Текст книги "Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник)"

Это есть отказ от христианской свободы, отказ от личной ответственности перед лицом Бога. Но Господь охраняет нашу нравственную свободу и высоко дорожит ею. Здесь римская доктрина (Беллармин всегда был и до сих пор является особенно авторитетным и компетентным излагателем римской доктрины) требует от верующего того, что идет вразрез с духом Евангелия. «Вы куплены дорогою ценою, – писал ап. Павел христианам, – не делайтесь рабами человеков». А здесь как раз – христиане, Церковь делаются рабами. Это – дух рабства. Недаром кардинал Каэтан осмелился произнести кощунственное слово, в котором, однако, как в увеличительном стекле, ярко выступили некоторые несомненные тенденции римского католицизма: «Церковь есть рабыня Папы»…

Отсюда, при постоянных ссылках на церковную традицию – фактическое презрение к ней, произвольная однобокая выборка из нее того, что удобно, того, что годится для защиты папских притязаний. Ибо Папа – выше Церкви, выше традиции, выше Отцов! Епископ Корнелий Муссо хорошо выразил это миросозерцание в проповеди, произнесенной им в Риме в конце XVI века[258]258
  Приведено у Döllinger: «Das Papsthum» (bearbeitet von Friedrich), 1892, s. 212.


[Закрыть]: «что говорит Папа, то мы должны принимать, как если бы это говорил сам Бог. В делах божественных мы считаем его Богом; и в таинствах веры я поверил бы одному Папе более, чем тысячам Августинов, Иеронимов, Григориев…»

Всем сердцем нужно нам желать, чтобы это искажение учения о Церкви было преодолено истинно вселенским, истинно кафолическим сознанием дремлющим, но все же не умершим в католичестве… Трудно сейчас еще надеяться на это, но невозможное человекам возможно Богу.

Н. С. Арсеньев

II

Гораздо ближе можно подойти к этим основным причинам, остановившись на изучении тыла белых, к чему я и перейду.

Достаточно только одного беглого взгляда, чтобы бросилось в глаза то, неблагоприятное для белых, обстоятельство, что если у красных тылом, районом снабжения, неисчерпаемым источником людского резерва, столь необходимого на войне, была вся Россия, – то тыл белых почти неизбежно свешивался в море, только временами во время успехов белых отходя от него. Таким образом, белым до самого конца приходилось добывать свои пополнения, как когда-то первым добровольцам свои первые патроны и снаряды, – отбивая их у противника.

Следовало бы подробно остановиться на устройстве тыла белых, так как, быть может, это привело бы ближе к цели моего исследования. По мере возможности я и постараюсь это сделать.

Если красные для урегулирования своего тыла прибегали к очень простому, но действительному средству, то есть к террору, к пулемету, которые всегда и на всякий тыл действовали отрезвляюще, то белые должны были применять иные меры, более подходящие к той закономерности, которую они неизбежно несли с собою. У белых были губернаторы; между ними были и плохие и хорошие; но не было стражников, то есть верхи тыловой администрации просто лишены были исполнителей, ибо все то немногое, что было в распоряжении белых вождей по части людского материала, конечно, в первую голову поглощалось боевой линией… И, как следствие, получалось – что при полном произволе в тылу красных там царил относительный порядок, а при полной законности в тылу белых – тыл их был, безусловно, далек от порядка…

Я не могу останавливаться на подробном рассмотрении всего того, что делалось в белом тылу – я не могу перечислять все меры по аграрному вопросу, финансовому и иным законодательствам; каждый из участников вооруженной борьбы белых может по своей специальности дать немало материала для разработки этих вопросов; я лично хочу остановиться только на обстоятельствах, непосредственно влиявших на положение белого тыла, и на том, почему это было так, а не иначе. Последнее вытекает уже из моих указаний на методы сторон в этой напряженной борьбе.

Были восстания, но в этом отношении оба тыла, обе стороны были в одинаковом положении – восстания были и тут и там; и в этом отношении образцом может служить разбойник Махно, который, несмотря на все свое моральное тяготение к красным, с одинаковым увлечением дрался и против них, и против белых.

Был бич тыла тиф – но был он и тут и там. И белые, и красные, занимая районы расположения противника, натыкались на бесконечное количество трупов, на мертвые поезда, не имевшие в своем составе ни одного живого человека…

Бичом белого тыла была красная пропаганда. В этом вопросе красные преобладали, так как она была поставлена у них лучше, чем у белых, да и надо признаться, что лозунги, проводившиеся ими в жизнь, были всегда бесконечно более заманчивыми для массы, чем то, что могли предложить ей пропагандисты белого фронта… Дальше, чем «грабь награбленное», «все дозволено» и настоятельного обещания рая на земле, все равно идти было невозможно!

Пропаганда была могучим фактором, разрушавшим белый тыл; восприимчивость к ней толпы, имевшей свой рупор в городских базарах, была поразительна; но на толпу эту – и не только на толпу, но и на так называемые общественные круги в белом тылу – не меньше красной пропаганды действовала и другая работа – работа русской интеллигенции – отчасти и несоциалистического толка, но, конечно, главным образом работа самих социалистов…

Если первые, то есть радикальные интеллигенты действовали порой просто бессознательно, повторяя старые зады и насвистанные годами теории, то вторые действовали, конечно, совершенно сознательно.

В своем дневнике, в записи, относящейся к 10 июня 1919 года, И. А. Бунин рассказывает, как вся Одесса с замиранием в сердце прислушивалась к тому, что делается на фронте, и нервно гадала, удастся ли добровольцам сломить сопротивление красных и занять город, или же Одессе суждено оставаться под красным игом: «Вечером я у Р… и опять: я ему об успехах добровольцев, а он о том, что они в занятых областях «насилуют свободу слова» – кусаться можно кинуться». Да, надо согласиться: разговаривать с этими людьми было невозможно!

Обращаясь к деятельности социалистов в белом тылу, надо раз навсегда установить следующее: лозунг Керенского и комп<ании> «Ни Ленин, ни Колчак», при настойчивой работе социалистов против всякого личного и собирательного «Колчака», всегда говорил о работе за Ленина!

И в действительности, работая против Колчака, можно было помогать только его противнику, не сознавать этого не могли даже социалисты!

Для наглядности обратимся к фактам. В Сибири почтенная работа социалистов, о которой с гордостью, достойной лучшей участи, прямо и открыто говорит в своей брошюре член Учредительного Собрания Солодовников[259]259
  «Сибирские авантюры и генерал Гайда».


[Закрыть], велась по строго продуманной программе и, пройдя через открытое восстание, устроенное социалистами во Владивостоке, дошла до прямого предательства и выдачи адмирала Колчака и его министра Попеляева в руки большевиков, конечно, на смерть и на издевательство…

Что мы видим на Севере? Конечно, постоянную борьбу за власть и всяческие попытки насаждения столь несвойственных здоровой армии и массе офицерства и добровольцев социалистических лозунгов. Нельзя винить престарелого и лично порядочного Чайковского за то, что ему, несмотря на нахождение его во главе правительства, вместе с его «министрами» типа Бориса Соколова и общественными деятелями образца Скоморохова, это насаждение не удалось… они сделали со своей стороны решительно все для разложения белого тыла и фронта и… для торжества красного противника.

То же самое происходило на Западе, с «работавшими» там Кирдецовым, впоследствии сменовеховцем, имевшим тогда несомненное влияние на белую прессу, с «министром» Ивановым и т. д.

И менее всего на Юге! Менее всего потому, что в этом случае на Юге определеннее всего высказались вожди. Я не могу до сего времени установить более или менее точно, действительно ли правильны сведения о том, что в 1917 году в Ростов приезжал и делал попытки проникнуть к генералу Алексееву пресловутый главковерх Керенский; быть может, это и так, однако и он понял, что среди преданных им же на растерзание черни офицеров ему делать нечего. Но достоверно, что Савинков там был, и несомненно, что он делал шаги для того, чтобы быть принятым верхами белых в свой круг для «совместной работы»; вопрос был решен категорическим отказом генерала Деникина, тогда еще не главнокомандующего, не соглашавшегося даже присутствовать на одном заседании с Савинковым.

Была и еще одна попытка, которая, как мне кажется, могла дать для социалистов положительные результаты в смысле возможности наложить руку на деятельность белого командования. Я имею в виду попытку группы членов Учредительного Собрания, выпустившей в Екатеринодаре газету «Родная земля». Во главе группы был Григорий Шрейдер, который имел развязность начать говорить добровольцам о генерале Корнилове, о том, что, следуя его заветам, добровольцы должны идти влево и т. д. С этой провокацией пришлось бороться решительно: в один прекрасный день, когда Шрейдер разразился дифирамбами по адресу генерала Корнилова, – в редактируемой мною с В. В. Шульгиным газете «Россия» было просто перепечатано без всяких комментариев августовское воззвание городского головы Петербурга Григория Шрейдера, призывавшего петроградский пролетариат подняться на выступившего против Временного правительства изменника Корнилова… Результат этого выступления был неожиданный и для нас – Шрейдер был выслан из пределов, занятых Добровольческой армией, его газета закрылась и его группа потеряла всякое влияние.

Однако я слишком долго останавливаюсь на этом вопросе – вероятно, слишком он наболел у каждого из нас, чтобы пройти мимо него…

Вывод один – социалисты были всегда естественными врагами белых и тем самым, несомненно, помогали красным, для которых они были во многих отношениях «своими»…

Подходя к заключению в вопросе о добровольческом тыле, я остановлюсь еще на двух ходячих упреках, которые иногда выдвигаются против белых со стороны некоторых кругов, как русских, так и иностранных.

Во-первых, вопрос о грабежах. Я остановлюсь на нем только потому, что о нем говорят… Да, грабежи в тылу Белой армии были, отрицать это нельзя и никто отрицать это и не предполагает! Надо только к этому вопросу подойти с несколько иного конца, чем это делалось до сего времени.

Я лично принимал участие в японской войне, имевшей безукоризненно налаженный тыл (хотя бы потому, что войска все время на него отходили); я принимал участие в великой войне, на европейском фронте ее – и должен установить следующее. Всегда и всюду, при самой дисциплинированной армии, при самом налаженном тыле, даже при психике, нравственно непоколебимой неудачами или революцией, – грабежи были, есть и будут… Да и что в этом удивительного? Природа войны настолько ужасна, обыденность ее настолько жестока, что человеческая натура, в основу которой, как мы, к сожалению, хорошо убедились, заложено столько гнусного, не может не отозваться на соблазн «безнаказанного преступления»… Несомненно, что солдат, вошедший в дом местного жителя с винтовкой в руках, чувствует себя полновластным господином и ведет себя именно так, как, с его точки зрения, подобает вести себя в этом звании. Если все это в полной мере применимо ко всякой войне, что лично для меня несомненно, то в какой же мере это подтверждается в войне гражданской, особенно жестокой, хотя бы уже потому, что в ней каждый сам себе выбирает свой фронт борьбы и естественно усматривает в каждом, кого он видит по ту сторону боевой линии, в том числе и в обывателе, никакого участия в этой борьбе не принимающем – врага, которого он «имеет право» использовать для своего, хотя бы и минутного, благополучия…

Я, конечно, ни в коем случае не хочу сказать, что с этим фактом не следует бороться, – конечно, следует, и эта борьба на Юге России велась, – от приказов генерала Деникина до расстрелов генерала Врангеля включительно. Борьба необходима, но не надо закрывать глаза и на то, что результатом этой борьбы будет всегда не уничтожение, а только уменьшение размеров зла!

Я не могу не вспомнить, что даже в голой Маньчжурии, при строгой дисциплине тогдашней армии, солдаты умудрялись грабить, хотя объектов, кроме никому не нужных мелочей китайского обихода и объекта «натурального» грабежа у грязных и чуждых китаянок, – не было!

Характерно и несомненно то обстоятельство, что при успехе армии, при ее поступательном на противника движении, грабежей всегда меньше, – они всегда увеличиваются при отходе и довольно понятно, почему. Особенно это заметно в отходах гражданской войны, когда перед каждым, потерявшим меру дозволенного и недозволенного, бойцом уже открывается перспектива «черного дня», который грозит ему не на время, а на всю жизнь… И все-таки добровольцы генерала Врангеля, покинувшие Крым, пришли в лагери Галлиполи, Лемноса и Кабаджи голыми нищими… Такими же голыми нищими были и участники белой борьбы на всех ее фронтах.

Я не буду останавливаться на том, что и у красных грабежи, конечно, были, как они бывают, по моему убеждению, всюду – это, конечно, не оправдание для белых.

И делая сводку всему мною сказанному о грабежах – я повторяю: они были, но, конечно, не они были причиною неуспеха.

Если я не прошел мимо обвинений в грабежах, то я не могу игнорировать и того, что принято распространять о погромах.

В этом отношении я буду более чем краток: я совершенно определенно утверждаю, что в районах действия белых армий еврейских погромов, т. е. организованного уничтожения и ограбления евреев, ибо только их имеют в виду, – не было… Утверждаю это, и постараюсь доказать, считая, что и генерал Деникин в своих воспоминаниях (т. V, стр. 146) впадает в ошибку.

Скажу, прежде всего, что все сведения о погромах, якобы имевших место на Юге России, т. е. в районах «черты оседлости» евреев (остальные фронты проходили по местам, где почти отсутствовало еврейское население), – тенденциозно преувеличены. Всем, конечно, памятно, что, по газетным сведениям, о случаях так называемой «армянской резни» значительное количество раз писалось, и взывалось к цивилизованному миру, и всегда в одинаковых выражениях, гласивших о том, что каждый раз армян вырезали всех поголовно… Нечто подобное происходит и с еврейскими погромами на юге России. Так в Берлине мне пришлось слышать от одного докладчика, что петлюровцами в Проскурове было уничтожено… 60 000 евреев! Не надо доказывать, насколько это правдоподобно для города тысяч в 15 жителей!

Я не противоречу себе, сначала говоря о том, что погромов в Белой армии не было, а потом о том, что сведения преувеличены… Я только считаю, что моей задачей не может являться разбор вопроса о том, учинялись ли погромы отрядами Петлюры, Григорьева и других украинцев, или отрядами их противника-единомышленника Буденного!

Но если согласиться со мною, что в Белой армии еврейских погромов не было, то откуда же идет дым, от какого огня?

Очень просто, я утверждаю, что не было еврейских погромов. То, что стараются выдать за еврейские погромы, есть не что иное, как проявление тех инстинктов, о которых я говорил в отделе моего исследования о грабежах… Были нарушения дисциплины, были покушения на имущество, а иногда и на жизнь местных жителей, были грабежи и даже убийства; это было. Я лично знаю о случаях в районе Киева, Фастова, Белой Церкви, которые потом были специальной прессой раздуты в еврейские погромы… Это были удары по населению; за это были расформированы 2-я Кубанская пластунская бригада и Осетинский конный полк; должен был быть расформирован Волчанский отряд есаула Яковлева… Однако от этих проявлений отрицательного типа страдало как еврейское, так и христианское население захваченного беспорядками района… Но о несчастных христианах, конечно, никто не кричал в мировой прессе. Может быть, случайно еврейское население иногда страдало больше: но ведь в этих местечках евреев просто численно было больше, и они были богаче – естественно, что они страдали от этих бесчинств (против которых все время резко выступало белое командование) больше, чем христианская часть населения…

Вывод один – сведения об еврейских погромах, учиненных у белых, это только ничем не прикрытая демагогия и выигрышный способ борьбы с белыми, который широко практикуется и по сей день и красными, и их социалистическими единомышленниками… не больше!

Заканчивая часть моего доклада, посвященную вопросу тыла (которого, между прочим, совершенно не было у белых в период командования армией генералом Врангелем, ибо тогда весь Крым был, в сущности говоря, военным районом), я скажу только, что тыл, как и всегда на войне, был, конечно, тяжел для обеих сторон. Для приведения его в порядок надо было проявлять во много раз больше принуждения и, быть может, жестокости, чем это могли проявить белые; конечно, красные же не стеснялись применять и гораздо большую меру жестокости. Напомню, что добровольцы генерала Алексеева 23 февраля 1917 года уходили из богатого Ростова без гроша денег и полуголые. Я знаю случаи, когда один из горчичных «королей» Царицына дал на добровольцев… две сорокарублевые керенки… возможно ли было что-либо подобное в районах, занятых красными!?

Таким образом, я подошел постепенно к главной части моего исследования, к рассмотрению тех причин, которые я считаю непосредственными причинами неуспеха вооруженного выступления белых. Мне кажется, что из всего того, что я сказал до сих пор, они уже настолько ясны, что мне остается досказать и уточнить совсем немногое.

Что же именно я считаю непосредственными, истинными причинами неудачи вооруженного выступления белых? Что именно было тем роковым обстоятельством, которое отдалило от нашей Родины ее освобождение и в конечном результате привело Белое освободительное движение к его современной, если можно так назвать, заграничной стадии?

Первой и основной причиной я считаю настроение населения тех областей, по которым шло наступление белых.

В самом начале моего исследования я уже отчасти остановился на характеристике этого явления. Окраины, естественно привлекшие к себе взгляды тех русских людей, которые не захотели подчиниться установленной в центре диктатуре, не знали большевизма, т. е., вернее, не знали результатов практического его применения к шкуре обывателя. Они не испытали прелестей советского рая и не смогли дать полного напряжения, чтобы предотвратить надвигавшиеся на них испытания и мучения.

Население этих областей, конечно, знало войну, которая утомила всю Россию, население знало и революцию, которая дала так называемые «свободы», принесенные ею! Население с легкой руки солдат, знавших на фронте только декларацию прав, но не обязанностей солдата, знало только о своих правах и совершенно не представляло себе, что права эти все еще связаны с какими-то обязанностями.

На территории этого населения шла настоящая война, гражданская война с ее выстрелами, которые не всегда попадают только в тех, кто борется на линии огня; с ее репрессиями не только по отношению к людям и их имуществу, но и к самим селениям, которые иногда в процессе боя беспощадно и неизбежно сравниваются с землей… Население должно было поступиться своими правами, своими удобствами. Армия белых не была той снабженной и организованной армией, которую мы привыкли представлять себе, произнося это слово; немедленно по соприкосновении с населением она вынуждена была брать у него подводы лошадей, запасы и, наконец, и самих людей!

Война на данной территории всегда несет с собою много лишений и страданий. Война, а в особенности гражданская, сама себя кормит и пополняет! И конечно, население не могло приветствовать этого; оно, как я уже сказал, думало не об обязанностях, а только о правах, и от белых ожидало только немедленного восстановления порядка и нормальных условий жизни, со своей стороны совершенно не думая оказывать этому хотя какое-либо содействие.

Вся сумма этих неприятностей, приводимых затянувшейся войной, очень остро переживалась населением; в то же время его усиленно развращала красная и социалистическая пропаганда обещаниями избавления от всех этих напастей, обещаниями полного благополучия и полного господства, как известно, соблазнившими не одну только Россию, но смущающими и доселе немалую часть населения всего мира…

Все это сводилось к тому, что неудобства, приносимые белыми, восстанавливали население против них.

Отсюда постоянно оппозиционное настроение, начиная от интеллигентских благоглупостей, о которых говорит приведенная мною выдержка из дневника И. А. Бунина, и кончая социалистическим противодействием, а также распространением среди населения нелепых теорий о готовности белых «насадить старый режим» (чего, конечно, не было), и о «возвращении земли помещикам» (что прорывалось только в чая ниях и вожделениях отдельных лиц, дорвавшихся до своих владений и не понявших, что между прошлым и настоящим прошла революция). Вот почему так легко верили красной пропаганде, изображавшей полуголое и голодное (и в прошлом, и в настоящем) русское офицерство, составлявшее кадры белых армий, как «помещиков», «банкиров» и т. д.

Недостатки, о которых я говорил – в сфере административного управления, финансовых мер и аграрных распоряжений, – принимались за злонамеренность; и в результате население, не только в лице крестьянской массы, но порой и городской интеллигенции, как это ни странно сейчас слышать, сначала не шло дальше пожелания приходившим белым: «Помоги вам Пресвятая Богородица», и совершенно не хотело принять на себя хоть часть этой «помощи», а потом начинало мечтать об избавлении, которое, конечно, должно было прийти с красной стороны, ибо иного ничего не было!

В конечном результате получалось совершенно нелепое, но одинаково типичное для всех белых фронтов положение:

Когда уходили красные – население с удовлетворением подсчитывало, что у него осталось…

Когда уходили белые – население со злобой высчитывало, что у него взяли…

Красные грозили и грозили весьма недвусмысленно взять все и брали часть – население было обмануто и… удовлетворено. Белые обещали законность, брали немногое – и население было озлоблено…

Белые несли законность, и потому им ставилось всякое лыко в строку…

Таким путем из главной, основной причины неуспеха вооруженного выступления белых я прихожу к той, которая вытекает из первой: отсутствие у белых методов действий, которые требовались жестокой обстановкой гражданской войны и небывалой разрухи.

Если красные «работали» дубиной по обывательским головам, несли революционный режим, грабили «награбленное», уничтожали остатки старого режима и… казнили и убивали за все без исключения, за всякий намек на сопротивление, то белые, быть может в силу своего наименования (данного им, как и их противникам, самою жизнью), «работали» в белых перчатках, насаждали законы, призывали к их исполнению, и тем самым сами же связывали себе руки и не получали сочувствия уже распущенного и развращенного демагогией населения.

Красные обещали все, белые только то, что полагалось по закону…

Красные в виде аргумента и меры убеждения имели террор и пулеметы; белые угрожали… законом.

Красные отрицали решительно все и возвели в закон произвол; белые, отрицая красных, конечно, не могли не отрицать и применяемые красными методы произвола и насилия… Белые не сумели или не смогли быть фашистами, которые с первого момента своего бытия стали бороться методами своего противника! И быть может, именно неудачный опыт белых и научил впоследствии фашистов?..

Население ничего не требовало от красных, так как единственно, что оно могло, попавши в их руки, желать – покой, оно требовать, конечно, не решалось! От белых же население требовало… чуда, требовало для того, чтобы дать им свою поддержку, в которой не отказывало с самого начала Белого движения; оно требовало, чтобы белые единым мановением белой руки смыли с России всю кровь… Это, конечно, было неосуществимо; белые не только не были чудотворцами, они не были и фокусниками, хотя бы в небольшой части того, насколько это было присуще красным!

На этом, в сущности говоря, я мог бы закончить мое исследование, так как считаю мою задачу, в мере мне доступной, выполненной! В заключение только суммирую все мною сказанное и сделаю самые краткие выводы.

Условия стратегии и тактики, ошибки и промахи, сделанные белыми в этой области, вопросы идеологии белых, качества их вождей и армейской массы – все это при всем том, что я упоминал на протяжении моей работы, ни в коем случае не было причиной неудачи вооруженного выступления белых. В этом отношении несколько выделяется только то, что мною было приведено в доказательство отсутствия необходимой гибкости в характере белых вождей!

Политика «союзников» в русском вопросе, их всегда в корне своекорыстное поведение, неумение или нежелание белых использовать «новорожденных иностранцев» в лице лимитрофных государств и даже украинцев и, наконец, тыл, всегда и всюду в той или иной мере разложенный, – все это скорее приближается к тому, что послужило причиной неуспеха белых, быть может, и потому, что все то, что портило белый тыл, вытекало в свою очередь из тех причин, которые я считаю главными причинами неуспеха – неизжитость населением большевизма и индифферентизм, охватывавший население, когда оно убеждалось, что порядок не восстанавливается белыми по мановению волшебного жезла. Устранить эту последнюю причину, исправить ее злоносные последствия мешали основные качества белых, которые не смогли принудить население относится к себе иначе! Я говорю именно о принуждении, так как из всего того, что я уже высказал, явствует, что иные меры, так охотно применявшиеся белыми, меры законные – успеха не имели!

Мне кажется, что если бы истории угодно было поставить нас перед повторением возможности восстановления белых фронтов в России, последние две причины, непосредственно приведшие к проигрышу кампании, – не могли бы иметь места! С одной стороны, население узнало, что такое большевизм, на горькой практике минувших годов, с другой стороны – белые, перенеся горечь поражения, несомненно, стали бы действовать иначе! Это, несомненно, уменьшило бы расстояние между ними и населением, разделявшее обе стороны во время существования белых фронтов!

Нельзя не обратить внимания еще на одно обстоятельство. При всем разнообразии белых фронтов или, вернее, областей, в которых им приходилось действовать, при разнообразии условий времени, лиц и обстановки, все белые фронты без исключения пережили одинаковые стадии бытия; и это, мне кажется, подтверждает те обобщения и выводы, которые я попробовал для всех них.

На самом деле не показательна ли одинаковость в их судьбе? Все они проходили буквально через одно и то же…

Сбор со всех сторон. Энтузиазм первых кадров… Приведу по фронтам – переворот адмирала Колчака на Востоке, выступление капитана II ранга Чаплина на Севере, успехи ничтожных сил генерала Родзянко на Западе и движение в сплошной массе противника армии генерала Корнилова на Юге…

Наступление, успех… Выдвижение к Казани и Волге на Востоке, выдвижение передовых отрядов к Вологде на Севере, подход к Петрограду на Западе и линия Саратов – Воронеж – Курск – Киев – Могилев-Подольский – на Юге…

Неурядицы тыла… восстание во Владивостоке – в Сибири, правительственные осложнения на Севере, то же самое на Западе и Махно на Юге…

Союзники… противодействие чехословаков на Востоке, уход англичан на Севере, английский флот под Петроградом на Западе, первая Одесса и первый Крым на Юге…

Отход… разложение…

Предэвакуационный развал, январь – февраль 1920 года… выдача адмирала Колчака на Востоке, восстания в Архангельске и Мурманске – на Севере, попытки арестовать генерала Юденича на Западе и офицерские выступления в Новороссийске, и Севастополь – на Юге!

Только Крым генерала Врангеля со всеми своими особенностями, которые не входят в рамки исследования, и с его беспримерной эвакуацией избежал общего шаблона!

Мне кажется, что из всего сказанного можно сделать один и немалый вывод: белые могли бы победить красных, если бы они сами, в своих методах, в своей деятельности… стали тоже красными. Но несомненно и то, что они могли быть только белыми! За ними осталось их незапятнанное прошлое, их беспредельная любовь к родине, их горький опыт былых неудач… И я хочу верить, что они добьются столь необходимых им материальных и политических возможностей и, оставаясь сами собой, победят как белые!

А. А. фон Лампе