Текст книги "13 диалогов о психологии"

Литература

1. Сеченов И. М. Автобиографические записки. М.: Изд-во Академии мед. наук СССР, 1952.

2. Коштоянц Х. С. Сеченов – основоположник научного изучения психических явлений // И. М. Сеченов. Рефлексы головного мозга. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1942. С. 5–29.

3. Ярошевский М. Г. Сеченов и мировая психологическая мысль. М.: Наука, 1981.

4. Толстой Л. Н. Собр. соч.: в 14 т. Т. 7. М.: Гос. изд-во худож. лит-ры, 1951.

5. Сеченов И. М. Рефлексы головного мозга. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1942.

6. Сеченов И. М. Кому и как разрабатывать психологию // И. М. Сеченов. Элементы мысли. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1943. С. 7–74.

7. Брагин А. М. Сеченов и общественное движение в России // Иван Михайлович Сеченов: К 150-летию со дня рождения. М.: Наука, 1980. С. 31–74.

8. Ярошевский М. Г. О развитии психологических взглядов И. М. Сеченова // И. М. Сеченов и материалистическая мысль. М.: Изд-во АН СССР, 1957. С. 31–94.

9. Смирнов А. А. Психологические воззрения Сеченова // Иван Михайлович Сеченов: К 150-летию со дня рождения. М.: Наука, 1980. С. 413–438.

10. Ярошевский М. Г. Иван Михайлович Сеченов. Л.: Наука, Ленингр. отд., 1968.

11. Ломов Б. Ф., Кольцова В. А., Степанова Е. И. Очерк жизни и научной деятельности Владимира Михайловича Бехтерева (1857–1927) // В. М. Бехтерев. Объективная психология. М.: Наука, 1991. С. 424–444.

12. Die Psychologie des XX. Jahrhunderts. In 15 Bde. Bd. 1. Zurich: Kindler, 1976.

13. Ананьев Б. Г. Избранные психологические труды: в 2 т. М.: Педагогика, 1980.

14. Бехтерев В. М. Объективная психология. М.: Наука, 1991.

15. Бехтерев В. М. Общие основы рефлексологии человека. Л.: Госиздат, 1926.

16. Ширвиндт М. Л. «Бихевиоризм» Уотсона // Основные течения современной психологии. М.; Л.: Госиздат, 1930. С. 153–177.

17. Павлов И. П. Письмо Г. И. Челпанову // Вопр. психол. 1955. № 3. С. 99– 100.

18. Будилова Е. А. Философские проблемы в советской психологии. М.: Наука, 1972.

19. Ярошевский М. Г. История психологии. М.: Мысль, 1985.

20. Выготский Л. С. Исторический смысл психологического кризиса // Л. С. Выготский. Собр. соч.: в 6 т. Т. 1. М.: Педагогика, 1982. С. 291–436.

21. Уотсон Дж. Психология с точки зрения бихевиориста // Хрестоматия по истории психологии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 17–34.

22. Уотсон Дж. Бихевиоризм // Хрестоматия по истории психологии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 34–44.

23. Карвасарский Б. Д. Психотерапия. М.: Медицина, 1985.

24. Рудестам К. Групповая психотерапия. М.: Прогресс, 1990.

25. Соколов А. Н. Психофизиологическое исследование внутренней речи как механизма мышления // Проблемы общей, возрастной и педагогической психологии. М.: Педагогика, 1978. С. 136–152.

26. Толмен Э. Когнитивные карты у крыс и у человека // Хрестоматия по истории психологии. М.: Хрестоматия по истории психологии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 63–82.

27. Годфруа Ж. Что такое психология: в 2 т. Т. 1. М.: Мир, 1992.

28. Скиннер Б. Оперантное поведение // История зарубежной психологии: Тексты. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986. С. 60–95.

29. Челпанов Г. И. Психология и марксизм. М.: Русский книжник, 1924.

30. Левитин К. Е. Личностью не рождаются. М.: Наука, 1990.

31. Корнилов К. Н. Психология и марксизм // Психология и марксизм. Л.: Госиздат, 1925. С. 9–24.

32. Петровский А. В. История советской психологии. М.: Просвещение, 1967.

33. Итоги дискуссии по реактологической психологии: Резолюция общего собрания ячейки ВКП(б) Государственного института психологии, педологии и психотехники от 6 июня 1931 г. // Психология. 1931. Т. 4. № 1. С. 1–12.

34. Корнилов К. Н. К итогам психологической дискуссии // Психология. 1931. Т. 4. № 1. С. 44–75.

35. Левченко Е. В. Научное наследие В. М. Бехтерева и его школа // В. М. Бехтерев. Психика и жизнь. Избранные труды по психологии личности. В 2 т. Т. 1. СПб.: Алетейя; СПб. ун-т, 1999. С. 5–22.

36. Шульц Д., Шульц С. Э. История современной психологии. СПб.: Евразия, 1998.

37. Корнилов К. Н. Естественнонаучные основы психологии. М.; Воронеж: МПСИ; МОДЭК, 1999.

Диалог 7
Я и оно
(Проблема бессознательного в психологии)

С.: Сегодня у меня настоящий праздник.

А.: Почему?

С.: Сегодня ты обещал обсудить проблему бессознательного в психологии. Наконец-то я займусь психоанализом Зигмунда Фрейда! А Станислав Гроф с его таинственными исследованиями с применением ЛСД! О-о, как я горю желанием узнать все это поподробнее с твоими комментариями!

А.: Учти, мой друг, что разговор о проблеме бессознательного мы начнем не с Зигмунда Фрейда.

С.: Почему это?

Различные аспекты разработки проблемы бессознательного в «дофрейдовскую» эпоху

А.: Потому что, хотя Фрейд внес чрезвычайно важный вклад в разработку этой проблемы, не он, собственно говоря, ее поставил. До Фрейда данной проблемой в ее разных аспектах занимались многие славные умы. Анализируя литературу, посвященную истории проблемы бессознательного, можно выделить по крайней мере две линии ее разработки, а именно: философскую и, так сказать, конкретно-практическую.

С.: Ну, с философской более или менее ясно, а что такое конкретно-практическая?

А.: Я имею в виду работу с бессознательными явлениями человеческой психики в медицинской практике, в практике некоторых религиозных культов и тому подобное на протяжении всей истории человечества. Очень часто обе линии в исследовании бессознательного и работе с ним шли параллельно: так было, например, в системе древнеиндийской философии или в системе позднее возникшего европейского религиозного мистицизма.

В рамках философии проблема бессознательного разрабатывалась опять-таки в двух основных направлениях: как проблема «космических начал» и основ жизненного процесса в целом [см. 1, c. 16] и более «камерно» – как проблема соотношения разума и страстей, рассудка и чувств, осознанных желаний и неясных влечений отдельного человека [см. 2, c. 23]. Мы сразу же оставим за скобками первое направление, которое представлено творчеством таких философов, как Артур Шопенгауэр, Фридрих Ницше, Анри Бергсон [см. 3], ибо это слишком сложный предмет для наших вводных бесед. Обратимся ко второму направлению. И опять-таки здесь выделяют две группы мыслителей…

С.: Опять деление надвое?

А.: Как-то уж так получается… Итак, одна группа авторов в рамках этого второго направления, признавая наличие в психике человека иррациональных побуждений и «смутно осознаваемых» впечатлений, считала, что эти последние могут быть всегда подчинены сознательному контролю и, таким образом, более или менее ясно осознаваться. Следовательно, эти авторы давали «негативное» определение бессознательного: бессознательное существует только как пока или уже не совсем осознаваемое. Вторая группа авторов выступала за «позитивное» определение бессознательного, то есть понимала бессознательное не как «отсутствие сознания», а как свой мир, имеющий определенные законы функционирования и развития. Сначала остановлюсь на негативном определении бессознательного.

«Негативное» определение бессознательного

С.: Очевидно, такое определение бессознательного получает распространение с того момента, когда сознание на время становится синонимом психики вообще. Кажется, я припоминаю спор той поры, когда Лейбниц в полемике с Локком утверждал, что «природа не делает скачков», то есть даже до всякого эмпирического исследования можно утверждать, что наряду с сознательными явлениями должны существовать и так называемые малые (неосознаваемые в данный момент, смутные) восприятия, которые заполняют промежуток между нечувствующей неживой природой и человеческим сознанием.

А.: Мне нечего добавить. Скажу только, что подобное «негативное» понимание бессознательного разрабатывалось и другими философами и психологами, кстати, в основном немецкоязычными.

С.: Кого ты имеешь в виду?

А.: Я имею в виду немецкого педагога и философа Иоганна Фридриха Гербарта, который творил в первой половине XIX века, и немецкого же философа, психолога, физика и даже сатирика Густава Теодора Фехнера.

Гербарт был фактически родоначальником немецкой эмпирической психологии сознания. Как и эмпиристы других стран, он считал предметом психологии сознание, элементом которого выступало представление.

С.: Что же здесь оригинального?

А.: Гербарт впервые попытался применить математику в психологии с целью измерения некоторых количественных характеристик представлений. И хотя «применение математики оказалось неудачным» [4, c. 130–131], разделение Гербартом представлений по степени ясности на три группы сыграло большую роль в последующей психологии. Представления могут быть в областях: «ясного сознания» (Вундт, как ты помнишь, назвал позже эту область «полем внимания»), «сознания» и, наконец, бессознательного. Между этими областями пролегают границы, которые Гербарт назвал «порогами»…

С.: Понятно теперь, откуда у Вундта такая модель сознания!

А.: Одно и то же представление может в разное время находиться в различных областях; никаких особых препятствий для проникновения тех или иных представлений в сознание не существует. Легче всего проникают в «ясное сознание» представления, которые для субъекта более значимы, а также те, которые имеют больше связей с прошлым опытом. Более ясные представления, «накопившись» в поле «ясного сознания», вытесняют другие за его порог. Подобно этому представления могут быть вытеснены и за порог сознания вообще. Так Гербарт, придерживаясь в целом негативного понимания бессознательного, использует некоторые понятия, например «вытеснение», которые будут затем широко применяться в психоанализе, где бессознательное определяется в «положительном» смысле.

Более успешно, чем Гербарт, решил проблему приложения математики к психологии Густав Теодор Фехнер во второй половине XIX века.

С.: Кажется, он был основателем психофизики – науки о количественном соотношении характеристик физической стимуляции и простейших психических явлений – ощущений?

А.: Верно. Кстати, интересен путь, каким Фехнер пришел к психофизике. Ведь по своему исходному образованию он был физиком и несколько лет преподавал в Лейпцигском университете. Но, частично потеряв по болезни зрение, вынужден был оставить физику и занялся философией. В этой последней области он прежде всего стремился опровергнуть известные ему вульгарно-материалистические учения об эпифеноменализме психики, доказав реальность ощущений. По его собственным воспоминаниям, «сентябрьским утром 1850 г., размышляя о том, как опровергнуть господствовавшее среди физиологов материалистическое мировоззрение, он пришел к выводу, что если у вселенной – от планет до молекул – есть две стороны – “светлая”, или духовная, и “теневая”, или материальная, то должно существовать функциональное отношение между ними, выразимое в математических уравнениях» [5, c. 192].

С.: Почему Фехнер говорил о духовной стороне вселенной от планет до молекул?

А.: Он придерживался позиции так называемого панпсихизма, то есть всеобщей одушевленности. В связи с этим он говорит о неосознаваемых ощущениях и дает в руки исследователей ряд методов количественного измерения порогов ощущений, то есть границы, которая, по Фехнеру, разделяет стимулы на два класса – вызывающие осознаваемые или неосознаваемые ощущения. Таким образом, Фехнер рассуждает о проблеме бессознательного уже не на абстрактном философском уровне, а на конкретном эмпирическом.

Подобные разработки начинают появляться во второй половине XIX века в разных областях: в частности, знаменитый немецкий физиолог Герман Гельмгольц говорит о «бессознательных умозаключениях».

С.: То есть о бессознательном в мышлении, как Пуанкаре?

«Позитивное» определение бессознательного

А.: Не совсем. Гельмгольц использует это понятие при объяснении человеческого восприятия. Согласно Гельмгольцу, восприятие – результат нашего богатого опыта, который приобретается в течение жизни. Мы «привыкаем» смотреть на мир определенным образом, выучиваемся определять расстояние до объектов, «знаем», как выглядят те или иные объекты, и поэтому можем найти их, допустим, даже при очень плохом освещении в темной комнате. Это помогает нам ориентироваться в мире, но одновременно часто приводит к различным зрительным иллюзиям. Помнишь, я рассказывал тебе о примере восприятия через дырки в ширме куска мела и куска угля. Как только испытуемый увидел знакомые ему предметы, тут же изменилось качество ощущений: а все потому, что «сработало» бессознательное умозаключение – кусок мела белый несмотря на плохое освещение, а кусок угля черный несмотря на яркое освещение. Бессознательные умозаключения, таким образом, помогают сохранить нам постоянство видимого мира.

С.: Я вижу, у Гельмгольца понимание бессознательного уже более позитивно, поскольку он начинает говорить о бессознательном не как о «смутно» осознанном, а как о том особом механизме конкретного психического процесса, который может быть вообще никогда не осознан, но который тем не менее оказывает существенное влияние на протекание психических процессов в сознании.

А.: Я думаю, можно так сказать. Но особенно сильно эта линия на «позитивное» истолкование бессознательного как особого мира, таинственного и пугающего, проявилась в медицинской, главным образом психиатрической, практике. Эта линия разработки проблемы бессознательного, как мы говорили вначале, уходит в глубь веков, до поры до времени мало пересекаясь с философской линией разработки той же проблемы, особенно в Европе. Более подробно данный вопрос освещен в книге французских исследователей психоанализа Леона Шертока и Раймона де Соссюра [6]. В ней речь идет главным образом о европейской психотерапии XVIII–XIX веков, в центре внимания которой были три сферы бессознательного: сновидения, состояния сомнамбулизма и неосознаваемые механизмы возникновения болезненных симптомов.

С.: Поподробнее, пожалуйста.

А.: Здесь я только поясню, что имеется в виду в данной книге под словом «сомнамбулизм». Сомнамбулизмом называется одна из глубочайших стадий гипнотического состояния, после которого пациент, будучи пробужденным, как правило, ничего не помнит из того, что с ним происходило; однако, если ему в состоянии гипнотического сна внушить нечто, например, выполнить какое-нибудь действие, он после пробуждения выполняет его, не понимая, почему он это делает. Иногда же он пытается объяснить окружающим, а скорее всего, самому себе происходящее с ним какими-то рациональными причинами. Вот пример подобного рода из гипнотической практики психиатрической школы в Нанси (Франция), которая оказала большое влияние на Фрейда (об этом мы еще будем говорить).

Л. Шерток, Р. Соссюр: Молодая женщина, больная истерией, демонстрировалась на заседании Медицинского общества. Во сне ей был дан такой приказ: после пробуждения снять стеклянный колпак с газового светильника, висевшего над столом, положить его в карман и унести с собой. По пробуждении она робко приблизилась к столу и была, по-видимому, смущена обращенными на нее взглядами, а затем, немного поколебавшись, встала коленями на стол. Она оставалась в таком положении минуты две, очень этого стыдясь и глядя вокруг то на одного, то на другого, затем посмотрела на предмет, который она должна была достать, потянулась к нему рукой, отдернула руку, затем быстро сняла стеклянный колпак, положила его в карман и поспешно удалилась. Она согласилась вернуть предмет, только выйдя из комнаты [6, c. 210–211].

А.: Что касается сновидений и роли бессознательного в образовании болезненных симптомов, то мы обратимся к этим проблемам несколько позже, когда будем рассматривать творчество самого Фрейда.

С.: Что же получается: до Фрейда существовала, с одной стороны, мощная философская линия развития проблемы бессознательного, с другой стороны – линия практической разработки этой же проблемы. Так что же тогда сделал Фрейд?

А.: Действительно, этот вопрос один из самых интересных. Вот что пишет по этому поводу современный знаток психоанализа.

Роль З. Фрейда в разработке проблемы бессознательного

В. М. Лейбин: К моменту создания психоаналитического учения представления о бессознательном имели широкое хождение как среди философов, так и среди медиков.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что Фрейд обратился к осмыслению этой проблематики. Скорее удивляет другое, а именно то, что многие психоаналитики стали рассматривать Фрейда как ученого, которому принадлежит приоритет в открытии бессознательного. Да и сам основатель психоанализа не прочь был выступить в роли человека, совершившего коперниковский переворот в науке. Однако, как показывает историко-философский анализ, Фрейду не принадлежит приоритет ни в постановке проблемы бессознательного, ни в выдвижении целого ряда идей, на основе которых был создан психоанализ [3, c. 63].

С.: Так что же все-таки Фрейд внес нового в разработку проблемы бессознательного?

B. М. Лейбин: Еще Бэкон подчеркивал, что вопрос о новизне не является столь простым, как это может показаться на первый взгляд. Недаром бытует мнение, согласно которому новое – это хорошо забытое старое… Дело не в том, кто первый в истории философии и науки ввел какое-либо новое понятие, выдвинул оригинальную идею или предложил своеобразные постулаты и эвристические схемы. Более важно, как и каким образом новое понятие, оригинальная идея или комплекс теоретических положений способствовали возникновению нетрадиционного учения, оказавшего заметное влияние на смену парадигм мышления, изменение ценностных ориентаций в западной культуре [3, c. 64, 82].

А.: Главное то, что Фрейд заложил основы новой «философии человека», нового видения и исследования человека, которые коренным образом изменили психологическую науку – да и не только ее. В его творчестве пересеклись философская и медицинская линии разработки проблемы бессознательного. Суть этой новой «парадигмы» в психологии лучше всего выразил хорошо знавший Фрейда писатель Стефан Цвейг.

C. Цвейг: Благодаря… открытию Фрейда научная психология порывает наконец со своей академической и теоретической замкнутостью и вступает в прямую связь с практической жизнью. Через посредство Фрейда психология впервые получает, в качестве науки, применение ко всем явлениям творческого духа. Ибо чем была прежняя психология? Школьной специальностью, теоретической дисциплиной, загнанной в университеты, замурованной в семинариях, поставляющей книги в неудобочитаемом и неудобоваримом языке формул. Тот, кто ее изучал, знал о себе и законах своей индивидуальности не больше, чем если бы он изучал санскрит или астрономию, и в широких кругах общества не придавали никакого значения результатам ее лабораторной работы, как полностью абстрактной. Перенеся центр тяжести этой науки с теоретических домыслов на индивидуальность и сделав предметом изучения кристаллизацию личности, Фрейд проталкивает психологию из семинария в реальность и утверждает за нею жизненно важное значение в силу ее применимости к человеку. Только теперь может она деятельно служить созданию новой личности в педагогике, лечению больных в медицине, оценке человеческих заблуждений в судопроизводстве, пониманию творческих начал в искусстве; занимаясь истолкованием неповторимой индивидуальности каждого отдельного человека в его собственных интересах, она помогает одновременно и другим. Ибо тот, кто научился понимать в себе человека, понимает его и в других [7, c. 76].

А.: Как видишь, Цвейг говорит об открытии путей проникновения в те тайники души, которые считались ранее «непроницаемыми» для научного изучения; Фрейд был тем, кто превратил исследование бессознательного в центральный момент изучения человеческой личности и открыл подходы к нему. И это оказало огромное воздействие на другие отрасли человекознания: на становление таких философских направлений, как философская антропология, экзистенциализм, герменевтика [см. 3], на литературу и искусство, не говоря уже о медицине и педагогике. Но самое интересное: психоаналитические идеи изменили и саму психологию человека, познакомившегося с ними. По словам того же Цвейга, «фрейдовские мысли… свободно обращаются в крови эпохи и языка; отчеканенные им формулы кажутся сами собой понятными; требуется, собственно говоря, большее напряжение для того, чтобы мыслить вне их, чем для того, чтобы мыслить ими» [7, c. 7]. Ты узнаешь это по собственному опыту: прочтя произведения Фрейда, ты на время станешь смотреть на людей буквально «по Фрейду». И только спустя какое-то время поймешь, что правда Фрейда о человеке, хотя и правда, но не вся.

С.: Хочу убедиться в этом сам.