Текст книги "13 диалогов о психологии"

Литература

1. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.

2. Флоренская Т. А. Диалог в практической психологии. М.: ИП АН СССР, 1991.

3. Розин В. М. Научные интерпретации предмета психологии (от парадигмы естественнонаучной к гуманитарной) // Психол. журн. 1991. Т. 12. № 2. C. 5–15.

4. Братусь Б. С. Аномалии личности. М.: Мысль, 1988.

5. Бердяев Н. А. Самопознание. М.: Международные отношения, 1990.

6. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.

7. Стеценко А. П. О роли и статусе методологического знания в современной советской психологии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1990. № 2. C. 39–49.

8. Дильтей В. Понимающая психология // Хрестоматия по истории психологии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. С. 258–285.

9. Бахтин М. М. Герой и позиция автора по отношению к герою в творчестве Достоевского // Психология личности: Тексты. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. С. 250–260.

10. Пузырей А. А. Культурно-историческая теория Л. С. Выготского и современная психология. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986.

11. Леонтьев Д. А. Гуманистическая психология // Философский энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1989. С. 140.

12. Стеценко А. П. Ответ рецензенту // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1990. № 2. C. 52–54.

13. Мамардашвили М. К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси: Мецниереба, 1984.

14. Тихомиров О. К. Понятия и принципы общей психологии. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992.

15. Грининг Т. История и задачи гуманистической психологии // Вопр. психол. 1988. № 4. С. 161–167.

16. Крипнер С, Карвало Р. Проблема метода в гуманистической психологии // Психол. журн. 1993. Т. 14. № 2. С. 123–126.

17. Орлов А. Б. Карл Роджерс и современный гуманизм // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1990. № 2. C. 55–58.

18. Годфруа Ж. Что такое психология: в 2 т. Т. 1. М.: Мир, 1992.

19. Роджерс К. К науке о личности // История зарубежной психологии: Тексты. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986. С. 200–230.

20. Роджерс К Несколько важных открытий // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14. Психология. 1990. № 2. C. 58–65.

21. Тобин С. А. Сравнение психоаналитической Я-психологии и личностно центрированной терапии К. Роджерса // Иностранная психология. 1993. Т. 1. № 1. C. 7-18.

22. Петровская Л. А. Компетентность в общении: Социально-психологический тренинг. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1989.

23. Петровская Л. А. Теоретические и методические проблемы социально-психологического тренинга. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.

24. Маслоу А. Самоактуализация // Психология личности: Тексты. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. С. 108–117.

25. Олпорт Г. Принцип «редукции напряжения» // Психология личности: Тексты. М.: Изд-во Моск. ун-та. С. 106–107.

26. Когнитивная психология // Психология: Словарь. М.: Политиздат, 1990. С. 164.

27. Найссер У. Познание и реальность: Смысл и принципы когнитивной психологии. М.: Прогресс, 1981.

28. Величковский Б. М. Современная когнитивная психология. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982.

29. Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М.: Мир, 1974.

30. Аронсон Э. Теория диссонанса: прогресс и проблемы // Современная зарубежная социальная психология: Тексты. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. С. 111–126.

31. Фестингер Л. Введение в теорию диссонанса // Современная зарубежная социальная психология: Тексты. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1984. С. 97–110.

32. Айзенк Г. Ю. Проверьте свои способности. М.: Педагогика-Пресс, 1992.

33. Тест-опросник Айзенка // Практикум по психодиагностике: Психодиагностические материалы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988. С. 11–16.

34. Общая психодиагностика: Основы психодиагностики, немедицинской психотерапии и психологического консультирования. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987.

35. Thomae H. Das Individuum und seine Welt. GÖttingen etc.: Hogrefe, 1988.

36. Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии / Под ред. Д. А. Леонтьева, В. Г. Щур. М.: Смысл, 1997.

37. Роджерс К. Р. Взгляд на психотерапию. Становление человека. М.: Прогресс-Универс, 1994.

38. Роджерс К. Клиентоцентрированная терапия. М.: Рефл-бук; Ваклер, 1997.

39. Маслоу А. Психология бытия. М.: Рефл-бук; Ваклер, 1997.

40. Маслоу А. Дальние пределы человеческой психики. СПб.: Питер, 1997.

41. Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы. М.: Смысл, 1999.

42. Маслоу А. Г. Мотивация и личность. СПб.: Питер, 1999.

43. Леонтьев Д. А. Что такое экзистенциальная психология // Психология с человеческим лицом: гуманистическая перспектива в постсоветской психологии. М.: Смысл, 1997. С. 40–54.

44. Тихонравов Ю. В. Экзистенциальная психология. М.: Интел-Синтез, 1998.

45. Солсо Р. Л. Когнитивная психология. М.: Тривола, 1996.

46. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса. М.: Ювента, 1999.

47. Величковский Б. М. Когнитивная наука: Основы психологии познания: в 2 т. М.: ИЦ «Академия», 2006.

Диалог 11
В деянии начало бытия
(О различных вариантах деятельностного подхода в психологии)

А.: Сегодня мы займемся различными вариантами так называемого деятельностного подхода в психологии. Я надеюсь, ты не будешь возражать против рассмотрения этого главным образом «отечественного продукта», к тому же тесно связанного с философией марксизма.

С.: Ты меня убедил: в каждой точке зрения есть своя правда. Давай найдем эту правду и в деятельностном подходе.

Краткое определение сути деятельностного подхода в психологии, его истоки и предпосылки

А.: А для начала, как всегда, рассмотрим его истоки и причины его появления в психологии. Но сначала – общее определение сути концепций, которые называют себя «деятельностными». Ярче всего эту суть раскрывает, по-моему, крылатая фраза из «Фауста» Гëте: «В Деянии начало Бытия» (или, в другом переводе, «В начале было Дело»). Можно привести еще слова французского психолога Анри Валлона, ставшие названием его переведенной на русский язык книги – «От действия к мысли» [1]. Но наиболее информативное и одновременно краткое определение сути деятельностного подхода дал в свое время один из его сторонников, автор оригинальной концепции формирования умственных действий Петр Яковлевич Гальперин.

П. Я. Гальперин: Сейчас в советской психологии активно обсуждается «деятельностный подход» к изучению психики (А. Н. Леонтьев, С. Л. Рубинштейн). По-моему, это означает: требование изучать психическую деятельность не саму по себе, а в составе внешней, предметной (в логическом смысле) деятельности субъекта; изучать ее по роли в этой внешней деятельности, которая определяет самую необходимость психики, и ее конкретное содержание, и ее строение; рассматривать психическую деятельность не как безличный процесс (что было характерно для ассоцианистической, физиологической, бихевиористической, гештальтистской и психоаналитической психологии), а как деятельность субъекта в плане психического отражения проблемной ситуации [2, c. 5].

А.: Итак, здесь упомянуты два имени, без которых нельзя представить себе деятельностного подхода в психологии: Сергей Леонидович Рубинштейн и Алексей Николаевич Леонтьев. Каждый из них создал свой вариант этого подхода. Но прежде чем говорить о различиях между их точками зрения, я хотел бы сформировать у тебя, так сказать, «гештальт» деятельностного подхода в целом.

Существует разный отсчет времени возникновения деятельностного подхода. Связано это, в частности, с разным представлением об «авторстве» принципа деятельности в психологии. Одни исследователи [3] считают, что принцип деятельности был сформулирован Рубинштейном еще в 1922 году в его статье «Принцип творческой самодеятельности», в то время как в советской психологии в 20-е и в начале 30-х годов XX века господствовал «недеятельностный подход», представленный, в частности, школой Выготского. Другие авторы, наоборот, считают, что фундаментальное значение для развития понятия деятельности имели как раз работы Выготского на рубеже 20 – 30-х годов, а параллельно шел другой процесс введения категории деятельности в психологию в произведениях Рубинштейна, начиная с 1934 года [4].

Я думаю, вряд ли можно датировать точно появление деятельностного подхода в психологии, поскольку это не одномоментное событие. Более правильно, как мне кажется, говорить о предпосылках деятельностного подхода в психологии, которые начинают складываться в 20-е годы XX века, и появлении такого подхода в 30-е годы. Противостояние двух вариантов деятельностного подхода, о которых мы все время говорим, обнаружилось в явном виде еще позже – на рубеже 40—50-х годов [см. 5, c. 249–251]. Но об этом после. Сейчас о предпосылках деятельностного подхода вообще.

В 1920-е годы спектр психологических направлений чрезвычайно широк, в том числе и в нашей стране.

С.: Очевидно, это бихевиоризм, рефлексология, реактология, психоанализ, гештальтпсихология…

А.: Прибавь еще такие прикладные направления, как педология и психотехника, идеи «описательной и объяснительной психологии», идущие от Вильгельма Дильтея, работы французской социологической школы… В середине 20-х годов Выготский пишет свою замечательную работу «Исторический смысл психологического кризиса», в которой высказывает следующую мысль: «В психологии происходит не борьба воззрений, которые можно привести к соглашению и которые уже объединены общностью врага и цели; даже не борьба течений или направлений внутри одной науки, а борьба разных наук. Есть много психологий – это значит: борются различные, взаимно исключающие друг друга реальные типы науки» [6, с. 374]. Чтобы выйти из этой ситуации, Выготский предлагает не объединить то, что не может быть объединено, а создать фактически новую психологию, новую методологию психологического исследования и общую теорию человеческой психики и сознания. Поэтому основной работой для психологов в это время должна была бы стать методологическая работа, направленная на всесторонний анализ крупнейших проблем психологической науки (природы психологического познания, его методологии и природы изучаемой в психологии реальности, а также методологических оснований всех школ в психологии) и – в будущем – на создание новой общей психологии, которая была бы свободна от ограниченности и недостатков прежних общепсихологических концепций.

К этой методологической работе подталкивали психологов как раз, казалось бы, далекие от сугубо теоретической психологии прикладные сферы науки, запросы практики и практических психологов. К сожалению, Выготский по сути дела лишь сформулировал программу построения новой психологии. Его конкретная психологическая концепция, о которой мы уже говорили, а именно культурно-историческая теория, только намечала контуры этой возможной психологии. Так мне, по крайней мере, кажется. Тем более что впоследствии Выготский вышел за рамки культурноисто рической концепции. Но требование создания новой общей психологии осталось. Примерно о том же говорил позже Рубинштейн в своих методологических работах, начиная с 1934 года, обосновывая уже «деятельностную парадигму» исследований. В этом же направлении шла работа харьковской группы психологов, развивавших идеи Выготского в «деятельностном ключе»…

С.: Опять забежал вперед!

А.: Виноват. Но так хочется обо всем сказать сразу! Итак, ты понял, что новый – деятельностный – подход в психологии был вариантом конкретного ответа на вопрос о новой методологии психологической науки. Так бы я определил первое условие появления деятельностного подхода.

Вторым условием стал, на мой взгляд, происходивший в 20-е годы XX века сдвиг тематики становящейся советской психологии с довольно абстрактных лабораторных исследований на изучение процессов трудовой деятельности и психических процессов в ней [см. 7, c. 466–470]. Так, Владимир Михайлович Бехтерев в Институте мозга и психической деятельности в Петрограде создает специальную лабораторию труда. Этой же проблематикой занимается известный физиолог Алексей Алексеевич Ухтомский. В Москве создается Центральный институт труда, которым руководит репрессированный впоследствии Алексей Капитонович Гастев и в котором работают уже известный тебе Исаак Нафтульевич Шпильрейн и физиолог Николай Александрович Бернштейн…

С.: Бернштейн… Кажется, мы о нем уже говорили в самом начале наших бесед.

А.: Нет, мы говорили не о Николае Александровиче Бернштейне, а об его отце – Александре Николаевиче, известном в ту пору враче. Николай же Александрович вошел в историю психологии и физиологии созданием оригинальной концепции построения движений, о которой мы еще будем говорить.

Что же дают исследования трудовой деятельности для психологии? Они отчетливо показывают, что трудовая деятельность – это не просто совокупность реакций на внешние раздражители, а нечто более сложное и целостное, свойства которого не могут быть выведены из отдельных реакций. Трудовая деятельность обладает свойствами, общими для всех видов деятельности, а именно – целенаправленностью, предметностью, социальностью и прочими, а также своими, специфическими свойствами. Но для научного описания и объяснения этих свойств наличный категориальный аппарат психологии был непригоден. Требовались новые категории психологии, способные описать эту сложную реальность.

Третьим условием появления в нашей стране деятельностного подхода стало неизбежное в тех исторических обстоятельствах обращение психологов к философии марксизма, в которой, как известно, категория деятельности играет чрезвычайно большую роль. Вспомни, что очень многие психологи провозгласили необходимость создания новой, «марксистской» психологии, которая опиралась бы на философию марксизма.

С.: Это, конечно, Корнилов и Выготский…

А.: А также Павел Петрович Блонский и Михаил Яковлевич Басов. Басов, по оценкам некоторых исследователей, первым ввел в психологию термин «деятельность» [см. 7, c. 494–497]. Правда, Алексей Николаевич Леонтьев считал, что – в отличие от Выготского, который не использовал термин «деятельность», но на самом деле его концепция была «деятельностной» – Басов использовал именно этот термин, но пытался вложить в него старое содержание [см. 4, c. 112–113]). Впрочем, все эти рассуждения требуют отдельного разговора.

Наконец, в-четвертых, определенная традиция, ставящая в центр психологических исследований «деятельностные» категории, в частности «действие», была во французской психологии. Владимир Петрович Зинченко, специально анализировавший вопрос истоков деятельностного подхода в варианте Леонтьева, отмечал, что «А. Н. Леонтьев превосходно знал французскую психологию» [8, c. 46]. Сам Зинченко имел в виду оказавшую влияние на Леонтьева «деятельностную трактовку интеллекта», идущую от Анри Бергсона к Пьеру Жане, Анри Валлону и Жану Пиаже [Там же].

Таковы, на мой взгляд, предпосылки деятельностного подхода в психологии, возникновение которого определялось стремлением отразить реальное богатство психической жизни человека в различных видах и формах его конкретной деятельности в мире. А теперь поговорим о действующих лицах этой «драмы». Итак, Сергей Леонидович Рубинштейн. Он учился в Германии, в частности, на философском факультете Марбургского университета, причем сразу же после его окончания, буквально накануне первой мировой войны, Рубинштейн защищает докторскую диссертацию.

С.: Как такое стало возможным?

Творческий путь С. Л. Рубинштейна и первая формулировка принципа единства сознания и деятельности

А.: Мало этого, он, формально являясь учеником неокантианцев Когена и Наторпа, в этой работе выступает их критиком. Происходит это потому, что уже в юности Рубинштейн обнаружил глубокую самостоятельность мышления, эрудицию во многих науках и – что главное – пытался проникнуть в механизмы развития наук, в методологию как философских, так и конкретных научных дисциплин. Причем его не удовлетворяло решение, даваемое неокантианцами относительно синтеза естественных и гуманитарных наук, он отрицал его за идеалистический характер. Ранняя материалистическая направленность научных изысканий Рубинштейна определялась не в последнюю очередь изучением марксизма сначала в легальном, затем в подпольном кружке, ранним знакомством с «Капиталом» Маркса, а возможно, и «обаянием личности Плеханова, с которым в ту пору встречался его отец» [см. 9, c. 5]. Для Рубинштейна Маркс всегда был и оставался одним из создателей диалектического метода познания различных сфер реальности, а «Капитал» – блестящим образцом конкретного его применения. Немудрено поэтому, что все его работы, в которых он затем анализирует значение идей Маркса для психологии, представляли собой не конъюнктурный акт, а логический результат его поисков конкретной методологии психологии.

С.: И что это за работы?

А.: Была опубликована и стала наиболее известной статья Рубинштейна «Проблемы психологии в трудах Карла Маркса». Это было в 1934 году. Но еще раньше, в 1922 году, была опубликована статья «Принцип творческой самодеятельности», которая выступила как бы подготовительным этапом конкретной разработки принципа, получившего затем название «принцип единства сознания и деятельности». В этой статье дается первая формулировка данного принципа. «Выходит» на эту проблематику Рубинштейн в контексте анализа процесса познания как творческой деятельности. Кстати, вспомни наши разговоры об объективности познания. Рубинштейн пишет в этой связи, что «нет и не может быть восприятия как формы познания, которое было бы чистой рецептивностью», что «объективное знание не должно быть восприятием или созерцанием непосредственной данности» [10, c. 105]. Познание всегда есть творческая самодеятельность, и объективность познания предполагает не «рецепцию» (созерцание), а конструктивный характер знания, и исследование представляет собой не «приятие данного, а, наоборот, преодоление данного, установленного до исследования во имя новых результатов исследования» [Там же].

Однако Рубинштейн идет еще дальше. Деяния исходят из субъекта, он проявляется в своих деяниях – эту мысль можно найти еще у Канта. Но у Канта нет указания на обратное воздействие деяний на субъекта. И Рубинштейн (по необходимости довольно кратко) формулирует принцип единства субъекта (сознания) и деятельности.

С. Л. Рубинштейн: Субъект в своих деяниях, в актах творческой самодеятельности не только обнаруживается и проявляется; он в них созидается и определяется. Поэтому тем, что он делает, можно определять то, что он есть; направлением его деятельности можно определять и формировать его самого. На этом только и зиждется возможность педагогики, по крайней мере, педагогики в большом стиле. Большие исторические религии понимали и умели ценить эту определяющую силу действий. И культ был не чем иным, как попыткой посредством организации определенных действий породить соответствующее умонастроение… Индивидуальность большого художника не только проявляется, она и созидается в процессе творчества… Лишь в созидании… этического, социального целого созидается нравственная личность. Лишь в организации мира мыслей формируется мыслитель [10, c. 106].

А.: Я процитировал эту небольшую статью, чтобы ты понял: в ней содержалась фактически программа построения новой деятельностной психологии, пусть еще в зародыше. И это, кстати, было еще до прихода Выготского в большую психологию, до его методологических формулировок. В это время Рубинштейн работает заведующим Одесской научной библиотекой.

С.: Как библиотекой? Разве он не преподавал?

А.: Переход Рубинштейна на эту работу после нескольких лет преподавания в Одесском (Новороссийском) университете объясняется тем, что Рубинштейн почувствовал «полное неприятие в научных философских кругах» его научной и преподавательской деятельности [см. 9, c. 7]. Зато он смог посвятить себя полностью тем проблемам психологической науки, которые его особенно интересовали.

Положение меняется после того, как Рубинштейн переезжает в Ленинград, становится заведующим кафедрой психологии Ленинградского государственного педагогического института имени Александра Ивановича Герцена.

М. Г. Ярошевский: Думаю, лидирующее положение в советской психологии как С. Л. Рубинштейна, так и Л. С. Выготского в значительной степени было обусловлено тем, что они, будучи исследователями высокой философской культуры, неотступно размышляли над специальной теорией (логикой развития) психологического познания, а не только над общими проблемами гносеологии [11, c. 283].

А.: В 30-е годы XX века Рубинштейн, как и Выготский чуть ранее, пытается ответить на вопрос, который поставил перед собой его аспирант Ярошевский и который стоял перед любым психологом, пытавшимся «свести концы с концами» и создать новую психологию.

М. Г. Ярошевский: Большое впечатление произвела на меня книга Карла Бюлера «Кризис психологии», где ставился вопрос о выходе из кризиса на пути интеграции трех главных направлений: интроспективной психологии сознания, бихевиоризма и культурологической концепции Дильтея.

Я изложил Сергею Леонидовичу свои соображения об этой книге. На что получил ответ, что вопрос о построении целостной психологической системы таким способом не решается. Все направления, о которых речь идет у Бюлера, должны быть сперва преобразованы. Нужны новая теория сознания, новая теория поведения и, наконец, новое понимание связей личности с миром культурных ценностей, чтобы преодолеть расщепление психологии и вывести ее из кризисного состояния [11, c. 285–286].

А.: В своих работах «ленинградского периода», продолжавшегося до 1942 года, Рубинштейн утверждает и доказывает, что базу для построения новой конкретной и содержательной психологии может составить философия марксизма, где иначе понимаются все три сферы реальности, о которых идет речь. При этом Рубинштейн использует «Экономическо-философские рукописи 1844 года» Маркса, которые действительно представляют большой интерес для психологов до сих пор. Рубинштейн анализирует там и другие работы Маркса, раскрывает их значение для психологии. Особую роль играет здесь Марксова концепция деятельности.

С. Л. Рубинштейн: Не в том была ошибка поведенчества, что оно и в психологии хотело изучать человека в его деятельности, а прежде всего в том, как оно понимало эту деятельность… Маркс, пользуясь гегелевской терминологией, определяет человеческую деятельность как опредмечивание субъекта, которое вместе с тем есть распредмечивание объекта… Вся деятельность человека для Маркса есть опредмечивание его самого, или, иначе, процесс объективного раскрытия его «сущностных сил»… Итак, деятельность человека – не реакция на внешний раздражитель, она также не делание как внешняя операция субъекта над объектом, – она «переход субъекта в объект»… Поскольку деятельность человека есть опредмечивание, объективирование его или переход субъекта в объект, раскрытие в объектах его деятельности его сущностных сил, в том числе его чувств, его сознания, постольку предметное бытие промышленности есть раскрытая книга человеческих сущностных сил, чувственно предлежащая перед нами человеческая психология…

Но…опредмечивание или объективирование не есть «переход в объект» уже готового, независимо от деятельности данного субъекта, сознание которого лишь проецируется вовне. В объективировании, в процессе перехода в объект формируется сам субъект. «Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз» [12, c. 24–25].

А.: При этом деятельность человека всегда носит общественный характер, даже если кому-то представляется, что он работает индивидуально. Ведь он пользуется при этом языком – общественным продуктом, ему даны материалы для его деятельности, но это тоже общественный продукт, и так далее.

С.: Знаешь, я это предвидел.

А.: Что именно?

С.: Будет много абстрактных положений и ничего конкретного.

А.: Я тоже так и знал. Ты, еще не вникнув, уже говоришь: «Абстрактно». Но все «конкретности» будут позже, поскольку и в истории советской психологии Рубинштейн сначала сформулировал принцип единства сознания и деятельности именно в такой, как ты говоришь, «абстрактной» форме, а впоследствии этот принцип стал разрабатываться эмпирически в самых различных исследованиях (как в школе Рубинштейна, так и – параллельно – в школе Леонтьева). Правда, это «единство» будет пониматься в обеих школах существенно по-разному. Но об этом – после.

Итак, деятельность, по Марксу, понимается не как совокупность реакций, а как целенаправленная активность субъекта, продуктивная, общественная по своему характеру, неизбежно включающая в себя, как любил говорить С. Л. Рубинштейн, «психологические компоненты» в виде целей, языковых и других значений, смыслов и тому подобное. Помнишь, я приводил тебе притчу о трех людях, таскающих камни? Снаружи, «внешне» это вроде бы одна и та же деятельность, а на самом деле – разная, побуждаемая и регулируемая различными мотивами. Именно в таком «внутреннем» смысле и призывал Рубинштейн изучать человеческую деятельность, опираясь на идеи Маркса. Тем более это требование относится к изучению сознания.

С. Л. Рубинштейн: Ошибка интроспективной психологии заключалась не в том, что она хотела сделать сознание предметом психологического изучения, а в том, как она понимала сознание, психику человека… В противовес основной идее интроспективной психологии о непосредственности психики (непосредственный опыт как предмет психологии) у Маркса со всей возможной отчетливостью сформулировано положение об объективной опосредствованности сознания… Эта идея об объективной опосредствованности психики с большой последовательностью проводится Марксом через все его психологические высказывания: для Маркса язык есть «практически существующее для других людей, а значит, и для меня самого реальное сознание…», «только через отношение к человеку Петру как к себе подобному начинает человек Павел относиться к самому себе, как к человеку» и т. д. Этим открывается принципиальная возможность объективного изучения психики. Психика не субъективно, не для познания только представляется опосредствованной; она может быть познана опосредствованно через деятельность человека и продукты этой деятельности, потому что она в бытие своем объективно опосредствована ими…

Основные формулы Маркса о сознании общеизвестны. «Сознание (das Bewußtsein) никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием (das bewußte Sein), а бытие людей есть реальный процесс их жизни»… Наряду с этой первой – вторая формула: «Мое отношение к моей среде есть мое сознание»… Сущность сознания в том, что мое отношение к моей среде в сознании человека само дано как отношение, т. е. реальное отношение человека к среде становится опосредствованным через идеальное ее отражение, которое практически осуществляется в языке [12, c. 24, 27–28].

А.: Таким образом, на основе анализа работ Маркса Рубинштейн намечает объективный подход к анализу сознания человека, о котором говорит и Выготский в несколько ином контексте: бытие сознания не исчерпывается его данностью самосознанию переживающего субъекта: это вторичная, генетически более поздняя форма, появляющаяся у человека [см. 13, c. 21]. Первой, объективной, формой существования психического является «жизнь и деятельность» [см. Там же, с. 21]. Отсюда – принцип единства сознания и деятельности.

С. Л. Рубинштейн: Формируясь в деятельности, психика, сознание в деятельности, в поведении и проявляется. Деятельность и сознание – не два в разные стороны обращенных аспекта. Они образуют органическое целое – не тожество, но единство…

Сам факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания, а тем самым ее течение и характер; деятельность перестает быть простой совокупностью ответных реакций на внешние раздражители среды; она по-иному регулируется; закономерности, которым она подчиняется, выходят за пределы одной лишь физиологии; объяснение деятельности требует раскрытия и учета психологических закономерностей. С другой стороны, анализ человеческой деятельности показывает, что самая осознанность или неосознанность того или иного действия зависит от отношений, которые складываются в ходе самой деятельности… Сознание не является внешней силой, которая извне управляет деятельностью человека. Будучи предпосылкой деятельности, сознание вместе с тем и ее результат. Сознание и деятельность человека образуют подлинное единство [13, c. 26–27].

А.: Ты заметил, наверное, что сейчас я обращаюсь к другой работе Сергея Леонидовича, а именно – знаменитому «кирпичу» – толстому учебнику «Основы общей психологии», первое издание которого вышло в 1940 году и которому предшествовал учебник 1935 года под названием «Основы психологии» гораздо меньшего объема. Уже в этом последнем Рубинштейн поставил своей задачей обобщить имеющиеся факты в психологии, идеи различных психологических направлений и школ на основе принципа единства сознания и деятельности. Однако «возможности решения этой задачи, – пишет его ученица Ксения Александровна Абульханова-Славская, – были ограничены тем, что теории, возникшие в другой логике, в другой методологии, на другой основе поддавались скорее систематическому изложению, чем внутренней систематизации» [14, c. 39]. Вместе с тем в это время начинаются эмпирические разработки того «абстрактного», на твой взгляд, принципа единства сознания и деятельности, которые представлены исследованиями как учеников Рубинштейна еще в ленинградский период его деятельности (позже он переезжает в Москву), так и «харьковской группы психологов», а затем собственно школы Леонтьева. Обратимся теперь к творческому пути Алексея Николаевича Леонтьева.