Текст книги "Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник)"

Борьба с денационализацией

Есть закон человеческой природы и культуры, в силу которого все великое может быть сказано только по-своему и все гениальное родится именно в лоне национального опыта, духа и уклада. Денационализуясь, человек теряет доступ к глубочайшим колодцам духа и к священным огням жизни: ибо эти колодцы и эти огни всегда национальны – в них заложены, в них живут целые века всенародного труда, страдания, созерцания, молитвы и мысли. Изгнание обозначалось у римлян, как «воспрещение воды и огня». И действительно, человек, утративший доступ к духовной воде и к духовному огню своего народа, – становится безродным изгоем, беспочвенным и бесплодным скитальцем по чужим духовным дорогам, обезличенным интернационалистом. Горе ему и его детям: они становятся историческим песком и мусором.

Национальное обезличение грозит русским людям – и в подъяремной России и в зарубежьи. И там и здесь мы должны всеми силами беречь наши колодцы и огни.

«Национальность», вообще говоря, определяется не сознанием и не произволом человека, а укладом его бессознательного и притом именно – его бессознательной духовности. Скажи мне, как ты веруешь и молишься; как проявляются у тебя доброта, геройство, чувство чести и долга; как ты поешь, пляшешь и читаешь стихи; что ты называешь «знать» и «понимать»; как ты любишь свою родину; кто твои любимые вожди, гении и пророки, – скажи мне все это, а я скажу тебе, какой нации ты сын; и все это зависит не от твоего сознательного произвола, а от духовного уклада твоего бессознательного.

А этот уклад слагается, формируется и закрепляется (прежде всего и больше всего) в детстве. И воспитание детей есть именно пробуждение их бессознательного чувствилища к национальному духовному опыту, укрепление в нем их сердца, их воли, их воображения и их заветных помыслов.

Бороться с угрожающим нам национальным обезличением русских детей (и в зарубежьи, и под советским ярмом) надо именно на этом пути: надо сделать так, чтобы все прекрасные предметы, впервые пробуждающие дух ребенка и вызывающие в нем умиление, восхищение, преклонение, чувство красоты, чувство чести, любознательность, великодушие, жажду подвига, волю к качеству, – были национально-русскими; и далее: чтобы дети молились и думали русскими словами; чтобы они почуяли в себе кровь и дух своих русских предков и приняли бы любовью судьбу, путь и призвание своего народа; чтобы их сердце и воля отзывались трепетом на дела и слова русских святых, гениев, героев и вождей. Получив в дошкольном возрасте такой духовный заряд и имея возможность не покидать этого пути (хотя бы внутренно, в семье), – наши дети, где бы они ни находились, развернутся в настоящих и верных русских людей.

1. Язык. – Язык уже вмещает в себе таинственным и сосредоточенным образом всю душу, все прошлое, весь духовный уклад и все заветные помыслы народа. Все это ребенок должен получить вместе с молоком матери (буквально!). Особенно важно, чтобы пробуждение самосознания и личностной памяти у ребенка (обычно – на третьем-четвертом году жизни) происходило на его родном языке. При этом важен не тот язык, на котором говорят при нем другие, а тот язык, на котором обращаются к нему, заставляя его выражать на нем его собственные внутренние состояния. Поэтому в зарубежьи, если невозможно иметь русскую няню, – следует воспретить иностранной няньке разговор с ребенком до тех пор, пока ребенок не научится говорить по-русски. Родители же и русские знакомые должны говорить с ребенком только по-русски; и притом чаще, больше и, по возможности, без всякой примеси иностранных слов и советского жаргона. Это относится и к чтению: пока ребенок не зачитает бегло по-русски, не следует учить его никакому иностранному чтению. В дальнейшем же в семье должен царить культ родного языка: вся семейная жизнь должна протекать по-русски; всякие следы «волапюка» должны строго изгоняться; очень важно ежедневное чтение вслух классиков, по очереди, хотя бы понемногу; очень важно ознакомление с церковнославянским языком, хотя бы элементарно и в чтении; существенны семейные беседы о преимуществах русского языка – о его богатстве, благозвучии, выразительности и т. д.

2. Песня. – Ребенок должен слышать русскую песню еще в колыбели. Пение принесет ему первый душевный вздох и первый духовный стон: они должны быть русскими. Пение помогает рождению и изживанию чувства в душе; оно превращает пассивный, беспомощный и потому обычно тягостный аффект – в активную, текучую, творческую эмоцию: ребенок должен бессознательно усвоивать русский строй чувств. Пение научит его первому одухотворению душевного естества – по-русски; пение даст ему первое не животное счастье – по-русски. Русская песнь глубока, как страдание; искренна, как молитва; сладостна, как любовь и утешение; – в наши черные дни, как под игом татар, она даст детской душе исход из грозящего каменения и озлобления. В дальнейшем необходимо добыть русский песенник и постоянно заселять детскую душу русскими мелодиями, – наигрывая, напевая, заставляя подпевать и петь хором. Всюду, где в зарубежьи имеется русская колония, надо создать русский хор – церковный и светский. Хоровое пение национализирует и организует жизнь.

3. Молитва. – Молитва есть страстная и сосредоточенная обращенность души к Богу. Каждый народ совершает это обращение по-своему; и только для поверхностного взгляда православие русского, грека, румына и американца – одинаково. Живое многогласие и многохваление мира требует, чтобы каждый народ молился самобытно; и эту самобытную молитву надо вдохнуть ребенку с первых лет жизни. Молитва даст ему духовное счастье; пусть он переживет его по-русски. Молитва даст ему источник духовной силы – русской силы. Молитва научит его сосредоточивать чувство и волю на лучшем – по-русски. Молитва даст ему религиозный опыт и поведет его к религиозной очевидности – по-русски. Ребенок, научившийся молиться, сам пойдет в церковь и станет ее опорой, – русской опорой, русской церкви. Он найдет пути – и в глубину русской истории, и на простор русского возрождения. Неправославный может быть верным и доблестным русским гражданином; но человек, безразличный к православию или враждебный ему, – вряд ли найдет доступ к священным тайникам русского духа и русского миропонимания.

4. Сказка. – Сказка будит и пленяет мечту. Она дает ребенку первое чувство героического – чувство испытания, опасности, призвания, усилия и достижения; она учит его мужеству и победе; она учит его созерцать человеческую судьбу, сложность мира, отличие добра и зла. Она заселяет его душу национальным мифом – тем хором образов, в котором народ созерцает себя и свою судьбу, исторически глядя в прошлое и пророчески глядя в будущее. В сказке народ схоронил свое вожделенное, свое ведение и ведовство, свое страдание, свой юмор и свою мудрость.

Национальное воспитание невозможно без национальной сказки. Ребенок, никогда не мечтавший в сказках своего народа, – отрывается от него и вступает на путь интернационализации. Приобщение же чужеземным сказкам помимо родных – ведет к денационализации.

5. Жития святых и героев. – Чем раньше и чем глубже воображение ребенка будет пленено живыми образами национальной святости и национальной силы, тем лучше для него. Образы святости – пробудят его совесть; а русскость святого – вызовет в нем чувство соучастия, приобщенности, отождествления, даст его сердцу и его воле радостную и гордую уверенность, что «наш народ оправдался перед лицом Божиим», что алтари его святы и что он имеет право на почетное место в мировой истории («народная гордость»). Образы героизма – пробудят его великодушие, его правосознание, его жажду подвига и служения, терпения и борьбы; а русскость героя (от Мономаха до Петра Великого, от Ломоносова до Пушкина, от Суворова до Врангеля) – даст ему непоколебимую веру в силы своего народа. Все это есть школа национального характера.

Преклонение перед святым и героем возвышает душу: оно дает ей сразу – и смирение, и задание, и верный путь, и чувство собственного достоинства. И так национальный герой – ведет свой народ и из-за гроба.

6. Поэзия. – Стихи имеют магическую силу – они подчиняют душу, пленяют ее гармонией и ритмом, заставляют ее искать законы и формы. Как только ребенок начнет говорить и тем более читать, так классические национальные поэты должны дать ему первую радость стиха и постепенно раскрыть ему свои сокровища. Сначала пусть слушает; потом пусть читает сам, учит наизусть, декламирует. Ни один народ не имеет такой поэзии, как русская: здесь мудрость облекается в прекрасные образы, а образы становятся звучащей музыкой. Русский поэт – одновременно национальный пророк и национальный музыкант. И русский человек, с детства влюбившийся в русский стих, – никогда не денационализуется.

7. История. – Русский ребенок должен с самого начала почувствовать и понять, что он сын великого народа, с величавой и трагической историей, с великими страданиями и крушениями, и с еще более великими достижениями (срв. письмо Пушкина к Чаадаеву от 19 октября 1836 г.). Его национальное самочувствие должно быть ограждено от двух опасностей: от националистического самомнения и от всеосмеивающего самоуничижения. Преподаватель истории не должен скрывать от ученика слабых сторон национального характера; но в то же время он должен указать ему все источники национальной силы и славы. В частности, особенно ядовит тот тон разлитого сарказма, который введен в трактование русской истории Ключевским. Этот тон несомненно поколебал и разъел верное национальное самочувствие в нескольких поколениях русской предреволюционной интеллигенции. История учит духовному преемству и сыновней верности; а историк, становясь между прошедшим и будущим своего народа, должен сам любить его судьбу и его путь и верить в его призвание. Тогда он будет не только истинным ученым, но и истинным национальным воспитателем.

8. Армия. – Армия есть сосредоточенная волевая сила моего государства, оплот моей родины, воплощенная храбрость моего народа, организация служения, самоотверженности и чести – вот чувство, которое должно быть передано ребенку его национальным воспитателем. Успех своей армии он должен переживать как свой успех; его сердце должно сжиматься от ее неудачи; ее вожди должны быть его героями; ее знамена – его святынею. Сердце человека принадлежит тому делу и той нации, чью армию он считает своею. И в этом отношении Россия переживает ныне величайший соблазн: ибо основная масса ее армии служит не ее делу; а то дело, которому эта масса служит, есть дело погубления и растления страны. Вот почему настоящая русская армия пребывает – в прошлом, в зарубежьи и в будущем.

9. Другие искусства. – В меру возрастания и в меру возможности надо открывать ребенку доступ ко всем видам национального искусства – от архитектуры до живописи, от пляски до театра, от музыки до изящной литературы[182]182
  В ближайшей книжке «Русского Колокола» редакция даст практические указания по имеющейся в зарубежье литературе по собий.


[Закрыть]. Тогда душа его всесторонне раскроется для восприятия того, что впервые дали ей русская песня и русская поэзия. Понятно, что наиболее доступным, наиболее увлекающим и непосредственно национализирующим видом искусства останется русская пляска со всей ее свободой, ритмичностью и драматизмом.

Русская душа даровита, разностороння, широка, гибка и переимчива. В этом ее дар; но в этом и ее опасность. Ее сторожит у дверей соблазн мнимой «всечеловечности» и действительного обезличения. И потому ей необходима любовь и воля к национальной самобытности. Воспитание есть дело именно любви и воли; осторожного и органически-целостного, но продуманного, планомерного и долгого усилия.

И ныне Россия нуждается в этом, как еще никогда.

Редакция

Живые слова петра великого (1672–1725) (Для памяти)

Великий Петр! Твой каждый след Для сердца Русского есть памятник священный…

Князь П. А. Вяземский

Сынишка твой Петрушка, в работе пребывающий.

(1689 г. Подпись на письме к матери, Наталии Кирилловне Нарышкиной)

Аз бо есмь в чину учимых и учащих мя требую.

(1697 г. Надпись на печати, коею он запечатывал свои письма из-за границы)

Весело слушать, когда подданные открыто говорят своему Государю правду; вот чему надо учиться у англичан!

(1697 г. После посещения инкогнито английской Палаты Лордов)

Коли они таковы, то пусть веруют, как хотят; над совестью людей властен один Христос. Если нельзя их обратить от суеверия рассудком, то не пособит ни огонь, ни меч, а мучениками за глупость быть – ни они той чести не достойны, ни государству пользы не будет…

(О купцах-раскольниках, – узнав, что они честны и прилежны)

Победы от Бога, но мы должны употреблять все силы, чтобы их получить. Я взял тебя в поход, показать тебе, что я не боюсь ни трудов, ни опасностей; ты должен следовать моему примеру, должен любить все, что служит ко благу и чести отечества, и не щадить трудов. Если советы мои разнесет ветер, и ты не захочешь делать того, что я желаю, то я не признáю тебя своим сыном и буду молить Бога, чтобы он наказал тебя в этой и в будущей жизни.

(1704 г. Сыну, царевичу Алексею Петровичу, при взятии Нарвы)

Чего боитесь?!. Царя везете!.. С нами Бог!!.

(Растерявшимся лодочникам во время морской бури)

Пришел час, когда решается судьба отечества. Вы не должны думать, что сражаетесь за Петра, а за государство, Петру врученное, за род свой, за отечество, за веру нашу православную и за церковь. А о Петре ведайте, что ему жизнь недорога, жила бы только Россия в славе и благоденствии.

(1709 г. Из приказа перед Полтавской битвой)

Если случится последнее, то вы не должны почитать меня своим Государем и ничего не исполнять, что мною хотя бы то собственноручным повелением будет требуемо, пока я сам не явлюсь между вами. Если же я погибну, то выберите между собою достойнейшего мне в наследники.

(1711 г. Из письма к Сенату, в предвидении возможного турецкого плена на Пруте)

За здравие тех, кто любит Бога, меня и отечество!..

(Из застольных тостов Петра Великого)

Я заезжаю к тебе не затем, чтобы тебя беспокоить! Так не в чем тебе и извиняться…

(Слова, сказанные при посещении шелковой фабрики Полуярославцева – хозяину, который не знал о прибытии Царя, проспал и прибежал извиняться)

К чему уничижать звание, безобразить достоинство человеческое? Менее низости, более усердия к службе и верности ко мне и государству – таков почет, подобающий Царю…

(Слова, сказанные при запрещении писаться в обращении к Царю уничижительными именами, падать перед Царем на колени и снимать зимою шапки перед дворцом. По тем же соображениям Петр Великий в Воинском Уставе запретил бить солдата)

За мое отечество и людей моих я живота своего не жалел и не жалею; как могу тебя, непотребного, пожалеть? Ты ненавидишь дела мои, которые я для людей народа своего, не жалея здоровья своего, делаю.

(1715 г. Царевичу Алексею Петровичу)

Хотя что добро, и надобно, а новое дело, – то наши люди без принуждения не сделают…

(При насаждении новых отраслей промышленности)

В твоем порицании дел моего отца и в похвале моим – больше брани на меня, чем я могу стерпеть…

(1717 г. Ответ Мусину-Пушкину)

Вот ты больше всех меня бранишь и так больно досаждаешь мне своими спорами, что я часто едва не теряю терпения; а как рассужу, то и увижу, что ты искренно меня и государство любишь, и правду говоришь, за что я внутренно тебе благодарен.

(1717 г. Ответ князю Я. Ф. Долгорукому)

Понеже иного дела не имеете, точию одно правление, которое, ежели неосмотрительно будете делать, то пред Богом, а потом и здешнего суда не избежите.

(1717 г. Из письма к сенаторам с выговором за беспорядки в управлении)

Знаю, что меня считают тираном. Иностранцы говорят, что я повелеваю рабами. Это неправда: не знают всех обстоятельств. Я повелеваю подданными, повинующимися моим указам. Эти указы содержат в себе пользу, а не вред государству. Надобно знать, как управлять народом. Английская вольность здесь не у места, как к стене горох. Честный и разумный человек, усмотревший что-либо вредное или придумавший что-либо полезное, может говорить мне прямо, без боязни. Вы сами тому свидетели. Полезное я рад слушать и от последнего подданного. Доступ ко мне свободен, лишь бы не отнимали у меня времени бездельем. Недоброхоты мои и отечеству, конечно, мной недовольны. Невежество и упрямство всегда ополчались на меня с той поры, как задумал я ввести полезные перемены и исправить грубые нравы. Вот кто настоящие тираны, а не я. Я не усугубляю рабства, обуздывая озорство упрямых, смягчая дубовые сердца; не жестокосердствую, переодевая подданных в новое платье, заводя порядок в войске и в гражданстве, и приучая к людскости; не тиранствую, когда правосудие осуждает злодея на смерть. Пускай злость клевещет, – совесть моя чиста. Бог мне Судия! Неправые толки в свете разносит ветер…

(Из частной беседы)

По мне будь крещен или обрезан – едино, лишь будь добрый человек и знай дело.

(Из собственноручных записей)

Едва ли кто из государей сносил столько бед и напастей, как я. От сестры был гоним до зела: она была хитра и зла. Монахине несносен: она была глупа. Сын меня ненавидит: он упрям.

(1718 г. Во время следствия над царевичем Алексеем Петровичем)

Надлежит Бога благодарить всеми силами, но, надеясь на мир, не ослабевать в воинском деле, а стараться об общей пользе, дабы народ получил облегчение.

(1721 г. Из речи Сенату после заключения победоносного Ништадтского мира со шведами)

Наш народ – яко дети, которые никогда за азбуку не примутся, пока не приневолены будут; которым сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что явно из всех нынешних дел. Не все ль неволею сделано? А уж за многое благодарение слышится!

(Из Устава 1723 года)

Лучше десять виновных освободить, нежели одного невинного к смерти приговорить.

(Из закона о судебном процессе)

Нам нужна Европа на несколько десятков лет, а потом мы к ней должны повернуться задом.

(Слова, записанные Остерманом)

Руби все дотла!

(1724 г. Ответ обер-фискалу Мякинину, докладывавшему дела о казнокрадстве и спросившему: «Обрубать ли только сучья, или подложить топор на самые корни?»)

Сие едино жажду мою утолит; сие едино услаждает меня!

(1725 г. Предсмертные слова, сказанные пересохшим языком; перед последним причащением Св. Тайн)

№ 6

 
По жестким глыбам сорной нивы,
С утра до истощенья сил,
Довольно, пахарь терпеливый,
Я плуг тяжелый свой водил!
Довольно, дикою враждою
И злым безумьем окружен,
Боролся крепкой я борьбою…
Я утомлен, я утомлен!
Пора на отдых. О, дубравы,
О, тишина полей и вод,
И над оврагами кудрявый
Ветвей сплетающихся свод!
Хоть раз один в тени отрадной,
Склонившись к звонкому ручью,
Хочу всей грудью, грудью жадной,
Вдохнуть вечернюю струю…
Стереть бы пот дневного зноя!
Стряхнуть бы груз дневных забот!.. –
Безумец! Нет тебе покоя,
Нет отдыха! Вперед, вперед!
Взгляни на ниву: пашни много,
А дня немного впереди.
Вставай же, раб ленивый Бога!
Господь велит: иди, иди!
Ты куплен дорогой ценою,
Крестом и кровью куплен ты:
Сгибайся ж, пахарь, над браздою!
Борись, борец, до поздней тьмы!..
Пред словом грозного призванья
Склоняюсь трепетным челом…
А Ты безумного роптанья
Не помни на суде Твоем!
Иду свершать в труде и поте
Удел, назначенный Тобой,
И не сомкну очей в дремоте,
И не ослабну пред борьбой.
Не брошу плуга, раб ленивый,
Не отойду я от него,
Покуда не прорежу нивы,
Господь, для сева Твоего.
 

А. С. Хомяков

Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей.

Пс. 50, 12

Во всей великой смуте наших дней, среди крушений, бед и утрат, в раздорах и соблазнах – мы должны помнить одно и жить одним: поддержанием и насаждением духа рыцарственного служения. Прежде всего – в нас самих; а потом – в наших детях, в наших друзьях и единомышленниках. Мы должны беречь этот дух, как святыню; мы должны укреплять его в тех, кто доверяет нам, кто советуется с нами, кто ищет нашего руководства; мы должны подсказывать его нашим руководителям и пастырям, настаивая и даже требуя. Ибо этот дух есть как бы воздух и кислород русского национального спасения; и там, где он иссякает, немедленно начинается атмосфера гниения и разложения, явного или скрытого большевизма.

Десятилетия, переживаемые нами, таковы, что людям, привыкшим держаться на безразличных и теплопрохладных позициях и не могущим или не желающим окрепнуть и совершить выбор, – приговор оказывается подписанным заранее: они обречены болоту и унижениям, а жизненные силы их будут использованы мировыми соблазнителями. Всюду, где нет воли, – за видимым безволием рано или поздно выступит воля сынов погибели; всюду, где совесть молчит, а жадность раздваивает душу, – большевизм уже побеждает; всюду, где грубое властолюбие одних раздражает несытое честолюбие других, – готовится соблазн, распад и торжество врага. Всюду, где слабеет или исчезает дух рыцарственности, – беда уже ждет у двери. Так обстоит ныне; так будет и впредь.

На каком бы посту ни стоял человек, этот пост (если только дело его само по себе не позорно) имеет свою идею, осмысливающую его дело, освящающую его, не как службу, а как служение, как служение единому Божьему Делу на земле. В отличие от самого субъекта, имеющего свои личные интересы, симпатии и вожделения, Божие Дело имеет свои Предметные пути, необходимости и требования. И вот, личные интересы человека и Предметный интерес его дела каждый миг могут разойтись и поставить человека перед искушением своекорыстия. Каждый миг человек может оказаться в положении торгаша, не знающего, на что решиться, или в положении предателя, предпочитающего свой интерес – Предметному.

Дух рыцарственности состоит в стойкой верности Предметному пути.

Есть люди, совсем не видящие Дела и не постигающие Предметных требований. Они знают только свое – личный успех; а все остальное есть для них лишь средство. Вся их деятельность оказывается прислуживанием и предательством, и от деятельности этих карьеристов, льстецов, взяточников и временщиков всегда гибли и будут гибнуть все человеческие организации и учреждения. Продажность есть их девиз – все равно, за что бы они ни продавали Дело, за деньги, за честь или за власть, и все равно, что бы ни скрывалось в душе за их предательством – откровенный нигилизм (как у большевиков) или сентиментальная бесхарактерность и оправдывающаяся софистика (как у предбольшевицкого обывателя).

Есть другие люди, знающие о требованиях Дела и Предмета, но относящиеся к ним с формальным безразличием, как к тяжелому и неприятному долгу или постылой неизбежности – без любви, без вдохновения, без творчества. Их деятельность – есть «служба», а их служба есть отбывание очередного «приказа» или «номера»; они работают, как наймиты, в лучшем случае только не клянущие свой труд, или же как рабы, тяготящиеся каждым своим усилием. Судьба Дела им безразлична. Требования Предмета, как он бы ни назывался – Церковь, Родина, Правосудие, Армия, Наука, Искусство, – только затрудняют их и тяготят. Божьему Делу на земле они не преданы. И от деятельности этих бесчувственных машин, этих индифферентов и поденщиков – все человеческие организации и учреждения начинают внутренно пустеть и замирать, разочаровывая и раздражая всех, кто приходит с ними в соприкосновение, вызывая нарекания и накапливая атмосферу разрушительного протеста.

Ныне России, как никогда, нужны люди, способные не к прислуживанию и не к службе, а к служению. Люди, не только видящие Дело и постигающие требования Предмета, но преданные Божьему Делу на земле; люди, не только не безразличные и не бесчувственные, но вдохновляющиеся и вдохновляющие других; люди, не уступающие интересов Дела ни за деньги, ни за честь, ни за власть, ни по просьбам, ни за одолжения, – неподкупные в полном и высшем смысле этого слова.

Это люди, для которых долг не каторга и обязанность не постыла; потому что в их душе обязанность покрыта личной преданностью и долг потонул в страстной заинтересованности Делом.

Это люди, которых всякий личный успех, конечно, радует; но для которых личный успех всегда остается лишь средством, служащим победе Божьего Дела. Это люди, не боящиеся ответственности именно потому, что они вкладываются в Дело целиком и совсем не ищут во что бы то ни стало личной удачи и преуспеяния. Это люди характера и гражданского мужества. Люди волевой идеи. Добровольцы русского национального Дела. Призванные организаторы России.

Дух рыцарственности и состоит прежде всего и больше всего в добровольном и волевом принятии на себя бремен и опасностей во имя Божьего Дела на земле. И надо признать, что если жизнь ожидает этого от нас всегда, и даже в самое благополучное время предлагает нам такие бремена и связанную с ними ответственность и опасность на каждом шагу, – то после русского военного крушения и революционного разгрома все возрождение и восстановление России будет целиком зависеть от того, найдется ли в нашей стране кадр людей, выдержанный в таком духе и способный к такому служению. Кадр неподкупный – и потому ничего не продающий ни иностранцам, ни внутренним врагам России; верный любовью и совестью – и потому способный собрать вокруг себя доверие и преданность во всех сердцах, верных родине, рыцарственный – и потому призванный к служению и к организации публичного спасения.

Сущность рыцарства, необходимого России, состоит прежде всего не в посягательстве, а в самоотречении. Ни одна из современных политических партий не рыцарственна, ибо все они посягают на власть и на сопряженные с нею выгоды[183]183
  Сравни превосходную и точную формулу Е. В. Спекторского: «Современная политическая партия это не более как частное предприятие для захвата власти и всех сопряженных с этим выгод» («Христианство и культура», стр. 256–257).


[Закрыть]. То, что нужно России – это кадр людей с обновленной и облагороженной политической мотивацией в душе. Новый режим смогут создать только новые люди, «новые» не в смысле возраста, или имени, или все растлевающего «революционного стажа», – но в смысле направления воли и силы воли: Предметного направления и несломимой силы. Тот, кто за эти годы крушений, бед и утрат не сумел найти в своей душе новых источников для политического разумения и для политической деятельности – религиозных, патриотических и рыцарственных; кто по-прежнему мыслит Россию (все равно, справа или слева) как поле для своей карьеры и для своего частного преуспеяния, – тот враг России, несущий ей в своем сердце яд и гибель, какими бы программами и лозунгами он при этом ни прикрывался. Вне рыцарственного духа национального служения – все бесцельно, все тщетно, все вредно; вне его – никто ничего не освободит и не возродит, а создаст только новый раздор, новую смуту и новую гражданскую войну на погибель России и на радость ее исконным и всемирным врагам.

Вот почему правы все те, кто держится в стороне от всякой зарубежной и советской «политики», от всех этих беспочвенных (в зарубежье) и предательских (в подъяремье) «комбинаций» и «компромиссов», от всей партийной стряпни и грызни. Однако, это удаление отнюдь не должно означать отрицания государственности; оно вовсе не совпадает с политическим бессмыслием и безволием. Напротив: все значение его состоит в накоплении политического смысла и политической воли, в Предметном очищении души, в сосредоточении ее разумения и ее благороднейших сил. Это воздержание от легкомысленной и скороспелой, суетливой и интригующей партийности необходимо именно для того, чтобы положить начало новому идейному и волевому подходу к государственности вообще и к русской государственности в частности, – рыцарственному подходу.

Для этого надо начать с установления неоспоримой аксиомы, гласящей: русское крушение было вызвано и обусловлено тем, что в русских людях было недостаточно рыцарственности, а отсюда уже проистекли все эти, погубившие Россию ошибки и преступления, все эти потоки безволия, малодушия, жадности, трусости, продажности, предательства и свирепости. И ошибки эти, и преступления будут повторяться до тех пор; и потоки этого криводушия и малодушия будут изливаться до тех пор, – пока Россия не проложит себе путь к духовному и религиозному обновлению; пока не встанут и не сомкнут свои ряды люди рыцарственного уклада и характера. И когда это совершится, тогда они создадут и укрепят новую государственную традицию, ныне развеянную и утраченную, но зачатую много веков тому назад в духе русского Православия и выношенную в столетиях борьбы за русское национальное величие. Это – традиция религиозно укорененного государственного добровольчества, вновь возродившегося на Руси десять лет тому назад.

Это основное. Это самое важное. Не будет этого – не будет и России, а будет раздор и хаос, позор и разложение.

Вступить же на этот путь, начать это обновление мы можем и мы должны теперь же, сегодня же, не колеблясь и не откладывая.

Редактор