Текст книги "Русский Колокол. Журнал волевой идеи (сборник)"

Отсталость русской промышленности и невозможность для нее конкурировать с заграничными товарами сделались настолько общим местом, что настоящая попытка объективно подойти к нашему довоенному производству и установить качественную высоту многих его продуктов может показаться кому-нибудь неожиданной и странной. Однако давно уже пришло время спросить себя, не проглядели ли мы в нашем прошлом в поисках «лучшего будущего» таких достижений, которые стали видны нам только теперь, только здесь, на чужбине? И вот, беспристрастный исследователь русского народного хозяйства несомненно ответит: «да, проглядели».

Мы проглядели беспримерные успехи, которые в конечном итоге способны были выдвинуть Россию на одно из первых мест в ряду промышленных государств мира. На этих качественных успехах мы и остановимся.

«Громадным протяжением своей территории, разнообразием своего производства, богатствами своих недр, в особенности же необычайным ростом своего населения, Россия призвана стать великой промышленной страной». Так писал почти накануне великой войны известный французский экономист Эдмонд Тэри[179]179
  См.: Edmond Théry. «La Transformation économique de la Russie». Paris, 1914. Р. 87.


[Закрыть], командированный своим правительством в Россию для изучения на месте некоторых вопросов, связанных с русским железнодорожным строительством. Наблюдавшийся им хозяйственный подъем страны, успевшей уже оправиться от последствий несчастной русско-японской войны и революционного брожения 1905–1906 годов, казалось, вполне оправдывал его предсказание. Четыре прекрасных урожая – 1909, 1910, 1912 и 1913 годов, позволившие за пятилетие 1909–1913 годов вывезти хлеба на 826,2 млн. пудов больше, чем за предшествующее пятилетие 1904–1909 годов, и выручить за него круглым счетом на 1 млрд. 76 млн. рублей больше предшествовавшего пятилетия, дали особенно решительный и благотворный толчок всему русскому народному хозяйству и заложили прочный фундамент для дальнейшего развития русской промышленности и нового промышленного строительства. При этом чрезвычайно характерно, что промышленное строительство, благодаря обилию и дешевизне в стране денег, могло уже обходиться без помощи иностранного капитала. И в этом было отличие эпохи предвоенного строительства от эпохи промышленного подъема 90-х годов, созданного почти исключительно приливом иностранного капитала. По подсчетам известного финансового и банковского деятеля Эпштейна, за период времени с 1909 по 1913 год увеличение оборотных средств русского народного хозяйства выразилось в сумме 2 млрд. 238 млн. рублей, так как «почти вся эта грандиозная сумма помещена в активных банковых операциях». Отмечая этот небывалый рост капиталов, Эпштейн указывал, что «вызвавшие в свое время полную революцию в мировом народном хозяйстве калифорнийские и австралийские прииски в течение трех лет после своего открытия, а именно за 1851–1853 гг., дали всего золота на 560 млн. рублей, т. е. в четыре раза меньше роста наших оборотных средств в 1909–1912 гг.».

Успехи промышленного развития России совсем не ограничивались увеличением количества производимых продуктов. Рука об руку с этим увеличением шел и технический прогресс в производстве. Промышленность «рационализировалась», как принято теперь говорить. Это выражалось в увеличении мощности механических двигателей, в замене паровых двигателей там, где это было возможно и выгодно, двигателями внутреннего сгорания или электрическими, в быстром вытеснении сварочного производства железа литым, бессемеровской стали мартеновской, сельфакторных веретен в текстильной промышленности ватерными и т. д. и т. д. Чтобы дать хотя бы слабое представление об этом процессе, укажу на то, что общая мощность механических двигателей в русской промышленности (исключая горную, военные заводы и транспорт) с 853 тыс. лошадиных сил в 1900 году дошла в 1908 году до 1 млн. 206 тыс. лошадиных сил, поднявшись, таким образом, за 8 лет почти на 50 %. При этом на 1 промышленного рабочего у нас в 1908 году приходилось 91,9 лошадиных сил, тогда как в Германии, значительно опередившей нас в своем промышленном развитии, всего лишь 72,9 лошадиных сил.

Технические успехи нашей промышленности не могли, разумеется, не отражаться и на качестве производства. Столь популярная сейчас у большевиков и в созданных ими условиях совершенно безнадежная «борьба за качество» велась, и притом с большим успехом, в довоенное время. Не написана еще история русской промышленности, не разобраны еще богатые архивы прежних русских предприятий, и, Бог знает, коснется ли их когда-нибудь рука исследователя. Только воспоминания да некоторые оглашенные в печати отрывочные данные позволяют восстановить картину этой «борьбы за качество», резко изменявшей характер русских товаров в течение каких-нибудь полутора десятков лет и заставлявшей старую русскую поговорку «не обманешь – не продашь» считать уже пережитком седой старины. Огромную роль в этом процессе играл такой щедрый, но и такой требовательный заказчик, как казна. Под влиянием казенных заказов совершенствовались изделия крупных металлургических заводов, суконных фабрик, кожевенных заводов, улучшалась добыча и сортировка каменного угля и т. д. Но еще большее значение имел крестьянский рынок, искавший, прежде всего, добротного, прочного товара, который мог бы заменить не слишком изящные, но достаточно прочные кустарные изделия. Наш рядовой крестьянский потребитель был еще слишком беден для того, чтобы позволить себе роскошь покупать товары, хотя бы и дешевые, но недостаточно добротные. Каждая покупка представляла в его жизни целое событие, к которому он готовился с чрезвычайной серьезностью и вдумчивостью. Это хорошо известно всем, кто сколько-нибудь соприкасался с крестьянской жизнью. И это относилось не только к товарам, предназначенным для длительного употребления, но и к чисто потребительным, как, например, пищевым. И наблюдать это отношение к покупке можно было не только у крестьян Европейской России, но и на тех окраинных рынках, которые принято было считать колониальными. Мне лично пришлось однажды в глуши Киргизской степи, на Ботовско-Куяндинской ярмарке быть свидетелем процедуры покупки чая киргизами. Это была картина, реальности которой едва ли поверит западноевропейский купец и покупатель. На тощей быстрой лошаденке приезжает на ярмарку уполномоченный аула, долго-долго присматривается в лавках к товару, долго и упорно торгуется и, наконец, забрав образцы чая, скачет с ними нередко за несколько десятков верст в аул, чтобы там, испробовав чай с сородичами, решить окончательно, на каком сорте его остановиться или у какой фирмы его купить. И, решив, скачет опять на ярмарку и производит, наконец, желанную покупку… Вот с какого рода требовательными и разборчивыми потребителями приходилось иметь дело русской довоенной промышленности и русской торговле.

Завоевывая с таким трудом внутренний русский рынок и вытесняя понемногу домашнее и кустарное производство, готовое всегда при малейшем несоответствии фабричных изделий требованиям крестьян-потребителей вытеснить эти изделия с завоеванных ими позиций, русская промышленность непрерывно совершенствовала свои изделия. Так еще с 90-х годов непрерывно улучшалось производство богородских, костромских и иваново-вознесенских текстильных фабрик; так совершился мирный переворот в кожевенном деле после того, как кожевенные заводчики, выписав из Германии патенты и машины, начали изготовлять исключительную по своим качествам кожу.

Гораздо меньшую роль в процессе улучшения качества русских товаров играл иностранный рынок. На иностранный рынок шли преимущественно русское зерно, масло и сырье. И иностранным экспортерам, закупавшим эти товары на внутреннем русском рынке, сплошь и рядом даже выгодно было поддерживать худую славу русских товаров, ибо она позволяла покупать их дешевле и зарабатывать при этом на очистке и сортировке. Так поступали хлебоэкспортеры, закупавшие наш хлеб на основе германо-нидерландского контракта со скидкой на сорность зерна выше средней, но без премий за чистоту его. Так действовали и датские экспортеры сибирского масла, пока не были вытеснены со своих позиций сибирскою маслодельною кооперацией, завязавшей в конце концов непосредственные торговые связи с импортирующими наше масло странами.

Впрочем, и в области заграничной нашей торговли за последнее перед войной десятилетие наметились серьезные перемены, заставлявшие иностранные рынки подвергнуть пересмотру вопрос о качестве русских товаров. Начала устанавливаться непосредственная связь русского сырьевого рынка с мировым; в связи с этим заметно улучшалась сортировка русских товаров; появились специальные русские марки, создавшие известность русским фирмам, и т. д. Все это давало уверенность, что и на международном рынке русские товары скоро займут подобающее им место.

Теперь отмечу те из русских товаров, качеством которых мы могли особенно гордиться.

Укажу, прежде всего, на наше текстильное производство – льняное, хлопчатобумажное, шерстяное, суконное, шелковое. Исключительная прочность, носкость, разнообразие выделки и рисунков – вот те качества русских текстильных изделий, которые мы теперь, познакомившись ближе с заграничными фабрикатами, особенно можем оценить. Впрочем, наши льняные ткани давно уже получили заслуженную известность и за границей. Еще в начале прошлого столетия русское парусное полотно считалось самым лучшим; и английские купцы, по словам Тенгоборского, дабы удобнее ввести в употребление в Америке их собственные изделия, подделывали на своих парусных полотнах знак русской фабрики Брюзгина[180]180
  См.: А. Семенов. «Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности», ч. III, стр. 276.


[Закрыть]. Ярославские холщовые ткани пользовались до самой последней поры известностью не только в самой России, но и за границей, и были даже премированы на международных выставках. А нам, русским, хорошо, конечно, памятны тонкие льняные ткани товариществ Сосипатра Сидорова, Локалова, Брунова, Зотовых и многих других фирм, о которых только за недостатком места приходится здесь умолчать.

Менее известны за границей, но зато нам самим хорошо известны по своим качествам наши прежние хлопчатобумажные ткани – особенно ситцы. Морозовские ткани, Прохоровские, Цинделевские, Третьякова и Коншина и проч. – всех не перечислишь – представляли собою товар такого высокого качества, который на многих заграничных рынках, можно смело сказать, представляет исключение. Качество наших прежних хлопчатобумажных изделий на ряде выставок, как в России, так и за границей, получило высокую и вполне заслуженную оценку. Наши хлопчатобумажные ткани находили большой спрос на рынках Монголии, Китая и Персии, особенно на этом последнем, к требованиям которого они специально приспособлялись и на котором весьма успешно конкурировали с английскими фабрикатами.

Далее упомяну о шерстяных тканях и сукнах – Торнтоновских, Четвериковских, о шелковых тканях Брашнина, Сапожникова и др. Покупая теперь за границей разного рода материи, не один русский со вздохом вспомнит все эти прежние русские изделия, отличавшиеся необычайным разнообразием цветов, рисунков и отделки…

А прочная, не знавшая износа, легкая, изящная и дешевая русская обувь как ручной работы, так и механического производства фабрики «Скороход»? А валяная обувь, мягкие валяные сапоги или, по сибирской терминологии, «чулки»? А чудесные бурковые сапоги?

И, наконец, чисто русское, хотя и на привозном сырье, производство резиновых галош, исключительно добротных. Галоши «Треугольника», «Проводника», «Богатыря», вырабатывавшиеся на этих трех заводах в количестве до 41 млн пар в год, – не имеют за границей себе равных.

Далее чаи… Продукт ввозной, но благодаря искусной сортировке, приспособлявшейся к изменчивому качеству урожаев чая, ко вкусам потребителей различных районов и даже к свойствам воды в разных местностях России, ставший чисто отечественным продуктом. И притом, действительно, утонченным по вкусу и дешевым продуктом, так как средний ходовой чай, стоивший номинально 1 р. 60 коп. фунт, обходился потребителю, благодаря конкуренции между чаеторговцами, всего в 1 р. 25 коп. фунт. Это так называемые байховые чаи К. и С. Попова, Губкина и Кузнецова, «Караван», Высоцкого и других. А чрезвычайно портативные кирпичные чаи, находившие особенно большой спрос у киргизов-кочевников, монголов? Выделка этих чаев достигла в России такого совершенства, что они почти не уступали средним сортам байховых чаев…

Русское кондитерское производство стояло на такой высоте, что конкурировать с ним было невозможно. Знатоки вопроса указывают на целый ряд интереснейших причин и объяснений этого обстоятельства: 1) природный национальный вкус, который присущ русскому человеку не только в высших проявлениях (искусство), но и в элементарных проявлениях (качественные особенности русских кушаний, русского чая, русского табака); далее, 2) та же требовательность потребителя – хорошо разбиравшегося в товаре и не любившего себе отказывать; 3) отсутствие суррогатов на внутреннем рынке – лучшая мука, лучший сахар, дешевые миндаль и фисташка, привозившиеся с юга; полная неизвестность маргарина; 4) ароматность ягод и плодов, выраставших на почве, невыпаханной и не испорченной искусственными удобрениями, в климате континентальном и интенсивном; 5) выписка из-за границы лучших полупродуктов (какао!) и быстрое воспроизведение всех заграничных рецептов и изобретений на высшем уровне; и, наконец, 6) сравнительная дешевизна рабочих рук, позволявшая применять во многих утонченных отраслях ручную, а не механическую работу. Отсюда эти неподражаемые достижения фирм Эйнема, Сиу, Абрикосовых, Крафта, Прохорова, Флей и других, изделия которых были много раз премированы на заграничных выставках и обложены там ввозной пошлиной.

В связи с этим надо отметить русское хлебопекарное производство. Россия создала целую своеобразную культуру черного и белого хлеба, неизвестную в других странах. Выпекание черного хлеба различных видов – в зависимости от сорта муки, от способа замешивания, закваски, примесей и т. д., доведено было до высшего мастерства. Русский пшеничный хлеб отличался исключительной пышностью и нежностью, какой нет в западноевропейском хлебе; это объясняется тем, что наша лучшая крупчатая мука, получаемая из так называемых твердых пшениц, неизвестных на Западе, содержит в себе много клейковины, благодаря которой тесто отличается особой всхожестью, а выпекаемый хлеб – рыхлостью. И здесь мы имели исключительное разнообразие сортов и вкусов: весовой пшеничный хлеб, французская булка, калач, розан, подковка, делянка, с маком, с солью, с изюмом, бесчисленные сорта плюшек, баранок, сухарей, шницелей, куличей, пирогов с начинкой, сладких пирожков – все созданное русским вкусом, русской изобретательностью и традицией.

Нельзя не упомянуть о русской культуре горчицы и табака. Европейская репутация русских папирос достаточно известна. Интересно отметить, что крымский листовой табак был настолько высок качеством, что он вывозился в Египет (18,5 % египетского табачного ввоза), где из него и вырабатывались прославленные египетские папиросы.

Россия вырабатывала великолепный сахар рафинад, один из лучших в мире. Всегда стояла у нас на высоте древняя культура выделки, сортировки и хранения мехов. Славились наши крымские виноградники (Удельного ведомства, Первушина, князя Голицына) и вина: Крым насчитывал до 800 сортов дивного винограда. И было бы совершенно несправедливо умолчать о нашей высокой культуре всевозможных наливок, солений, мочений, варений и смокв.

Особого внимания заслуживают наши кустарные изделия, отличавшиеся не только прочностью, но и изяществом вкуса, кто не помнит нашу кустарную парчу, кружево, вышивки, изделия из дерева, из камня, металла и уральских самоцветов?

И, умалчивая (за недостатком места) о многом другом, вспомним только еще об изумительном русском фарфоре – государственного фарфорового завода и других заводов, а также о работах экспедиции заготовления государственных бумаг…

Но и этого краткого перечня достаточно для того, чтобы сделать надлежащий вывод: качество русского производства крепко недооценивалось нами до революции; впоследствии оно будет восстановлено и послужит отправным пунктом для грядущего промышленного усовершенствования и хозяйственного расцвета России.

А. М. Мелких[181]181
  Мелких А. – не установлен.


[Закрыть]

Великий сибирский путь

Сибирь с ее безграничным пространством (13 351 500 кв. км), занимающим большую часть Российской империи, но скудно населенным, с ее разнообразными, неисчерпаемыми естественными богатствами – издавна привлекала к себе внимание русского народа и русского правительства как край, требующий колонизации и представляющий огромное поле для распространения русской материальной и духовной культуры на востоке. Главнейшим препятствием к достижению этих целей являлась отдаленность Сибири, трудность сообщения и сношений с нею.

Поэтому вопрос о постройке железной дороги в Сибирь возник очень давно. Еще в конце 50-х годов граф Муравьев-Амурский, один из энергичнейших насадителей русской государственности на Дальнем Востоке, задумал соединить сперва колесным, а затем рельсовым путем залив Де Кастри с рекой Амуром. В то же время частными лицами (Дуль, Сафронов) разрабатывались проекты проведения железнодорожного пути через всю Сибирь. Разработка подобных проектов продолжалась и в 60-х годах. Рашет, Богданович и другие стремились соединить бассейны Волги и Оби для пользы Уральской горнозаводской промышленности. В результате работ целого ряда правительственных комиссий воспоследовало высочайше утвержденное положение от 19 декабря 1875 года, которым решено было приступить к сооружению дороги до Тюмени. Однако финансовые затруднения, новизна дела и технические трудности воспрепятствовали проведению в жизнь намеченного плана. Но вопрос о Сибирской железной дороге не был все же снят с очереди. Продолжались изыскания и расследования; работали комиссии. Только в царствование императора Александра III суждено было осуществиться грандиозному сооружению Великого Сибирского пути. 17 марта 1891 года Высочайшим рескриптом на имя наследника цесаревича Николая Александровича вопрос о постройке этого пути был решен окончательно, а 19 мая того же года наследник цесаревич, возвращаясь из дальнего восточного путешествия, заложил во Владивостоке первый камень нового пути. Для общего руководства делом постройки железной дороги образован был особый комитет Сибирской железной дороги во главе с наследником, сохранившим личное председательство и по восшествии на престол. Управление делами этого комитета было поручено статс-секретарю А. Н. Куломзину, бывшему тогда управляющим делами комитета министров, а делопроизводство ведалось канцелярией комитета министров.

Постройка велась очень быстро и 1 января 1906 года величайшее железнодорожное сооружение мира было закончено. Главные части пути строились в среднем по 586 верст в год, что составляет предел скорости постройки. До тех пор самая быстрая постройка в России была 440 верст в году (Закавказ ская железная дорога); однако скорость постройки Сибирской железной дороги была в то время предельной не только для России, но и во всем мире. Канадская-Тихоокеанская железная дорога от Монреаля до Ванкувера длиной в 4690 верст строилась ровно 10 лет, т. е. по 469 верст в год. На Канадской дороге 40 туннелей и 5 больших мостов, что, конечно, очень замедляло и затрудняло постройку. Но и Сибирская дорога пересекает 28 больших рек, притом таких, как Лена, Енисей, Иртыш, Обь и т. д. Общая длина всех мостов Сибирской железной дороги – 45,5 версты, причем имеется более 8 верст кессонных мостов. Сибирский Великий путь имеет длину в 5649 верст (не считая Китайской Восточной дороги – 1389 верст, линия Харбин – Маньчжурия – Пограничная) и состоит из трех линий: 1) собственно Сибирская – 3137 верст, 2) Забайкальская – 1679 верст и 3) Уссурийская – 830 верст. Часть Сибирского пути – Кругобайкальская линия длиною в 190 верст по качеству и трудности работы превосходит все выстроенные до сих пор рельсовые пути. Трудность работ состояла в том, что они производились в почти неприступных местностях по скалистым обрывам, нависшим над Байкальским озером, и при очень суровом климате. Притом сообщение по озеру было возможно лишь в тихую погоду. На Кругобайкальской дороге – 33 туннеля. Неудивительно, что постройка этой линии производилась очень медленно и обошлась в 212 430 руб. верста, в то время как постройка всего Сибирского пути обошлась государству в 385 млн., т. е. по 70 188 руб. верста. С окончанием постройки Сибирского пути стал возможен прямой проезд без пересадки из Москвы во Владивосток пространством 8122 версты, совершавшийся всего в течение 12 суток 13 часов (301 час) и стоивший в вагоне II класса всего 169 руб.

Значение постройки Великого Сибирского пути для Сибири ярко иллюстрируется необыкновенным ростом городов и сел в местах, прилегающих к железной дороге, так, например, число жителей:

Не менее показательным является возникновение и рост совершенно новых городов и поселков, вызванных к жизни проведением железной дороги. Таковы, например, были в 1910 году города, о существовании которых до проведения пути в 1897 году еще не подозревали: Новониколаевск на Оби, с 63 600 жителями, Никольск-Уссурийск – 34 600 жителей, Татарск – 7600 и др.

О том же значении для края Сибирского пути свидетельствует и сильный рост перевозок. В 1904 году перевезено было пассажиров 1 418 000, а в 1909 году – уже 4 314 000; грузов: в 1904 году – 152,4 млн. пудов, а в 1909 году – 215,7 млн. пудов.

Так совершилось одно из величайших завоеваний цивилизации и культуры, доселе известных миру.

А. И. Бунге