердечности тех встреч и зарождалась наша дружба с Галиной Хорошевой и Александром Величкиным. Нам было легко вместе.

Вернувшись в Волгоград, решили собираться почаще. И собирались, и выезжали то в пойму, то в какой-нибудь сельский район, где и ушицей баловались, и костры жгли на берегу речки, и песни пели под гитару. Галина Ильинична оказалась ещё тот романтик!

С Наташей и Сергеем Волобуевыми решила написать песню специально для неё. Получилась «Элегия звёздной ночи»:

 
С тихим плеском волна набегает на берег,
Одинокие звёзды, как слёзы, дрожат —
От звезды до звезды путь небесный безмерен…
Одиночество – это когда не уверен,
Что тобой дорожат.
 
 
Но, колючими искрами тьму осыпая,
Ветер машет платком золотого костра,
Чтобы звёзды, по синему небу ступая,
Улыбались огню и обида слепая
Не студила добра.
 
 
А гитара поёт, а гитара не хочет
Называть одиночеством сон тишины…
Песня песню окликнет, и станут короче
Августовские длинные звёздные ночи,
Августовские сны.
 
 
Звёзды гордые на перепутьях высоких
Не сгорайте, пока на весёлой земле
Вас зовут именами подруг синеоких —
И горячих, как пламя костра, и далёких,
Словно звёзды во мгле!
 
 
Руки тёплые лягут на зябкие плечи,
Будут звёзды купаться в молочной реке…
Всем на свете нужны расставанья и встречи,
И бессонные ночи, и тихие речи,
И костёр на песке.
 

В исполнении Волобуевых под гитару очень даже ничего звучит!

Но есть границы личного, границы нашей слабости, больных поясниц, немытой посуды, прохудившихся сапог, переступать которые разрешено лишь самым, самым, самым… Есть они и у Галины Хорошевой, но ходу туда нет. О личном? Никогда.

Знаю лишь, что многие годы встречать большие праздники собирались пять подруг: Галина Хорошева, Алевтина Апарина, Галина Поснова, Галина Шаберникова и Зоя Лебедева.

Это называлось «Клуб друзей». Красноармейские девчата, думается мне, могли и поплакать вместе, и тайны друг другу открыть, и болятками поделиться.

Когда не стало Апариной, «Клуб друзей» неизбежно осиротел, но сильные женщины держатся стойко, не теряют жизненного тонуса. На Галину Ильиничну любо-дорого посмотреть: лёгкая, подтянутая, стильно одетая, причёсанная – она идёт по утрам на общественную работу, к своим единомышленникам в Союз комсомольских поколений. У них, неугомонных, всегда что-нибудь интересное происходит. Зовут и нас с Василием на главные свои мероприятия. Хорошо у них, сердечно. По-другому с Хорошевой и быть не может!

В Женский день Макеев обычно спрашивает:

– Ты составила список, кого мне поздравлять?

– Составила.

– Хорошеву не забыла?

– С ума, что ли, сошёл? Конечно, не забыла.

И он звонит:

– Галина Ильинична, это Макеев. Видите, какое солнышко для вас сегодня выглянуло – улыбчивое, как вы! Воробьи расчирикались – спасу нет. А вы где? В Кисловодске?! Много минеральной воды не пейте, лучше винца примите за Женский день! Татьяна? На кухне чего-то пишет… Привет передать? И она вам кланяется. С праздником вас! Здоровья!

Приходит и докладывает:

– Позвонил. Слышала, как Хорошева меня любит?

– Кто же тебя не любит?

– Ты! Уже десять утра, а я и рюмки не выпил за 8 Марта. Хорошева налила бы…

Ну вот, портрет вроде бы нарисовался. Лишь бы сама Галина Ильинична узнала себя в нём!