Текст книги "13 диалогов о психологии"

Предмет и метод психологии в программе построения психологии как самостоятельной науки, предложенной И. М. Сеченовым

А.: Ты догадлив. С учетом иного понимания самой психической деятельности Сеченовым оцени его краткую формулировку предмета психологии.

И. М. Сеченов: Научная психология по всему своему содержанию не может быть ничем иным, как рядом учений о происхождении психических деятельностей [6, c. 33].

А.: Поскольку психическое изначально имеет объективные формы своего существования и проявления, методология изучения психики предлагается соответствующая.

И. М. Сеченов:

1) психология должна изучать историю развития ощущений, представлений, мысли, чувства и пр.;

2) затем изучать способы сочетания всех этих видов и родов психических деятельностей друг с другом со всеми последствиями такого сочетания (при этом нужно, однако, наперед иметь в виду, что слово сочетание есть лишь образ) и наконец —

3) изучать условия воспроизведения психических деятельностей [6, c. 32–33].

А.: Таким образом Сеченов закладывает основы объективно-генетического подхода к изучению психического. Обрати внимание: Сеченов говорит об объективном изучении именно психического, а не поведения или каких-либо иных внешне наблюдаемых реалий. Это была, действительно, в подлинном смысле слова объективная психология. Но, конечно же, это была только программа, и поэтому Сеченов лишь в общих чертах затрагивает возможные конкретно-психологические процедуры изучения психических процессов: объективное наблюдение поведения детей, психологический эксперимент…

С.: Как? Еще до Вундта?

А.: К сожалению, у Сеченова в текстах есть лишь описания предполагаемых экспериментов.

С.: Из какой же области?

А.: Из области психологии мышления. Изучавший специально этот вопрос историк психологии Михаил Григорьевич Ярошевский обращает наше внимание на то место из полемической работы Сеченова «Замечания на книгу Кавелина», которое я хочу прочесть тебе полностью. В этих замечаниях Сеченов, как известно, критикует Кавелина (а точнее – субъективную психологию) за мысль об индетерминизме в психической сфере (Толстой, помнишь, говорил: «Я захотел поднять руку и поднял безо всякой на то причины»?). Сеченов предлагает проделать следующий опыт.

И. М. Сеченов: …Сказать в течение одного часа хоть, например, 200 различных существительных (конечно, из опыта нужно исключить подобные случаи, как, например, заученные на память с детства целые ассоциации различных слов, вроде исключений из правил латинской грамматики, ряда чисел, спряжения различных глаголов и пр.). При этом я беру на себя смелость предсказать следующий результат: если перед опытом г. Кавелин думал, например, о психологии вообще, то его первыми словами будут приблизительно: «психология», «душа», «тело», «идеализм», «материализм», «Кант», «Гегель» и пр., и очень возможно, что опыт удастся; но если бы при тех же условиях потребовать от него невзначай, чтобы он говорил известные ему существительные, относящиеся, например, к поваренному искусству, огородничеству и пр., то дело пошло бы уже значительно труднее, несмотря на то, что и в этих случаях действуют готовые ассоциации, выражающиеся, например, в том, что вслед за капустой уже легко сказать: морковь, картофель, горох и пр. Но положим, результат и в этом случае был бы удачен. Тогда пусть г. Кавелин попробует сказать, например, по два слова из психологии, из кухонного искусства, огородничества и пр. Здесь результат будет уже наверно отрицательный, несмотря на то, что перед каждым отделом существительных стоит родовое понятие, обнимающее собою в ассоциациях десятки видовых представлений [8, c. 76].

С.: Неужели ассоциативный эксперимент?

А.: Представь себе, и в начале 70-х годов XIX века! Фактически это был план экспериментального исследования влияния, оказываемого на течение мыслительного процесса поставленной перед испытуемым задачей, – то, что затем стало изучаться Вюрцбургской школой. Однако осталось неизвестным, пишет Ярошевский, «было ли для Сеченова изучение ассоциаций только “умственным экспериментом”, или он в действительности производил опыты, которые предлагал поставить на себе Кавелину» [Там же, с. 77].

Поэтому Сеченов имел полное право говорить в полемике с Кавелиным, что современная им научная психология не является положительной наукой, что интроспекция как особое «умственное орудие» для непосредственного познания сознания есть просто фикция. Впрочем, и здесь Сеченов остался верен себе. Одно дело – научная полемика, а другое – личные нападки на защитника того или иного взгляда. Вспоминая в своих «Записках» о полемике с Кавелиным, Сеченов писал следующее.

И. М. Сеченов: «Замечания» на эту книгу я писал, не зная лично Константина Дмитриевича, ни его благородного образа мыслей, ни его заслуг как ученого. Зная все это, я не написал бы своих «Замечаний» и, конечно, ограничился бы позднейшей статьей «Кому и как разрабатывать психологию», потому что в ней косвенно заключались все существенные возражения против основных положений книги, делавшие прямой разбор их излишним. Говорю это потому, что мне было очень неприятно думать о своих «Замечаниях», когда я лично познакомился с Константином Дмитриевичем и нашел в нем человека, относившегося ко мне с первых же встреч самым дружелюбным образом [1, c. 209–210].

А.: Как не хватало подобной культуры научных дискуссий несколькими десятилетиями позже, в 20-е и 30-е годы XX века! Но об этом поговорим чуть позже, когда будем рассматривать другие направления объективной психологии. В них многогранность программы Сеченова пропадает, да и сам Сеченов оценивается неадекватно. Вот, например, американский историк психологии Боринг называл Сеченова «русским пионером рефлексологии» [цит. по: 9, c. 414], в то время как рефлексология Владимира Михайловича Бехтерева, по-моему, намного более «плоское» по сравнению с сеченовским учение. Другие американские историки психологии усматривают приоритет Сеченова в сведении телесных и психических явлений к мышечному движению [см. 10, c. 392]. Ты, наверное, уже убедился, что это весьма упрощенные толкования работ Сеченова.

С.: Отчего же это происходило?

А.: Данный вопрос требует специального исследования, однако, я думаю, одно из объяснений «лежит на поверхности». Сеченов ведь, несмотря на то, что говорит о самостоятельности психологии как науки, тем не менее отдает ее на откуп физиологам.

С.: Почему?

А.: Потому что современная ему психология не знала никаких иных средств изучения сознания, кроме интроспекции. Лишь физиология владела, по Сеченову, возможным арсеналом методик объективного изучения психической деятельности, именно поэтому и изучение психики Сеченов поручал физиологам.

Отметим, однако, что объективность исследования психики может быть достигнута не только на пути ее изучения как естественного (природного) явления. Тот же Кавелин – и здесь надо отдать ему должное – высказывал мысль о возможности опытного объективного изучения психологии различных народов на основе исследований памятников культуры, что Сеченов неправомерно отрицал. Не рассматривал Сеченов и качественных различий психики животных и сознания человека. В споре этих двух выдающихся мыслителей – Сеченова и Кавелина – проявилась оформившаяся несколько позднее тенденция в психологии противопоставлять «естественнонаучную» психологию «гуманитарной».

Впрочем, дальнейшее развитие объективного подхода в психологии пошло по более упрощенному, нежели это было у Сеченова, пути. Я имею в виду прежде всего «объективную психологию», а затем и рефлексологию Владимира Михайловича Бехтерева.

«Объективная психология» В. М. Бехтерева

С.: Кажется, он тоже был физиологом?

А.: Не только. Бехтерев, получив медицинское образование в Санкт-Петербурге, стал практическим врачом, специалистом по нервным и душевным болезням. Судя по воспоминаниям современников, Бехтерев был «прекрасным врачом, блестящим диагностом… Поразительно широким и разнообразным был спектр лечебных воздействий, оказываемых пациентам в клинике Бехтерева» [11, c. 432].

Уже в самом начале века в созданном Бехтеревым Клиническом институте для борьбы с алкоголизмом широко использовались гидро-, электро– и физиотерапия, трудотерапия, лечебная гимнастика, музыкотерапия и прочее. Одновременно Бехтерев был всемирно известным ученым в самых разных областях: в анатомии и физиологии мозга, психопатологии и невропатологии, психологии и педагогике. Замечу, что до недавнего времени (где-то примерно до 60–70-х годов прошлого века) из всех отечественных психологов зарубежные исследователи знали и цитировали практически только двух из них: Бехтерева и Павлова, – например, в 15-томной немецкоязычной энциклопедии «Психология в XX столетии» [12].

С.: Но разве их можно назвать психологами?

А.: Во-первых, это зарубежные исследователи считают Павлова и Бехтерева пионерами «объективного подхода» в психологии. А во-вторых, Бехтерев многое сделал и в психологии тоже. Мы уже, кстати, немного говорили об этом. В 1885 году Бехтерев, 28-летний профессор, работая в Казанском университете, организовал психофизиологическую лабораторию, где впервые в России стали проводиться экспериментально-психологические исследования. После переезда в Петербург в 1893 году Бехтерев становится профессором Военно-медицинской академии по кафедре психиатрии и невропатологии и организует там клинику нервных болезней и первое в мире отделение нейрохирургической невропатологии. И опять-таки при этой клинике работает лаборатория экспериментальной психологии. А я еще не сказал, что Бехтерев явился организатором «Общества нормальной и патологической психологии», а также ряда журналов, где вопросы психологии занимали весьма существенное место: это «Обозрение психиатрии, невропатологии и экспериментальной психологии», «Вестник психологии, криминальной антропологии и гипнотизма»…

В 1907 году Бехтерев организует знаменитый Психоневрологический институт, который сейчас носит его имя. Он был одновременно и научным учреждением, и вузом, куда принимали студентов без ограничений возраста, социального и имущественного положения, пола, национальности. Как научное учреждение институт занимался задачами комплексного (всестороннего) развития личности, вопросами нормальной и патологической неврологии. И опять-таки при нем было открыто психологическое отделение и кафедра психологии.

С.: Опять эта универсальность и разносторонность, которая так поражает меня всегда в великих умах!

А.: Ты совершенно прав. Биографы Бехтерева неоднократно подчеркивали, что «главной отличительной особенностью его научной программы были ее системность и комплексность… Бехтерев значительно опередил свое время и как никто из его современников и в теории, и в практике приблизился к воплощению идеи создания Института человека» [11, c. 427].

С.: Который, насколько я знаю, лишь относительно недавно был создан у нас в стране…

А.: Однако идеи комплексного подхода к изучению человека продолжали развиваться в Ленинграде и после смерти Бехтерева в 1927 году его учениками, в частности Борисом Герасимовичем Ананьевым [13].

Вместе с тем мне представляется, что «комплексность» еще не означает «целостность». Как раз целостность психической действительности оказалась у Бехтерева разорванной.

С.: Что ты имеешь в виду?

А.: Я имею в виду тот этап психологического творчества Бехтерева, который многие авторы называют «дорефлексологическим», когда Бехтерев говорит о равноправном существовании двух психологий: субъективной и объективной.

С.: Очевидно, под субъективной психологией он имеет в виду современную ему эмпирическую психологию сознания?

А.: Ты угадал.

В. М. Бехтерев: Предметом изучения психологии такой, какой она была и есть до сих пор, является так называемый внутренний мир, а так как этот внутренний мир доступен только самонаблюдению, то очевидно, что основным методом современной нам психологии может и должно быть только самонаблюдение. Правда, некоторые авторы вводят в психологию понятие о бессознательных процессах, но и эти бессознательные процессы уподобляются ими в той или другой мере сознательным процессам, причем им приписывают обыкновенно свойства сознательных процессов, признавая их иногда как бы скрытыми сознательными явлениями [14, c. 3].

С.: А как же бессознательное у Фрейда?

А.: Бехтерев имеет в виду тех авторов, которые «отрицательно» определяли бессознательное как отсутствие сознания; это определение бессознательного действительно существовало в психологии, мы поговорим об этом позже.

В. М. Бехтерев: Таким образом…сама психология является наукой о фактах сознания как таковых… Психология, которой до сих пор занимались, основывалась почти исключительно на самонаблюдении и поэтому должна быть названа субъективной психологией. Она есть в настоящем смысле слова психология индивидуального сознания, как ее понимали и понимают все [14, c. 4, 7].

С.: Послушай, но ведь это отступление от Сеченова! Ведь у него субъективная психология вообще не признается наукой, а самонаблюдение в форме интроспекции не считается научным методом!

А.: Абсолютно верно. Бехтерев, в отличие от Сеченова, сохраняет старое понимание сознания как совокупности сознаваемых нами состояний. В то же время Бехтерев, конечно же, понимает всю недостаточность самонаблюдения как метода психологии.

В. М. Бехтерев: Самонаблюдение недостаточно даже для изучения собственной психической жизни… С другой стороны, очевидно, что для субъективной психологии совершенно закрыта область исследования сознательных процессов у других… С вышеуказанной точки зрения изучение психики других не может происходить иначе как путем воображаемого подставления собственных субъективных переживаний на место предполагаемых подобных же переживаний у других лиц.

В этом случае речь идет, очевидно, об аналогии как о методе научного исследования. Но непригодность этого метода для изучения психологии более чем очевидна [Там же, с. 4].

А.: Таким образом, свое собственное сознание еще можно изучать субъективным методом; сознание же других требует иных, объективных методов его изучения.

В. М. Бехтерев: Совершенно ошибочно распространенное определение психологии как науки только о фактах или явлениях сознания. На самом деле психология не должна ограничиваться изучением явлений сознания, но должна изучать и бессознательные психические явления и вместе с тем она должна изучать также внешние проявления в деятельности организма, поскольку они являются выражением его психической жизни. Наконец, она должна изучать также и биологические основы психической деятельности [Там же].

А.: Внимание! Итак, наряду с субъективной психологией, которая изучает «внутренне наблюдаемое» путем самонаблюдения, Бехтерев доказывает необходимость существования другой психологии, объективной, которая изучает «внешне наблюдаемое»! И это самое главное. Практически все авторы, которые называли себя или которых называли другие «объективными психологами», именно это и имели в виду. Объективно, с их точки зрения, можно изучать только «внешне наблюдаемое», а не «субъективную сторону» психической деятельности. В самом деле, говорили они, разве мы можем объективно исследовать смысл той или иной ситуации для субъекта?

С.: Конечно, нет; об этом может сказать только сам субъект.

А.: А разве не можем мы судить об этом по некоторым косвенным признакам?

С.: Каким, например?

С.: Расскажу тебе одну притчу, которая часто приходит мне на ум, когда я думаю об объективном исследовании в психологии. Представь себе ситуацию: три человека таскают камни из каменоломни на стройплощадку. Один работает еле-еле, другой чуть-чуть получше, зато у третьего работа в руках так и «кипит». Что мы можем сказать о том, почему это происходит?

С.: Ну, тут могут быть разные причины. Третий человек может быть сильнее всех или же он только приступил к работе.

А.: А если спросить каждого из них: «Что ты делаешь?» Что, по-твоему, они ответят?

С.: Как что? «Таскаю камни», – ответит каждый из них.

А.: А вот и нет. Первый из этих людей ответил спрашивающему его так, как ты сейчас сказал: «Ты что, не видишь, дурак? Таскаю камни». Второй ответил: «Я зарабатываю на жизнь себе и своим детям». А третий, который работал лучше всех, ответил: «Я строю Храм». Вот почему он работал лучше всех: работа имела для него возвышенный смысл! Таким образом, одна и та же работа может иметь разный смысл для субъекта – и этот смысл обусловливает эффективность выполнения этой работы.

С.: Но ведь о том, какой смысл имеет работа для каждого из этих людей, мы узнали фактически из их самоотчетов?

А.: В данном случае это так. Однако далеко не всегда человек может сам осознать истинный смысл своей деятельности. К тому же на уровне сознания какое-то бессознательное содержание может проявиться буквально взаимоисключающими переживаниями, и источник этих переживаний для самого субъекта оказывается неизвестным. Как раз именно смысл действий чаще всего и ускользает от сознания субъекта; более того, он может активно отвергать предлагаемую психологом интерпретацию его действий. Например, субъекту бывает очень сложно признаться даже себе в том, что работа, которой он занимается всю жизнь, на самом деле ему неинтересна. Так что понять действительный смысл того или иного действия для субъекта (а не тот, который ему только кажется) можно только путем длительного объективного исследования его поведения, его поступков, продуктов его творчества. Здесь используются и наблюдение, и так называемые проективные методики, и опросники, и специальные психологические эксперименты, и анализ написанных человеком текстов, созданных им произведений литературы и искусства и тому подобное. И это объективно-психологическое изучение вовсе не будет изучением «внешне наблюдаемого».

С.: Но ведь это так сложно, так долго и так опосредствованно!

А.: Именно в этой опосредствованности и заключается научность познания! Но вернемся к Бехтереву. Итак, наряду с субъективной психологией, которая и занимается изучением «переживаний» методом интроспекции, Бехтерев выделяет «объективную психологию», которая «рассматривает психические процессы лишь в их объективных проявлениях, не входя в рассмотрение субъективной стороны психического… Для объективной психологии нет вопроса о сознании или бессознательном. Она оставляет этот вопрос в стороне, предоставляя его всецело ведению субъективной психологии… Основанием для такого устранения вопроса… в том круге знаний, который мы называем объективной психологией, является то обстоятельство, что для сознательности процессов нет никаких объективных признаков. Мы не можем, руководствуясь исключительно объективной стороной дела, решить, протек ли данный процесс в сфере сознания или нет. По крайней мере, все попытки в этом отношении лишены строго научного значения и не идут дальше одних малообоснованных предположений» [14, c. 10].

Вот в чем дело! Бехтерев, как и психологи-субъективисты, утверждает, что нет объективных критериев сознательности психических процессов.

С.: Что же тогда он предполагал изучать в «объективной психологии»?

В. М. Бехтерев: Те соотношения, которые устанавливаются… в различных случаях между внешними воздействиями и теми внешними проявлениями, которые за ними следуют и которые обусловлены деятельностью высших центров мозга;…происходящие при этом те процессы в мозгу, которые в нем предполагаются и которые в известной мере доступны объективному исследованию с помощью тонких физических приборов [Там же].

А.: Таким образом, «объективная психология» должна заниматься внешней деятельностью и деятельностью нервной системы как внешними проявлениями единой нервно-психической деятельности. Да, Бехтерев говорит о недопустимости противопоставления духовного материальному…

В. М. Бехтерев: Мы должны твердо держаться той точки зрения, что дело идет в этом случае не о двух параллельно протекающих процессах, а об одном и том же процессе, который выражается одновременно материальными, или объективными, изменениями мозга и субъективными переживаниями; мы не должны упускать из виду, что и те и другие служат выражением одного и того же нервно-психического процесса, обусловленного деятельностью энергии центров. Поэтому во избежание всяких недоразумений… мы вправе и должны говорить ныне не о душевных или психических процессах в настоящем смысле слова, а о процессах нервно-психических [14, c. 8].

А.:…Но на деле две стороны нервно-психического процесса оказываются абсолютно оторванными друг от друга: ведь даже выделяются две психологии, каждая из которых изучает «свою» сторону! Итак, на этом этапе творчества Бехтерев не смог отказаться от субъективной психологии, как он это сделал впоследствии…

С.: Таким образом, остается одна «объективная психология»?